Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Наука о человеке переживают сегодня общий кризис. Поставленные перед необходимостью аккумуляции новых знаний и взаимного сотрудничества (разумная организация которого еще не ясна), все они испытывают трудности, вытекающие из их же собственного прогресса. Успехи наиболее динамичных из них оказывают прямое или косвенное влияние на все остальные, независимо от того, высказывают они в этом потребность нет. И тем не менее все они еще скованы рамками устаревшей концепции гуманитарного знания, которая стада для них сегодня прокрустовым ложем. Современные науки о человеке ставят сегодня один и тот же вопрос: каково место каждой из них в той огромной по своему объему совокупности старых и новых исследовании, необходимость сведения которых в единое целое уже назрела? Устранит ли все трудности гуманитарных наук новая попытка синтетического определения их предмета или тяжелое ощущение кризиса будет все более усиливаться? Но, может быть, все эти трудности иллюзорны, так как каждая из этих наук (даже рискуя повторить очень старые, избитые истины или псевдопроблемы) все еще стремится сегодня более, чем когда-либо, определить свои специфические цели и методы, утвердить свое превосходство над всеми другими. Они постоянно оспаривают границы, которые отделяют (или уже не отделяют) их друг от друга ибо все они стремятся к тому, чтобы сохранить свои суверенитет. Некоторые исследователи пытаются найти выход из создавшей ситуации. Так, Клод Леви-Строс ( Levi-Strauss Cl. L'Anthropologie structurale. Paris, Pion, 1958, p. 329 ) развивает "структурную" антропологию, включающую в себя методы лингвистики, археологии и по-юношески агрессивную "качественную" математику. Целью его исследований является наука, которая в виде некой "теории коммуникации" объединила бы антропологию, политическую экономию и лингвистику... Но кто еще готов открыть границы, создать междисциплинарные исследовательские группы? Даже география, воспользовавшись малейшим предлогом, разорвала бы свои связи с историей.

Но будем справедливыми. Все эти споры и разногласия не лишены интереса, так как за любым новым подходом к вопросу стоит желание самоутвердиться: отрицание позиции другого - это само по себе мера самопознания. Более того, стремясь охватить социальное во всей его "целостности", общественные науки накладываются одна на другую, вторгаются на соседние территории, искренне полагая, что ни одна из них не преступает своих границ. Так, политэкономия открывает общие границы с социологией, а история, наименее, быть может, дифференцированная из всех социальных наук, усваивает и отражает уроки всех ее многочисленных соседей. Так вопреки всем замалчиваниям, оппозиции или просто невежеству постепенно вырисовываются контуры "общего пути"; и этот путь надо испытать, даже если в будущем гуманитарные науки сочтут более плодотворным для себя снова вернуться на свою более узкую проторенную дорогу.

Первоочередной задачей сегодня оказывается сближение социальных наук. В Соединенных Штатах оно приняло форму совместных исследований культурных районов современного мира. Областями исследований, проводимых объединенными группами специалистов по различным социальных наукам, оказываются крупные современные страны и регионы. Познать их - это вопрос жизни. Но и в этом сближении методов и знаний необходимо, чтобы каждый из его участников не ограничивался решением своей частной задачи, оставаясь, как это было в прошлом, слепым и глухим к тому, что говорят, пишут и думают другие! Необходимо, чтобы сближение социальных наук было полным, чтобы более молодым наукам, способным все обещать, но не всегда выполнять эти обещания, не отдавалось предпочтение за счет более старых. Так, в упоминавшихся нами американских проектах роль географии практически сведена к нулю и чрезвычайно мало места уделено истории. Здесь уместно было бы задать вопрос: о каком типе истории идет речь.

Другие социальные науки плохо информированы о кризисе в истории последних двадцати-тридцати лет. Они проявляют склонность игнорировать как труды историков, так и тот специфический аспект социальной реальности, который лучше всего изучается историей, хотя и не всегда управляется ею. Этим аспектом оказывается социальное время, сложное, противоречивое человеческое время составляющее материю прошлого и саму структуру современной социальной жизни. Это еще одна причина, до которой в дискуссиях, разверзшихся между социальными науками, необходимо заявить о важности к плодотворности исторического исследования, или, скорее, исследования диалектики времени, представляющей собою объект постоянных наблюден истерика. Диалектика времени - это ядро социальной реальности, живое, внутреннее, постоянно возобновляемое противоречие между настоящим моментом и медленным течением времени. О чем бы, ни шла речь, о прошлом или о настоящем, четкое понимание того, что социальное время имеет множество форм, оказывается неотъемлемым для общей методологии наук о человеке.

Поэтому я считаю важным подробно остановиться на истории и историческом времени. Это необходимо сделать не столько для историков, которые, по-видимому, прочитают нашу статью: они уже знакомы с нашими работами. Я адресую ее прежде всего нашим коллегам в смежных областях социальных наук; экономистам, этнографам, этнологам (или антропологам), социологам, психологам, лингвистам, демографам, географам я даже социальным математикам, или статистикам. Я говорю им - всем нашим соседям, что ловле долгих лет, в течение которых мы следили за их работами и исследованиями, подтягивались до них или просто контактировали с нами, перед историей зажегся огонь нового дня. Я верил в это и тогда, я верю в это и сейчас. Может быть, настала и ваша очередь оказать им некоторые услуги. В исторических работах недавнего временя все более выкристаллизовывается и уточняется понятие множественности времен и особая ценность длительных хронологических единиц. Последнее более чем сама история - эта многоликая наука, - должно заинтересовать социальные науки, родственные нашей дисциплине. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история