Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга вторая. Величие и превратности чудотворной королевской власти

Глава пятая. Королевское чудо во времена религиозных войн и абсолютной монархии

§ 3. Абсолютизм и сакральность королевской власти; последняя легенда французского монархического цикла

Образ действий и чувствований на политическом поприще, отличавший большинство французов во времена Людовика XIV, кажется нам весьма удивительным и даже шокирующим; то же самое можно сказать об английском общественном мнении во времена Стюартов. Мы плохо понимаем ту истовость, с какой люди того времени поклонялись королевской власти и королям; мы с трудом удерживаемся от того, чтобы не увидеть в этом поклонении плод низости и подобострастия. Наше неумение понять столь важную особенность умонастроения эпохи, которая, однако, так хорошо знакома нам из литературы, связана, быть может, с тем, что слишком часто мы изучаем отношение тогдашних людей к власти лишь по трудам знаменитых теоретиков. Абсолютизм – некое подобие религии; меж тем разве тот, кто знает религию лишь из богословских трудов, не остается в неведении относительно ее животворных истоков? Метод этот тем более опасен, что зачастую великие творцы доктрин выражают мысли и чувства своей эпохи далеко не в чистом виде; полученное ими классическое образование внушило им, наряду с любовью к логическим доказательствам, непреодолимое отвращение к какому бы то ни было политическому мистицизму; они опускают или затеняют все те взгляды своего окружения, которые не поддаются рациональному изложению. Это касается, в частности, Боссюэ, который обязан аристотелевскому учению, впитанному непосредственно или из святого Фомы Аквинского, почти так же сильно, как и Гоббсу. Подчеркнем, насколько разителен контраст между «Политикой, извлеченной из Священного Писания», в сущности столь рассудительной, и отношением ее автора (не отличающегося в этом смысле от своих современников) к монарху – отношением, чрезвычайно близким к исступленному поклонению; все дело в том, что между абстрактным государем, которого рисует нам этот высокоученый трактат, и государем-чудотворцем, помазанным в Реймсе небесным елеем, в могущество которого Боссюэ искренне верил и как священник и как верноподданный, – между этими двумя государями пролегает пропасть .

Итак, не будем заблуждаться. Чтобы понять как следует даже самых прославленных теоретиков монархии, необходимо знать, каковы были в их время коллективные представления, унаследованные от предшествующих эпох, но с годами не утратившие власти над умами; ибо, если продолжить только что предложенное мною сравнение, теоретики эти, подобно богословам, занимались тем, что придавали ученую форму мощнейшим чувствам, которые испытывали окружавшие их люди и которыми – более или менее бессознательно – были проникнуты и они сами. Гоббс ставит веру подданных в зависи мость от решений государя; оперируя выражениями, достойными сторонников империи XI века, он пишет: «хотя короли и не облечены священническим саном, однако ж нельзя назвать их и чистыми мирянами, лишенными права творить церковный суд» . Чтобы понять глубинное происхождение этих идей, недостаточно объяснить их социальным пессимизмом и политическим индифферентизмом Гоббса; недостаточно даже вспомнить, что этот великий философ был подданным страны, государь которой официально именовался: «верховный правитель королевства в делах как мирских, так и духовных, или церковных»; все дело в том, что за этими идеями различимы старинные представления о сакральности королевской власти. Когда Гез де Бальзак утверждает, что «особы Государей, кто бы сии ни были, для нас суть священны и неприкосновенны», или когда он говорит об «отпечатках перста Божьего», которыми отмечены короли , то разве не выражает он в несколько приглаженной форме то же самое чувство, которое в течение стольких столетий заставляло несчастных золотушных устремляться ко двору французского короля изо всех уголков Франции?

Вместо того чтобы постоянно интересоваться, что думали прославленные корифеи мысли, историк с гораздо большей пользой обратится к чтению авторов второго ряда, перелистает краткие очерки монархического государственного права или похвальные слова монархии – трактаты о королевском величии, рассуждения о происхождении и могуществе королевской власти, панегирики геральдическим лилиям – все те сочинения, каких в XVI и XVII веках было создано множество. Не то чтобы это чтение сулило исследователям особенные интеллектуальные наслаждения. Как правило, произведения такого рода не блещут идеологической глубиной. Жан Ферро, Клод д'Альбон, Пьер Пуассон де ла Бодиньер, Дю Буа, Луи Роллан, отцы Ипполит Ролен или Балтазар де Риез – все эти имена (список которых без труда можно было бы продолжить), пожалуй, не способны послужить украшением истории социальной философии; даже Шарль Грассай, Андре Дюшен и Жером Биньон, хотя и были мыслителями куда более почтенными, также вполне достойны постигшего их забвения . Однако сочинения такого рода обладают тем преимуществом, что, по причине своей посредственности, а порой даже грубости, дают очень точное представление о народном видении мира. И если даже относительно некоторых из них возникают подозрения, что они написаны наемными памфлетистами, более заинтересованными в том, чтобы заработать деньги, чем в том, чтобы развить некую идею, – тем лучше для нас, ведь мы изучаем чувства, владевшие обществом, а эти профессионалы пропаганды, конечно, с особенной охотой прибегали именно к тем аргументам, на которые наиболее живо реагировали читательские массы.

Идеи, которые чаще всего проповедуют роялистские публицисты XVI и XVII веков, зачастую кажутся банальными всякому, кто хотя бы отчасти знаком с литературой предшествующих эпох. Удивить они могут лишь того, кто не различает в них следов средневекового прошлого; когда речь идет о политических доктринах, да и вообще о любой истории, не стоит принимать чересчур всерьез традиционную – восходящую к гуманистам – мысль о том, что около 1500 г. в Европе произошел резкий культурный слом. Представление о сакральности королевской власти, столько раз утверждавшееся писателями Средних веков, остается неоспоримой, постоянно подчеркиваемой истиной и в Новое время . То же относится и к представлению о квазисвященстве королей, хотя здесь единодушие было не таким полным.

Этот вопрос всегда вызывал колебания даже у самых пламенных роялистов. Со временем, насколько можно судить, колебания эти становились все сильнее. Грассай, столь проникнутый сознанием величия французской монархии, столь расположенный верить всем легендам, созидавшим ее чудесный ореол, полагает, однако, необходимым подчеркнуть, причем не один раз, что король, несмотря на все свои церковные привилегии, в сущности является особой сугубо мирской . Позже, после Тридентского собора, в Европе – во всяком случае в католической Франции – началось укрепление церковной дисциплины и была проведена жесткая граница между клириками, живущими по уставу (regulares), и мирянами; отсюда более острое, чем прежде, нежелание многих авторов смиряться с неопределенным статусом короля, который считается почти священником, однако не является таковым. Впрочем, старые представления, лежавшие в основе стольких обычаев и обрядов, сохранили, несмотря ни на что, многочисленных адептов даже в рядах духовенства. «Величие королей Франции, – пишет в 1597 г. епископ Эврё Робер Сено, – природу имеет не вполне мирскую. Доказательств тому имеем мы множество: во-первых, помазывают сих королей святым елеем, доставленным с самого Неба, во-вторых, владеют сии короли данной от Бога благодаря предстательству святого Mapкуля привилегией – даром исцелять золотушных... наконец, обладают они правом регалии, в особенности же регалии духовной, включающей в себя, как видим мы повсеместно, право своею властью распределять церковные бенефиции» . По мнению Андре Дюшена, высказанному в 1609 г., «великие короли наши... испокон веков почитались не чистыми мирянами, но особами, наделенными и священнической, и королевскою властью разом» . В 1611 г. священник Клод Виллет публикует посвященный литургии трактат, об успехе которого свидетельствуют многочисленные переиздания; сопровождая пространными комментариями обряд коронации и рассматривая подробно некоторые его составляющие: помазание рук, целование блюда для облаток и принятие пожертвований от верующих, а главное, причащение под обоими видами, – он приходит к выводу, что король есть «особа смешанная и церковная» . Еще более четкую формулировку мы находим у высшего духовного лица при особе короля, ведавшего раздачею милостыни, Гийома Дю Пера, который в 1645 г. обосновывал евхаристическую привилегию французских монархов следующим образом: «Причина, каковой можно сие объяснить, заключается, по моему убеждению, вот в чем: хотя короли Франции и не суть жрецы, каковыми были короли язычников... все ж таки они и не чистые миряне и причастны к священству» . А по мнению отца Балтазара де Риеза, который сочинил в 1672 г. длинное и тяжеловесное похвальное слово династии, коронация превращает членов королевского рода в «особ священных и в каком-то смысле священнических» .

Те же умонастроения были распространены и среди английских роялистов, свидетельством чего служат слова, которые автор «Eikon Basilike» вложил в уста Карла I, томящегося в темнице; в ответ на отказ позвать к нему капеллана король говорит: «Быть может, те, кои мне в сей услуге отказали, полагали, будто и сам я обладаю священническими полномочиями, необходимыми, дабы исполнить долг мой перед Господом... В самом деле, верую я, что оба служения, королевское и священническое, сьединяться могут в одном лице, как прежде сьединялись они под одним именем» .

Аргументами в пользу идеи об изначальной близости двух «служений», неизвестными полемистам предшествующих веков, обогатило монархистов изучение христианских древностей. Византийцы после обращения Константина и даже после того как в 382 г. Грациан отверг традиционный титул великого .понтифика, не смогли сразу отказаться о мысли о некоем жреческом, священническом достоинстве, присущем императору. В XVII столетии ученые разыскали остававшиеся неизвестными в Средние века старые тексты, выражавшие эту концепцию. «Да здравствует жрец, басилевс» – восклицали в 451 г. отцы Халкедонского собора, приветствуя Маркиана. Именно это приветствие, узаконенное, по всей вероятности, церемониалом византийского двора, использовал – применив его к Людовику XIV – Дагессо, когда произносил в 1699 г. перед Парижским парламентом «Заключение о принятии Буллы против Изречений святых»: «вместе король и священник – так гласят решения Халкедонского собора» . Особенную ценность представляло в этом отношении созданное Евсевием Кесарийским и в Новое время неоднократно переиздававшееся «Житие императора Константина», включавшее в себя знаменитые слова о том, что император есть «tuv екто; того qs.ov каЭесгтаи.ёуос етчокотюс», – слова, которые обычно переводили – верно или неверно, для нас в данном случае неважно, – как «внешний» или «наружный» епископ . Начиная с XVII века вошло в привычку применять эти слова к королю Франции .

Таким образом возрожденческая эрудиция продлевала жизнь этим остаткам язычества, укрывшимся под маской христианства. Ни в одну эпоху квазибожественная сущность королевской власти и даже самой особы короля не подчеркивалась так четко и даже, можно сказать, так резко, как в XVII столетии: «Итак, о сын мой, – напутствовал английский король Яков наследного принца, – первейшая ваша обязанность – научиться знать и любить Господа, коему обязаны вы двояко: во-первых, потому, что соделал он вас человеком, во-вторых, потому, что соделал он вас малым богом, призванным воссесть на троне и царить над людьми» . Жан Саварон, президент и наместник Овернского сенешальства, именовал монархов Богами во плоти ; Андре Дюшен – «Богами на земле» . 13 ноября 1625 г. епископ Шартрский, выступая от имени Собрания духовенства, изъясняется следующим образом: «Итак, подобает знать, что, помимо всеобщего согласия народов и наций, пророки возвещают, апостолы подтверждают, а мученики возглашают, что короли поставлены от Бога; да и этого мало, а знать еще подобает, что сами они суть Боги, и сие не вымысел льстивых языческих угодников, но истина неоспоримая, Священным Писанием столь явственно проповедуемая, что всякий, кто ее отрицать станет, в грех впадет богохульства и святотатства...» Можно было бы привести множество других примеров, вплоть до названия роялистского памфлета времен Фронды: «Образ Государя, или Славный портрет, на коем изображены Смертные Божества» . «Вы суть боги, и если вы умираете, власть ваша пребывает бессмертной», – воскликнул Боссюэ, произнося в Лувре в Вербное воскресенье 1662 г. проповедь об «Обязанностях королей» ; слова эти, по всей вероятности, не удивили никого из тех, кто слушал в тот день проповедника: сегодня такие речи кажутся нам удивительно дерзкими и даже святотатственными, в ту же пору они звучали совершенно банально.

Нетрудно догадаться, из каких источников черпали писатели и ораторы подобные мысли. Прежде всего, из Библии. Два стиха из Псалма 82: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы. Но вы умрете, как человеки», – все единодушно относили к королям. К стихам этим прибегает не только Боссюэ в процитированной мною проповеди, но и Кальвин в своем «Комментарии на Псалмы» . И это еще не все. Образованные люди того времени были воспитаны не на одном лишь Священном Писании, но и на античной литературе. Сколько бы епископ Шартрский ни обличал «вымыслы льстивых языческих угодников», он вынужден был признать, что они были правы, когда приравнивали царей к богам; еще прежде него Клод д'Альбон, объявляя, что «Государь есть больше, чем человек... он – Бог, или по крайней мере, полубог», ссылался на авторитет «древних философов» . В этом случае ученые воспоминания в очередной раз заставляли ревностных христиан изъясняться на языке наполовину языческом. Здесь уместно вспомнить то, что Иоанн Солсберийский, великий гуманист XII века и одновременно один из наиболее энергичных защитников главенства духовного начала над светским, говорил о римлянах: «Народ сей изобрел слова, коими пользуемся мы, дабы лгать повелителям нашим» . Это влияние порой давало себя знать уже в Средние века. В конце XII века Готфрид из Витербо, обращаясь к императору Генриху VI, восклицал: «Ты Бог, из рода богов происходящий»; Готфрид был педант, достойный соперник своего соотечественника и современника Пьетро из Эболи, который имел привычку именовать того государя «Юпитером Громовержцем», а его супругу «Юноной» . Примерно столетием позже Эгидий Колонна называл королей «полубогами» ; Эгидий также хорошо знал античную словесность; именно знакомство с нею заставило этого автора, относившегося к мирской власти весьма скептически, употребить термин, противоречащий всей его политической системе. Впрочем, в конечном счете подобные отклонения в Средние века встречались довольно редко; следует признать, что подобное злоупотребление именем Божьим стало правилом лишь в XVII веке. Разумеется, не следует преувеличивать тяжесть словесных прегрешений такого рода; они слишком многим обязаны литературным воспоминаниям, чтобы мы могли принимать их совершенно всерьез. Тем не менее не следует и преуменьшать их значение; слова никогда не бывают совсем независимы от вещей. Поразительно, что в эпоху триумфа веры люди постоянно употребляли выражения, которые их предки почти единодушно сочли бы проявлениями идолопоклонничества. Можно себе представить, что сказал бы Григорий VII о речи епископа Шартрского!

В конце XVI века и начале следующего столетия, когда религиозные войны были в разгаре, наступил момент, когда старый спор между regnum и sacerdotium должен был, казалось, вот-вот разгореться с новой силой; полемика между Беллармино и Яковом I Английским представляет собою как бы последний отзвук григорианских времен ; то же самое относится и к долгой дискуссии между теологами относительно тираноубийства. Однако в целом духовенство, в особенности духовенство французское, становилось все более и более терпимым к идее сакральности королевской власти. Церковь склонялась к тому, чтобы видеть в претензиях королей на святость не столько покушение на привилегии духовенства, сколько проявление почтения к религии. Ни одному католику не пришло бы теперь в голову осудить королевское чудо по соображениям богословским. В 1572 г. испанский священник, ревностный поборник ортодоксального учения, блаженный Луис Гранадский в своем «Введении к Символу Веры», затем многажды переизданном и переведенном, совершенно непринужденно, как некогда Бредвардин, упомянул в числе чудес своего времени «дар королей французских исцелять недуг заразный и неизлечимый, название коему золотуха», и посвятил ему довольно пространное рассуждение . Дело дошло до того, что в 1547 г., когда распри с Карлом V заставили папу Павла III выказывать благосклонность к Валуа, святой отец открыто признал подлинность этого «дара»; в булле об основании Реймсского университета, датированной 5 января этого года, он восхваляет «город Реймс, где над христианнейшими королями совершает архиепископ помазание святым елеем, а с ним обретают короли и дар небесный – дар исцелять недужных» .

Впрочем, в разные эпохи писатели оценивали этот чудесный дар по-разному. В XVI. веке все или почти все апологеты королевской власти, от Венсана Сиго при Людовике XII или Грассая при Франциске I до Форкателя при Генрихе III, отводят ему в своих трудах почетное место . В XVII веке, напротив, вопрос о целительном даре становится пробным камнем, помогающим отличить один от другого два разряда, на которые делится вся политическая литература эпохи абсолютизма: первый из них можно назвать литературой философической, а второй – популярной. Авторы, подвизающиеся на поприще популярной литературы, – такие, как Арруа, Ипполит Ролен, Мембур, – охотно рассуждают о целительном даре королей, ибо видят в нем аргумент, способный как нельзя лучше поразить воображение читателей. Авторы, создающие произведения, которые следует отнести к литературе философической, о целительном даре предпочитают не упоминать. Ни Гез де Бальзак в «Государе» или «Аристиппе», ни Боссюэ в своих основных произведениях не единым словом не намекают на исцеления, совершенные королями. Можно ли сказать, что причина тому – их скептицизм? Конечно же, нет. В молчании этом следует видеть всего лишь одно из многих следствий того отвращения, которое испытывали эти мыслители ко всему, что нельзя объяснить рационально. Однако для будущей судьбы возложения рук такой подход представлял собой симптом весьма угрожающий. Конечно, в великое чудо исцеления золотушных продолжали в ту пору верить люди почти всех сословий – в частном письме Боссюэ упоминает о нем как о вещи совершенно очевидной , – но при всем том говорить об этом чересчур популярном веровании было как бы стыдно; пройдет время, и станет стыдно в него верить.

Мы уже видели, что, в согласии с древней традицией, Павел III считал источником целительного дара помазание и, в особенности, чудесный елей из Священного сосуда. Таким образом дар этот, в принципе остававшийся слегка подозрительным, как бы освящался обрядом всецело христианским. Возражали против этого подхода лишь наиболее рьяные сторонники святого Маркуля: да и те, как мы знаем, очень скоро капитулировали. Среди самых пламенных роялистов никто уже и не думал оспаривать роль помазания в обретении целительного дара. Вероятно, все теоретики этого лагеря соглашались в том, что коронация представляет собою, как говорил Айян, не более чем «церемонию, исполненную благоговения», которая отнюдь не «затрагивает» «оснований верховной власти» и без которой король все равно «остался бы королем»; обстоятельства, сопутствовавшие воцарению Генриха IV, дали политическим писателям повод лишний раз обнародовать эту доктрину, ставшую официальной догмой . Никто не желал признавать, что королевское достоинство зависит от церковного обряда. Однако когда дело доходило до чудотворной мощи, политики-роялисты выказывали меньшую щекотливость. Генрих IV стал королем гораздо раньше, чем совершилась его коронация; однако возложением рук он до коронации не занимался. Он не побывал в Корбени, ибо доступ туда в момент коронования был ему заказан; очевидно, что для того чтобы начать исцеления, он нуждался не в предстательстве святого Маркуля, но в освящении небесным елеем . В вопросе об источнике королевского чуда, равно как и во многих других вопросах, защитники прав церкви и самые ревностные сторонники королевской власти заключили в XVII веке своего рода перемирие.

Старинные легенды о Священном сосуде, о геральдических лилиях и орифламме по-прежнему имели хождение во Франции. В конце XVI века к традиционному циклу прибавилась новая легенда; нам она особенно интересна, ибо речь в ней идет о первом исцелении золотушных, честь которого легенда приписывает Хлодвигу.

Согласно повсеместно распространенному мнению, право исцелять сообщала королям коронация; меж тем Хлодвиг, как всем известно, был первым французском государем, помазанным на царство, и притом помазан он был елеем, доставленным прямо с неба; естественно было сделать отсюда вывод, что этот государь, отмеченный Всевышним, был также первым, кто умел облегчать страдания недужных. По правде говоря, удивляет в этой легенде лишь одно – что она возникла так поздно . Обязана она своим возникновением таланту краснобая-южанина. Репутация, которой Этьенн Форкатель, родом из Безье, пользуется среди историков юридической науки, оставляет желать лучшего по той причине, что профессора из Тулузы предпочли его Кюжасу, когда этот последний, смущавший традиционалистов-правоведов своими новыми методами, пожелал получить кафедру на тулузском Факультете права. «Глупец, неспособный учить», «homine insulso et ad docendum minus idoneo», – говорит о Форкателе биограф Кюжаса, Папир Массой . Как бы там ни было, ясно, что мыслил Форкатель малооригинально, а писал смутно и бессвязно, свидетельством чему его «Трактат о господстве и философии французов», выпущенный впервые в 1579 г. Книга эта, несмотря на свою посредственность, выдержала несколько изданий . Больше того: именно Форкателю, кажется, принадлежит честь создания той истории о Хлодвиге-чудотворце, которой суждена была впоследствии столь шумная слава. Подобно писателям XVII века, ссылающимся на эту историю, я пытался отыскать упоминание о ней в каких-либо текстах, предшествующих форкателевскому, но преуспел так же мало; приходится признать, что история эта явилась на свет в полном боевом вооружении прямо из головы изобретательного Форкателя. Вот ее краткий пересказ . У Хлодвига был горячо любимый щитоносец; человек этот, которого звали Ланисет – видно, что знакомство нашего автора с ономастикой меровингской эпохи носит весьма поверхностный характер, – заболел золотухой; тщетно он прибегал к самым разным лекарствам, в том числе к средству, предписанному Цельсом, который рекомендовал страдающим золотухой съесть змею. Тут Хлодвигу приснился сон: в этом сне он излечил Ланисета одним прикосновением руки, и в это же самое время комната наполнилась ярчайшим сиянием. Проснувшись и возблагодарив Господа, он в самом деле прикоснулся рукой к язвам щитоносца, после чего тот немедленно выздоровел . Так впервые проявился чудесный дар, перешедший от Хлодвига к его сыновьям, а затем ко всем его преемникам. Потрясающий успех этой посредственной побасенки свидетельствует о том, насколько нуждались умы в чем-то подобном. Уже в 1597 г. ее повторяет каноник Мерье . Очень скоро она становится для всех апологетов королевской власти общим местом и даже более того – догматом веры ; конечно, хорошие историки, вроде Дю Пера или Сципиона Дюплекса, ее опровергают , но кто их слушает? Несмотря на возражения Дю Пера, врач Дю Лоран включает эту историю в свой знаменитый трактат об исцелении золотухи, который очень скоро приобретает немалый вес в ученом мире . История о Хлодвиге-чудотворце пересекает границы; в 1628 г. ее приводит в своей книге один испанский историк . Она прочно занимает место в легендарном наследии Франции и пользуется неподдельной любовью французов. Автор маленькой книжки под названием «Приписки к завещанию, оставленному Людовиком XIII, королем Франции и Наварры, своему возлюбленному старшему сыну...», которая вышла в свет во время несовершеннолетия Людовика XIV, разворачивая перед читателем любопытную программу патриотических празднеств, предлагает назначить одно из них на «второе воскресенье после Пасхи», дабы «в сей день возблагодарить Господа за дар, ниспосланный святому Хлодвигу (sic!) и всем королям Франции, даровал же он им Священный сосуд и умение исцелять золотуху» . Немного позже Демаре де Сен-Сорлен, сочиняя свою грандиозную национальную и религиозную эпопею «Хлодвиг, или Франция христианская», не преминул пустить в ход столь прекрасный эпизод; и если он слегка видоизменил его, дабы придать вящую остроту повествованию, в сущности перед нами все та же побасенка, которой мы обязаны фантазии Этьенна Форкателя . Тулузский юрист, который, очевидно, очень мало заботился не только о научной точности своих рассуждений, но и об элементарной порядочности своего поведения, дерзнул предложить публике легенду, которая послужила необходимым завершением цикла легенд о чудотворной королевской власти. Можно было бы удивляться успеху этой выдумки, если бы история других легенд этого же цикла не доказывала, как легко принимается на веру чей-то вымысел, если вырастает из коллективных представлений .

Но гораздо лучше, чем все рассуждения публицистов и даже чем все легенды, могущество чудотворной королевской власти доказывается популярностью королевского чуда во Франции в XVII веке и ролью, которое оно сыграло в английских гражданских войнах того же столетия.

К несчастью, мы не располагаем никаким удовлетворительным обобщающим исследованием, в котором абсолютистские доктрины были бы рассмотрены не как социальная философия того или иного писателя, но как выражение направленности идей и чувств, общих для целой эпохи. Разумеется, что некоторые соображения, которые будут изложены ниже, не способны заполнить эту лакуну. В книгах : Figgis. The divine right f the kings; Hitier. La doctrine de 1'absolutisme, – имеются лишь самые общие и чересчур теоретические рассуждения на этот счет. Есть также работа, написанная с точки зрения сугубо юридической: Lemaire A. Les lois fondamentales de la monarchic francaise d'apres les theoriciens de 1'ancien regime (th. droit Paris), 1907. Книга Лакура-Гайе (Lacour-Gayet. Leducadon polidque de Louis XIV) содержит множество полезных сведений, которые мы тщетно стали бы искать в других работах; однако сущности проблемы автор почти не касается. Полезно также познакомиться с кн.: See Н. Les idees polidques en France au XVIIe siecle. 1923. Из библиографий роялистской пропагандистской литературы самым удобным для пользования до сих пор остается труд, напечатанный в «Bibliotheca historica» Струве: Scriptores de dtulis praerogadvis, majestate et auctoritate Regum (Franciae) (переиз.:}. G. Meusel. X, 1. Leipzig, 1800. S. 179).

Возможно вообще, что мы хуже всего понимаем как раз те эпохи, о которых много знаем из литературы, читаемой до сих пор. Произведение искусства остается живым, лишь если каждое поколение вкладывает в него что-то свое; по этой причине смысл такого произведения с каждым столетием деформируется все сильнее и порой искажается до неузнаваемости; в результате произведение перестает быть для нас источником сведений о породившей его среде. Выросшие на античной литературе, люди XVII века лишь в очень малой степени понимали Античность. Сегодня мы находимся по отношению к ним примерно в том же положении, в каком они находились по отношению к грекам и римлянам.

De Corpore Politico. II, VIII, 11 (Ed. Molesworth. Т . IV. P. 199): «And though kings take not upon them the ministerial priesthood, yet they are not so merely laic, as not to have sacerdotal jurisdiction».

Arisdppe, Discours septiesme. 2 е ed. In-12. 1658. P. 221. О политических взглядах Геза де Бальзака см .: Declarev H J. Les idees polidques de Guez de Balzac // Revue de droit polidque. 1907. P. 633.

Точные названия произведений Ферро, Ролена и Грассая приведены в «Библиографии» (III, § 1); название книги д'Альбона – в примеч. 19. Приводим названия остальных сочинений: Poisson P., sieur de la Bodiniere. Traite de la Majeste Royale en France. 1597; Du Boys H. De 1'origine et autorite des roys. In-12. 1604; Roland L. De la dignite du Roy ou est montre et prouve que sa Majeste est seule et unique en terre vrayment Sacree de Dieu etdu Ciel. Petit in-4°. 1623; Riez B. de,pere ( капуцин - проповедник ). Lincomparable piete des tres chredens rois de France et les admirables prerogatives qu'elle a meritees a Leurs Majestes, tant pour leur royaume en general que pour leurs personnes sacrees en particulier. In-4°. 1672 – 1674. Т . 1 – 2; Du Chesne A. Les andquitez et recherches de la grandeur et maieste des Roys de France. 1609; Bignon J. De 1'excellence des rois et du royaume de France. 1610; то же под псевдонимом : Dujay Т . La Grandeur de nos roys et leur souveraine puissance. 1615.

Число текстов, на которые в данном случае можно сослаться, бесконечно. Достаточно напомнить, что Боссюэ в своей «Политике, основанной на Священном писании», дает параграфу II книги III название «Королевская власть священна», а 2-й тезис этого параграфа формулирует следующим образом: «Особа короля священна».

См .: Grassaille Ch. Regalium Franciae iura omnia. 1538. Livre II, chapitre II. Арнуль Рюзе в своем знаменитом трактате о регалии (Tractatus juris regaliorum. Praefado. Pars III // Opera. Pet in-4°. 1534. P. 16 – 17) ограничивается тем, что довольно робко приписывает королю «смешанный» статус, позволяющий ему «считаться клириком»: «Radone illius mixturae censentur ut clerici». Напротив, 16 ноября 1500 «Леметр, (держа речь) от имени генерального королевского прокурора», заявил перед лицом Парижского парламента, в соответствии со старинными принципами: «Nam licet nonnulli reges coronentur tantum, alii coronentur et ungantur, ipse tamen rex Francie his consecradonem addit, adeo quod videatur non solum laicus, sed spiritualis» (Дозволительно иным королям короноваться, иным короноваться и помазаться, король же Франции к сему добавляет чин освящения святым миром, дабы показать, что не только мирянин он, но и клирик. – лат.), и тотчас сослался, в подтверждение этого тезиса, на духовную регалию (Arch. Nat X lA. 4842. Fol. 47 v°; ср.: Delachenal. Histoire des avocats. P. 204, n. 4).

Gallica historica in duos dissecta tomos. Folio. 1557. P. 110: «Regia enim Francorum maiestas non prorsus laica dici debet. Primum quidem ex recepta coelitus uncdone sacra: deinde ex coelesd privilegio curandi a scrophulis, a beato intercessore Marculpho impetrato: quo regni Francici successores m hunc usque diem fruuntur. Tertio iure regaliae magna ex parte spirituali in conferendis (ut passim cernere est) ecclesiasdcis peculiari iure benefeciis». См . об этом авторе : Bernard A. De vita et operibus Roberd Cenalis (these letd-es Paris). 1901.

Les andquitez et recherches. P. 164; ср .: See. Loc. cit. P. 38, n. 3.

Les Raisons de 1'office et ceremonies qui se font en 1'Eglise catholique. In-4 0 . Paris, 1611. P. 220 – 222. Виллет был знаком с трактатом о короновании, написанным Жаном Голеном (ср. ниже, с. 638); изменяя более осторожную формулировку, употребленную Голеном по поводу причащения под обоими видами, он пишет: (король) «причащается под обоими видами, подобно священнику, и для того, говорит наш старинный автор, чтобы сознавал король Франции, что достоинство его есть разом и священническое, и королевское».

Histoire ecclesiasdque de la Cour. P. 728. Ср. отчет о коронации Людовика XIII (Godefroy. Ceremonial. P. 452); «Причастился он бесценными Телом и Кровью Господа нашего под обоими видами хлеба и вина, после чего совершил, подобно священникам, обряд омовения, дабы показать, что достоинство его есть королевское и священническое».

L'incomparable piete des tres chredens rois de France. I. P. 12: «... по сему поводу можем мы и должны сказать, что коронация наших королей не есть церемония, необходимая для обретения ими права на французскую корону, коим обладают они от рождения и по наследству. При всем том коронация есть церемония священная, приносящая королям особливые милости небесные и обращающая их в особ священных и в какомто смысле священнических. Поэтому участвуют они в сей церемонии, облаченные в стихарь наподобие тех, в каких ходят наши диаконы, и в королевскую мантию, похожую на епископскую или же на древние ризы священнические».

«It may be, I am esteemed by my deniers sufficient of myself to discharge my duty to God as a priest: thougt not to men as a prince. Inded think both offices, regal and sacerdotal, might well become the same person, as anciently they were under one name, and the united rights of primogeniture». Цит. по: Figgis. Divine Right. P. 256, n. 1. Автор «Eikon» говорил все это совершенно серьезно. Любопытно, что та же самая идея, но уже не всерьез, а в шутку, прозвучала на Святой Елене из уст пленного Наполеона: «Вы ходите на исповедь, – сказал он барону Гурго, – ну что ж! я ведь был помазан, можете исповедаться мне» (Gourgand. Sainte-H61ene. S. d. T. II. P.143).

ОEuvres. Ed. Pardessus. 1819. Т. I. P. 261. О решениях собора и других документах подобного рода см. выше, примеч. 310.

Eusebios. IV, 24. Э .- Ш . Бабю (Babut E.-Ch. Revue critique. Nouv. serie. 1909. T. LXVIII. P. 261) полагает, что Константин хотел сказать «епископ язычников».

См ., напр .: Rocks-Flavin В . de la. Treize livres des Parlements de France. Livre XIII, chap. XLIV, § XIV. Folio, Bordeaux, 1617. P . 758: «Общий епископ Франции: в сходных выражениях восхваляют Соборы императора Константина»; D'Aguesseau. Loc. cit. P. 261 («внешний епископ»). Даже в XVIII веке постановление Совета от 24 мая 1766 г . (Isambert. Recueil general. XXII. Р. 452) содержит формулировку «наружный епископ».

Basilikon Doron. Livre I. Ed. Mac Ilwain (Harvard political classic I). 1918. P. 12: «Therefore (my Sonne) first of all things, learne to know and love that God, whom-to ye have a double obligation; first, for that he made you a man; and next, for that he made you a little God to sit on his Throne, and rule over other men».

Третий трактат «О верховной власти Короля» (De la souverainete du Roy. 1620. P. 3); «Всемогущий Господь... поставив вас своим мирским наместником в королевстве вашем, соделал вас Богом во плоти, дабы чтили вас все ваши подданные, услужали вам и повиновались...»

Les Andquitez et recherches. P. 124; ср . р . 171.

Декларация Ассамблеи духовенства, которая подвергла запрещению два пасквиля, носящие название «Misteria Polidca» и «Увещевание преподобного теолога, адресованное Христианнейшему королю Франции и Наварры Людовику XIII»; обе эти брошюры осуждали союз Франции с протестантским державами (Mercure francais. 1626. Т. XI. Р. 1072). Епископ Шартрский уточняет затем свою мысль и смягчает ее шокирующую форму: «Однако ж следует из сего, что те, кто именуются Богами, принадлежат к таковым не по сущности, но по причастности, не от природы, но от благодати, не навсегда, но на некоторое время, ибо они суть истинные наместники Господа Всемогущего и подражают его божественному Величеству, являя собою подобия его на земле».

Moreau С. Bibliographic des mazarinades (Soc. de 1'hist. de France). II. № 1684. См . другие выразительные цитаты в кн.: Lacour-Gayet. Leducation politique de Louis XIV. P. 357 – 358. Кстати, ссылки на произведения, указанные в трех предшествующих примечаниях, я почерпнул именно из этой книги. Ср . также : Du Bois. De 1'origine et autorite des roys. 1604. P. 80 ( ср .: Р . 37).

Sermon sur les Devoirs des Rois (2 апреля 1662 г .) // CEuvres oratoires. Ed. Lebarq, revue par Ch. Urbain et E. Levesque. T. IV. P. 362.

Opera (Corpus Reformatorum). XXXII. Psalm С XI. Col. 160; см. менее благоприятный отзыв о королях-богах в: In Habacuc. I, II. Col. 506. Проведенные мною стихи б – 7 Псалма 82 приводят в затруднение новейших комментаторов; порой в них усматривают иронию по отношению к царям нееврейских племен, именовавшим себя богами; см.: Baethgen F. Die Psalmen (Handkommentar zum Alten Testament, Gotdngen). 1897. S. 252.

De la maieste royalle. P. 6: «Государь добродетелью своею, великодушием, тороватостью, кротостью и щедростию по отношению к народу, над коим царствует, превосходит всех прочих людей настолько, что с полным правом и основанием утверждали древние философы, что Государь есть больше, чем человек, что он – Бог. Другие же говорили и настаивали, что государи (по причине их совершенств) суть, по крайней мере, полубоги».

Policraticus. Ill, X. Ed. С. С. J. Webb. I. P. 203: «Voces, quibus mentimur dominis, dum singularitatem honore muldtudinis decoramur, nado haec invenit»; здесь, как мы видим, речь идет о повелителях (во множественном числе), однако чуть выше Иоанн Солсберийский ведет речь об апофеозах императоров и добавляет (р. 202 – 203): «Tractum est hinc nomen quo principes uirtutum dtulis et uerae fidei luce praesignes se diuos audeant nedum gaudeant appelari, ueteri quidam consuetudine edam in vido et aduersus fidem catholicam obdnente» (Властители, особо отмеченные подвигами добродетелей и светом истинной веры, дерзают называть себя божественными и сверх того, сим наименованием гордятся, в то время как укоренившийся сей обычай греховен и противен католической вере. – лат.).

Godefroy de Viterbe. Speculum regum // Monum. Germ. SS. XXII. P. 39, v. 196: «Nam Troianorum tu regna tenebis avorum – Filius illorum deus es de prole deorum» (Предков Троянских ты царство наследуешь верно, Сын бо ты их, и то ветви богов происходишь. – лат.); ср. евгемерисгское рассуждение: р. 138 (стих 178 и след.). Ср. также аналогичные выражения, употребленные немного позже, в 1269 г ., в «Adhortado» (Ободрении), составленном итальянским сторонником Гогенштауфенов, Пьетро ди Прецца, о котором мы уже упоминали выше, в примеч. 371; текст этот процитирована изд.: Grauert. Histor.Jahrbuch. 1892. В. XIII. S. 121. – Des magisters Petrus de Ebulo liber ad honorem August!. Ed. Winckelmann. Leipzig, 1874. S. 82, n. 9 (существует также другое издание: Siracwa G. В. Fond per la storia d'ltalia. 1906). Уподоблялись ли Богу не только императоры, но и их великие соперники, папы? Г-н аббат Жан Ривьер (Riviere ]. Le раре est-il un «Dieu» pour Innocent III? // Revue des sciences religieuses. 1922. Т. II. P. 447) задается вопросом: «Считал ли Иннокентий III папу "Богом"»? и отвечает, естественно, отрицательно. Однако он, кажется, не принимает в расчет, что заблуждение, в котором напрасно обвиняли Иннокентия III, фигурирует в числе суеверий, в следовании которым в 1260 г . обвинял своих современников «Аноним из Пассау»; см.: Abhandl. de histor. Klasse der bayer. Akademie. 1875. В. XIII, 1. S. 245: «Peregrinacioni derogant... qui dicunt quod Papa sit deus terrenus, maior homine, par angelis et quod non possit peccare, et quod sedes romana aut invenit sanctum aut reddit; quod sedes romana non possit errare...» (Противу паломничества выступают как раз те, кто говорит, что Папа – Бог земной, больший человека, равный ангелам, что он не может погрешить и (непогрешаемо) то,что римский престол найдет святым или сделает таковым, и что римский престол не может впасть в заблуждение. – лап .).

De regimine principum. Venise, 1498. L . I. Pars I. Cap. IX: «quare cum regem deceat esse totum diuinum et semideum»; cp. cap. VI: «dictum est enim quod decet principem esse super hominem et totaliter diuinum» ( Потому королю подобает быть или целиком или вполовину лицом божественным ; сказано ведь , что подобает государю быть выше человека и совершенно божественным . – лат .).

В 1615г. парижский теолог Жан Филезак выпустил трактат «De idolatria polidca et legitimo principis cuitu commentarius» (Комментарий о политическом идолопоклонничестве и о законном почитании государя. – лат.), название которого, на первый взгляд, сулит интересную дискуссию. К несчастью, автор этого небольшого сочинения занимает позицию до крайности неопределенную; он, кажется, не склонен разделять мнение, согласно которому помазание сообщает королю священнический характер (Р. 72), но он и не опровергает этого мнения в открытую; подданные обязаны так же «боготворить» короля, как сын отца. Впрочем, Филезак слыл среди современников человеком крайне переменчивым; его звали «Господин тут, господин там» (Feret P. La faculte de Theologie de Paris, Epoque moderne. 1906. Т. IV. P. 375). В Средние века употребление имени божьего применительно к мирским государям осуждали, например, Карл Великий и Иоанн Солсберийский (см. выше, примеч. 92 и 757).

См .: ServiireJ. de la, S.J. DeJacobo I Angliae rege, cum Card. Roberto Bellarmino, super potestate sum regia turn pondficia disputante. 1900; Serviere J. de la, S. J. Une contro verse au debut du XVI 1 е siecle: Jacques 1 е 1 d'Angleterre etie cardinal Bellarmin// Etudes. 1903. Т. 94, 95, 96.

Fra buys de Granada. Segunda Parte de la introduction del symbolo de la fe. Saragosse, 1583 (мне не удалось справиться с первым изданием, вышедшим в Антверпене в 1572 г .). Р . 171, § VIII: «la virtud que los reyes de Francia tienen para sanar un mal contagioso, у incurabile, que es delos lamparones».

Marlot. Theatre d'honneur. P. 760 (5 января 1547 г .): «Civitas Remensis, in qua Chrisdanissimi Francorum Reges sibi coelitus missum Sanctae Unctionis, et curandorum languidorum munus, a pro tempore existente Archiepiscopo Remensi suscipiunt, et Diademate coronantur».

Любопытно, что Бернар де Жирар дю Айян ( Bernard de Girard du Haillan ) ни в трактате «О состоянии и успехах Франции» ( De 1' estat et succez des affaires de France ; 1 е ed . – 1570; я работал с изданием 1611 г .), где в начале книги IV перечислены «прерогативы, права, достоинства и привилегии» королей, ни, насколько мне известно, в своей «Общей истории королей Франции» (Histoire generale des rois de France. Fol. 1576) не упоминает о возложении рук. Возможно, все дело в том, что его предпочтения отданы монархии умеренной и разумной, о которой он рассуждает без тени мистицизма.

См. выше, примеч. 619.

Haillan В . de G. du. De 1'estat et succez des affaires de France. 1611 (1 е ed. – 1570). P. 624: «Король остается королем и без коронации и посвящения в короли, каковые суть церемонии, исполненные благоговения и касательство имеющие исключительно до одобрения публики, но не до оснований верховной власти». Ту же теорию излагают Бельфоре и де Беллуа: Weill G. Les theories sur Ie pouvoir royal en France pendant les guerres de religion. 1892 (these lettres Paris). P. 186, 212. Об отношении к рассматриваемому вопросу в начале царствования Генриха IV см. особенно решения Собрания духовенства в Шартре (1591) в кн.: Pithou P. Traitez des droitz et libertez de 1'eglise gallicane. P. 224; см. также любопытное сочинение Клода Фоше, написанное в январе 1593 г .: Fauchet С. Pour Ie Couronnement du roy Henri IIII roy de France et de Navarre. Et que pour n'estre sacre, il ne laisse d'estre Roy et legidme Seigneur (О венчании короля Генриха IV короной французской и наваррской. И о том, что, хоть и не был он коронован, не препятствует ему сие быть королем и законным государем)// CEuvres. In-4 0 . 1610. О ситуации в Англии см.: Figgis. Divine right. P. 10, п. 1. О значении, придаваемом обряду коронации папами в XVII веке, см. любопытный факт, касающийся Габсбургов, в кн.: Battiffol. Lecons sur la messe. In-12. 1920. P. 243.

Дом Удар Буржуа утверждает, что король совершил девятидневные молитвы святому Маркулю в замке Сен-Клу, однако свидетельство его крайне ненадежно: см. ниже, с. 655. Общее и квазиофициальное мнение насчет происхождения целительной власти ясно запечатлено в о6ряднике XVII века (Ed. Franklin. La vie privee, Les medecins. P. 303; ср.ниже, примеч. 781): «Благотворительность королей наших велика в этой церемонии, в коей Небо им потрафило, оделив их в день их коронования привилегиями, коих прочие короли не сподобились» (курсив мой. – М. Б.).

Судя по речи послов Карла VII при дворе Пия II, приведенной выше (с. 230 и примеч. 234), можно подумать, будто они уверены, что уже Хлодвиг исцелял золотушных; однако скорее всего в данном случае перед нами не столько отсылка к конкретной легенде, сколько простая дань красноречию.

См .: Berriat de Saint-Prix. Vie de Cujas // Bemat de Samt-Prix. Histoire du droit remain. Paris, 1821. P. 428 et suiv. – здесь приведены слова Папира Массона, на которые уже сослался однажды – в связи с легендой об исцелении золотушных Хлодвигом, – Дю Пера (Du Peyrat. Histoire ecclesias ti que de la Cour. P. 802). О Форкателе см. несколько слов в кн.: Weill G. Les theories sur Ie pouvoir royal en France pendant les guerres de religion. P. 194. Курт Глазер (Closer К . Beitrage aur Geschichte der politischen Literatur Frankreichs in der zweiten Halfte des 16. Jahrhunderts // Zeitschrift fur franzosische Sprache und Literatur. 1919. В . XLV. S. 31) отзывается о нем с величайшим презрением .

Два отдельных переиздания в 1580 и 1595 гг., не считая переизданий в собраниях сочинений: см. каталог Национальной библиотеки.

De Gallorum imperio. P. 128.

Если верить Мезере (Mezeray. Histoire de France depuis Faramond jusqu'au regne de Louis Ie Juste. Folio, 1685. L . VI. P. 9), семейство Монморанси притязало на то, что родоначальником его был именно Ланисет. Андре Дюшен (DuchesneA. Histoire genealogique de la maison de Montmorency. Folio, 1624) и Дезормо (Desormeaux. Histoire de la maison de Montmorenci. 2e ed. 1768. Т. 1 – 5) либо не знали об атом предании, либо несочли его достойным внимания. Помимо Мезере, ссылка на него встречается также в кн.: Menin. Traite historique et chronologique du sacre. 1724. P. 325.

De sacris uncdonibus. P. 260.

См., например: (Priezac D. de.) Vindiciae gallicae adversus Alexandrum Patricium Armanacum, theologum. 1638. P. 61; Riez B. de. Lincomparable piete. T. I. P. 32 – 33; Т . II. P. 151; Bourgeois 0. Apologie. P. 9. См . также : De ГЛпсге . Lincredulite et mescreance du sordlege. 1622. P. 159. Из историков см .: Mathieu P. Histoire de Louys XI. 1610. P. 472; Charron. Histoire universelle. Fol. Paris, 1621. Chap. XCV. P. 678 – 679; Шаррон принимает историю Ланисета с некоторыми оговорками, однако сообщает: «Один из моих друзей уверил меня, что читал ее в Реймсе, в одной очень старой рукописи». Дом Марло (Marlot. Le Theatre d'honneur. P. 715) также упоминает об этой рукописи, существование которой представляется мне, однако же, более чем сомнительным.

Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque de la Cour. P. 802 et suiv.: о попытках убедить Дю Лорана в недостоверности легенды см.: Ibid. P. 805; см. также наст. изд., с. 99; Dupleix S. Histoire generale de France. T. II. P. 321 – 322. Позиция Мезере (см. выше, примеч. 772) может быть обозначена как вежливое сомнение.

De mirabili. P. 10 sq. Ср . также : Mauclerc. De monarchia divina. 1622. Col. 1566.

Garibay E. Compendio historial de las Chronicas у universal historua de todos los Reynos de Espana. Barcelone, 1628. T. III. L. XXV. C. XIX. P. 202; цит . в кн .: Batista у Roca. Touching for the King's Evil.

Codicilles de Louis XIII roi de France et de Navarre a son tres cher fils ашё ... P. 46, 4. Об этом сочинении, датированном – разумеется, фиктивно – 1643 годом, – см.: Lacour-Gayet. Education politique. P. 88 et suiv. 0 причислении Хлодвига к святым см. в кн.: Saver-on /. De la sainctete du roy Louys dit Clovis avec les preuves et auctoritez, et un abrege de sa vie remplie de miracles. 3 е ed. In-4 0 . Lyon, 1622, – где, впрочем, нет ни слова о возложении рук.

В книге XXV поэмы Демаре де Сен-Сорлена Хлодвиг излечивает не Ланисета, но сына бургунда Генобальда. В издании 1673 г ., где порядок книг изменен, интересующий нас эпизод входит в книгу XIX.

Кстати, честь быть первыми целителями золотухи приписывалась не одному Хлодвигу; Шаррон (Charron. Histoire universelle. Folio. 1621. P. 679) запечатлел предание, согласно которому первым целителем был Карл Мартелл; испанский историк Антон Беутер (Benter A. Segunda Parte de la Coronica generale de Espana ... In-4 0 . Valence , 1551. Chap. L. Fol. CXLIII) считал, что привилегию исцелять недуги получил Людовик Святой, когда во время крестового похода в Египет попал в плен к неверным, причем наделил ею короля тот самый ангел, из рук которого, согласно другой, более древней легенде, Людовик получил свой утраченный требник. Того же мнения, кажется, придерживался и Луис Гранадский (см. выше, примеч. 762).