Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава VI. ОДЕЖДА И ПИЩА

2. Туалет римской матроны в I веке по Р. X.

Вечером, ложась спать, Сабина покрыла свое лицо, по обычаю того времени, тестом из хлеба, вымоченного в молоке ослицы. За ночь эта мазь высохла и при пробуждении голова Сабины казалась сделанной из гипса и покрытой трещинами и щелями. Прибавьте к этому, что, раздеваясь, она сняла свои брови, волосы и зубы. Вот почему Лукиан мог писать: «Если бы кто-нибудь увидел этих дам в момент пробуждения, то принял бы их за павианов или других обезьян».

Вставши, Сабина тотчас же перешла в уборную, где ее ждали служанки. У этих рабынь, хотя некоторые из них родились в какой-нибудь деревушке Лациума, всегда были греческие имена. Одна из них — Скафион, держа в руках таз, полный еще теплого ослиного молока, осторожно снимала губкой кору, которая покрывала лицо ее госпожи и называлась катаплазмом. Когда лицо было очищено, Фиала стала покрывать его румянами и белилами. Но прежде чем

184

185

приступить к этой операции, она должна была дунуть в металлическое зеркало и передать его Сабине. Эта последняя, понюхавши его, узнавала, была ли слюна рабыни здоровой и благоухающей и жевала ли она все утро ароматические лепешки, как это ей было приказано. Ведь Фиала должна была слюной размочить румяна, которые потом накладывала на щеки своей госпожи. Коробочки с румянами помещались в двух небольших ящиках из слоновой кости и хрусталя, называвшихся греческим именем narthekia и бывших самым драгоценным предметом в уборной матроны. Кроме свинцовых белил, все остальные притирания были продуктом растительного или животного царства. В то время как Фиала была занята разрисовыванием лица, третья рабыня — Стимми — красила брови и веки какой-то жидкостью, похожей на сажу и составленной из свинца, сурьмы и висмута. Мастихея была специально приставлена к зубам. Прежде всего она подала Сабине хиосскую мастику, которую римские дамы жевали каждое утро. У нее был также в золотой чаше пузырек из оникса, наполненный уриной молодого мальчика, в которой была распущена толченая пемза. Этой смеси придавали разнообразную окраску посредством мраморной пыли; она служила для чистки зубов. Искусственные зубы Сабины были вынуты из ларчика, вычищены и вставлены в челюсти из слоновой кости, к которым они прикреплялись посредством золота. Таким образом, Марциал не совсем неправ, говоря: «Галла, ты представляешь собой сплошной обман: в то время как ты живешь в Риме, твои волосы растут на берегах Рейна. Вечером, снимая свои шелковые одежды, ты снимаешь также и зубы; 2/3 твоей особы на ночь запираются в ящики. Твои щеки, твои брови — дело рук твоих рабынь».

Вслед за тем Сабина отдает себя в руки другим рабыням, специальность которых убирать голову. В I веке нашей эры в большой моде были белокурые волосы с огненным отливом. Напрасно Сабина перепробовала всевозможные помады и едкое мыло, чтобы изменить цвет своих волос: ничто не помогало. Она уже почти решилась остричься и напялить на себя парик, как вдруг ее рабыня Напэ открыла у одного галльского парфюмера помаду. Нужно было предварительно вымыть волосы в щелоке, затем намазать их этой помадой и высушить на солнце. Эта новая проба увенчалась блестящим успехом, и волосы Сабины приобрели, наконец, желанный красный цвет. Теперь нужно было постараться убрать их как можно лучше. Каламис при помощи щипцов, нагретых на серебряной лампочке, укладывала их на висках и на лбу прядями и завитками. В то же время Псекас надушила всю прическу нардом и восточными эссенциями, которые она предварительно набирала в рот. «Приблизившись к женщине, — говорил Лукан, — думаешь, что очутился среди благовоний счастливой Аравии». После того как волосы были тщательно расчесаны и несколько пожелтели от благовоний, Кипассис,

186

ловкая негритянка, заплела их сзади в косу и сделала из нее на лбу род венчика, или, как тогда называли, узел, который устраивался на сто различных ладов; наконец, рабыня воткнула в него великолепную золотую булавку. Во все время причесывания никому

187

не приходилось исполнять более трудную работу, чем бедной Латрис. Эта рабыня должна была подставлять Сабине зеркало, то справа, то слева. Древние зеркала делались не из стекла, как наши; это были полированные пластинки из металла. Зеркало Сабины было усыпано вокруг драгоценными камнями: задняя сторона его была чеканного золота, а ручка из слоновой кости покрыта изящными украшениями; с обеих сторон его висели губки, которыми оно вытиралось и чистилось. Латрис держала зеркало в правой руке, а в левой футляр, на котором была изображена мифологическая сцена.

От волос перешли к ногтям. Кармиона с необычайной бережностью взяла руку своей госпожи и стала чистить и полировать один за другим ее ногти, употребляя при этом маленькие серебряные щипчики и ножик, который заменял в то время наши ножницы. Правильные, хорошо выровненные, розоватого цвета ногти считались необходимым условием красоты руки. Уход за ногтями тем более был тщателен, что в те времена не носили перчаток. С необычайной заботливостью старались исправить маленькие недостатки ногтя разными водами и порошками из растительных или минеральных веществ. За ногтями на ногах уход был такой же, как и за теми, что на руках. Это объясняется тем, что женщины, даже самые нарядные, никогда не носили чулок, так что ступня у них всегда была открыта: подошва сандалий прикреплялась лишь ремнями.

Гардероб Сабины помещался в красивых ящиках, которые в образцовом порядке стояли вдоль стен, на каждом из них был ярлычок. Сабина выбрала себе костюм, в который она хотела нарядиться в этот день, и рабыни тотчас бросились доставать его. Прежде всего Кармиона обула ее в башмаки из белой кожи. Одежда древних, благодаря своему покрою, одевалась очень легко. Сабина, приступая к своему туалету, надела нижнюю тунику, соответствующую нашей рубашке, которая была сделана из очень тонкой бумажной материи с рукавами, едва покрывавшими верхнюю часть руки. Все время, пока продолжался туалет, туника была подпоясана ниже грудей.

Кипассис развязала этот пояс и надела на грудь своей госпожи узкую повязку из пурпура, заменявшую корсет, затем она поднесла ей верхнюю тунику. Эта одежда была сделана из милетской шерсти и была ослепительной белизны. Рукава ее были короткие с разрезом спереди во всю длину и скреплялись только золотыми застежками.

На вырезе на груди была пурпурная кайма в два пальца шириной; подол туники был такого же цвета. Кипассис стянула ее белым поясом, позаботившись, чтобы туника ниспадала изящными складками и чтобы из-под нее виднелся только кончик ноги. Оставалось только набросить и расположить красивыми складками на левом плече Сабины и на руке большой белый плащ.

Из ларца были вынуты: ожерелье из тройной нитки жемчуга, серьги, золотые браслеты с розетками и чеканными листьями и

188

шестнадцать колец (по два на каждый палец за исключением двух средних). Надевши на себя все эти драгоценности, Сабина была готова для выхода. Она поместилась в своих носилках, окруженная толпой служанок и рабов, рядом с ней идет Кипассис с веером из африканских перьев. С левой стороны Напэ несет разноцветный зонтик на палке из индийского бамбука, готовая по первому знаку своей госпожи закрывать ее от солнца. Чтобы освежать руки, Сабина захватила с собой круглый кусок горного хрусталя; древние считали этот хрусталь льдом, застывшим от страшного холода и никогда не тающим. Наконец, на груди она поместила маленькую ручную змею из породы тех, которые назывались змеями Эпидавра.[1]

(По Вottiger, Sabine, ou la matinee d'une dame romaine).
__________

[1] Адельфазия: «Кто хочет взвалить себе на плечи множество забот, пусть только возьмет жену. Нет ничего, что могло бы причинить столько затруднений. И никогда эти затруднения не могут быть устранены и никакая попытка устранить их не удовлетворит жены. Я говорю это потому, что знаю по опыту. С самой зари и до настоящей минуты мы с сестрой только и знали, что мылись, терлись, вытирались, убирались, чистились, снова чистились, румянились, белились и наряжались; и кроме того еще каждой из нас служанки помогали совершать туалет и чиститься, да к тому же двое мужчин утомились до изнеможения, таская для нас воду. И не говорите! Боги, сколько хлопот с одной женщиной! А две, я в этом уверена, могли бы занять собой целый народ, как бы он ни был многочислен. И день и ночь беспрестанно, ежеминутно они наряжаются, моются, вытираются, наводят лоск на кожу. И в конце концов женщина не знает никакой меры и уж раз начнет мыться и притираться, то этому не будет конца. Ведь недостаточно, чтобы женщина держала себя в безукоризненной чистоте: если в ее телосложении есть какая-нибудь неправильность, она не чиста и не может нравиться...

Антерастила: Прибавь еще к этому, сестра, что к нам относятся, как к какой-нибудь соленой рыбе, которая неприятна и противна, пока ее не вымочат хорошенько в воде: иначе у нее неприятный едкий вкус, к ней нельзя притронуться. То же самое и с нами. У женщин уж такое свойство, что если им не наряжаться с большими издержками, то они не будут иметь никакой прелести».

(Плавт. Карфагенянин, 210 и след.). Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история