Боффа Дж. История Советского Союза

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ПЕРВАЯ. РЕВОЛЮЦИЯ

VI . РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ОСТРОВ

Право на самоопределение

Призывая отказаться от каких бы то ни было аннексий, ленинский Декрет о мире отнюдь не предлагал установить некое соглашение о соблюдении международного статус-кво. Напротив, само содер жавшееся в нем определение «аннексии» придавало четкий и все общий характер принципу самоопределения народов. «Если какая бы то ни было нация, — говорилось в нем, — удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию — все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или в возмущениях и восстаниях против национального гнета, — не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяю щей или вообще более сильной нации, решить без малейшего при нуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, то есть захватом и насилием». Тем самым дорогая европейской демократии идея воз рождалась во всемирном масштабе (декрет уточнял, что принцип самоопределения должен быть равно действенным, «независимо... от того, в Европе или в далеких заокеанских странах эта нация живет»), звала на борьбу уже не только против старых империй, но и против современного империалистического капитализма 1 .

Велось немало споров по поводу того, следует ли рассматривать этот декрет как акт внешней политики или как манифест револю ционной агитации: ведь его текст действительно обращен не только к правительствам, но и к народам, и «в особенности к сознательным рабочим трех самых передовых наций человечества и самых крупных участвующих в настоящей войне государств, Англии, Франции и Германии» 2 . На самом деле декрет представлял собой нечто большее. Трудно было бы попытаться отделить один его аспект от другого: все они слиты воедино, объединены глубоко интернациона листской идеей, традиционной для социалистического движения. Эта идея не останавливалась у порога «классических» дипломатических представлений о международных отношениях, но шла дальше, по буждала видеть весь мир как арену противоборства враждующих политических, классовых в сущности своей группировок, границы которых вовсе не совпадали с границами государств, даже если речь шла о государствах национальных. Идея эта оставалась господ ствующей и при рассмотрении вопроса об установлении самых широких национальных прав народов: по своему мировоззрению и

79

политическому опыту большевики были решительными интернационалистами.

За первым декретом Октября на протяжении первого же месяца после победы последовали другие, не менее революционные акты, адресованные как всему миру, так и народам, населявшим Российскую империю. Едва большевики взяли в свои руки министерство иностранных дел — руководить этим покинутым профессиональ ными дипломатами министерством был назначен Троцкий и завладели ключами от сейфов, как начали публикацию тайных до говоров, в которых указывались истинные цели великих держав в мировой войне. Всего было обнародовано 130 документов 3 .

К населению бывшей империи была обращена Декларация прав народов России, указывавшая путь к их «честному и прочно му союзу». Она провозгласила принципы равенства и суверенности каждого народа, «отмену всех и всяких национальных... привилегий и ограничений», «свободное развитие национальных мень шинств», «право... на свободное самоопределение вплоть до отделе ния и образования самостоятельного государства» 4 . Наконец, специфическое положение России на границе между Европой и Азией породило первое обращение за подписями Ленина и Сталина, занимавшего тогда пост народного комиссара по делам национальностей, «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». Обращаясь к первым, документ призывал их «устраивать свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно», вторых звал «свергать хищников и поработителей ваших стран» 5 .

Этим столь решительно провозглашенным принципам суждено было стать одной из стержневых, ведущих идей столетия. Оказали они и немедленное воздействие, вынудив, например, американского президента Вильсона объявить целями США в ведущейся войне те «Четырнадцать пунктов», с которыми по сей день связаны его репутация безнадежного идеалиста.

Однако даже в рамках бывшей Российской империи практическое применение принципов самоопределения оказалось совсем не прос тым делом. Один из этих принципов — принцип отделения — особенно долго был предметом споров в рядах российской социал- демократии. Дискуссия по этому вопросу продолжалась и на Апрель ской конференции 1917 г . Противники принципа отделения — Пятаков, Дзержинский, Махарадзе — делали упор в первую очередь на требование «уничтожения границ», подчеркивали утопический характер предположения о формировании национальных государств в эпоху империализма, отстаивали необходимость их объединения в интернационалистские революционные структуры. Чутко восприни мая эти доводы, сторонники «права на отделение» — Ленин, Сталин, Зиновьев (за ними пошло большинство) — все же усматривали в такого рода аргументах возможность увековечения мотивов, кото рыми извечно питался великорусский шовинизм (как и любой другой великодержавный шовинизм), предлогов, оправдывающих уг-

80

нетение малых народов, а следовательно — почвы, на которой постоянно могли бы возрождаться национальное недоверие и не приязнь. Они отнюдь не стремились к отделению нерусских наций от России — напротив. Однако они считали, что у таких наций должно быть право на это 6 .

После октября 1917 г . борьба Советов за власть зачастую шла труднее в областях с преобладанием нерусского населения именно потому, что Советам здесь противостояли националистические, сепаратистские тенденции. Исключение составляли Эстония и Латвия (те их районы, которые не были оккупированы немцами); в Латвии сказалось наличие довольно многочисленного и организованного пролетариата. В Закавказье же власть перешла в руки Секретариата во главе с меньшевиками, который при поддержке различных пар тий местных националистов провозгласил в апреле 1918 г . независимость Закавказской федерации. В Киеве движение украинских националистов в лице Центральной рады провозгласило само стоятельность и попыталось установить контроль над украинскими воинскими частями, в том числе и дислоцированными на фронте. Отношение большевистского правительства к подобным тенденциям не было предвзято негативным. Оно, в частности, признало незави симость Финляндии, страны, которая уже пользовалась относительной самостоятельностью, особенно после того, как ее отделение от России было поддержано в обращении к Ленину самими финскими социал-демократами 7 . В первое время большевики пытались наладить контакты и с Украинской радой.

Вместе с тем было бы неверно видеть в сепаратистских тен денциях 1917—1918 гг. лишь простое проявление воли к самоопре делению. Сказать, что националистические течения, отражавшие в основном политические устремления буржуазной интеллигенции, представляли собой течения меньшинства, тоже было бы недостаточ но: Советы в этих районах не имели еще поддержки большинства. И те и другие вели политическую борьбу за упрочение своей базы, причем исход этой битвы был еще не ясен. Трудность скорее состояла в том, чтобы установить, в какой степени требования отделения действительно служили выражением национального чувства и в какой представляли собой простое прикрытие буржуазной реакции против пролетарской революции в России. Центральная рада искала союза с казаками Каледина и нашедшими у него приют генералами-монархистами, прекрасно зная, что в их лице она имеет дело с непримиримыми ревнителями «единой и неделимой» Российской империи. Разрыв с большевистским правительством произошел именно по этим мотивам. Советы, с самого начала располагавшие прочной базой на Левобережной Украине и, хотя и немногочисленными, револю ционными войсками, посланными Лениным на юг, перешли в контр наступление. Они вновь заняли Киев, провозгласили Украину народ ной республикой и еще до истечения января ликвидировали власть Центральной рады.

81

Брест-Литовск и развал армии

На более серьезные препятствия принцип самоопределения натолкнулся, когда Республика Советов оказалась лицом к лицу с германским империализмом. Содержавшиеся в Декрете о мире пред ложения о заключении перемирия и начале переговоров были обра щены ко всем странам, участвующим в войне. Но несмотря на неоднократные напоминания, союзные державы игнорировали их.
Поэтому Советское правительство само повело с центральными державами переговоры, результатом которых явилось заключенное в первых числах декабря в Брест-Литовске перемирие.

Мировая война длилась уже три с половиной года. Обе коалиции серьезно обескровили друг друга. На протяжении 1917 г . был пред принят не один зондаж с целью заключения мира, но все попытки оказались бесплодными. Германо-австрийский блок имел в активе не которые успехи, вроде разгрома итальянских войск под Капоретто, помогал ему и кризис в России. В то же время он начинал ощу щать тяжесть таких ударов, как вступление в войну Америки, и все меньшую эффективность действий германских подводных ло док против транспортов Антанты. Вот почему центральные державы; согласились на переговоры. Однако после формального одобрения великодушных советских предложений Германия под влиянием своих военных кругов быстро перешла к грубому навязыванию собственных условий мира. Она прибегла к циничному, чтобы не сказать издева тельскому, переиначиванию самих советских принципов. Раз речь; идет о самоопределении, пускай русские откажутся от целого ряда территорий: их государственную участь решат местные политические группы, в прогерманских настроениях которых немцы не сомнева лись.

Находившееся в изоляции Советское правительство не могло противопоставить притязаниям противника почти ничего, кроме идей. Армия расползалась. Ее распад начался еще до Октября. Под ружьем еще числилось 10 млн. человек, из которых 6 млн. были на раз личных фронтах в составе действующей армии 8 . Но в подавляющем большинстве своем эти люди не желали больше ни участвовать в войне, ни оставаться в рядах армии. Они сыграли решающую роль в победе Советов, но рассчитывать на них в деле обороны страны было нельзя. Теперь, когда защищать приходилось новую революцию, а не обязательства царизма и российской буржуазии, большевики, как скажет Ленин, сделались «оборонцами». Но солдаты ими еще не сделались. К тому же и сами большевики считали необходимым разрушить старую военную машину; это орудие феодально-буржуазно го государства подлежало уничтожению. За исключением отдельных частей, таких как отряды балтийских матросов, латышских стрелков и еще несколько полков, старая армия не годилась для использования ни на фронте, ни в гражданской войне 9 .

Советская власть приняла меры к демократизации армии. Были
отменены чины и установлена выборность командиров самими солдатами. Но все эти меры способствовали скорее разрушению старого, нежели созданию нового. Большевики решили ускорить де мобилизацию, начав со старших по возрасту контингентов, чтобы придать ей хоть сколько-нибудь упорядоченный характер. Решить эту задачу им удалось лишь частично. Декрет о демобилизации последних контингентов был подписан в апреле, когда старая армия уже совершенно распалась 10 . Лишь в октябре — ноябре 1917 г . личный состав дивизий на Северном и Западном фронтах сократился на 26 %". Измотанные тремя с лишним годами войны и окопной жизни, солдаты уходили с позиций, не дожидаясь приказов. Оголен ными оставались целые участки фронта. Многие военнослужащие присваивали себе имущество, в том числе и деньги, собственных частей. Другие прихватывали с собой оружие. Иной раз дело доходи ло до продажи оружия немцам. Солдат неудержимо тянуло домой, в деревню, где в это время шел раздел земли. Беспорядочный поток, хлынувший в глубь страны, резко усугублял всеобщую дезор ганизацию 12 .

В то время как старая армия таяла, «как снег под лучами солнца», большевики пытались начать создание новых вооруженных сил на базе добровольческих частей типа Красной гвардии. Ленин даже ду мал, что они успеют создать достаточно внушительные силы — порядка 300 тыс. человек, — способные прикрыть оголившиеся участ ки фронта 13 . Эти проекты были еще на бумаге, когда Германия предъявила Советскому правительству свои требования. Их удовлет ворение сулило мир, но, конечно, это был не «демократический мир», а жестокий и унизительный «мир».

Дебаты о мире

Неумолимо надвигающаяся угроза неизбежного поражения поро дила в рядах большевистской партии драматически острый кризис. Следует иметь в виду, что на протяжении политических битв 1917 г . большевики даже вопроса не ставили о сепаратном мире. Сейчас это может казаться наивностью. Но вера в то, что смелая и благород ная мирная инициатива, честное соглашение повсюду ускорят рево люционный процесс, который приведет к миру и началу социализ ма, — эта: вера была весьма распространена и живуча. С империализмом нужно сражаться, а не заключать мир — такова была предпосылка, из которой исходили все. И вдруг они оказались перед отнюдь не простой дилеммой. Зарницы революции вспыхивали в Германии, Австрии, Италии. Сами члены австрийской и германской делегаций в Бресте испытывали тревогу, видя, как русские события отражаются на их собственном «внутреннем фронте». Но дальше этого дело не пошло. Дискуссия, развернувшаяся между Руководителями большевиков, имела огромное значение, причем не только из-за ее непосредственных результатов. В ней впервые откры-

82
83

то столкнулись все те выдающиеся в политическом и интеллектуаль ном отношении деятели, которым предстояло в последующее деся тилетие играть первые роли в верхах советского общества.

Дебаты большевистских вождей вокруг вопроса о Брестское мире, как его стали потом называть, относятся к числу наиболее изученных глав советской истории, поскольку все основные доку менты дискуссии давно обнародованы 14 . Борьба развернулась вокру трех тезисов. Первый — его выдвинули Бухарин и группа «левых коммунистов» — одобрял идею революционной войны: нужно продол жать воевать, отступая в случае необходимости до Урала и при бегая даже к приемам партизанской борьбы. Организация сил будет происходить в ходе самого сопротивления, вплоть до того момента, когда на выручку к русским рабочим придет революция на Западе. В этой схватке нужно поставить на карту саму власть Советов, ибо в противном случае, при капитуляции на внешнем фронте, эта власть все равно рискует утратить смысл своего существования и стать чисто формальной.

Второй тезис выдвигался, по существу, Троцким и сближался с бухаринским в смысле отказа от принятия империалистического мира. В согласии с немецкими условиями сторонники этой линии видели опасность отрыва от революционного движения на Западе и угрозу возобновления обвинений большевиков в том, что они являют ся немецкими агентами. В то же время Троцкий видел выход в одностороннем отказе от продолжения военных действий. Советское правительство, по его мысли, должно было односторонне объявить об окончании войны. Немецкие генералы не смогут тогда возобновить военные операции из-за противодействия внутренней оппозиции. Обобщенным выражением этой позиции служила формула «ни мира, ни войны».

Третье предложение исходило от Ленина и группы меньшинства среди партийных руководителей. Они отстаивали необходимость мира любой ценой, ибо у страны не было армии, способной к сопро тивлению, а народные массы были изнурены. Конечно, революция на Западе — а она, несомненно, произойдет — принесет спасение, хотя никто не может с точностью предсказать, когда именно это будет. В ожидании же этого момента, всемерно способствуя его прибли жению, не следовало забывать, что Россия пока единственная страна, где революция уже победила. Эта страна должна была обеспечить себе хотя бы «короткую передышку», необходимую для внутренней организации и создания армии. Иначе погибнет и советская власть. Размежевание не ограничивалось верхушкой партии: расколотыми оказались и сами ее ряды. Большинство было против мира. В особен ности против него были настроены партийные организации рабочих центров и областей: Петрограда, Москвы, Урала, Донбасса, Иваново- Вознесенска, Харькова — те самые, которые составляли авангард революции. Они продолжали выступать против принятия германского диктата вплоть до апреля — мая 1918 г ., когда мир уже был заклю-

84

чен 15 . Проведенный в самый драматический момент переговоров опрос по телеграфу наиболее крупных Советов выявил такое же размежевание: 262 были за мир, 233 — против; среди первых преобладали Советы сельских районов, среди вторых — городские 16 . Са ми по себе эти цифры, впрочем, не давали исчерпывающей картины, ибо под воздействием событий и в ходе дискуссии многие партий ные организации и многие Советы переменили точку зрения.

Против мира прежде всего были партия и ее наиболее активные деятели. Иначе были настроены массы. В анкете для делегатов VII экстренного съезда партии, созванного в марте для одобрения Брест-Литовского мирного договора, один из членов московской де легации писал: «Большинство сознательных активных работников на месте за войну... Массы несознательные... за мир во что бы то ни стало». Другие ответы в основном совпадали с этим' 7 . Ленин окончательно уточнил свою позицию после опроса делегатов съезда по демобилизации армии в конце декабря; на вопрос о войне солдаты отвечали, что не будут больше сражаться. Примечательно, что почти все военные организации партии были за мир. «Смерть не страшна! Будь что будет», — писали большевики Донбасса 18 . Крестьянские же резолюции куда более прозаически и горестно высказывались «за за ключение хотя и позорного, но необходимого в настоящий момент мира» 19 . В этом и состояло подлинное противоречие.

История брестских переговоров широко известна 20 . Позиция Троцкого позволяла сохранять компромисс между различными по зициями советских руководителей — большевиков и левых эсеров (последние были целиком против заключения мира) — до тех пор, пока можно было тянуть время на переговорах. В ораторских поединках за столом переговоров в Бресте блистательный глава советской дипломатии успешно противостоял главе немецкой стороны Кюльма-ну, умело используя заседания в качестве трибуны революционной пропаганды. Однако, подписав сепаратный договор с Центральной радой, кстати сказать, уже изгнанной к этому времени из Киева, центральные державы в огромной степени усилили свою позицию на переговорах. Именно тогда, 9 февраля*, немцы ультимативно потре бовали подписания мира на поставленных ими условиях.

Днем позже Троцкий ответил знаменитым заявлением о том, что советская власть отвергает диктат, но в то же время не будет больше воевать и продолжит демобилизацию армии. Растерянность дротивника была недолгой. 18 февраля немцы возобновили наступле ние на фронте, опрокидывая слабые заслоны русских. Уцелевшие от старой армии части обращались в бегство или отступали, не оказывая сопротивления. Предпринимались на ходу попытки органи зовать оборону с помощью первых добровольческих отрядов, но это не могло существенно повлиять на ход военных действий. В обстановке гнетущей тревоги собралось заседание Центрального Комитета

* По новому стилю. В дальнейшем даты указываются по новому стилю.

85

партии, на котором Ленин, угрожая отставкой, добился санкции подписание мира.

Новые условия, навязанные немцами, были намного тяжелее прежних. Помимо утраты оккупированных территорий Россия долж на была отказаться от Эстонии и Латвии, вывести войска с Украины и из Финляндии, заключить с Украиной сепаратный мир, уступить туркам некоторые районы Закавказья, принять тягостные экономи ческие условия. Унизительный договор был подписан 3 марта деле гацией во главе с другим членом ЦК, Сокольниковым, который заявил, что подчиняется необходимости, «не имея возможности…, выбора». Этот акт был одобрен VII съездом партии, состоявшимся 6—8 марта, а затем ратифицирован 15 марта IV Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов.

Все это происходило в момент, когда судьба советской власт зависела от дальнейших намерений немцев, которые теперь могл занять Петроград со дня на день. 12 марта Советское правительств переехало в Москву; прежде чем обосноваться в Кремле, оно разме щалось в гостинице «Националь». Смена столицы, как постановил съезд Советов, должна была быть «временной» 21 . Но что, в сущ ности, могло считаться окончательным в те дни трагической неопре деленности?

Федеративная республика

В Бресте Страна Советов оказалась в одиночестве. Помощь, на которую она надеялась — революция в Европе, — так и не пришла. На протяжении 1917 г . и первых месяцев 1918 г . в воюющих странах состоялось больше забастовок, чем за все предыдущие годы войны, вместе взятые. Поэтому вера в скорый взрыв не умирала. «До свидания, товарищи, на одном из ближайших съездов Советов Всероссийском, а может быть, и всемирном!» — говорили IV съезде Советов делегаты Украины, оставленной немцам 22 . Но вмест с тем вставала и угроза возможной изоляции.

В ходе последовавшей за подписанием мира дискуссии об организации экономики один из «левых коммунистов», Радек, писал: «В одной стране, к тому же стране отсталой, нельзя проводить в жизнь социализма» 23 . Это мнение было тогда общераспространен ным, но делалась попытка представить дело так, будто подобная точка зрения вообще не должна приниматься в расчет. Ленин тоже утверждал: «Наше спасение от всех этих трудностей — повторяю — во всеевропейской революции». Правда, уже тогда он отказывался делать из этой «совершенно абстрактной истины» чересчур категорические выводы, чтобы сохранить все возможности действий, маневра и даже отступления (каковым как раз и был Брестский мир). Мало того, он предупреждал, что необходимо учитывать трудности, на которые натолкнется революция на Западе, где ей предстояло расшатать и свергнуть режимы куда более прочные, чем
Тот, что существовал в «России — стране Николая и Распутина». Ясно он не закрывал глаза на то, в каком тяжелом положении окажется революционная Россия в случае изоляции. Именно здесь, то есть в этом переходе «от нашей революции, как узконацио нальной, к мировой», и заключалась, по его мнению, «величайшая т рудность русской революции, ее величайшая историческая проб лема»

С «империалистическим миром» рушилась надежда народов на самоопределение. Украину оккупировала немецкая армия, а с ней вернулись и главари Рады. Впрочем, они вскоре были отстранены от власти. Оккупанты посадили на их место откровенно контрреволюционное правительство во главе с марионеткой Скоропадским. Это «правительство» служило захватчикам ширмой, под прикрытием ко торой вывозились украинский хлеб и украинское сырье. В то же время оно ознаменовало переход к политике реставрации, которая оживила не только на Украине, но и за ее пределами надежды потерпевших поражение российских правых.

В Финляндии до Брестского мира образовалось социал-демократическое правительство, с которым Советская Россия даже заключила первый из своих международных договоров 25 . Однако немцы поспешили послать войска в эту страну, чтобы поддержать белую контрреволюцию и помочь ей завладеть властью. Победители проводили беспощадный террор: именно здесь произошли первые массовые каз ни в истории русской революции. В Латвии и Эстонии после изгна ния Советов были созданы правительства из деятелей, отобранных немцами. Бессарабия была присоединена к Румынии. В Закавказье за провозглашением независимости последовали столкновения между грузинским, армянским и мусульманским населением. Турки поспе шили продвинуться на запад и на восток, тогда как немцы высту пили как покровители Грузии, где к власти пришло независимое меньшевистское правительство.

Еще в январе 1918 г ., когда уже обрисовались те внутренние и внешние силы, добивавшиеся распада и дележа между собой Рос сийской империи, III съезд Советов уточнил, по предложению Ста лина, что право на самоопределение следует понимать «в духе само определения трудовых масс всех народностей России» 26 . На этом же съезде был утвержден федеративный принцип структуры государ ства как единственно способный реализовать «добровольный союз народов России» 27 . Этот принцип входил затем во все главные законы вплоть до Конституции, принятой в июле 1918 г ., где Российская Республика провозглашалась «федерацией советских национальных республик» 28 . Отсюда и ее название: Российская Советская Федера тивная Социалистическая Республика (РСФСР). Но этот документ не мог даже с точностью указать, о каких именно национальных республиках идет речь, потому что большая часть нерусских терри торий была отторгнута от страны, и, по замечанию Ленина, «от России ничего не осталось, кроме Великороссии» 29 .

86
87

Рождение новой дипломатии

Жестокий урок Бреста побудил эту Россию, возглавляемую Советами и урезанную до нескольких чисто русских в национальном отношении губерний, приняться за многотрудное дело создания соб ственной армии, новой дисциплины, своего государства. В качестве необходимого инструмента защиты она начала создавать и свою дипломатию, но не ту открытую дипломатию без тайных договоров, о которой мечталось в дни революции, а дипломатию более «клас сического» образца, хотя и отличавшуюся крайней скудостью средств. Во время дебатов о Брестском мире в Центральном Комите те большевики поднимали не только вопросы текущего момента, но и принципиальные проблемы более общего порядка: допустимы ли мирные договоры и даже экономические соглашения между социалистическим государством и государствами империалистическими? Ответ и в том и в другом случае был утвердительным. Так оформились первые директивы в области внешней политики, то есть нечто выходившее за рамки простой веры в распространение револю ционного процесса на Европу и весь мир 30 .

Врагом только что родившейся Республики Советов была не только коалиция центральных держав. В последние годы многие западные ис ториографы пытались преуменьшить ответственность правительств Антанты, «союзников» России, или оправдать их поведение в ходе пер вых контактов с советской революцией. Они ссылались на противо речивость политики правительств Антанты в начальный период, изображали эту политику как обусловленную исключительно потреб ностями дальнейшего ведения войны 31 . Не подлежит сомнению, что соображения, связанные с войной, существенно влияли на их реше ния, точно так же, как и соображения, вытекавшие из факта раз мещения в России внушительных капиталовложений и решения со ветской власти отказаться от выплаты всех внешних займов, полученных предыдущими правительствами. Верно также и то, что при попытке осуществить свои первоначальные планы интервенции правительства Англии, Франции, Соединенных Штатов и Японии натолкну лись на серьезные трудности. Правы, однако, советские историки, когда они отвергают подобные оправдания. Подчеркнуто выраженная враждебность существовала с самого начала. С Советским прави тельством не было установлено никаких контактов, если не считать неофициальных. Напротив, правительства главных держав Запада и их представители на месте с головой окунулись во всевозможные контрреволюционные интриги и с самого начала делали ставку на сепаратистские силы, действовавшие по окраинам бывшей империи — от Украинской рады до атамана Семенова на Дальнем Востоке. В декабре 1917 г . Лондон и Париж пришли к соглашению о раз делении сфер влияния на юге России 32 .

На VII съезде партии Ленин, прибегнув к выражению, которое потом часто повторялось его преемниками, заметил, что Октябрь-

88

ская революция смогла победить единственно в силу того, что империалистическим государствам, не только расколотым, но и занятым войной друг с другом, «было не до нас» 33 . В дни немецкого наступления, когда «социалистическое отечество» было объявлено в опасности, руководители большевиков даже зондировали у правительств Антанты — Ленин с большим скептицизмом, Троцкий с большими надеждами, — нельзя ли получить у них некоторую помощь, ответы не оставляли ни малейших иллюзий.

Между тем немцы не утихомирились и после подписания Брестского мира. Мало того, они вторглись в Крым и потребовали пере дачи им Черноморского флота, что не предусматривалось условиями договора. Именно тогда большинство кораблей черноморской эскадры было потоплено по приказу Ленина их собственными экипажами на рейде Новороссийска. Советское правительство жило под угрозой нового генерального наступления с целью уничтожения власти Советов и создания пронемецкого правительства. Действительно, германский посол Мирбах предусматривал возможность такого поворота событий 34 . В подобных условиях не только среди групп, близких к большевикам, но и в их собственных рядах находились деятели, например Сокольников, которые высказывались в пользу союза с Антантой 35 . Но «союзные» правительства сами пользовались любой возможностью или предлогом, чтобы вторгнуться в Россию. 5 апреля японцы высадились во Владивостоке, 23 июня англичане оккупи ровали Мурманск.

Советскую Россию можно было уподобить острову, на который со всех сторон обрушивались волны, грозя совсем затопить его. Ленин отверг идею о том, что спастись можно, получив поддержку одного империалистического блока против другого. Следовало, скорее, лавировать между ними, прибегая ко всем ухищрениям дипломатии 36 . Именно это и пыталось делать Советское правитель ство на протяжении нескольких месяцев, не исключая даже попыток заручиться немецкой поддержкой, когда усилилась опасность со стороны «союзников», но не упуская в то же время возможности ве дения революционной пропаганды первым советским посольством в Берлине.

Иностранную интервенцию торопили, причем идя на самые большие унижения, социальные силы, свергнутые революцией. Отдельные представители российской буржуазии высказывали такое пожелание еще до Октября. С еще большей настойчивостью они домогались этого после революции. В свою очередь все потерпев шие поражение политические группы — от монархистов и корнилов-ских генералов до правых эсеров — искали в иностранной под держке, в помощи той или иной группы держав свои шансы на реванш. Одно из донесений в Берлин Мирбах начинает следующими словами: «Многочисленные праздношатающиеся личности, носители Древних фамилий и бывших титулов, владельцы крупных фирм или латифундий, ежедневно появляются здесь. Они клянутся в своих

89

германофильских чувствах и вымаливают помощь против большеви ков, стараясь при этом добиться для себя обещания о занятии поста в правительстве великорусского Скоропадского, которое мы будем здесь устанавливать» 37 . Так сложился международный классовый альянс, который будет сражаться с большевиками в гражданской войне.

Разрыв с левыми эсерами

Следствием Брестского мира был также разрыв между боль шевиками и левыми социалистами-революционерами — противниками договора. Когда IV съезд Советов ратифицировал его, левые эсеры вышли из правительства, обещав ему в то же время «содей ствие и поддержку» в той мере, в какой «Совет Народных Комис саров будет проводить в жизнь программу Октябрьской революции» 38 Они остались, таким образом, не только в Советах и ВЦИК, но и в целом ряде других государственных органов. Решение об уходе из правительства не было единодушным; некоторые из главных руко водителей партии (Спиридонова, Колегаев, Трутовский) критиковали его, опасаясь — и не без оснований, — что «революция пройдет мимо нас» 39 . Однако раскол по многим причинам усугублялся все больше. Первая заключалась в самом Брестском мире, в тяжести его условий, в вызванном им недовольстве, в уязвленном патриотическом чувстве, в ощущении, что страна вот-вот развалится под градом ударов. Для большевиков открывался новый период неслы ханных трудностей, вызванных, как скажет позже Ленин, необходи мостью пройти фазис самого категорического разрыва с патриотиз мом 40 . Даже среди крестьян, живущих не только на оккупированных территориях, но и в соседних с ними районах, над которыми тоже нависла угроза вторжения захватчиков, теперь находились такие, кто желал сражаться ради собственной защиты. Левые эсеры не ограни чивались критикой договора: они хотели, чтобы каждый Совет, каждая воинская часть самостоятельно решали, соглашаться на этот мир или нет, продолжать сражаться или нет 41 . Такие нарушения субординации могли в любой момент спровоцировать новое немец кое наступление, поэтому они энергично подавлялись большевиками. Второй основной причиной разрыва была политика хлебных реквизиций, продиктованная голодом в городах. В крестьянских Советах влияние левых эсеров было по-прежнему значительным 42 . В некоторых случаях оно даже усиливалось: их представительство на V съезде Советов в июле 1918 г . было более многочисленным, чем на IV съезде. Кроме того, они рассчитывали на раскол среди большевиков и уповали на союз с «левыми коммунистами».

Учитывая эти предпосылки, левые эсеры попытались совершить переворот с целью возобновить войну и опрокинуть политику Ленина. 6 июля два члена левоэсеровской партии убили германского посла Мирбаха. Одновременно эта партия в ходе продолжавшейся работы

90

V съезда возглавила в Москве мятеж нескольких воинских частей и одного отряда ЧК. Мятежники захватили в плен Дзержинского и несколько его сотрудников, а затем заняли телеграф. Большевики действовали решительно. Мятеж был подавлен в 24 часа. Съездов скую фракцию левых эсеров арестовали. Несколько дней спустя в Симбирске было подавлено аналогичное выступление, возглавленное левым эсером Муравьевым, одним из первых советских военачаль ников.

Организованное под лозунгами усиления роли Советов и осужде ния империализма, выступление 6 июля было лишь слабым подобием Октябрьской революции. Правда, в этой попытке, предпринятой некоторыми ведущими деятелями революции, как бы отразилось ее естественное дальнейшее развитие. Выступление и его провал озна меновали закат партии эсеров. Такова была «лебединая песнь» русского народничества как революционного движения. Большевики остались в одиночестве. Но их краткий союз с наследниками народ ников не пропал впустую. Об одном из них (Прошьяне, который был одним из руководителей заговора и несколько месяцев спустя умер в подполье) Ленин написал в декабре 1918 г . некролог, где говорилось: «А все же таки Прошьяну довелось до июля 1918 года больше сделать для укрепления Советской власти, чем с июля 1918 года для ее подрыва» 43 . Оценку эту можно распространить и на всю партию левых эсеров в целом.

11 История СССР, т. 7, с. 335.

12 Е. Н. Городецкий. Указ. соч. — «История СССР», 1958, № 1, с. 13—25.

13 Исторический архив, 1962, № 1, с. 87; Е. Н. Городецкий. Указ, соч., с. 262 285

14 Седьмой (экстренный) съезд РКП(б), с. 7—114, 181—353; Vittorio Strada.
La pace di Brest-Litovsk e il dibattito nel partito bolscevico. — «Tradizione e rivoluzione
nella letteratura russa». Torino, 1969.

15 Седьмой (экстренный) съезд РКП (б), с. 299—345. 3. Н. Берлина, Н. Т. Горбу­
нова. Брестский мир и местные партийные организации. — «Вопросы истории КПСС»
1963, № 9, с. 38—47.

16 Седьмой (экстренный) съезд РКП(б), с. 226—228; Д. В. Ознобишин. Ленин­
ский свод ответов на запрос СНК о заключении Брестского мира. — «Источнико­
ведение», с. 189—243.

17 Большевистские организации накануне VII съезда РКП(б). — «Исторический
архив», 1958, № 3, с. 31.

18 Седьмой (экстренный) съезд РКП(б), с. 339.

19 К. Гусев. Указ, соч., с. 158.

20 Документы внешней политики СССР, т. 1, с. 36—213; Мирные переговоры
в Брест-Литовске. М., 1920; John W. Wheeler-Bennet. Brest-Litovsk: The Forgotten Peace.
New York, 1971; А. А. Ахтамзян. О Брест-Литовских переговорах 1918 года. — «Вопро­
сы истории», 1966, № 11, с. 32—46; здесь же советская библиография по данному
вопросу.

21 Съезды Советов РСФСР и автономных республик РСФСР. Сборник документов:
1917—1922. М., 1959, с. 53—54 (далее: Съезды Советов РСФСР...).

22 Там же, с. 56.

23 Д. В. Ознобишин. К истории борьбы партии против «левых коммунистов» после
VII съезда РКП(б). —«Вопросы истории КПСС», 1969, № 10, с. 37.

24 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, с. 8—15.

25 Декреты Советской власти, т. 1, с. 503—510.

26 Съезд Советов РСФСР.., с. 31.

27 Там же, с. 30.

28 История Советской Конституции, с. 76.

29 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, с. 341.

30 Протоколы ЦК РСДРП (б), табл. 1, с. 190—191.

31 Наиболее интересным предствителем этого течения является американский
историк и дипломат Джордж Кеннан. George Kennan. Soviet-American Relations,
1917—1920. New York, 1967 v. 1—2; Russia and the West under Lenin and Stalin. New
York, 1960; Richard H.Ullman. Anglo-Soviet Relations 1917—1921. New York, 1961;
v. 1—2; /. F. N. Bradley. The Allies and Russia in the Light of French Archives (7 novem-
ber 1917— 15 march 1918). —«Soviet Studies», v. XVI, n. 2.

32 Documents on British Foreign Policy, 1919—1939. First series. London, 1949, v. 3.
p. 369—370.

33 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, с. 9.

34 Документы германского посла в Москве Мирбаха. —«Вопросы истории». 1971,
№ 9, с. 126 (далее: Документы германского посла...).

35 Ленинский сборник, т. 11, с. 79.

36 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 36, с. 323—324.

37 Документы германского посла.., с. 126.

38 К. Гусев. Указ, соч., с. 155.

39 К. Гусев. Указ, соч., с. 156—157; П. Н. Соболев. К вопросу о возникновении
однопартийной системы в СССР. —«Вопросы истории КПСС», 1968, № 8, с. 25—26.

40 В. И. Ленин. Поли. собр. соч, т. 37, с. 213.

41 L. Trotsky. Comment la revolution s'est armee. Paris, 1967, p. 35.

42 К.Гусев. Указ, соч., с. 167—170.

43 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, с. 385; Roy A. Medvedev. Lo stalinistno.
Milano, 1972, p. 655.