Пересадило Р. Российско-норвежские экономические отношения на русском Севере (конец XVII - начало XX вв.)

Материалы Шестой ежегодной научной конференции (14-16 апреля 2004 г.) Под ред. В.Н. Барышникова Санкт-Петербург, 2005

Вопрос о российско-норвежских взаимоотношениях не раз затрагивался как в отечественной, так и зарубежной историографии.1 Перечень опубликованных исследований (правда, в основном в сборниках или прессе) уже такой, что может занять несколько десятков страниц. Отношения между русскими и норвежскими подданными и правительствами двух стран стоят во многих исследованиях на одном из центральных мест, что неудивительно: политика государства направляет развитие связей в экономике, политике и других облостях.

В отношениях двух государств можно выделить торгово-промышленное взаимовлияние. Хотя это наиболее разработанное направление в советской историографии (исследования Т.А. Шрадер и др.), тем не менее, тема не является исчерпаной. Э. Ниеми в своей статье "Поморская торговля глазами норвежцев"2 указал на малоисследованные страницы истории торговли, высказав собственную точку зрения на хронологические рамки торговой деятельности поморов в Финмаркене. Само понятие "меновая торговля" требует отдельного изучения. Остаётся невыясненными множество вопросов. Следует ли включать сюда только морские торговые связи двух государств? Какая роль принадлежит иным торговым путям между Россией и Норвегией? При этом каковы территориальные рамки данного явления: Русский Север, европейский Север, весь Северо-Запад или только Архангельская губерния без Санкт-Петербурга? Слабо освещено значение России во внешнеэкономических связях Норвегии. Какое место в российско-норвежских торговых связях занимала Швеция?

Дальнейшей разработки, по нашему мнению, требует тема хозяйственной деятельности норвежцев на европейском Севере. В данной области было бы интересным оценить долю чисто норвежского капитала и смешанного (не только с российским, но и английским, шведским, немецким и др.) в различных отраслях экономики севера России. Важно также выяснить значение норвежских фирм, работавших в России, в собственно экономике Норвегии. Насколько распространённым являлось для норвежских предпринимателей вкладывать деньги в российскую экономику? В этом смысле разработки требует тема общественного мнения в Норвегии о России с хозяйственно-экономической точки зрения. В том числе к экономической сфере следует отнести деятельность шведско-норвежских консульств в северных городах России. На деле эти представительства выполняли не только дипломатические, но и торговые функции. Но эта сторона их деятельности не получила должного отражения в историографии. Хотя и архивные материалы и публицистика рубежа XIX-XX вв. показывает, что шведско-норвежские консулы своей основной задачей видели защиту экономических интересов Норвегии: в торговле, фрахте судов, таможенной политике и др. Да и сами иностранные дипломаты зачастую по совместительству занимались предпринимательской деятельностью.

Не менее интересно развивалось дипломатическое сотрудничество. Российско-норвежские отношения стали причиной заключения нескольких межгосударственных договоров. Многие вопросы обсуждались на уровне правительств и в ряде случаев монархов двух стран. Необходимо, очевидно, проследить развитие законодательства о российско-норвежских отношениях. При этом не стоит ограничиваться чисто теоретическим анализом документов, но изучать применение их на практике. Поэтому темой исследования может стать деятельность центральных и местных властей Российской империи в области норвежского влияния на Севере (иначе говоря, эволюция "норвежской политики" российского государства на Русском Севере). Не является закрытой тема российско-норвежского разграничения 1826 г. Вопрос о Конвенции 1826 г. не раз затрагивался исследователями. На основе материалов Государственного архива Архангельской области (ГААО) данная проблема рассмотрена Р.А. Давыдовым в 1-й главе ("Российско-норвежская граница и проблемы спорных территорий") кандидатской диссертации. Однако представляется необходимым продолжить изучение истории этого вопроса в свете привлечения источников из центральных архивов.

Своеобразным третьим, в какой-то мере объединяющим два предыдущих блока, направлением в исследованиях является тема русско-норвежских конфликтов. Данная проблема ставилась в печати.3 Своё отражение проблемы в отношениях двух стран находили и в международных договорах, и отечественном законодательстве, и политике властей. Ещё в начале века предметом изучения для краеведов становились русско-норвежские конфликты на промыслах, границе, в торговле контрабандой, в ходе заселения норвежцами Мурмана с середины XIX века. Малоисследованными до сих пор остаются конфликты в торговле, деятельности иностранных фирм на Русском Севере.

В 1815 г. после наполеоновских войн самыми отсталыми районами Шведско-норвежского королевства считались запад и север.4 Но примерно с этого же времени началось целенаправленное экономическое развитие севера. Когда в 1858 г. российский генеральный консул в Норвегии Мехелин посетил Финмаркен, то был немало удивлён, насколько оказалась развитой эта северная провинция.5 Как же удалось подняться Северной Норвегии?

Основной отраслью хозяйства здесь два века назад являлось рыболовство. Между 1815 и 1830 гг. торговля треской и сельдью (как правило, со Швецией и Россией) удвоилась, в то же время экспорт древесиной упал.6 Основным импортёром норвежского леса оставалась Англия, однако британская тарифная политика никак не способствовала увеличению поставок древесины в западном направлении.7

В северных поселениях периодически устраивались ярмарки, суда на островах загружались рыбой в сушёном, свежем и солёном виде, гагачьим пухом и продуктами морского промысла. Ярмарки обеспечили ежегодный праздник для обитателей отдаленных фьордов и островов, которые на лодках добирались до мест торговли своими товарами и изделиями кустарного промысла. А также зачастую найти пассию для заключения брака.8 Причём правительство высоко оценивало социально-культурную значимость подобных торговых фестивалей, давая льготы и устанавливая низкие пошлины. Определённые налоговые льготы получали и бергенские и трондхеймские торговцы, поставлявшие на север мануфактурные товары (проволока, парфюмерия, табак, одежда и т.п.).

Ещё в 1775 г. торговлю вразнос объявили незаконной. Впредь все коммерческие операции осуществлялись владельцами гостиниц, трактиров и др. заведений через специально созданные склады. Казначейское Постановление 1797 г. предоставляло привилегии шкиперам и другим торговцам, и так владельцев домов, сдающим комнаты внаём (большинство из них владели шхунами). Правительство, таким образом, создавало привилегированный класс торговцев, кто были уроженцы.

Цель состояла в том, чтобы гарантировать лучшее обеспечение питанием жителей Нурланда. Поставка зерна являлась кардинальный вопросом и в течение военных лег (1807-1814). Для многих поморов время блокады стало благоприятной порой для контрабандной торговли зерном и мукой. По норвежским источникам торговая деятельность российских рыболовных судов по побережью Финмаркена впервые обратило внимание датского правительства в 1749 г., когда и был сделан дипломатический доклад в Санкт-Петербург.9 В 1769 г. Екатерина II приказала, чтобы все её подданные воздержались от тайной торговли и лова рыбы на норвежской территории. Это постановление, однако, не возымело никакого влияния в то время. Торговая компания Финмарка запретила жителям предоставлять какое-либо жильё российским рыбакам. После этого и стали в массовом порядке появляться знаменитые деревянные постройки, для которых поморы сплавляли лес из различных мест, включая Архангельск.10 В 1774 г. 1300 русских рыбаков промышляло в Финмаркене. В норвежской историографии описываются жалобы норвежцев на их поведение. В то же время торговля свежей рыбой (т.н. "русская торговля") оценивается положительно с точки зрения благотворного влияния на экономическое развитие севера Норвегии. В 1790 г. местные власти Финмаркена объявили, что их отношения с российскими шкиперами "хороши и безупречны".11

Сама область Финмарка исторически образовалась в 40-х годах XVIII столетия, когда местные органы управления переехали в Альту из крепости Варде (Vardehus). В 1787 г. Тромсё-амт объединился с Финмаркеном в Финмарк-амт. Впрочем, местные власти продолжали находиться в Альте до 1814 г. и только тогда переехали в Тромсё. В 1866 г. снова образовался Тромсё-амт и Финмарк с административным центром в Гаммерфёсте (после 1888 г. в Вадсё). Исторически эти северные районы Норвегии всегда являлись пограничными зонами общения с другими народами, в том числе и в деле торговли. Поэтому большое количество русских судов, как правило, небольшого водоизмещения в конце XVIII - начале XIX вв. никого уже не удивляло. Поморы заходили не только в традиционные Гаммерфёст и Варде, но появлялись в амтах Сандойя, Мейефьорда, Фагервика, Индрефьорда и других.12 По свидетельству амтмана Соммерфельдта в 1799 г. поморы торговали множеством товаров: овсом, парусиной, мылом, мёдом, мануфактурой и даже французскими винами, официально запрещёнными к ввозу в Россию. Треска шла по 24 шиллинга за вог (1 вог равен, примерно, 18 кг). В свою очередь русская мука пользовалась спросом не только в самой северной Норвегии, поступая через Трондхейм на юг. В 1807 г. торговец Есбенсен отправил партию русской муки в 7000 вогов в Копенгаген.13

Но уже к 20-м гг. XIX в. российская торговля стала сталкиваться со всё более растущей конкуренцией со стороны других европейских морских держав. Незначительный спад наметился после наполеоновских войн, когда континентальная блокада, давшая мощный толчок для развития контрабандной торговли хлебом, завершилась. Корабли из Франции, Англии привозили соль, мануфактуру, бакалею и т.п., увозили традиционные для севера сушёную рыба и рыбий жир. В 1819 г. к гавани Тромсё подошёл английский барк "Элиа", крупнейшее судно из бывавших здесь до этого. Забрав груз копчёной рыбы, барк ушёл в Средиземноморье, открыв, таким образом, южную торговлю для Северной Норвегии. Следовательно, менялась и номенклатура товаров в западной и южной торговле.

Хотя, конечно, в первой половине XIX в., несмотря ни на что, русское направление занимало главенствующее в торговой жизни Тромсё. В 20-е гг. Буде и Тромсё экспортировали рыбы в 6 раз меньше, чем Гаммерфёст.14 Причину такой диспропорции местные власти напрямую связывали с русской торговлей, а именно, отсутствия у районов Сеньи и Трумс привилегии свободной внешней торговли с Россией. В 1827 г. лорд-лейтенант Финмарка сообщил, что Тромсё, несмотря на трудные времена, успешно конкурировал с Буде и Гаммерфёстом, портами, в полной мере пользовавшимися льготами в налогообложении и уплате таможенных пошлин.15Правитель предложил и план мер для улучшения экономики региона. Во-первых, по примеру Буде, перестройка торговых заведений в центре города, во-вторых, введение хоть каких-нибудь льгот в деле русской торговли. Положение, когда товарами, предназначенными для Архангельска, приходилось торговать через бергенских посредников, действительно, раздражало торговцев и промышленников севера. Здесь вспоминается копенгагенская монополия 1729-1789 гг., когда ограничения по торговле зерном с поморами, не раз ставила районы современного Финмарка на грань голода.16Лорд-лейтенант Тромсё доказывал в своих посланиях, что северным жителям лучше знать, в чём более нуждается Россия.

Во время летнего лова рыбы торговля в Тромсё снижалась, это неудивительно: львиная часть коммерции находилась в руках норвежских промышленников. Впрочем, иностранные шкиперы при заходе в гавани Северной Норвегии также не брезговали меновой торговлей, в том числе и с русскими. Тот же лорд-лейтенант упоминает о Тромсё как о центре торговли мехом с Россией. Но что особенно странно, меха шли не из России в Европу, а в Россию. В частности, лисьи меха из Германии посылали через Берген, чтобы продать русским в Тромсё.17

Решающее изменение в торговле с Россией произошло в 1828 г., когда после заключения торгового договора одиннадцать лет Тромсё находился на равных с городам Финмаркена - Вардё и Гаммерфёстом. Уже 1815 г. продукты питания из России могли беспошлинно доставляться в Тромсё, однако в следующем, 1816 г., главный предмет российского импорта - мука опять стал облагаться налогом. Молодой северный город нуждался в поставках русских зерна и муки, так что торговцы подали прошение о снижении пошлин, но без результата. Комиссия, назначенная для рассмотрения жалобы, исходила из общегосударственных интересов королевства: ведь норвежцы обязаны были платить в российских портах все сборы. Впрочем, комиссия дала рекомендации разрешить в определённые периоды, когда недостаток продовольствия ощущался особенно остро, некоторые послабления в импорте русского хлеба. Рекомендации реализовались в Торговом договоре, подписанном в Санкт-Петербурге в феврале 1828 г. Этим норвежское правительство согласилось освобождать от таможенных пошлин муку, зерно, пеньку, канаты, смолы и строительные материалы, импортировавшиеся из гаваней Белого моря к Финмаркену. Договор действовал шесть лет. Новый договор 1834 г., фактически подтверждал торговые льготы для русских товаров до 1839 г. В апреле 1838 года между Шведско-Норвежским королевство и Российская империя заключили новое соглашение: Финмаркен по-прежнему оставлял льготы в торговле с Россией, однако амты Сеньи и Тромсё лишались права свободной внешней торговли.18 В это же время, во многом благодаря стараниям Англии (в частности, одного из пропагандистов этих идей британского вице-консула Д.Р. Кроу) стала возникать проблема т.н. "русской угрозы".19 В какой-то мере в этой политической проблеме можно проследить и коммерческий интерес, ведь поморско-норвежская торговля являлась звеном в торговых отношений многих стран. Губернатор Финмаркена Оле Эдвард Бак посетил в 1840-1841 гг. Северную Россию. В своих отчётах губернатор, анализируя российско-норвежскую торговлю, указывал на смехотворность предположений английской прессы о том, что русские под видом торговли готовят захват незамерзающих гаваней Финмаркена, а скрывая под камуфляжем поморских шняк военные суда.20

Годы свободной российской торговли (1828-1839) дали значительный толчок для развития Тромсё, его росту и преуспеванию. Численность населения города, увеличилась в 10 раз с 1807 и 1835 гг.

Влияние соседней Норвегии на Русский Север неоднозначно оценивалось современниками. С одной стороны в норвежцах видели положительный фактор для развития края. Особенно этот подход проявился на первых этапах колонизации Мурамана. Секретарь Статистического комитета П. Чубинский доказывал в 1864 г., что норвежские "предприимчивость и рациональные приёмы хозяйства оживили бы этот безлюдный край".21 С другой стороны, в 1871 г. губернатор заявил, что "норвежцы - самый вредный и дурной элемент местной колонизации".22 Темой переписки между архангельским губернатором и шведско-норвежским консулом стали конфликты между русскими и норвежскими колонистами. В 1870 г. губернатор предложил встретиться в Коле для обсуждения этой проблемы, а так же вопросов, касающихся незаконных промыслов в российских водах, с комиссаром от норвежских властей.23 Однако правительство в Христиании ответило уклончиво, ссылаясь на необходимость консультаций со Стокгольмом и предложило встретиться с губернатором Финмаркена с тем однако, чтобы встреча не носила дипломатического характера и не обязывала "в чём-нибудь в будущем для норвежского правительства".24 Губернатор Н.А. Качалов в докладе 3 октября 1870 г. министру финансов отмечал, что поселенцы Мурмана как русские, так и норвежцы, "нисколько не думая о том, чтобы сделаться на самом деле прочными колонистами этой местности, задумали воспользоваться только выгодами, предоставленными правом беспошлинной торговли... и с этой целью устроили в некоторых из колоний и становищ небольшие лачуги, чтобы иметь только вид переселенцев... в этих лачугах заведены ими склады иностранных крепких напитков, которыми они спаивают рабочих людей и за бесценок приобретают производства промысла...".25 Губернатор Н.П. Игнатьев утверждал в 1871 г.: "Пагубное влияние торговли норвежским ромом часто тормозит лучшие начинания переселенцев и подрывает их благосостояние, обогащая соседние округа Норвегии".26 Пристав 5-го стана Кемского уезда в отчёте о командировке в навигацию 1873 г. по западной стороне Мурманского берега сделал вывод: "Пьянство со всеми безобразиями убивает промыслы".27 На потребление в России рома в Норвегии работала целая промышленность. Помимо одиночных перекупщиков ром производили: в Вадсэ - 12 фирм, в том числе и русский консул (!), в Вардэ - 13, в Тромсё - 9, в Гаммерфёсте - 10.28 Впрочем ромоторговлей занимались не одни норвежцы, но и русские: "была свобода продавать ром, и все занимались этим... местами занимались и женщины, местами торговали и ромом, и женским телом".29

В конце 60-х гг. XIX в. чиновник Кемского уезда Поникаровский жаловался губернским властям на норвежцев, которые "вторгались в наши пределы на Мурманский берег для лова рыбы, водворения там контрабанды".30 Жалобу довели до шведско-норвежского консула в Архангельске. В результате министерство внутренних дел в Христиании предписало финмаркенскому губернатору "распубликовать посредством объявлений, что норвежские рыбопромышленники ... только во время бури имеют право заходить в губы и заливы Мурманского берега и, что им строго воспрещено увозить с русского берега лесной материал ... и другие произведения края".31 Объявления действительно опубликовали, запретив норвежцам, кроме перечисленного устраивать на Мурмане рыбопромышленные заведения.32

80-е гг. XIX - начало XX вв. - это правление императоров Александра Ш и Николая II. Их общий курс направлялся на ограничение иностранного влияния. В архангельской прессе начала XX века практически не встретить положительного отклика на деятельность норвежцев на Русском Севере. Первой о вреде норвежцев в деле колонизации в публицистике, по-видимому, поставила газета "Голос". В 1874 г. в ней сообщалось: "Норвежцы, поселившиеся на нашем берегу, вовсе не развивают местных промыслов, а только увеличивают класс мироедов. Это преимущественно родственники норвежских купцов, служащие на Мурмане комиссионерами и главными факторами для сбыта норвежского рома и деле контрабандных операций. Другая часть состоит из бежавших преступников, признанных банкротами, разорившихся и ищущих лёгкой наживы аферистов, - вообще, людей, крайне сомнительных". Главная беда освоения полуострова, по мнению корреспондентов "Известий Архангельского общества изучения Русского Севера", заключалась в отсутствии определённой стратегии, системе в основании поселений, организации промыслов и проч. Этим активно пользуются иностранцы, которые "эксплуатируют природные богатства Мурмана..., доходя в последнее время почти до открытого хищничества".33 Самая большая опасность в этом отношении - норвежские выходцы, "которые составляют тесно сплочённую и вытесняющую отсюда русского человека кучку".34 На страницах журнала ставилась задача превращения Мурмана из места, "где русскому колонисту уже небезопасно" в процветающий край, т.к. "будущее этих берегов великое - это наша вторая Аляска, где затраченные деньги не пропадут, и если и будут потрачены, то к выгоде русского народа и его государства".35

Составители "Статистических исследований Мурмана" (СПб., 1904 г.) указывали, что иностранная часть жителей полуострова всё более криминализировалась: здесь находили убежище скрывающиеся от правосудия преступники. В.Тихомиров в 1903 г. опубликовал своё исследование колонизации "Заботы о заселении Мурмана во второй половине прошлого столетия".36 Главный вывод, который можно сделать из статьи, ставка на иностранцев в освоении русских земель - ошибка, ведущая к пагубным последствиям: самовольные поселения, конфликты из-за промыслов, контрабанда спиртными напитками низкого качества из Норвегии и проч. С. Постников в статье "К оживлению Мурманских промыслов"37 называл колонизацию "мирным" завоеванием Мурмана норвежцами: "Прежде всего необходимо запретить доступ иностранцев-колонистов, взамен чего поощрять заселение Мурмана русскими".38

Хотя массовая антинорвежская компания на страницах архангельских газет и журналов развернётся позже, в конце XIX - начале XX вв. В этот период резко обострилась проблема охраны наших промыслов от "иностранных хищников". Другая проблема - конфликты между колонистами и лопарями, с которыми связана переписка между министерством внутренних дел и архангельским губернатором в 1912-1913 гг. По российско-норвежскому протоколу от 6/18 августа 1834 г. лопари сохранили право семужий промысел в Пазрецком и Ровдинском заливах, отошедших по разграничению 1826 г. к Норвегии. В начале 80-х гг. XIX в. лопари Пазрецкого погоста "стали сталкиваться с пограничными норвежцами по торговым, промысловым и другим делам, преходя через это в бедствие".39 По жалобам уездного- исправника, норвежцы построив китобойный завод в Ровдинской губе (на русско-норвежской границе)и выбрасывая отходы производства в океан, уменьшили приход сёмги. Кольский исправник докладывал архангельскому губернатору, что русские лопари не в состоянии защищать свои интересы "по беспечности и неразвитости".40 Кроме того, на границе не предусматривался чиновник с русской стороны, в отличие от Норвегии, которая содержала ленсмана (станового пристава).41 Впрочем, губернатор ответил колському исправнику, что "лопари только должны быть благодарны норвежскому правительству, не воспрещающему им производить промыслы в пределах Норвегии, норвежцы на своей территории свободны заниматься всякими промыслами и устраивать заводы..., опасения же того, что сёмга не пойдёт в реку Паз гадательно и потому рассмотрению по существу не подлежит".42 В 1906 г. норвежское правительство обратилось к России с предложением выкупить этих прав.43

Отрицательную оценку в отчётах местных чиновниках получала поморско-норвежская торговля. Согласно донесению Кольского исправника торговля жителей колонистов Мурмана и Кольских горожан "состояла в пределах русских продуктов промыслов": рыба свежая, солёная и сушёная, рыбий жир, дрова, лес, сало, ягоды.44 Из Норвегии ввозились товары: ром и другие напитки, чай, кофе, сахар, одежда, обувь, мануфактурные товары, уды, верёвки для промыслов, соль, бочки под сало и другие товары "на довольно значительную сумму".45 Поморы Кемского, Онежского, Архангельского и Мурманского уездов увозили в Норвегию, большей частью из Архангельска, муку, крупу, лес, смолу, верёвки, масло, а вывозили из Норвегии свежую и сушёную рыбу для Архангельска. Как считал исправник пограничный Мурман служил для норвежских городов местом сбыта значительного количества товаров, а получаемое сырьё - основа для многих предприятий, рыба и сало перепродаётся на европейские рынки, таким образом, торговля Норвегии с Мурманом более приносила прибыли норвежцам, а не русским.46

Напряжение в российско-норвежских отношениях на местном уровне сохранялось на протяжении начала XX в. Пожалуй, опасениями влияния со стороны Норвегии можно объяснить отказ губернатора политическим ссыльным селиться на Мурманском берегу. Подобное прошение подали в 1903 г. Алексей Петров и Яков Шпак, находящиеся под надзором полиции.47 Министр внутренних дел оставил решение вопроса на усмотрение гражданского губернатора, отклонившего впоследствии просьбу.48 К началу I мировой войны в результате ограничительных мер норвежская колонизация Мурманского побережья практически была остановлена. По данным губернатора Н.В.Сосновского на Кольском полуострове в 1910 г. проживало 72 семей норвежцев (11,5% населения).49 I мировая война значительно подорвала поморско-норвежскую торговлю. В 1915 г. министерство финансов "не нашло возможным разрешить вывоз продовольственных товаров из пределов Архангельской губернии в Норвегию".50 Теперь с Мурмана на продажу могли везти только оленьи рога. В силу объективных экономических причин, а также под давлением местных властей губернии начался выезд норвежцев из России. Данный подход в отношении норвежцев показывают даже не столько дипломатические и государственно-правовые документы, сколько письма и записки местных и центральных властей, посвящённых различным вопросам. На дипломатическом уровне отношения двух государств носили скорее доброжелательный характер (в 1905 г. Россия полностью поддержала Норвегию в её конфликте со Швецией по поводу унии). Но архангельская администрация проявляла всё растущее недовольство иностранным влиянием на северных территориях. Речь шла об ущемлении геополитических интересов России на её собственной же территории. В периодической печати губернии начала века почти не встретить положительного отзыва о норвежских колонистах, зато очень много статей о том вреде, какой приносят иностранцы Мурману. В годы Перовой мировой войны отношение к норвежцам оставалось настороженным, в материалах ГААО есть несколько дел о "шпионах-норвежцах". Не улучшились условия для норвежцев и после Октября 1917 г. и Гражданской войны в Росси.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Из исследователей Поморского университета можно назвать Т.П. Тетеревлёву (Тетеревлёва Т.П. История российской эмиграции в Норвегию в 1918-1930-х гг. Архангельск, 1997) и Р.А. Давыдова (Давыдов Р.А. Архангельская губерния и Северная Норвегия в 1826-1914 гг. Архангельск, 1998).

2 Поморская торговля глазами норвежцев// Оттар. 1992. №192..

3 См.: Пересадило Р.В. Проблемы русско-норвежских взаимоотношений на Севере России в XIX в. // Проблемы материальной и духовной культуры народов России и зарубежных стран. Сыктывкар, 1997.

4 Derry Т.К. Modern Norway. 1814-1972. Oxford., 1973. P.98.

5 Нильсен Й. П. Русская опасность для Норвегии? // Оттар. 1992. № 192.

6 Derry Т.К. Modem Norway. Р. 102.

7 Lieberman S. The Industrialization of Norway. 1800-1920. Oslo-Bergen-Tromse. 1970. P. 105.

8 Noel S.F. North Norway. A History. London. 1952. P. 135.

9 Ibid. S. 114. 10 Ibidem.

11 Ibid. S. 114.

12 Jacobsen R. Sш-rшysund lokalhistorie. Hammerfest. 1983. S. 298.

13 Gamst L. og Samuelsberg H.. Loppas historic. Utgitt av Loppe Kommune. 1983. S. 167.

14 Derry Т.К. North Norway. S.163.

15 Ibidem.

16 Ytreberg N.A. Handelssteder i Finnmark. Trondheim. 1980. S. 63-69.

17 Derry Т.К. North Norway. S.164.

18 Lunde Aage. Sшr-Varanger historie. Utgitt av Sшr-Varanger kommune. 1979. S. 99.

19 Нильсен Й.П. Русская опасность для Норвегии?

20 Handlingar S. Kraft. Stockholm. б/г. S. 112-

21 Чубинский П. Колонизация Мурманского Российского берега // Архангельские губернские ведомости. 1864. №38.

22 Статистические исследования Мурмана. Т. 1. Вып.2. СПб., 1904.

23 Государственный архив Архангельской области (далее: ГААО). Ф. 1. Оп. 5. Д. 1018. Л. 41.

24 Там же.

25 Там же. Л. 55-60об.

26 Тихомиров В. Заботы о заселении Мурмана во второй половине прошлого столетия // Архангельские губернские ведомости. 1903. № 219-286.

27 Государственный архив Мурманской области (далее: ГАМО). Ф. 28-и. Оп. 1. Д. 59. Л. 28 об.

28 Там же.

29 Статистические исследования Мурмана. Том I. Вып.2. СПб.,1904. С. 52-53.

30 ГАМО. Ф. 24-и. Оп. 1. Д.4. Л. 1-1об.

31 Там же.

32 Там же. Л. 3.

33 Колонизация // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1910. № 10.

34 Постников С. К оживлению Мурманских промыслов// Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1910. №8.

35 Постников С. О каботажном флоте на Мурмане // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1910. №7

36 Архангельские губернские ведомости. 1903. №№219-286.

37 Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1910. №8.

38 Тихомиров В. Заботы о заселении Мурмана во второй половине прошлого столетия.

39 ГАМО. Ф. 24-и. Оп. 1. Д. 73. л.1.

40 Там же. Л.3.

41 Там же.

42 Там же. Л. 5.

43 ГААО. Ф. 71. Оп. 4. Д. 692. Л. 10.

44 ГАМО. Ф. 24-и. Оп. 1. Д. 73. Л.8.

45 Там же.

46 Там же.

47 Там же. Л. 6-6об.

48 ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 3. Д. 428. Л. 1.

49 Сосновский Н.В. О мерах развития колонизации Мурмана. Записка архангельского губернатора министру внутренних дел. Ахангельск. 1910.

50 ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1385. Л. 384.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история