Асланов Л. Культура и власть

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ IV. АНГЛИЯ

Глава 18. Анжуйская династия

Графы Анжуйские ведут свою родословную с VIX в., когда они получили Анжу за отражение нашествия нормандцев и бретонцев. Они сооружали замки, воевали с соседями, присоединив Турень и Мэн, но достигли могущества совсем иным способом. Жоффруа Плантагенет (Плантагенет — прозвище за любовь Жоффруа к цветущему дроку) еще в ранней молодости женился на вдове германского императора Генриха V Матильде, которая была дочерью короля Англии Генриха I. Генрих I, лишившийся своих сыновей из-за крушения корабля, добился не без труда от своих баронов клятвы признать Матильду наследницей престола, но после его смерти Жоффруа и Матильда не получили наследства. Сын одной из дочерей Вильгельма Завоевателя Стефан Блуазский опередил их, надавал обещаний прелатам и баронам Англии и почти обманом добился коронации 22 декабря 1135 г.
Матильда не нашла поддержки у Папы Римского, поскольку Стефан дал чрезвычайно большие авансы церкви и баронам. Он отрекся от всей политики англонормандских королей. При попустительстве Стефана бароны захватили административную и военную власть, верховный суд, стали чеканить монеты, собирать налоги, воздвигли 1115 замков и все более и более презирали Стефана. Первая же попытка короля арестовать одного из баронов за строительство замка без королевского дозволения обратилась для него всеобщим возмущением. Матильда разбила войска Стефана при Линкольне (2 февраля 1141 г.) и заключила соглашение с духовенством Англии, признавшим ее «госпожой Англии и Нормандии». На этом основании Жоффруа Плантагенет присоединил к своим владениям Нормандию, но Англия была поделена между Матильдой и Стефаном. Жоффруа умер в 1151 г., оставив своему сыну Генриху княжество, обширное и могучее, включавшее Анжу, Мэн, Турень и Нормандию. Генрих высадился в Англии с войском в январе 1153 г. и, опираясь на сторонников, в ноябре заключил мир, по которому был признан наследником престола и соправителем Стефана; после смерти Стефана в 1154 г. он стал королем Англии Генрихом II [4, 87—91].

18.1. Власть в XII—XIII вв.

Начинать управление после 18 лет анархии можно было только с уступок духовенству и баронам. Так внешне и выглядела его коронационная хартия. Однако именно в ней Генрих II провозгласил продолжение курса Генриха I и остался ему верен до конца своей жизни [4, 91—92].
Баронская анархия была подавлена Генрихом II почти за год. Но бороться с разгулом вольных лесных стрелков (запечатленных в эпосе о Робин Гуде) пришлось очень долго, терпеливо проводя судебные и полицейские реформы.
Для восстановления своих ресурсов королевская власть нуждалась в помощи местных властей, курий графств и сотен. Королю нужно было вновь подчинить себе шерифов. В конце англосаксонской эпохи шериф бы крупным землевладельцем, заведовавшим в округе доходами короля, но он был всего лишь наместником вельможи-элдормена, управлявшего одним или несколькими графствами. После нормандского завоевания шериф всегда назначался самим королем. Он был исполнительной властью в округе. По традиции шериф был феодалом, который часто злоупотреблял своим положением, несмотря на то, что Генрих I поручал обязанности шерифа только верным людям.
В начале своего правления Генрих II вынужден был искать опору среди магнатов и раздал много шерифских должностей баронам, как светским, так и духовным. Во время продолжительного пребывания Генриха II в Нормандии (1166—1170) эти магнаты совершили ряд злоупотреблений властью. Например, произвольно арестовывали людей, занимались казнокрадством и вымогательством. Вернувшись, Генрих II поручил своим разъездным судьям произвести обширное расследование, и все лихоимцы, включая церковных судей и шерифов, были отстранены от должностей, а многие подверглись преследованию. С тех пор шерифы стали послушными чиновниками, вышедшими из среднего класса, имевшими весьма широкие полномочия от короля, а с 1170 г. от королевской курии [4, 108, 109].
Те, кто преобразовывал и поддерживал добрые традиции королевской канцелярии, палаты шахматной доски, судебных трибуналов, кто руководил дипломатией — сплошь были клирики. Светский мир в ту эпоху жил больше инстинктом, чем разумом, а церковь имела традиции собраний, дискуссий, выборов руководства, суда, не говоря о грамотности, начитанности и осведомленности о достижениях государств разных эпох. Именно в церкви росло понимание и развивалась способность к административной и юридической организации. Именно через церковь каноническое право римское, культивировавшееся в Болонье, получило некоторое влияние в королевстве Генриха II. Именно церковники «Анжуйской империи», французские и английские, создали ту юридическую интерпретацию, которая породила английское общее право.
Англия еще в XII в. создала общее право, которое благоприятствовало рыцарству, свободным крестьянами и горожанам, всем предприимчивым людям, но было враждебно застою, костности, сеньориальному духу. Впрочем, общее право использовалось Генрихом II и для ограничения церковного суда, так как король хотел наказывать и преступных клириков. Иными словами, общее право Англии соответствовало культуре англичан, их правовым традициям, и лишь в некоторой степени оно подвергалось отделке с помощью римского права.
Генрих II возвел в закон экспроприацию собственности только по постановлению суда. Это ограничивало произвол магнатов, от которого страдали наследники. Великой ассизой 1179 г. у магнатов было отнято право инициировать дело об отторжении собственности в суде. С того момента необходим был королевский приказ, разрешавший возбуждать судебное дело, причем ответчик мог требовать королевского, а не местного суда. Присяжные в королевском суде были соседями ответчика, вызванными правительственным чиновником для того, чтобы ответить под присягой на вопросы суда и вынести вердикт. Использование присяжных было французским изобретением. Вильгельм Завоеватель пользовался присяжными, когда его чиновники составляли на местах КСС, т. е. для административных целей. Генрих II продолжил эту практику, но расширил ее и на судопроизводство. Кроме того, шерифам было поручено пользоваться обвинительными присяжными для обнаружения преступлений. Во времена Генриха II обвинительные присяжные назначались шерифом, а с конца XII в. они стали избираться в каждой сотне. Эта процедура позднее стала использоваться для выборов в парламент. Так, шаг за шагом, исподволь формировались элементы представительной системы [4, 98, 119—121].
До правления Генриха II большинство тяжб разбиралось в сеньориальных куриях или в куриях графств и сотен. Местные суды были вне контроля короля. Генрих II ввел с 1176 г. разъездные суды, которые особенно тщательно следили за интересами короны. В 1178 г. начал действовать суд королевской скамьи, судивший «именем короля» и состоявший из пяти опытных и проверенных юристов, двух клириков и трех мирян. Позже, при Иоанне, этот суд продолжал сопровождать короля, а «суд общих тяжб» остался в Вестминстере с верховным судьей во главе. Так свершился чрезвычайно важный акт в цепи шагов по централизации английского государства [4, 117].
Внимания заслуживают изменения налоговой системы: датские деньги Генрих II отменил, но щитовой налог собирал семь раз, освобождая от военной службы тех, кто ему платил (эта практика была начата при Генрихе I, но Генрих II закрепил ее законом, положив начало наемному войску и ослабив тем самым свою зависимость от магнатов). Налоги платились нерегулярно, как помощь сеньору в случаях крайней нужды. Но средств не хватало, налоги росли, и стала создаваться конфликтная ситуация, о которой при Генрихе II никто не задумывался.
За время баронской смуты 1135—1153 гг. церковь установила порядки, наносившие ущерб светской власти, например, церковь отнимала у сеньора его крестьян и посвящала их в церковный сан без его согласия. Но особенно распустились церковные суды: убийцы-клирики отделывались лишь лишением сана; долговые обязательства оставались в церковных судах только под тем предлогом, что должник клялся заимодавцу; архидиаконы принуждали мирян обращаться в церковный суд ради вымогательства у мирян штрафов и т. д. Особую остроту приняли конфликты между светскими и церковными судами по вопросам держаний земель. Генрих II издал Кларендонские постановления, в которых, в частности, запрещалось обращаться к Папе без разрешения короля. Архиепископ Кентерберийский отказался признать Кларендонские постановления, и разгоревшийся конфликт закончился поражением Генриха II — он согласился на унизительную эпитимию в 1172 г. и пошел на уступки церкви.
Это поражение инициировало выступление против Генриха II коалиции, возглавлявшейся его женой и сыновьями. Восстание на материке было обширнее и опаснее, поэтому с ним боролся сам Генрих II, а в его отсутствие рыцари, свободные крестьяне, горожане и даже почти все духовенство усмирили англонормандских баронов на территории Англии. Такое развитие грозных событий отчетливо показало, чьим интересам в первую очередь служила политика Генриха II [4, 124—132].
В своей коронационной хартии Генрих II обращался и к англосаксам и к французам, однако он был прежде всего французским государем и бoльшую часть своего царствования (21 год из 34 лет) провел на материке. Длительное отсутствие короля в Англии имело свои последствия. И бароны и клирики сохраняли за собой свободу слова [3, 99].
Идея избираемости короля глубоко проникла в культуру англичан уже в XII в. Эта традиционно церковная идея основывалась на том, что Бог выбирает самого достойного и возлагает на него бремя ответственности. Генрих II был не из такого числа. Власть он взял, но нельзя отрицать, что избрание для него добилась его мать, Матильда. И это не было не замечено его современниками.
После смерти Генриха II церковь и бароны беспрекословно признали его сына Ричарда Львиное Сердце королем; он был очень популярен, потому что в отличие от своего отца, запрещавшего рыцарские турниры, Ричард их обожал и тем увлекал за собой рыцарей [4, 99—102]. Ричард Львиное Сердце мало заботился об управлении и юридических реформах, презирал мир, для поддержания которого его отцом было принесено столько жертв, увлекался крестовыми походами, гонялся за приключениями. Страной же управляли канцелярии и чиновники [4, 96].
Но когда после смерти Ричарда встал вопрос, кому из оставшихся двух сыновней Генриха II быть королем, архиепископ Кентерберийский воспользовался учением об избираемости королевский власти для того, чтобы отвести Артура, который был воспитан при дворе французского короля Филиппа-Августа, был ему подчинен и не любил англосаксов. Королем был избран Иоанн. Таким образом, в конце XII в. английской церкви удалось добиться публичного признания ее учения об избираемости монархии [4, 103].
«Иоанн Безземельный был одержим душевной болезнью, в настоящее время ставшей известной и описанной современными психиатрами, а именно, периодическим психозом». «Он нес на себе бремя тяжелой наследственности со стороны своего отца Генриха II, среди его анжуйских предков были сумасшедшие» [4, 191]. Он был не способен довести до конца начатое, будучи подозрительным и непостоянным; изменял всем (отцу, брату, друзьям, баронам) даже тогда, когда измена противоречила его собственному интересу. Он потерял почти все земли во Франции, восстановил против себя церковь, опустошил казну, обобрал Англию до нитки посредством налогов, потерял поддержку рыцарей и горожан из-за жуткой коррупции королевского чиновничества и злоупотреблений прав феодального сюзерена.
Не останавливаясь на злоключениях Иоанна, целесообразно назвать его фактический конец, после которого он вскоре умер: 15 мая 1215 г. близ Виндзора Иоанн приложил свою печать к тексту, который впоследствии стал называться Великой хартией вольностей. Великая хартия вольностей была составлена баронами и для баронов. Но бароны нуждались в поддержке рыцарей, фригольдеров и горожан, поэтому в хартии есть статьи, отражавшие их интересы. Одна из статей Великой хартии вольностей отражает противоречия между англосаксами и французами, хотя и в светской форме: «король будет назначать судей, констеблей, шерифов и бейлифов только из таких людей, которые хорошо знают закон королевства и имеют желание хорошо его соблюдать». Это условие было направлено против французов. Специально было оговорено, что названные поименно чиновники и «весь их род» не будут больше иметь права занимать общественные должности; эти люди были, как правило, выходцами из Турени [4, 289—296]. Противостояние англичан и французов продолжалось и спустя полтора века после коронования Вильгельма Завоевателя.
Преемник Иоанна Безземельного Генрих III был не лучше, чем его отец. Его двор наполнился множеством алчных клерков французского происхождения, родичей жены короля. Казнокрадство всегда приводило к росту налогов, и король требовал от баронов, в том числе и от церкви, «помощи» сюзерену во все возрастающих количествах. При этом король остался совершенно равнодушным к домогательствам Папы Римского, добивавшегося от английской церкви денег на политические нужды, вызванные его враждой с германским императором. С 1244 г. английская церковь, отчаявшись получить поддержку короля, перешла к оппозиции святому престолу, которая стала быстро принимать острые формы. Например, в 1245 г. одному из папских нунциев пришлось тайно бежать из Англии, так как у него были основания опасаться за свою жизнь [4, 302].
Здесь целесообразно отметить еще одну особенность деятельности английской церкви, которая в тот период была очень влиятельной силой. Пройдя тяжелые испытания во времена преследований и интердикта, она окрепла и помолодела с приходом нищенствующих монахов. Первые доминиканцы высадились на берег Англии в 1221 г., а францисканцы — в 1224 г. Через несколько лет в английских городах, скученных, грязных, болезнетворных, появилось по 1—2 монастыря этих орденов, в которых читались проповеди, обучались дети, обеспечивались уходом больные. Церковь стала при Генрихе III вдохновительницей сопротивления всякому гнету.
Английские прелаты подчинялись решениям Папы, когда находили их справедливыми. Но они отвергали его требования субсидировать войну с Фридрихом II, который не был осужден за ересь приговором церкви. Они считали должным помогать английскому королю, когда была зримая опасность или нужда, но желали обсуждать каждый случай, требовавший помощи, а также сохранять за собой свободу отказа или поддержки, а также иметь гарантии.
Английское духовенство в карман за словом не лезло. Линкольнский епископ Роберт Гросстет отправился в Лион в 1250 г. и прочитал перед Папой и кардиналами записку, которая стала знаменитой. Он описывал в ней бедствия, причиной которых была алчность римской курии. «Источником всего зла является римская церковь», — заявил он перед высшими иерархами [4, 322—325].
Английская церковь отражала недовольство королем, которое накопилось в английском обществе. Терпение англичан истощилось в 1258 г., когда ко всем невзгодами добавились неурожай и голод. Генрих III потребовал налог для Папы Римского, равный трети всего движимого и недвижимого имущества. Бароны съехались при оружии в сопровождении своих вооруженных отрядов в Оксфорд, заставили короля принять Оксфордские провизии, установили баронское правление, избрав совет 15-ти баронов при короле, выдворили французских придворных из Англии и т. д.
Совет 15-ти баронов управлял страной с июля 1258 г. по октябрь 1259 г. и проводил узкосословную политику. И в это время вновь заявили о себе как об одной из общественных сил рыцари и горожане, выступившие в 1259 г. со своими требованиями. В октябре 1259 г. они при поддержке части баронов заставили короля принять Вестминстерские провизии, отражавшие интересы не только рыцарей и горожан, но и верхушки свободных крестьян, т. е. зажиточная часть крестьянства стала политически активной силой. В этот документ были включены меры для пресечения злоупотреблений чиновников, защиты держателей от произвола феодалов и феодальных судов. Потерпевшие получили право подавать жалобы судьям для расследования дел присяжными.
Естественно, бароны в целом воспротивились требованиям рыцарей, горожан и свободных крестьян. Генрих III решил этим воспользоваться, и в 1264 г. началась гражданская война. Войско антикоролевских сил состояло из рыцарей, горожан, моряков пяти портов, студентов Оксфордского университета, свободных крестьян и отдельных баронов. В мае 1264 г. король и его сын попали в плен, и начался 15-месячный протекторат Симона де Монфора. Он и созвал в 1265 г. парламент, в котором были представлены рыцарство и города. Помимо баронов, поддержавших восстание, в него вошли высшее духовенство, по два рыцаря из каждого графства и по два горожанина от каждого крупного города Англии [1, 62].
Активное и организованное участие крестьянства и городских ремесленников, особенно лондонских, в восстании напугало баронов, которые, поддержав короля, разбили восставших в битве 4 августа 1265 г. Но ни Генрих III, ни его преемник Эдуард I не уничтожили парламент, так как попытки короля собирать налоги без согласия парламента поставили страну на грань новой гражданской войны. В то время в английском обществе сформировалась идея о том, что права монарха должны быть ограничены. Королевский судья Брактон во второй половине XIII в . провозгласил, что закон делает короля, и нет короля там, где царствует произвол, а не закон [4, 313].
После 1265 г. парламент созывался нерегулярно, состав его менялся раз от раза. Наконец, король Эдуард I созвал в 1295 г. парламент по образцу 1265 г. («Образцовый парламент»), а в 1297 г. издал «Подтверждение хартии», в которой заявлялось, что ни один налог не будет взиматься без согласия парламента, т. е. налоги разрешались королю рыцарями, баронами, духовенством и горожанами. Парламент не только отражал расстановку общественных сил того времени, но и являлся свидетельством политической деятельности всех английских сословий. Эдуард I пошел на эти шаги, потому что они позволили ему укрепиться за счет ослабления баронов при опоре на рыцарей и горожан, причем он не пренебрегал экономическими интересами баронов, а только теснил их политически и был осторожен в наступлении на церковь. Соотношение сил в парламенте определило путь последующего развития Англии [1, 63].

18.2. Общественное и экономическое развитие Англии в XII—XIII вв.

Основной вид деятельности людей — это производство, поэтому целесообразно начать этот раздел с аграрного производства — самого распространенного вида деятельности англичан в рассматриваемый период. Сделать некоторые выводы позволяет сопоставление данных из Книги страшного суда 1086 г. и Сотенных свитков 1279 г., составленных по распоряжению Эдуарда I [12]. О деятельности людей той поры приходится судить по тем событиям и результатам, которые зафиксированы в этих документах.
Королевский домен, поставлявший до середины XII в. бoльшую часть дохода короля, стал быстро таять: со времен КСС короли раздали 345 маноров, и к 1274 г. у них осталось лишь 20 маноров [10, 74]. Король лишился своего главного феодального средства, с помощью которого он строил отношения со своими вассалами, основанные на многовековой традиции. Вассалам приходилось ждать земельных пожалований по несколько лет, пока король не конфисковывал какие-либо земли. На этот период ожидания король назначал вассалу пенсию в размере ожидаемого дохода от пожалованных земель. Король Иоанн Безземельный только в 1200—1201 гг. выдал 31 барону ежегодные пенсии на сумму 1500 ф (для сравнения сумма доходов казны составила 24 781 ф). Еще щедрее был Генрих III. Эдуард I был умереннее в пожалованиях, но также вынужден был идти на такие шаги [10, 240—247].
Забегая вперед, следует отметить, что к концу XIII в. главным источником пополнения казны стали города, рыцари и свободные крестьяне [10, 278], но были и другие источники. Евреи-ростовщики в Англии считались личной собственностью короля, и королевское казначейство получало через так называемое еврейское казначейство огромные доходы от ростовщических операций евреев, взимая с последних еврейскую талью. Кроме того, осуждаемые церковью за ростовщичество, евреи не могли передать свое имущество по наследству. Имущество переходило королю, а сын-наследник выкупал его у короля. Начиная с Иоанна Безземельного, король часто освобождал баронов-должников от уплаты долга евреям-ростовщикам, но за счет еврейской тальи, т. е. за счет своей казны. В 1200—1201 гг. король Иоанн освободил от долгов 37 феодалов. Генрих III только за 1264—1265 гг. издал 45 приказов подобного рода, но это уже была подачка рыцарству, судя по документам той эпохи. Эдуард I в 1274 г. издал 15 таких приказов [10, 241—243].

Землевладельцы

Бароны вслед за королем делали для себя деньги даже из возложенных на них королем налогов. Например, щитовые деньги каждый барон платил королю за фиксированное раз и навсегда количество рыцарей, выставляемых в королевское войско. Бароны в XIII в. разместили на своих землях значительно больше рыцарей, чем были обязаны, и разницу от щитовых поборов использовали для своего обогащения. Так, эрл Норфолкский должен был платить щитовые деньги за 60 рыцарских феодов, а на его земле были помещены 162 рыцаря. Платили все, и сборы от 102 рыцарей поступали барону [10, 234].
Мелкие и средние землевладельцы прибегали к субинфеодации, как к средству уклонения от раздела получаемой ими ренты с вышестоящими сеньорами. Суть субинфеодации состояла в том, что создавались многочисленные промежуточные звенья в феодальной иерархии, что отделяло держателя земли цепью промежуточных лордов от баронов, и последние на практике теряли возможность добраться до своей полной доли ренты. Баронии при этом часто дробились на мелкие части. Бароны теряли часть своей ренты из-за того, что лишались права на выморочные держания, которые обычно оставались в руках одного из промежуточных держателей, права на выдачу замуж наследниц, права на опеку над землями и держаниями несовершеннолетних и т. п. [10, 259].
С начала XII в. стало возможным платить налог за отказ от воинской службы, и поэтому появилось большое количество рыцарей, которые покупали рыцарскую землю для производства, не намереваясь когда-либо служить. Во времена Генриха III стало гораздо выгоднее платить скутагий (налог за отказ от воинской службы), а не тратить время на обучение военной службе, тем более что одновременно увеличились гражданские обязанности рыцарей: заседания в судах графств и сотен, служба присяжными в королевских судах и т. д. [9, 79, 90].
В течение XII—XIII вв. светские маноры дробились очень интенсивно. Появлялись и атипические формы маноров, что вполне характерно для осколков того, что когда-то было целым. Цепь феодальных собственников, надстраивавшихся над каждым держанием, удлинилась в XII—XIII вв. на две ступени по сравнению с 1086 г. Одновременно множилось число держателей за счет дробления реального обладания. Мелкие держания были очень подвижными (дробились, объединялись с другими и вновь дробились). Это делало их наименее уязвимыми со стороны фискалов короля. У мелких держателей оставалась некоторая часть феодальной ренты [12, 82—94].
Вильгельм Завоеватель создал в Англии систему, способную удержать в повиновении враждебную иноплеменную англосаксонскую общину, загнанную в подчиненное положение. Титул верховного и единственного собственника всей земли Англии признавался только за королем. Но это означало, что все остальные свободные люди были идентичными держателями и с формально-юридической точки зрения были субъектами такого же права. В этих условиях к середине XII в. соотношение собственников и в юридической доктрине, и в реальной действительности стало складываться в пользу непосредственных держателей земли. В XIII в. это привело к тому, что многие держатели фригольда не только не несли никаких повинностей в пользу сеньора, но, как правило, не могли даже определить, от кого они держат землю. Более того, даже если повинности в пользу сеньора отбывались, феодальная рента делилась так, что почти все оставалось у непосредственного держателя.
В среде земледержателей шла жестокая борьба без правил: лорды налагали произвольные тальи, насильно выдавали замуж вдов, долго не возвращали держания из-под опеки, вырубая там леса, истощая почву и т. д., а их вассалы уклонялись от уплаты ренты, избегали судов сюзеренов, не платили штрафы за самовольный брак, скрывали опеки, отчуждали без ведома лордов землю и т. п.
На фоне сокращения доли многовотчинной группы светских субдержателей произошел быстрый рост группы владельцев одной лишь вотчины. Так постепенно формировался слой знаменитых в последующие века домовитых сельских хозяев-лендлордов (country gentelmen), тесно связанных всеми своими материальными и политическими интересами с родным графством, выражавших эти интересы на собраниях сотни и графств, а позже представлявших их в парламенте.
К 1279 г. слой мелких субдержателей (владельцы менее 5 плугов пахоты) составлял 4/5 от общего числа держателей. Большинство из них имело доходы, делавшие невозможным приобретение доспехов, необходимых для военной службы. Как правило, они старались избежать рыцарской службы, даже несмотря на неоднократные указы Эдуарда I о принуждении к этому всех землевладельцев определенных имущественных категорий. В результате этих процессов в начале XIV в. рухнула вся военно-рыцарская система землевладения в Англии.
Слой мелких держателей — это новообразование XIII в., наиболее важный результат эволюции английского феодального общества. Англонормандская знать к концу XIII в. потеряла значительную часть своих владений, тогда как мелкие держатели из числа потомков англосаксов ее приобрели. В этих условиях барщина коммутировалась не столько потому, что становилась нерентальной, сколько из-за распада крупных держаний на множество мелких, многократно переходивших из рук в руки. Барщина становилась невозможной в силу неопределенности феодальной зависимости. Коммутация же барщины способствовала развитию товарно-денежных отношений, разлагавших отношения феодальные.
Разорительные рельефы (плата наследника за право держания наследства), грабительская опека несовершеннолетних наследников и вдов, произвольная талья и т. д. делали неизбежным процесс дробления держаний ради неуплаты всех этих феодальных повинностей лорду. Мелкие держатели, т. е. рыцари, избавившиеся от подобных феодальных пут, которые еще не были сброшены баронством, непосредственно державшим землю от короля, были в экономически более выгодном положении. Мелкие держатели поддерживали усилия короля по централизации ради обеспечения на территории всей страны общего права, королевского суда и т. п., тогда как бароны этому сопротивлялись.
Постоянная нужда в деньгах заставляла землевладельцев обращаться к церковным заимодавцам и ростовщикам. Займы давались под залог земли. К началу XIII в. ипотека стала широко распространенной практикой среди лендлордов. Это неминуемо вело к формированию земельного рынка. В последней четверти XII в. в Англии возникла специальная судебная процедура, придававшая купле-продаже земли юридическую силу. Доля светских вотчин, переходивших по наследству в XII—XIII вв., не превышала 10—15%, поэтому дробление вотчин — это результат воздействия рынка. Отчуждения по экономическим мотивам абсолютно преобладали над всеми другими отчуждениями, вместе взятыми.
Церковь и горожане, имевшие деньги, выкупали рыцарские феоды. В Англии никаких сословно-юридических преград для этого не было. Феод из держания, обусловленного службой, превратился в начале XIII в. в собственность держателя безусловную, свободную от каких-либо повинностей сюзерену, кроме символической ренты признания: «пары шпор» или «розы». Цепь вассальной зависимости была разорвана, и землевладельцы в XIII в. стали субъектами земельного рынка. Важным же следствием этого процесса было расширение владений невоенного фригольда за счет рыцарского землевладения [12, 106—149].
В годы так называемой Баронской войны (1258—1267) повсюду в Англии бароны захватывали силой земли, скот, людей. В борьбе баронов с рыцарями королевская власть обычно оказывалась на стороне мелких и средних держателей. Даже в период правления Генриха III, когда не было никаких законов в пользу мелких и средних держателей, общий ход развития права был на их стороне, так как продолжалась линия законотворчества, заложенная Генрихом II.
В конце XIII в. все законодательство Эдуарда I дополняло и реформировало общее право в пользу мелких и средних держателей и ограничивало права баронов на захват скота их держателей, права опеки и сеньоральные права в отношении вассалов. К этому времени средние и мелкопоместные феодалы составляли уже не менее 3/4 всего высшего класса Англии.
В 1290 г. Эдуард I издал статут, заменявший субинфеодализацию на субституцию. Таким образом, бароны добились своего — субинфеолизадация была запрещена. Однако субституция означала свободную куплю-продажу земли и держаний при условии исполнения покупателем всех обязанностей держателей перед лордом, что отвечало интересам мелких землевладельцев. Статут открывал процесс сокращения ступеней феодальной иерархии и повышения доли мелких и средних держателей небаронского происхождения среди непосредственных держателей короны.
Эдуард I строго следил за тем, чтобы его вассалы и бароны не расширяли своих земельных владений и не превышали судебных и фискальных привилегий. После 1274 г. он регулярно возбуждал судебные иски против превышения баронами их прав и всегда их выигрывал. Конфискуемые при этом земли передавались мелким и средним феодалам за службу королю.
Интересы мелких свободных держателей защищал статут 1292 г. «О гарантах», который запрещал баронам выставлять в качестве гарантов в суде королевской скамьи в тяжбах о свободном держании «всяких плутов, неизвестных лиц и чужеземцев», признавая, что лжесвидетельство в пользу баронов «крайне опасно для бедных истцов в их тяжбах против магнатов и богатых людей».
Мертонский статут и 46 статья II Вестминстерского статута, разрешая баронам проводить огораживание общинных земель, обязывали их оставлять, пропорциональные пастбища свободным держателям. Законы XIII в. охраняли движимое имущество и личность свободных держателей от посягательств баронов.
Еще реформы Генриха II разрешили свободным держателям обращаться в королевский суд по гражданским и уголовным делам, а Мальбороским статутом (повторявшим 1, 2, 3 и 18 ст. Вестминстерских провизий) свободные держатели освобождались от обязанности посещать курии своих лордов, если эта обязанность не была специально оговорена в условиях держания.
В интересах массы свободных держателей, рыцарей и горожан центральное правительство умеряло стяжательство и самоуправство местной королевской администрации — шерифов, бейлифов и др. — своими постановлениями 1215, 1258 и 1259 гг. [10, 147—150].
Свободное держание, фригольд в Англии XIII в. было единственной юридически признанной формой земельного владения. За держания в рыцарском праве в 1279 г. нужно было платить скутагий. С заменой военно-рыцарской службы щитовыми деньгами рыцарский феод стал дробиться. Но наряду со свободными держаниями в рыцарском праве стал интенсивно распространяться свободный сокаж в общем праве, который родился из разложения рыцарских держаний и возвышения вилланских держаний под сенью традиции: с начала XII в. существовала масса держателей за денежную ренту — сокмены. Свободным сокаж называется для того, чтобы отличать его от древнего сокажа. Между ними не было исторической преемственности, первый был привилегированной формой земельного держания, а второй — низким держанием земледельца. Вопреки закону, каждый не отбывавший барщину держатель причислялся к свободным, даже будь он вилланом, выкупившим на срок своей жизни свободу, несмотря на формальную принадлежность к вилланам. Свободный сокаж — это новообразование XII—XIII вв.
Фригольд — это новообразование вне зависимости от формы держания, результата вторжения товарно-денежных отношений в феодальное землевладение, 45% фригольдерских держаний в 1279 г. были вновь приобретенными в результате купли-продажи. Однако только одна половина свободных держаний принадлежала крестьянам, другая же — светским лордам, церкви и горожанам, но последние на земле не хозяйствовали, а сдавали ее в аренду. В этом случае власть земельного собственника в XIII в. осуществлялась чисто экономически. Мелкий фригольд — это результат выделения из землевладельческого населения тех, кто был вытеснен из земледелия ходом развития общественного разделения труда. Аграрное перенаселение было уже фактом XIII в. и стало продуктом товарно-денежных отношений в деревне.

Вилланы

Англосаксонский период завершился поразительным противоречием между господствовавшим в стране королевским правом и социально-экономической действительностью. Законы Канута, составленные с использованием датского права, т. е. на основе законов общества, находившегося на более ранней стадии развития по сравнению с англосаксонским, проводили грань между свободой и несвободой так, как это было зафиксировано в законах Этельберта четыре века назад, а именно: общинник, керл — свободен, раб — несвободен. Между тем в сотнях грамот того периода община была не объектом права, а всего лишь объектом королевских пожалований, как объект «частного права» — бокленд, а значит, община находилась в феодальной зависимости. В памятниках XI в. керлы прошлого разделились на генитов, поземельно зависевших от лорда, и гебуров, лично свободных, противопоставлявшихся рабам. Законы Канута отставали от жизни, поэтому нужна была их корректировка.
Но эту ломку законов нужно было провести так, чтобы не нарушить данной Вильгельмом Завоевателем при коронации клятвы «сохранить законы короля Эдуарда». Выполнение этого требования привело к длительному процессу пересоздания права покоренной страны на основе манориального права. В правосознании Англии Вильгельма Рыжего и даже Генриха I царило смешение понятий манориального права, с одной стороны, и старой правовой системы короля Эдуарда — с другой. Манориальное право относило вилланов к крепостным, к собственности лорда, а законы короля Эдуарда считали их свободными. Со временем антитеза «раб — виллан» была заменена антитезой «виллан — свободный», а затем последнее было введено в общее право Англии.
В начале XII в. законом Генриха I вилланы были лишены права судить, и с тех пор собрания сотен и графств стали чисто феодальными. Виллан остался подданным короля только в уголовном праве, а во всем остальном он принадлежал лорду. Историческое значение реформ Генриха II заключалось в том, что они окончательно устранили противоречия, оставшиеся с англосаксонской эпохи. Это повлекло закрепощение последних свободных землевладельцев. Виллан мог обратиться в суд с гражданским иском на другого виллана, но не на лорда [12, 233—255].
В общем праве Англии XII—XIII вв. существовал принцип «исключение вилланства», означавший исключение их из-под общего права вообще. Королевский суд вилланов не защищал. Бесправное положение вилланов несколько смягчалось их правом на уголовный иск в королевском суде даже против своего барона. В XIII в. вилланы оставались крепостными. Их освобождение началось с конца XIV в. [10, 105—144].
Правила работы вилланов на лорда менялись от одного магната к другому. Виллан держал в среднем 30 акров пахотной земли, но в зависимости от местных условий и традиций площадь могла снижаться и до 15 акров. В деревне Питчли в Нортэмптоншире виллан работал на лорда 3 дня в неделю в течение года и полную неделю в течение 6 недель страды при уборке урожая. А на севере того же графства в Коттиндэме вилланы работали на своего аббата только 2 дня в неделю в течение года и 3 дня в августе. Однако существовало правило: от каждого двора вилланов отрабатывал только один мужчина, т. е. сыновья помогали отцу. Экономический интерес магната побуждал его не допускать большие семьи и обустраивать молодые семьи отдельными дворами. Отсюда берет начало англосаксонская традиция: каждой семье — отдельный дом. С XIII в. осталось много письменных жалоб на плохую работу вилланов на барских угодьях.
По закону виллан был закреплен за землей его родного манора. Он не мог покинуть свой дом для того, чтобы взять землю в другом месте или заработать на жизнь ремеслом в городе. Даже если он брал в аренду дополнительную землю и имел достаток, все, что он приобретал, по закону принадлежало его лорду. Он был обязан молоть свое зерно на мельнице лорда и платить ему за эту услугу, так же как печь свой хлеб в пекарне лорда. Он был обязан платить талью — налог, размер которого зависел от произвола лорда. Когда он продавал скот или выдавал замуж дочь, то платил штраф лорду. После его смерти лучший скот и движимое имущество забирал лорд. Он сам и все в его семье могли быть проданы другому лорду. Но обычно продажа вилланов происходила вместе с землей, когда земля переходила от одного лорда к другому. Переселение вилланов и разъединение семей, судя по документам той эпохи, были очень редки.
Виллан по закону не мог выкупить себя, так как все принадлежало лорду. Однако на практике зафиксированы случаи выкупа себя вилланами, причем этому содействовала церковь. Но в середине XIII в. была принята идея о том, что вилланы могут себя выкупить. Это было, в частности, отражено в трудах королевского юриста Брактона [9, 141—158]. Наблюдался постепенный рост свободных крестьян наряду с вилланами, несмотря на то, что надел виллана сократился в 3 раза с 1086 по 1279 г. Но барщина за урезанный надел осталась прежней (в соответствии с площадью надела осталась лишь денежная рента, определявшаяся товарностью надела). Держание виллана было не более чем поводом для исчисления вилланских повинностей [12, 308].
Все сельское население, в том числе и вилланы, еще с англосаксонских времен было сформировано в десятки, и в каждой из них была круговая порука. Формально эта практика была введена для борьбы с уголовными преступлениями, но вилланов она привязывала к земле сильнее, чем феодальные узы. В Англии круговая порука крестьянства получила название системы свободного поручительства. Дважды в год шериф проверял функционирование десяток и охват ими всех вилланов. Нарушители штрафовались [9, 149]. На бежавших вилланов тут же доносили оставшиеся вилланы той же десятки, дабы не нести тяготы за убежавшего [10, 113]. Но виллан вел свое хозяйство на свой страх и риск, в условиях же товарно-денежных отношений это привело к разной степени успеха и расслоению вилланства [12, 325].
Уже в середине XII в. барщина оставалась только на периоды пахоты и уборки урожая. И хотя коммутация проходила неравномерно и в периоды нехватки рабочих рук возвращались к барщине, тем не менее коммутация, начавшись столь рано, оказалась в английской истории необратимой [9, 144].

Города и торговля

Зарождение городов в Англии начиналось с рынков, формировавшихся в местах, защищенных крепостными сооружениями. Торговля с континентом в англосаксонский период доминировала над внутренней торговлей. Особенно были активны фризские купцы.
Активно торговали и британские купцы. В VIII в. они добирались до Марселя. Уже в VIII в. предметами экспорта из Британии были сукна и одежда, рукописи, изделия из льна, кожи и меха. Товары производились в крестьянских натуральных хозяйствах и в монастырях. Со временем появились ремесленники, выполнявшие заказы купцов, а это повлекло за собой разделение труда и появление внутренней торговли.
Первые документы, свидетельствующие о торговле англосаксов, — это англосаксонские правды, регламентировавшие пребывание и торговлю иностранных купцов в Британии, а также торговлю жителей Британии. В VI—VIII вв. самой распространенной в Британии была торговля скотом. Согласно «Правде Хлотаря и Эдрика» (673—686) или «Правде Ине» (688—694), торговать скотом можно было только в городе, в присутствии надежных свидетелей и представителя власти. Последние были нужны для того, чтобы покупатель не был обвинен в краже. Такие условия свидетельствуют о том, что внутренняя торговля была редким, чрезвычайным делом.
Вследствие плохого состояния дорог торговля вдоль морского побережья Британии получила большее развитие, а Лондон стал главным рынком для многих народов, в том числе для жителей Кента [2, 17—53]. Вторжения скандинавов в 830—840-х гг. нарушали торговые связи Англии, но торговля хоть и с перерывами продолжалась. Конец IX — начало X вв. — период укрепления и объединения англосаксонских королевств, вызванных датским нашествием. Одновременно это привело и к развитию торговли.
Торговля повлекла и развитие чеканки монет. Уже с VII в. в Лондоне началась чеканка мелких серебряных монет — сит (sceatt), которые отличались от римских или франкских золотых монет и были подобием фризских. Они понадобились для внутренней торговли, тогда еще мелкой. Внешняя торговля обеспечивалась золотыми монетами, а также слитками золота и серебра. Чеканка монет сит проводилась без королевского контроля. Монета была грубая, без точного содержания серебра. В течение VIII в. ее ценность снизилась, что вызвало большие помехи в расчетах внутри страны, прежде всего с казной короля. Поэтому король Мерсии Оффа в конце VIII в. ввел в обращение серебряный пенни — монету, чуть большую по содержанию серебра и размерам, чем сит. Новая монета была похожа на франкский денарий, что не удивительно, если учесть активные торговые связи Британии и Франкского королевства в то время. Примеру Мерсии последовали короли Кента, Уэссекса и Восточной Англии. Этельред II (978—1016) объявил чеканку монеты своими исключительным правом [2, 56—79]. Впрочем, для зарубежной торговли и крупных платежей стали чеканить золотой манкуз. Правительство охраняло денежное обращение и монетную систему в стране. После того, как в Англию в конце XIII в. стали завозить и пускать в обращение неполноценные иностранные монеты и вывозить полновесные английские стерлинги, Эдуард I в 1299 г. издал статут о фальшивой монете и запретил вывоз английских монет, серебра и золота, а также ввоз иностранных порченых монет и продажу на них английских товаров. Факт порчи монет выявлялся быстро, так как, согласно традиции, в XIII в. все поступавшие в виде налогов монеты переплавлялись и чеканились новые. В Дувре для въезжавших в Англию и выезжавших из нее был учрежден особый обменный стол [10, 191].
Развитие чеканки монеты и денежного обращения свидетельствует не только о процветании торговли, но и об углублении специализации ремесленников. Традиционными ремеслами в Англии были сыроварение, маслоделие, хлебопечение, пивоварение, добыча и плавка металлов (железо, свинец, серебро, медь), металлообработка, строительное дело, обработка дерева и камня, кораблестроение, обработка кожи и меха, ткачество, сукноделие, изготовление одежды, гончарное дело, солеварение, рыболовство, мореходство. Альфред Великий собирал у себя ремесленников из разных стран, особенно сведущих в строительстве.
Судя по грамотам, пожалованным монастырям и бургам, торговля в начале XI в. была настолько развита по всей Англии, что требовалось включать в грамоты статьи об освобождении от пошлин по всей Англии. На рубеже Х и XI вв. стали возникать города. Королевская власть в Англии издревле требовала осуществлять торговлю в особых торговых местах, на рынках, не столько ради добросовестности сделок, сколько ради удобств сбора торговых и транспортных пошлин. Тем самым власть способствовала возникновению и росту городов [2, 98—147]. Англосаксонские короли поощряли рост городов и увеличение их богатств; жители городов были свободными людьми; крепостной, убежавший в город и проживший праведно внутри городских стен год и один день, мог считать себя свободным. Впрочем, города не могли стать прибежищем для должников, так как предъявление иска к новоселу города лишало последнего права пользоваться обычаем [2, 256]. Горожане XI в. находились под юрисдикцией короля и платили ему определенные подати, 2/3 городов были королевскими.
Короли XIII в., руководствуясь собственными финансовыми интересами, охотно давали привилегии городам, в том числе и право полного самоуправления: 22% хартий, выданных городам Англии в XIII в., запрещали шерифам ступать на территорию городов; право иметь свой суд получили 51% городов, право городского самообложения налогами (право фирмы) — 28%, право избирать своих должностных лиц — 30% городов, частичную свободу от пошлин — 26,5% и т. д.; количество городов, получивших пять и более привилегий, составило 37%. Короли поощряли самостоятельность в обмен на выполнение финансовых и политических обязательств.
Но за нарушение этих обязательств привилегии городов конфисковывались. Зависимость городов от королевской власти была полной. Это объяснялось тем, что городские свободы не базировались на силе городов, а были результатом компромиссов с королем, совпадения интересов. Права покупались, а поэтому вся политика городов определялась материальной выгодой. Это соответствовало деятельности горожан. Ричард I и Иоанн Безземельный давали привилегии городам, конфисковывали их и возвращали вновь, не скрывая цели — вымогать деньги у городов. Генрих III и Эдуард I вынуждены были после потери земель во Франции искать поддержки у городов, а поэтому политические обязательства городов были увеличены, а финансовые — несколько ограничены. Даже будучи арбитрами в спорах баронов с их городами, расположенными на баронских землях, короли Англии, желая поддержать горожан, склоняли барона к компромиссу, но не применяли власть. Поиск совпадения интересов — это ранняя традиция англичан [10, 198—205].
Статус горожанина в XI в. пока не сложился. Но еще до нормандского нашествия в Англии существовали гильдии горожан, обладавшие собственностью, в том числе и земельной. В городах сосредоточивались купцы и ремесленники. Последним это было необходимо в силу того, что каждый ремесленник был покупателем сырья и продавцом своей продукции и близость к рынку способствовала успеху дела. Все, кто покупал и продавал, входили в торговые гильдии: купцов, ремесленников, священнослужителей, сельских жителей и т. д. [2, 162—236].
Торговая гильдия избирала олдермена, имела гилдхолл — здание своей управы, имущество гильдии, свой суд. Каждый торговец был экономически самостоятелен и нес всю полноту ответственности за свое дело. Но одновременно у торговцев в силу их деятельности в торговых гильдиях воспитывался корпоративизм, умение решать проблемы сообща [13, 148—165].
Первые сведения о ремесленных гильдиях относятся к 1130 г.: в «Казначейских свитках» упомянуты пять гильдий ткачей, гильдия сукновалов и гильдия кожевенников. Король жаловал хартию гильдии ремесленников, в которой брал обязательство охранять монополию гильдии, крупно штрафовать всех, кто причинял ей «несправедливость и наносил обиду», а также назначал размер ежегодной платы в казну и день платежа. В хартиях, выдававшихся гильдиям ремесленников, указывалось также на обязанность членов гильдии следить за качеством выпускаемой продукции и штрафовать бракоделов. Оштрафованный мог обратиться в суд гильдии [2, 246—261]. Гильдии ремесленников были корпоративными органами; каждый их член полностью отвечал за свой экономический успех или неудачу, т. е. ремесленник брал целиком ответственность на себя, но его деятельность в корпорации формировала с XII в. его сознание и культуру, породившие в итоге традиции английского тред-юнионизма [14, 117].
История гильдий ремесленников полна драматической борьбы гильдий против городских богачей, жаждавших подмять ремесленников, прежде всего ткачей, сукновалов, ради присвоения прибыли. В Винчестере, Оксфорде, Беверли в XIII в. существовали законы, направленные против гильдий ткачей. Ткачи не были свободными горожанами, что означало для них отказ в использовании городских институтов, например, суда. Продавать сукно можно было купцам только своего города. За нарушение — конфискация имущества. В результате гильдия ткачей Оксфорда разорилась, но в Винчестере и Беверли они выстояли. Таковы были условия деятельности ремесленников [13, 229—237].
Короли Англии руководствовались своей материальной выгодой, даже если при этом наносился вред англичанам. Эдуард I издал купеческую хартию в 1303 г., в которой закреплялась законом свобода торговли иностранным купцам на территории Англии и свобода конкуренции. Английские купцы попали в невыгодное положение, так как не были освобождены от королевских захватов и призов и не имели быстрой судебной защиты, которую получили все иностранные купцы. Король заставлял английских купцов быть сговорчивее, изворотливее, предприимчивее. Купечество нашло выход за счет гильдий английских ремесленников. Гильдии обеспечивали постоянство цен на сукно. Купцы добились от королей (Иоанна, Генриха III, Эдуарда I) ликвидации ряда гильдий, в силу конкуренции между отдельными ремесленниками сбили цены, восстановив свои прибыли. Ответные восстания горожан, например, восстание в Бристоле 1312—1316 гг., подавлялись королевскими войсками. Это способствовало развитию рынка и производства, так как требовало отказа от косности технологий.
В XIII в. города стали важнейшими центрами накопления денег. Накопления росли столь быстро, что отчисления в казну, зафиксированные в хартиях, дарованных королем городам, отставали очень сильно, поэтому король стал прибегать к штрафам, захватам и призам. Главной формой королевских поборов с городов стала талья, вытекавшая из права сеньора на землю, на которой располагался город. Талью взимали со своих городов и бароны. Но жители городов были не робкого десятка. Например, жители города Дэнстебл в 1229 г. отказались платить своему барону талью. Король поддержал барона. Тогда жители договорились с соседним бароном об аренде 40 акров поля по соседству с их городом и перенесли рынок на эту территорию, освободившись от грабительской тальи. Барон вынужден был пойти на уступки.
Борьба горожан против тальи была упорной и постоянной, поэтому возрастание тальи отставало от роста доходов городов. Короли в XIII в. стали делать акцент на налог на недвижимость, а к концу XIII в. этот налог стал главной формой городского обложения. До 1297 г. налог на недвижимость носил произвольный характер, причем города облагались налогом в повышенном размере и не пользовались, в отличие от баронов, льготами [10, 211—224].
В 1283 и 1285 гг. последовали два статута о купцах, вносивших порядок в кредитные операции. Первым из них устанавливалось, что кредитор должен был заключить сделки в присутствии мэра города, с их регистрацией в протоколах, о чем получал соответствующий документ. Если в назначенный срок долг не возвращался, то кредитор не обращался в суд, а предъявлял документ мэру города, который немедленно назначал продажу имущества должника или передавал его кредитору. Если же имущества на момент возврата долга у должника не оказывалось, то он заключался под стражу. Статут распространялся как на иностранцев, так и на всех жителей королевства.
Согласно второму статуту, должник арестовывался, продавал имущество и в течение трех месяцев возвращал долг. В случае отказа все его имущество, включая землю, передавалось кредитору, причем передавалась вся земля, имевшаяся у должника на момент сделки, даже если ее часть ко времени возврата долга была отчуждена.
I и II Вестминстерские статуты и Винчестерский статут 1285 г. были направлены на охрану торговых путей и городов, борьбу с грабителями, причем, как обычно, предусматривались организационные меры, не требовавшие больших инвестиций.
Центральное правительство Англии принимало ответные меры в случае экспроприации товаров английских купцов за рубежом: купцы тех стран, где английских купцов грабили, на территории Англии получали соответствующий прием. Король защищал английских купцов от французских и голландских пиратов [10, 192—193].

Законотворчество, суд, парламент

Со второй половины XII в. власть короля стала направляться на развитие права. Реформы Генриха II расширили поле королевской юрисдикции за счет баронской: в компетенцию королевских судов были включены все уголовные дела, подавляющее большинство гражданских исков, связанных с землей. Баронским судам остались иски о мелком воровстве, хулиганстве, иски вилланов. Было отменено сакральное судопроизводство (ордалия, поединок) и введен инквизиционный процесс — расследование через присяжных. Расследование через присяжных возобладало к началу XIII в. не только в королевских, но и в местных судах, городских куриях и т. д. Для обращения в королевский суд нужно было только иметь деньги. Наконец, были ограничены иммунитетные права баронов в судах и в административном управлении. Король разрешил шерифам проверять «свободные поручительства» в баронских судах и ловить подозреваемых преступников в любых владениях страны.
Мальбороский статут 1267 г. запретил баронам принуждать своих свободных держателей являться в их курии, судиться в своих куриях по земельным искам без королевского приказа и рассматривать апелляции по решениям курий их вассалов. Шерифам было разрешено освобождать арестованный скот, находившийся на территории барона.
I Вестминстерский статут 1275 г. запретил баронам привлекать в свои суды тех, кто совершил правонарушения вне владений барона, но был задержан на его территории.
II Вестминстерский статут 1285 г. разрешил шерифам вступать на территорию тех лордов, которые хотя бы раз не выполнили приказ короля. Тем самым отменялась иммунитетная привилегия баронов.
Феодальные иммунитеты были подорваны Глостерским статутом 1278 г., который объявил проверку иммунитетных привилегий всех английских баронов судебным путем. Баронам надлежало предъявлять в суде хартии или другие документы и отстаивать свой иммунитет в суде против короля. Этот статут подчинил все суды правовым нормам, принятым в королевском суде.
К концу XIII в. судебная власть в Англии была в значительной мере сконцентрирована в руках короля и контролировалась его аппаратом. Кроме того, была, наконец, создана унифицированная система права, без которой расширение королевской юрисдикции было невозможно. Надзор за всеми королевскими судами обеспечивали общие на территории всей Англии процессуальные нормы. Так к концу XIII в. постепенно сложилось общегосударственное право, получившее название «общее право». Только вилланские суды придерживались местного обычного права. Главным достоинством общего права Англии было отсутствие каких-либо различий и правовых привилегий внутри свободной части населения страны, что было одной из норм североморской культуры. Общее право формировалось, это надо еще раз подчеркнуть, не законотворчеством, а деятельностью королевских судей и юристов, осуществлявших правосудие. Они пользовались лексикой и образцами римского права, которое, как известно, служило императору, дабы его власть сделать абсолютной, но не допускали противоречий основным принципом английской культуры, так как формально нельзя было нарушить данное Вильгельмом Завоевателем обещание соблюдать законы короля Эдуарда и подобные обязательства последующих королей Англии. Фактически же соблюдение норм культуры народа было обязательным условием предотвращения бунтов.
До середины XIII в. общегосударственные законы принимались под давлением оппозиции — Великая хартия вольностей (1215), Оксфордские (1258) и Вестминстерские (1259) провизии. По инициативе короля был издан только один статут — Мертонский (1236).
С середины XIII в. королевская власть начинает формировать общее право. В 1267 г. Генрих III сам переиздает Мальбороский статут и почти без изменений Вестминстерские провизии. За 35 лет правления Эдуарда I было издано 31 постановление разного рода, главным образом для устранения противоречий между существовавшими нормами общего права, их уточнения, дополнений, а также упорядочения судебной процедуры, борьбе с злоупотреблениями судей и других чиновников. Среди них I и II Вестминстерские статуты, Глостерский статут о мертвой руке (о церковных землях) (1279), Винчестерский статут о вооруженных силах и дорогах, о внешней торговле и кредите (1303), о монетном обращении (1299).
Причины законотворчества были самыми прозаическими, например, до 1283 г. в общем праве отсутствовали быстрые способы взыскивания долгов с должников. Они были введены статутом о купцах 1283 г. [10, 50—58].
Королевская власть к концу XIII в. в значительной мере ослабила свою зависимость от крупных феодалов. Процесс централизации государства набирал силу, а по мере централизации менялся и суд. Феодальные источники пополнения королевской казны составляли существенно меньше 1/3 всех поступлений в казну. Армия постепенно становилась наемной: к концу XIII в. доля рыцарей, несших феодальную воинскую повинность, упала ниже 10% от имевшегося в стране их количества. Даже ополченцы, лучники и арбалетчики получали плату, тем более что вооружались они за собственный счет.
Все изменения в области суда и организации войска требовали расширения и усложнения государственного аппарата, в том числе и на местах. Важной особенностью контроля за местными судами и властями в Англии со времен Генриха II стали, как упоминалось, выше разъездные суды. Но это были выездные сессии центральных судов. До середины XIII в. они были редки — одни раз в 7 лет, но их компетенция была очень широка: они разбирали все иски, подсудные короне или затрагивавшие ее материальные интересы, производили арест преступников, так же как и «освобождение тюрем», вели расследования по утвержденному высшей властью опросному листу, большинство пунктов которого касалось нарушений прав короны и злоупотреблений местных судов и чиновников; они же налагали штрафы на виновников этих злоупотреблений. С начала XIII в. были введены объезды для расследования только лишь нарушений прав короны и злоупотреблений чиновников или владельческих прав и доходов феодалов. Со второй половины XIII в. стали практиковаться судебные объезды специально для разбора дел по земельным искам. В 1276 г. вся страна была поделена на несколько областей с прикреплением двух судей к каждой. С 1285 г. ассизные (по земельным спорам) судьи стали посещать каждое графство не реже, чем 3 раза в год, а с 1293 г. они стали заседать непрерывно в определенные дни. Король, заботясь о своих финансовых интересах и опасаясь сговора чиновничества, ввел судебный, а значит, публичный, открытый контроль за местными властями и судами. Это соответствовало культурным традициями англичан с древних времен.
Под контроль королевских разъездных судов попало и местное самоуправление — собрания сотен и графств, представлявших собой традицию народных сходок дофеодального периода, причем столь прочную, что эти органы просуществовали до конца Средних веков. Их живучесть объясняется тем, что в Англии всегда был, а в нормандский период и возрастал слой особо стойких носителей английской культуры — свободных крестьян, нуждавшихся в этом органе. С начала XII в. английские короли стремились укрепить их, подчинив влиянию местного шерифа и дав тем самым шерифу точку опоры на месте. Генрих I распорядился, чтобы собрания сотен и графств собирались в тех же местах и в том же составе, что и до нормандского завоевания. Генрих II, правда, ослабил влияние собраний, изъяв большинство наиболее важных исков из их компетенции, но одновременно другой мерой укрепил их значение, поручив им назначать присяжных для расследования всех дел подсудных короне, а также «обвинительных присяжных» для общих расследований во время судебных объездов.
Выбиравшиеся на собраниях графств сборщики налогов имели доступ на все иммунитетные территории. Собрания были многочисленными и выражали общественное мнение не только зажиточной части населения, но и в определенной мере массы свободных держателей графства. Самоуправление со времен нормандской эпохи было предохранительным клапаном от взрыва котла народного недовольства англосаксов.
Одновременно с развитием местного самоуправления нормандцы для укрепления своей власти на местах ставили своих людей на должности шерифов. До середины XII в. они назначались из числа знати, но позже стали обычными чиновниками, назначаемыми центральным правительством. Шериф занимался королевскими финансами, был главой местной юрисдикции, возглавлял войско графства. Два раза в год шериф совершал судебные объезды, во время которых специальные комиссии присяжных в каждой сотне сообщали ему обо всех правонарушениях, совершенных в графстве [10, 79—84]. На собраниях графств под надзором шерифа совершались всякие сделки.
Уже неоднократно упоминалось, что реальная жизнь в Англии в XII—XIII вв. была далеко не идеальной: требовались незаурядные способности и возможности для того, чтобы отстоять себя в борьбе с людьми, имевшими власть и деньги. Чиновники злоупотребляли своим положением и не брезговали прямым насилием. В XIII в. взяточничество в среде судейских чиновников стало повсеместным явлением. Статуты XIII в. регулярно запрещали чиновникам заниматься мздоимством в любой форме, но все это было безрезультатно. В 1289 г. Эдуард I сместил за взяточничество двух судей королевской скамьи из трех и четырех судей суда общих тяжб из пяти! При этом он конфисковал у них огромные суммы денег, награбленные с помощью взяток [10, 168]. Яркие и многочисленные свидетельства коррупции, основанные на документах, приведены в работе Е.В. Гутновой [10, 169—173].
Члены королевского совета с 1237 г. стали приносить особую присягу королю, но если до конца XIII в. такая присяга была нерегулярной, то с 1307 г. она стала обязательной. Кроме обычных обязательств верности королю и сохранения тайны, присяга, состоявшая из девяти статей, содержала две примечательных клятвы: во-первых, не делать и не советовать ничего такого, от чего король мог бы лишиться каких-либо свои коронных владений, и, во-вторых, хорошо соблюдать свои функции по отношению к подданным короля, быть беспристрастным в своих решениях и не отказывать в правах никому, независимо от личного к нему отношения, от его положения и сословия. Текст клятвы свидетельствует о желании королей Англии (а текст присяги существовал с 1257 г.) не возмущать спокойствия англосаксонского населения и держать в узде нормандских баронов.
В конце XIII в. королевский совет стал высшим контролирующим органом центрального государственного аппарата, органом законодательной инициативы, он решал вопросы внешней политики, рассматривал петиции, поданные королю, и, главное, стал высшей судебной инстанцией в стране. К нему стекались апелляции всех других королевских судов, суд стал арбитром в спорах крупнейших феодалов. Этот был единственный суд, заседавший в присутствии или при участии короля.
Суд королевской скамьи, заседавший без короля и выделившийся для того, чтобы не следовать за королем в его разъездах (Великая хартия вольностей определила место этого суда в Вестминстере), в 1224 г. отделился от суда королевского совета и в определенной мере утратил свою силу. Итак, с середины XII в. и до конца XIII в. шла централизация королевской власти Англии. И король, и бароны, будучи французами, стремились получить поддержку народных масс англосаксов в борьбе между собой. Это своеобразное общественно-историческое явление и позиция церкви привели к превалированию североморской культуры англосаксов над феодальной культурой аристократической верхушки.
Практически полнота королевской власти определялась реальным соотношением социальных сил в стране в каждом конкретном случае. Если король имел много денег, обладал военными силами и пользовался поддержкой большей части свободного населения, он мог безнаказанно нарушать феодальные обычаи. Но если его вассалы-бароны объединялись, особенно если привлекали на свою сторону часть свободного населения, и поднимали восстание, король вынужден был отступать перед феодальным обычаем и их военной силой. «…Королевская власть… все более и более приобретала характер общественной власти» [10, 86—96].
В 18.1. были рассмотрены ошибки королевской власти, повлекшие возникновение английского парламента. Теперь же целесообразно рассмотреть процессы, протекавшие в народных массах, которые привели к парламентаризму как отражению древней традиции североморских народов — решения общественных проблем на сходах.
Бароны организованно выступили в 1215 г. Они поступили расчетливо, поведя за собой рыцарство, свободное крестьянство, церковь и горожан. Имея опыт политической деятельности, бароны и церковь сформулировали все свои требования в Великой хартии вольностей полно и ясно. Рыцари и горожане довольствовались минимально необходимыми, жизненно важными требованиями, которые были зафиксированы не столь отчетливо и подробно, как те, которые отражали интересы баронов. Но это было первое политическое выступление рыцарей и горожан, положившее начало консолидации новых политических сил в стране.
Столь широкий союз стал возможен из-за произвола королевской власти. Поиск совпадения интересов продолжался, и это являлось особым видом деятельности, дававшим вклад в процесс формирования сознания людей.
В 1232—1258 гг. баронская оппозиция королю оформилась организационно. Ее центром был Великий совет — собрание крупнейших духовных и светских феодалов, собиравшийся 2—3 раза в год королем. Оксфордские провизии (см. выше) были вручены королю комиссией 24-х баронов. Вся власть передавалась совету 15-ти баронов, которые полностью контролировали короля и смещали назначенных им должностных лиц. Оксфордские провизии предусматривали расследование злоупотреблений королевских чиновников, введение выборности шерифов и запрещали судьям брать взятки. После оглашения провизий баронский совет изгнал наиболее ненавистных иностранных советников короля и вообще иностранных феодалов.
Произвол чиновников бароны заменили своим собственным. Начался период баронской смуты. В октябре 1259 г. совету 15-ти была подана петиция «бакалавров-рыцарей и свободного крестьянства», которые за 16 месяцев смуты убедились в том, что бароны не станут добиваться чаяний рыцарства и свободного крестьянства. Бароны предупреждались, что совет 15-ти будет упразднен, а для вящей убедительности бакалавры обратились к наследнику престола Эдуарду с просьбой о поддержке, которую он немедленно обещал. В результате этих событий появились Вестминстерские провинции (см. выше), разрешавшие конфликты арьервассалов с их сеньорами в пользу первых, а также улучшавшие систему местного управления и судопроизводства [10, 284—297].
Борьба в 1258—1267 гг. была гражданской войной. Эдуард I маневрировал между общественными силами, что отразилось в его законодательстве. Когда он, полагая, что раны гражданской войны зажили, в 1296—1297 гг. временно отошел от политики соглашений, страна вновь оказалась накануне политического кризиса. Причиной недовольства стала война с Францией, начатая в 1294 г. Возникла новая коалиция во главе с баронами. Однако в документах 1297 г. интересы баронов (знамение времени!) тонут в требованиях рыцарей и горожан.
Итак, если в 1215 г. баронство вело рыцарство, свободное крестьянство и горожан, то в 1258—1267 гг. оно сопротивлялось их требованиям, а в 1297 г. уже вынуждено было следовать за рыцарями, фригольдерами и горожанами. Итогом кризиса 1297 г. стало окончательное признание за парламентом права финансового контроля над правительством. Тем самым он окончательно утвердился, за ним закрепилось название «парламент», и он стал постоянно действующим сословно-представительским собранием. В парламенте высшая знать была представлена постоянно. Все эрлы (после 1283 г. их было 12) всегда были в парламенте. Бароны же приглашались не все. Их было около двухсот, но только четверо из них были постоянными советниками короля. Все епископы и архиепископы были участниками всех парламентов. Аббаты приглашались выборочно. Из 953 монастырей 225 принадлежали бенедиктинцам, 230 — августинцам, 72 — цистерцианцам, 38 — премонстрантам. Только они допускались в парламент. Ордена нищенствующих монахов в расчет не принимались.
В источниках XIII в. понятия «барон» и «рыцарь» не определены. Однако в парламент избирались только рыцари, «опоясанные мечом». По закону, человек, имевший доход 20 ф. и более, был обязан быть рыцарем. В анкету королевского расследования 1274 г. был специально включен вопрос о шерифах и бейлифах, бравших взятки за отсрочку принятия рыцарского звания, которого избегали из-за дополнительных обязанностей, таких как участие в ассизах, замещение административных должностей в графствах (сборщиков налогов, депутатов парламента и т. п.). Шерифы принуждали малоимущих рыцарей представлять графства в парламенте. Такие рыцари были меньшими собственниками, чем многие свободные крестьяне. Рыцари графств в парламенте были выразителями интересов общины.
Все феодалы, пользовавшиеся иммунитетным правом (шериф не имел права доступа на их территорию), освобождались от местных налогов и обязанности регулярно посещать собрания сотен и графств, поэтому собрания, избиравшие парламентариев и администрацию, состояли из свободных держателей, не способных отказаться от участия в них [10, 297—377]. Это было второй причиной представительства малоимущего рыцарства в парламенте.
Забегая вперед, добавлю, что начиная с 1429 г. на выборы в парламент стали допускаться те фригольдцы, которые имели земельный доход 40 ш. в год и более. В то время в Англии доля зажиточных фригольдеров во всем свободном крестьянстве составляла 23%.
В 1265 г. горожане получили приглашение в парламент Симона де Монфора, но затем это делалось нерегулярно, и только с 1297 г. они стали постоянными его участниками. В XIII в. в парламент избирали хотя бы один раз представителей 177 городов, т. е. от 63% городов Англии того времени, причем приглашались наиболее развитые в экономическом отношении города. Избирались главным образом горожане из числа богатых купцов, богатых городских землевладельцев, в то же время занимавших высокие посты в городском управлении. Состав парламентариев от некоторых городов был практически постоянным. Отцы городов предпочитали держать все события под своим контролем. В XIII — начале XIV вв. в среднем по всем созывам парламент состоял из 130 магнатов, 73 рыцарей графств, 160 горожан и 30—40 советников короля [10, 378—415].
В XIII в. роль горожан в парламенте была не велика. Города уже к концу XIII в. стали основным источником налогов в стране (36% ежегодно), однако мнение баронов и рыцарей, переваливавших тяжесть налогов на города, в силу традиции и бoльшего количества голосов было решающим. Горожанам еще предстояло завоевать свои позиции в парламенте, чего они и добились упорной и регулярной борьбой за свои права по мере накопления богатства, а значит, финансовой силы. Парламент стал школой мужания политической воли горожан в процессе парламентской деятельности [10, 513].
Активное и постоянное участие парламента в утверждении налогов в конце XIII в. несомненно. Эта функция парламента принадлежала только ему, и никаким другим органом не дублировалась. Однако разрешение касалось только налогов на движимость, составлявших 30% всех доходов правительства.
В XIII в. парламент не издавал законов. Иногда король передавал законы на утверждение парламенту, но это не было установившимся обычаем или правилом. Например, Эдуард I долго не решался на изгнание евреев, так как с ростовщичества он имел «еврейскую талью». Но парламент в июле 1290 г. настоял на таком решении короля и утвердил его. Подобных случаев было немного. Это происходило тогда, когда королю нужно было разделить ответственность с народом и получить у него уступки. Так, за изгнание евреев король получил 1/15 движимых имуществ [10, 415—468].
Обычай подавать на имя короля петиции, содержавшие требования изменений законов или административной практики, устранения злоупотреблений чиновников и баронов в интересах различных слоев населения, существовал в Англии задолго до возникновения парламента. Но это были частные или групповые петиции. С появлением парламента стали возможны коллективные петиции от общин графств и городов по наказам собраний общин. Практика подачи парламентских петиций утверждалась постепенно в процессе политических столкновений конца XIII в., которые происходили во время сессий парламента. Король упорно не желал принимать эти петиции и признавать их законность, рассматривая парламентские петиции как превышение полномочий, предписанных парламенту королевской властью. В XIII в. король выполнял требования, изложенные в петициях, изредка, под давлением обстоятельств для того, чтобы вскоре отказаться от данных обещаний. И все же к концу царствования Эдуарда I право подачи парламентских петиций было признано за парламентом в качестве одной из его функций, что налагало некоторые ограничения на действия короля и постепенно превратилось в право законодательной инициативы парламента [10, 441, 464]. Парламент стал органом, в который со временем общественные конфликты были перенесены с улицы. С возникновением парламента в Англии утвердился новых тип государства — феодальная монархия с сословным представительством, или сословная монархия.

18.3. XIV век

XIV—XV вв. в истории Англии — период борьбы королевской власти с баронством, стремившимся во всем ущемить права короля, период, закончившийся самоистреблением баронства, — важным фактом, способствовавшим наступлению с конца XV в. нового периода — проникновения североморской народной культуры в аристократические верхи.
XIV в. начался с постановления парламента созыва 1310 г. о том, что во время шотландского похода короля управление страной должно быть поручено комитету ордейнеров в составе 21 члена. После возвращения Эдуарда II ему были предъявлены постановления ордейнеров, обязательные для короля: не делать дарений без согласия ордейнеров; жить за свой счет; изгнать флорентийских банкиров, займы которых позволяли королю быть независимым от баронов; выезжать из страны только с согласия ордейнеров и т. д. Не удивительно, что король, внешне смирившись, сосредоточил все силы на борьбе с баронством, которая выразилась не только в дворцовых интригах, но и в опоре на фригольдеров. Например, доля овец, разводившихся в Англии крестьянами, в царствование Эдуарда II возросла, потеснив стада светских и церковных лендлордов. Свободные крестьяне сами вели торговлю шерстью и часто имели овец не только на домениальной земле лорда [14, 27].
Наоборот, ордейнеры не включали в список своих требований к королю те из них, которые отражали интересы рыцарства и горожан, что предрешило падение режима ордейнеров. Но все же бароны сумели низложить Эдуарда II, а позже и убить его.
В 1348—1349 гг. в Англии разразилась эпидемия бубонной чумы. Население Англии, составлявшее около 3,5 млн человек до начала эпидемии, сократилось более, чем наполовину. Эпидемия сопровождалась падежом скота и голодом, так как поля оставались невозделанными [1, 72—73]. Впрочем, по другим сведениям, население Англии сократилось с 3,75 млн до 2,1 млн человек [14, 10]. Резко уменьшилось количество работников. Бароны стали принудительно давать двойные наделы оставшимся крестьянам; возобновились барщина и закрепощение только что освободившихся крестьян. Цены быстро росли. Король Эдуард III в 1349 г. издал «ордонанс о рабочих и слугах», согласно которому все здоровые мужчины и женщины в возрасте до 60 лет, не имевшие земли, должны были наниматься за ту плату, которая существовала до чумы. Итак, обработка удвоенного надела плюс барщина за прежнюю оплату труда. Неудивительно, что такие условия обернулись крупнейшим в истории Англии крестьянским восстанием в 1381 г.
Восставшие в 1381 г. не умирали от голода. Свободное крестьянство быстро богатело, вилланы быстро освобождались от разных форм традиционной феодальной зависимости, например, от пошлины лорду при выдаче замуж дочери или конфискации у семьи покойного виллана лучшей скотины или принудительного пользования мельницей лорда и т. д. Но они твердо следовали традициям североморской культуры — какой бы ни была жизнь, надо постоянно добиваться лучшего. Восставшие в 1381 г. силой добивались требуемых ими прав, сжигали манориальные списки и грамоты, содержавшие перечни повинностей. Восстание было подавлено, но барщина после этого исчезла навсегда.
Насилие в те времена было обычным явлением. В XIV в. машина правосудия хотя и действовала, но была инертной и продажной. Считалось, что каждый должен постоять за себя силой, поэтому крестьянин имел навыки бойца, и управлять таким народом в отсутствие полиции (существовала народная милиция для поддержания внутреннего порядка и защиты от набегов шотландцев) и армии (ее заменяли отряды баронов и рыцарей) королевской администрации нужно было очень осмотрительно. Перевес сил на стороне короны был, но не подавляющий. Он не давал правительству возможности в течение ряда веков действовать по принципу «сила есть, ума не надо». Правительство напряженно искало пути решения своих задач. Иными словами, в Англии существовала обстановка, в которой напряженно думать и активно действовать вынуждены были все [14, 32—38].
После эпидемии бубонной чумы выморочные наделы можно было сдать в аренду только за низкую плату. Если лорд или его бейлиф предъявляли высокие требования, то бессемейные, т. е. молодые, сильные крестьяне убегали, так как в те годы хорошему работнику давали высокую зарплату и не спрашивали, откуда он явился. Крепостные в этих условиях стали нанимать безземельных работников, разводить овец и скапливать средства, достаточные для выкупа себя и своего участка земли. Эти крестьяне со временем образовали слой йоменов, которые арендовали дополнительные участки у лордов. Так еще в XIV в. крепостное крестьянство расслоилось на зажиточных йоменов и батраков [14, 29—30].
В XIV в. продолжились процессы разложения манора и коммутации, приведшие к освобождению крестьян от феодальной зависимости, открывшие простор для сил капитала и личной инициативы [14, 24]. К концу века большинство лендлордов перешло от обработки земли на ее лизинг [15, 11].
В XIV в. местное управление стало осуществляться от имени короля, т. е. был найден компромисс, при котором традиционное местное самоуправление было сохранено, но стало служить не местному феодалу, а королю [14, 24]. Таким образом, тенденции развития сельских районов, наметившиеся в XIII в., получили дальнейшее развитие. Существенно более заметные изменения происходили в сферах ремесел и торговли, которые были связаны преимущественно с городами.
Города в XIV в. стали главным источником денег для пополнения государственной казны. Основной формой налога был налог на движимость; он стал регулярным, а его размер — традиционным, хотя разрешение каждый раз давалось парламентом. Талья в XIV в. собиралась три раза и затем отмерла, но еще долго сохранялась в скрытом виде: города платили в полтора раза бoльшую квоту налога, чем графства. Деньги от городов в казну поступали в виде таможенных пошлин, города возводили укрепления, поставляли королю военные отряды и корабли [16, 89].
На основе углублявшегося разделения труда торговля постепенно отделилась от ремесла, а вследствие развития обмена стала развиваться и ее специализация. Этому способствовал статут 1363 г., который обязывал каждого купца торговать одним товаром, а ремесленника заниматься только своим ремеслом.
Еще до XIV в. начался интенсивный процесс освобождения городов от торговой пошлины по всей территории страны. В XIV в. он не завершился, но во внутренней торговле, так же как и во внешней, были достигнуты значительные успехи. Например, в 1273 г. на долю английских купцов приходилось немногим более 1/3 экспорта шерсти, главного экспортного товара Англии, а в 1362—1368 гг. в среднем 71%. Во второй половине XIV в. экспорт шерсти сократился почти вдвое по сравнению с серединой столетия, зато в тот же период в три раза возрос вывоз готового сукна. Главным экспортером сукна был Бристоль: 40% английского экспорта в 1365—1370 гг., причем 97% сукна было вывезено английскими купцами. В 1337 г. 2/3 всего объема вина вводилось в Англию гасконскими купцами, они даже торговали внутри страны, а к концу века торговля вином уже почти полностью перешла к английским купцам.
Купечество увеличивало свои состояния за счет ростовщичества. В середине XIV в. лондонские купцы стали главными кредиторами короля; на военные нужды в разное время они ссудили 70 тыс. фунтов стерлингов. Особого размаха кредитование короны Лондоном достигло в конце столетия — до 40% всех займов при Ричарде II [16, 39—50]. Богачи Лондона были независимы, потому что в их руках находилась городская милиция. Взять деньги силой у купцов Лондона король не мог; договариваясь же с купцами, он неизбежно удовлетворял их интересы. После изгнания евреев из Англии в 1290 г., последовавшего за обнищанием ростовщиков, сделавшим евреев-ростовщиков ненужными, английская элита, прежде всего лондонская, вынуждена была учиться ведeнию финансов и государственных дел независимо от королевской власти. Она в строгом соответствии с нормами и традициями североморской культуры научилась отчетливо осознавать свои интересы, ставить реалистические задачи и находить способы их решения, в том числе и в противоборстве со своим королем. Когда при Кромвеле евреям было разрешено вернуться, то их встретила уже совсем другая элита, во всем им равная, лишенная зависти, страха и комплекса неполноценности. Неудивительно, что традиционно в Англии антисемитизм выражен слабо [14, 52—53].
В XIV в. город был совмещением сельскохозяйственной общины, ремесла и торговли. Вокруг города была стена или вал, а за ними городское поле, где каждый горожанин возделывал свой участок и пас скот. В 1388 г. парламентским статутом было утверждено, что подмастерья и ученики были обязаны бросать свое ремесло в страдную пору для уборки урожая, а мэры, бейлифы и констебли должны были следить за этим.
Привилегии и монополии городов покупались у короля, лорда, аббата и отстаивались горожанами очень жестко. Одновременно города были лишены возможности стать самостоятельными: любое нарушение условий, на которых предоставлялись привилегии и монополии, влекло за собой утрату оных. Поэтому тенденций к сепаратизму не было.
Первейшей обязанностью каждого горожанина было его членство в народной милиции, защищавшей город от банд и вооруженных свит магнатов, нарушавших привилегии города. Городские власти, опираясь на традиции корпоративности, могли призвать всякого не только для охраны порядка, но и для благоустройства города. Многие столетия деятельность английских горожан была пронизана самоорганизацией, самоуправлением при полной ответственности за себя и свои действия. Деревенская жизнь таких навыков не давала, или точнее, у селян с древних времен были другие навыки корпоративности.
В английских городах в XIV в. (и даже раньше) шла ожесточенная политическая борьба. Тогда партий не было, и за власть и привилегии боролись гильдии. Они противостояли друг другу и городскому самоуправлению. Горожане в целом вели бесконечную тяжбу с королевским шерифом, бейлифом лорда или монахами аббатства. В этой борьбе каждая сторона пользовалась любыми средствами, начиная с судебных процессов или экономического принуждения и заканчивая вооруженным мятежом [14, 48—51].
Гильдии купцов контролировали городское самоуправление. В Лондоне, например, еще до середины XIV в. они начали формировать ту привилегированную группу граждан, которая впоследствии стала называться «12 больших ливрейных компаний». Из их числа обычно избирался мэр Лондона и другие высшие должностные лица, представители делегировались в парламент.
В XIV в. административная свобода городов была очень ограниченной по сравнению с континентальными городами, и несмотря на то, что недешево купленные привилегии городов часто нарушались короной, горожане всегда предпочитали легальные методы борьбы, включая парламентские. Английские короли всегда охраняли торговлю, защищая от пиратства на море, а в случае притеснения английских купцов за рубежом — аннулируя хартии купцам той страны, где нарушались интересы англичан, а то и захватывая товары купцов той же страны на территории Англии. Правительство поддерживало единство мер и весов, регламентировало количество товаров массового спроса: например, продолжали действовать ассизы на хлеб и пиво; центральной же стала суконная ассиза, многократно уточнявшаяся и дополнявшаяся [16, 93—111].
Английские короли XIV в. строили свои отношения с подданными, преследуя только свои интересы. Англичане платили им взаимностью. Купечество также не было исключением. Иностранные купцы в Англии до XIV в. облагались пошлиной, от которой англичане были свободны. Иностранцы могли торговать только оптом и только на ярмарках или же в специально отведенных местах в рыночные дни. Королевская власть, получая пошлину, а часто и займы от иностранных купцов, была заинтересована в развитии иностранной торговли в Англии, поэтому статутом 1303 г. для иностранных купцов были отменены все ограничения за дополнительную пошлину королю. Весь XIV в. английские купцы боролись за восстановление своих привилегий, но только в 1393 г. был достигнут устойчивый компромисс: при сохранении широких привилегий иностранцы были лишены права торговать между собой оптом и продавать свои товары в розницу в Англии. Английские торговцы крепли в тяжелой конкурентной борьбе, которая стимулировала через развитие торгового оборота производство английских товаров и, как следствие, рост богатства английских городов, увеличение налогов в государственную казну.
До середины 40-х гг. субсидирование короны было, по существу, монополией иностранных купцов. Но к концу XIV в. английские купцы создали крупные состояния на откупе налогов, дворцовых и военных поставках в ходе Столетней войны и на экспорте шерсти.
В середине XIV в. иностранные купцы получили исключительное право экспорта, скупая шерсть по всей стране; английским же купцам разрешались лишь посреднические операции. Таким образом, в Англию после чумы привлекался иностранный торговый капитал, что было в интересах баронства и рыцарства, за что парламент пожаловал королю субсидию шерстью на три года. Эта система продержалась всего четыре года и была заменена другой, уравнявшей в правах английских и иностранных купцов [16, 113—118].
Размер таможенных пошлин на экспорт шерсти определялся парламентом. Король, пытаясь избежать обращения к парламенту из-за неизбежности уступок в обмен на увеличение пошлин, стал собирать купеческие конференции, опираясь на подтверждение хартии 1297 г., в котором говорилось о необходимости согласия «большей части общины королевства» на увеличение пошлины. На этих конференциях неоднократно делалась попытка добиться желаемого без учета интересов производителей шерсти. Дешевле было купить согласие купцов, предоставив им монополию внешней торговли. 23 сентября 1336 г. купцы согласились дать субсидию в виде увеличения обычных пошлин на 20 шиллингов за мешок. 25 июля 1337 г. на очередной купеческой конференции был заключен договор между правительством и купцами об образовании купеческой компании. Но к осени 1338 г. оппозиция внепарламентскому обложению шерсти пошлиной настолько усилилась, что купцы предпочли не подчиняться королевским приказам и не явились на очередную конференцию даже под угрозой лишения прав, конфискации имущества и при наличии указа короля шерифам о доставке силой купцов в Вестминстер. Пришлось собирать парламент, где магнаты и рыцари, не довольные снижением закупочных цен, вызванным ростом таможенной пошлины, предложили королю прямой налог на шерсть в обмен на отмену повышения таможенной пошлины. Налог был введен в обмен на обещание короля никогда не превышать пошлину в половину марки. Но борьба продолжалась до 1362 г., когда окончательно было запрещено право парламента определять налог, субсидию или пошлину на шерсть. Парламент в борьбе расширил свои права. Таков был парламентский аспект деятельности англичан [16, 125—129].
Города в XIV в. начинают рассматривать парламентское представительство как право и привилегию; количество городов-отказников сокращается, городские общины идут на представительские расходы. «Добрый» парламент 1376 г. заседал 90 дней, и за каждого его члена городам пришлось заплатить по 18 ф. — немалые по тем временам деньги. Парламентариями от городов были преимущественно главы городских самоуправлений.
В начале 40-х гг. в парламенте создается палата общин — следствие сближения интересов рыцарства и горожан. Во второй половине XIV в. в результате упорной и долгой борьбы за контроль над правительством парламент добивается некоторых ревизионных полномочий, а именно, подотчетности королевских министров о расходовании вотированных парламентом субсидий и налогов; кроме того, для действенности контроля парламент добился права импичмента. Обладая правом санкционировать налоги, парламент, вопреки яростному сопротивлению монархии, берет на себя миссию давать королю «советы» по вопросам государственного управления и внешней политики. Теперь утверждению налогов предшествует билль не с просьбами к монарху, а со списком условий, на которых налогоплательщики соглашаются на введение налогов. В этих биллях отражались интересы рыцарей и горожан, аристократические же интересы выражала палата лордов [16, 141—148].
Ведущую роль в палате общин играло рыцарство, четко осознававшее свои интересы и отстоявшее их в борьбе как с баронами, так и с монархией. Позиция горожан была менее определенной; с одной стороны, им нужна была сильная единая власть по всей Англии, а с другой — их душили поборы королевских правительств [16, 136].
В XIV в. позиция горожан отчетливо выражалась и твердо отстаивалась в основном Лондоном, но деятельность лондонцев была корпоративной: она была направлена на обеспечение и расширение прав и привилегий только своего города. Однако это создавало прецеденты, благоприятные для других городов. Влияние парламента на политическую жизнь страны стало возможным в XIV в. благодаря союзу рыцарства и горожан, т. е. мелкого поместного дворянства и купечества. Такой союз был невозможен в странах с ярко выраженной рознью между сословиями: во Франции, в Германии, не говоря уж о России [16, 196—205].
Существенные перемены произошли и в ремесленном производстве. В XIV в. ввоз сукна из-за границы был запрещен, но приглашались искусные мастера из-за границы, владевшие секретами производства. Объем производства сукна удвоился, а экспорт возрос в 9 раз. Сукно благодаря экспорту стало двигателем торговли и производства на несколько столетий. Сукноделие и торговля сукном обеспечили рост богатства страны.
После запрета ввоза сукна в Англию стало ясно, что ремесленные гильдии не могут обеспечить такой рост его производства, который покрывал бы запросы внутреннего и внешнего рынков. Требовалась специализация на каждой операции сукноделия (чесание, прядение, ткачество, валка, окраска и отделка), а потому необходимы были предприниматели, обладавшие капиталами для организации мануфактур.
Уже в XIV в. в сукноделии появились предприниматели капиталистического толка, передававшие конечный продукт одной операции в качестве сырья для ремесленников другой операции. После каждой операции предприниматель расплачивался с ремесленниками его мануфактуры, а возмещал затраты только после продажи отделанного сукна. Характерным явлением того времени была территориальная разобщенность ремесленников, осуществлявших каждую операцию на дому. Капитализм в промышленности начинался с рассеянного производства на основе капитала. Территориальная разобщенность ремесленников в XIV в. в значительной мере объяснялась перемещением сукновалочного производства из городов в деревни, в те места, где были запруды или пороги и где сукновалочные машины могли использовать гидроэнергию.
В городах XIV в. начинается расслоение гильдий ремесленников на небольшую часть предпринимателей и множество наемных рабочих; одновременно возникают постоянные гильдии йоменов с единственной целью — защитить интересы рабочих. Это были зачатки современных тред-юнионов Англии. Наемные рабочие уже проводили стачки с требованиями повышения зарплаты [14, 23]. Особое место занимали артели каменотесов и строителей, называвших себя свободными каменщиками. Дж. Уиклиф свидетельствовал, что «люди такого ремесла тайно договариваются, чтобы никто из их ремесла не брал в день меньшую плату, чем они постановят, и чтобы никто из них не делал дополнительных работ, что могло бы помешать заработкам других рабочих его ремесла» и т. д. Таким образом, складывалась деятельность англичан-ремесленников в XIV в., так было на протяжении всего периода Столетней войны с Францией (1337—1453) [14, 56—59].
Этот краткий обзор развития английских городов в XIV в. свидетельствует о напряженном труде и борьбе, в которых развивалась культура англичан. Важным и показательным для формирования культуры Англии был тот факт, что для всех городов было характерно наличие устойчивого среднего зажиточного слоя с тенденцией к его росту [16, 71]. Эта тенденция поощряла и закрепляла в качестве традиции как напряженный труд, так и борьбу.
В этом постоянно менявшемся мире застывшей была только церковь, и такое состояние не могло быть длительным. Во-первых, церковь к тому времени под влиянием Папы Римского, требовавшего все больше денег, стала для современников своего рода гильдией с заморским начальством. Из-за этого у нее уже не было того морального авторитета, который она имела X—XII вв. Во-вторых, церковная гильдия не была обременена многими налогами и королевскими поборами, обязательными для всех светских лиц. В-третьих, образованность перестала быть достоинством лишь духовенства, среди англичан стало много людей, способных успешно справляться со всеми государственными и хозяйственными задачами. В-четвертых, преступления, совершавшиеся духовными лицами, подлежали рассмотрению в церковном суде, который даже убийство карал очень снисходительно, ограничиваясь иногда всего лишь покаянием преступника в сутане.
В Англии, где борьба каждого человека за свое благополучие заставляла всех напряженно работать и была доминантой в их деятельности, образовалась обширная тихая заводь, отправлявшая в Рим заметную часть богатств страны при распущенной, ленивой политической жизни духовенства, прежде всего монахов. В обществе назревал конфликт, который в XIV в. временами прорывался наружу. В XV в. он был приглушен сначала сожжением еретиков, затем поражениями англичан в Столетней войне, которая для них бесславно закончилась в 1453 г., потом Войной Алой и Белой розы, но в XVI в. всеобщее недовольство вылилось в Реформацию.
Внутри церкви и в XIV в. существовали различные воззрения. Приходские священники, самые обделенные среди духовенства и постоянно сталкивавшиеся с народом, под давлением фактов окружавшей их жизни были не столь ортодоксальны, как епископы, активность которых сводилась к менеджменту церковного хозяйства и политической активности в государстве [14, 6—72].
Светское противостояние церкви в XIV в. стало очевидным. В первой четверти XIV в. Оксфордский университет выдвинул одного из самых влиятельных в позднем Средневековье ученого Уильяма Окама. В течение 20 лет Окам был тесно связан с практической церковной и политической жизнью. Он был францисканцем по убеждениям и стал анонимным оппонентом папы Иоанна XXII, ведя с ним спор от имени спиритических францисканцев, которые после послабления внутренних правил ордена настаивали на возврате к прежним строгим традициям их основателя св. Франциска. Окам отвергал анафему, заявляя, что Иоанн XXII сам еретик, и опубликовал серии своих полемических обличений. От утверждал, что церковь — это не формально существующий институт, возглавляемый духовной иерархией, а все сообщество истинных верующих, начиная со времен апостолов и до его, Окама, дней. Он объединил совершенно недвусмысленное положение Евангелия о том, что Иисус советовал предпочесть смирение преходящей власти, с доктриной спиритуальных францисканцев, гласившей, что Иисус и его последователи отказались от обладания мирской собственностью. Эти доктрины позволили Окаму утверждать, что светские правители имели полное право на собственность церкви, а король Англии имел право облагать церковную собственность налогом. Несмотря на преследования спиритуальных францисканцев, их утверждения о том, что церковный аскетизм всегда был апостольской традицией, оставили след в обществе.
Джон Уиклиф (1330—1384) не был простым пересказчиком Окама и имел иные мировоззренческие позиции. Окам и Уиклиф принадлежали к конкурировавшим в схоластической философии направлениям номинализма и реализма соответственно. Номинализм исходил из того, что универсалии, т. е. общие понятия, были не более чем лингвистические конструкции и не имели независящей от них реальности. Реализм, наоборот, утверждал, что универсалии так же реальны, как и объекты, ощущаемые человеческими органами чувств. То, что и номиналисты, и реалисты приходили к одним и тем же выводам о церковном имуществе, соотношении королевской и церковной властей и т. д., придавало этим выводам характер всеобщего закона, воздействуя на бoльший круг людей. В определенном смысле Окам и Уиклиф дополняли друг друга.
Доктрина Уиклифа выделяла четыре взаимосвязанных недостатка английской церкви конца XIV в. Во-первых, церковь не имела права быть владельцем наподобие светских лордов. Во-вторых, тот факт, что она была таковым на практике, вводил ее в грех, который лишал церковь права быть духовной властью. В-третьих, вследствие неправедного владения теми, кто был в грехе, такое владение было противно воле Бога, даже если это было приемлемо для светской власти. В-четвертых, светская власть имела как право, так и обязанность очистить это аномальное и духовно больное состояние дел. В идеальном случае Уиклиф желал сосуществования светской и духовной властей как двух аспектов одной экклесии (законодательного органа афинского государства), помогающих друг другу в соответствии с присущей каждому ролью. И коли поведение церкви опустилось ниже требований Святого писания, светское правительство имело право провести необходимые реформы. Уиклиф настаивал на том, что корона могла и должна была использовать свою власть для борьбы с главными недостатками английской церкви, а именно, посягательствами папства, церковным богатством, превалированием мирских, корыстных интересов над религиозными и даже коррупцией духовенства.
Уиклиф особое внимание уделял двум причинам распространения коррупции среди духовенства, иногда перекрывающимся, а иногда выступающим в отдельности, — это работа духовных лиц в королевской администрации и обладание светской властью. Уиклиф утверждал, что попытки церкви исполнять свою духовную миссию будут безнадежны до тех пор, пока она не вернется к апостольской бедности [17, 2—17].
Церковники, по многократным указаниям папы, пытались судить Уиклифа, но он был чрезвычайно популярен в народе. После 1378 г. он стал выступать против основных догматов католицизма, например, утверждая, что только Богу принадлежит высшее право на обладание миром, а люди держат от Бога части этого мира за службу Ему, и перед Богом все равны, причем служба состоит в исполнении евангельских заветов. Согласно Уиклифу, Папа Римский — один из равных перед Богом. Наконец, церковь, утверждал он, для общения людей с Богом вообще не нужна.
Для аргументации своих взглядов Уиклиф перевел Библию на английский язык, да так, что вскоре она была запрещена. Однако еще при его жизни перевод Библии стали распространять по всей Англии лолларды — бродячие священники, собиравшие народ для проповедей прямо в поле, в деревне и т. д. Они делали это смело, самоотверженно и в итоге стали трактовать Библию гораздо радикальнее, чем Уиклиф, сея семена недовольства в народе [1, 75—80].
Учение Уиклифа — пример бюргерской ереси, а лолларды были проповедниками крестьянско-плебейской ереси, требовавшей уравнительного передела собственности. Типичным представителем лоллардов в XIV в. был Джон Болл — идеолог крупнейшего крестьянского восстания Уота Тайлера 1381 г., охватившего 23 графства из 40. В исторической же литературе за учением Уиклифа закрепилось название «лоллардизм».
Лоллардизм с 1414 г. ушел в подполье, и с этого времени до 1520 г. 74 его приверженца были казнены. Но лоллардизм нашел убежище в среде горожан (ремесленников и купечества). Его последователи были жесткими, независимо мыслящими людьми, готовыми идти на риск ради своих убеждений, но без обладания политическим или интеллектуальным вилянием. Ужас духовенства перед лоллардистской ересью был столь велик, что Англия осталась единственной страной в католическом мире, в которой перевод Священного писания на родной язык не бы официально одобрен. Гражданские лица, сочувствовавшие лоллардизму, позже стали опорой протестантизма, причем это была масса народа, а не группа интеллектуалов [18, 147].