Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава II. Семья

6. Катон Старший и римские женщины

После поражения при Каннах, критическое положение Рима заставило привлечь для удовлетворения государственных нужд средства частных лиц. Закон, предложенный трибуном Оппием, запретил всякой римской женщине иметь более полунции золота (13 1/2 граммов), носить материи, вышитые пурпуром или с пурпуровыми полосами, а также ездить в экипаже в окруженном стенами городе, в особенности в Риме и его окрестностях, на расстоянии 1 1/2 километров, за исключением дней праздников. Этот закон оставался в силе в течение двадцати лет, пока в консульство Катана трибуны не предложили его

72

уничтожить. Тит Ливий вкладывает в их уста при этом случае изящную и остроумную речь, которую мог бы, пожалуй, сказать трибун, принадлежащий ко двору Августа. Истинный же мотив уничтожения закона состоял в том, что все были расположены нарушать его. В те времена, когда отряды нумидийских всадников, высланные на рекогносцировку, появлялись у самых ворот Рима, матроны думали больше о молитве за своих мужей, братьев и сыновей, чем о нарядах. Ганнибал, бросающий с высоты Эсквилинского холма на город алчные и мстительные взгляды, был лучшей гарантией простоты их образа жизни. Но теперь, когда страх прошел, стали меньше думать о богах и гораздо больше о туалете, и когда поднялся вопрос об уничтожении закона Оппия, сбежалась целая толпа знатных матрон, которые наполнили Священную дорогу и прилегающие к ней улицы и площади; на форуме они кротко молили или громко требовали себе право наряжаться. Они шли на приступ закона с неменьшей стремительностью, чем их братья и мужья шли в эти времена на приступ македонских крепостей. Два трибуна, которые попробовали было противопоставить свое veto, на этот раз не осмелились упорствовать и заперлись в своих домах, где матроны держали их в осаде.

Катон был не из таких людей, которые прячутся; он был наделен всеми видами мужества: воинским мужеством, более редким мужеством гражданским и еще более редким мужеством супруга. И тем не менее, когда он шел в собрание, то, проходя сквозь толпу женщин, он смутился. От произнесенной им речи сохранились лишь короткие отрывки, из которых один заслуживает того, чтоб его поместить здесь: «Женщин украшают не золото, не драгоценные камни и не пурпуровые или расшитые платья, а стыдливость, любовь к мужу и детям, покорность и скромность». Оригинальный характер тех слов, которые Тит Ливий вкладывает в уста Катона, заставляет видеть в них точное изложение подлинной речи. В ней нет обычной правильности, отличающей стиль этого историка, язык ее грубоватый и резкий, в ней мало рассуждений и доказательств, но зато много движения, острот и личного элемента. Он обращается прежде всего к мужьям, которые позволили попрать свои права и свою власть. «Вы не сумели дома удержать своих жен на узде и вот теперь должны дрожать перед их толпой. Берегитесь, есть остров, имя которого я забыл, где женщины окончательно уничтожили весь род мужской». Затем, обращаясь к женщинам, он сказал: «Какая муха укусила вас, что вы бегаете по улицам и обращаетесь к людям, которых не знаете? Разве вы не могли обратиться с заявлениями дома к своим мужьям? Или, может быть, вы менее любезны в семье, чем в обществе? В обращении с чужими, чем с мужьями? Давайте волю, граждане, этой стремительной природе, этому неукротимому животному, а потом и ждите, чтобы они остановились без вашей помощи и вмешательства!.. Каким благовидным предлогом можно

73

оправдать этот женский бунт? Послушайте-ка вот эту: я хочу золота и пурпура, я хочу блистать, я хочу таскаться по городу сколько мне вздумается на глазах у законодателя, забрызгивать грязью простаков, голоса которых я выманила; я хочу тратить без меры и удержу, простота для меня то же самое, что нищета. Но ведь закон избавляет вас от этой неприятности, устанавливая для всех равенство. Благодарю вас за ваше равенство! С какой стати закон будет прикрывать бедность других? Бойтесь, граждане, этого опасного соперничества! Богатые захотят во что бы то ни стало отличиться, а бедные из ложного стыда будут тянуться из всех сил, чтобы с ними сравняться. Та, у которой окажется достаточно денег, чтоб заплатить за свои наряды — заплатит, та же, у которой не хватит собственных средств, обратится к мужу. Несчастный муж, что ему делать, какое решение принять! Если он согласится, то будет разорение, если откажет, то жена пойдет искать где-нибудь в другом месте» [1].

Не одних только женщин коснулась эта живая и резкая обвинительная речь, тут досталось всем, и Спициону, и коринфским статуям, и нечестию современного общества, и товарищу оратора, и самому оратору. Досада и грусть слышны были в каждом его слове. Пусть бы еще патрицианки наряжались, завивались, пудрились и носили парики — уж таково их назначение, но ведь даже честные крестьянки, соседки, друзья Катана, и те стараются скрыть свой золотистый цвет лица под белилами и румянами, и те готовы спустить свое хозяйство, свои поля, чтобы на эти деньги купить ожерелье и нацепить его себе на шею — это уже верх безумия, при виде которого у него просто сжимается сердце от боли. Как храбрый воин, вынужденный поневоле отступить, пускает в неприятеля свою последнюю стрелу, так консул, хотя и чувствует, что ему не удастся убедить слушателей, все-таки громит женщин и язвит их своими сарказмами и каламбурами. В самих успехах Рима он видит роковую причину его будущей гибели. Но римляне были слишком упоены своими триумфами, чтобы испугаться зловещих предсказаний Катона Старшего. К тому же в то время еще не существовал закон, устанавливающий тайную подачу голосов, и благодушным мужьям приходилось подавать свой голос на глазах у своих жен. Таким образом закон был отменен.

(Adereг, Revue des cours litteraires, IV, стр. 116—118).

__________

[1] Цензор Кв. Метелл говорил однажды народу, для того чтобы поощрить своих сограждан к вступлению в брак: «Если бы мы могли обойтись без жен, каждый из нас воздержался бы, конечно, от женитьбы, но природе угодно было устроить так, что мы с женами не можем прожить спокойно и счастливо, а без жен и совсем обойтись не можем. Мы должны в таком случае суметь пожертвовать личным интересом для блага общества»
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история