Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава II. Семья

5. Положение женщины

Если вы обратитесь к юристам, которые по обыкновению изучают учреждения лишь при помощи законодательных текстов, они изобразят вам в самых мрачных красках положение женщины в древнем Риме: она лишена всех гарантий, которые по более мягким греческим законам ограждают ее интересы; она — беззащитная жертва отца или мужа, который имеет над нею право жизни и смерти; ее продают, покупают, приобретают на основании давности владения, она служит предметом иска в суде, как рабыня или как животное; ее бесправие и ее рабство кончаются только вместе с жизнью; от тирании мужа или отца она освобождается только для того, чтобы подпасть тирании родственников.

Но если вы оставите на время в стороне юридические формулы и посмотрите, как определилось положение женщины на основании нравов и обычаев, какое место занимает она в общественной жизни, одним словом, что она представляет собой в действительности, то вы увидите, как сцена, так сказать, внезапно переменится на ваших глазах: это уже более не рабыня, беспомощная и угнетенная, это

68

матрона, мать семейства, почитаемая рабами, клиентами и детьми, пользующаяся уважением своего мужа, любимая всеми, хозяйка своего дома; ее влияние проникает даже на площадь народного собрания и в курию сената. Римляне не держали своих женщин в тиши и уединении гинекеев, она появлялась у них и в театрах, и на праздниках, и на пиру: везде ей было почетное место; всякий уступал ей дорогу, даже консул со своими ликторами. Впрочем, ее редко можно было встретить в публичном месте или на общественном собрании: добродетель сделала ее такой же домоседкой, какою гречанка была по принуждению, — ее обычное место было у домашнего очага в атриуме. Этот атриум не был, подобно гинекею, отдаленным помещением, теремом в верхнем этаже дома, убежищем укромным и недоступным. Атриум был центральным помещением в римском жилище, общей залой, в которой сходилось все семейство, где принимались друзья и чужестранцы. Здесь у очага возвышался жертвенник богам-ларам, и вокруг этого святилища стояло все, что было самого драгоценного и почитаемого в семействе: брачная постель, изображения предков, холст и веретено матери семейства, сундук с документами и домашней кассой; все эти сокровища находились под охраной матроны. Она приносила жертву, как и сам домовладыка, богам-ларам, она заведывала домашними занятиями рабов, руководила воспитанием детей, которые долго, до самого юношеского возраста, оставались подчиненными ее надзору и власти; наконец, она разделяла со своим мужем заботу по управлению имуществом и заведованию домашним хозяйством. С той минуты, как новобрачная вступила в атриум своего мужа, она была приобщена ко всем его правам. Это именно выражала собой древняя формула; переступая порог мужнего дома, молодая жена обращалась к нему со следующими словами: «Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia —там, где ты хозяин, там я буду хозяйкой». Жена действительно была хозяйкой всего того, над чем муж был хозяином. Каждый в доме, не исключая даже мужа, звал ее domina, (госпожа), и Катон Старший выразил лишь в преувеличенной форме по существу совершенно верное замечание, когда в шутку восклицал: «Везде мужи управляют мужами, а мы, которые управляем всеми мужами, находимся под управлением наших жен».

Влияние женщины проявлялось не только под сенью домашнего очага и в узком кругу семейной жизни. Женщина фигурирует на каждой странице римской истории. Напрасно закон устраняет ее от участия в общественных делах: ее влияние, явное или тайное, сказывается беспрестанно, решая судьбы государств. Можно подумать, что римляне в своих летописях и преданиях нарочно связывали самые славные свои воспоминания с именем какой-нибудь героини; и, если верить традиционной истории, Рим не менее обязан добродетели своих матрон, чем мудрости своих законодателей и мужеству своих воинов. Супружеская преданность и дочерняя привязанность

69

сабинянок способствовали образованию римской нации; нравственной чистоте Лукреции и невинности Виргинии Рим, дважды порабощенный Тарквиниями и децемвирами,* дважды обязан поводом к своему освобождению; мольбы жены и матери одни только могли убедить Кориолана не губить отечество;** ловкие наущения честолюбивой жены внушили Лицинию Столону *** знаменитый закон, которым утверждалось торжество римской демократии; и последние герои этой демократии — оба Гракха — выросли такими под влиянием воспитания, которым руководила мать. Особенно замечательно, что среди героинь древнего Рима, в противоположность Греции, не было ни одной куртизанки; все это чистые девушки, верные жены, преданные своему долгу матери; и именно в непоколебимой верности этих женщин их незаметным обязанностям и скромным добродетелям своего пола и заключается все их величие. Пусть все эти рассказы наполовину вымышлены — все равно: в самих этих легендах я вижу наивное выражение народного чувства и нахожу неопровержимое доказательство уважения и почтения, которыми древние римляне окружали своих жен и матерей. Они поняли, что семейные добродетели так же необходимы для существования государства, как и доблесть, гражданская или воинская, и вся история только подтверждает прекрасные слова Сенеки, которые он сказал позже, во времена гораздо менее счастливые: он сказал, что для женщин «разврат не просто порок, а нечто чудовищное».

Во времена империи мы видим, что женщины высшего общества открыто вмешиваются в политические интриги, проявляя при этом свойственные им хитрость и упорство. Сенека в значительной степени обязан был своей квестурой деятельным хлопотам тетки. Это была простая женщина, жившая в уединении, но привязанность к племяннику извлекла ее из этого уединения и сделала смелой: сам Сенека говорит, что она руководила выборной агитацией в его пользу. Ввиду всего этого, понравиться женщинам было одним из средств сделать карьеру. Тацит говорит об одном сановнике, все таланты которого заключались в умении снискать благосклонность женщин. Вне Рима они были еще более могущественны. Ничто здесь не мешало им пользоваться тем значением, которое они желали иметь, так как здесь они не были на глазах у императора и у других лиц, которых могли бы бояться. Дело дошло до того, что однажды в сенате поставлен был на обсуждение вопрос, можно ли позволять правителям
__________

* Децемвиры — десять патрициев, избранные в 451 г. до н. э. для записи законов.

** Римский полководец Кориолан перешел на сторону враждебных Риму вольков (489—488 гг. до н. э.)

*** Лициний Столон, трибун 376—367 гг. до н. э., консул 364 и 361 гг. Речь идет о законе, предоставлявшем равные права плебеям и патрициям.

70

провинций брать с собой жен. Один суровый сенатор, Цецина Север, горько жаловался на всевозможные злоупотребления, причиной которых были женщины, и заявил, что «с тех пор как они были освобождены от уз, которыми предки считали нужным их связывать, женщины царствуют в семье, в суде и в войсках». Резкость Цецины не нашла себе, впрочем, сочувствия, и хотя обыкновенно сенат не упускал случая восхвалять прошлое, но на этот раз большинство было того мнения, что во многих случаях очень хорошо сделали, смягчивши суровость вредных законов, и проконсулам была оставлена свобода брать с собой свои семейства. Все, однако, должны были признать, что в обвинениях против женщин много справедливого: в самом деле, не было ни одного дела о лихоимстве, в котором бы не была замешена жена правителя. «Все провинциальные интриганы обращались к ней, и она вмешивалась в дела и решала их» (Тацит). Она вмешивалась во все, даже в военное дело; бывали женщины, которые на коне около своего мужа присутствовали при учении, производили смотр и даже обращались к войскам с речью. Некоторые из них приобретали популярность в легионах, и не раз солдаты и командиры складывались, чтоб поставить статую жене своего командира.

Во всяком случае, такой независимостью женщины пользовались вследствие вошедшей в обычай снисходительности по отношению к ним, а не на основании каких-нибудь правил. Гражданские законы совершенно этому противоречили, философия относилась к этому не менее сурово. Цицерон приводит одно весьма резкое место из Платона против женщин и, по-видимому, готов сам подписаться под ним. У Сенеки встречается грубое утверждение, что женщина — существо невежественное и неукротимое, неспособное управлять самим собой; не может быть, следовательно, и речи о даровании им преимуществ, или о требовании для них большей справедливости и равенства. Но то, против чего мудрецы так сильно ратовали, делалось само собой. В то время как философы и законодатели силились удержать женщину в постоянной опеке, общественное мнение ее совершенно эмансипировало. Происходило это, вероятно, вследствие высокого мнения римлян о браке: они смотрели на него, как на «слияние двух жизней», а это слияние могло быть полным только в том случае, если у супругов все общее. «Я вышла за тебя замуж, — говорила Бруту благородная Порция, — чтобы поделить с тобою счастье и несчастье, которое встретится в твоей жизни». Такое разделение горя и радости вводило в семью принцип равенства, и ничто в конце концов не устояло перед этим принципом. Он, мало-помалу, восторжествовал и над предрассудками света, и над теориями философов, и над предписаниями закона. Строгие правила против женщин неизбежно должны были быть уничтожены или же остаться без применения. Юристы не замедлили указать, какими искусными

71

способами можно устранить ограничения, созданные для женщин древним гражданским правом, и уравнять их с мужьями.

Чтобы узнать, до какой степени они были свободны, стоит только обратиться к надписям. Мы перестанем оплакивать их судьбу, когда познакомимся с этими документами. Женщины, оказывается, имели право составлять, также как и мужчины, общества с избираемой главой. Одно из таких обществ носит почтенное название «общества для распространения стыдливости». Случалось, что такие организации вмешивались в муниципальные дела и играли в них известную роль. В них обсуждался, напр., вопрос о вознаграждении одному городскому магистрату и о изыскании средств для этого. Во время выборов женщины не подавали голоса, но зато они усердно агитировали в пользу того или другого кандидата. Богатых и знатных женщин признательность сограждан не отделяла от их мужей и им ставили общий памятник. Часто они становились благодетельницами города:

сооружали за свой счет храмы, портики, украшали театры, устраивали от своего собственного имени игры и в благодарность за это получали восхваляющие их постановления. Мы имеем текст такого постановления, сделанного сенатом одного итальянского города в честь знатной матроны по имени Nummia Valeria — жрицы Венеры. В этом постановлении сказано, что «все сенаторы единогласно решили даровать ей название "покровительницы города" и просят ее благосклонно принять этот титул, а также принять каждого гражданина в отдельности и весь город вместе в число клиентов своего дома, и при всех обстоятельствах оказывать им свое могущественное покровительство»; наконец, испрашивается ее согласие на поднесение бронзовой плиты, на которой написано это постановление, и которая будет вручена ей магистратами города и важнейшими членами сената.

(По Gide. Etude sur la condition priuee de la femme, стр. 98— 101, 2-е изд. Larose и Boissier, La Religion romaine, II, стр. 196—203, 2-е изд. Hachette).
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история