Асланов Л. Культура и власть

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ II. НИДЕРЛАНДЫ

Глава 11. Нижние страны в XIV—XVI вв. Возникновение Нидерландов

Начиная с XIV в. лидером североморской культуры становится Голландия, принявшая эстафету от Фрисландии. Голландцы как народ сложились на основе саксов, франков и фризов [7, 119], причем первый и последний этнические элементы обеспечили преемственность культуры Североморья.

11.1. Голландия, Зеландия, Брабант

В Голландии, в отличие от Фрисландии, правил принц (ранее граф), но его права были ограничены, и уже в XII—XIII вв. права принца и народа были точно определены. В обществе, где подавляющее большинство населения считало себя свободными людьми, феодальные претензии были лишены оснований. В Зеландии и Утрехте феодальные традиции были прочнее. Против феодалов в XII—XIII вв. неоднократно вспыхивали восстания, которые заканчивались расширением прав народа; феодалы в этой части Европы, оторванной от влияния сильных государств, быстро утрачивали свой суверенитет.

В быстро развивавшихся районах, подобных Голландии, жизнь заставляла искать активные формы общественного устройства в борьбе с водой за землю, за создание дамб и за мелиорацию, которые были жизненно необходимы. Общественная администрация в этих районах развивалась очень быстро. Каждая деревня со временем стала ответственной за определенную часть дамбы, и все ее жители были обязаны принимать участие в решении общих задач. Это привело к тому, что управление этими работами оказалось в руках жителей деревень. Их представители решали вопросы, связанные с дамбами. Они издавали местные законы, выводили жителей из деревень на работы, устанавливали налоги для покрытия издержек, наказывали нерадивых. Графы никогда не вмешивались в их дела. Многовековая совместная борьба с водой за землю сделала голландцев очень корпоративным народом, причем корпорация организовывалась демократическим способом.

Если от болот или моря отвоевывался новый участок земли, то организация дела несколько менялась. Содержали польдер (участок осушенной земли) его владельцы, проводившие мелиоративные мероприятия. Администрация графа выступала в роли смотрителя, а реальное руководство осуществляла выбиравшаяся фермерами администрация. Эти органы самоуправления польдеров сохранились до сих пор.

На приморских территориях превалировало старое обычное право. В 1300 г. каждый сельский район Голландии и Зеландии имел собственные кодексы частного права, основанные целиком на древних традициях, но более или менее приспособленные к обстоятельствам того времени [10, 43—46].

Города Брабанта, где феодальные порядки были сильнее, чем в Голландии, Зеландии или Фрисландии, положили начало новому явлению. В XIV в. они стали давать ссуды своим герцогам, но при условии постоянного контроля за финансовой администрацией, причем изначально не делалось никаких попыток перехватить политическую власть, просто это было обычным средством, обеспечивавшим возврат ссуд. Банкиры не ссужали деньги без гарантий. Более того, герцог-должник брал обязательство не расточать свои владения, которые служили основой для создания средств, предназначавшихся для возврата долга. Таким образом банкиры ограничивали права герцога на значительную часть или даже на все владение. Это имело важные политические последствия.

Впервые в истории Нижних стран группы людей выражали желание образовывать политические объединения для того, чтобы противостоять иностранному контролю. К этому сводились многочисленные хартии, которые герцоги Брабанта и другие принцы Нижних стран вынуждены были давать своим подданным. Согласно этим хартиям, самая ранняя из которых датирована 1312 г., государство Брабант становилось такой общественной единицей, политический характер которой отличался от статуса его принца, и управлялось объединенной администрацией принца и его подданных. Конечно, в разных провинциях Нидерландов существовали свои особенности, но было заложено магистральное направление политического развития.

Все эти новые элементы политической жизни сочетались со старыми традициями, которые обязывали правителей советоваться со своими вассалами, а это приводило к новому институту, штатам, т. е. собранию делегатов, которые представляли главные политические и экономические силы страны. Церковь в Нижних странах не была ни тем, ни другим, поэтому духовенство не принимало участия в ассамблеях штатов и не было нигде представлено.

Уже в середине XIV в. штаты приобрели громадную силу. Представительные органы возникли также во Франции и в Англии, но во Франции они были вскоре уничтожены, а английский парламент более века завоевывал свои права. В Нидерландах же рост влияния штатов шел быстро и беспрепятственно. Изменения произошли лишь тогда, когда правившие династии вымерли и им на смену пришли иностранные династии (формально испанские, но фактически немецкие Габсбурги).

Постепенно ассамблеи штатов превратились из группы финансовых заимодавцев и советников в представительские организации, которые заняли место рядом с центральной властью, принцами. Соотношение их сил определяло политическую структуру власти, например, в Брабанте во времена слабого принца Венцеля практически вся власть принадлежала штатам. В развитии либеральных социальных институтов Нижние страны были впереди южных и восточных соседей благодаря сохранению прежних вольностей, но главным образом благодаря активной деятельности, вызванной условиями обитания, деятельности, быстро развивавшей сознание людей и культуру народа [10, 62—65].

11.2. Бургундский период

Во второй половине XIV в. политический статус Нижних стран претерпел значительные изменения: иностранные династии заменили отечественные, и Нижние страны оказались в составе Бургундии — буферного государства между Францией и Германией. Главой Бургундии был герцог Филипп II.

Управление каждой провинцией Нидерландов было делом не одного принца, а главным образом ассамблеи штата. Самым важным фактором процесса объединения Нижних стран было отношение ассамблей штатов к вхождению одной провинции за другой в состав Бургундии. Во всех случаях большинство в ассамблеях штатов было за присоединение к Бургундии. Каждая провинция хотела оставаться независимой, и нигде не было желания объединяться, но при гарантированной внутренней автономии федерация отвечала желаниям большинства жителей. Условиями вхождения каждой провинции Нижних стран в состав Бургундии были сохранение полной административной независимости и отсутствие любых обязательств участия в политических или военных предприятиях герцога без согласия ассамблеи своего штата. Примеров, когда одна или более провинций отказывали герцогу в снабжении войском или деньгами — множество. В период правления бургундийцев и сменивших их Габсбургов штаты никогда не колебались. Это стало одной из глубинных причин восстания против испанского короля Филиппа II в XVI в.

Так, в каждой провинции Нижних стран не стало персонифицированных правителей. Каждая провинция имела договор на управление лично с герцогом Бургундии. Герцог назначал своего представителя из числа богатых местных аристократов для председательствования на суде, в ассамблее штата, для командования войсками и т. п.

Административная система Бургундийского федеративного государства была копией французской, что не удивительно, если вспомнить, что герцоги Бургундии всегда считали себя отпрысками французской королевской семьи. Начиная с бургундийского периода истории Нижних стран, феодальные концепции и институты стали внедряться в политическую организацию Нижних стран, создавая напряжение, которое вылилось в конце XVI в. в революционный взрыв. В XIV в. принцы правили в Нижних странах с помощью личных советников, а когда возникала необходимость, советы дополнялись известными людьми. Расширенный совет стал ассамблеей штата, т. е. институтом, обладавшим своими собственными правами; а узкий круг советников при принце превратился в институт без точно определенных функций. Но и при этом такой совет оказался очень полезен для провинциальной администрации. Дело в том, что бургундский герцог не мог брать с собой расширенный совет провинции туда, куда направлялся он сам, но не мог существовать без советников, нужных ему для решения задач, находившихся в его компетенции. Решение было простым: все провинциальные советы были удвоены, и один совет следовал за герцогом Бургундии, а другой оставался в своей провинции и решал местные проблемы. Следствием было подчинение местных советов совету при герцоге. Так возник Великий совет, который возглавлялся премьер-министром герцогства. Вскоре герцог Филипп убедился, что возить с собой целый караван повозок и карет невозможно, и определил постоянное место пребывания Великого совета, который стал обычным административным органом.

Возникновение этих советов не было значимым событием, однако важным был принцип этих новаций: с тех пор и впредь администрация провинций стала безличной. Это утвердило норму культуры, согласно которой провинции имели свои собственные индивидуальности, которые нельзя было смешивать с персоной их правителей. В силу необходимости управление перешло в руки профессиональных администраторов, т. е. людей, знавших церковные законы и римское право. Но римское право никогда не действовало в Нижних странах. Никакие другие законы, кроме законов, основанных на национальных обычаях и вытекавших из старогерманских правовых принципов, не принимались в судах во внимание, хотя римское право широко изучалось. Только в XVIII в. римское право официально было принято в судопроизводстве, но и то только в тех случаях, когда обычное право не давало законы, которые могли быть применены. Так что распространенное утверждение о том, что римское право породило индивидуалистическую культуру, на поверку оказывается неприменимым к североморской культуре.

Города конфликтовали с новыми центральными органами и стали направлять в них оплачиваемых ими чиновников, знавших законы. Этим чиновникам поручалось защищать обычаи и свободы, которые подвергались яростным атакам со стороны правительственных органов. В 1477 г. провинция Голландия начала обсуждать вопрос о назначении постоянного адвоката для защиты ее интересов, но только в 1525 г. первый такой оплачиваемый адвокат был назначен.

В Нижних странах существовал нескончаемый конфликт между юристами бургундской администрации и представительными группами из народа. Юристы заставляли подчиняться самовольных людей чужеземным законам, что порождало напряжение, и в 1461 г. в епископате Льежа, точнее, в той его части, где говорили по-голландски, вспыхнуло восстание. Восставшие выслеживали и убивали всех юристов, обвиняя их в высасывании крови из людей посредством иностранных законов.

Итак, в целом федерация была поддержана населением, хотя по источникам права были сильные трения между населением и правительством. Желая сэкономить время и деньги, герцог Филипп II вместо того, чтобы ездить по провинциям, в 1463 г. в Брюгге созвал ассамблеи штатов на общее заседание. Но Генеральных штатов, наподобие французских, не получилось, потому что во Франции они собирались ради объединения «духовенства, аристократии и городов», трех слоев общества, а в Нижних странах — для объединения вертикальных структур, каковыми являлись отдельные провинции. Генеральные штаты в Нижних странах остались формальностью, так как властные полномочия имели только провинциальные ассамблеи. Обычно герцог выдвигал требования общему собранию всех асамблей штатов, а переговоры затем велись с ассамблеями штатов каждой провинции по отдельности.

Отсутствие единства ослабляло Бургундию, поэтому герцог Филипп II действовал в Европе осторожно, но, конфликтуя с Францией и будучи союзником Англии, одновременно присоединял западные феодальные владения Германии. Его сын Карл Смелый был прямой противоположностью отцу. В 1477 г. он погиб в сраженье, а Бургундия была расчленена. Единственная дочь Карла Смелого унаследовала Нижние страны, единство которых всячески укреплялось ради независимости от Франции и Германии. Эти усилия совпали с желанием правящих верхов Нижних стран держаться сообща. Ассамблеи, как и прежде, хотели получить новые хартии, гарантировавшие им полную региональную независимость, но в то же время они хотели иметь общую хартию для унификации всех провинций и требовали, чтобы им было позволено собирать Генеральные штаты в любое время без созыва их принцем, чтобы назначения в Великий совет совершались под их контролем и определенное количество мест в нем было отдано каждой провинции. Ассамблеи не возражали более против центрального правительства, но искали способ, как сделать его «своим» [10, 71—83].

Торговля

В раннее Средневековье Нижние страны были посредниками в торговле между Англией, Скандинавией и Германией. Объемы торговли были ограниченными. По мере роста важности торговли рейнские города установили прямые связи с Англией, что послужило причиной упадка торговли Нижних стран в XIII в. и вынудило нидерландских купцов искать новые решения.

На новом этапе стала зарождаться и развиваться торговля на Балтике. Она имела для Нидерландов исключительно важное значение. Балтийская торговля стала колыбелью голландской коммерции, а затем и банков.

С открытием балтийских рынков и развитием прядения и ткачества во Фландрии положение радикально изменилось. Нидерланды опять оказались на перекрестке главных европейских торговых путей. В дополнение к ним стала развиваться морская торговля с Италией, Венецией и Южной Европой в целом. Нидерланды, всегда воевавшие против воды за землю, повернулись лицом к океану как источнику средств, позволявших им обустроить свою страну. В этом был коренной перелом, произошедший в XIII в.

В конце XIV в. начался период нидерландских изобретений. Открытие в 1384 г. способа засола сельди, дававшего возможность долго хранить ее в бочках, стало золотоносной жилой для прибрежных деревень Нидерландов. Этот товар всегда был в цене. В 1416 г. была сплетена первая большая рыболовная сеть, давшая начало новой статье экспорта и т. д. Все это обеспечивало Нижние страны собственными товарами [10, 57—58].

Приблизительно в 1377 г. Ганза достигла вершины своего могущества. Фризское прибрежное судоходство было подавлено еще в XIII в., а торговля голландцев была под неусыпным присмотром лордов от торговли с берегов Эльбы и Траве. Если голландские капитаны пускались в плавание по найму ганзейцев, то им позволялось заходить в балтийские порты, а также продавать малоценные товары вокруг Ютландии и в балтийских городах. Но прибыльными товарами, например, фландрской одеждой или русскими мехами, дозволялось вести торговлю только ганзейским купцам, которые следовали из Гамбурга в Любек не вокруг Ютландии, а по Эльбе, Траве и затем по каналу до Балтийского моря.

Как только голландцы познакомились с балтийскими торговыми путями, они стали покупать товары польских и русских производителей без посредников из Ганзы. Ганза с 1417 г. запретила голландцам торговать на территории Германии, но голландцы в начале XV в. торговали сельдью и солью от Бискайского залива до Новгорода. Запрет на торговлю в Германии способствовал отдалению нидерландцев от немцев и формированию отдельного государства.

В 1426 г. после того, как голландцы появились в Дании, которую Ганза считала своей вотчиной, она запретила голландским судам проходить через пролив Зунд в Балтийском море. Началась война, длившаяся с перерывами четыре столетия. Вначале она обрела форму пиратских набегов. Война 1430—1441 гг. подорвала ганзейскую систему, но и голландцам приходилось трудно. Ганза ввела запрет на торговлю всех членов лиги с Голландией, что привело к голоду в этой стране.

Особенность этой войны была в том, что капитаны и моряки Голландии вели войну частным порядком. Герцог Филипп Бургундский не захотел втягиваться в конфликт, который мешал его политике. Мореходы и горожане проигнорировали просьбы и угрозы своего сюзерена точно так же, как несколькими годами раньше они пропустили мимо ушей декларацию своего правителя о войне с Англией и продолжали торговать с врагами своего герцога, пренебрегая его сердитыми протестами — это ли не убедительная демонстрация силы духа, инициативы, умения брать ответственность на себя, самоорганизации.

Голландцы выстояли. По мирному договору их корабли получили право плавать по Балтике, и через некоторое время они начали быстро расширять торговлю, которая полстолетия спустя сделала их равными, а затем и более богатыми, чем ганзейцы. В 1476 г. порт Данциг посетили 168 судов из Любека и 156 из Голландии, а 20 лет спустя количество голландских судов во много раз превышало количество ганзейских. Во второй половине XV в. Нижние страны стали морской и торговой державой [10, 88—90].

Из всех торговых операций внутри Нидерландов самой примечательной была торговля землей. В начале XVI в. в Голландии продажа земли была столь обычным явлением, что существовал прейскурант продажной стоимости земли в строгом соответствии с ее качеством и объемом затрат, необходимым для ее использования. Купить землю мог любой человек, поэтому влияние титулованных феодальных особ в Северных Нидерландах было много ниже, чем во Фландрии. Но голландское бюргерство по сравнению с фландрийским было беднее и не занималось торговлей, промышленностью или ремеслами. Бюргеры Голландии в основном были ростовщиками, дававшими ссуды под земельную собственность [16, 124—128].

11.3. Реформация церкви и ее предтечи

Уже в XIV в. на побережье Нижних стран сложились капиталистические принципы хозяйствования. Но североморская культура населения постоянно сталкивалась с навязывавшимся извне феодальным влиянием. Как бесцеремонно поступали нидерландцы со светскими феодалами, уже было проиллюстрировано выше. Церковь так же, как феодал, влачила жалкое существование. Но у церкви оставались средства духовного влияния: от имени Бога католическая церковь добивалась от населения подчинения всем феодальным порядкам, шедшим вразрез с нормами североморской культуры. Конфликт был неизбежен.

Задолго до Реформации в Европе зарождались и разрастались ереси. Например, вальденсы (лионские бедняки) были приверженцами ереси, возникшей в последней четверти XII в. в Южной Франции и распространившейся в Северной Италии, позже в Германии и Чехии. Название произошло от имени лионского купца Пьера Вальда, который, раздав свое имущество, в 1176 г. создал общину «совершенных», дававших обет не владеть золотом и серебром и т. д. Движение вальденсов особенно распространилось в горных районах Юго-Западной Швейцарии и Савойи. Вальденсы проповедовали чтение Евангелия на родном языке и отвергали монопольное право священников на совершение церковных таинств. В 1184 г. папа Люций III отлучил вальденсов от церкви, но позже папа Иннокентий III позволил вальденсам создать свою особую церковную организацию с выборным духовенством (так называемые католические бедняки). Секта вальденсов сохранилась до ХХ в. в Швейцарии, Савойе, Пьемонте.

На примере вальденсов видны коренные отличия протестантизма от ересей: протестантизм не только не проповедовал бедность и не расточал богатства, но и приумножал его; он был враждебен феодальным порядкам, а вальденсы принимали их как должное, т. е. в своих основах ереси и протестантизм коренным образом различались. Единственно, чем они внешне были схожи, так это отдельными аспектами организации церковной жизни и общим протестом против безнравственности духовенства.

Аморальность католического духовенства и монашества была лишь поводом для Реформации церкви, запалом той бомбы, взрывчаткой в которой был конфликт двух культур — североморской, с одной стороны, и феодальной — с другой. Сама Реформация была восстанием народов североморской культуры против чуждых феодальных порядков.

Североморская культура к XIV—XV вв. распространилась с территории Нижних стран не только по побережью Северного моря, но и по долине Рейна. Динамизм этой культуры был захватывающим для народов, вовлеченных в торговые и прочие контакты с Нижними странами. Через рейнскую область культура индивидуализма распространилась (или сомкнулась с подобными культурами) в Швейцарии и Чехии. Культура народов предопределила распространение протестантизма на всей этой территории.

В XIV—XV вв. конфликт двух культур приобретал разные формы, но мировоззренческий его аспект мог быть выражен только религиозным движением, так как Средневековье не знало других форм идейной борьбы. Одно из таких движений возникло во Фрисландии, в долине реки Эйссел, в г. Девентер и распространилось по всем Нижним странам и многим областями Германии. Оно начиналось с братства совместной жизни, основанного Герардом Грооте.

Герард Грооте и братства совместной жизни

Герард Грооте родился в Девентере в 1340 г. в семье видного городского советника. Его обучение в школе началось в родном городе, а затем продолжилось в Аахене и Кельне. Позже он три года учился философии, медицине, церковному праву и логике в университете Парижа. В 1358 г., получив степень магистра искусств и пробыв еще некоторое время в Париже, он отправился совершенствовать свои знания в Прагу. Вернувшись домой, Грооте был удостоен чести представлять город при папском дворе в Авиньоне, где он успешно провел переговоры с папой Урбаном V по вопросам пошлин и налогов.

Таким образом, Грооте начинал свою жизнь вполне преуспевающим человеком. Но он видел лицемерие монашества и духовенства, их аморальный образ жизни, постоянно сталкивался с людьми, осуждавшими церковное ханжество и корысть. За пять лет наблюдения, дискуссий и раздумий Грооте превратился в аскета. Перелом произошел во время пребывания в монастыре Монникхаузена. В этот период на Грооте оказал большое влияние Джон Рюйсбрук, настоятель августинианского монастыря Грунендаля, которого Грооте впервые посетил в 1375 г., а в 1379 г. монахи Монникхаузена уже были поражены силой убеждений и страстной аргументацией Грооте.

В самом конце 1379 г. он получил чин дьякона от епископа Утрехта и начал читать проповеди в Девентере, Зволле, Кампене, Амерсфорте, Амстердаме, Харлеме, Лейдене, Утрехте, Дельфте, Генте и во множестве малых селений. Грооте обладал поразительной силой убеждений. Люди приходили на его проповеди за многие километры, бросив работу и даже пренебрегая пищей, дабы успеть вовремя. Желавших его услышать не вмещали самые большие церкви. Грооте обличал аморальность, торговлю церковными должностями, физическую и интеллектуальную леность монахов, их лицемерие, алчность. Он называл монахов волками в овечьей шкуре, призывая прихожан следовать Христу, а не церковникам. Повсеместно там, где Грооте обращался к народу, возникали группы людей, объединявшихся по общности взглядов, им проповедывавшихся.

Грооте оставался странствующим проповедником до 1383 г. Он снискал громадный авторитет у прихожан, но нажил много врагов в среде духовенства, которых душила зависть и ненависть к человеку, так яростно их бичевавшему. Они обратились с жалобой к епископу Утрехта и потребовали запрета проповедей Грооте на том основании, что он был лишь диакон, а не священник. Епископ встал на сторону массы духовенства, и Грооте вынужден был прекратить свои проповеди. Но это было пирровой победой его врагов. В 1383 г. Грооте, вынужденный переосмыслить свое положение, сформулировал новую идею. Совершенно недостаточно, сказал он, чтобы духовенство было образованным. Народ должен тоже уметь читать и сам решать, в чем суть Священного Писания. (Представьте себя в XIV в. вам предлагается научиться читать, писать и самому, без священника, истолковывать Священное Писание. И это свершилось в массе народа! Герард Грооте инициировал еще один вид деятельности людей, а значит, оказал громадное влияние на развитие сознания людей, а за ним и культуры.) Религия должна быть личным делом всех мужчин и женщин, утверждал Грооте. Вылечит ли посещение церкви духовную болезнь человека, спрашивал Грооте и отвечал: «Конечно, нет». Прихожанин должен делать больше, чем слушать проповедника, он должен читать и думать сам. Тем самым Грооте положил начало изоляции верующих от церковной бюрократии. Это было началом процесса, ставшего самым важным из всех предшествовавших Реформации.

Грооте не ограничился призывом. Он стал переводить по частям Библию на родной язык, сопровождая перевод пояснениями. В частности, Грооте утверждал, что высший закон — это Закон Божий, а поэтому нельзя повиноваться ни одному человеку, даже Папе Римскому, если слово человеческое противно Закону Божию.

Принципиально важными в учении Грооте были так же наставления, побуждавшие постоянно трудиться, бороться с меланхолией, унынием, удрученностью. Деятельность Грооте считал залогом успеха и презирал праздность. Иными словами, Грооте проповедывал ценности североморской культуры.

Следует подчеркнуть, что Грооте не порывал с церковью. Он даже старался урезонить еретиков, что спасло ему жизнь.

Грооте никогда не был учителем, но страстно был предан идее просвещения народа. Он считал, что залогом успешной реформации церкви является образование молодежи. Будучи основателем движения Христианского возрождения (Devotio Moderna), Грооте стал духовным отцом всех тех, кто прошел школу воспитания братств совместной жизни, в том числе Томаса Кемписа, Гансфорта, Эразма Роттердамского, Хегиуса, Агриколы, Лютера, Цвингли, Бюсера, Кальвина и Лойлы.

Последователями Грооте были многочисленные миряне, жившие обычной мирской жизнью в своих домах. Но часть последователей объединялась в братства и сестринства совместной жизни. Они сохраняли и распространяли идейное наследие Грооте. Наконец, были и такие, кто образовывал монастырские общины.

Братства и сестринства имели свои уставы, первый из которых был написан самим Грооте, но эти сообщества не были монастырями, их челны не давали обета, могли покинуть братство (но после этого не могли в него вновь вступить). Члены братств и сестринств были прихожанами местных церквей, как и все миряне. В каждом братстве был выборный голова, который следил за порядком. В сестринствах матрона наказывала провинившихся лишением их доли в общем имуществе и даже исключением из сестринства. Однако передача имущества братству или сестринству новым членом не предусматривалась, и каждый мог сохранять за собой свое добро. Общая собственность зарабатывалась совместным трудом. Изначально все заработанное раздавалось членам братства, однако после смерти Грооте в августе 1384 г. (но до образования первого монастыря) равнодушие к заработку стало столь очевидным, что поневоле пришлось формировать общий фонд.

Братства и особенно сестринства совместной жизни повсеместно подвергались травле со стороны духовенства. Их членов на улице называли лоллардами и призывали к сожжению на костре. Перед смертью Грооте посоветовал своим последователям основать монастыри ради защиты своего образа жизни и оказания поддержки тем, кто останется в миру, причем он высказал предпочтение Августинианскому ордену, который имел не столь жесткие правила, как другие ордена [17, 9—59].

Члены любого братства не давали обета подчиняться ректору, никто не мог грозить им наказанием. Члены братств (но не сестринств) подчинялись только Христу. Это создавало атмосферу равенства. Не выборный голова, а все братство корректировало поведение каждого своего члена, если в том возникала необходимость. Ректор братства занимался хозяйственными вопросами. Из сложившихся правил, по которым жили братства, в 1413 г. была создана конституция.

Заповеди Христа признавались монахами в XV в. одна за другой невыполнимыми. Но что было особенно вредным, так это преследование духовенством тех, кто находил в себе силы вернуться к истокам апостольской церкви. Братства совместной жизни назывались еретическими [17, 76—79]. Нужно было искать способы защиты.

От двух главных домов братств в Девентере и Зволле возникло множество других, например, в Дуйсбурге, Гронингене, Гауде, Делфте, Утрехте, Неймегене и др. Много братств возникло в Германии по течению Рейна, например, в Кельне, Везеле, Висбадене, Бюцвахе, Марбурге, Эммерихе и др., а также в Нижней Саксонии: в Херфорде, Остерберге, около Оснабрюка и в самом Оснабрюке. Наконец, братства были основаны в Генте, Антверпене, Бюсселе, Льеже, Граммонте и др. Таким образом, движение Христианского возрождения получило распространение главным образом в Нижних странах и прилегающих районах Германии и Франции, т. е. там и влияние индивидуалистической культуры было наиболее сильным, где население веками занималось торговлей.

Хотя члены братств давали обет, включавший в себя бедность, их стиль жизни не был аскетичным, просто они жили в труде и без излишеств. После 1400 г. их одежда и питание улучшились, они стали заниматься упражнениями на свежем воздухе.

Никто из членов братств не был так знаменит, как англичанин Дж. Уиклиф или чех Ян Гус, но они образовывали обширную организацию Христианского возрождения, на протяжении полутора веков через сеть своих школ просвещали народ и влияли на массовое сознание, готовя переворот, названный Реформацией. Братства утверждали примером свой стиль жизни, свое сознание, мораль, которые соответствовали культуре народа Нижних стран и прилегающих районов Германии и Франции. Братства не только следовали культуре народа, но и старались ее очистить от привнесенных феодальной церковью порядков [17, 110—121].

Школы

Джон Селе был уроженцем Зволле. Он получил степень магистра, по-видимому, в Праге и стал ректором школы в Зволле вскоре после 1374 г. Селе был сподвижником Грооте, и сам Грооте его очень высоко ценил. Селе реформировал школу в Зволле столь удачно, что в ней одновременно учились до 1200 мальчиков, были ученики и из очень отдаленных мест: Кельна, Утрехта, Брабанта, Фландрии, Вестфалии, Голландии, Саксонии, Фризии, Гельдерланда и т. д. Его школа стала прототипом для многих последователей вплоть до начала ХХ в. Селе исключил из обучения всю схоластику и формализм. Тысячи его учеников стали приверженцами принципов движения Христианского возрождения. Селе помогал бедным ученикам. Он много зарабатывал с помощью своей школы и на эти деньги построил прекрасную библиотеку, оснастив ее книгами и организовав туда свободный доступ [17, 91—97]. Джон Селе был ректором школы в Зволле с 1375 по 1417 г. После смерти Селе школы его типа были основаны многими братствами, но главными были школы в Зволле, Девентере и Мюнстере.

Один из выпускников школы в Зволле Александр Хегиус стал самым знаменитым учителем в Северной Европе. Он родился в 1433 г. в Вестфалии. Хегиус был учителем в разных школах, созданных братствами, а в 1483—1489 гг. стал ректором школы в Девентере. Когда он учительствовал в Эммерихе, то познакомился с Агриколой и выучился греческому языку. Настойчиво пропагандируя классическую литературу, философию, он поощрял изучение своими учениками латыни и греческого, не говоря уж о родном языке. Его школа в Девентере разрослась до 2200 учеников, впрочем, в Эммерихе у него было 1500 учеников. К нему ехали из Кельна, Страсбурга, Льежа, Магдебурга и других центров, где образование по тем временам было вполне удовлетворительным. Память о Хегиусе до сих пор сохранилась в городах и весях долины реки Эйссел.

Система образования, взявшая начало от идей Грооте и Селе, до 1455 г. развивалась без влияния итальянского Ренессанса, и только после 1455 г. в образование были привнесены лучшие идеи классики. Идеи итальянского Ренессанса были с энтузиазмом восприняты в Девентере и Зволле, а оттуда они, трансформированные христианским Ренессансом, разошлись не только по Нижним странам, но и по Германии. В частности, в Девентере до 1500 г. было опубликовано более 450 работ классиков.

Одним из наиболее известных гуманистов долины Эйссел был Ортвин Гратиус, высокообразованный человек, прекрасный поэт, знаток латыни, великолепный учитель, он подвергался безудержной травле современных ему мракобесов. Но он, как и другие сторонники Христианского возрождения, обладал незаурядным мужеством, твердостью характера, терпением, трудолюбием, т. е. всем тем, что свойственно культуре народа Нижних стран, позволявшей добиваться успеха, казалось бы, в невыносимых условиях [17, 122—129].

Монастыри

Особенно старались напакостить братствам монахи-доминиканцы. Их атаки были очень опасны. Пришлось последовать совету Грооте и ради защиты Христианского возрождения построить в 1386 г. монастырь в Виндесхайме. В 1387 г. шесть братьев принесли обет целомудрия, бедности и повиновения. Но повиновения Христу, а не епископу Утрехта, на чьей территории были воздвигнуты здания монастыря, и никому другому. Никакого подчинения каким-либо правилам, кроме тех, которые они приняли для себя сами [17, 84]. Столь необычный для монахов обет был следствием приверженности личной свободе, которая была нормой культуры фризов и саксов. Монастырь стал тем центром кристаллизации, из которого выросла конгрегация Виндесхайма, ставшая центром монастырской реформы, распространения книг и т. д. Несколько лет братство Девентера и конгрегация Виндесхайма действовали так, как если бы они были члены одного братства.

Конгрегация Виндесхайма возникла в 1394 (или 1395 г.) и пользовалась привилегиями Папы Римского и епископа Утрехта. Совместно с братством Девентера конгрегация ежегодно основывала религиозные общины и монастыри в разных городах Нижних стран и Германии. К середине XV в. конгрегации принадлежали десятки монастырей, не говоря о множестве религиозных общин.

Стремительное развитие конгрегации, которая не имела больших денег и не пользовалась бoльшим покровительством церковной верхушки, чем другие монастыри, объяснялось тем, что конгрегация несла идею личной веры, личной связи с Господом, она предлагала то, что было созвучно культуре народа и было продуктом многовекового духовного развития народа, в частности, утверждалось, что животворящая вера состоит в «хорошей работе», проповедовались умеренность в расходах, важность просвещения. Эта вера сплачивала людей в совместном труде, заставляла забыть лень и зависть; монастыри и общины начинали богатеть. Влияние конгрегации в обществе было столь велико, что после отказа принять в нее богатейшую группу монастырей Ньюверка из-за праздности монахов, порожденной их архаичным уставом, цитадель лености согласилась изменить свой устав на устав конгрегации Виндесхайма. Монастыри конгрегации Виндесхайма и женский монастырь Дипенфен помогли в XV в. реформировать сотни монастырей в Нижних странах, Германии и Франции. В 1395 г. папа Бонифаций одобрил вновь разработанную конституцию конгрегации Виндесхайма, которая основывалась на идеях и традициях братств совместной жизни.

К началу XVI в. конгрегация уже прошла период своей активности и устоялась в приобретенных ею формах. Хотя позитивные процессы развития пробивали себе дорогу, например, к началу XVI в. конгрегация начала экспорт книг, тем не менее не изменила ни одной из традиций церкви: сохранились индульгенции, поклонение святым и т. д. Но конгрегация произвела огромный сдвиг в утверждении традиционной народной североморской культуры, в ее очищении от феодального влияния, которое осуществлялось до XV в., в том числе и церковью, и подготовила реформацию Лютера, Кальвина, Цвингли и Лойолы [17, 136—156].

Вессель Гансфорт

Сильное влияние на развитие и распространение идей христианского ренессанса оказал Вессель Гансфорт. Лютер после того, как прочитал книги Гансфорта, писал о нем в 1522 г. так: «...человек выдающихся способностей и редкой силы духа; совершенно очевидно, что он истинный ученик Бога... Если бы я читал его произведения раньше, мои враги могли подумать, что Лютер все почерпнул у Весселя: так его дух соответствует моему. Но теперь мои удовлетворение и мужество возросли, и у меня нет ни малейшего сомнения в том, что я учил истине, потому что он, живя в столь отличное от моего время, под другим небом, на другой земле и при столь отличных обстоятельствах так созвучен мне во всех отношениях и не только по смыслу, но даже по употреблению почти тех же слов».

Позже Лютер назвал Гансфорта «самым христианским автором». Но если Гансфорт столь великий мыслитель, то почему же он остался почти неизвестным?

Вессель Гансфорт родился в 1419 (или 1420 г.) в бедной семье и с детства зарабатывал себе на жизнь. Но добрая женщина, чье имя — Ода Яргес — заслуживает быть известным, помогла мальчику получить образование. Гансфорт учился сначала в Гронингене, а с 1432 г. в Зволле, где школу возглавлял Джон Селе, сделавший к тому времени свою школу столь известной, что по его модели создали свои гимназии Джон Штурм в Страсбурге и Джон Кальвин в Женеве.

В 1449 г. Гансфорт стал студентом университета в Кельне. Уже в 1450 г. он стал бакалавром, а в 1452 г. — магистром. В 1455 г. после пребывания в Париже он стал профессором университета в Кельне, через год переехал в Гейдельберг, а еще год спустя вернулся в братство Зволле. Но в том же 1458 г. вновь приехал в Париж и оставался там до 1469 г. Перемена мест, равно как и его переписка со многими университетами, была связана не с поиском удобного места, а с накоплением знаний, и остановка Гансфорта в Париже на 11 лет связана только с тем, что парижский университет того времени был лучшим в Европе.

В 1469 г. он совершил паломничество в Рим. Там он познакомился с несколькими членами папского суда и с двумя из них имел публичный диспут об индульгенциях. Один из его оппонентов уже дискутировал с Гансфортом в Париже и советовал ему держать в Риме язык за зубами.

Большое значение имела дружба Гансфорта с Франческо делла Ровере, который вскоре стал папой Сиксом IV. К тому времени (1470) Гансфорт был лично знаком со многими церковными лидерами по всей Европе. В 1470 г. Гансфорт вернулся в Париж, а в 1473 г. получил письмо от епископа Утрехта, в котором епископ предупреждал Гансфорта о грозившей ему опасности и предлагал свои владения в качестве убежища. Для развращенного, коррумпированного духовенства Гансфорт был безусловно опасен.

Но Гансфорт поехал в Рим к своему другу папе Сиксу IV и на предложение Папы просить у него все, что угодно, Гансфорт попросил Библию на греческом и иврите из библиотеки Ватикана. «Глупец, — отвечал Папа, — почему ты не просишь у меня епископство и что-либо подобное?». «Потому что оно мне не нужно», — ответил Гансфорт. Гансфорт не доверял переводам и хотел знать первоисточники. Он посетил Флоренцию, Венецию, Базель, где изучал греческий и иврит, а затем по Рейну прибыл в долину Эйссела.

Заслуга Гансфорта состоит в том, что он, обладая знаниями, которые вряд ли имел кто-либо из его современников, своим авторитетом способствовал утверждению ценностей североморской культуры, росту самосознания народа. Противореча римской церкви, Гансфорт в то же время избегал лобовых столкновений и разрыва с ней, избрав эволюционный путь развития. Он никогда не обращался к народу, пробуждая в нем сознание необходимости реформации церкви. Он никогда никому не давал читать книг. Он делился своими мыслями только с близкими людьми и учеными. Это позволяло ему не давать реакционному духовенству поводов для обвинений, но через близких к нему посредников распространять свои идеи.

Лютеру в 1521 г. работы Гансфорта показал Роде, ректор школы Братства в Утрехте. Лютер со своим предисловием опубликовал известные ему труды Гансфорта в 1522 г. Совпадение взглядов Лютера и Гансфорта закономерно. Лютер говорил о том, что в Магдебурге, где он жил в 1497 г., он ходил в школу братства совместной жизни. В 1515 или 1516 г., т. е. за 1—2 года до того момента, когда были обнародованы знаменитые 95 тезисов, Лютер сделал весьма красноречивое признание: «Нигде я не нашел такого ясного объяснения первородного греха как в труде Герарда Грооте "Благословен есть человек"». Лютер читал книгу Зерволта «Духовное вознесение» до 1516 г., а также читал в Эрфурте учебники Габриэля Била, который был знаком с Гансфортом, а позже стал ректором школы братства в Бюцбахе около Майнца. Движение Христианского возрождения утверждало нормы североморской культуры исключительно силой личного примера, посредством просвещения и образования народа в создававшихся братством школах. Дж. Уиклиф или Ян Гус не сказали ничего более революционного, чем Гансфорт, но открыто порвали с римской церковью. Это сделало их известными, но ограничило влияние на культуру народа: изменения культуры народа требуют деятельности народа, длительного времени и постоянных усилий, поэтому такая задача по плечу не одиночкам, а организациям, движениям, каковым было и Христианское возрождение [17, 191—225].

Движение Христианского возрождения

Итак, движение Христианского возрождения в разные периоды своей истории (1380—1520) состояло из трех главных ветвей: братств, школ и монастырей. Большой вклад этого движения в подготовку Реформации церкви получил международное признание, но одновременно отдельные ветви движения подвергались острой критике. Например, великий гуманист и мыслитель Эразм Роттердамский называл братства совместной жизни душой невежества, несмотря на их нескончаемую работу во имя просвещения народа.

Движение Христианского возрождения было массовым и включало не только членов братств, монахов конгрегации Виндесхайма, учителей и учащихся школ, но множество мирян, которые усвоили главное требование движения: научиться читать, писать и самостоятельно, без помощи священника проникнуть в Святое Писание. Величие Герарда Грооте состоит в том, что он не просто выдвинул эту идею, но и создал организацию, вовлекшую массы народа в мыслительную деятельность, всячески поощрял просвещение народа, вызвав к жизни школы братств и указал способ выживания движения во враждебной обстановке, подсказав на смертном одре идею создания монастырей, несмотря на то, что всю жизнь всех отговаривал от намерения постричься в монахи.

Живя во Фрисландии и будучи носителем ее культуры, Грооте в своем осмыслении окружавшей его жизни, судя по результатам его деятельности, руководствовался представлениями об эволюционном развитии общества. Он предвосхитил идею организации массового движения ради развития культуры народа, которой руководствовались такие великие деятели, как Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг. Движение Христианского возрождения — прекрасный пример самоорганизации масс в условиях преследований и травли. У последователей движения Христианского возрождения утвердился особый стиль жизни: когда они видели ошибки других людей, они делали вид, что их не замечают. На атаки монахов они не отвечали. Заработанные деньги тратили на книги, а не на роскошь или украшательство своего дома. Наконец, деньги тратились на благотворительность. Без малого полтора века деятельности членов движения дали свои результаты, подготовив Реформацию.

Движение Христианского возрождения стало массовым потому, что оно проповедывало идеалы, корнями уходившие в североморскую культуру, защищало то, что людям было дорого и близко, от навязывавшихся извне норм феодальной культуры. На одном осуждении распутства духовенства сплотить массы для активной деятельности на многие поколения в условиях преследований и угроз было бы невозможно. Движение не просто подготовило Реформацию церкви, оно идейно защитило народную североморскую культуру, основы которой стали содержанием протестантизма, принявшего христианскую оболочку. Протестантизм как религия и идейное течение утвердился там, где этому религиозному учению соответствовала культура народа, сложившаяся за предыдущие столетия. Недаром Нижние страны как ядро североморской культуры были последовательными и ревностными поборниками протестантизма. Движение Христианского возрождения и произошедшие от него институты распространились на восток и юго-восток от городов на Эйсселе. Они дошли по Рейну до Эльзаса, по нижней Германии до Ростока и даже до Пруссии, проникли из Фрисландии в Голландию и Северный Брабант, но в южных Нижних странах затронули только самые известные центры, например, Антверпен. Фактически в XV в. было подготовлено то, что произошло в начале XVI в.: образование нижнегерманского культурного единства, не зависимого от западных Нижних стран и от Верхней Германии (к югу от середины Эльбы). Североморская культура утверждалась вдоль берега Северного моря, на равнинах Германии, в гористых областях юга [10, 27].

Движение Христианского возрождения мало известно русским читателям, поэтому здесь ему было уделено достаточно внимания. О Реформации же церкви написано и переведено на русский язык множество книг. Русским читателям, к счастью, хорошо известна деятельность и творчество почитаемого в России Эразма Роттердамского, проведшего 12 лет в братствах совместной жизни в Девентере и Зволле и бывшего воспитанником движения Христианского возрождения [17, 227]. В Нидерландах Реформация церкви стала последним этапом борьбы североморской культуры против чуждой и навязывавшейся извне культуры феодальной.

11.4. Смена династии

Герцогиня Мария вышла замуж за Максимилиана Австрийского, сына императора Святой Римской империи, что привело к смене династии, претендовавшей на власть в Нижних странах. Спустя 5 лет после брака Мария Бургундская в возрасте 24 лет умерла. Непрерывными бунтами население Нижних стран создало невыносимую обстановку чужестранному правителю. Максимилиан, хотя и стал регентом своего четырехлетнего сына, который рассматривался как «естественный» наследник, был грубо выставлен из страны. Генеральные штаты после некоторых колебаний признали его регентом, но при условии, изложенном ими абсолютно ясно, а именно: только для воспитания их (Генеральных штатов) политических взглядов. Генеральные штаты заключили мир с Францией и ради вящей уверенности в необратимости событий передали маленькую дочь Максимилиана в руки его смертельного врага, короля Луиса; они же решили, что герцог Бургундский не стоит того, чтобы за него драться. Генеральные штаты предупредили Максимилиана, что они не будут воевать ради политических маневров регента и платить налоги Габсбургской династии. Они обвинили Максимилиана в ограблении страны и вывозе их богатства в Германию. Спустя много лет Максимилиан, получив корону в Германии, вернулся в Нижние страны; придворные поэты воспели его как наследника Цезаря, но он был предан суду гильдиями Брюгге. У него на глазах были казнены его друзья, и он сам, император, был поставлен на колени перед алтарем на рыночной площади в Брюгге и поклялся, что никогда не будет мстить за перенесенные оскорбления. После освобождения он нарушил клятву, и по всей Фландрии, Брабанту, Голландии и Утрехту вспыхнул бунт, который возглавил принц Филипп из Клеве. Он призвал всех жителей Нижних стран объединиться против Габсбургов, которые планировали включить Нижние страны в Австрийскую империю. «Нидерланды, — провозгласил принц Филипп, — принадлежали только Богу и солнцу, и никаким королям и императорам». Это было еще одним толчком к отделению Нижних стран как от Франции, так и от Германии.

У читателей может возникнуть естественный вопрос: неужели сильные армии Франции, Австрии и других стран Европы не могли подавить малочисленный, раздираемый внутренними противоречиями народ? Но каждый раз, когда Нижним странам грозила опасность, народ объединялся, и нидерландцы сами разрушали созданные многовековым трудом плотины. Так было и в XVI в. в период борьбы с испанцами, и в XVII в., когда стране угрожало французское нашествие. Бросить своих солдат, закованных в латы, в такую западню мог только безумец [18, 14].

В 1494 г. регентство Максимилиана кончилось, и его сын Филипп стал герцогом Нижних стран. Он был целиком под влиянием нидерландского окружения. Им, 16-летним подростком, управляла высшая аристократия. Их политикой был мир с Францией, восстановление торговли с Англией и полное игнорирование Германии. Они были безразличны к бургундскому наследству. Не быть втянутыми в большой европейский конфликт — вот была их высшая цель. Во внутренней политике они стремились к умеренно централизованной монархии, при которой власть распределялась бы между принцем и ассамблеями штатов. То, что молодой герцог Филипп был наследником трона в Вене и императорской короны, вселяло в них только страх. Герцог Филипп нужен был им только как «национальный» принц. Но судьба распорядилась иначе.

Герцог Филипп женился на третьей дочери Фердинанда Арагонского и Изабеллы из Кастильи. Четыре года спустя все претенденты на испанский трон умерли, а Филипп стал наследником не только Австрии, но и Испании, Неаполя, Сицилии и Америки. Его линия поведения тотчас же стала определяться не интересами Нижних стран, а династическими испанскими проблемами. Например, выгодное коммерческое соглашение с Англией было волюнтаристски разорвано и заключено новое, более выгодное для Англии, ради союза Испании с Англией против Франции. Генеральные штаты, которые не жаловались на отмену многих привилегий, вырванных у Марии и Максимилиана, мигом захлопнули свои кошельки перед перспективным королем многих стран. «Никаких денег для династических войн», — было мгновенной реакцией высших классов провинций. Но в 1506 г. герцог Филипп умер, и все унаследовал его сын Карл. Пока он был малолетним, Нижними странами управлял номинально Максимилиан, как регент, но на самом деле его дочь Маргарета, как «управительница». Она учитывала интересы Нижних стран, возможно, под воздействием сильной оппозиции аристократии. Карл был провозглашен герцогом в 15 лет, и после этого аристократия могла проводить свою традиционную политику еще некоторое время. В 16 лет Карл стал королем Испании, Неаполя и Америки, а в 19 — императором, начав свою карьеру, в которой Нижним странам отводилась второстепенная роль.

Император Карл V был последним «естественным» принцем Нижних стран. Почти всю оставшуюся жизнь он провел за пределами родины. При его правлении Нижние страны были международно признаны как Объединенные провинции [10, 95—98]. В отсутствие Карла V Нижними странами управляло его правительство, состоявшее из высшей аристократии. Представители аристократии были губернаторами провинций, советниками и командовали войсками. Один человек, как правило, совмещал службу в нескольких таких конторах одновременно. Техническая административная работа выполнялась людьми из числа джентри (нетитулованное малоземельное дворянство), бюргеров, обученных своему делу юристов и членов церковной иерархии. Скучные и сложные проблемы административной работы и финансов были не по вкусу высшей аристократии, которая к тому же с негодованием отвергала влияние простонародья на высокую политику. Понимая, что одной высокой политикой не обойтись, Карл V декретом 1531 г. разделил Великий совет на две части: Секретный совет для административной работы и Государственный совет, небольшую группу персональных советников высокого ранга, для вопросов общей политики. Административное руководство и финансы тем самым были обеспечены, но неизбежным следствием стала монополия высшей знати на политические решения. Знать к тому времени считала себя защитником страны в силу своего командного положения в конной милиции, рекрутировавшейся из числа джентри и содержавшейся за счет Генеральный штатов. Такая концентрация власти в руках высшей аристократии не могла состояться без борьбы.

После 1543 г. войны между провинциями, сотрясавшие Нижние страны все Средние века, закончились. Стал расти материальный достаток. Например, один из итальянцев, посетивший Нидерланды в 1567 г., не мог найти слов для выражения своего восторга богатством страны, процветанием торговли и сельского хозяйства, количеством городов, маслом, сыром, лошадьми, коровами, деревьями вдоль дорог. «Хотя Голландия не производит вина, — писал он, — жители пьют его больше, чем те, кто его делает».

На протяжении правления Максимилиана северные провинции сильно страдали от гражданских войн и войн с провинцией Гелдерланд: поля были вытоптаны, малые города обезлюдели, море было небезопасно для плавания из-за налетов фризских пиратов. Все это не остановило развития, но тормозило его. Свободные крестьяне, работавшие на своих собственных землях, все еще преобладали в западной прибрежной зоне и в Фрисландии. В Гронингене, например, 1/7 земли принадлежала монастырям, а все остальные церковные земли составляли менее 1/8 части пашни. Эти земли сдавались в аренду держателям, чье положение было более твердым, чем у современных фермеров. Оставшиеся 3/4 сельскохозяйственных угодий принадлежали, главным образом, свободным крестьянам, а знать владела 1/12 частью земли. В Голландии ситуация была более сложная, так как доля земли, принадлежавшая бюргерам и знати, была больше, чем во Фрисландии, но и там свободные крестьяне были владельцами большей части земли, на которой они работали. Например, в районе Рийнланд 40 тыс. акров были собственностью крестьян, а 24 тыс. акров сдавались в аренду. Церковь обладала в Голландии 1/10 частью земель. Эти сведения заслуживают доверия, так как они получены из книг, в которых регистрировались налоги.

В Голландии было около 200 семей знати, которые обладали правами сеньоров в деревнях, но эти права были ограничены: сбор поголовного налога с потомков бывших крепостных, взимание пошлины за проезд по дорогам, проходившим по землям сеньора, права на рыбную ловлю и охоту. Все эти источники дохода были закреплены традицией и обычно давали мало. Сеньор был главным землевладельцем в своей деревне, но в среднем землевладения самого сеньора не превышали 400 акров. Более того, влияние аристократии было ограниченным и с течением времени убывало. Вокруг городов главные дороги были сделаны горожанами. Город Амстердам постепенно скупил сеньориальные владения вокруг городских стен, чтобы иметь возможности для расширения и контролировать экономическую деятельность жителей близлежащих деревень.

В Голландии в 1550 г. было четыре аристократа, которые суммарно контролировали, но не прямо владели 39 тыс. акров земли из 309 тыс. имевшихся в Голландии. Голландские джентри были высшим классом, но они не обладали такими влиянием и богатством, чтобы стать господствующим слоем. У них были конкретные функции в голландском обществе. Они жили в тесном соседстве с бюргерами и крестьянами и представляли интересы последних, чей голос не был слышен в одиночку. Джентри вели самые важные дела сельской экономики и организации. Обычно именно они были контролерами дамб и полдеров, прокладывали новые дренажные системы. Джентри, особенно в Зеландии, отличались особым прилежанием.

Количество ферм постепенно возрастало, а их средний размер соответственно уменьшался. Процветавшее сельское хозяйство не могло обеспечить население. Исправить положение можно было отвоевыванием земли у моря и внутренних водоемов, но в первой половине XVI в. обстановка для такой задачи была неблагоприятной. Много усилий потребовалось в Зеландии, где в 1509, 1530 и 1532 гг. произошли чрезвычайно сильные наводнения и острова стало размывать. Стало очевидным, что отдельным местным общинам борьба с морем непосильна, поэтому был установлен центральный или провинциальный контроль за мелиоративным хозяйством. Нужны были специальные фонды, и нужда в них породила в 1515 г. «мелиоративные индульгенции». Во время путешествия по Голландии 15-летний Карл V увидел плохое состояние некоторых важных мелиоративных сооружений. Зная, что в Риме были введены индульгенции ради сбора денег для постройки собора Св. Петра, и сочтя, что мелиоративные сооружения важнее, чем самая великолепная архитектура Ренессанса, он предотвратил распространение индульгенций в Нидерландах и получил от Папы Римского подобное право, но для тех, кто делал вклад в содержание мелиоративных сооружений. Одновременно Рим согласился на 10%-ный налог на доходы церкви ради той же цели. Более 75 тыс. дукатов было получено только от индульгенций, но, если верить Эразму Роттердамскому, на ремонт мелиоративных сооружений не было потрачено ни пенса. В Голландии крупномасштабные мелиоративные работы, включая осушение участков моря и озер, начались только после того, как в городах сложился богатый класс буржуазии, пожелавшей рискнуть большими капиталами в этих весьма спекулятивных проектах.

В этот период в Голландии и Зеландии возросла экономическая важность производства молочной продукции. Но только молоко и продукты его переработки не обеспечили бы этим провинциям особого положения, которого они добились за несколько десятилетий. Штаты Голландии ясно изложили суть дела в петиции императору Карлу: «Очевидно, что провинция Голландия — это только маленькая страна, не очень велика вдоль побережья и еще меньше вширь, омывается морем с трех сторон. Она должна быть защищена мелиоративными сооружениями от моря, что ведет к большим затратам на каналы, дамбы, плотины, ветряные откачивающие воду насосы и т. п. Кроме того, имеется много дюн, болот и внутренних водоемов, которые растут день ото дня (из-за опускания суши. —  Л.А. ), делая землю непригодной для полей и пастбищ. По этой причине жители с их женами и детьми вынуждены защищаться ремесленным производством и коммерцией, с тем чтобы привезти сырье из зарубежных стран и экспортировать товары в Испанию, Португалию, Германию, Шотландию и особенно в Данию, а также страны Северной Европы. Через это они покупают огромное количество пшеницы. Следовательно, главным производством страны является судоходство и связанная с этим торговля, от которых живут многие люди, как купцы, шкиперы, моряки, кораблестроители и плотники».

В 60-х гг. XVI в. Голландия и Зеландия посылали почти по 600 судов с командой 20 человек каждый ежегодно только для рыбной ловли. Рыболовные суда бывали на промысле по полгода, а остальное время они использовались как грузовые суда для торговли с Норвегией, Испанией и в Балтийском море. В 1563 г. 850 судов из 1220, прошедших через пролив Зунд, принадлежали Нижним странам, а 455 из них были голландскими. В дальнейшем судоходство на Балтике росло, и в 1565 г. пролив Зунд прошли 2130 голландских судов из общего их числа 3480.

С XVI в. ростовщики и купцы Брюгге и Антверпена стали главной финансовой опорой всех португальских заморских предприятий. Голландские и зеландские моряки быстро включились в коммерческую эксплуатацию вновь открытых португальцами районов мира, сначала их суда фрахтовались для перевозки товаров из Лиссабона на север, затем в соответствии с хартией, полученной от португальцев, под португальским флагом и т. д.

Корабли и люди, зарегистрированные в налоговых списках, были из всех частей Голландии. Это не значит, что коммерческие предприятия были распространены по всей стране. Жители всех прибрежных деревень и городов имели свои доли в судоходстве и рыболовстве, но они были, главным образом, наемными работниками купцов больших городов, особенно Амстердама. Бедные деревенские жители никогда не могли сколотить капитал, необходимый для мореходства. Даже для ловли сельди кроме оплаты судна надо было затратить 1—1,5 тыс. гульденов для обеспечения промыслового сезона. Северные сельские районы Голландии экономически зависели от купцов Амстердама. Иными словами, в начале XVI в. уже происходила концентрация капитала в области морского судоходства.

По сравнению с Антверпеном Амстердам мог показаться небольшим портом: в первом ежегодно под погрузкой-разгрузкой находились по 2500 судов, а во втором — 500. Но у Антверпена не было своих судов и судостроения, а все амстердамские суда не только принадлежали купцам Голландии, но и были построены на верфях провинции, правда, из импортной древесины. Поэтому Амстердам имел лучшие перспективы для развития, так как почти все капиталы оставались в городе.

Итак, Голландия в начале XVI в. была страной мореходов и крестьян, свободных и относительно зажиточных в благоприятные времена, но не богатых; верхний класс общества состоял из добропорядочных и самовольных сельских аристократов и мелких, но предприимчивых капиталистов в главных городах. Джентри пользовались своими правами в сельских местах, а капиталисты использовали все свое влияние и власть для контроля за положением в городах.

Условия в восточных провинциях были иными. Зарубежная торговля городов на реке Эйссел быстро уменьшалась, так как войны с соседней провинцией Гелдерланд задушили ее, и она была обречена из-за конкуренции с Голландией. Но внутренняя торговля скотом, металлами, углем процветала, хотя и не могла сравниться по своей прибыльности с заморской. На востоке сельская аристократия имела больше власти в общественных делах и в сельской экономике.

Лесистый район провинции Гелдерланд и песчаная равнина в провинции Оверэйссел (т. е. не прибрежная зона) были единственными местами в Нижних странах, где часть крестьянства еще была крепостной. Повинности были нетяжелыми, права крепостных гарантировались обычным правом, древние свободы сохранялись [10, 106—111].

11.5. Противоборство с Карлом V

Непрерывные, систематические противоречия между центральной феодальной властью и местными капиталистическими институтами вылились в скрытый, но всегда существовавший конфликт между представителями императора и народом. Монархия была лишь шаткой федерацией автономных провинций, нацеленных на независимость, а каждая провинция была не более, чем союзом городов и сельских районов, чьи интересы чаще конфликтовали, чем находились в гармонии. При Карле V, как правило, отсутствовавшем в регионе, провинцию в качестве политической единицы представляла ассамблея штатов, а не монарх. Штаты естественно развились в постоянно действующие институты, жизненно важную часть правительственной системы со своими собственными чиновниками и собственными фондами. Чиновники центрального правительства рассматривались как представители инородной, иностранной власти.

Убеждение, что штаты не только представляют, но и есть провинция, было особенно сильным на северо-востоке Нидерландов, вовсе не знавшем феодализма. Хотя и покоренные силой, штаты этих провинций взяли за правило утверждать, что они признали Карла V своим принцем свободно, по собственной воле, по особому контракту с Габсбургами, который налагал на обе стороны особые обязательства. В 1533 г. Карл V попытался учредить Совет провинции Оверэйссел и отнести многие проблемы к компетенции Совета как кассационного суда. Штаты Оверэйссела заявили, что о таком институте никогда никто не слыхивал и просто проигнорировали его существование. В провинции Гелдерланд возникла такая же борьба. Штаты провинции приняли Совет по «контракту» с Карлом, но обвинили эту организацию в нарушении их привилегий. В 1560 г. члены штатов образовали альянс для того, чтобы дать отпор нововведению короля. Они даже назначили особый комитет для проверки законности каждого акта Совета, и каждый раз, когда королевские чиновники пытались упомянуть о «писаных законах», т. е. о римском праве, возникала буря протестов.

Общий фронт, образованный против Карла V, отнюдь не означал союза провинций или штатов. Каждая провинция была сценой конфликтов интересов, да так часто эти конфликты сопровождались насилием, что страна оказывалась на грани гражданской войны. Кроме того, в конце Средних веков существовал постоянный антагонизм между светским миром и духовенством. Проступки негодных представителей духовенства и их злоупотребления духовной властью вооружили светских людей в их борьбе против привилегий священников. И все же такие злоупотребления вызывали ярость горожан в меньшей степени, чем конкуренция монастырей в торговле вином и пивом, в производстве и продаже одежды и домашней утвари вне гильдий и ниже ими фиксированных цен. Городами все больше и больше овладевала тревога из-за угрозы их свободе и постепенного, но неуклонного стяжательства земель духовенством [10, 112]. Для исправления положения в ответ на многие такие жалобы издавались новые и усиливались существовавшие законы: внутри городских стен было запрещено законом передавать владения церкви. Закон запрещал распространять юрисдикцию церковных судов на граждан, не связанных непосредственно с церковью и т. п. [19, 28].

Конституционные позиции духовенства были слабыми. Только в провинции Утрехт духовенство было сильно представлено в ассамблее штатов. Во Фрисландии и Зеландии его голос еще был слышен. Все остальные же ассамблеи штатов состояли сплошь из светских лиц. Духовенство реагировало вяло, зная, что правительство поддерживает светскую власть.

В условиях жестокой конкуренции нидерландцы продолжали изобретать и осваивать все лучшее, что находили по всему миру. Со второй половины XV в. наиболее предпочитавшимся типом морских судов стали трехмачтовые каравеллы, обладавшие трехслойной подводной обшивкой корпуса и удобным в управлении такелажем, что придавало им быстроту и маневренность. Они использовались с марта по сентябрь, круглый же год ходили на упоминавшихся выше хюльках, менее быстроходных и маневренных, чем каравеллы, но более устойчивых, прочных, что было важно в зимние штормы. К тому же они могли ходить против ветра круглый год.

Переворот в голландском и мировом кораблестроении произошел во второй половине XVI в., когда использовавшиеся издавна для каботажных плаваний бойеры и для рыбной ловли бойсы были приспособлены для заморских путешествий. Их отличительной особенностью были прямоугольные, а не треугольные паруса. На их основе был создан новый тип судна — бот, быстрый, простой в управлении; малая осадка бота при грузоподъемности 100 т позволяла подходить прямо к причалам без перевалки грузов на лихтеры и обходиться экипажем в 5—6 человек, делая 3—4 рейса (например, в Пруссию за хлебом) в навигацию. Даже ганзейские купцы предпочитали арендовать голландские суда.

С середины XVI в. стали строиться и большегрузные суда (до 600 т), но они были дороги, их стоимость равнялась доходной части бюджета города Роттердама. В 60-х гг. XVI в. Голландия располагала 800 судами грузоподъемностью 200—700 т и большим количеством судов с грузоподъемностью 100—200 т [16, 77—78].

Торговая политика Англии в XIV—XVI вв. была направлена на сокращение экспорта во Фландрию сырой шерсти и вывоз сукна. За два столетия английский экспорт сырой шерсти к 1532 г. сократился в 30 раз, однако это было нидерландцами компенсировано импортом из Испании. Но главное, было налажено производство саржи и атласа из местного льняного сырья. В 1540 г. только на английский рынок было поставлено продукции на 100 тыс. марок. Цех льноткачей, например, в Генте, стал крупнейшим в середине XVI в., причем терпя жестокую конкуренцию от деревенских льноткачей [16, 38].

Большая конкуренция между городом и деревней существовала не только у льноткачей. Деревни постоянно боролись с промышленной монополией городов посредством производства товаров и торговли пивом и вином, не подчиняясь гильдиям с их регулированием цен и находясь вне обложения городскими налогами. В сельской местности заправляли джентри. Города отвечали скупкой пригородных сеньорий и усиливали ту часть своей экономической политики, которая ограничивала возможность феодалов. Постоянные усилия городов, направленные на уничтожение промышленной деятельности деревень, сделали отношения между горожанами и селянами очень напряженными.

Противоречия между городом и деревней были не единственными в Нидерландах XVI в. Город противостоял городу, а внутри городов существовала вражда между жителями. Муниципальные финансы были повсеместно расстроены в результате долгих войн и тяжелых обложений центральным правительством. Конечно, обвинялся во всех трудностях правящий класс аристократов. Не имея голоса в правительствах городов, гильдии постоянно оказывали давление, опираясь на олигархов. Были и другие организации, способные замолвить слово за горожан. Каждый город вынужден был содержать городскую гвардию для собственной защиты. Горожане, вступавшие в эту гвардию, избирали себе офицеров и часто имели собственные здания для собраний и военных учений. Когда горожане противостояли правившей монархии, у них за спиной была вооруженная сила города. Они могли сбросить существовавшую систему и установить более демократическое правительство, но поддерживали тех олигархов, на которых они полагались в деле радикальной реорганизации общественного устройства и подчинения центральной власти противостоявших групп и интересов.

Всем этим общественным фракциям с их индивидуальными правами противостояли профессиональные правительственные чиновники в Брюсселе. То были юристы, знавшие римское право и полностью убежденные в законности прав принца на абсолютный суверенитет. Они презирали традиционные институты и несовершенство древнего обычного права, вмешивались в отправление правосудия сельскими джентри, перечисляя письменно так много замечаний, как только было возможно провинциальным судам, где рассматривались дела, и только профессиональный судья мог найти выход из лабиринта ордонансов и статутов. Они агитировали против привилегий провинций, городов, районов, которые, однако, ревниво защищались, тщательно собирались, переписывались и вверялись заботам чиновников ассамблей штатов. Государственный прокурор Голландии в этих условиях стал в середине XVI в. главным архивариусом провинции. «Странно, — заявили однажды штаты провинции Оверэйссел, — что наш принц стал учреждать должности, о которых люди никогда ничего не слышали, и порядки, никогда не допускавшиеся штатами провинций». В то же время в Утрехте чиновники императора разводили руками: «Уму непостижимо, Его Величеству Императору и его слугам не позволено наказать одного из своих подданных, даже из духовенства, без согласия других подданных Его Величества». В этих двух заявлениях отражается одна из сторон конфликта, который перерос в революцию во второй половине XVI в.

К середине XVI в. в Нидерландах накопилось горючего материала достаточно для того, чтобы спалить всю страну, даже если не считать духовного конфликта, разделившего людей на два агрессивно противостоявших лагеря. Реформация началась за границей, но нашла своих первых мучеников в Нижних странах. Лютер имел стихийную поддержку части духовенства, но как только саксонский протестантизм стал известен в Нижних странах, он подвергся критике большинством реформаторов и в конце концов был отвергнут в пользу более индивидуалистического и радикального учения, возникшего в Швейцарии. Реформаторы обратились к кальвинизму, который предлагал ясную, логичную и демократичную церковную организацию, принципы которой были приемлемы для общественного мнения Нижних стран. Однако мысли Эразма Роттердамского, критиковавшего лютеранизм, но не удовлетворившегося и кальвинизмом, остались животрепещущими и в значительной мере определили развитие религиозной жизни Нидерландов. Он не мог согласиться с тем, чему был свидетель: менялось второстепенное — форма церкви, но мало уделялось внимания главному — духу. Без духовного обновления новая церковь, утверждал Эразм, возродит злоупотребления старой. Штаты Голландии, запрещая публичные дискуссии по религиозным вопросам, руководствовались идеями Эразма Роттердамского, т. е. нормами североморской культуры.

Лютеранизм распространялся в тех частях Нижних стран, где торговые и другие контакты с Германией были очень тесными. Но реформаторы вскоре повернули в сторону Цвингли; анабаптизм быстро набирал силы в массах, причем не только бедных, но и среднего достатка. Император Карл V, испытывавший сильное влияние римско-католической церкви в Испании, решил использовать религиозный конфликт для укрепления монархизма в Нижних странах и в 1552 г. декретом приказал преследовать всех еретиков без соблюдения существовавших форм правосудия. Тем самым отменялась даже уже действовавшая в Нижних странах инквизиция, и именем императора вводился произвол. Это шло вразрез со всеми традициями. Декрет был воспринят как атака на свободы, защищенные хартиями. Так религиозная борьба превратилась в конституционный конфликт.

Многие правительства городов, аристократы, сельские судьи и даже главные советники, т. е. лояльные и послушные слуги имератора, восстали против этого нововведения. Некоторые высокопоставленные чиновники подали прошения об отставках. Это привело к тому, что за все время правления Карла V в Нижних странах было казнено лишь 223 человека. Погибло, конечно, больше; например, только во время подавления восстания анабаптистов в 1535 г. было убито около 30 тыс. человек.

Карл V на это ответил новым драконовским декретом против реформации. Сотни протестантов эмигрировали в Англию, Эмден, Кельн, Аахен.

В 1555 г. Карл V отрекся от престола и передал Австрию своему брату, а Испанию и Нижние страны — сыну Филиппу [10, 113—123].

11.6. Конец монархии

Всего лишь несколько лет спустя после восшествия на престол короля Филиппа проявились первые явные признаки Великой нидерландской революции — самого важного этапа истории Нидерландов, — которая началась восстанием высшей аристократии и быстро распространилась как антииспанское и антикатолическое движение, опиравшееся главным образом на джентри и бюргеров. Затем, после короткого периода репрессий, вспыхнула всеобщая революция, в которой участвовали все, независимо от религиозных, политических взглядов или социального положения. Но результат борьбы разительно отличался от того, чего ожидал любой из участников революции. Разрозненные, всегда враждовавшие между собой Нижние страны, порвав с испанским владычеством, не рассыпались, не стали искать новой консолидирующей силы в лице Англии или Франции, жители региона не стали эмигрировать в Германию, но объединились и создали независимую республику огромной мощи, с сильными традициями свободы и твердым сознанием своей силы и способности достойно себя утвердить среди великих держав Европы. В течение одного поколения группа судовладельцев и купцов умеренного достатка выросла в политическую силу, которая негодовала из-за малейшего посягательства на ее суверенные права со стороны древних и мощных монархий. По существу, революция была войной североморской культуры против культуры феодальной. За рождением первой в мире республики с затаенным дыханием следили даже очень далекие страны: «турки и московиты вникали в события, происходившие в Нижних странах, с интересом и расхождением мнений».

Король Испании Филипп II родился и получил воспитание в духе превосходства всего испанского над всем остальным и категоричного отрицания иностранных идей. Даже если бы он пожелал уважать права и обычаи неиспанских подданных, он был не способен понять, что для них значат их национальные привычки и институты.

Вместе с троном Филипп II унаследовал войну с Францией на южной границе Нижних стран. Война, пусть и победоносная, расстроила финансы, и Филипп стал добиваться от Нижних стран денег. Генеральные штаты согласились раскошелиться, но только с условием, что деньги рассматривались как общественный фонд, а не собственность короля. За этим стоял вопрос, будут ли провинции самоуправляемыми и независимыми или они покорятся монаршей воле. По мнению Генеральных штатов, Нижние страны должны были вести собственную внешнюю политику нейтралитета, находясь в составе испанской империи, а внутреннее устройство поддерживать в соответствии с национальными традициями.

В войне против Франции Голландия и Зеландия были предоставлены сами себе в борьбе против французской морской блокады, которая была направлена против купеческих и рыболовных судов, т. е. основы благополучия этих провинций. Интересы страны требовали дружбы с Англией, а Филипп II конфликтовал с королевой Англии Елизаветой, и англичане грабили суда Нижних стран. Северо-восточные провинции, которые неохотно признали своим сюзереном отца Филиппа II, не нашли даже упоминания о признательности за те их деньги и кровь, которые были отданы ради борьбы с французским врагом испанских интересов. По этим причинам Генеральные штаты соглашались выделить деньги при условии их целевого использования для защиты страны. Более того, они не соглашались на использование даже части средств на оборону других частей испанской империи. Наконец, они изложили свое мнение о том, что должно быть сделано против посягательств инквизиции на судопроизводственные прерогативы провинций.

Филипп II, носитель феодальной культуры, заносчивый монарх, не ожидал такого оборота дел. Он поступил так, как привык действовать в Испании, добиваясь успеха. Были введены тяжелые налоги, но отдельные аристократы от них освобождались и даже ранее уплаченные налоги им возвращались. А чтобы умиротворить жителей Антверпена, были выпущены на свободу пять протестантов. Но это не помогло, и Филипп в соответствии со своими феодальными представлениями, стал раздавать аристократии высокие ордена, большие суммы денег, большие чины в Государственном совете, назначать губернаторами провинций и даже командующими испанским гарнизоном. Аристократы индивидуально принимали все назначения и ордена, кроме командования испанскими отрядами, но хотели знать, какое реальное влияние в правительстве они будут иметь. Генеральные штаты потребовали от короля национальное правительство, национальную армию и национальную полицию. Конфликт разрастался.

В 1559 г. Филипп II получил от Папы Римского декрет, который был, по сути конкордатом с королем, определившим положение католической церкви в Нижних странах. Согласно этому документу, кандидатов в епископы выдвигал король, и он же платил жалованье новым прелатам. Штаты провинций подвергли сомнению право короля платить из средств провинций. Ничего подобного не предусматривалось «контрактом», по которому северо-восточные провинции признали Карла V, а потому провинции настаивали на незаконности конкордата. Кроме того, конкордат предписывал объединить некоторые старинные монастыри с епископальными доменами, это автоматически делало назначенных королем епископов членами ассамблей штатов. Это было насилием над Нижними странами, так как ставило под угрозу независимость ассамблей штатов. Случись такое, и церковь стала бы государственным институтом. Архиепископом король назначил главного политического советника правительства Гранвиля.

Покидая Нижние страны, Филипп передал управление своей сестре Маргарете и Государственному совету, но внутри совета назначил внутренний совет, состоявший из трех человек, среди которых главным был назначен тот же Гранвиль. Король потребовал от Гранвиля сообщать все лично ему, королю, тем самым сделав свою сестру без ее ведома формальным главой Нижних стран. Все решения готовились королем и Гранвилем. Совмещение высших церковного и государственного постов одним лицом соответствовало представлениям Филиппа II о высших принципах административного устройства. Но это шло вразрез с представлениями жителей Нижних стран, согласно которым церковь перестала быть Господней и пала до мирской. Антагонизм между королем и его подданными стал неразрешимым: либо монархия, либо конституция — так встал вопрос.

Первые пять лет после отъезда Филиппа II прошли в борьбе Гранвиля с аристократами, которые образовали лигу взаимопомощи. Тем самым высший класс предвосхитил французскую Фронду. Они издевались над правительством, язвили, но не покушались на основы государственного устройства. Единственно, чему они яростно воспротивились, так это вовлечению войск Нижних стран в гражданскую войну во Франции. После этого Филипп II вынужден был признать, что не может рассчитывать на Нижние страны в своей внешней политике.

Со временем наместница и сестра короля Маргарета добилась от короля высылки Гранвиля из Нижних стран, но попала в зависимость от влиятельных аристократов, которые стали заявлять о себе как о лидерах нации. Высшая аристократия состояла почти исключительно из валлонцев, не знавших голландского языка. Они надменно вели себя по отношению к бюргерам и джентри, поэтому не имели поддержки в народе. Они не могли ни о чем договориться между собой, сражаясь друг с другом за превосходство, хотели, чтобы король объединял их, но править желали единолично. В общем это была беспомощная публика, явно не годившаяся в отцы народа. В Нижних странах постепенно крепла организованная сила — кальвинисты, противостоявшие королю как в политике, так и в религии. Их община была, в отличие от лютеран и анабаптистов, очень дисциплинирована в вопросах доктрин и морали. Вновь и вновь женевские лидеры оказывали на них давление, требуя, чтобы те повиновались Богу прежде, чем королю, а также руководствовались общими правилами в правах и обязанностях народа по отношению к их королю. Эти правила включали право восстать, если король преследует Божью церковь или свой народ, но при условии, что не народ, а кто-то из числа наделенных законной властью возьмет руководство движением на себя. Кальвинистские церкви действовали в подполье до отмены инквизиции. Кальвинисты знали, что свои права они могут взять у короля только силой.

Единственной выдающейся фигурой среди аристократов был Вильгельм Оранский. Уже к 1550 г. он был самым богатым аристократом Нижних стран. Вильгельм Оранский заявил на Государственном совете, что надо положить конец произволу короля, который направляет религиозную жизнь своих подданных, чем всех шокировал. Аристократия по-прежнему лавировала и искала компромиссы.

5 апреля 1556 г. сотни офицеров армии и конной милиции прошли молчаливой процессией по улицам Брюсселя к резиденции Маргареты с тем, чтобы вручить петицию против продолжения религиозных преследований. Это была первая политическая демонстрация вооруженных сил против администрации.

Безнадежное положение правительства немедленно было использовано кальвинистами. По всему югу Нижних стран прошли митинги, вернулось много изгнанников. Фонды, собранные, казалось бы, на невинные цели, позволили нанять тысячи солдат в Германии. Политическая напряженность выросла до таких размеров, что агитацию нельзя было уже пресечь. Король оставил Маргарету без поддержки и без инструкций.

В августе 1556 г. рабочие Западной Фландрии, возбужденные денонсацией римской церкви кальвинистскими священниками, штурмовали церкви, ломая иконы, святотатствуя над всем, что было свято католикам. Бунт быстро перекинулся на Амстердам и Гронинген. Маргарета предоставила свободу лютеранам и кальвинистам. Ее попытка собрать хоть какие-то силы сразу мобилизовала военные силы кальвинистов, во главе которых стал Бредероде — один из четырех крупнейших аристократов голландского, а не валлонского происхождения. Только тогда Филипп II передал Маргарете средства, которые позволили ей собрать силы для отпора, а восставшие не проявили организованности, не имея цели. Их вооруженные силы и фонды таяли. Оставшись без оплаты, наемники разбежались. Сотни восставших были повешены, кальвинисты хлынули в эмиграцию. Так с временного поражения началась Великая нидерландская революция [10, 124—136].

11.7. Фризы. Упадок

Существенное замедление развития Фрисландии произошло в период «фризской свободы» 1345—1498 гг. Одной из важных причин этого явления было то, что мы называем коррупцией.

Начиная с XIV в. появились новые господа, которые стали называться хоофделингами (впрочем, хоофделингом мог быть и монастырь). Хоофделинги отличались от обычных свободных фризов господскими правами, а именно юрисдикцией над сидевшими под ними несвободными фризами, правом налагать опалу, правом на кабалу, сбор налогов и чеканку монет. Их права распространялись на определенную территорию. Однако не все свободные фризы были одного ранга, были более высокие и более низкие. Хоофделинги образовали в XIV и XV вв. высшее сословие свободных. Они имели больше чести и авторитета, нежели обычные свободные фризы, как например, фермеры и зажиточные арендаторы. Хоофделинги вели господский образ жизни: не работали на земле, оставляя этот труд «сидевшим» под ними, они образовали военизированную касту, поселились в укрепленных жилищах и имели наемных военнослужащих. Выше себя они власти не признавали, беззакония и преступления, ими совершаемые, обычно оставались не обжалованными в суде, отомстить можно было только мечом.

Хоофделинги произошли из числа чиновничества, которое исполняло функции управления в Империи франков. Хоофделинги появились после того, как имперская власть во Фрисландии стала едва заметной и местные чиновники продолжали собирать налоги, чеканить монету и т. д. уже ради собственной корысти [12, 103—105]. В тот период во Фрисландии были сильны центробежные тенденции. Районные суды распались, остались только земельные, господские; возобновились опалы. В 1491 г. вспыхнуло восстание крестьян, известное как «восстание хлеба и сыра», в ответ на лихоимство сборщиков налогов и откупщиков [7, 119]. На первый взгляд хоофделингами могли стать только выходцы из местной знати и духовенства, так как во Франкской империи административные функции выполняли, как правило, они. Однако знать считала для себя низкими места гритманов в областных судах, и эти места занимались незнатными свободными фризами. Сословия во фризском обществе не были закрытыми кастами, и между ними шел постоянный обмен. Фермер мог стать хоофделингом, и, наоборот, хоофделинг мог потерять свой статус превратиться в фермера. Богатые фермеры, особенно происходившие из родов хоофделингов, были неотличимы от последних [12, 105]. Таким образом, коррупция была свойственна достаточно широкой категории лиц. Это и не удивительно. Все народы прошли через стадию развития, отмеченную коррупцией, но народы североморской культуры, в том числе и нидерландцы, раньше других от нее отказались и выработали механизмы ее подавления. В Англии и США это произошло только во второй половине XIX в. (см. ниже).

Заключение

На этом рассмотрение исторических условий возникновения и развития североморской культуры в Нидерландах закончено. О Великой нидерландской революции и последующем развитии этой страны написано множество книг, и нет смысла их переписывать.

Весь XVII в. Англия прилежно изучала у нидерландцев все: кораблестроение, мореходство, сельское хозяйство, промышленное производство, науки, искусство и т. д. Вопреки широко распространенному в России мнению, именно Нидерланды, а не Англия, стали первой капиталистической державой, и Англия была вынуждена догонять. Начиная с XVIII в. Нидерланды уступили лидерство в развитии североморской культуры Англии.

Однако и в XVIII в. и позже Нидерланды продолжали оказывать сильное влияние на дальнейшее развитие и распространение североморской культуры. Яркий пример — Соединенные Штаты Америки, которые, казалось бы, отпочковались от Англии. Американская политическая система совпадает с системой Нидерландской республики и сильно отличается от английской. Например, США в целом и каждый штат имеют письменные конституции, а у Англии ее никогда не было. Палата представителей США избирается на определенных срок и не может быть распущена исполнительной властью, в Англии же палата общин может быть распущена кабинетом министров в любой момент. Сенат США состоит из избираемых представителей штатов, по два от каждого штата, причем одна треть состава обновляется каждые два года, и сенат обладает широкими полномочиями. Палата лордов в Англии до 1999 г. состояла из пожизненно входивших в нее лордов и была ограничена в правах. Тайное голосование было введено в США сразу после достижения независимости в 1776 г., а в Англии — только в 1872 г.

Религиозная свобода в США и Нидерландах существовала всегда, а в Англии отбор в университеты Оксфорда и Кембриджа по религиозному признаку был отменен лишь в 1871 г. В Англии традиционно существовала государственная церковь, а в США таковой не было, так же как не было ее в республиканских Нидерландах. До 1845 г. в Англии существовала цензура печати. За критику коррупции властей можно было по решению суда уплатить штраф и попасть в тюрьму. В Нидерландах же издавна и в США с 1791 г. свобода слова и прессы охраняется законом.

С XVII в. в США сложилась широкая сеть школ, которые поддерживались общественными фондами, причем эта поддержка обеспечивалась законами штатов. В Нидерландах бесплатные школы для детей существуют с XIV в., а обязательное образование — с XVI в. В XVII в. все население Нидерландов умело читать и писать. В Англии система массового школьного образования возникла лишь в 1870 г.

Феминизм американок коренится в традициях Нидерландов. Равноправное положение женщины в семье и нидерландском обществе еще в Средние века вызывали удивление иностранцев: жена и муж были равноправны, в том числе и в бизнесе. В Англии, согласно общему праву, мужу разрешалось бить жену при условии, что палка была не толще пальца, а собственность семьи принадлежала только мужу [20]. В чем особенности развития Англии, приведшие к различиям культур Англии и Нидерландов, двух стран североморской культуры, будет рассмотрено в части 4.

Литература

•  Серебряный Л.Р. Нидерланды. Очерки страноведения. М.: Мысль, 1974.

•  Jenkins A.C. The golden Band. Holland 's fight against the sea. N.Y.: Coward-McCann, Inc., 1968.

•  Pre- & Protohistoric van de Lage Landen. Ouder Redache van J.H.F. Bloemers & T. Van Dorp. De Haag: Open Universiteit, 1991.

•  Зайдельман Ф.Р. Мелиорация почв. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996.

•  Laet S.J. de. The Low Countries . N.Y.: Praeger, 1958.

•  Terpen mens en milien. Samenstelling J.W. Boersma. Tweede druk. Groningen: Triangelreeks, 1972.

•  Решина М.И. Фризы. Проблемы этнокультурного развития. М.: РАН, Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 1996.

•  Dixon P. Barbarian Europe . Oxford : Elsevier Publ., 1976.

•  Maritime Celts, Frisians and Saxons. Papers presented to a conference at Oxford in November 1988 / Ed. S. McGrail. L.: Council for British Archaeology, 1990.

•  Vlekke B.H.M. Evolution of the Dutch Nation. N.Y.: Roy Bubl., 1945.

•  Heidinga H.A. Frisia in the first millennium. An outline. Utrecht : Stichting Matrijs, 1997.

•  Algara N.E. Enkele rechtshistirische aspecten van de grondeigenden in westerlauwers Friesland . Groningen: Noodhoff, 1966.

•  Бусыгин А.В. Побеждающие море. О Голландии и голландцах. М.: Мысль, 1990.

•  Левицкий А.Я. Города и городское ремесло в Англии в X—XII вв. М.: Изд-во АН СССР, 1960.

• Салическая правда. М.: МГПИ. Ученые записки. Т. 62. 1959.

•  Чистозвонов А.Н. Реформационное движение и классовая борьба в Нидерландах в первой половине 16 в. М.: Наука, 1964.

•  Hyma A. Christian renaissance. A history of the «Devotio Moderna». Grand Rapids, Michigan: The Reformed Press, 1924.

•  Бусыгин А.В. Нидерланды. М.: Мысль, 1986.

•  The Netherlands / Ed. B. Landheer. Berkeley & Los Angeles : Univ. California Press, 1944.