Новикова И. Донесения военных агентов как источник для изучения российско-скандинавских отношений периода первой мировой войны

Материалы Шестой ежегодной научной конференции (14-16 апреля 2004 г.) Под ред. В.Н. Барышникова Санкт-Петербург, 2005

С начала XIX в. великие европейские державы ввели в свои иностранные представительства институт военных агентов или, говоря современным языком, военных атташе. Россия не являлась в этом новом деле исключением. Российский институт военных агентов появился здесь практически одновременно с ему подобным из числа других великих держав. С 1857 г. в России начал свою работу также институт военно-морских агентов - официальных представителей государства за границей, в задачу которых входило сообщение сведений об иностранных военно-морских силах.1 Военные агенты занимали по своему статусу и функциям промежуточное положение между карьерными дипломатами и офицерами. Как официальных представителей военного ведомства за рубежом, их называли "дипломатами в погонах". В иерархии рангов они заняли место вслед за временными поверенными, соответствуя уровню советника или первого секретаря миссии.2

В общественном мнении существовало представление, что военный агент - это "официальный шпион", что не совсем соответствовало действительности.3 Главная обязанность военного агента заключалась "во всестороннем изучении военного устройства и военного могущества тех государств, которые поручены их наблюдению, в сборе и обработке возможно полных, точных и своевременных сведений о вооруженных силах и средствах иностранных государств".4 Причем изучение этих вопросов осуществлялось прежде всего на основе легальных, официальных источников информации. Военные агенты были также обязаны следить за прессой и представлять обзор печати государств аккредитации по военным вопросам, "в пределах необходимости" они должны были касаться и политических вопросов.

Особенностью нового периода развития института военных агентов в начале XX в. стало усиление общественно-политической составляющей в информационно-аналитических материалах, направляющихся ими в центральные военные ведомства, тогда как ранее их деятельность была во многом ограничена сбором военно-технических данных и передачей салонных сплетен.5 Полезной, надо пологать, является попытка показать значение информационно-аналитической работы военных агентов для изучения российско-скандинавских отношений периода Первой мировой войны.

В воспоминаниях А.А. Игнатьева дана краткая, но точная характеристика роли и значения Скандинавии для интересов России в Европе. Тогдашний руководитель Генштаба Ф.Ф. Палицын перед вступлением Игнатьева на должность военного агента в Дании, Швеции и Норвегии, отметил: "А, впрочем, самое главное - это там", указав с присущей ему невозмутимостью на северный край висевшей на стене громадной карты Европы. "Да, да. Все будущее там!".6 И хотя эти слова руководителя Генерального штаба относились к 1908 г., значение Скандинавии для интересов России с началом Перовой мировой войны не только не упало, наоборот, заметно возросло. Во-первых, возросло экономическое значение Скандинавских нейтралов. Война 1914-1918 г. стала первой тотальной войной. И победа в ней определялась не только военными успехами. Война испытывала на прочность экономический фундамент государств. Победить в этой войне была способна лишь та коалиция государств, которая лучше приспособилась к ее затяжному характеру и обладала большими экономическими ресурсами. В условиях ожесточенного военного противостояния скандинавские нейтралы взяли на себя роль перевалочных пунктов в экономическом обеспечении воюющих сторон. Они стали своего рода отдушиной, через которую воюющие государства могли получать необходимые для ведения войны материалы и стратегически важное сырье. Например, несмотря на разрыв экономических отношений, Россия, с помощью такого явления, как военная контрабанда, продолжала получать товары германского, а Германия - российского происхождения. Кроме того, через территорию скандинавских государств осуществлялся транзит грузов союзников. Во-вторых, Скандинавия приобрела особое значение как своего рода "окно" с мир противника. Скандинавские страны, также как и Швейцария - стали ключевым плацдармом тайной агентурной деятельности российской разведки против Германии. В данной связи Дания служила основной базой для секретных операций России против Германии. Наконец, возросло стратегическое и геополитическое значение скандинавских нейтралов для обеспечения безопасности российской столицы. Теоретически, на северном направлении Россию подстерегали три вида "угроз": вступление Швеции в войну на сторону Германии, германский десант на финское побережье и восстание в Финляндии. В последнем случае финский сепаратизм создавал возможность интернационализации конфликта на Севере Европы через вмешательство шведов, за спиной которых могли стоять немцы.

В этих условиях должность военного агента в трех северных столицах рассматривалась руководителями военного ведомства как одна из ключевых с точки зрения получения информации о планах великих держав на европейском Севере и в Балтийском регионе. Наряду с хорошими специалистами в своем прямом деле, военные агенты должны были обладать прекрасными аналитическими способностями и выполнять прогностическую функцию по отношению к развитию вверенного их глазам и ушам региона. Из простого "собирателя информации" военный агент становился ее обработчиком и в какой-то мере предсказателем возможного развития событий. Не случайно на этот пост назначались лица, близкие к скандинавским народам по происхождению и религии (лютеране), либо выходцы из северных губерний России, владевшие, как правило, скандинавскими языками.

В период Первой мировой войны военным агентом России в странах Скандинавии был полковник Дмитрий Леонтьевич Кандауров, военно-морским агентом капитан 1 ранга Владимир Арсеньевич Сташевский. С 1916 г. помощник Сташевского в Дании капитан 2 ранга Борис Сергеевич Безкровный стал военно-морским агентом в Дании, другой его помощник - старший лейтенант Павел Петрович фон Веймарн, занимался преимущественно Норвегией и находился в Христиании. Сташевский, Кандауров и Веймарн продолжали работать в Скандинавии и после прихода к власти правительства большевиков. Они были отправлены в отставку в 1918 г. Чуть раньше, в декабре 1917 г., за отказ вернуться в Россию был лишен чина и уволен из флота Б.С. Безкровный, ключевая фигура в русской военной разведке в Дании и северной Германии.

Центральным вопросом аналитической работы для военных атташе был вопрос о том, удастся ли Скандинавии сохранить нейтралитет в пожаре мировой войны. При этом особую тревогу на берегах Невы вызывала позиция Швеции. С 1908-1909 гг. в разработках Генерального морского штаба Швеция считалась потенциальным противником России в Балтийском регионе, но при этом российские военные аналитики рассматривали не столько самостоятельное выступление Швеции против России в случае военного конфликта на Балтике, сколько действия Швеции в союзе с Германией.7 Российские "дипломаты в погонах" ожидали от Швеции в первые дни войны, как образно заметил В.А. Сташевский "всяких сюрпризов".8Следует отметить, что Сташевский преувеличивал шведскую опасность для России. Он был уверен в том, что Швеция могла начать военные действия против России в любой момент, о чем старался поставить в известность начальника Морского Генерального штаба адмирала Александра Ивановича Русина.9 Кто знает, может быть, мнение Сташевского принималось во внимание, когда было принято беспрецедентное решение - превентивная мера командующего Балтийском флотом адмирала Н.О Эссена в первые дни войны отправить к острову Готланд эскадру Балтийского флота, которая была отозвана назад лишь в самый последний момент.10

Степень недоверия к позиции Стокгольма была действительно высокой на протяжении войны. Военно-морской агент сравнивал политику Швеции с "капризной женщиной, которая в любую минуту может изменить свое мнение в ту или другую сторону". Он был уверен в том, что шведские стремления к реваншу сдерживались исключительно только двумя людьми - премьер-министром Я. Хаммаршельдом и министром иностранных дел К.Валленбергом. "Умри сегодня эти два человека и завтра Швеция выступит против нас, несмотря на все выкрики социалистов"11,- утверждал он в одном из своих донесений.

Военный и военно-морской агенты довольно часто сообщали в Петроград, что вступление Швеции в войну против России практически неизбежно. И каждый раз в их запасе имелись веские аргументы в пользу такого вывода. Весной 1915 г. таким аргументом стала непроверенная информация о сотрудничестве между шведским и немецким генштабами.

В конце 1915-начале 1916 гг. сильным аргументом в пользу неизбежного русско-шведского конфликта стали сведения о военной подготовке в Германии финских добровольцев, чтобы использовать их затем с целью организации для восстания в Финляндии. Швеция в таком случае, не могла бы спать спокойно и пришла бы на помощь "истекающим кровью финнам". "Дипломаты в погонах" настолько устали находиться в состоянии перманентной тревоги за действия Швеции, что открытое вступление этой страны в войну они даже стали считать лучшим выходом, чем тревожное состояние угрожающей неопределенности. Такая позиция военных представителей была противоположной позиции российских дипломатов в Скандинавии и слабо согласовывалась с национальными интересами России.

Военные аналитики Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) обязаны были представлять в течение войны сценарии возможного развития событий на Севере Европы и, в зависимости от изменившихся условий, отвечать на вопрос центрального руководства: "придется ли Скандинавским странам стать участниками современной войны"?

В конце ноября 1916 г., например, из-за очередного германо-норвежского конфликта, в докладе ГУГШ высказывалось сомнение в том, что Скандинавские страны сохранят свой нейтралитет. Более того, в этом докладе содержалось положение, согласно которому конфликт Германии с Норвегией и как следствие - война между двумя странами и выступление Норвегии на стороне Антанты, выгодны для России.12 При этом доклад ГУГШ практически полностью воспроизводил аналитическую записку Кандаурова.13 Кандауров, а вслед за ним и ГУГШ, полагали, что российское руководство должно, наконец, определить для себя, что важнее для Петрограда: "уступчивость ли Норвегии Германии, которая сводит почти к нулю английскую блокаду", или "неуступчивость Норвегии". Для военного агента и сотрудников Главного управления Генштаба был ближе второй вариант - "толкнуть Норвегию на войну с Германией". При этом предполагалось, что Англия окажет Норвегии необходимую помощь. Кандауров считал, что в случае германо-норвежского конфликта Швеция также не останется в стороне и, в отличие от Норвегии, выступит против России. Российско-шведская война была для него более приемлемым решением, чем постоянное опасение, что Швеция способна нанести удар в самое неподходящее время в спину российской армии.

Следствием очередной тревоги вокруг возможной эскалации конфликта на Севере Европы стало усиление российского военного присутствия в Финляндии. Если сравнить донесения дипломатических и военных представителей России в Скандинавии, то можно сделать вывод о том, что военные атташе были настроены более воинственно, чем дипломаты. Дипломаты, в силу своей профессии, искали возможности для мирного разрешения конфликта, военные представители империи наоборот, были приверженцами вооруженного способа разрешения конфликта.

В годы Первой мировой войны военным агентам пришлось заниматься не свойственной им и не предусмотренной старыми инструкциями деятельностью - а именно ведением информационной войны - борьбы за общественное мнение скандинавских нейтралов. Развитие демократических традиций в Северных странах привело к тому, что здесь общественное мнение превращалось в силу, реально, а не номинально воздействующую на процесс принятия решений. Борьба за эту силу со стороны противоборствующих коалиций хотя и была бескровной, тем не менее достаточно ожесточенной. Донесения военных агентов приоткрывают завесу секретности в таком сложном вопросе, как пропаганда и информационные войны в Скандинавии. Например, согласно параграфу 9, ст. 3 сметы ГУГШ для воздействия на общественное мнение скандинавов выделялся кредит в 100 тыс руб, из этой суммы военный агент регулярно получал средства14, необходимые для ведения пропаганды.

Не отставало от Главного управления Генштаба и руководство военно-морскими силами страны. Так, в секретной телеграмме от 24 декабря 1914 г. адмирал А. Русин просил Сташевского "осторожно, не подвергая себя риску, навести справки о возможности и условиях подкупа для помещения статей желательного нам направления шведских газет".15 Сташевский справился с этим поручением и сообщал спустя несколько недель о том, что ему удалось наладить отношения со вторым редактором газеты "Dagens Nyheter" доктором Карлгреном. Эта либеральная газета имела репутацию независимого и неподкупного издания. Однако ее редактор Карлгрен был готов за соответствующее вознаграждение принимать и печатать нужные статьи из России. От прямой формы взятки он отказался, но, как заметил Сташевский, "лишь облек ее в приличную форму - вознаграждение за переводы". В ходе дальнейших переговоров он просил присылать готовые статьи на шведском языке, подписывая их псевдонимом "молодой друг", но прибавил, что все же придется платить за напечатание, причем желательно помесячно". Военно-морской агент, в отличие от дипломатических представителей империи, был убежденным сторонником проверенного способа ведения информационной войны с Германией - подкупа газет, считая его "более надежным и устойчивым".16

Помощник Сташевского П. фон Веймарн придавал большое значение российской пропаганде в Норвегии. Он был убежден в том, что Норвегия из трех Скандинавских стран легче всего могла бы быть вовлечена в войну с Германией под давлением общественного мнения. Причем, такая война, по его мнению, была бы "на благо России". Веймарн не только мечтал об этом, но и отвечал на вопрос, что нужно сделать, чтобы война между Норвегией и Германией стала неизбежной. Поскольку молодой лейтенант был уверен в способности общественного мнения Норвегии потребовать от ее руководства решительных действий против Германии, он считал необходимым прежде всего воздействовать на норвежское общественное мнение. Помощник военно-морского агента был уверен, что если бы последовательная работа "по подготовке общественного мнения" Норвегии началась раньше, то можно было бы найти casus belli для втягивания Норвегии в войну с Германией на стороне Антанты. 17

Как видим, в предложениях Веймарна прослеживается изрядная доля авантюризма и недопонимание государственных интересов России, которые вряд ли заключались в том, чтобы превратить Скандинавию в еще один плацдарм для военных действий, скорее наоборот. России нужна была нейтральная Скандинавия, тихий уголок мира в бушующем пламени войны.

Наиболее слабым звеном русской военной аналитики являлось изучение экономических отношений. Как вспоминал граф Игнатьев, "в сущности о значении экономики в политике даже во время войны все наше поколение имело тогда самое слабое понятие. Смехотворными и мелочными казались усердия французских дипломатов, стремившихся продвинуть на скандинавские рынки французский коньяк"18.

Тем не менее донесения военных агентов дают некоторое представление о масштабах военной контрабанды в Скандинавии. Это тем более важно, что о военной контрабанде почти ничего не говорили профессиональные дипломаты и торговые представители России. Донесения военных агентов, в частности, показывают, что перевозкой контрабанды занимались скандинавы, имевшие деловые отношения с российскими партнерами и русские, сотрудничавшие со скандинавскими предпринимателями. Однако в начале августа 1916 г. произошел неприятный инцидент. У одного "контрабандиста", некоего Захарченко, который вез из Парижа в дипломатической вализе лекарства для правительственных госпиталей, в пограничном пункте Хапаранда разорвалась посылка - и лекарства немецкого происхождения высыпались на пол перед изумленными таможенниками. Разразился скандал.19

Не отставали от коммерсантов и российские военные агенты. К примеру, военно-морской агент Сташевский сообщал, что "широко занимается контрабандой". Он отправлял медикаменты и термометры немецкого происхождения в Россию. Еще дальше пошел Кандауров. С его помощью в Санкт-Петербург выехал шведский предприниматель Магнус Мейер, который с собой вез две корзины гранат, оклеенных дипломатическими бланками и печатями.20 Время от времени Кандауров должен был проявлять и предпринимательские качества, правда, не всегда удачно. Он покупал бинокли в Швеции и Дании для Российской армии. Когда информация просочилась в шведские газеты, был большой переполох, но позднее выяснилось, что весь этот шум устроили конкуренты, у которых военный агент отказался купить бинокли по более высокой цене. Дело чуть было не дошло до отзыва Кандаурова.21 Тем не менее Кандаурову и его помощнику в Дании Потоцкому удалось к сентябрю 1916 г. приобрести в Швеции 2600 биноклей и 25 биноклей в Дании. На эти цели было израсходовано 577 628 крон.22

Донесения "дипломатов в погонах" также дают представление о масштабах размещения заказов военного и военно-морского ведомств в Скандинавии и транзите военных грузов. Военное ведомство заказывало в Швеции запчасти для автомобилей, станки, приборы, детали для аэропланов, специальную сталь, двигатели, стволы для винтовок, датчане и шведы предлагали нашим военным агентам отравляющие вещества и многое другое. Россия получала из Швеции даже подковы для лошадей. Осенью 1915 г. в Швеции было изготовлено 150 тыс заказанных ружейных стволов, которые вывозились в компенсацию за вывоз зерна и бобов на 2 млн 500 тыс крон. Это была контрабанда, шведское правительство не могло дать согласие на ее вывоз, но смотрело сквозь пальцы на выгодную для страны сделку.23 Другой пример, шведский завод Гускварна изготовил первый заказ на 20 тыс черновых стволов к маю 1916 г. В качестве компенсации за ввоз этого дефицитного товара Россия отправляла заводу паклю.24 Статистику по военным поставкам мы также можем обнаружить и проанализировать, используя донесения военных агентов.25

В заключение можно отметить, что донесения военных агентов свидетельствуют о том, что они постепенно стали соперничать с дипломатами в степени информированности по наиболее острым проблемам внутриполитической жизни скандинавских стран. Более разнообразными стали каналы получения военными агентами информации. В "большую политику" оказались вовлеченными представители новых для традиционной дворянско-монархической дипломатии социальных слоев - крупные банкиры, предприниматели, общественные деятели. Это давало взаимодействующим с ними "дипломатам в погонах" возможность существенно расширить поле своей деятельности. Несмотря на отказ военного ведомства вмешиваться в политические вопросы, довольно отчетливо проявилось "стремление высших военных кругов к более полной информированности по проблемам международных отношений и общим задачам внешней политики России".26 Если сравнить степень влияния российских и немецких "дипломатов в погонах" на формирование и принятие решений по тому или иному военному и даже внешнеполитическому вопросу, то мнение немецких военных агентов оказывалось более весомым, чем их российских противников.

Донесения военных агентов являются важным источником для анализа русско-скандинавских отношений. Содержащаяся в них информация дополняет сведения дипломатических и торговых представителей России в Скандинавии, причем, в тех вопросах, которые освещались профессиональными дипломатами и торговыми представителями менее глубоко. При этом не следует забывать о том, что каждое донесение, каждый рапорт и аналитическая записка принадлежат перу конкретного человека, со своим сформировавшимся менталитетом, со всеми своими пристрастиями и эмоциями. Поэтому необходим критический подход к источнику, сопоставление его со множеством других не менее значимых документов.

1 Военно-морская разведка в Первой мировой войне. Комментарии В.А. Петрова // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 165.

2 Инструкция военным агентам или лицам их замещающим от 5.08.1912 // Сергеев Е., Улунян А. Не подлежит оглашению. М., 2003. С. 452.

3 Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1959. Т. 1. С. 435.

4 Инструкция военным агентам и лицам их заменяющим от 5.08.1912. Приложение 3.

5 Там же. С. 33.

6 Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. С. 301-302.

7 Российский государственный военно-исторический архив (далее: РГВИА). Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3284. Л. 6. О подготовке Петроградского военного округа к войне со Швецией, 1909 г.

8 Российский государственный архив военно-морского флота (далее: РГА ВМФ). Ф. 418. Оп. 1. Д. 3991. Л. 63-64.

9 Там же. Ф. 418. Оп. 1. Д. 3991. Л. 65-66. Рапорт Сташевского А.И. Русину от 3 (16).08.1914. 10 Еselius G. The "Russian Menace" to Schweden. Stockholm, 1994.P. 6.

11 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 3991. Л. 90 . Секретная телеграмма А.И. Русина Сташевскому от 24.12.1914. Письмо Сташевского В.Е. Канину от 2.06.1915.

12 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Т.5. Д. 7447. Л. 91-92. Доклад по ГУГШ от 28.11.1916.

13 Архив внешней политики Российской империи (далее: АВПРИ). Ф. 138. Оп. 467. Д. 420. Л. 158-161. Записка Кандаурова "Придется ли Дании, Швеции и Норвегии вопреки своему желанию, стать участниками современной европейской войны", 16(29).11.1916.

14 РГВИА. Ф.2000. Оп. 1. Д. 3314. Л. 38. ГУГШ от 7.08.1917.

15 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1. Д. 3991. Л. 77. Секретная телеграмма А.И. Русина Сташевскому от 24.12.1914.

16 Там же. Л.78-80. Сташевский Русину от 30.12.1914, от 12.01.1915.

17 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 405/423. Л. 11 об. Записка фон Веймарна "Настроение в Норвегии" от 21.02.1915.

18 Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. С. 431.

19 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Т.5. Д. 7447. Кандауров в ГУГШ от 13(26).09.1916.

20 Там же. Д. 4469. Л. 15. Кандауров генералу Леонтьеву от 30.03.1915

21 Там же. Л. 87. Кандауров от 13.05.1915.

22 Там же. Д. 5990. Л. 2, Л. 10. Кандауров в ГУГШ от 9.09.1916.

23 РГА ВМФ. Ф. 418. Оп. 1 Д.1417. Л. 85, 86. Неклюдов Нератову от 28.10.1915, 30.10.1915.

24 РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 5987. Л. 112. В .Якобсон Кандаурову от 27.05.1916.

25 Там же. Л 44. Сведения об изготовлении и текущих поставках к 1.09.1916.

26 Инструкция военным агентам или лицам их замещающим от 5.08.1912 С. 33.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история