Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XV. Суд

7. Два доносчика времен империи — Домиций Афер и Регул

В числе доносчиков в правление Тиберия был один из лучших ораторов того времени, Домиций Афер, уроженец Нима. Начало его карьеры было далеко не блестящее: долго оставался он в неизвестности и терпел нужду, хотя он и не был особенно разборчив в средствах нажиться и очень ревностно стремился к этой цели. Впрочем, в сорок лет он уже был претором, но собственное сознание говорило ему, что репутация его не соответствует таланту: необходимо было что-нибудь

542

из ряда вон выходящее, чтобы сразу обратить на себя всеобщее внимание. Так как он ничем не смущался, то сделался доносчиком, и, желая сразу начать дело ловким ударом, он принялся тщательно выбирать себе жертву. Он знал ненависть Тиберия ко всем, кто был привязан к семье Германика; и вот, чтобы угодить императору вполне, он выступил с обвинением против Клавдии Пульхры — родственницы и самой близкой подруги Агриппины (вдовы Германика). Афер обвинил ее в беспутной жизни, в кознях и чародействе, направленных против императора. Все понимали, что, нападая на Клавдию, хотели поразить ее подругу, и что дело идет о ссоре между Тиберием и Агриппиной. Весь город насторожился; Афер, зная, что он ставит на карту всю свою репутацию и благополучие, превзошел самого себя: никогда еще он не говорил с таким красноречием. Для всех это было, по выражению Тацита, как бы открытие его гения. Тиберий, который не был вовсе любителем говорить комплименты, удостоил его своей похвалы. Во всем Риме только и речи было, что об Афере: он одним ударом достиг и богатства, и славы.

Правда, несколько лет спустя, он чуть было не поплатился очень дорого за свое торжество. Калигула, само собой разумеется, не мог любить человека, который с таким блеском выступил в роли врага Агриппины, его матери. Афер, отлично понимая это, попробовал было обезоружить его лестью, но с этим причудливым тираном лесть не всегда достигала цели, и случалось, что комплименты, которые ему делали, он принимал за оскорбление. Так, Афер воздвиг в честь его статую с надписью, в которой упоминалось, что Калигула, 27-ми лет отроду, уже был вторично избран консулом. Но император отнесся очень плохо к этой похвале: он увидел в ней оскорбительный намек на его молодость и косвенное указание на закон, запрещавший быть консулом в таких юных годах. Чтобы отомстить за себя, он явился в сенат с напыщенной речью, которую старательно и долго придумывал, и, считая себя мастером этого дела, пустился в состязание с лучшим оратором своего времени. Афер погиб бы, если бы вздумал защищаться, но он, конечно, не стал этого делать. Пав ниц к ногам принцепса, как будто красноречие последнего поразило его, как громом, он воскликнул, что гораздо меньше боится всемогущего Калигулы, чем его ораторского таланта; затем он повторил подробно только что выслушанную речь и принялся ее истолковывать, чтобы указать все ее красоты. Калигула, в восторге от того, что его так хорошо оценил такой замечательный знаток, вернул Аферу свое расположение.

Впоследствии Афер, как человек умный, сообразил, что надо постараться, чтобы забыли начало его карьеры, и что укрепить за собой занимаемое им блестящее положение можно только средствами противоположными тем, при помощи которых он его достиг. Обвиняя прежде честных людей, теперь он стал не раз употреблять свой

543

талант для их защиты. Речь, которую он произнес в защиту Домициллы, стала особенно знаменитой. Домицилла была женой одного человека, осужденного за политическое преступление; она осмелилась похоронить мужа в те времена, когда закон запрещал оплакивать своих близких. Ее обвинили ее сыновья, и, как кажется, братья и друзья также выступили против нее. Афер, который вел это дело перед императором, защищал ее совсем не так, как это сделал бы Катон: он воздержался от пылкости и негодования, от энергичных требований во имя прав человечности; вместо всего этого он постарался разжалобить судей. Отрывок, сохранившийся от этой речи, показывает, что он был не только хорошим оратором, но и еще более искусным адвокатом. В таланте Афера отражался его характер, и в речах его больше всего поражала ловкость и изворотливость так же, как и в его поведении. Живя в мире со всеми партиями, при помощи доносов заручившись расположением императора, вовремя успокоив порядочных людей проявлением дешевой независимости, он сумел избежать всевозможных опасностей, сопряженных с его положением богача и знаменитости. Он беспрепятственно прошел через самый опасный период империи и, добившись выдающегося положения при Тиберии, спокойно умер в старости при Нероне.

Регул действовал в качестве доносчика в правление Нерона и Домициана. Он был знатного рода, но отец его разорился и подвергся опале, так что оставил своим детям лишь славное имя, что в те времена представляло собой опасное наследство. Сын решил во что бы то ни стало выбиться из бедности, и, к великому скандалу всех своих знатных собратьев, сделался доносчиком. При этом он не придумал ничего лучшего, как выступить открыто против всех, кто только мог порицать его.

О юности Регула сохранились самые ужасные воспоминания. Рассказывали, что он советовал Нерону не утомлять себя убийством людей по одиночке, когда он может одним словом покончить со всем сенатом сразу; что после смерти Гальбы он заплатил убийцам Пизона, которого ненавидел; что, когда ему принесли голову Пизона, он ее стал кусать.

Силу Регула составляла его несокрушимая воля. Он захотел сделаться оратором; но природа не предназначала его для ораторской деятельности, — она дала ему тщедушное тело, слабый голос, речь с запинкой, отказала в воображении и в памяти. Про него говорили, перефразируя знаменитое определение Цицерона (vir bonus dicendi peritus), что он «дурной человек, не умеющий говорить». И вот он принялся работать над устранением всех этих недостатков с такой настойчивостью, что в конце концов многие стали находить его красноречивым. Он захотел сделаться богатым и при этом был так уверен в себе, что заранее назначил размеры своего будущего бо-

544

гатства: ему нужно было 60 миллионов сестерций. Сумма большая, но у него было много способов добыть ее.

К ремеслу доносчика он присоединял еще и другое, в котором прослыл великим мастером: он умел разными правдами и неправдами добиваться завещаний в свою пользу. Плиний Младший рассказывает по этому поводу несколько знаменитых анекдотов. Вдова того самого Пизона, которого Регул преследовал до самой смерти, опасно заболела; он имел дерзость навестить ее, сел у ее постели и стал говорить, что делал жертвоприношения и вопрошал гадателя о ее здоровье и получил очень благоприятный ответ, так что она наверное выздоровеет; бедная женщина, получившая поддержку в своей последней надежде, спешит поместить в завещание такого преданного друга и отказать ему часть своих богатств. Веллей Блез, лежа на смертном одре, хочет сделать новое завещание; Регул, уверенный, что он не будет в нем забыт, бежит к врачам и умоляет их продолжить хотя на несколько часов жизнь несчастного. Но как только завещание было подписано, он заговорил другое: «Зачем вы заставляете его мучиться так долго? Раз вы не можете спасти его жизнь, дайте ему, по крайней мере, умереть спокойно». Такой ловкий и беззастенчивый человек не мог, конечно, не составить себе состояния. Когда он достиг назначенной заранее суммы, он решил, что был слишком скромен. Он рассчитывал не останавливаться на этом и говорил Плинию, что боги открыли ему посредством разных знамений, что он удвоит свое богатство.

Последняя его мечта была особенно удивительной: ровно ничего не сделав для того, чтобы заслужить уважение, он тем не менее хотел быть уважаемым. И он добился этого, пугая своим влиянием тех, кого не мог ослепить своим богатством. Он был столько же тщеславен, сколько и жаден. Потеряв сына, Регул не удовольствовался тем, что на весь Рим кричал о своем горе, которое, по мнению всех, было слишком шумным для того, чтобы быть искренним: он захотел, чтобы его потерю оплакивала вся Италия, и даже провинции. И вот он составил похвальное слово в честь сына и добился того, чтобы эта речь была прочитана в каждом городе тем из декурионов, у которого самый лучший голос. Над таким тщеславием смеялись, но все спешили его удовлетворить. Все знали Регула и ненавидели его; вспоминали о преступлениях, которые он совершал, знали, что он человек алчный, жестокий, суеверный, с причудами, наглый в счастье, трусливый в опасности — одним словом, «самый отвратительный из всех двуногих», как его называли; все знали это, а между тем каждое утро его передняя была полна народа. Плиний возмущался, что в самую дурную погоду шли на поклон к Регулу в его прекрасные сады на берегах Тибра, в другом конце города; и он склонен был думать, что Регул нарочно поселился так далеко, чтобы бесить своих посетителей. Высшим торжеством его было то, что он


545

сохранил вплоть до самого правления Траяна эти внешние признаки всеобщего уважения.

(Boissier, ГOpposition sous les Cesars, pp. 199 et suiv., chez Hachette). Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история