Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава IX. Труд и богатство

10. Брут-ростовщик

В 56 г. до Р. X. жители кипрского Саламина, изнемогая под бременем податей и разных поборов, послали своих уполномоченных в Рим попытаться сделать заем. Но закон Габиния [1] запрещал провинциалам занимать в Риме и даже признавал недействительными долговые обязательства, подписанные ими в столице. Брут решил извлечь выгоду из этого закона, нарушив его. У него были свободные деньги, для которых он искал размещения, он пользовался влиянием в сенате и знал саламинцев. Брут предложил им денег под 4,% в месяц, т. е. 48% годовых, тогда как законный процент не превышал 12-ти в год. Саламинцы вынуждены были принять эти ростовщические условия и подписали обязательство на имя Матиния и Скаптия, подставных лиц, предложенных Брутом.

Этот заем был вдвойне беззаконным: во-первых, благодаря чрезмерным процентам, во-вторых, потому что он прямо противоречил закону Габиния. Тем не менее Бруту удалось добиться сенатского решения, которое признавало эту сделку вполне законной. Ввиду этого, он не беспокоился за свои деньги и, в назначенное время отправил Скаптия получать проценты.

Правитель Киликии, которому был подведомствен о. Кипр, Аппий Клавдий, очень притеснял население управляемой им области. Поэтому саламинцы остались без средств и не имели никакой возможности уплатить долг. Скаптий тотчас же потребовал у Аппия официальных полномочий и отряд кавалерии. Получив и то и другое, он высадился в Саламине и повел правильную осаду здания, в котором заседал местный совет. Во время этой осады пять советников умерли от голода. Совет все-таки продолжал упорствовать: если эти несчастные не платили долга, то ведь только потому, что им нечем было платить. Утомленный таким противодействием, Скаптий принужден был снять осаду и удалиться.

Когда Аппия заменил Цицерон, защитник сицилийцев против Верреса, жители Саламина сочли себя спасенными. Они отправили на
__________

[1] А. Габиния, трибуна 67 г. до Р. X. — Ред.

316

встречу ему в Эфес депутатов, которые со слезами рассказали новому правителю о своих бедствиях. Проконсул тотчас же приказал кавалерийскому отряду оставить Кипр и освободил саламинцев от обязательного подношения, которое по установившемуся обычаю провинциалы делали каждому новому правителю. Через несколько месяцев Скаптий обратился к Цицерону с просьбой оказать ему содействие при взыскании долга; по-видимому, он имел при этом рекомендацию от Брута; он решился даже требовать официальных полномочий, которые раньше с готовностью дал ему Аппий. Цицерон отказал, так как решил не давать их никакому банкиру. «Дать отряд Скаптию! — писал он. — Поистине, этот человек ни перед чем не задумывается!»

Он ограничился тем, что разобрал это дело и постановил, чтобы саламинцы уплатили проценты за истекшие 6 лет, считая по 12% годовых, а также проценты на проценты. Жители Саламина готовы были подчиниться этому решению, но Скаптий протестовал, ссылаясь на расписку, в которой должники обязались платить 48%, и на то, что эта сделка утверждена специальным постановлением сената. С чисто формальной точки зрения он был прав, и Цицерон мог бы решить дело в его пользу. Но эта сделка показалась ему настолько отвратительной, что он не решился признать ее законную силу. Совесть его, как честного человека, возмущалась требованиями Скаптия, и он остался при своем первом решении. Цицерону и в голову не приходило, что его друг Брут может иметь какое-нибудь отношение ко всей этой истории. Ввиду такого отношения Цицерона, Скаптий прибег к последнему средству, он заявил: «Ведь это Брут потеряет деньги из-за тебя, так как он кредитор, а я только подставное лицо». Это признание поставило Цицерона .в чрезвычайно затруднительное положение. Согласиться на просьбу Скаптия — значило насмеяться над справедливостью; отказать — рассориться с Брутом, чего Цицерон вовсе не хотел. Чтобы выйти из затруднительного положения, он совсем устранился от этого дела и не хотел принимать от саламинцев, даже на хранение, денег, к уплате которых он их сам присудил. В июне 50-го года он оставил эту провинцию, и мы не знаем, чем все это дело закончилось.

Это, впрочем, не единственная история в таком роде, в которой был замешан Брут. Так, он оспаривал у Помпея, как лакомую добычу, несчастного царя Каппадокии, Ариобарзана, бывшего их общим должником. Скаптий и Габий играли роль охотничьих собак, которыми Брут травил запутавшегося в долгах царя, и Цицерон по просьбе своего друга Аттика дал им официальные полномочия (звание префекта, благодаря которому они могли действовать как агенты римского правительства), впрочем, вне пределов своей провинции. Бруту, весьма падкому на деньги, постоянно казалось, что для него делают слишком мало, и он жаловался или через Аттика или прямо

317

Цицерону на недостаток любезности с его стороны, и Цицерон писал в Рим письмо за письмом, стараясь оправдаться от этих обвинений. Он приходил в ужас от жадности Брута и, несмотря на всю свою готовность услужить, не мог решиться исполнить его требования.

(По Belot, Histoire des cheualiers remains, II, pp. 156—159 chez Pedone— Lauriel и d'Hugues, Une province romaine sous la republique, pp. 314 et suiv. chez Perrin).