Безгин В. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX – начала ХХ века)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Г л а в а 2. ОБЩИННЫЕ УСТОИ. КРЕСТЬЯНЕ И ВЛАСТЬ

СЕЛЬСКИЙ СХОД

Понятие «мир» для крестьянина отражало всю глубину его духовно-нравственного сознания, оли-
цетворяло не просто арифметическое соединение крестьян, а нечто большее – соборное соединение,
имеющее характер высшего закона. Крестьяне говорили так: «мир собрался», «мир порешил», «мир вы-
брал», вкладывая значение высшей духовно-нравственной инстанции – «мир крещенный», «мир хри-
стианский»348. На сельском сходе, как нигде, ощущалась духовная общность крестьянского мира, начи-
ная с обращения «Православные!» и, заканчивая единогласным принятием приговора, обязательного
для исполнения каждого. Это уважительное, если не сказать трепетное отношение к миру выразил неиз-
вестный крестьянин, мнение которого было обнародовано в брошюре начала ХХ в. «Мирское дело –
дело великое, На сходку выходить – надо Богу помолясь, да и стоять на ней как в церкви. Помнить на-
до, что коли мы соберемся во имя Его, то и он будет среди нас. Старика, старуху успокоить, сирот при-
зреть, вдов определить, спорящих, ссорящихся примирить, и все это дело сходки мирской, и все это –
любимые дела Божии. Так есть ли на свете дело важнее сходки?»349.
Сельские сходы в зимнее время обычно проходили в съезжей избе или «въезжих» домах, которые
снимало общество. В летнюю пору мирской сход собирался возле дома старосты или на сельской пло-
347 Цит. по Щагин Э.М. А.В. Чаянов об агрикультурных сдвигах в крестьянском хозяйстве в предреволюционной России // Аграрные
технологии в России в IX – XX вв. Материалы XXV сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Арзамас, 1999. С. 188.
348 Платонов О.А. Русский труд. М., 1991. С. 36.
349 Крестьянские работы и деревенская жизнь по месяцам года. Б.М. Б.Г.
С. 8 – 9.
щади350. Сельских сход созывался по мере необходимости, но реже двух раз в год. Весной перед нача-
лом полевых работ и поздней осенью для учета казенных и мирских повинностей. По сообщению С.
Гришина в с. Волконское Дмитровского уезда Орловской губернии (1898 г.): «На сельские сходы кре-
стьян вызывают по распоряжению старосты: «гони на сходку». Все идут, нисколько не переодевшись,
кто в чем был. На сельских сходах участие женщин не допускается, исключение составляет отсутствие
хозяина (заработки) тогда могут пригласить хозяйку и то если вопрос касается уплаты податей или от-
бывания повинностей»351. Описывая условия жизни жителей деревни Саламакова Обоянского уезда
Курской губернии (1899 г.), информатор Рязанов так рисует созыв местного схода: «Созывают сход де-
сятские, сотские по распоряжению старосты. Идя на сход, не надевают лучшей одежды, но все же оде-
ваются почище. Меняют при этом только верхнюю одежду. Женщинам и посторонним лицам не запре-
щается присутствовать на сходах»352. В Елецком уезде Орловской губернии (1898 г.) отсутствующих
домохозяев-крестьян нередко заменяли их жены. Не встречалось протестов против участия в сходе вдов
или девушек, самостоятельно ведущих хозяйство, а также опекунш малолетних353. Следует отметить,
что сельское население исследуемого региона в вопросе участия женщин в работе сельского схода было
более консервативно, чем в районах, где отхожий промысел играл большую роль в хозяйственной жиз-
ни села. Негативное отношение к участию женщин в сельском сходе сохранялось в деревне и в первые
годы советской власти. «К женщине относятся по-старому. На сход не пускают, а если они приходят, то
ругают их матерщиной и смеются над ними»354.
Решение общественных дел миром – бытовая черта русского народа, и, как явление бытовое, оно с
трудом поддавалось правительственной регламентации. Как не кратки относящиеся до сельского схода
постановления законодательства, но и эта скромная попытка закона наложить свою печать на свободное
творчество народной жизни не всегда могла быть выдержана на практике. Местные обычаи и традиции
играли в практике сходов преобладающую роль. Обыкновенно на сход от каждой семьи приходило од-
но лицо, так что многодушные дворы не пользовались предоставленным им законом правом посылать
несколько представителей. Безземельные крестьяне, а также лица, выкупившие свои участки с фактиче-
ским выделом из мирской земли, или совсем устранялись от участия в сходах, или пользовались на них
правом голоса только по делам, не касающимся землепользования. Крестьяне, находящиеся под следст-
вием или судом за важные преступления, или отданные по судебному решению под надзор общества,
по закону лишены права участвовать на сходе, на деле часто на них допускаются наравне с другими355.
Участие в сходе крестьяне воспринимали не только как свое право, но и как обязанность. Селяне
сознавали, что именно от них зависит решение принципиально важных вопросов жизнедеятельности
общины. В тоже время, в тех сельских обществах, где власть на сходе захватили «мироеды» и «горло-
паны», крестьяне проявляли пассивность, высказывали разочарование в действенности мирского собра-
ния. Активность общинников зависела также и от вопросов, которые выносились на обсуждение, неко-
торые из них не вызывали у сельчан энтузиазма.
В Елатомском уезде Тамбовской губернии «крестьяне неохотно являлись на сход, когда на нем предпо-
лагается привлечение к отбытию повинностей. Охотно идут, когда узнают, что результатом сходки бу-
дет выпивка, или когда не знают, что будет обсуждаться на сходе, предполагая, что будет интерес-
ное»356. «На сельский сход идут неохотно, – писал Н.И. Козлов из Кромского уезда Орловского губер-
нии 7 сентября 1898 г. – порой приходится собирать целый день. Нередко приходят, выпивши, реже
пьяные. Зато на волостной сход бегут галопом, зная, что там всегда будет магарыч»357.
Работой сельского схода руководил староста. Он открывал сходку, выносил вопросы для обсужде-
ния и предлагал решения. Уважением и влиянием на сходе пользовались зажиточные, хозяйственные
крестьяне358. В деревне ценили тех, кто своим трудом, сметкой, рачительностью достиг жизненного ус-
пеха. Прислушивались на сходе и к мнению грамотных, образованных односельчан. «Письменного кре-
стьянина слушают даже старики, и ему нередко принадлежит решающая роль на сходе», – сообщал Фо-
350 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 677. Л.5; Д. 2031. Л. 3.
351 Там же. Д. 1092. Л. 1.
352 Там же. Д. 677. Л .5.
353 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 120а. Л. 56.
354 Росницкий Н. Лицо деревни. М.-Л., 1926. С. 112.
355 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 2.
356 Там же. Д. 120а. Л. 3.
357 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 2.
358 Там же. Д. 1102. Л. 5.
мин, житель с. Овстуга Брянского уезда Орловской губернии359. В Курской губернии крестьяне призна-
вали, что на сходе «больше тех слушают, кто дело скажет, кто умнее»360.
Традиционно велико было на сходах влияние сельских патриархов. В ряде мест они образовывали
так называемую малую сходку или суд стариков. Она состояла из 10 – 15 мироедов, так их называли за
то, что по окончанию схода им за счет мира ставили угощение. В советской историографии сложилось
исключительно негативное мнение о роли мироедов в сельском самоуправлении. Мне представляется,
что такая оценка следствие одностороннего подхода. Исследователи, указывая на факты использования
мироедами своего положения в корыстных целях, не принимали в расчет их роль в функционировании
общинного механизма. А она выражалась в том, что они, будучи людьми пожилыми, являлись носите-
лями деревенских традиций, знатоками правовых обычаев. О роли суда стариков в сельском судопроиз-
водстве подробно будет сказано в разделе, посвященном обычному праву.
А пока следует отметить, что малая сходка созывалась при решении таких дел: неправильный засев
пашни, увоз хлеба, драка. Провинившегося в первый раз наказывали розгами и не доводили дело до
сведения высшего начальства. В деревнях Рыльского уезда Курской губернии аналогичные суды рас-
сматривали мелкие преступления, типа краж в поле, лесу361. Сельские мироеды были опытными хозяй-
ственниками, и благосостояние их дворов было лишним подтверждением этому. Их практические сове-
ты при решении производственных проблем общины давали возможность сходу принять оптимальное
решение. При необходимости, они указывали дополнительные источники для уплаты повинностей362.
Водка, которую выпивали мироеды за счет мира, являлась магарычом, традиционной формой оплаты
труда, в данном случае, благодарности со стороны односельчан.
По мере ослабления патриархальных устоев, выхода на сельскую арену нового поколения крестьян,
не знавших крепостнических порядков, влияние деревенских патриархов ослабевало. Из Коротоякского
уезда Курской губернии информаторы сообщали: «Мнение стариков не имеет решающего значения: го-
ворят, что старик выжил из ума, что его слушать»363. В ответах на анкету о переменах в порядках на
сельских сходах за последние 10 – 20 лет крестьяне сообщали, что «теперь (т.е. в начале ХХ в.) на схо-
дах стали пользоваться влиянием грамотные и знающие люди. Горлопаны почти повывелись. Есть и те-
перь влиятельные члены схода, но лишь отличающиеся грамотностью и знанием хозяйственных и юри-
дических вопросов». «Дела на сходе решаются с большим порядком и толковее, потому что теперь бы-
вают на сходе многие знающие грамоту и прочитавшие не мало книжек. Вообще народ стал разви-
тее»364. В отдельных местностях сила инерции оказалась сильнее и там, на сходах, продолжали задавать
тон записные «горлодеры». По сообщению корреспондента Этнографического бюро в д. Хотьково Ка-
рачаевского уезда Орловской губернии, заметнее всего было влияние на сходе «горлунов» – это стари-
ки, любящие в чужой беде искать похмелье365.
На постороннего жителя, не знакомого с жизнью деревни, сходы производили впечатление случай-
но собравшейся толпы. Сами же крестьяне отлично разбирались в шуме и сутолоке и не могли себе
представить, чтобы обсуждение дела миром происходило иначе366. Впервые попавшему на сход каза-
лось, что в этом вселенском гвалте невозможно было просто понять то о чем идет речь, не говоря уже о
принятии какого-то решения. Но, к большому удивлению непосвященного в тонкости сельской демо-
кратии, шум стихал, и приговор принимался единогласно, как правило, к удовлетворению большинства
участников. Обыкновенно решение принималось единогласно, даже по самым сложным вопросам, так
как меньшинство примыкало к большинству или уклонялось от участия в голосовании.
Из свидетельств очевидцев следует, что на сходах крестьяне держали себя вольно, если нет началь-
ства, ругались, и непозволительные слова здесь были не редкость367. По наблюдению корреспондента из
Елатомского уезда Тамбовской губернии: «Обычное галдение на сходе уменьшается, когда на нем при-
сутствует земский начальник или старшина. На волостных сходах, в виде общего правила, крестьяне
держат себя значительно лучше»368. Присутствие на сходе человека из высшей среды, что было нечасто,
стесняло крестьян. «Они не высказывали того, что действительно желали. Есть стремление быть соли-
359 Там же. 1078. Л. 85
360 Там же. Д. 677. Л. 5.
361 Научный архив ИЭИА РАН. Коллекция 14 (ОЛЕАЭ). Д. 108. Л. 8об.
362 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 446. Л. 5.
363 Научный архив ИЭИА РАН. Коллекция 14 (ОЛЕАЭ). Д. 108. Л. 8об.
364 Вениаминов П. Крестьянская община. СПб., 1908. С. 253.
365 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1102. Л. 4.
366 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 7.
367 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1102. Л. 4.
368 Тенишев В.В. Административное право русского крестьянства. СПб., 1908. С. 32.
дарным во мнении с этим человеком»369. Такая видимая сговорчивость не всегда была искренней. Кре-
стьяне предпочитали не высказывать своих истинных мыслей.
Сельский сход являлся традиционной формой крестьянского самоуправления. Соборный характер
решения повседневных вопросов деревенской жизни позволял наиболее полно учитывать интересы и
нужды членов сельской общины. Порядок обсуждения и принятия решений на сходе давал возможность
сохранить приоритет коллективного интереса над групповым и индивидуальным. Это не исключало
возможностей влияния на решения схода со стороны зажиточной части села, а также представителей
власти как местной, так и государственной. Изменение состава сходов отражало перемены, произошед-
шие в социальной структуре крестьянства. На протяжении изучаемого периода сход значительно «по-
молодел» в результате процесса семейных разделов. Участие женщин в сельском сходе допускалось
только в тех местностях, где был значителен отток мужского населения на сезонные работы.

Функции сельской общины

Функции сельской общины были многообразны и обнимали собой все стороны деревенской обы-
денности. Различные источники дают возможность установить направления и выяснить содержание
деятельности общины. Конечно, прежде всего, сельская община выступала как поземельная единица,
организовывала хозяйственную деятельность крестьян на принадлежащей ей земле. Поэтому на сходе
обсуждались вопросы распределения земли между общинниками, о времени и порядке земледельческих
работ и т.п. Сходы собирались нередко для обсуждения различных нововведений и улучшений в сель-
ском хозяйстве. Прерогативой общины являлись дела, касающиеся пользования мировой землей, а так-
же дела по аренде и покупки земли общиной, по сдаче и продажи мирской земли. Не менее обширной
была административная функция. На сельских сходах производились выборы должностных лиц: ста-
росты, десятского, сборщика налогов, уполномоченных и др. Ведению мира подлежало: раскладка и
сбор податей, земских и мирских платежей, исполнение натуральных повинностей, поставка, подвод
для разъезда должностных лиц, исправление дорог и прочее. Сходы решали разные хозяйственные дела
сельского общества. Содержание хлебных магазинов, продовольственный капитал, раскладка пособий,
отпуск денег на жалованье выборным и наемным лицам. Всякого рода покупки вообще расход мирских
денег производился с разрешения схода. Сверх того сход обсуждал вопрос о постройке школ, читальни,
библиотеки, вообще о школьных делах.
Ключевой функцией общины было распределение земли. Оно производилось по ревизским или на-
личным душам, либо по числу рабочих рук в хозяйстве, либо по едокам. Данные земской статистики
позволяют утверждать, что в целом в черноземной полосе разверстка по ревизским душам являлась
преобладающей. Так, издания Курского, Воронежского, Тамбовского земств показывают, что до начала
80-х гг. почти все селения государственных крестьян и большая часть бывших помещичьих вовсе не пе-
ределяли свои земли после 10-й ревизии и, стало быть, сохранили раскладку по ревизским душам.
Только с начала 80-х гг. началось крестьянское движение в пользу перехода на наличные души370.
Вопрос о подворной земельной нарезке решали сельские сходы. Способ разверстки зависел от каче-
ства земли, рельефа хозяйственных угодий и т.п.371 Сенокосы при общинном владении не подвергались
разделам, сено косилось сообща и уже скошенное делилось между членами общества372. Вся сложная
работа по разверстанию земли выполнялась с довольно высокой степенью точности. Обмер земли при
общем переделе производился деревянной палкой величиной в сажень, а при частном шагами, из расче-
та сажень равен двум шагам. Надельная полевая полоса называлась «загоном», а луговая «пай». Грани-
цы в чересполосном владении обозначались межами, а отделявший один участок от другого рубежами,
на концах и поворотах рылись межевые ямы, в которые устанавливали межевые столбы. Если межой
служил проток или овраг, то его называли «живым урочищем»373. Валовую межу, как и граничный ру-
беж, никто не имел право вспахать, нарушитель подвергался наказанию. Нарушение или, как говорили в
деревне «взломка», валовой межи самовольно случалась редко, так как крестьяне считали ее за святую,
установленную не одним человеком, а всем обществом, по общему на всех тому согласию. Если в ре-
зультате обмера обнаруживался излишек земли, начинали выяснять, как он образовался. Опрашивали
соседей, если те подтверждали, что этим загоном хозяин владел более десяти лет, то его оставляли в по-
кое. Правда, он должен был подкрепить свои показания клятвой. С этой целью владельца спорного за-
369 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 120а. Л. 4.
370Головин К. Указ. соч. С. 39.
371 Кузнецов С.В. Культура русской деревни // Очерки русской культуры. Т. 1. Общественно-культурная среда. М., 1998. С. 224, 227
372АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2036. Л. 2.
373 Там же. Д. 2033. Л. 3.
гона разували, скидывали с него шапку, давали в руки икону и заставляли обойти кругом загона. Если
крестьянин обходил вокруг загона и при этом не падал, то общество оставляло излишек земли в его
распоряжение374.
Система разверстки земельных угодий, основанная на нормах обычного права, была результатом
аграрной практики в конкретно-экономических условиях. Она определялась хозяйственной целесооб-
разности и приемами и способами ведения полевого хозяйства. По сведениям, полученным от М. Каш-
карова из Воронежской губернии в 1899 г., «общинные земли в селениях бывших помещичьих крестьян
разверстывалась по ревизским душам, в селениях бывших государственных крестьян по числу душ
мужского пола. При разверстке на наличные души мужского пола принимались в расчет или все маль-
чики, родившиеся ко дню передела, или мальчики и парни, достигшие определенного возраста (3, 5, 7,
15 и 18 лет). Встречалась разверстка по рабочему составу семья (18 – 60 лет), проживавших постоянно
дома, имеющие в обществе постоянную оседлость»375.
Распределение земли между крестьянскими хозяйствами было процессом очень сложным. Трех-
польная системе полеводства предполагала общий выпас по стерне и по пару. А потому полосы, при-
надлежавшие отдельным дворам, нельзя было отгородить, так как животные и люди должны были сво-
бодно ходить по полям, кроме того, в большинстве случаев каждый двор должен был следовать опреде-
ленному порядку – сеять необходимые культуры в соответствующее время. Пашня была поделена на
узкие полосы, настолько узкие, что иногда с бороной можно было пройти только в одну сторону. Каж-
дый двор имел несколько полос, чаще всего на определенном отдалении одна от другой. Дело в том, что
крестьян скрупулезно следили за тем, чтобы земля распределялась по справедливости. Общинные земли
были различны по качеству, расположению, конфигурации, удаленности от деревни. Каждое из трех
полей разделяюсь на ярусы примерно одного качества, а каждый ярус на «доли» – по числу «ртов» в де-
ревне376. Весь этот сложный механизм распределения был подчинен одной цели – максимально соблю-
сти основной принцип крестьянского мира, обеспечить равный доступ к земле. Возможность пользова-
ния земельным наделом выступала непременным условием функционирования крестьянского хозяйст-
ва. Равные «стартовые условия» производственной деятельности ставили конечный результат в прямую
зависимость от умения, навыков, трудолюбия пахаря. Оговорюсь, что все это, конечно, верно, только
при условии учета капризов природы, над чем мужик, естественно, был не властен.
Когда, в силу естественных причин, изменялся состав населения отдельных дворов, община органи-
зовывала частичные переделы (свалки и навалки), забирая полосы от одних и передавая другим. Част-
ные переделы допускались лишь в трех случаях: смерти домохозяина, увольнения его из общества, вы-
сылки по суду или по общественному приговору, или безвестной его отлучки, оставления хозяйства без
попечения; отказ самого домохозяина от пользования землей; неисправности его в платеже повинно-
стей. Частичные переделы допускались и в случаях необходимости нарезать новые приусадебные уча-
стки, в силу каких-то стихийных явлений (наступления оврагов, размывания почв) либо, наоборот, из-за
приращения удобных земель в результате совместных усилий377. Такая гибкая система позволяла опера-
тивно реагировать и решать возникавшие проблемы землепользования, соблюдая принцип социальной
справедливости.
При распределении земельных наделов община внимательно следила за тем, чтобы соблюдался
принцип трудового участия, т. е. землей могли пользоваться только те, кто ее обрабатывал. При переде-
лах земли общество отказывалось учитывать те «души» в семействах, которые долгое время отсутство-
вали или же находились в безвестной отлучке378. Например, приговором общества крестьян деревни
Выкрестовой Воронежского уезда той же губернии от 4 декабря 1889 г. было принято решение «обще-
ственные земли поделить на новые души, с тем условием, что кто из однообщественников не занимает-
ся хлебопашеством и не отбывает общественных натуральных повинностей, тому земельного надела не
давать»379. В 1899 г. жители слободы Семейки Острогожского уезда Воронежской губернии в постанов-
лении схода прямо указывали на то, что не предоставлять землю тем односельчанам, кто постоянно
проживает на заработках в Воронеже380. В ряде мест старожилы пользовались преимуществами при
распределении земельного фонда. Так, по приговору сельского схода слободы Ливенки Бирючанского
374 Там же. Д. 998. Л. 3, 5.
375 Там же. Д. 459. Л. 1.
376 Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. Вып. 2. М., 1997. С. 118 – 119.
377 Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991. С. 165.
378 Зырянов П.Н. Земельно-распределительная деятельность крестьянской общины в 1907 – 1914 гг. // Исторические записки. Т. 116.
М., 1988. С. 107.
379 РГИА. Ф. 1344. Оп. 10. Д. 734. Л. 3.
380 Силин А.В. Крестьянская община Воронежской губернии в 1861 –
1900 гг. Дисс. … канд. ист. наук. Воронеж, 1998. С. 68.
уезда Воронежской губернии несколько дворов получили меньший надел, чем полагалось по раскладке.
Причина заключалась в то, что они недавно были приписаны к обществу381.
Не только вопросы землепользования, но и проблемы пользования общественными лесами стано-
вились предметом обсуждения на сельских сходах. Для удовлетворения хозяйственных нужд в лесу оп-
ределялись места для вырубки, а делянки распределялись решением схода между домохозяевами. В ря-
де мест, с целью сохранения лесных угодий от несанкционированных порубок, обществами нанимались
лесные сторожа. Как крайнюю меру против порубок сход применял общественную присягу. Собиралось
все общество, приглашался священник, в присутствии которого все участники схода принимали прися-
гу не производить порубок в известном участке, в определенный срок382. Более того, обеспокоенные
стремительным сокращением лесных массивов отдельные общества проводили мероприятия по их вос-
становлению.
Распределительный механизм мог действовать эффективно только в общинах небольших по чис-
ленности, что было особенно актуально для ряда сел, где община состояла из тысячи и более домохозя-
ев.
В Воронежской губернии имелось много селений, в которых число домохозяев, с правом голоса, дости-
гало несколько тысяч. 91 % общего числа бывших государственных крестьян губернии проживало в
сельских обществах, имевших каждое более 1000 дворов383. Созыв таких многолюдных сходов, а тем
более решение вопросов на них, был весьма затруднительным. В таких селениях возникали малые сель-
ские общества, которые и ведали вопросами земельного распределения. Вот, что писал о таких селен-
ных сходах неизвестный автор записки из Орловской губернии (90-е гг. XIX в.): «Селенные сходы, воз-
никают там, где сельское общество не совпадает с бытовой земельной общиной, а заключает в себя не-
сколько таких общин. Селенные сходы по составу почти одинаковы с сельскими, но носят домашний
характер, они собираются порой без всякого участия сельских должностных лиц. Подобные решения не
имеют силу законных приговоров, но крестьяне добровольно исполняют их. Селенные сходы рассмат-
ривают дела, касающиеся поземельной общины, т.е. вопрос о мирской земле, раскладка земельных пла-
тежей и повинностей, меры по предупреждению и взысканию недоимок по этим платежам»384. Анало-
гичные сходы существовали и в соседней Воронежской губернии. Так, Новокурлакское сельское обще-
ство Бобровского уезда Воронежской губернии состояло из трех деревень, пользовавшихся различными
наделами. В каждой деревне действовал свой, отдельный, не санкционированный законом сход. И толь-
ко раскладка провинностей происходила на «официальном» сходе с участием всех домохозяев дере-
вень385. В той же губернии в слободе Алферовке Новохоперского уезда было одно общество, но суще-
ствовало две поземельные общины. Поземельные и податные вопросы каждая община решала само-
стоятельно, а выборы старосты и заключение договора об аренде земли производились на соединенном
сходе386. В 1887 г. малые сельские общества были санкционированы Сенатом, который присвоил им на-
именование сельского схода и возложил на них ряд формальных прав и обязанностей. В 1899, 1900 гг.
эти сходы были признаны законодательно387.
Фискальные функции община также осуществляла посредством сельского схода. Для коронной
власти эта функция общины представлялась наиболее важной, так как позволяла производить и контро-
лировать сбор налог и податей. Податной механизм выглядел следующим образом. Казенные палаты
начисляли общий окладной лист на все приписное население сельского общества с указанием разно-
видностей платежей (казенных, земских, мирских и т.д.) Его «мир» и «разрубал» по крестьянским дво-
рам. Изменения в душевом и земельном составе казенные палаты не фиксировали. Этими вопросами
занимались сельские сходы. На основе расчетов общество ежегодно в начале года принимало «раскла-
дочный приговор»388. Разверстка податей осуществлялась с учетом хозяйственного состояния двора.
Подати уменьшали для погорельцев, семей потерявших кормильца, дворов, переживших падеж скота и
т.п. В этнографических сведениях о жителях села Верхний Мамон Павловского уезда Воронежской гу-
бернии середины XIX в., обнаруженных в архиве Русского географического общества приводится сле-
дующее описание: «Сходки собираются по позыву старшины, через десятских, для раскладки и податей
и мирских повинностей. За несколько душ забеднелых (так в документе – В.Б.) хозяйств, платеж снима-
381 РГИА. Ф. 1291. Оп. 53. Д. 102. Л. 16.
382 Якубович А. Крестьянское самоуправление. СПб., 1883. С. 7.
383 Толмачев М.С. Крестьянский вопрос по взглядам земства и местных людей. М., 1903. С. 16.
384 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 4.
385 Государственный архив Воронежской области. (ГАВО). Ф. 26. Оп. 1.
Д. 218. Л. 2об
386 РГИА. Ф. 1405. Оп. 60. Д. 5923. Л. 16-17.
387 Там же. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 3513. Л. 12-12об.
388 Кучумова Л.И. Сельская община в России (вторая половина XIX в.) М., 1992. С. 61.
ется и возлагается на общество»389. Таким образом, снижая размер повинностей, или снимая их вовсе,
община спасала слабые хозяйства от разорения, давая им возможность восстановить свою хозяйствен-
ную состоятельность.
Недоимки с крестьян взыскивала волостная администрация и полицейские учреждения. Староста от
мира лишь свидетельствовал о наличии недоимок. Земля у крестьян-недоимщиков отбиралась редко,
так как это бы подрывало будущую платежеспособность всей общины. Прежде всего, распродавался
скот, затем имущество, инвентарь второстепенного значения390. По наблюдениям К. Головина: «Круго-
вая порука в смысле уплаты одним домохозяином недоимки другого применяется крайне редко … Не
применяется круговая порука потому именно, что «мир» до нее не доводит, заставляя опустившегося
домохозяина продать последнюю лошадь, а потом прибегает к последней мере взыскания, к отнятию
надела»391. К лишению крестьянина надела община прибегала в исключительных случаях, когда тот
фактически порывал с ней связь, не выполнял лежащих на нем обязанностей или возникала угроза по-
тери обществом данного надела. Примером может служить жалоба крестьянина села Млечи Трубчев-
ского уезда Орловской губернии Николая Иванов Сечнова в Сенат на решение общества об отобрании у
него двух душевого надела. Из сведений доставленных уездным по крестьянским делам присутствием
следовало, что Сеченов сдал два надела обществу, имея недоимку за 17 лет в размере 51 р., которая бы-
ла обществом погашена. Приговором от 20 января 1885 г. общество постановило два душевых надела
Сеченову не отдавать, как не плательщику повинностей, а землю эту передать Тимофею Соловьеву ис-
правному и благонадежному плательщику. Из дознания старшины явствовало, что «Николай Сеченов
ничего не платил, хозяйства никакого не имеет, вообще, человек неблагонадежный, сидел в тюрьме за
воровство, был наказан волостным судом за неуплату податей розгами, а землю домогается, чтобы про-
дать ее другим»392. В ряде уездов Воронежской губернии, отобранные земельные наделы сдавались в
аренду зажиточным крестьянам за подати. Так, Бутурлиновское общество Бобровского уезда сдавало
такие наделы в аренду в результате торгов. Наличие «бесхозных» наделов позволяло должностным ли-
цам села производить их негласную мобилизацию и пользоваться этой землей в своих интересах. На-
пример, в Чижовской волости Воронежской губернии волостной старшина держал до 50 наделов, а в селе
Малышеве той же волости 64 надела были распределены между несколькими местными богачами393.
Определение размера сумм на мирские, сельские и волостные расходы обычно производилось на
волостном сходе. По свидетельству современников, расходная часть волостного бюджета обсуждалась
очень скрупулезно. «Крестьяне скупы на мирские расходы, сход торгуется из-за рубля, из-за копейки.
Крестьяне выторговывают из жалованья старшины рубль и не видят, как уходят сотни. Поэтому они
рассуждают так: «Что не назначь – все уйдет, лучше назначать поменьше, – обойдутся»394. С целью сбо-
ра средств, необходимых для удовлетворения местных нужд (строительства мостов, содержания хлебо-
запасного магазина, церкви, школы и т.п.), крестьяне прибегали к самообложению. На сельском сходе
определялась сумма, требующаяся для финансирования того или иного мирского дела, которая затем
раскладывалась на всех домохозяев. Во второй половине XIX в. в селах изучаемого региона продолжала
существовать практика коллективных запашек. Общественные запашки устраивались для заполнения
хлебных магазинов, для церковных нужд, для получения средств не мирские расходы: жалование свя-
щенника, низшим должностным лицам, для содержания училища, сирот395.
Важной функцией сельской общины являлась социальная защита своих членов. Принципы кресть-
янского общежития основывались на христианской морали. Помощь «сирым и убогим» выступала жиз-
ненной потребностью каждого православного. Одним из проявлений христианского милосердия рус-
ского крестьянства была опека над сиротами. Материалы, освящающие проблему опеки в крестьянском
быту, дают основания утверждать, что крестьянские обычаи относительно опеки носили юридический
характер. В «Общем положении о крестьянах» вопрос об опеки разрешался на основе норм обычного
права.
В нем в частности говорилось о том, что «в назначении опекунов и попечителей, в проверке их действия
и во всех всего рода делах крестьяне руководствуются местными своими обычаями»396. В вопросах
сельского призрения обычаи в русских деревнях отличались завидным единообразием. Опека над деть-
ми устанавливалась в случаях смерти отца или матери или обоих родителей, их умопомешательства,
безвестного отсутствия более трех лет, ссылки в Сибирь.
389 Архив Русского географического общества (АРГО). Разр. 9. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 8.
390 Кучумова Л.И. Указ. соч. С. 62.
391 Головин К. Указ. соч. С. 64.
392 РГИА. Ф. 1344. Оп. 10. Д. 346. Л. 5об, 6.
393 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 459. Л. 5.
394 Якубович А. Указ. соч. С. 19.
395 В.В. (Воронцов В.П.) Итоги экономического исследования России. Т. 1. Крестьянская община. М., 1892. С. 562
396 Российское законодательство X–XX веков. Т. 7. М., 1989. С. 40.
По обычаю при назначении опеки в Тамбовской губернии «после смерти домохозяина опекуншей
обыкновенно назначалась его вдова, если она женщина хорошего поведения и рачительна к хозяйст-
ву»397. Круглые сироты проживали у своих родственников, которые содержали их на свои средства, в
случае отсутствия дохода с имущества сирот. Если родственники не были в состоянии содержать сирот,
то их раздали по состоятельным дворам. Иногда прокормление сироты брало на себя общество в целом,
как это было в ряде мест Орловской губернии. В этом случае сиротский надел отходил к общине, а сам
опекаемый переходил из двора во двор поочередно, получая необходимое содержание из мирских сумм.
Формы сельского призрения крестьянских сирот в конце XIX в. отличались многообразием. Это опека,
подворное кормление, отдача детей на вскормление за деньги, усыновление, помещение в сельскохо-
зяйственные приюты (после появления таковых в 1890 – 1900 гг.).
По обычному праву опека прекращалась в случае смерти подопечного или по достижению им со-
вершеннолетия. Возраст снятия опеки по документам колебался от 18 до 25 лет. Обычно опеку снимали
по достижении 18 лет. В Орловской губернии за совершеннолетний возраст был принят 21 год, до ис-
полнения которого опекаемый не имел права распоряжаться деньгами и оформлять нотариальные сдел-
ки.
В ряде мест опека прекращалась с женитьбой или замужеством398.
Назначение опекунов являлась исключительной прерогативой сельского схода. По утверждению В.
Тенишева: «Мир всевластен в отношении назначения опекунов: он имеет право отстранить от опеки не
только близких родственников, но даже и мать, он может аннулировать завещательное распоряжение,
касающиеся опеки»399. По общему правилу, опекуны назначались из числа родственников, преимущест-
венно близких, связанные с малолетними сиротами не только кровной связью, но и хозяйственными ин-
тересами. По свидетельству Н. Козлова из села Архангельского Крамского уезда Орловской губернии:
«Опекуны назначаются преимущественно из своих односельчан, либо родственников, либо отсутствия
таковых соседей, или просто из благонадежных однообщественников. Попечители назначаются из лиц,
на которых укажет несовершеннолетний и даже из посторонних. Как опекуны, так и попечители назна-
чаются обществом обязательно»400. Назначение опекуна производилось на сходе и решение об этом
оформлялось мирским приговором, который представлялся на утверждение земского начальника. После
выбора или назначения опекуна на сходе, староста с вновь избранным и с понятыми из крестьян описы-
вал имущество, и опись эту вносил в отдельную книгу, называемую «опекунской».
Как правило, опекуны за свою деятельность никакого вознаграждения не получали. «Опекунство, –
по выражению крестьян, – дело Божье, усердие к сиротам», «брать что-либо от сирот грех», «опека
служба, а не труд»401. «По народным воззрениям, пользоваться прибытком от имущества малолетних
или приплодом от скота опекун не имел права... Доходы должны идти на нужды малолетних сирот». По
сообщениям корреспондентов этнографической программы кн. В. Тенишева, опекун не получал за
управление имуществом «никакого вознаграждения, только благодарность общества и сирот». Но он
имел от общины значительные льготы. Деятельность опекуна оценивалось настолько высоко, что мир
освобождал его от каких-либо общественных обязанностей, а все повинности по наделу малолетних
брал на себя402.
Контроль над действием опекуна возлагался на старост и старшин. Опекун должен был периодиче-
ски отчитываться перед сходом об исполнении своих обязанностей, но на практике сельский мир не
всегда уделял должное внимание защите интересов сирот. Часто на руки опекуну выдавали особую
книжку, в которую он записывал приход и расход по имуществу опекаемого. Один или два раза в год
опекун представлял устный отчет сельскому сходу с участием волостного старшины и волостного писа-
ря, писарь просматривал имущество, которое было при прошлогодней проверке. В случае обнаружен-
ной растраты, опекун должен был возместить ущерб из собственного имущества, что осуществлялось в
большинстве случае в форме судебного иска. В ряде мест, как, например, в Болховском уезде Орлов-
ской губернии за растрату имущества сироты опекун по приговору сельского схода мог быть подверг-
нут наказанию в виде ареста. Помимо всего этого, опекун ненадлежащим образом исполняющий свои
обязанности, приговором сельского схода устранялся и заменялся другим. Так поступали в селах Кур-
ской губернии403. Из содержания материалов тенишевского фонда следует, что возможность вмеша-
397 Сборник-календарь Тамбовской губернии на 1903 г. Тамбов, 1903.
С. 85.
398 Тенишев В.В. Административное право русского крестьянства. СПб., 1908. С. 158, 159.
399 Там же. С. 133.
400 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 6.
401 Цит. по: Тенишев В.В. Указ. соч. С. 152.
402Цит. по: Соловьева И. Крестьянские сироты XIX века / http: // vstrecha.glasnet.ru/NC/0302/67/67.htm
403 Тенишев В.В. Указ. соч. С. 157.
тельства мира в любой момент служила силой, сдерживающей беззаконные действия. С введение ин-
ститута земских начальников внимание к положению сельских сирот усилилось, так как в их обязанно-
сти входил контроль над системой крестьянской опеки.
Общинная помощь – одно из самых любопытнейших и поучительных явлений деревенских будней.
Она регулировалась целой системой норм поведения. Ее истоки уходили в первобытные формы хозяй-
ствования, когда труд членов общины сообща органически соединялся с равным дележом продукта.
Бытование различных форм сельской взаимопомощи в течение длительного времени свидетельство со-
ответствия их содержания духовно-нравственным традициям русского села. Милосердие выступало от-
личительной чертой русского крестьянства. Смысл Евангельской любви находил свое воплощение в со-
страдании и сочувствии к несчастным, в бескорыстной помощи нуждающимся. Помещик К.К. Арсеньев
в заметках о путешествии в Тамбовской губернии писал: «Сами, голодая, крестьяне подают милостыню
хлебом. Берут к себе в дом семьи погорельцев и бедняков. Так в селе Бояровке Моршанского уезда, в
обыкновенной избе помещалось четыре семьи»404. «Все крестьяне нашей местности, – сообщал в конце
XIX в. Ф.А. Костин из деревни Мешковой Болховского уезда Орловской губернии, – к погорельцам от-
носятся с жалостью, стараются их утешить и помочь, как советом, так и делом». Каждый крестьянин,
отмечал он далее, «считает за счастье», если у него поселится погоревший сосед»405.
В большинстве случаев организатором сельских помочей выступала община. Мир направлял по на-
ряду односельчан на уборку полос хозяйств, пораженных эпидемией, оказывал помощь в выполнении
полевых работ семьям ратников, вдовам. Крестьяне никогда не оставались безучастными к горю, по-
стигшему их односельчан. Погорельцам собирали средства, выделяли для заготовки материала делянку
в общинном лесу, принимали участие в строительстве нового дома. Высокие нравственные принципы
сельской взаимопомощи отмечал в своем исследовании А.А. Риттих. Он в частности писал: «Маломощ-
ным женским семьям давали землю, освобождали их от повинностей, которые мир принимал на себя,
снимали подати и с погорельцев или пострадавших от падежа скота. Организовывалась помощь боль-
ным и маломощным: мир наряжал возить навоз на их полосы, помогал при уборке урожая. Часто это
делалось совершенно добровольно – «ради Христа». Косцы и жницы, оканчивая свои полосы, шли по-
могать тем, кто задерживался в работе «по маломочности»406.
В русской деревне второй половины XIX в. продолжало существовать такое явление как миропла-
тимые наделы. Это означало, что община брала на себя оплату всех податей и выполнения повинностей,
которые полагались за пользование этой землей. Например, у государственных крестьян Борисоглеб-
ского уезда Тамбовской губернии такие наделы по решению схода выделяли в 70-х гг. XIX в. вдовам. В
этом же уезде из общественных хлебных магазинов, по решению совета стариков, выдали беспомощ-
ным старикам и малолетним сиротам хлеб на весь год407. Система деревенского призрения выражалась
также в выдаче безвозмездной ссуды, выделении участка в общественном лесу, отводе земли для по-
стройки дома и под огород.
Оказание помощи нуждающимся жители села воспринимали как дело богоугодное и как народную
традицию, освященную жизнью предыдущих поколений. «Безусловно, обязательною для крестьян по-
мочь для себя не считают, но нравственная обязанность так глубоко ими осознается, что отказа в помо-
чи почти не бывает. …Да и всякий памятует, что и он когда-нибудь сам будет нуждаться в помочи».
Помощь выражалась в выполнении неотложных сельскохозяйственных работ, постройке сгоревшего
дома, организации похорон и т. п. Если решение о помочи принимал сход, то участие в ней считалась
для общинников обязанностью, и уклонение было практически невозможным в силу общественного
мнения408.
Формой сельской взаимопомощи являлась толока, родственная и соседская помощь в работах, ко-
торые требовали большого количества рабочих рук и были ограничены во времени. К ней крестьян
прибегали, когда хозяйство не могло самостоятельно справиться со срочной, но необходимой работой.
Писатель Н.Н. Златовратский, долгие годы проживший в деревне, выделял следующие виды помочей –
без угощения и с угощением. Первая была более распространена в среде родственников и использова-
лась при возведении пристройке, возке навоза, косьбе и жатве. К помощи соседей и однообщественни-
ков селяне прибегали при строительстве избы, возке леса, кирпича и т.п. В обязанность домохозяина,
приглашавшего на толоку (супрядки), входило накормить работников до и после работы, по возможно-
404 Арсеньев К.К. Из недавней поездки в Тамбовскую губернию // Вестник Европы. 1892. Кн. 2. С. 836.
405 Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М., 2000. С. 183.
406 Риттих А.А. Зависимость крестьян от общины и мира. СПб., 1903. С. 50.
407 Громыко М.М. Указ. соч. С. 73.
408 Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 1. СПб., 2000. С. 471 – 472.
сти обильно и обязательно с выпивкой.409 По сообщению Кондрашева, информатора Этнографического
бюро из Тамбовской губернии: «Обычай помогать в полевых и других работах, а также при вывозе леса
для крестьянских построек весьма распространен. Условия: утром накормить завтраком и поднести
водки; по окончанию работы накормить обедом и угостить водкой. Не ходить на «супротку» (так назы-
вают помощь) не могут, так как соседи осудят и самому когда-нибудь потребуется созывать супрот-
ку»410. Женщины также часто приглашали товарок для рубки и квашения капусты, прядения и трепания
льна и конопли, чесания шерсти.
С развитием товарно-денежных отношений в русской деревне бескорыстная помощь постепенно
уступала место найму. Однако меркантильные интересы не могли вытеснить традиционные формы кре-
стьянской взаимопомощи, имевшие в своей основе принципы христианской морали. В год тяжелых ис-
пытаний, будь то голод или война, сельская солидарность, взаимовыручка, искренняя готовность прий-
ти на помощь ближнему проявлялись в русской деревне с особой силой. Так, в самом начале Первой
мировой войны на селе широко применялась «мирская помощь». Собственно, урожай 1914 г. был спа-
сен благодаря мирскому «удару». На сельских сходах, повсюду выносились приговоры относительно
запашки и уборки полей, устанавливали в пользу призванных самообложение и т.д. Но потом, после по-
вторной мобилизации, вместе с громадным сокращением рабочих рук в деревне, мирская помощь осла-
бела и к 1916 г. почти сошла на нет. На первое место стала выдвигаться иная бытовая форма крестьян-
ской самоорганизации – «вольная», соседская и родственная411. По данным анкеты экономического от-
деления земского союза, в 30 губерниях России виды самопомощи наблюдались в следующем соотно-
шении (в %):
Виды Часто Редко Не наблюдались
Мирская 8,5 12,3 10,2
Соседская 15,5 14,4 4,5
Родственная 22,0 10,2 1,5
Возрождение в период войны традиционных форм крестьянской взаимопомощи являлось реакцией
деревни на возникшие хозяйственные трудности, обусловленные изменение соотношения мужских и
женских рабочих рук в семье. В нормальных условиях крестьянская семья – это рабочая пара 1:1, но
война изменила это соотношение 1:1,6, что толкало крестьянке к складке двух, трех семей412.
Из всего сказанного можно сделать вывод о том, что значительная часть крестьянских «помочей»
определялась общинной функцией социальной защиты своих членов. По сути это была взаимопомощь,
рассредоточенная во времени и по различным видам деятельности между крестьянскими семьями, ко-
гда, оказывающий помощь и получающий ее постоянно менялись местами. Только с ее использованием,
в условиях слаборазвитых товарно-денежных отношений, крестьянам удавалось преодолевать трудно-
сти в тяжелой борьбе с природой и социальными катаклизмами.
Сельская община выступала хранительницей нравственный устоев деревни, осуществляя подчас
жесткий контроль над поведением своих членов. Выполнение неписанных норм сельского общежития
достигалась, прежде всего, силой общественного мнения, а в случае необходимости и теми многообраз-
ными санкциями, которые мир применял к нарушителям. Замкнутость сельского сообщества и «про-
зрачность» внутридеревенских отношений практически не оставляли возможности скрыть тот или иной
неблаговидный проступок. Безупречная репутация имела для крестьянина большое значение. Она слу-
жила основой авторитета и уважения со стороны односельчан, являлась надежной гарантией при со-
вершении имущественных сделок, придавала значимость высказываниям на сельском сходе. И напро-
тив, крестьян, снискавших себе дурную репутацию, сторонились, избегали иметь с ними деловые отно-
шения, старались не вступать с ними в брак, духовное родство. Часто их изводили насмешками, обид-
ными прозвищами, а при случае попрекали за прошлые грехи. Такой сельский бойкот порой был страш-
нее розог волостного суда.
Крестьянский мир проявлял заботу о духовном развитии и нравственном облике односельчан. На
сельском сходе принимали решение о строительстве церкви и содержании причта, об открытии школы
409 Златовратский Н.Н. Деревенские будни (очерки крестьянской общи-
ны) // Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М., 1987. С. 344.
410 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2033. Л. 16.
411 Огановский Н.П. Аграрная реформа и кооперативное земледелие. Пг., 1919. С. 40.
412 Там же. С. 41.
для обучения сельских ребятишек, разбирали случаи безнравственного поведения местных жителей и
т.п. На волостном сходе Садовской волости Бобровского уезда было принято 9 декабря 1889 г. решение,
которое обязывало сельских выборных лиц следить за тем, чтобы «лица моложе 17 лет не допускать в
трактиры и пивные. Пьяных малолеток сельская полиция и старосты должны были забирать в сельскую
управу, освобождать их по вытрезвлению не иначе, как по просьбе родителей и опекунов413.
В конце XIX – начале ХХ в. деревня все острее стала ощущать потребность в знаниях, заметнее
проявлялось стремление родителей к обучению своих детей. Эта тенденция была подмечена властью.
«Возрастающая потребность в начальном образовании вызывает со стороны крестьянского населения
заботы об улучшении существующих и постройке новых школ, – докладывал императору в 1895 г. ор-
ловский губернатор. – Все эти заботы выразились в увеличении ассигнованных сельскими общинами
сумм, достигших в отчетном году 64501 р.414».
В своем отчете за 1909 г. воронежский губернатор, с явным удовлетворением, сообщал, что крестьяне
слободы Ширяевой Богучарского уезда, отвели два участка земли под постройку двух школ и возбуди-
ли ходатайство об открытии у них школ практических знаний, предлагая под них необходимое количе-
ство земли, а в некоторых случаях и денежную помощь415.
Для того, чтобы дать возможность детям из отдаленных деревень посещать школу, крестьяне уст-
раивали для них общежития и устанавливали особую дорожную повинность. Такой оригинальный вид
повинности был добровольно установлен крестьянами Новохоперского уезда Воронежской губернии416.
В виду нехватки школ в ряде мест сельские общины нанимали учителей и предоставляли им помещение
для занятий. В ряде мест Курской губернии такие самодеятельные школы являлись единственной воз-
можностью для обучения детей отдаленных селений.
Мужик природной сметкой быстро почувствовал практическую пользу знаний. Все больше кресть-
ян видели в образовании залог успешного ведения хозяйственных дел. Крестьяне ждали от школы, что
она даст их детям необходимые знания законов и сформирует навыки расчетных операций. «Учить ре-
бят нужно, – говорили крестьяне. – Коли надо записать по извозу деньги плати. А грамотный сам запи-
шет и расчет сделает. Грамотного всюду зовут, что подписать или написать в волость. Ему всякое дело
видней, он не платит, скорее сам получает»417. Мощным стимулом для поддержки крестьянами школ
являлись льготы по военной службе. Крестьяне Кромского уезда Орловской губернии в 1880-е гг. гово-
рили: «Учить ребят нужно, в солдаты возьмут – облегчение будет». Менее чем за 30 лет число грамот-
ных призывников в Тамбовской губернии выросло в 5 раз. Если в 1874 г. они составляли
10,3 % к общему числу призывников, то в 1902 г. – 54,5 %418.
В условиях модернизации грамота выступала для крестьян формой адаптации к новым условиям
жизни. Старшее поколение интуитивно ощущало, что образование разрушает привычный уклад и устои
сельского быта.

СЕЛЬСКАЯ ВЛАСТЬ ГЛАЗАМИ КРЕСТЬЯН

Высшим должностным лицом в сельском обществе являлся староста. Он избирался на сельском
сходе. Его функции были весьма разнообразны. Староста созывал и распускал сельский сход, председа-
тельствовал на нем, приводил в исполнение мирской приговор; наблюдал за исправным содержанием
мостов, дорог, соблюдением правил строительного и пожарного уставов; контролировал сбор податей и
порядок отбывания повинностей; принимал необходимые меры для охранения благочестия. Староста
должен был, безусловно, исполнять все требования местной полиции, судебных следователей, распоря-
жения земского начальника и всех установлений властей. Он мог подвергать наказанию в виде общест-
венных работ до 20 дней, штрафу в пользу мирских сумм до одного рубля или аресту до двух суток, и
он этой властью при необходимости пользовался.
Должность старосты, хотя и давала определенные преимущества, все же не являлась для крестьян
синекурой. Денежного довольствия, выплачиваемого обществом, было явно недостаточно, а добросове-
стное исполнение обязанностей требовало много времени и сил, нередко в ущерб интересам собствен-
ного хозяйства. Свидетельством тому может служить общественный приговор слободы Красной Воро-
нежской губернии от 10 марта 1881 г. «Слушали словесную просьбу сельского старосты об увольнении
от должности. Староста был избран на 3-х летний срок, отслужил только 2 года, но, принимая во вни-
мание, что служба старосты в настоящее время крайне обременительная, так, что в течение трехлетней
413 ГАРФ. Ф. 102. ДП. 2 д-во. (1889). Д. 158. Ч. 15. Л. 9об.
414 Библиотека РГИА. Всеподданийший отчет орловского губернатора за 1894 г. С. 4.
415 Там же. Всеподданийший отчет воронежского губернатора за 1909 г. С. 74.
416 Живописная Россия. Т. VII. Ч. I. СПб., 1900. С. 94.
417 Бунаков Н. Указ. соч. С. 295.
418 Сборник-календарь Тамбовской губернии на 1903 г. Тамбов, 1903. С. 64.
службы по хозяйству можно прийти в крайнее разорение, просьбу старосты уважили»419. Крестьяне, в
том числе и состоятельные, соглашались на эту должность, только после длительных уговоров. Такое
положение не изменилось и к началу ХХ в. В материалах Особого совещания о нуждах сельскохозяйст-
венной промышленности отмечалось: «Трудность приискания на крестьянские должности зависит от
того, что лица, на которых возлагаются эти обязанности, отрываются от собственного дела, получая за
свою хлопотливую работу недостаточное вознаграждение. Немалую роль в этом деле играет боязнь от-
ветственности, так как даже за маловажные упущения по службе они могут быть подвергнуты штрафам
и взысканиям»420.
Существенным недостатком местного самоуправления являлся качественный состав выборных лиц,
на что неоднократно обращалось внимание в материалах ревизий как губернских, так и столичных чи-
новников. Признавая ценность этого вида источника, следует помнить о том, что такие ревизии имели
свою специфику, а проверяющие не всегда делали выводы соразмерно объективной обстановке. По ре-
зультатам обследования Воронежской губернии в своем отчете Александ-
ру III от 5 октября 1881 г. сенатор С. Мордвинов писал: «Сельские старосты избираются на три года, из
людей многосемейных, идут они повсеместно на службу неохотно, в некоторых обществах их назнача-
ют против их воли (Чижевская волость Воронежского уезда). Большинство старост неграмотные, есть
общества, где старостами служат по очереди (Скляевское общество, Землянского уезда)»421. Аналогич-
ная оценка ситуации содержалась и в информации, исходящей с мест. Житель
с. Хотьково Карачаевского уезда Орловской губернии Иван Морозов в 1898 г., характеризуя местную
власть, подчеркивал, что «в сельские старосты лучшие силы деревни не идут. Идут те, кто любит «на-
питься»422. Действительно, пьянство на сходе было одним из пороков местного самоуправления, давая
противникам сохранения общины еще один аргумент для вывода о ее несостоятельности. Не отрицая
фактов коллективных пьянок, не единожды описанных в литературе, стоит заметить, что приговоры
выносились все же на трезвую голову, а поводов для последующей попойки у «мира» всегда было более
чем достаточно. В записке о сельских сходах (90-е гг. XIX в.), обнаруженной в фонде В.К. Плеве, неиз-
вестный автор писал: «Появление пьяных явление редкое. Пьянство действительно бывает, но не при
обсуждении дела, а по окончанию его. После схода все идут в кабак, а летом располагаются возле него
и тут то происходит общественная попойка, которая, несмотря на борьбу с ней земского начальника, не
выводится»423.
Местную власть крестьянин считал ответственной перед собой, поскольку сам участвовал в ее фор-
мировании и мог влиять на ее деятельность. Корреспонденты тенишевского этнографического бюро со-
общали, что крестьяне охотно шли на сход, на котором предстояли выборы старосты. Не последнюю
роль в выборе играли и личные качества кандидата. Естественным было стремление избрать на долж-
ность человека хозяйственного, порядочного, радеющего за общее дело. Старосты, сумевшие снискать
авторитет и уважение среди односельчан, порой пребывали в должности не одно десятилетие. В ином
случае череда нерадивых руководителей рождала у селян разочарование. Так, по результатам инспекти-
рования некоторых тамбовских сел в начале
80-х гг., правительственный чиновник в своем отчете записал: «Сельские старосты и волостные стар-
шины, как почти все без исключения неграмотные, играют роль второстепенную. К выборам крестьяне
равнодушны, уверяют, что какого бы хорошего человека не выбрали, он непременно в должности ис-
портится; другие стараются избрать людей слабых, боясь самовластия и произвола»424. Следует при-
знать и тот факт, что в тех обществах, где власть находилась в руках «мироедов», выборы старосты пре-
вращались в фикцию, с заранее известным результатом. Такое положение дел рождало вполне опреде-
ленные настроения в крестьянской среде. «Сельские и волостные сходы, которым предоставлен выбор
должностных лиц и решение хозяйственных дел, утратили в глазах народа всякое доверие. Не одно дело
не решается беспристрастно, ибо не бывает схода без угощения водкой заинтересованными лицами»425.
Из Елецкого уезда Орловской губернии сообщали: «Всю сходку ведут главари так называемые «горло-
деры». Зажиточные в большинстве случаев имеют сильное влияние на сходах. Они всегда в состоянии
поставить больше вина. Крестьянские общества всегда вполне добросовестно выполняют все свои обя-
зательства, совершенные за договоренное количество вина». По мере роста крестьянского самосознания
419 Там же. Д. 17. Л. 2об.
420 РГИА. Ф. 1233. Оп. 1. Д. 108. Л. 19.
421 Мордвинов С. Экономическое положение крестьян Воронежской и Тамбовской губерний. Б.М. Б.Г. С. 4.
422 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1102. Л. 12.
423 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 8.
424 Там же. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1541. Л. 6.
425 То же.
и деятельного участия земских начальников ситуация менялась в лучшую сторону. В 1898 г. житель
Кромского уезда, Н. Козлов, на вопрос о состоянии сельского самоуправления писал следующее: «Пре-
жде лет 10 назад, было, что крестьяне мало понимали свои права и обязанности и потому все дела на
сходе решались под влиянием зажиточных – мироедов и горлопанов. А теперь эти горлопаны положи-
тельно усмирились потому, как только ввели земских начальников, так наш земский начальник вследст-
вие жалоб крестьян, некоторых горлопанов за подобные проделки, стал сажать под арест»426.
Признавая за избранным старостой власть над собой, особые полномочия, данные ему сельским
«миром», крестьянин продолжал видеть в нем своего «брата-мужика», которому близки и понятны его
повседневные нужды и заботы. В сельской повседневности часто возникали конфликтные ситуации, и
старосте практически ежедневно приходилось вмешиваться в споры для их полюбовного решения. Так,
в Изосимовской волости Тамбовской губернии крестьяне говорили: «жалобы приносятся, прежде всего,
старосте, который старается смирить тяжущихся». Таким образом, в глазах крестьян, староста выступал
представителем неформального сельского судопроизводства. Крестьяне Покровской волости той же гу-
бернии заявляли, что когда в какой драке или ссоре обращались к старосте, то он склонял стороны к
миролюбию. Суд старосты носил характер примирительного разбирательства427.
В тоже время, при необходимости охраны общественного спокойствия, староста не останавливался пе-
ред применением жестких мер по отношению к нарушителям порядка.
Каждый крестьянин считал старшину, старосту и других выборных лиц равными себе, утверждая,
что «ты сегодня, а я завтра буду старшиной или старостой»428. Но при всем при этом однообщественни-
ки не забывали о том, что староста – лицо должностное, он обличен властью. В связи с этим интересно
суждение орловского крестьянина, который объяснял: «Коли староста у знака – так ен и староста, толи
за грудки его не трогай, а то засудят пуще чем за барина – потому власть, а коли ен без знака, то хоть
морду засвети, что твоему мужику – ничего не будет»429. В обыденной жизни, именно формальные
атрибуты власти, нагрудный жетон старосты или старшины, являлись для крестьян наглядным подтвер-
ждением их властных полномочий. Правда, представители сельской власти не злоупотребляли знаками
своего должностного отличия. Крестьянин А. Кротков из Знаменской волости Орловской губернии де-
лился своими наблюдениями. «Сельское начальство вывешивает знаки только тогда, когда прибудет
кто-то из начальства, да в случаи грубости и неповиновения, кого из крестьян, а в остальных служебных
делах они носить их совестятся»430.
Сложность положения сельского старосты заключалась в том, что он находился, как говорят, «меж-
ду молотом и наковальней». С одной стороны, будучи избранным сходом, он должен был отстаивать и
защищать интересы этого общества. Но, с другой стороны, являясь должностным лицом, он был обязан
проводить в жизнь распоряжения и установления государственной власти. Это иногда становилось при-
чиной конфликта, в частности, при сборе податей и недоимок. Н. Брежский по этому поводу писал:
«Сельские старосты превратились в безответственных слуг низшей полиции, главная обязанность кото-
рых состояла в сборе податей и применении принудительных мер к односельчанам-недоимщикам».
Приведем лишь один пример, письмо с фронта. Оно свидетельствует о том, что солдаты внимательно
следили за всем тем, что происходило в их родной деревне. Вот выдержка из письма прапорщика 5-й
роты 234 Богучарского полка от 15 февраля 1915 г. «Дьяченковский сельский староста Нестеренко при
взыскании податей врывается в избы семей запасных, забирает самовары, забирает мелкий рогатый
скот, орет во все горло, пугает старуху-мать, жену и малых детей, производит целый разгром, выкола-
чивает последние деньги»431.
Нередко социальные интересы оказывались выше всяких должностных обязанностей. В этом случае
старосты часто занимали место вожака и руководителя деревенского бунта. Особенно это наглядно
проявилось в остром противостоянии с помещиками в ходе крестьянской революции начала XX в. Сво-
им присутствием, а порой и активным участием они придавали аграрным беспорядкам некую иллюзор-
ную легитимность. Погромы, в глазах крестьян, превращались в акт торжества справедливости, форму
реализации мирского приговора. Вот как описывает участие старосты в погроме барского имения М.
Шаховской, в своей исторической справке о крестьянском движении 1905 – 1907 гг. «Крестьяне явля-
лись в имение во главе со старостой, который с бляхой на груди следил за правильностью распределе-
ния хлеба. На первых порах крестьяне брали в имении только зерновые, пищевые и кормовые продук-
426 Там же. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 57, 80.
427 Березанский П. Обычное уголовное право крестьян Тамбовской губернии. Киев, 1880. С. 14.
428 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114.
429 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1104. Л. 13.
430 Там же. Д. 992. Л. 14.
431 ГАРФ. Ф. Д-4. (1915). Оп. 124. Д. 14. Ч. 7. Л. 4об.
ты, а кроме того, не разрешали друг другу брать ничего, говоря: «Не по закону, нельзя»432. Орловский
губернатор в донесении в департамент полиции сообщал: «26 августа 1907 г. обнаружена самовольная
порубка в Чернавском имении Великого князя Михаила Александровича, произведенная крестьянами д.
Власовки, Круглинской волости Дмитровского уезда (20 человек) вместе с сельским старостой. Порубка
леса производилась в течение полумесяца группами по 5 – 10 человек»433. В ряде мест старосты высту-
пали руководителями открытого сопротивления властям. Приведем лишь один пример. «Крестьяне се-
лений Глядино и Хлебтово Севского уезда Орловской губернии во главе со своими старостами требова-
ли от заведующего Владимирским хутором 31 мая 1906 г. прирезки земли. В это время на хутор прие-
хал пристав с 17 конными стражниками и земский начальник. С криками «Бей земского!» крестьяне,
вооруженные оглоблями, бросились на конных стражников. Стражники открыли стрельбу и ранили в
живот крестьянина Федора Тяпина, который вскоре скончался»434.
Властные полномочия старост на фоне фактического отсутствия должной материальной оплаты их
нелегкого труда являлись благодатной почвой для служебных злоупотреблений. Староста «сшибал бу-
тылки» у крестьян, заинтересованных в утверждении сходом их ходатайств, растрачивал общественные
деньги (редкий ежегодный финансовый отчет не выявлял растрат), устраивал махинации с земельными
наделами через подставных лиц. Но, помня о народной пословице – «быть у воды и не напиться», одно-
сельчане были, как правило, снисходительны к этим грехам. На растрату мирских сумм должностными
лицами в деревне смотрели легко. Редко когда дело доходило до суда. «Да пропади они пропадом эти
деньги», – можно было услышать в таких случаях; – Станем мы из-за целкового губить человека. Вне-
сем. Более платили – живы бывали, а магарыч с него выпьем, чтобы другим не повадно было. Все мы
крещенные»435. Корреспондент Этнографического бюро В. Перьков, из Болховского уезда Орловской
губернии, в 1898 г. писал об этом следующее: «К взятничеству относятся легко, жалоб почти не бывает.
Взятки берут, начиная с десятского и кончая волостным старшиной. В случае растраты общественных
сумм, если у виновного нет возможности уплатить, он просит сход, пожалеть его – и при этом ставит
водку. Мужики делают снисхождение, говоря «с кем греха не бывает, запутался сердешный» – пьют
водку и растраченные деньги раскладывают по душам или по земле. Недостающую сумму собирают, не
доводя дело до начальства»436. Толерантность крестьян к должностным преступлениям проистекала из
традиций «посул и поминок» приказного периода, подношений крепостных барину, обычая сельских
магарычей. Великодушие селян определялось как христианским установлением «не судите, да не суди-
мы будете», так и обыденным суждение о том, что «от сумы и от тюрьмы не зарекаются».
Другим представителем выборной сельской власти являлся волостной старшина. Он избирался на
волостном сходе и получал из мирских сумм денежное содержание в размере от 100 до 600 р. В его за-
дачу входило: сбор государственных повинностей, исполнение решений волостного суда, исполнение
распоряжений земского начальника и прочее. Источники свидетельствуют о том, что представители
сельских обществ охотно принимали участие в волостном сходе, сознавая всю значимость осуществ-
ляемого выбора и ответственность за принимаемые решения. Должность волостного старшины вызыва-
ла у крестьян уважение, что проявлялось в безусловном исполнении его распоряжений и обращениях к
нему с целью разрешения тех вопросов, которые не нашли свое решения на местном уровне. Отноше-
ние к волостной власти выражалось в традиционных подношениях к Рождеству, Пасхе, престольным
праздникам. Информатор Н. Козлов из села Архангельского Кромского уезда Орловской губернии со-
общал: «С поздравлениями к земскому начальнику, становому приставу не ходят, боятся преследования
за это. Старосту, сотского, десятских не поздравляют, не считая это нужным. Но к волостному старши-
не и писарю являются с поздравлениями и подношениями к каждому празднику»437.
В уже упомянутом отчете сенатора С. Мордвинова давалась следующая оценка волостных старост
селений Тамбовской губернии, подвергнутых ревизии в 1880 г. «Волостные старшины большей частью
неграмотны или малограмотны. Однако же встречаются люди грамотные, умные, распорядительные,
таковы волостные старшины Грязенской, Фащевской и Сокольских волостей, Липецкого уезда и Го-
рельской волости Тамбовского уезда». Проверка выявила и факты превышения волостными старшина-
ми своих должностных полномочий. Так, старшина Казачинской волости, Шацкого уезда Новиков,
приводя в исполнение решение волостного суда, присудившего просителя за воровство к двадцати уда-
рам розгами, наказал его сорока ударами438.
432 Шаховской М. Волнения крестьян. Историческая справка. СПб., 1907. С. 56.
433 ГАРФ. Ф. 102. ДП. ОО. Оп. 1906. Д. 700. Ч.7(3). Л. 240.
434 Там же. Д. 236. Л. 52 об.
435 Там же. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 11об, 12.
436 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1034. Л. 8.
437 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 32.
438 Мордвинов С. Указ. соч. С. 3.
В январе 1887 г. уполномоченные 3-й части Подворгольского общества Елецкого уезда Орловской гу-
бернии направили в Сенат жалобу на действия волостного старшины. В жалобе, в частности, говори-
лось о том, что под давлением старшины был составлен приговор о желании крестьян перейти от ревиз-
ской разверстки земли к переделу на наличные души. Для достижения своей цели старшина несколько
раз уговаривал крестьян, применяя попойки и угрозы. По его приказу шесть крестьян были наказаны
розгами, а при составлении приговора в него были внесены крестьяне, находившиеся в самовольном
отъезде, и за них расписались439.
Как и сельские старосты, волостные старшины нередко оказывались заложниками своего двойст-
венного положения. Это нашло свое подтверждение в материалах местных комитетов особого совеща-
ния о нуждах сельскохозяйственной промышленности (1902 – 1904 гг.). «Должностные лица сельского
и волостного управления, находясь в зависимости от избравших их членов общества, с одной стороны,
и подчиненные начальству, с другой, становятся безвыходное положение, служить двум господам». Во-
лостной старшина В. Беседин жаловался на заседание курского уездного комитета: «Волостной стар-
шина, руководя крестьянами, в тоже время и сам состоит от них в зависимости, поэтому крестьяне не
особенно скоро подчиняются его распоряжениям, некоторые даже не стесняются высказывать вслух,
что они могут убавить жалование. … Лица, которые стараются лишь в точности исполнить требования
начальства, обыкновенно, едва дослуживают до следующих выборов, и на второе трехлетие их уже не
избирают»440. Конечно, многое зависело от личных качеств должностных лиц, и поэтому не следует
спешить делать обобщения, тем более источники содержать примеры и иного рода. В записке сенатора
Н.А. Хвостова (1905 г.), он характеризует выборных лиц Елецкого уезда следующим образом: «Местное
волостное правление находится в версте от моей усадьбы, и я знаю, что в нем делается. Выборы еще со
времени моего отца, посредника 1-го призыва, проводились закрытой подачей голосов. Состав волост-
ного правления был так хорош, что в течение последних десяти лет старшина прослужил должности 12
лет»441.
Положение «слуги двух господ» постоянно выступало источником недовольства как крестьянского
сообщества, так и местной администрации. Наглядно это противоречие проявилось по мере роста соци-
альной напряженности в деревне, в ходе крестьянского движения начала ХХ в. В приговорах тамбов-
ских крестьян, опубликованных исследователем Л. Сенчуковой, содержалась следующая характеристи-
ка волостной власти. «Волостное правление и суд обслуживают большей частью нужды правительства:
воинская повинность, взыскание налогов с крестьян и прочие общественные нужды». «Сильное притес-
нение мы терпим со стороны земских начальников, от старшин поставленных земским, от полиции –
вся эта кампания идет против нас. Жалобы наши на этих сановников остаются без ответа»442.
Волостной старшина в повседневной жизни был не так тесно связан с местными жителями, как
сельский староста. При встрече с волостным старостой крестьяне снимали шапки, как свидетельство
признания его положения и властных полномочий. Старшина хотя и являлся выборным лицом, но его
деятельность находилась под неусыпным контролем земского начальника. В силу своего зависимого
положения, волостные старшины в большинстве случаев выступали послушным орудием в исполнении
распоряжений и указаний местной администрации. Однако имеются факты, что в период крестьянского
движения некоторые главы волостных правлений занимали сторону сельского «мира» и вступали с вла-
стью в открытый конфликт. Так, в департамент полиции МВД из Орловской губернии сообщали, что «в
селе Алексеевском 23 декабря 1905 г. были арестованы руководители крестьянских беспорядков во гла-
ве с волостным старшиной Игнатом Казьминым»443.
Волостное правление трудно было представить без фигуры волостного писаря. Как и волостного
старшину писаря выбирали на волостном сходе. На нем лежало все делопроизводство правления и суда.
Он вел десятки книг по волостному правлению и готовил решения волостного суда. Нередко писарь
был единственным грамотным членом волостного правления, что еще более усиливало его вес и влия-
ние в глазах окружающего населения. К его услугам крестьяне прибегали в случае необходимости со-
ставления деловых бумаг: жалоб, прошений, купчей, закладной и т.п.
За чисто формальными функциями писаря селяне быстро узрели истинное значение этого «серого
кардинала» волости. Так, в Кромском уезде Орловской губернии местный крестьянин рассказывал про
писаря так: «У нашей волости есть один хозяин волостной писарь, а не волостной старшина, потому что
439 РГИА. Ф. 1344. Оп. 10. Д. 314. Л. 4, 5.
440 Прокопович С.Н. Местные люди о нуждах России. СПб., 1904. С. 104.
441 ОР РГБ. Ф. 58/II. Карт. 12. Ед. хр. 5. Л. 5, 6.
442 Сенчакова Л.Т. Приговоры и наказы российского крестьянства 1905 – 1907 гг. По материалам центральных губерний. Ч. 1. М.,
1994. С. 170, 177.
443 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. Оп. 236. Д. 700. Ч. 7. Л. 3об.
старшина ничего и никакого дела не знает и не понимает, почему все крестьянские дела зависят от пи-
саря. Например, придешь домой к сельскому старосте или волостному старшине, а писаря в волости
нет, так они всегда отвечают тебе: «Подожди брат, вот поговорю с писарем, как он скажет»444. В докла-
де комиссии Воронежского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности в 1902
г. отмечалось: «Безграмотные или малограмотные старосты и старшины не имеют совершенно никакого
понятия о своих обязанностях, и вся их деятельность ограничивается беспрекословным исполнением
приказаний разных начальников и, главным образом, волостного писаря, или же в извлечении каких-
либо материальных выгод для себя. Нередко они впадают в пьянство. Самое главное лицо в деревне во-
лостной писарь, но он подчиняет свому произволу и усмотрению не только старшину, но даже волост-
ной суд»445.
Крестьяне понимали, что от писаря зависит решение большинства вопросов, и поэтому стремились
всячески выказать ему свое уважение, а при необходимости задобрить его различными подношениями.
В селе Крестовоздвиженские Рябинки Орловского уезда крестьяне говорили про своего волостного пи-
саря, что «он без стакана водки через порог не ступит»446. Из Тамбовской губернии сообщали, что
«весьма часто приговоры обществ составляются писарем, и по его указанию подписываются кем-либо
за безграмотных, вовсе не являвшихся на сход. На волостном суде такие же обычаи, как на сходе – пи-
сарь, под предлогом указания законов подсказывает решение. Относительно писаря крестьяне выража-
лись: «мы прежде были за помещиком, теперь за писарем»447.
Особое положение писаря неминуемо рождало злоупотребления с его стороны. Уже упомянутая се-
наторская проверка дала следующую оценку деятельности волостных писарей. «Влияние их огромное и
злоупотребление, как видно из дел уездного присутствия, многочисленные, но как видно, при посеще-
нии волостей, эти злоупотребления открываемы не были, так как крестьяне боятся жаловаться на писа-
рей». Но в этом же документе приводился факт иного рода, свидетельствующий о том, что при разум-
ном подходе к делу можно было избежать мздоимства со стороны сельских бюрократов. «Особенно хо-
рошие отзывы были даны о волостном писаре Спасско – Городской волости, Спасского уезда, Тамбов-
ской губернии. По словам крестьян, их писарь отличался не только знанием своего дела, но и добросо-
вестным исполнением лежащих на нем обязанностей. Сами крестьяне, назначив ему очень хорошее со-
держание, в размере 700 р., вполне обеспечили его материальное положение, в силу чего у того не было
искушения производить с них какие-либо незаконные поборы за выдачу паспортов и другим делам»448.

Сельская полиция. Земские начальники

После отмены крепостного права продолжало действовать «Положение о земской полиции» 1837 г.,
согласно которому общества должны были назначать из своей среды низших полицейских-десятских и
сотских-помощников старост и старшин и, одновременно, – соглядатаев за их работой. Десятские и сот-
ские избирались на сходах, подчинялись полицейскому уряднику, становому приставу и полицейскому
управлению. Они наблюдали, чтобы в храме во время литургии и вне его, во время крестных ходов, мо-
лебнов не было нарушения благочиния. В их обязанности входило обеспечение безопасности жителей
деревни от воров и разбойников. В случае возникновения эпидемии, эпизоотии они доносили становому
приставу, а при пожаре принимали надлежащие меры для его тушения.
В народе сотских прозвали «ошары». Это название они получили за то, что в случае кражи в селе
проводили розыск пропажи, в ходе которого «ошаривали» все углы и закоулки. Особой симпатии к сот-
ским крестьяне не питали, но уважение к должности выказывали. При встрече в кабаке крестьяне их не
обносили рюмкой. Десятских крестьяне не боялись, потому что каждый крестьянин по очереди ходит
десятским449. На практике сотские и десятские часто выполняли чисто технические функции при стано-
вом приставе и уездном исправнике, часто играя роль письмоводителей, денщиков или просто бесплат-
ной рабочей силы.
В отчете за 1901 г. орловский губернатор дал следующую характеристику чинам земской полиции:
«Десятские и сотские, избираемые сельскими обществами, лишены всякой самостоятельности и незави-
симости. Ничтожное вознаграждение, получаемое этими лицами, заставляет всех благонадежных и со-
стоятельных домохозяев отказаться от службы и контингент сотских и десятских пополняется часто
444 Там же. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 18.
445 РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 2. Д. 119. Л. 160 об.
446 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 121.
447 Там же. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1541. Л. 6.
448 Мордвинов С. Указ. соч. С. 3, 6.
449 ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1541. Л. 113.
людьми небезупречных в нравственном отношении, малообеспеченных, желающими поправить свое
положение путем незаконных поборов. … Всякое избранное из своей среды сходом на полицейскую
должность лицо, вследствие общности интересов и полной зависимости от избирателей, делается по-
слушным воли и желания схода, нередко не оправдываемых законом и местными нуждами»450.
Функции по поддержанию правопорядка в селах и деревнях были возложены на урядников. В их
подчинении находились сотские и десятские, которые при необходимости должны были оказывать
уряднику деятельную помощь в наведении должного порядка. Задачей урядника являлось сыск беглых,
расследование мелких преступлений, задержание виновных, а также пожарная профилактика, контроль
над санитарным состоянием, поддержание мостов и дорог и т.д.
Оценка деятельности урядников официальной властью была негативной. «Размещенные по волос-
тям и поставленные, таким образом, в несколько независимое положение, урядники, набранные из лю-
дей полуграмотных и далеко неразвитых, присвоили себе над крестьянами и должностными лицами
крестьянского управления начальническую власть, которой при сравнительной своей грубости злоупот-
ребляют. Вмешательство во все дела они фактически устранили полезную полицейскую деятельность
старосты и волостного старшины»451.
Представляя в волостях исполнительную и отчасти судебную власть, урядник считался в подведом-
ственном участке «хозяином», хотя в чиновничьей иерархии занимал место весьма скромное. При
встрече с урядником каждый крестьянин снимал шапку и отвешивал поклон. При разговоре величал его
«ваше благородие» и во время разговора шапки не надевал. Крестьяне урядника боялись и старались
беспрекословно исполнять его приказания. Хотя под шумок и говорили между собой, – «Какой ен бла-
городие? Усе такой-же мужик, как и мы, только в солдатах побывал!»452. Если крестьяне и относились к
ним до некоторой степени с уважением, то это потому, что урядники облачены в форму, а в форме му-
жик видел не своего брата мужика, а чиновника. Урядников в селе прозывали «курятниками» за то, что
они очень были падки на угощение и взятки самого мелкого разбора. Так, они беспрестанно проверяли
кабаки, лавочки, где их одаривали каждый раз, чтобы задобрить на будущее. На престольный праздник
в селе урядника приглашали из одного двора в другой, с просьбой отведать угощения453.
Урядники не отличались деликатностью в обращении с крестьянами. Чаще всего урядники говори-
ли с мужиками грубо, начальственным тоном, всячески стремясь подчеркнуть значимость своего
положение. Исполняя приказы начальства, они не знали жалости, в отличие от сотских и десятских,
которые проявляли снисходительность к своим односельчанам. Урядники применяли решительные
меры для пресечения противоправных действий, и местное население относилось к этим репрессиям с
пониманиям. Житель Брянского уезда Орловской губернии Фомин в июле 1898 г. писал: «Если урядник
за драку сажает крестьянина в холодную, тот за это ни чуть не сердится и исполняет бес-
прекВо сблоолвьншо»и4н5с4.т ве своем отношение селян к представителям местной власти определялось не столько
должностью, а прежде всего, личными качествами чиновника. Приведем лишь один пример. Священник
Птицын из села Петрушко, Карачевского уезда, Орловской губернии в мае 1898 г. писал: «У нас поли-
цейским урядником служит из крестьян Семен Васильевич Рудаков. Крестьяне считают его лучшим на-
чальником, заступником и помощником во всех обидах, преследователь разных бесчинств и преступле-
ний. Жизнь он ведет честную и добропорядочную. С крестьянами обращается вежливо, при исполнении
приказаний начальства тверд и настойчив»455.
Готовность подчиняться власти сочеталась в крестьянском восприятии с требованиями, которые
сельское население предъявляло к ее представителям. Так, считалось недопустимым для начальствую-
щих лиц исполнение обязанностей в нетрезвом виде, пристрастное ведение дела в силу знакомства или
родства, отдача распоряжений с целью личной выгоды, неравнодушное отношение к женскому полу. В
частности, народ оказывал неуважение к волостному и сельскому начальству, когда они вели знакомст-
во с торговцами, кабатчиками и зажиточными крестьянами и пользовались от них подарками, в делах
допускали пристрастие, мирволили кумовьям, сватам, или когда они обращались с крестьянами грубо.
Крестьяне больше всего ценили вежливое обращение к ним. При таком обращении они и сами бывали
вежливы, и всякое приказание исполняли быстро и в точности. Но становились настойчивыми и упря-
мыми, когда начальник обходился с ними грубо, или когда замечали с его стороны усмешку или иро-
нию456.
450 Библиотека РГИА. Всеподданийший отчет губернатора Орловской губернии за 1901 г. С. 7.
451 ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1541. Л. 2об.
452 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1102. Л. 10.
453 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 96, 118.
454 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1078. Л. 86.
455 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 12.
456 Там же Л. 32, 33, 43.
Институт земских участковых начальников был введен в русской деревне законом от 12 июля 1889
г. Его цель заключалась в создании «близкой к народу твердой правительственной власти, которая со-
единила в себе попечительство над сельскими обывателями с заботой по завершению крестьянского де-
ла и с обязанностями по охране благочиния, общественного порядка, безопасности и прав частных лиц
в сельской местности». В историографии прошлых лет учреждение опеки над крестьянами оценивалось
негативно, как реакционное мероприятие правительства в рамках контрреформ 80 – 90-х гг. Признан-
ный специалист в аграрной истории конца XIX – начала XX вв., А.М. Анфимов в своей монографии пи-
сал: «Наиболее реакционной мерой явилось введение по закону от 12 июля 1889 г. института земских
начальников, назначаемых из местных дворян, которые стали полновластными распорядителями жизни
деревни. … Власть земских начальников, ставших, по существу, диктаторами в своих участках, легла
гнетущей тяжестью на деревню, еще более затрудняя крестьянам борьбу за свои интересы»457. Вряд ли
сегодня такой вывод можно признать объективным. Задача настоящей статьи состоит том, чтобы на ос-
нове архивных источников проанализировать деятельность земских начальников и их взаимоотношения
с крестьянским населением.
Введение органа опеки над сельским самоуправлением соответствовало объективным потребностям
российской деревни конца XIX в. Два десятилетия пореформенного развития выявили ряд негативных
моментов в жизни русского села. Это рост деревенской преступности, власть «мироедов» на «пьяных»
сходах, слабость должностных лиц сельского самоуправления и недостаточно эффективная деятель-
ность волостных судов. Необходимо также заметить, что и сама форма попечительства вполне соответ-
ствовала традиционным установкам крестьянского патернализма. В связи с этим интересна записка не-
известного автора «Крестьянские сходы», обнаруженная в фонде В.К. Плеве. В ней содержался вывод о
том, что крестьяне одобряли допущенное законом 12 июля 1889 г. расширение надзора за сельским са-
моуправлением и некоторое ограничение его самостоятельности. В подтверждение этого приводилось
следующее высказывание крестьян: «Если тебя общество обидит или в волости не по праву осудят, иди
к земскому, он все по закону разберет да и мироедам потачки не даст, чуть что и общественный приго-
вор отменит, а прежде бывало и делов не найдешь, начальства много, а правды нет»458.
Оценки деятельности земских участковых начальников власти и самих крестьян были на удивление
схожи. Вот что говорилось в отчете воронежского губернатора за 1891 г.: «Как замечено по всей губер-
нии, земскими начальниками с успехом достигнуто устранение угощение водкой на сельских и волост-
ных сходах. Громадное значение и польза новой власти в этом направлении очевидна»459. Орловский
губернатор в своем отчете за 1894 г., подводя своеобразный итог пятилетний деятельности этого инсти-
тута, писал: «Крестьяне свыкаются с реформой 12 июля 1889 г. и относятся к земским начальникам с
уважением и доверием, называя их работу добросовестной и полезной. Благодаря деятельности земских
начальников, нравственный уровень сельского населения, а равно и внешнее его благоустройство за-
метно улучшается, что видно хотя бы из того, что взамен питейных заведений и иных лавок, все чаще и
чаще в селениях Орловской губернии открываются школы, библиотеки и читальни»460. В нашем распо-
ряжении имеются ответы на анкету этнографического бюро князя В. Тенишева. Так, житель села Кре-
стовоздвиженские Рябинки Орловского уезда, в своем письме от
20 марта 1898 г. сообщал: «Земский начальник, или по выражению крестьян «дядя», есть высшая безус-
ловная власть над крестьянами. Крестьяне иногда, минуя своих ближайших начальников, обращались к
нему с жалобами. Он выслушивал каждого, делал справку через волостное правление, и если жалоба
оказывалась правильной, то налагал на виновных наказание»461.
Опека земских начальников над сельскими обществами выражалась в требованиях к соблюдению
необходимых формальностей при составлении приговора и проверке правильности принятых им реше-
ний. Приговор сельского схода подлежал обязательному утверждению участковым земским начальни-
ком. А. Новиков, прослуживший семь лет земским начальником в одном из участков Козловского уезда,
по этому поводу писал следующее: «Ни один приговор не будет написан, если того не пожелает зем-
ский начальник. Заставить сход написать приговор нельзя. Запретить всегда можно»462. Стоя на страже
закона, земские начальники зорко следили за тем, чтобы принятые сходом решения соответствовали
интересам сельского общества в целом. Житель села Архангельского Кромского уезда Орловской гу-
бернии Н.И. Козлов, в своем письме от 7 сентября 1898 г., с удовлетворением отмечал: «Теперь эти гор-
457 Анфимов А.М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России. 1881 – 1904 гг. М., 1984. С. 199.
458ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 134. Л. 14.
459 Библиотека РГИА. Всеподданийший отчет Воронежского губернатора за 1891 год. Л. 18об.
460 Там же. Всеподданийший отчет Орловского губернатора за 1894 год. Л. 5–6.
461 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 113.
462 Новиков А. Записки земского начальника. СПб., 1899. С. 36.
лопаны положительно усмирились, потому что, как только ввели здесь земского начальника (с 1 июля
1891 г.), так наш земский начальник, вследствие жалоб крестьян, стал сажать их под арест»463.
Административные функции земских начальников были весьма многообразны и охватывали собой
решение практически всех насущных проблем крестьянского быта. Корреспондент И. Морозов из села
Хотьково Карачаевского уезда Орловской губернии в марте 1898 г. сообщал: «Селения земский началь-
ник посещает по мере необходимости, например, проверить подозрительный приговор, выявить обще-
ственные убытки, при спорах о земле, осмотреть хозяйства, нуждающиеся в продовольственной помо-
щи. Земский начальник следит, чтобы общественные земли не пропивались. Виновные в селе подверга-
лись штрафу в размере 50 к. со двора, а староста штрафовался на пять рублей»464.
Нередко земским начальникам приходилось решать вопросы, которые прямо не входили в круг их обя-
занностей. Например, они принимали активное участие в борьбе с голодом и холерой в 1891 –
1893 гг.465 В сводной записке «О положении крестьян Орловской губернии», один из ее авторов, житель
с. Высокое Студенецкой волости Кромского уезда Тищенков, так охарактеризовал деятельность мест-
ного земского начальника: «Земский начальник в трудную годину голода ездил по селам и деревням, и
сам лично составлял списки, нуждающихся в ссуде хлеба крестьян, проверял общественные списки,
проходя по дворам, осматривал имущество. В холерный год тоже лично ходил по избам и учил, как бе-
речь себя. Не замечалось, чтобы крестьяне боялись и избегали встречи с земским начальником, а напро-
тив, крестьяне видели в нем своего начальника, руководителя, советника во всех делах, а потому все
они обращались к нему без всякого страха»466. Помощник управляющего земским отделом МВД, дейст-
вительный статский советник, К.Н. Стефанович в июне 1906 г. совершил инспекционную поездке по
Орловской губернии. В своем отчете на имя министра он писал: «Земский начальник 3-го участка
Дмитровского уезда статский советник В.А. Офросимов … среди населения пользуется большим авто-
ритетом, следит за всеми событиями современной политической жизни и здраво разъясняет народу все
правовые распоряжения. В участке в течение 16 лет не было ни разу применено телесное наказание»467.
Достаточно эффективная деятельность земских начальников подтверждалась и данными губернских ре-
визий. Так, в 1909 г. из Орловской губернии в земский отдел МВД докладывали: «Крестьянское дело в 5
участке Ливенского уезда ведется вполне успешно. Серьезное умственное развитие, солидные знания и
служебный опыт были использованы в полной мере земским начальником для достижения такого по ло-
жения в крестьянском деле»468. Исследователь О.Г. Вронский в своей диссертации, на основе широкого
круга архивных источников, пришел к выводу о том, что большинство земских начальников исполняли
свои обязанности не за страх, а за совесть искренне, стремясь облагодетельствовать селян их участка469.
Мне остается только согласиться с выводами коллеги.
Отношение к земскому начальнику у крестьян формировалось на основе его действий и распоряже-
ний, а также манеры его поведения. Земский начальник старался держать себя так, чтобы его боялись.
Но так, как он в тоже время считал себя покровителем крестьян, то и допускал их до себя свободно. По
приезду на сход земского начальника крестьяне встречали его, сняв шапки, вели себя тихо и смирно,
иногда просили советы470. Все приказания земского начальника исполнялись беспрекословно, так как
мужики видели в нем лицо, уполномоченное Государем Императором. Идти против начальства и ока-
зывать ему неуважение считалось в деревне не только преступлением, но и большим грехом. Правда,
иногда были случаи, что до приезда земского по известному вопросу крестьяне приходили к одному
решению, а при нем беспрекословно повиновались его воле. Описывая условия жизни крестьян деревни
Саламакова Обоянского уезда Курской губернии, автор в декабре 1899 г. писал: «Приказание земского
начальника имеют большое значение, но крестьяне не всегда подчиняются ему. Например, земский на-
чальник настаивал на том, чтобы они отдали в аренду
14 десятин нови, находящейся около леса и только что освобожденной от пней. Большинство находило,
что степь необходима им самим для косьбы, и долго не соглашались отдать ее в аренду, хотя деньги
были нужны для уплаты строителям церкви. Крестьянам пришлось уступить, так как затягивалось ос-
вящение новой церкви, а старая – очень маленькая и тесная – готова была развалиться»471. Как бы кре-
стьяне не относились к земскому начальнику, именно он олицетворял в их глазах настоящую власть,
463 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 14.
464 Там же. Д. 1102. Л. 6, 8.
465 РГИА. Ф. 1291. Оп. 39. Д. 18. Л. 6об.
466 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 94, 95.
467 РГИА. Ф. 1291. Оп. 122. Д. 61. Л. 43.
468 Там же. Оп. 31. 1909 г. Л. 148.
469 Вронский О. Г. Указ. соч. С. 46.
470 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 120а. Л. 4. Л. 16.
471 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 677. Л. 5.
только он своим появлением добивался посещения схода всеми домохозяевами, только он своим авто-
ритетом пресекал пьянство на сходе – а поэтому воле его (доброй или злой) перечили редко.
Земский начальник выступал для крестьян и низшей судебной инстанцией. В ведении земских на-
чальников находились гражданские дела по искам имущественного характера на сумму до 500 р., а так-
же иски по договорам и обязательствам, о личных обидах и бесчестии, о восстановлении нарушенного
владения. В сфере уголовного производства земским начальникам были подсудны проступки, преду-
смотренные в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
Значительный контингент земских начальников состоял из бывших мировых судей, достаточно
знакомых с законом и судебной практикой. Дела, подлежащие ведению земского начальника по боль-
шей части были просты, и для их правильного разрешения было не столько важны специальные юриди-
ческие познания, сколько здравый смысл и близкое знакомство с житейской обстановкой окружающей
среды. Правительственный чиновник МВД, по результатам анализа судебной деятельности земским на-
чальников за 1894 г., докладывал своему начальству: «Все гражданские дела, рассмотренные 22 зем-
скими начальниками, возникли на сельскохозяйственной и бытовой почве, с той только разницей, что в
одних эта связь с деревенской жизнью очевидна, а в других она более или менее скрыта, ибо все зе-
мельные и прочие хозяйственные отношения легко переводятся на деньги»472. В судебной деятельности
земских начальников преобладали административные дела. Из донесения орловского губернатора зем-
скому отделу МВД от 18 декабря 1894 г. следовало, что за 1893 г. земскими начальникам было рассмот-
рено административных дел – 8161, уголовных – 6135473. Среди уголовных дел, решаемых земскими на-
чальниками, преобладали имущественные преступления. Не представляется основательным утвержде-
ние о том, что земские начальники были перегружены судебными делами. В донесении тамбовского гу-
бернатора министру внутренних дел от 13 ноября 1894 г. указывалось, что в среднем, на одного земско-
го начальника, приходится до 100 судебных дел в год474.
В 1894 – 1895 гг. чиновник земского отдела МВД А.В. Кривошеев провел ревизию ряда централь-
ных губерний с целью выяснения свойства и количества судебных дел, разрешенных земскими началь-
никами. В своем пространном отчете на имя министра внутренних дел он приходит к выводу о том, что
«соединение судебных и административных функций в лице земского начальника очень удачно. Это
позволяет быстро и верно реагировать на преступления – типа лесных порубок, беспатентной торговле
вином, нарушения строительного устава»475. Иного мнения придерживался один из авторов сборника
«Нужды деревни» (1904 г.). «Обилие лежащих на них (т.е. земских начальниках) административных
обязанностей, плохая их юридическая подготовка, невольно приобретенная привычка к административ-
ным приемам, взгляд на тяжущихся как на своих подчиненных – делают из земского начальника плохо-
го судью. Как бы не смотреть на институт земских начальников с точки зрения административной, как
орган судебный он уронил доверие населения к суду и закону»476.
Решительность, с которой нередко земский начальник пресекал всяческие правонарушения, внуша-
ла крестьянам чувство страха и уважения. А Коротков, житель Знаменской волости Орловской губер-
нии, сообщал: «Крестьяне данной местности очень боятся своего земского начальника и опасаются по-
пасть к нему на суд. Он часто строго пробирает их за их проступки и, как говорят, «пощады и потачки»
виновному давать не любит. В виду строгости земского, крестьяне стараются избегать встречи с ним.
Они говорят: «Нашего, земского не проведешь, и не упросишь, ен твою усю поднаготную узнает, толь-
ко глянет на тебя»477.
Деятельность земских начальников не была лишена изъянов. Документы свидетельствуют о фактах
злоупотребления властью некоторых земских начальников, которые были вскрыты в результате рас-
смотрения крестьянских жалоб. В этом отношении интересно прошение на имя министра внутренних
дел от 29 апреля 1897 г. крестьянина с. Коптева Болховского уезда Орловской губернии Алексея Сам-
сонова. «Мою жалобу на имя губернатора вернули земскому начальнику 3-го участка Н.И. Подымову. В
апреле сего года он вызвал старосту, сотского и меня и еще пять крестьян и ругал меня, издевался надо
мной. Он говорил, что, подав прошение, я забыл, что губернатор дворянин и он дворянин. Стали обсуж-
дать, как меня наказать, староста предложил выпороть при всех, сотский тут же начал бить меня. Со-
шлись на том, что надо собрать сход и вынести приговор, чтоб выселить меня в дальнюю Азию. Но
472 РГИА. Ф. 1571. Оп. 1. Д. 115. Л. 22.
473 Там же. Ф. 1291. Оп. 39. Д. 18. Л. 1 – 3.
474 Там же. Д. 17. Л. 1об.
475 Там же. Ф. 1571. Оп. 1. Д. 115. Л. 10 – 15.
476 Нужды деревни. Т. 1. М., 1904. С. 68 – 69.
477 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1014. РЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 992. Л. 1.
сход моей вины не нашел и приговор об удалении из общества не вынес. Земский хочет заставить сход
написать приговор, поэтому я прошу защитить меня»478.
Нарушение должностных инструкций, превышение властных полномочий вскрывались и в ходе гу-
бернских ревизий. В результате проверки крестьянских учреждений Воронежской губернии в 1909 г.
выяснилось, что большинство дел рассматривались земским начальником без вызова сторон в наруше-
ние 23 параграфа Наказа земским начальникам. Ревизией 1-го земского участка Орловского уезда обна-
ружено полное незнакомство земского начальника Т.Д. Матвеева с крестьянскими законоположениями
вообще479.
Нарушение закона, а порой и произвол со стороны местного начальства, являлся не столько следст-
вием деятельности отдельных земских «держиморд», сколько низким уровнем правой культуры русской
деревни. В «Очерках крестьянской общественной жизни» Н.П. Дружинин признавал, что «население
совершенно не развито юридически – весьма мало осведомлено по части действующих законов, своих
прав и обязанностей. Представитель власти все еще является «барином», который приезжает и судит
так, как «угодно его милости»480.
Явное неуважение к должностным лицам крестьяне выказывали очень редко. Оскорблять в глаза
высшее начальство: земского, исправника, станового, исправника, старшину считалось невозможным.
Старосту, сотского и иногда урядника крестьяне могли изругать матерными словами при исполнении
ими служебных обязанностей. Если рассматривать престиж власти, как выражение меры согласия кре-
стьян на подчинение, то представители земско-уездного уровня не встречали открытого неповиновения
со стороны крестьян своим распоряжениям. Все приказания земского начальника, полицейского
управления и других учреждений исполнялись беспрекословно, так как мужики видели в начальниках
лицо, уполномоченное Государем Императором. И идти против начальства и оказывать ему неуважение
считалось в деревне не только преступлением, но и большим грехом.481 Крестьяне оправдывали
существование высшей власти: «нельзя тоже без начальства», «не от нас оно, и в Писании вон есть, что
властям повинуются».

ЦАРЬ-БАТЮШКА

Русский мужик по своим воззрениям являлся монархистом. Главную роль в этом играла православ-
ная вера. К. Леонтьев не без основания утверждал, что сила российского самодержавия в том, что пра-
вославие всегда считало монархию наилучшей формой правления способной обеспечить осуществление
Божьей воли на земле. Присущий крестьянству патернализм находил свое выражение в сыновней пре-
данности своему государю, и ожидания от него покровительства, и отческой заботы. «Православный
царь», «праведный государь» в народном представлении всегда отделялся от его «лукового» окружения.
Верно, суть такого взгляда передал автор записки, обнаруженной в фонде Н.П. Игнатьева. «Царь в гла-
зах народа никогда не может быть деспотом, а поэтому деспотическое управление над собой народ от-
носит к своеволию окружающих его чиновников и к измышлениям высших бюрократических распоря-
дителей и невольное чувство глубокого недовольства зарождается в нем против агентов власти»482.
Вступление страны в этап модернизации, обострения аграрного вопроса, ломка привычного уклада
– все это посеяло в душе мужика смятение. По мере аграрного перенаселения требования деревни о но-
вой земельной прирезке звучали все громче и настойчивее. Крестьянство ждало вожделенной земли, и
свои надежды оно связывало только с царем. Отчаянная попытка народников подвигнуть крестьян на
решения земельного вопроса собственными силами оказалась безуспешной. П.Б. Аксельрод в своих ме-
муарах, анализируя неудачу «хождения в народ» признавал, что царь являлся в сознании народа «какой-
то священной личностью божественного происхождения, на которой крестьяне концентрируют все свои
надежды и упования»483. «Царь-Батюшка» был в народном сознании носителем и верховной инстанцией
эмпирически – общественного осуществления религиозной правды, единственным звеном, соединяю-
щим религиозную веру с историческим строительством484.
Убийство «Царя-освободителя» стало сильнейшим потрясением для всего русского крестьянства.
Волна истового негодования на тех, кто посмел поднять руку на «Помазанника Божьего», сопровожда-
478 РГИА. Ф. 1291. Оп. 39. Д. 17. Л. 6, 7об.
479 Там же. Оп. 31. Д. 123. Л. 4, 81.
480 Дружинин Н.П. Очерки крестьянской общественной жизни. СПб., 1905. С. 6.
481 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 114. Л. 101.
482Там же. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1495.
483 Аксельрод П.Б. Пережитое и передуманное. Кн. 1. Берлин, 1923.
С. 484.
484 Кожевников В.П. Менталитет российской цивилизации: история и методология исследования. М., 1998. С. 67.
лась искренней демонстрацией верноподданнических чувств сельских жителей. Свидетельством тому
содержание следующего мирского приговора: «1881 года марта 18 дня, собрались мы, нижеподписав-
шиеся крестьяне Моршанского уезда, Островской волости, Хлыстовского сельского общества постано-
вили: первого марта в день мученической кончины нашего благодетеля Царя-освободителя Александра
Николаевича, до конца жизни поститься, как в рождественский сочельник, ничего не есть до первой
звезды, что каждому из нас на смертном одре завещать детям нашим, чтобы из рода в род чтили память
Царя Великомученика»485.
Для выяснения отношения крестьян к царю и тех изменений, которые происходили в этом вопросе,
были проанализированы материалы департамента полиции МВД начала 1880-х гг. и 1905 – 1907 гг.
Общим в делах об оскорблениях этих периодов являлось то, что крамольные речи звучали чаще всего в
трактире, а произносившие их были пьяны. Так, 6 августа 1881 г. крестьянин села Старая Березова
Дмитрий Белов, по сообщению исправника Шацкого уезда, будучи в трактире, обращаясь к присутст-
вующим, сказал: «Яко новый царь г… собачье!»486. Крестьянин села Петелина Хохловской волости
Елатомского уезда Андрей Бузин, находясь в таком же месте, и в аналогичном состоянии произнес сле-
дующее: «С 1882 г. податей платить никто не должен и что для измерения земли будут посланы земле-
меры. При этом добавил, что не следовало бы Государю принимать корону»487. Источником информа-
ции о таких речах крестьян, как правило, являлись их же односельчане, что дает основание предпола-
гать, что такие высказывания не находили поддержки и одобрения в деревенской среде.
Идея представительной власти была чужда русскому крестьянству. «В дарованных народу, в по-
следнее время, самоуправлением право представления о своих пользах и нуждах высшему правительст-
ву, для народа непостижимо, ибо он знает только одну власть Царя. А идея правительства, в западном
смысле, как оттуда заимствованная, несовместима с народным понятием», – писал уже упомянутый не-
известный корреспондент488. В вопросе о государственном устройстве крестьяне выступали за сохране-
ние самодержавия. «Государственную Думу признаем только как совещательное учреждение», – гово-
рилось в приговоре домовладельцев села Хрущевки Сырской волости Липецкого уезда489. В созданной
Государственной думе мужики видели лишь канал, могущий донести до царя их беды и чаяния, некий
ретранслятор способный передать отчаяние их положения и надежду на монаршую милость. Такие на-
строения нашли свое отражение в крестьянских наказах периода 1905 – 1907 гг. В селе Средняя Дорож-
ня Старооскольского уезда Курской губернии общинники на сельском сходе приняли приговор, в кото-
ром были следующие слова: «Вся надежда теперь на Царя-Батюшки Душу. Неужели он, наш Царь-
Отец, не услышит нас через наших представителей, неужели не даст нам обещанных земли и воли»490.
Исследователь А.И. Буганова, который пишет: «Анализ паремиологических материалов, судебно-
следственной документации и других источников показывает, что большинство россиян на рубеже ве-
ков воспринимали носителя власти позитивно, а государственное устройство мыслилось однозначно в
форме монархии, причем абсолютной («Нельзя земле без царя стоять»)491.
В начале ХХ в. крестьянство пришло в движение. Волнения доведенных голодом до отчаяния кре-
стьян охватили в 1902 г. Полтавскую и Харьковскую губернии. С.М. Степняк-Кравчинский в своих ме-
муарах утверждал: «Традиционный монархизм русских крестьян, сильно ослабевший за последние 20
лет, представляется нам, тем не менее, существенным элементом в нравственной жизни наших кресть-
ян. Однако было бы совершенно неверным считать его предохранительным средством против народных
волнений, бунтов и даже революции»492. Вслед за югом России аграрные беспорядки начались и в Цен-
тральном Черноземье. Главным требованием восставших крестьян было увеличение крестьянских наде-
лов за счет помещичьих земель. Власть ответила жесточайшими репрессиями. Произвол казачьих отря-
дов в полтавских станицах не мог пройти бесследно. Предвосхищая эти последствия, Демчинский в
своей записке Николаю II от 5 января 1903 г. писал: «С точки зрения логики совершенно непонятно ос-
лепление, безусловно, умных и некогда талантливых людей, которые, однако, в ХХ столетии предпри-
нимают массовую порку розгами. Неужели они не понимают, что на теле полтавского мужика рубцы
заживут скоро, но что свист розги, как звук набатного колокола разнесся по всей России и оскорбил са-
мые святые чувства …»493.
485 ОР РГБ. Ф. 230. Карт. 4390. Ед. хр. 47. Л. 1.
486 ГАТО. Ф.4. Оп. 1. Д. 3099. Л. 1.
487 Там же. Д. 3091. Л. 1об.
488 ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1495.
489 Тамбовские епархиальные ведомости. 1906. № 1. С. 38.
490 Сенчакова Л.Т. Указ. соч. Ч. 2. С. 210.
491 Буганов А.В. Отношение к русским царям в народном сознании XIX – начала XX веков // Куда идет Россия? Формальные инсти-
туты и реальные практики / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М., 2002. С. 259.
492 Степняк-Кравчинский С.М. В лондонской эмиграции М., 1968. С. 19.
493 ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 859. Л. 13об.
В период 1905 – 1907 гг. число дел, связанных с сопротивлением властям, значительно возросло,
что являлось следствием ожесточенности и накала аграрного движения. Имя Государя звучало в кон-
тексте широко циркулирующих в деревне слухов о близком земельном переделе. В Стакановской во-
лости Курской губернии осенью 1905 г. ходили настойчивые разговоры, которые по содержанию отве-
чали затаенной мысли каждого хлебопашца: «Всю землю от господ сам царь приказал отобрать мужи-
кам»494. В августе 1906 г. в имении Нарышкина крестьянин д. Образцовой Орловской Егора Макарова
утверждал, что ему, как солдату, вернувшемуся с Дальнего Востока известна воля, данная царем, кото-
рая заключается в передаче барской земли крестьянам495.
Г.В. Лобачева в монографии пишет: «Образ царя-благодетеля и заступника – глубоко внедрился в мас-
совое сознание: «вполне уверен народ в том, что царский указ был, а вот губернатор их обманул».
В представлении народа все, что во благо исходило от царя, все, что приносило зло и страдания, припи-
сывалось слугам царя»496.
Нарастающий аграрный голод, волнения в деревне и невнятная политика властей привели к тому,
что образ Николая II в глазах крестьян стал противоречить их представлению об идеальном монархе,
способном привести порядки на земле в соответствие с Божественной правдой. В деревне увеличилось
количество дел по обвинению крестьян в оскорбительных высказываниях в адрес Государя Императора.
Вот выдержки из донесений в департамент полиции МВД, поступившие из Орловской губернии в 1906
г.: «15 августа в деревне Дорожевой Брянского уезда, в торговой лавке, крестьянин Федор Ильин Жа-
бин, произносил бранные слова по адресу императора»; «21 сентября крестьяне Мценского уезда Евти-
хий Толкачев и крестьянин Болховского уезда Яков Федяков позволили оскорбить словами Его Импе-
раторское Величество Государя Императора»; «10 октября в деревне Ивановской Богородицкой волости
Мценского уезда при взыскании недоимок старостой села, крестьянин Лукьян Анохин позволил себе
выругать скверными словами императора»497.
В начале Первой мировой войны в 1914 г. имел место небывалый и, вероятно, последний искренний
всплеск монархических настроений. Надежды крестьян на грядущее решение вопроса вновь породили
волну слухов. В декабре 1914 г. тамбовский исправник сообщал, что общинники в разговорах выражали
надежду, что после войны Император наделит крестьян помещичьей землей, а помещики получат в ка-
честве компенсации владения в Сибири и на завоеванных землях498. Этим надеждам не суждено было
сбыться. Но об их распространенности в сельской среде говорит тот факт, что они сохранились в кре-
стьянской памяти. А.Л. Окнинский, проживший два года в тамбовской деревне в бурные годы граждан-
ской войны, утверждал, что у крестьян Тамбовской губернии стойко сохранялась вера в добрую волю
императора Николая II 499.
Военные неудачи войны, нарастание революционной смуты и откровенная слабость верховной вла-
сти девальвировали в крестьянском сознании образ царя. Захват крестьянами «государевой» земли в хо-
де «черного передела» был причиной страха жителей села не столько перед реставрацией монархии,
сколько перед возвращением бывших помещиков.

ФОРМЫ КРЕСТЬЯНСКОГО ПРОТЕСТА

Обыденные формы крестьянского сопротивления, по меткому определению Дж. Скотта, – «оружие
слабых», выступали действенным средством крестьянского протеста. Эти повседневные, скрытые от
постороннего взгляда формы борьбы сельского мира включали в себя: воровство, браконьерство, сабо-
таж, вредительство, поджоги и т.п.500 Они носили преимущественно индивидуальный характер и осу-
ществлялись на фоне молчаливого одобрения односельчан. Все многообразие повседневного протеста
села было направленно против главного врага крестьян – помещика. Аграрное перенаселение и, как
следствие измельчание земельного надела, активизировали борьбу крестьян за вожделенные помещичьи
494 Деревня в 1905 году / Сост. Г. Рыклин. М., 1930. С. 28.
495 ГАРФ. Ф. 102. (ДП ОО). Оп. 1906. Д. 700. Ч. 7. Л. 294.
496 Лобачева Г.В. Самодержавец и Россия: образ царя в массовом сознания россиян (конец XIX – начало XX вв.) Саратов, 1999. С.
165.
497 ГАРФ. Ф. 102. (ДП ОО). Оп. 1906. Д. 700. Ч. 7. Л. 245; Д. 9. Ч. 36. Л.
7 об, 12.
498 ГАТО. Ф. 272. Оп. 1. Д. 1772. ЛЛ. 114 об, 115.
499 Окнинский А.Л. Два года среди крестьян: виденное, слышанное, пережитое в Тамбовской губернии с ноября 1918 до ноября 1919
года. М., 1998.
С. 22.
500 См.: Скотт Дж. Оружие слабых: повседневное сопротивление и его значение // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в со-
временном мире: Хрестоматия / Сост. Т. Шанин. М., 1992. С. 285.
угодья. По мере роста социальной напряженности в деревне, менялись и формы крестьянского протеста,
которые приобрели открытый и массовый характер.
Крестьянская революция, начало которой положили аграрные беспорядки 1902 г. в Полтавской и
Харьковской губерниях, явилась следствием бедственного положения российской деревни. Аграрное
перенаселение, особо остро ощутимое в губерниях Центрального Черноземья, делало требование лик-
видации помещичьего землевладения актуальным. В борьбе за землю, с целью вытеснения ненавистно-
го помещика, крестьянство использовало весь арсенал традиционных средств. Стихийный характер кре-
стьянского движения начала ХХ в. отнюдь не противоречил утверждению о ведущей роли сельской
общины в аграрных выступлениях. В условиях социальной войны «мир» заявил о себе как о силе,
способной мобилизовать крестьянские массы на упорную борьбу с помещиками и властью. И эту мощь
ощутило как крестьянство, так и власть. Несмотря на титанические усилия правительства П.А.
Столыпина уничтожить общину посредством аграрной реформой, та не только выстояла под
административным нажимом, но и в 1917 г. совершила «черный передел» и ликвидировала частную
земельную собственность.
Традиционной формой борьбы с помещиком в регионе являлась порубка барского леса. Для селян
понятие частной собственности на лесные угодья не существовало. В обычно-правовом восприятии кре-
стьян леса ничьи, «Божьи», так как к их посадке не был приложен труд. Самый добропорядочный
крестьянин не считал грехом нарубить воз дров в господском лесу. Всякие попытки властей прекратить
не санкционированную вырубку леса встречали яростное сопротивление со стороны местного населе-
ния. Так, крестьяне Хмелевской волости Воронежской губернии летом 1903 г. в количестве 80 человек
противодействовали переписи порубщиков и осмотру порубленного леса501. По мере роста крестьянско-
го движения порубки барских лесов стали массовыми. В 1905 г. из Орловской губернии в департамент
полиции МВД сообщали: «26 августа была обнаружена самовольная порубка в Чернавском имении Ве-
ликого князя Михаила Александровича, произведенная крестьянами д. Власовки Круглинской волости
Дмитровского уезда (20 человек) вместе с сельским старостой. Порубка производилась в течение полу-
месяца группами по 5 – 10 человек»502. «В августе 1905 г., – как следовало из донесения воронежского
губернатора, – крестьянами Бирючанского уезда Воронежской губернии производились самовольные
порубки в лесу землевладельца Шидловского. Беспорядки прекратились с прибытием военного отря-
да»503. Попытки владельцев защитить свою собственность от посягательства со стороны местных кре-
стьян нередко приводили к вооруженным столкновениям. На основе изученных документов можно сде-
лать вывод о том, что коллективные порубки были заранее спланированы и организованы, носили ха-
рактер протеста, демонстрации силы крестьянской общины. Примером тому могут служить события в
экономии графа Воронцова-Дашкова Павловского уезда Воронежской губернии. В донесении министру
юстиции от 31 января 1906 г. говорилось, что «в ночь на 25 ноября 1905 г. в экономическом лесу графа
Воронцова – Дашкова крестьянами хуторов Пирогова и Сторожева осуществлена крупная порубка леса.
… Толпа крестьян человек 60 прогнала лесного стражника и полицию, сожгла два кордона и разграбила
имущество. В течение последующих двух суток 26 и 27 ноября крестьяне 60 – 100 человек днем и но-
чью рубили экономический лес. Всего вырублено до 700 деревьев. 27 ноября в 10 часов вечера к хутору
Оселедкова двинулась толпа в 200 человек на 120 подводах. Они разгромили экономию, вскрыли амба-
ры, вывезли хлеб, сожгли постройки. … В результате применения казаками оружия один крестьянин
убит, другой тяжело ранен. 200 крестьян, в том числе
20 зачинщиков, привлечены в качестве обвиняемых по 269 – 1009 ст. Уложения о наказаниях»504. Как
причину произошедших аграрных беспорядков автор донесения называл малоземелье крестьян и недо-
род 1905 г. К такому же выводу пришел и С. Прокопович, который в своем исследовании аграрного дви-
жения писал в 1905 г.: «Самоуправными действиями холодных и голодных людей руководила одна
мысль. Одна цель, – достать дрова, чтобы обогреться, достать хлеба, чтобы поесть, достать сена – чтобы
накормить скотину»505.
501 ГАВО. Ф. 6. Оп. 3. Д. 94. Л. 37.
502 ГАРФ. Ф. 102. ДП. ОО. Оп. 1906. Д. 700. Ч. 7(3). Л. 240.
503 Там же. Д. 700 Ч. 46. Л. 26.
504 РГИА. Ф. 1405. Оп. 108. Д. 6384. Л. 2 – 4.
505 Прокопович С. Аграрный вопрос и аграрное движение. Ростов н/Д, 1905. С. 12.
Мне кажется, что исследователи советского периода недооценивали фактор голода в аграрном дви-
жении 1905 – 1906 гг. Уже во второй половине лета 1905 г. определился недород озимых и яровых хле-
бов в Воронежской, Тамбовской и Орловской губерниях. Все эти губернии в конце года были признаны
в числе девяти, наиболее пострадавших от неурожая. В 1906 г. неурожай охватил 14 губерний России, а
Воронежская, Тамбовская и Орловская губернии были отнесены к местностям, находящимся в критиче-
ском положении. Для примера, в Тамбовской губернии в 1906 г. было собрано менее половины средне-
годового урожая506.
Угроза голодной смерти толкала крестьян на самые решительные действия. «Есть нечего, сеять не-
чего. Мы не грабили, а днем свозили то, что нам нужно» – приводилось высказывание крестьян в доне-
сении тамбовского губернатора фон дер Лауница как причина побудившая их к противоправным дейст-
виям507. Не вызывает сомнения стихийный характер крестьянского движения, в том смысле, что оно не
являлось результатом действия революционной пропаганды, а было следствием бедственного положе-
ния сельского населения. «Аграрное движение началось в тех местах, где крестьянам в буквальном
смысле «житья не было», – утверждал в своем исследовании П. Маслов. – В этих районах не было ника-
кой крестьянской организации, никакой агитации и пропаганды, и движение вылилось в стихийные
формы»508. Главной проблемой для сельских жителей оставалась нехватка пашенных земель, и решение
вопроса русский мужик видел в ликвидации помещичьего землевладения. Из донесения орловского гу-
бернатора следовало, что «ожидание получить землю соседних помещиков среди крестьян было пого-
ловное и давнее»509. В рапорте министру юстиции от 9 марта
1905 г. сообщалось: «28 февраля 1905 г. разграблена и сожжена экономия великого князя Сергея Алек-
сандровича в селах Долбенкине и Лобанова Дмитровского уезда Орловской губернии. Экономическое
положение крестьян с. Лобанова плохое. Надел чуть более 2 дес. на душу. Хлеба до новин не хватает
даже в урожайные годы, а некоторым его не хватает до Рождества. Общинные земли стеснены и окру-
жены владениями великого князя. Остро стоят проблемы выгона и прогонов скота. Крестьянам было за-
прещено не только прогонять по экономической земле скот, но и проходить и проезжать не по назначенным
для этого дорогам, ловить рыбу в озере, купаться, собирать грибы и ягоды в лесу»510.
В ходе острого противостояния с помещиком крестьяне активно прибегали к таким традиционным
приемам, как потрава лугов и посевов, самовольная запашка барских земель. И в этих формах борьбы
четко прослеживалась роль сельской общины. Так, в Воронежском уезде весной 1906 г. начались само-
вольные запашки и выпасы церковных и помещичьих земель и лугов. «Крестьяне поселка Каширского
Московской волости Воронежского уезда на основании единогласного решения сельского схода 25 мая
числом в 400 человек распахали 25 десятин церковной земли. 27 мая в имении Паньшина при д. Петро-
павловки Рождественской волости 60 крестьян выпустили лошадей и потравили 10 десятин луга. На
увещевания полиции крестьяне заявляли: «Пусть лучше нас убьют или пристрелят, чем умирать с голо-
ду или дать подохнуть лошадям – нашим кормильцам». Автор донесения в департамент полиции делал
вывод о том, что такое настроение крестьян являлось результатом недорода прошлого года и голода,
который охватил более половины сельских местностей губернии511. «Потравы производились обыкно-
венно ночью», – сообщал острогожский исправник в рапорте воронежскому губернатору, – «Крестьяне
являлись толпами, вооруженные дубинками и косами, с угрозами гнали прочь объездчиков и сторожей,
и не только пасли свой скот на владельческих лугах, но даже косили и увозили к себе траву. Все эти
действия они совершали скопом, как они говорили миром, и с ложным убеждением, что все творимое
должно остаться безнаказанным»512. Последнее утверждение очень важно в выяснении мотивов кресть-
янского протеста. Прибегая к тем или иным формам протеста, крестьяне стремились санкционировать
свои действия мирским приговором. Некий жандармский офицер из Пензенской губернии заметил, что
«весьма замечательное значение приобретает у крестьян слово «мир». Они ссылаются на него как на
506 Ермолов А.С. Наши неурожаи и продовольственный вопрос. Т. 1. СПб., 1909. С. 273, 276, 316.
507 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1905. Д. 2550. Ч. 34. Л. 70.
508 Маслов П. Крестьянское движение в России в эпоху первой русской революции (аграрный вопрос в России) Т. II. Кн. 2. М., 1924.
С. 15.
509 ГАРФ. Ф. 106. Оп. 1906. Д. 700. Ч. 7. Л. 90.
510 РГИА. Ф. 1405. Оп. 108. Д. 6811. Л. 9, 14.
511 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1906 (II). Д. 700 Ч. 46. Л. 82.
512 Крестьянское движение в Воронежской губернии (1864 – 1904 гг.). Сб. док. Воронеж, 1964. С. 46, 48.
законную опору в противозаконных своих действиях». В народе живо непоколебимое убеждение, что
«как скажут крестьяне, так царь и решит»513.
Приговор сельского схода, который предварял ту или иную форму крестьянского протеста, прида-
вал противоправным действиям в глазах жителей села некую легитимность. Община, служившая сред-
ством подчинения села коронной властью, неожиданно стала выступать как организация крестьян в
борьбе с помещичьим землевладением, способная не только конфисковать барские земли, но и распре-
делить их, включив в производственный процесс. О ведущей роли сельской общины в аграрном движе-
нии свидетельствуют следующие примеры крестьянских выступлений в регионе летом 1906 г.:
«Дмитровский уезд Орловской губернии 5 июня крестьяне во главе со старостой с. Упороя составили
приговор косить экономические луга графа Гейдена исполу без всяких отработок. Когда управляющий
имением Писаревич отказался выполнить требования крестьян, те стали снимать с луга рабочих,
последние не хотели уходить, но, боясь быть оштрафованными на
25 р. по приговору схода, были вынуждены покинуть поле. В ходе дознания выяснено, что главным за-
чинщиком являлся староста»; «Крестьяне д. Хитровой Стегаловской волости Елецкого уезда скосили 23
десятины посевной травы, на что предварительно был составлен общественный приговор. Местный
сельский староста сам принимал участие в косьбе травы»514. Аналогичным образом ситуация развива-
лась и в соседних губерниях: «27 июля 1905 г. крестьянами села Прудки Коротоякского уезда Воронеж-
ской губернии составлен приговор о насильственном захвате частновладельческих земель и произведе-
ны потравы скотом и поломка сада в соседнем имении»; «22 июня 1906 г. общество крестьян с. Ковыл-
ки Кирсановского уезда Тамбовской губернии составило приговор о том, что никто из них не имел пра-
ва наниматься на работу к помещику за плату ниже установленной общественным приговором. Управ-
ляющий имением кн. Баратынского нанял на работу крестьян другого села. Крестьяне с. Ковылки, со-
бравшись числом 500 человек, отправились в поле и согнали всех работавших»515.
С мая по октябрь 1905 г. в регионе широкое распространение получило приговорное движение. Ис-
следователь аграрного движения начала ХХ в. Б. Веселовский в своей работе отмечал, что в Воронеж-
ской и Тамбовской губерниях мирские приговоры на политические темы составлялись сельскими обще-
ствами в единичных случаях516. С осени 1905 г. в деревне появилась легальная возможность донести до
власти свои нужды и требования. Составление наказов депутатам, избираемым в Государственную Ду-
му, потребовало от крестьян, прежде всего, осмыслить свое положение в обществе и сформулировать
свои требования к власти. Крестьяне Ново-Щигровского общества Курской губернии в своем наказе за-
писали: «…земли у нас приходится меньше, чем полдесятины на душу … многие из нас уже не имеют у
себя куска насущного хлеба». Жители ряда деревень Судженского уезда той же губернии сформулиро-
вали наказ своим избранникам кратко и четко: «Ведь земля это тот же воздух, земля должна принадле-
жать всем, кто желает и умеет ее обрабатывать. Требуйте перехода всей земли в руки крестьян»517.
Пик аграрного движения пришелся на осень – зиму 1905 г., когда волнениями были охвачены все
крупнейшие сельскохозяйственные регионы. Если с января по август 1905 г. в губерниях Центрального
Черноземья произошло 243 выступления, то за период с сентября по декабрь – 725518. Всего в 1905 –
1907 гг. в Европейской России было отмечено 21 513 крестьянских выступлений. При этом наиболее
распространенной формой являлся разгром дворянских усадьб, удельный вес которого составил 33,8 %.
На втором месте находились забастовки сельскохозяйственных рабочих и крестьян, составлявшие 22,1
% акций. Самовольная порубка частных лесов – 10 – 15 % случаев519. Как видим, наиболее массовой
формой крестьянского протеста в период наивысшего накала социальной войны в российской деревне
были погромы барских имений.
513 Цит. по: Крестьянское движение в революции 1905 года. В докумен-
тах / Под. ред. Н. Карпова. Л., 1926. С. 11, 115.
514 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1906 (II) Ч. 7. Д. 700. Л. 96, 97об.
515 Там же. Оп. 255. Д 40. Л. 149; Оп. 1906 (II). Д. 700. Ч. 56. (1). Л. 197.
516 Веселовский Б. Крестьянский вопрос и крестьянское движение в России (1902 – 1906 гг.) СПб., 1907. Л. 64.
517 Сенчакова Л.Т. Указ. соч. Ч. 1. С. 122, 123.
518 Степынин В.А. Крестьянство Черноземного Центра в революции
1905 – 1907 гг. Воронеж, 1991. С. 34, 69.
519 Тюкавкин В.Г., Щагин Э.М. Крестьянство в период трех революций. М., 1987. С. 71, 88, 89.
Разгромы усадьб сопровождались сожжением построек и уничтожением хозяйского имущества.
Так, в июне 1905 г. крестьяне Борисоглебского уезда Тамбовской губернии разгромили хутора Елизаве-
тинский князей Волконских, Хозяйский и Мягкий помещиков Аносовых, подожгли имения Чернышова,
Колобова и Хренникова.520 Вот характерные для осени 1905 г. сообщения: «Свыше ста усадьб … раз-
громлено и сожжено; уничтожен весь инвентарь и скот» (Курская губерния), «Горизонт в многочислен-
ных заревах …» (Тамбовская губерния). Следует признать, что разгром и поджог барских имений не
был для крестьян самоцелью, а скорее средством вытеснения ненавистного помещика. Крестьяне, по их
собственным словам, сжигали жилые и хозяйственные строения для того, чтобы выдворить помещика
из деревни хотя бы на два–три года, чтобы не допустить размещения там отряда карателей.521
Даже погромам имений крестьяне пытались придать видимость «законных» действий. И ведущая
роль сельской общины в этом процессе очевидна. Нередко во главе крестьянского протеста стояли
должностные лица сельского самоуправления, чаще сельские старосты, реже волостные старшины.
Причиной активного участия старост в аграрных беспорядках был страх перед однообщественниками,
намного превосходящий страх перед начальством, перед государственной властью522. Участники по-
грома воспринимали происходящее отнюдь не как беззаконие и самоуправство, а как торжество спра-
ведливости. М. Шаховской под впечатлением произошедших событий писал: «Крестьяне являлись в
имение во главе со старостой, который с бляхой на груди следил за правильностью распределения хле-
ба. На первых порах крестьяне брали в имении только зерновые, пищевые и кормовые продукты, а,
кроме того, не разрешали друг другу брать ничего, говоря: «Не по закону, нельзя».523 Крестьяне, прежде
чем вывозить зерно, тщательно высчитывали, что нужно для трудового существования самому помещи-
ку, выделяли ему соответствующее количество хлеба, сена, скота и только после этого все забирали.524
Отличительной чертой погромного движения было отсутствие физического насилия. «Крестьяне зара-
нее предупреждали владельцев, вскрывали амбары и увозили хлеб. В дом не заходили, денег не брали,
насилия не чинили»525. В Воронежской и Тамбовской губерниях местные власти отмечали «полное от-
сутствие случаев насилия над личностью как самих землевладельцев, так и экономических служа-
щих»526.
Для крестьянского движения в регионе было характерно сочетание всего многообразия форм кре-
стьянского протеста. В справке от 28 ноября 1906 г., составленной в особом отделе департамента поли-
ции говорилось: «В Тамбовской губернии аграрное движение выразилось в довольно резкой форме. Ле-
том сего года на многих экономиях происходили забастовки и насильственное удаление с работы сель-
ских рабочих. Крестьянские сообщества составляли приговоры, устанавливающие цену на рабочие руки
и арендную плату за помещичью землю, а в нескольких случаях имели место поджоги и разграбление
владельческих усадьб. За последние три месяца крестьянские беспорядки продолжали проявляться в
Балашовском, Кирсановском, и особенно в Козловском уездах, и выразилось в порубке владельческого
леса, угоне скота с монастырского хутора и сожжения двух усадьб 24 октября Ляпунова и Романова,
причем во время пожаров был разграблен хлеб и угнан экономический скот».527 Другой особенностью
аграрных беспорядков в регионе было то, что они носили поистине массовый характер. В погромах
принимали участие все жители села, включая женщин и детей. Община пристально следила за тем, что-
бы никто не остался в стороне, добиваясь поголовного участия односельчан.
Власть ответила на аграрные беспорядки репрессиями. В ряде мест пролилась кровь. Тысячи кре-
стьян были привлечены к ответственности. Для многих рядовых участников сельских бунтов такой по-
ворот событий был полной неожиданностью. В судебной хронике «Русского слова» приводился под-
робный отчет о суде над участниками аграрных беспорядков 19 февраля 1905 г. На вопрос прокурора:
«Чем вы в таком случае объясните, что крестьяне, не имея вражды к экономии барона Мейндорфа, по-
520 Крестьянское движение 1905 – 1907 гг. в Тамбовской губернии: Сб. док. Тамбов, 1957. С. 34.
521 Цит. по: Данилов В.П. Крестьянская революция в России, 1902 –
1922 гг. // Крестьяне и власть. Материалы конф. М.-Тамбов, 1996. С. 11.
522 Вронский О.Г. Указ. соч. С. 252.
523 Шаховской М. Указ. соч. С. 56.
524 Кретов Ф. Крестьянство в революции 1905 г. М.-Л., 1925. С. 46.
525 Веселовский Б. Указ. соч. С. 32.
526 Цит. по: Данилов В.П. Указ. соч. С. 12.
527 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 1906 (II). Д. 700. Ч. 56. (2) Л. 323.
шли ее грабить?». Свидетель показал, что кругом уже происходили грабежи, или, как он выразился:
«Это безобразие, а безобразие всегда увлекает. Наши и соблазнились. И как это у них вышло – сами те-
перь не знают»528. Участники аграрных беспорядков вольно или невольно пытались растворить свою
ответственность в действии сельского мира. По этому поводу исследователь
М.А. Рахматуллин верно заметил, что «бунт всегда представлял собой мирское действие. Бунтовал
«мир» в полном составе, и главным объяснительным мотивом крестьян было: куда «мир», туда и я, мне
от «мира» нельзя»529.
В свое оправдание крестьяне указывали на действие неких злонамеренных людей, объясняя свои
деяния массовым помешательством.
И самое главное мне представляется, что они были искренни в этом и не лукавили. Приведу следующий
пример, уже упомянутых беспорядков в имении Воронцовой-Дашковой. В прошении жителей хуторов
Сторожова, Пирогова Семеновской волости Павловского уезда на имя управляющего Карла Владими-
ровича Лангомера крестьяне писали: «Сознав свой беззаконный поступок разгромом кордона и хуторов
Оселедкова, минувшего 25 и 27 ноября, мы ныне объяты в великую скорбь за учиненный поступок,
стыдно совестно и какими словами выразить вину перед Вами (…) и как случилось истинно мы не зна-
ем и вину класть не на кого-либо. Сами виноваты, что послушались дьявольского совета злонамеренных
и подлых людей». В сопроводительном письме от 8 февраля 1906 г. управляющего имением Лангомера
графине Воронцовой-Дашковой он указывал, что крестьяне искренне раскаялись в содеянном и просят
простить их, подтверждал, что семьи арестованных крестьян находятся в отчаянном положении и голо-
дают. Далее он приводил вопрос казачьего сотника участникам сельского бунта и их ответ на него. «Как
вы могли, добрые люди, пойти на такое глупое дело?», – «Се не мы, а общество!»530.
После того, как крестьянское движение было подавлено, преобладающей формой крестьянского
протеста вновь стали традиционные формы скрытой борьбы. Целенаправленно и методично крестьяне
продолжали бороться с помещичьим землевладением. Безродный М. в 1906 г. писал: «Бойкот частного
землевладения выработался в народной среде стихийно и велся упорно и настойчиво. Его приметы: за-
вязать камень в сноп, чтобы потом при молотьбе он попал в барабан и разбил его; изломать плуг, маши-
ну; поворовать; опоить скот, изуродовать его; выдергать посадки, разнести сад»531. В с. Братках Бори-
соглебского уезда Тамбовской губернии в течение 6 лет (1905 – 1911 гг.) производилась самовольная
порубка леса при попустительстве сельского старосты и волостного старшины532. Из Курской губернии
сообщали: «В ночь с 8 на 9 ноября 1909 г. в имении землевладелицы Метляевой пожаром уничтожен
скотный двор, 15 лошадей, 13 коров, 4 овцы. Причина поджога заключалась в отказе владелицы сдать
местным крестьянам земли в аренду»533. В обращении землевладельца Бирючанского уезда Воронеж-
ской губернии К.М. Тащенко на имя губернатора указывалось на то, что крестьяне слободы Дмитриевки
систематически расхищают в его саду фрукты и самоуправно ловят рыбу в пруду534.
Для крестьян было присуще локальное восприятие сельской власти, ограниченной деревенской
околицей. На рубеже XIX – XX вв. носителем этой власти в глазах крестьян продолжал оставаться сель-
ский сход, а его выборные лица полноправными выразителями «мирской воли». В условиях «прозрач-
ности» сельского пространства личные качества представителей местной администрации выступали од-
ним из критериев крестьянской оценки. Традиции крепостнической опеки деревни и христианское вос-
приятии всякой власти как «Богом данной» находили свое отражение в отношении крестьян к предста-
вителям властных структур. В повседневной жизни крестьяне не проявляли явного неуважения к выше-
стоящим властям потому, что те были достаточно дистанцированы от насущных крестьянских проблем.
Как убедительно свидетельствуют источники, случаи неповиновения, ослушания имели место обычно
тогда, когда затрагивались материальные интересы домохозяев. В условиях процесса модернизации
страны, роста социальной напряженности в деревне происходит ломка патриархального уклада, а тра-
528 РГИА. Ф. 566. Оп. 1. Д. 35. Л. 3.
529 Рахматуллин М.А. Крестьянское движение в великорусских губерниях в 1826 – 1857 гг. М., 1990. С. 130.
530 РГИА. Ф. 919. Оп. 1. Д. 92. Л. 3об., 5.
531 Безродный М. Частная земельная собственность. М., 1906. С. 77.
532 ГАРФ. Ф.102. Д. 4. Оп. 1911. Д. 72. Ч. 1. Л. 18.
533 Там же. Оп. 1909. Д. 34 Ч. 1. Л. 11.
534 Там же. Оп. 1907. Д. 14. Ч. 1. Л. 50.
диционные крестьянские установки, в том числе и отношение к власти, подвергаются существенной
эволюции.