Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Комментарии (1) Дорфман М. Кровавый навет: опыт деконструкцииНе так давно я получил сообщение под шапкой «Кровавый навет Маршака». Текст пришел из русского отдела радиостанции, выражающей позиции еврейских поселенцев на удерживаемых израильской армией территориях. Речь шла не об известном советском поэте, авторе любимых с детства «Мойдодыра» и «Человека рассеянного» Самуиле Маршаке, а о его двоюродном внучатом племяннике Йоэле. Поселенцы якобы застали его с пилкой, когда он возился в арабских маслинах. Многие годы различные правозащитные организации обвиняют поселенцев, что те изводят маcличные деревья с целью лишить заработка своих арабских соседей, а тут поселенцы сами поймали Маршака, известного их недоброжелателя, активно помогающего арабам. Никак сам подпиливал, чтоб потом на честных евреев возвести напраслину. Правда, подоспевшая полиция вернула пилу Маршаку и делу хода не дала. Зато появился повод обиженно поговорить о «кровавом навете». Как будто дело Бейлиса, всколыхнувшее всю Российскую империю, случилось из-за того, что Менделя Бейлиса заподозрили, будто он пилкой портил киевским обывателям «садок вишневый коло хаты». Однако Бейлиса и косвенно всех евреев обвинили в ритуальных убийствах. * * * Подробности дела Бейлиса хорошо известны. Менахем-Мендель Бейлис, довольно далекий от религиозной традиции еврей, конторщик на кирпичном заводе в Киеве, был арестован 22 июля 1911 г. Бейлиса обвинили в убийстве Андрея Ющинского, ученика подготовительного класса Киевского Софийского духовного училища. Труп мальчика был обнаружен на окраине Киева за два месяца до того. На трупе было 47 колотых ран. В качестве мотива преступления называлось ритуальное убийство. Следствие и суд над Бейлисом длились два года. Присяжные оправдали Бейлиса, хотя и признали, что труп был обескровлен. Это косвенно означало, что убийство мальчика могло иметь ритуальный характер. Сначала в убийстве заподозрили приемных родителей мальчика, позже содержательницу воровского притона Веру Чеберяк, сын которой дружил с Андреем, и лишь потом появилась версия ритуального убийства. Процесс привлек внимание в России и во всем мире. Показателем общественного интереса к делу может служить то, что за время процесса и в связи с ним было 66 случаев репрессий против печати: наложено было 34 штрафа на огромную по тем временам сумму в 10.400 рублей, конфисковано 30 изданий, в 4 случаях редакторы подверглись аресту, 2 газеты закрыты до суда. После окончания суда власти подали иски о клевете против нескольких видных публицистов. Дело Бейлиса считается символом: разгула государственного антисемитизма, приведшего к процессу; победы сил прогресса над силами реакции; предсказанной сионизмом обреченности еврейского изгнания (галута), или же предсказанного марксизмом коллапса старого строя... О деле Бейлиса написаны сотни книг, статей и монографий. Все они неизменно содержат вышеприведенные, по сути, ложные утверждения, потому, что любой символ – лишь упрощение сложной действительности. Было ли «Дело Бейлиса» выражением российского антисемитизма? Нет. Кровавые наветы бывали в российской истории и раньше, и не только против евреев… Было ли Дело Бейлиса схваткой сил реакции и прогресса, победой передовых филосемитов над реакционными антисемитами? Тоже нет. В обеих лагерях можно встретить истовых филосемитов вместе с отъявленными антисемитами, революционеров и либералов вместе с реакционерами-монархистами. Какие же процессы происходили в Российской империи на рубеже веков, если дело, касающееся небольшого периферийного народа, смогло так взбудоражить огромную империю, так резко поляризовать общественное мнение? Если детально разобраться, то дело Бейлиса лишь послужило поводом для определения позиций самих русских людей. До евреев, как обычно, дело было лишь самим евреям. И последнее. Была ли реальная почва для столь упорных предрассудков о ритуальных убийствах и религиозном изуверстве, кстати, совершенно разных вещах? * * * В ходе процесса Бейлиса определились два лагеря. Российское общество разделилось по принципу не «за» или «против» самого Бейлиса, а за или против обвинения и суда. В многочисленных работах как-то обходится вниманием вопрос о том, что нет явной корреляции между позицией в «Деле Бейлиса» и идеологическими, философскими и политическими взглядами сторон. Еще более поразительный факт, что любовь или нелюбовь к евреям тоже не играла существенной роли в выборе позиции. «За Бейлиса» были не только либеральные силы, но и откровенные антисемиты. Одним из ведущих защитников Бейлиса, протестовавшим против позорного процесса, был Василий Шульгин, признанный идеолог черносотенного «Союза русского народа», автор известного антисемитского сочинения «Почему они нам не нравятся». Шульгин был в лагере противников суда далеко не единственным. Монархическая и националистическая газета «Киевлянин» начал защиту Бейлиса за два года до того, как его стал редактировать Шульгин. Под редакцией профессора Пихто, тоже не скрывавшего своих юдофобских настроений, «Киевлянин» вышел под шапкой «Вы сами приносите человеческие жертвы!». «Вы» – это в данном случае власть. Так что речь идет не о взглядах отдельных людей, а о четкой редакционной политике. «Киевлянин» не только публиковал статьи с критикой действий властей, но и провел единственное в своем роде независимое расследование, выявившее истинных убийц мальчика. При этом газета продолжала делиться с читателями соображениями «почему они нам не нравятся», ратовала за сохранение «черты оседлости» и других ограничений, наложенных на евреев дискриминационными законами Российской империи. Киевские черносотенцы не ограничивались лишь евреями, а выступали против украинской просветительской деятельности, требовали запрета украинского языка. Интересно, что дело Бейлиса свело в один лагерь яростного защитника целостности империи Шульгина и видного идеолога украинского национализма, историка Михайла Грушевского. Истовых филосемитов, которые выступали против обвинения Бейлиса, как Максима Горького (автора известного тезиса «если враг не сдается, его уничтожают») или Мережковского и Гиппиус (восхищавшихся позже Гитлером) тоже не заподозришь в излишнем либерализме. Даже по отношению к кровавому навету в рядах противников суда над Бейлисом не было единства. Некоторые, вслед за видным филосемитом, украинским историком Костомаровым, верили, что среди евреев существует тайная изуверская секта, практикующая ритуальные убийства с использованием крови жертв. Однажды царь Николай I поделился своим мнением о ритуальных убийствах: « По моему мнению... между евреев существуют, вероятно, изуверы или раскольники, которые христианскую кровь считают нужною для своих обрядов. Сие тем более возможным казаться может, что, к несчастью, и среди нас, христиан, существуют иногда такие секты, которые не менее ужасны и непонятны, например, сожигальщики и самоубийцы». Архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий), будущий глава эмигрантской Карловацкой церкви известен своими проникновенными писаниями против еврейских погромов. Сегодня его тексты можно найти в интернете почти на любом произраильском христианском сайте, даже у критически настроенных к православию евангелистов. Он стоял стоял за организацией теологической экспертизы на процессе. сделавший заключения в пользу невиновности Бейлиса. Однако в бытность архиепископом на Волыни, владыка Антоний заявил делегации местных евреев, пришедших просить его защиты от погрома, что не будет отрицать возможности использования христианской крови у евреев. Интересно, что такое заявление противоречило официальной позиции Русской Православной Церкви, всегда отвергавшей кровавый навет. На одном дыхании владыка сообщил также, что он против погрома, а грех каких-то отсталых иудейских изуверов, убивающих одну жертву все же меньше, чем грех безбожных еврейских нигилистов, отравляющих сознание целого поколения. В деле Бейлиса владыка Антоний оказался в одной лодке с теми самыми «нигилистами»: с народником Короленко и эсером Мережковским. Там же оказался и другой заклятый враг, Галицкий митрополит Андрей (Шептицкий), глава Украинской греко-католической церкви. Не пройдет и двух лет, как по требованию владыки Антония русские власти, оккупировавшие Львов, арестуют владыку Андрея и вышлют его в Сибирь. Впрочем, львовский митрополит не затаил зла, а может, и не знал о роли киевского владыки в своем аресте. В 1919 году он приютил у себя группу голодных и оборванных православных архиереев во главе с Антонием и Евлогием (Георгиевским), в панике бежавших от красных и оказавшихся во Львове без гроша. Интересно, что в то же время среди беженцев из Советской России во Львове оказался и Василий Шульгин. Львовские евреи тепло приняли его, помогли ему и снабдили деньгами на дорогу. * * * Было ли дело Бейлиса, говоря современным языком, политическим заказом царизма? Обвинение всеми силами пыталось не только осудить Бейлиса в убийстве, но и установить прецедент ритуального убийства. Неграмотного и далекого от религии Бейлиса спрашивали о смысле сложных правил в Талмуде, о значении древних арамейских слов, которых он отроду не слыхал. Испуганная жена Бейлиса на вопрос о соблюдении пасхальных правил отвечала: «Некогда нам про это думать. Надо детей растить... для нас что маца, что соленые огурцы, все одинаково». Обвинение вызывало свидетелей, не имевших отношения к делу, но могущих что-либо сказать о ритуальных убийствах. Официальная позиция царской власти не вызывала сомнений в лагере противников обвинения. Там единодушно считали, что обвинение проводит политику царского правительства. Шульгин дорого заплатил за свою страстную защиту Бейлиса. В 1914 году его осудили за клевету по иску, поданной государственной прокуратурой. Шульгин утверждал то, во что верили все противники дела Бейлиса, – якобы власть инспирировала процесс, и что обвинение выполняло политический заказ. Современные публикации тоже в большинстве своем без колебаний называют царизм заказчиком процесса. И все же нет никаких документов, подтверждающих такие заявления, как не найдено аналогичных документов об участии царского правительства в других кровавых наветах или в организации погромов. Разумеется, хорошо известны антисемитские настроения в кругу царской семьи, как и симпатии царя Николая II к черносотенному движению. Однако сам царь из политических соображений отказал черносотенцам в своем покровительстве в 1907 году, чем во много предопределил закат этого движения. Хотя крах черносотенцев произошел потому, что они так и не смогли предложить никакой позитивной программы, и весь смысл их существования заключался в проповеди ненависти к различным «врагам России», которых они находили повсюду. В правительственных кругах можно найди и сторонников обвинения Бейлиса и его противников. Царская власть не задавала жестких идеологических рамок и всегда допускала борьбу между либералами и консерваторами за влияние на политику царя. Многие высокопоставленные сановники, такие как начальник департамента полиции Алексей Лопухин (выдавший эсерам провокатора Азефа), бессарабский губернатор князь Сергей Урусов и многие другие, выступали против политики государственного антисемитизма. Протестовали против кровавого навета и многие киевские полицейские и судебные следователи, не согласные с тем путем, по которому пошло следствие. «Бейлис оправдан и его "газетные защитники" уже не упоминают о тех некрасивых подозрениях, которые еще на днях высказывались по адресу присяжных заседателей», – писала газета «Московский вестник». «Некрасивые подозрения» в продажности высказывались и в адрес судебных властей. С тем же пылом, с которым противники процесса говорили о политическом заказе царизма, сторонники дела Бейлиса говорили о том, что «процесс куплен». Еще до начала суда министр юстиции Щегловитов высказался: «Во всяком случае, дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили меня и все правительство». О коррупции в Российской империи, в ее судах написано много. Нет никаких доказательств, что в деле Бейлиса «жиды всех купили». Уж слишком громким было дело, слишком много глаз наблюдали за каждым шагом. Да и поведение евреев не отличалось сплоченностью. Кто-то писал в газетах, кто-то искал политической поддержки у своих единомышленников неевреев, собирал подписи, призывал к стачкам, как Троцкий, кто-то использовал знакомства, подавал петиции царю, как барон Гинцбург. Правда, в отличие от нынешних времен, неизвестно ни одного случая, чтобы какой-нибудь еврейский деятель заявил, что все это кара от Бога, то ли за плохое посещение синагоги, то ли из-за того, что обереги-мезузы в доме бракованные. Несомненно, были на задворках и такие, но они предпочитали держать рот на замке, да и СМИ тогда еще ценили за гражданскую позицию, а не за поиск скандалов. Однако коррупция была, и евреи Российской империи были с ней хорошо знакомы. Многие отрасли криминального бизнеса просто не могли существовать без протекции властей. Взятки брали в полиции, в прокуратуре, в судах, при распределении правительственных заказов. Значительный процент евреев был не только среди преступников-«белых воротничков», но и среди сельских грабителей, налетчиков, даже торговцев живым товаром. Евреи контролировали дома терпимости не только в черте оседлости, но даже в Петербурге, где евреев было едва больше 1% населения, 16% борделей находились в еврейских руках. Да и люди далекие от криминалитета, вынужденные искать заработка в закрытых для евреев губерниях, заниматься запрещенными для евреев профессиями, обходить всяческие антисемитские законы империи, ограничивающие гражданские права евреев, – все они, так или иначе, существовали благодаря всеобъемлющей коррупции. Сегодня многие в России не любят слышать о государственном антисемитизме. Александр Солженицын в нашумевшей книге о русско-еврейских отношениях «200 лет вместе» сознательно обходит вопрос кровавых наветов, заявляя, что все это польские козни. Действительно, единственным теологом, свидетельствовавшим на суде о существовании ритуальных убийств и использовании евреями крови, был польский католик из Ташкента Иустин Пранайтис. Зато Солженицын не забывает заметить, что мстительные евреи-чекисты после революции уничтожили всех причастных к обвинению Бейлиса, от министра юстиции Щегловитого до «несчастной» Веры Чеберяк. Вадим Кожинов много времени посвятил борьбе за очищение русской чести от обвинений в антисемитизме, выискивая национальность ведущих русских антисемитов Крушевана, Бутми и других. Кожинов протестует против того, что вдохновителя Кишиневского погрома 1903 г. Крушевана везде называют Павлом Александровичем, «хотя он носил молдавское имя Паволаки». Многие указывают на большой, часто непропорциональный процент евреев в разных сферах жизни. Интересно то же самое, что в антисемитских работах пишется о еврейском влиянии, Троцкий писал во время «Дела Бейлиса» о балтийских немцах, игравших в государственном аппарате Российской империи примерно ту же роль, что позже сыграли еврейские кадры в первые годы Советской власти. «Воспитанные в раболепстве пред царизмом и в презрении к ... населению, играют, как известно, большую роль в русской дипломатии, прокуратуре и жандармерии, давая наиболее чистую культуру бюрократического нигилизма, – без национальности, без хотя бы связей с коренным населением, без совести и без чести» ( Л. Троцкий. «Под знаком дела Бейлиса». Собр. Сочинений. Политическая хроника). Действительно, Российская империя была «тюрьмой народов», и каждый народ в этой тюрьме страдал по-разному. Евреи были не в самом худшем, а скорей даже в лучшем положении. Кавказские горцы, мусульмане Средней Азии, народы Севера испытывали значительно больший гнет, чем евреи. Да и православных русских людей – староверов (а их насчитывалось в 1913 году свыше 12 миллионов) угнетали и преследовали значительно круче, чем евреев. Крестьяне, составляющие подавляющее большинство населения империи, тоже были лишены некоторых прав, которыми располагали евреи. Например, закон позволял применять к крестьянам телесные наказания. И все же можно говорить о государственном антисемитизме в Российской империи. Как и позже в СССР коррупция, а также отсутствие эффективного репрессивного аппарата, делали политику государственного антисемитизма, как и всякую политику недемократического государства, малоэффективной. * * * Лагерь сторонников обвинения Бейлиса тоже не состоял сплошь из реакционеров и антисемитов. Министр юстиции Щегловитов, всеми силами добивавшийся осуждения Бейлиса за ритуальное убийство, считался либералом. Его статьи в прогрессивных изданиях «Право» и «Юридический Вестник», как и работа на посту обер-прокурора уголовного департамента Сената и позже помощника (заместителя) министра в правительстве либерала Витте, создали Щегловитову репутацию поборника прогрессивных реформ. Одиозная содержательница воровского притона Вера Чеберяк, которая очевидно была организатором убийства мальчика, опасаясь, что он выдаст их планы ограбления церкви, тоже никак не похожа на привычный типаж монархиста-черносотенца. В 1919 году она оказалась в составе Киевского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, устанавливающего советскую власть в Матери городов русских. Чекисты опознали ее и расстреляли без суда. Впрочем, сотни тысяч, если не миллионы, черносотенцев, клявшиеся в 1905 году живот положить за «веру царя и отечество», в 1917 с готовностью пошли бороться «за власть Советов». В точности, как и миллионы немцев, еще в 1930 году голосовавшие за коммунистов, в 1933 пошли с нацистами. Иначе невозможно объяснить, куда делось действительно массовое и всенародное черносотенное движение. Еще более неожиданно найти в лагере сторонников кровавого навета философа и восторженного филосемита Василия Розанова. И до и после процесса Розанов писал восторженные работы с апологетикой еврейства. В разгар процесса Розанов выпустил одиозный труд «Обаятельное и осязательное отношение евреев к крови». О сложных отношениях Розанова с евреями хорошо говорится в работах Ефима Курганова (10-11). Курганов доказывает, что книгу Розанова антисемитской никак не назовешь. Розанов верил в существование ритуального использования крови у евреев, но это не возмущало его. Живший в эмиграции писатель Крымов рассказал, что Розанов тайком восхищался этим (12). Вячеслав Иванов в письме к А. Блоку сообщал, что на вечеринке Розанов даже сам пил смешанную с вином кровь своего еврейского друга Минского. Символика крови, свойственная расизму в Германии и Франции, была чужда русской общественной жизни до начала ХХ века. Одним из первых проповедников расистских идей «крови и почвы» в России стал выдающийся русский теолог и философ отец Павел Флоренский. В разгар процесса Бейлиса он публиковал статьи под псевдонимом Омега, где толковал об опасностях смешения крови славян с еврейской кровью и о вредоносном влиянии такого смешения на кровь других народов, о святой связи крови и земли. Впрочем, Розанов тоже рассуждает о евреях, как об особой семитской расе, по сути отличной от всех других. Последнее обстоятельство интересно потому, что расизм как раз базируется на якобы научных расовых теориях Гобино и Ренана, на модных тогда антропологических трудах Тейлора (22). * * * Вопреки распространенным тогда и сейчас стереотипам, расизм (не всегда антисемитизм) находил питательную среду не среди крестьянства, даже не у мещан, приказчиков и купцов, а среди цвета русской интеллигенции. В современной дискуссии считается неприличным поднимать вопрос о причинах антисемитизма. Априорно считается, что все такие разговоры сводятся к утверждению, что «евреи виноваты». Действительно, антисемитизм, как и любая ксенофобия, – чувство иррациональное, отражение естественной и всеобщей психологической реакции страха перед чужими. Определение «чужих» зависит от конкретных социально-культурных условий, однако считается, что человек цивилизованный и культурный будет совладать со своими инстинктивными страхами, как он совладает с не менее естественными позывами, такими, как кровосмешение или педофилия. Вместе с тем, иррациональные чувства хорошо используют люди очень рациональные и для достижения вполне рациональных целей. Существует ряд интереснейших исследований советских социологов 1920-х годов, изучавших причины антисемитизма в связи с массовой эмиграцией евреев из местечек бывшей черты оседлости в крупные города СССР и явным присутствием евреев в советской элите. Самые сильные антисемитские настроения были выявлены не среди крестьян, а у «человека из предместья», у мещан, людей свободных профессий и в нижнем и среднем звеньях управленческого аппарата. С начала 1930-х годов на всю эту тему было наложено табу, а Сталин хорошо использовал эти настроения в борьбе с партийной оппозицией. Сегодня тоже не принято об этом говорить. Московский литературовед Леонид Кацис, выпустивший исследование, посвященное отношению русской интеллигенции к делу Бейлиса, даже постановку вопроса о влиянии идиша на язык советских публикаций 30-х годов считает антисемитизмом. Понятно, что манипулировать антисемитскими настроениями легче среди людей, испытывающих конкуренцию со стороны евреев. Как раз в России начала ХХ века наблюдался стремительный рост числа предпринимателей и людей свободных профессий – евреев. Царская власть не скрывала, что «защищает» коренное население. И чем больше «защитительных» ограничений вводилось, тем больше врагов эта власть приобретала. Интересна фигура эксперта обвинения Ивана Сикорского, свидетельствовавшего в пользу существования ритуальных убийств у евреев. Он определил убийство мальчика, как типичный случай «расового мщения, или вендетты сынов Иакова к субъектам другой расы». Заключение вызвало бурю негодования в научных кругах заграницей. Профессор Сикорский известен не только как отец известного американского авиаконструктора. Иван Сикорский пользовался мировой известностью, его имя называлось среди корифеев русской науки вместе с именем Ивана Павлова. Сикорский был выдающимся клиническим психологом, новатором детской психологии. В 1912 году он создал в Киеве Врачебно-педагогический институт для умственно недоразвитых, отсталых и нервных детей – первое в мире исследовательское учреждение, занимавшееся такого типа. Сикорского заслужено считали основоположником этого направления в психологии. Благодаря своей деятельности Сикорский пользовался глубоким уважением среди населения и в профессиональных кругах. Несомненно, он был широко просвещенным человеком, верившим в науку. Ему, как и многим европейским рационалистам XIX века, казалось, для нет предела для разума. Умы общества будоражили теории Маркса, предлагавшие заманчиво рациональные, а самое главное – единственно верные, научные рецепты решения всех общественных проблем. Расовая теория, евгеника и другие лженауки, казалось, лишь открывали новый, блистательный мир будущего. Именно в среде интеллигенции ходили модные тогда теории антропологического эволюционизма, выстраивавшие универсальные схемы развития и объявлявшие человеческие жертвоприношения необходимым этапом развития любой религии. В подобных схемах иудаизм считался более архаичным, чем христианство, а посему и ритуальные убийства в нем должны бы были сохраниться лучше, чем в «развитом» христианстве. До современных идей мультикультурализма, равенства культур, приоритета общественного над национальным, еще было далеко. Хотя, имперская идея значительно ближе этим моделям, чем сменившие ее модели национальных государств, неизбежно порождавшие геноциды. Несмотря на все недостатки, империя, будь то Британская, Российская и даже Османская, лучше сохраняли культурное разнообразие и паритет различных цивилизаций. На самом деле империи и были единственным пока в человеческой истории реальными много- культурными моделями. Все другие мультикультурные модели, в лучшем случае, пока лишь тестируются. Интересно, что еврейская среда тоже не имела никакого иммунитета против лженаучных расистских теорий. Знаменитый сионист Макс Нордау, именем которого названы улицы в любом израильском городе, выступил с теорией, по которой еврейский народ в диаспоре усиленно деградирует в нравственном, моральном и физическом развитии. Формулировки Нордау напоминают образ недочеловека в нацистской расологии. Нордау и его последователи видели решение еврейского вопроса в создании еврейского государства. Другие деятели сделали свои выводы и предложили более радикальные пути окончательного решения еврейского вопроса. Расизм обосновывался рациональными научными соображениями и являлся в первую очередь достоянием просвещенной части общества. * * * Напрасными оказались тревоги Короленко, впавшего в отчаяние оттого, что в состав коллегии присяжных вошло семеро крестьян, два мещанина, три мелких чиновника. С таким составом устроители процесса рассчитывали на обвинительный вердикт, тем более что на присяжных оказывалось беспрецедентное в истории российского судопроизводства давление. На суде представляли нетленные мощи «жидами умученного» священномученика инока Гаврилы. Перед вынесением вердикта в Софийском соборе, как раз напротив здания суда, служили молебен по невинноубиенному отроку Андрею. К вящему неудовольствию церковного начальства, хорошо осведомленного в том факте, что мальчика собирались использовать при ограблении церкви, «в народе» раздавались призывы причислить Андрея Ющинского к лику святых. Черносотенная пресса ликовала: «Наш православный мужичок не даст себя обвести вокруг пальца, уж он-то разберется, где святая правда, а где иудейские козни! Бейлису не выпутаться, его ожидает заслуженное возмездие, и это решающее слово скажет народ!» «Народ» сказал свое слово – «невиновен». Мнения присяжных разделились поровну, в точности, как разделилось российское общество. Закон в таком случае был на стороне подсудимого. Мендель Бейлис встал, поклонился присяжным и упал в обморок. Болевший за Бейлиса лагерь мгновенно забыл, что там думали и говорили о присяжных. Ведь знаменитый профессор Бехтерев в интервью перед процессом выразился «Такой серый состав трудно встретить даже в глуши». И это далеко не самое нелестное. Разумеется, допущения «что бы было, если» никогда ничего не доказывают, но «просвещенная публика» скорей всего вынесла бы Бейлису обвинительный приговор, как это случалось в подобных случаях, о которых я расскажу ниже. * * * В историко-теологическом исследовании Леонида Кациса «Кровавый навет и русская мысль», полностью посвященном расколу в русской интеллигенции вокруг дела Бейлиса, оно названо «высшей точкой в напряженных еврейско-русских отношениях». Хотя антисемитская подоплека дела Бейлиса несомненна, но очевидно и то, что российское общество разделилось не по оси прогрессивный лагерь филосемитов против антисемитских сил реакции. Расклад сил показывает, что евреи тут были в «сострадательном наклонении», а нешуточный спор расколол российское общество совсем по другим признакам. Дело Бейлиса, да и весь еврейский вопрос, были в лучшем случае поводом для других, более серьезных дискуссий. Причем не самым первым. Кровавый навет, обвинения религиозно-этнических меньшинств в ритуальных убийствах не были в России новостью. Страдали от них не только евреи. В обширной литературе о деле Бейлиса этот факт почти не упоминается и никак не рассматривается. В интернете сотни тысяч ссылок по делу Бейлиса и лишь 12, где дело Бейлиса упоминается вместе с «Мултанским делом». Две из них – на статью Владимира Короленко «Бейлис и мултанцы». Прошло без малого сто лет после дела Бейлиса, прежде чем израильская исследовательница из департамента русских и славянских студий Иерусалимского университета Юдит Калик впервые решила сравнить эти оба дела (32). «Мултанское дело» 1892-1896 годов по обвинению в ритуальном убийстве удмуртов (тогда их называли вотяками) послужило основой для сюжета романа Бориса Акунина «Белый бульдог». Два дела очень похожи. В обоих делах Владимир Короленко принял участие в защите обвиненных в кровавом навете. Как и дело Бейлиса, Мултанское дело началось после убийства, которому придали вид ритуального, в надежде, что правоохранительные органы предпочтут такую версию. Как и в деле Бейлиса, полицейское следствие сначала пошло по другому пути, но под общественным давлением прокуроры предпочли развивать версию ритуального убийства. Во время процесса Бейлиса прокуратура использовала Мултанское дело для доказательства факта ритуальных убийств. В обоих процессах обвиняемые были оправданы. «Несмотря на все это исследователи воздерживались от сравнительного исследования, – пишет Юдит Калик, – вероятно из-за огромной разницы между идентичностью обвиняемых: между еврейским народом с одной стороны, и вотяками, далеким угро-финским народом на окраине Российской империи с другой». Стоящая на Средней Волге Вятка – не окраина, а сердце России. Однако, в остальном исследовательница права. Действительно, не принято у нас сравнивать евреев с кем бы то ни было. Еврейская история часто рассматривается в отрыве от истории мировой, как будто еврейский народ жил в изоляции, свято храня свою идентичность, а если и входил в какой-то контакт с другими народами, то лишь во время погромов, депортаций и других бед. Такая интерпретация истории идет еще от талмудической традиции, совершенно не интересовавшейся историей ради познания истины, а лишь пользовавшейся историческими примерами для назидательных и воспитательных целей. Великий еврейский законоучитель Маймонид (у евреев его зовут Рамбам) и вовсе полагал историю вредной, отвлекающей от единственно важных занятий Торой. «Мултанское дело» началось в мае 1892 года, когда на окраине удмуртского села Старый Мултан было обнаружено тело бездомного нищего Матюнина. Тело было выпотрошено, что сразу породило подозрения в ритуальном убийстве. Хотя полицейские приставы нашли следы крови, ведущие в расположенную по соседству русскую деревню Анык, прокурор Раевский решил дать ход версии о ритуальном убийстве. Полиция арестовала 12 удмуртов из Старого Мултана и обвинила их в совершении человеческого жертвоприношения богу Курбону. Бога такого никогда в удмуртской мифологии не было и слово это татарское, верней татарская форма арабского слова курбан – жертва. Мусульманский праздник жертвоприношения Ид аль-адха по-татарски называется Курбан-байрам. Сами удмурты веками считались православными. Все эти нелепости были несущественны ни для затеявших суд шовинистов, ни для ослепленного предрассудками общественного мнения. Подсудимые представали перед судом присяжных трижды. Два раза суд присяжных, состоявший (в отличие от дела Бейлиса) из просвещенной публики, выносил приговор «виновны». И каждый раз Правительствующий Сенат в Петербурге, исполнявший в Российской империи функции верховного суда, отменял приговор – случай беспрецедентный в российской судебной практике. Лишь на третий раз присяжные оправдали подсудимых. После суда нашлись и истинные убийцы. Сход деревни Анык изгнал их из общины и лишил удела в сельском мире. Убийцам не было куда идти, и они пришли с повинной, признались, что инсценировали ритуальное убийство, чтоб завладеть землей соседей-удмуртов. * * * Экспертом от обвинения на суде над мултанцами выступил Иван Смирнов, профессор Казанского университета, признанный в то время специалист по этнографии восточных угро-финских народов, автор нескольких книг, посвященных их обычаям, верованиям и образу жизни. Более того, верный традиции русской интеллигенции нести в народ просвещение, Смирнов популяризировал свою науку на многочисленных публичных лекциях. Задолго до Мултанского дела Смирнов писал о том, что языческая религия удмуртов предполагает человеческие жертвоприношения. Некоторые исследователи полагают, что лекции Смирнова, если не натолкнули убийц на мысль инсценировать жертвоприношение, то способствовали созданию общественного мнения в регионе. В любом случае профессор Смирнов не был ненавистником удмуртов. Наоборот, они были любимой темой его исследований. Он предстал перед судом как независимый эксперт, крупный специалист, выступающий от имени науки, представитель авторитетной тогда школы антропологического эволюционизма, продолжатель ныне почти забытого, а тогда очень популярного британского антрополога Тейлора. По теории Тейлора каждая религия обязательно проходит в своем развитии этап человеческих жертвоприношений. В следующих этапах, обязательно в фольклоре, остаются следы таких жертвоприношений. Такая заманчиво простая и убедительная схема казалась весьма правдоподобной публике конца XIX века, увлеченной расистскими приключенческими романами то ли о кровожадных злобных дикарях, то ли о наивных и примитивных детях природы. Впрочем, Юдит Калик считает, что утверждения Смирнова о человеческих жертвоприношениях среди вотяков как раз противоречили эволюционизму, а больше соответствовали взглядам немецких антропологов школы Фольксгей. А американский исследователь Роберт Джераци (26), называя Смирнова эволюционистом, просто следует современным американским воззрениям на тейлоровский эволюционизм, как на причину всех бед расизма. Так или иначе, но соперничающие тогда научные школы продолжают мощно влиять на обыденное сознание, хотя они были очень далеки от современных научных воззрений, хотя и. Впрочем, уже тогда в российских научных кругах возникли сомнения в достоверности построений Смирнова. Не найдя «следов» в фольклоре удмуртов, ученый взял для доказательства сказки другого угро-финского народа черемисов (сегодня их называют мари). Такая подтасовка насторожила ученых, но защитникам мултанцев не удалось найти эксперта, равного Смирнову. В процессе Бейлиса такой ученый был – профессор-востоковед с мировым именем Данила Хвольсон. Вопреки утверждению пишущего на религиозно-национальные темы автора Арье Бараца «За обвинениями в кровавых наветах стояли евреи» (18). По-Барацу то были евреи-отступники, выкресты. Он приводит целый список таких примеров. Крещеный еврей Хвольсон был самым главным и авторитетным экспертом, опровергнувшим обвинения в ритуальных убийствах. Он представил суду убедительное заключение. Основной аргумент Хвольсона против использования евреями крови заключался в том, что еврейская традиция в течение всей истории запрещала использование крови в любом виде. Хвольсон также показал, что нет ни одного достоверного исторического факта, указывающего на существование иудейской изуверской секты, приносившей человеческие жертвы или использовавшей кровь в ритуальных целях. «Евреи веками жили скучено, – аргументировал Хвольсон, – и такой секте негде было скрыться». Хвольсон еще не раз приходил на помощь своим бывшим единоверцам, которые обращались к нему вопреки религиозным запретам. Хотя в еврейской среде любят цитировать изречение, якобы принадлежащее Хвольсону о том, что лучше быть крещеным профессором в Петербурге чем еврейским учителем-меламедом в Вильно, однако его работы, наполнены неподдельной любовью к Христу, к христианству и отметают всякое сомнение в искренности Хвольсона. Джераци считает, что в «Мултанском деле» столкнулись два направления русского национализма. Народник Короленко, никогда не бывший либералом, а наоборот идеализировавший крестьянскую общину, представлял здесь консервативную имперскую версию русского национализма, по которой все народы империи если не русские, то неминуемо ими станут в процессе русификации. Короленко заявлял на суде, что вотяки не живут где-то в сибирских лесах, а в самом центре Российской империи и, кроме языка, нет никакой разницы между ними и русскими крестьянами. Раздувание национальной вражды против любого народа в империи равносильно разжиганию вражды против всей России, позорит Россию в глазах всего мира, как страну отсталую и дикую. Не удивительно, что Правительствующий Сенат проявил единодушие с писателем-революционером. Консервативные сенаторы в Петербурге тоже защищали не удмуртов, а интересы России, как они понимали их. * * * Короленко не изменил своих взглядов и во время дела Бейлиса. Не удивительно, что он оказался в стане с державниками, с которыми он, вероятно, расходился по любым другим вопросам – архиепископами Антонием и епископом Люблинским и Волынским Евлогием (Георгиевским) (представлявшим в Думе черносотенный Союз русского народа). «Она сказала свое слово, народная Россия, – слово здравого смысла, слово народной честности! Она доказала, что для русского суда общественной совести «несть эллина, ни иудея», что в ХХ веке суд народной России над жертвой кровавого навета не судит «по одному побуждению», а судит по уликам, как того хотел еще Александр I. В совещательной комнате, наедине со своей совестью, русский человек остался верен себе, своим лучшим духовым вождям; простой русский человек от сохи остался еще раз в духовном единении со своей интеллигенцией» – писала газета того времени, отражая точку зрения имперских националистов. Газета «Киевлянин» под редакцией Шульгина писала: «Низкий поклон этим киевским хохлам, этим серым гражданам киевской земли». Назвать их украинцами у великорусских шовинистов из редакции язык не поворачивался, а малороссами в «Киевлянине» называли всех жителей Украины. Русские этнические националисты и до сих пор утверждают, что нет украинского народа, а название появилось лишь в 1914 году. Подчеркивающий свой антисемитизм великоросс Шульгин придерживался по сути того же имперского национализма, что и украинец Короленко. Шульгин верил, что бредовые и беспочвенные кровавые наветы лишь позорят Россию, наносят ее интересам непоправимый вред как внутри, так и между народами. Более того, Шульгин, Пихно, журналисты из «Киевлянина» и многие другие в России испытывали мало симпатии к евреям и вряд ли видели в них интегральную часть Российской империи. Однако они полагали, что такой тотальный, или как сегодня пишут, фантастический антисемитизм, лишь вредит их антисемитизму реальному. Фантастический антисемитизм лишал смысла обоснованные претензии антисемитов-реалистов к евреям. Написанная 20 лет после процесса книга Шульгина «Почему они нам не нравятся» четко формулирует претензии «реалистов» к евреям – нечестная конкуренция и контроль над определенными отраслями экономики и свободными профессиями, массовое участие в революционном движении, доминирование в либеральной российской прессе. Интересно, что многие писания современных еврейских авторов вполне солидарны, по крайней мере, с двумя последними обвинениями. Надо сказать, что и раньше еврейская политика царского правительства всегда находила поддержку в тех или иных еврейских кругах в России. Если, ликвидация кагалов – еврейского самоуправления феодальных времен вызвала оживленную поддержку среди сторонников еврейского движения просвещения Хаскала, то дискриминационные меры по ограничению еврейской деятельности, поддерживались традиционным раввинским истеблишментом. Во время нашествия Наполеона, несшего в Россию идеи Великой французской революции, свободы, равенства и братства, основатель любавичского течения в хасидизме рабби Шнеур-Залман из Ляд призвал своих последователей сопротивляться французам. Он искренне формулировал свои аргументы. Если победят французы, то евреи разбогатеют и перестанут быть евреями, а царское правительство держит евреев в бедности и изоляции, что позволяет им сохранить себя и избежать греха, дожидаясь прихода Мессии. Не удивительно, что такие убежденные имперские националисты, как Шульгин или владыка Евлогий, в конце концов, пришли к поддержке большевиков, исповедовавших по сути ту же имперскую доктрину, что и они сами. * * * Однако вернемся к «Мултанскому делу», где очень ясно выявился и другой вид русского национализма – этнический, часто расистский. Этнические националисты верили, что каждый народ обладает определенными, «заложенными в крови» особенностями и никакое культурное влияние, никакая ассимиляции неспособны их уничтожить. Главным пропагандистом, нагнетавшим ненависть к удмуртам, оказался журналист Бабушкин, публиковавший свои памфлеты в казанском «Волжском вестнике». Он писал: «Кто теперь будет отрицать, что несчастные эти вотяки, носящие христианские имена Иван, Семен, Василий... с которыми и ты, дорогой читатель, мог стоять рядом, на самом деле в душе настоящие дикари с островов Тихого океана, о которых ты читал в книжках». Такую уверенность ничем не поколебать, ни оправданием подсудимых по «Мултанскому делу», ни вердиктом «невиновен» по «Делу Бейлиса». «Мы не раз отмечали, что независимо от оправдательного или обвинительного приговора – процесс сделал свое огромное общественное дело, – писала петербургская газета «Русское знамя», – разоблачена, удостоверена и закреплена в народной душе страшная сторона изуверской жидовской обрядности, существующей незыблемо с древнейших времен и до наших дней. Русское общество и русский народ и раньше таили в глубине сознания уверенность в существовании ритуальных зверств. Теперь уверенность сменилась убежденностью, что как бы ни щеголяло жидовство «культурностью», «прогрессом», «цивилизацией» и «борьбой с предрассудками» цена этому жидовскому хвастовству – грош». Листая старые газеты тех времен можно найти все составные русского этнического национализма, даже поддержку утверждения, что определение русского человека «по одному побуждению» не нуждается ни в каких научных теориях. Что-то вроде пресловутого тезиса, «что есть евреи и есть жиды», и кто есть – кто определяется чувством соборности. «Народ лучше знает». * * * Против антрополога Смирнова на «Мултанского процессе» выступил писатель Владимир Короленко, не имевший не только антропологического, но и никакого высшего образования. Он попросту высмеял аргументы профессора с позиции здравого смысла: «Из сказок про Бабу Ягу тоже можно вывести доказательства, что в наше время русский народ приносит человеческие жертвоприношения!» Защита строилась на том, что вотяки – церковные православные люди, почти ничем не отличающиеся от своих русских соседей, и всякие утверждения, что они тайком приносят жертвы богам – явная клевета. Положения эти весьма сомнительны, если не сказать ложные. Как-то в начале 1990-х пришлось побывать мне на фестивале угро-финских культур в Хельсинки. В течение нескольких дней я ходил смотреть на красочные шествия финнов, эстонцев, лапландцев, удмуртов, мари, эрзя и других народов в ярких национальных нарядах. Устроители хорошо постарались представить культуру и верования угрофинов, тем более, что щедрые субсидии Евросоюза позволяли широко развернуться. В удмуртском павильоне я запасся хорошо изданной книгой о народных обычаях. Мне с гордостью рассказали об обычаях жертвоприношения, или куала по-удмуртски. В павильоне можно было даже посмотреть фильм, где эти церемонии проводились при участии президента их автономной республики. Уже не было нужды бояться ни атеистической Советской власти, ни гнета Московской Патриархии. Народные обычаи угрофинов открывали им окно в Европу. При подготовке материала я узнал, что одно из самых крепких удмуртских ругательств крёшин происходит от русского слова «крещеный». Так что, по крайней мере, здесь Смирнов и обвинение были правы. Однако, если так у угрофинов, то может и у евреев обнаружится что-либо подобное, если не в деле Бейлиса, так в своей многотысячелетней истории. Ведь сегодня никто уже всерьез не боится кровавого навета. В ответ на конкурс карикатуры про Холокост, объявленной в Иране, несколько тель-авивских художников под руководством Амитая Санди объявили свой конкурс «Антисемитская еврейская карикатура». «Нас не будут учить, как надо смеяться над евреями! – заявил Санди. – Даже это мы умеем лучше их. Вот над собой посмеяться, над исламом, над арабами, – им слабо будет». И дальше Санди, автор многих острых комиксов, добавил: «Главным призом будет машинка, пекущая мацу из крови христианских младенцев». * * * Слова Владимира Жаботинского, написанные в связи с делом Бейлиса цитируют, кажется, в любой работе: «Нам не в чем извиняться. Мы народ, как все народы, не имеем притязания быть лучше. В качестве одного из первых условий равноправия, требуем за нами право иметь своих мерзавцев, точно так же, как имеют их другие народы». Разумеется, искать исторические корни надо не в антисемитских сочинениях, вроде тех, которые представил на процессе единственный эксперт-теолог, католический профессор Иустин Пранайтис. Сочинение польского священника XVIII века Гуадентия Пикульского (31), фигурировавшее на суде, было заклеймено, как фальшивка буллы Римского папы, но для России и для католика из Ташкента Пранайтиса папа не указ. Русско-еврейский писатель из США Семен Резник в серии статей (7), посвященных делу Бейлиса, приводит длинный список «кровавых наветов», за которые евреи, якобы пострадали. Резник признает, что материалы недостоверны, что многие случаи вымышлены либо ложно интерпретированы, однако продолжает цитировать, поскольку это соответствует его задаче показать невинные еврейские страдания. Многочисленные страдания действительно были. Однако рассматривать еврейскую историю только как цепь погромов и холокостов – по крайней мере унизительно для евреев. Евреи жили в Европе две тысячи лет. Здесь они сформировались как народ в нынешнем своем виде, и спокойных периодов добрососедских отношений было значительно больше, чем периодов преследований. Даже в периоды преследований, как и в деле Бейлиса, общая картина событий значительно шире и сложней, чем та, что описывают в стандартных курсах по еврейской истории. Далеко не все случаи обвинений евреев в ритуальных преступления были несостоятельными. Книга профессора по еврейской истории Университета Бар-Илан Элиота Горовица «Безрассудные ритуалы» (24) хорошо показывает длинную историю иудейского фанатизма, намеренное оскорбление христианских святынь, самооговоров с тем, чтоб вызвать невиданные страдания и «дернуть за бороду самого Господа Бога», заставить его вмешаться и выступить на стороне своего избранниого народа. Еще в студенческие времена в старой немецкой церковной истории я нашел рассказ про иудейских фанатиков в XIV веке, публично оплевывавших распятие и мочившихся на крест во время празднования праздника Пурим. В Средние века с этим не шутили и богохульников притащили на суд к князю-епископу, слывшему защитником евреев. Не помогли даже взятки, поскольку фанатики не только не выражали покаяния, но и заявляли, что близится приход Мессии, и Бог скоро уничтожит всех христиан. На следствии они оговорили не только раввинов и богатых евреев своей общины, но и собственных жен и детей. И даже на эшафоте, пройдя через страшные пытки, они все ждали, что жребий – «пур» (он него название Пурима) перевернется, и они поменяются ролями со своими палачами. Есть в книге Горовица и про совершенные евреями убийства, как своих единоверцев, так и христиан. Власти сасанидской Персии, да и кое-где в Византийской империи, позволяли евреям наказывать и даже казнить своих врагов и обидчиков во время пуримских процессий. Однако все это не ритуальные убийства. * * * Современ всеобъемлющего исследования Хвольсона в научном обороте не появилось никаких свидетельств использования евреями крови в ритуальных целях. Не нашлось и ни одного факта существования иудейской секты, использующей кровь в ритуальных целях. Так откуда же столь упорные и многовековые кровавые наветы? И до Жаботинского еврейский народ, как и любой другой, не особо спрашивал права иметь собственных мерзавцев, однако в истории происхождения кровавого навета, похоже, в жертву приносили не чужих христианских детей, а своих собственных, да и делали это не мерзавцы, а... те, кого принято считать святыми. В работе видного израильского историка профессора Иерусалимского университета Исраэля Юваля «Месть и проклятие, кровь и навет» (34,35) происхождение кровавых наветов выводится из определенных средневековых мессианских верований, бытовавших среди немецких (ашкеназийских) евреев тысячу лет назад. Он прослеживает связь средневекового иудейского учения о том, что мученическая смерть за прославление Божьего имени, так называемый «Кидуш а Шем», в конце времен вознаградится не только воскрешением, но и воскресшие встанут, и во главе с Мессией накажут всех неверных страшной смертью. Та же эсхатологическая традиция, широко распространившаяся среди еврейских общин Германии и Северной Франции, предполагает, что мученическая смерть и страдания евреев способны потрясти небеса и приблизить мессианское избавление. Распространение таких верований совпало с Первым крестовым походом, когда плохо организованные толпы крестоносцев пошли на Иерусалим, грабя и убивая на своем пути. Еврейские общины, оказавшиеся на пути крестоносцев, очень сильно пострадали от погромов, убийств и грабежей. Жившие в мире и спокойствии несколько столетий, евреи Европы были шокированы жестокостью крестоносцев. Более всего их поразили насильственные крещения евреев, невиданные раньше в Западной Европе. Многие евреи восприняли события Первого крестового похода на Иерусалим как исполнение пророчеств и наступление тяжелых времен перед пришествием Мессии. В еврейской среде ходили поэтические духовные тексты (пиюты), пророчествующие о страшных страданиях, о грядущей необходимости подтвердить завет с Богом и принести в жертвы детей, подобно Аврааму на горе Мория. * * * Реакция еврейских общин на погромы и насильственные крещения 1096 года оказалась парадоксальной. Вот типичный пример из еврейской хроники (37) того времени. Епископ Майнца пытался защитить евреев в своем дворце, но крестоносцы взяли дворец штурмом и перебили всех евреев. Парнас (староста общины) Исаак каким-то образом уцелел и крестился, как сообщает летописец «чтоб спасти своих детей, чтоб избежать страдания, так как малы они и не отличают добра от зла». Спасение имелось в виду не физическое, а мессианское. Дети тоже уцелели, хотя и не крестились. В иудаизме всегда существовала возможность вернуться, особенно, если крещение производилось насильно. Однако хроникер явно сочувствует своему герою, который решил иначе. Переждав погром, Исаак через два дня явился домой к родителям и обнаружил, что ни дом, ни имущество не пострадали. Дома лежала его мать, избежавшая крещения, но очевидно раненная. Разрыв между духовной трагедией общины и сохранившимся имуществом потрясли его, и он захотел искупления. Прежде всего, Исаак нанял рабочих, которые починили двери. Потом Исаак сообщил матери «я согрешил перед Господом Всевышним и найду искупление». Мать взмолилась, и призывала Исаака отказаться, но он был неумолим. Он заперся у себя в доме и спросил детей, ради спасения которых он крестился: «Хотите ли вы, чтоб я принес вас в жертву нашему Богу?» И дети, которые, раньше «не отличали добра от зла», теперь отвечали: «делай, что хочешь с нами». Здесь, как и в других случаях явная аналогия со словами Авраама, поведшего своего первенца Исаака на заклание: «Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой» (Бытие 22:8). Тогда Исаак взял своих детей и повел в синагогу и перед ковчегом, где хранятся свитки Торы, зарезал своих детей со словами: «пускай прольется кровь на святой ковчег... и кровь эта будет искуплением мне во всех преступлениях». Потом Исаак пошел к дому своего отца, подпер снаружи двери и поджег дом. Становится понятным, что дверь он чинил, чтоб никто не убежал. Там сгорела его мать. Исаак вернулся в синагогу и поджег ее тоже. «Праведник ходил из угла в угол, от стены к стене, – пишет хроникер, – откуда поднимался дым к Отцу, что на небесах.[Он] молился Господу из огня голосом приятным и громким... Христиане, наблюдавшие со стороны, кричали ему «Злодей, выйди из огня» и даже пытались спасти его и вытащить из огня, – продолжает хроника, – однако праведник стоял прямой и честный в огне и узрел Бога». Хроникер прославляет праведником человека, собственноручно убившего своих детей и родителей, поджегшего синагогу Майнца и покончившего самоубийством. Причем произошло это не от отчаяния перед погромщиками, а среди соседей, и в городе, где власть старалась помочь евреям. Надо думать, что Исаак этот тронулся умом, однако речь не о нем, а об идеологии, прославляющей и ставящей его в пример. Примеру Исаака из Майнца последовали многие. Многочисленные случаи массовых самоубийств, убийств детей и самосожжений описаны в любом курсе еврейской средневековой истории. В религиозных текстах того времени много примеров убийства и самоубийства ради «кидуш а Шем», в том числе детей. Сам факт жертвоприношения не главный, а главное, что они принесены на алтарь и призваны ускорить мессианское освобождение. Часто такие вещи оборачивались бедой для всей общины, однако хроникерам кажется, что чем хуже, тем лучше, тем скорей содрогнутся небеса и придет искупление. Рассказывается о двух женщинах из Морса, убивших своих детей ради Святого имени. Одна убила 10-летнюю дочь, а вторая ребенка, которого только что родила. Их действия рассердили горожан, и те сдали всех евреев крестоносцам. Достаточно и этих примеров, хотя есть и более жуткие. * * * Даже в этих апологетических хрониках содержатся намеки на то, что в еврейском обществе была ожесточенная оппозиция, рассказывается о раввинах, протестовавших против безумных действий своих коллег. «Рассказ о раввине, зарезавшем во славу Имени Божьего много младенцев во время погрома, потому, что видел, что могут их забрать от веры. И был с ним один раввин, который очень гневался на него и называл его убийцей. А первый раввин не успокаивался. И сказал тогда ему, если не успокоишься, то по слову моему умрешь страшной смертью. Так и случилось. Поймали первого раввина и стали сдирать с него кожу и сыпать песок между кожей и мясом. И умер он в страшных муках,и кара (от общины) была отведена. И если бы не резал тех детей, то они бы спаслись». Хроника намекает, что кара была отведена от евреев из-за мученической смерти раввина-изувера, а оппозиция второго раввина просто отмечается. Тогдашние еврейские хроники и литургические пиюты пронизаны кровавым духом фанатизма. В точности как другие мессианские фанатики в еврейской истории, они совершали свои подвиги в отчаянной надежде спровоцировать небеса на исполнение пророчеств. Однако их дела произвели жуткое впечатление, прежде всего, на их христианских соседей. От них по всему тогдашнему христианскому миру пошла молва об особой кровожадности, безумных кровавых обрядах евреев. Недаром в том же Майнце, где безумствовал парнас Исаак, почти через сто лет, в 1193 году, когда еврея заподозрили в убийстве христианина на уголовной почве и без всякого кровавого навета, то заставили поклясться всех евреев города, что те не убивают христиан в канун Пасхи. Такая репутация и породили во время II Крестового похода кровавые наветы. Профессор Юваль опровергает расхожее мнение, якобы первый кровавый навет случился в английском Норвиче в 1144 году. На самом деле первый кровавый навет как раз случился в Германии, ближе к тем событиям, о которых повествуют еврейские хроники и пиюты. В работе Юваля много других интересных подробностей: об истоках молитвы «Боже милосердный» (Ав рахамим), призывающей Бога отомстить христианам и уничтожить их. Скажем попутно, что традиция испанских евреев-сефардов как раз предполагает не уничтожение, а принятие в конце времен истинной веры (в их понимании). Юваль находит аналогии между христианской ненавистью к иудеям и иудейской к христианам. Иудеи сжигают лишь чучело Амана, злодея из библейской Книги Есфирь, а христиане сжигали самих евреев. Юваль пробует понять обе стороны. Однако подробный разбор работ Юваля и материалов других исследователей еврейского средневековья уведет нас далеко от темы. Появление работы Юваля вызвало целый скандал в кругах израильских историков. Профессора обвиняли, якобы он оправдывает убийство евреев в Средние века, как будто они были виноваты в том, что с ними сделали. Писали, что Юваль выдает жертв за убийц. Некоторые пошли еще дальше, поставив вопрос, а имеет ли исследователь-еврей право вообще публиковать вещи, способные обвинить евреев и повредить им. Подход, характерный, кстати, для обвинителей Бейлиса, пытавшихся представить еврейство, как некую организацию, где все со всеми связаны, все всех знают и действуют для достижения некой общей цели. Юваль, который никогда не был ни диссидентом, ни виновником научных скандалов, отвечал, что «антисемитские фальшивки не превратят изучение нашей истории в пропагандистский плакат». * * * Интересно, что первый кровавый навет в Норвиче в чем-то очень похож на кровавый навет в Киеве, который многим тогда казался последним. В Норвиче дело началось не с кровавого навета, а с убийства влиятельного еврея Лазаря. Община обратилась к властям с требованием покарать убийцу, близкого друга норвичского епископа. И тогда, чтоб спасти обвиняемого от неминуемой казни, вдруг вспомнили о загадочной смерти пастушка Вильяма пять лет назад. Норвичский епископ пришел на суд и потребовал, прежде чем разбирать смерть Лазаря, разобрать убийство Вильяма. Тогда же появилось на свет «Житие Вильяма» Томаса из Монмута о невинноубиенном мальчике, на могиле которого творились чудеса и исцелялись недужные. Кстати, и тогда прямых улик против евреев не было. Главным доказательством считались чудеса на могиле. По тогдашней логике, не могли твориться чудеса, если бы не что-то святое. Ничем не прославившийся при жизни пастушок Вильям мог считаться святым, лишь сподобившись мученической смерти. Весть о кровавом навете распространилась по осям и весям христианского мира, вызвала поток подражаний. Для евреев, оставшихся к тому времени единственным существенным национально-религиозным меньшинством в Европе, это стало одним из главных страхов, выпятило их беззащитность перед иррациональностью существования. * * * Сегодня «кровавый навет» принято находить везде. Упомянутый выше Леонид Кацис – известный литературовед, автор интересных, хотя и страдающих несколько избыточным анализом работ по русской литературе. Не будучи ни историком, ни теологом, он не случайно взялся за «историко-теологическое исследование» поведения русской интеллигенции во время дела Бейлиса. В его работах поиску антисемитов и, в частности, кровавого навета посвящено много сил. Так, Марина Цветаева, по-Кацису несомненно, антисемитка, если в рассуждения о революционности Мандельштама вдруг вплела ассоциации с еврейским письмом, которое читают справа налево (3). Или в разговор с «типично-еврейским молодым человеком» А. Бахрахом она затеяла о кровяной немецкой свиной колбасе. Кацис убежден, что Бахрах должен был уловить в застольной беседе «обертоны бессмертного мотива, который именуется “кровавый навет”». В начале 2006 года я был в Киеве и невольно оказался свидетелем, как возводят кровавый навет в еврейскую пасху. Да еще сами евреи. Неизвестные хулиганы напали на ученика религиозной семинарии Хаима Горбова, отставшего от товарищей, спешивших домой после пасхальной церемонии в Днепропетровском еврейском центре в пасхальную ночь 20-го апреля 2006 года. История вкратце такова: после празднования пасхального седера, группа семинаристов шла домой по привычному пути в расположенное поблизости общежитие. Задержавшийся в синагоге израильтянин Хаим Горбов, пошел догонять товарищей. По дороге на него напали несколько неизвестных, ударили по голове, избили и нанесли ножевое ранение. Прохожие отнесли Горбова в помещение близлежащего клуба, откуда вызвали охрану, скорую помощь и мать потерпевшего, очевидно, жительницу города. Сообщения пришли под шапками одна громче другой – «разгул антисемитизма», «антисемитизм на Украине» и т.п. Приводились слова главного раввина Днепропетровска и области Шмуэля Каминецкого, сделавшего из уголовного дела политические выводы: «Антисемиты, чувствуя свою безнаказанность, попытались совершить самое страшное преступление – убийство. Слава Богу, что Хаим выжил. Руководство города и области, как и руководители Украины, должны не только сурово наказать тех, кто посмел поднять руку на самое святое, что есть на свете – человеческую жизнь, но и прекратить деятельность антисемитских и ксенофобских группировок, распространение литературы, призывающей к уничтожению евреев...» Позже пришло заявление Азриэля Хайкина – главного раввина Украины (одного из четырех раввинов, соревнующихся за это звание). Хайкин тоже усматривает причины ксенофобии в отсутствии реакции властей, в частности, на распространение антисемитской литературы и бесчинства антисемитов. Раввин увидел причину нападения на Горбова в том, что «антисемитов приглашают на телевидение, они преподают в учебных заведениях, беспрепятственно распространяются их издания, свободно публикующие их вымыслы». Председатель Еврейского агентства Сохнут Зеев Бельский заявил, что и через 60 лет после Холокоста еврейство Украины находится под непрестанной угрозой нападения. Из одной новостной ленты в другую новость кочевала, обрастая подробностями, а самое главное – реакцией местных и международных еврейских деятелей, которые рисовала картину терроризированной и подавленной еврейской общины. Обрастая призывами принять все более и более суровые меры, уже не против конкретных нападавших, а против скинхедов, антисемитов, прессы, а то и против Украины вообще. Интересно, что днепропетровские деятели, в отличие от своих коллег более высокого ранга, воздержались от критики милиции, а предпочли обвинить политическое руководство страны, якобы потакающее антисемитам, фашистам и скинхедам. В русскоязычном Днепропетровске такое поведение ничем не чревато, поскольку город на Днепре последовательно голосует за пророссийскую «Партию регионов», да и евреи Украины в большинстве своем подозрительно относились к украинскому руководству, пришедшему к власти в результате «оранжевой революции». К тому же, в Днепропетровске как раз «моя милиция меня бережет». Ни одна из доступных мне русскоязычных новостных лент не сообщила, что сам начальник днепропетровской милиции оказался евреем, и сам же находился в тот момент на праздновании в синагоге. Об этом сообщила лишь корреспондент израильской «Едиот ахронот» Мири Хасон. Можно представить себе, что творится на улицах Днепропетровска, если даже милицейский начальник не сумел обеспечить безопасность в районе, куда он пришел отметить свой религиозный праздник. Так что Игорь Романов, директор регионального объединения Федерации еврейских общин, несколько погрешил против истины, заявляя, что милиции не было на месте. Но чего мелочиться, если на одном дыхании он возвел на неизвестных «неонацистов» и кровавый навет: «Не стоит забывать, что эту группу молодчиков видели ученики йешивы, которые прошли несколькими минутами ранее. Прямо в центре города, человек 30-40, с бутылками пива и даже с видеокамерами. Милиция отсутствовала. Студентам йешивы удалось убежать. Я уверен, что на Хаима Горобова напали только потому, что он еврей. Это было не просто хулиганство – это был спланированный акт антисемитизма. Они хотели убить еврея в день рождения Гитлера». Бутылки с пивом и видеокамеры стали для Романова явными признаками неонацистов. Про то, что скинхеды хотели убить еврея в честь дня рождения Гитлера, уже как о факте, а не как мнении Романова, рассказала израильская газета «Едиот ахронот». Через два дня газета поместила угрожающее фото скинхеда из архива, хотя еще никто к тому времени по этому делу не был задержан. Того же порядка и прозвучавшее из Израиля обвинение главы Сохнута Бельского, прямо намекающего, что Холокост в Украине продолжается. Впрочем, чего мелочиться, если сам Эйбрам Фоксман, глава Антидиффамационной Лиги, кстати, призванной по уставу бороться с любыми формами клеветы и ксенофобии, заявляет (25), что сегодня угроза евреям в мире совершенно аналогична ситуации 30-х годов? Или бывшая феминистская журналистка Филис Чеслер, в книге «Новый антисемитизм» провозгласила, что «война против евреев продолжается» намекая на название классического труда о Холокосте «Война против евреев» Люси Давидович. Как будто не положило человечество громадные жертвы, чтоб уничтожить нацизм. Впрочем, заявления о том, что нацизм не был побежден в 1945 году, а уж тем более недостоверные сравнения всех, кого не любишь, с Гитлером, порой встречаются также и в русскоязычной еврейской прессе. Разумеется, антисемитские инциденты в Украине происходят. За два месяца до случая в Днепропетровске, в киевскую синагогу прибыл пожилой человек и попросил встретиться с раввинами. Не дождавшись раввинов, он выхватил нож, и с криками о необходимости убить евреев напал на охрану. Охранники повалили нападавшего, связали его и передали подоспевшей милиции. Со стороны еврейских деятелей немедленно посыпались обвинения в росте антисемитизма, а Антидиффамационная лига даже вошла в Конгресс США с требованием не отменять поправки Джексона-Виника, вводившей ограничения на коммерцию с Украиной, из-за угрожающего всплеска антисемитизма там. Скоро выяснилось, что нападавший был тяжелый душевнобольной, однако поток обвинений не прекратился. Интересно, что буквально в то же время трое израильтян – членов одной семьи – напали на Храм Благовещения в Назарете и закидали его петардами. Израильские власти выяснили, что нападавшие находились под опекой социальных служб и имели психиатрические диагнозы. Однако арабские общественные деятели, в том числе депутаты Кнессета, тут же заявили о росте насилия и расизма в Израиле, о неспособности и нежелании властей защищать мусульманских и христианских граждан и даже обратились в ООН с жалобой. Их реакция была совершенно аналогичной реакции еврейских общественных и религиозных организаций в Украине, хотя некоторые в Израиле тут же обвинили их в антисемитизме, нагнетании ненависти и ... возведении кровавого навета. Примеров инфляции и профанации, а то и прямого издевательства над кровавым наветом можно приводить много. Да и дело Бейлиса по сути не сыграло никакой роили в истории. Лучшая, на мой взгляд, книга по истории российского еврейства ХХ века «Еврейское столетье» Юрия Слезкина (20) даже не упоминает о нем. И все-таки стоит вернуться к вопросу в начале нашего рассказа. Если все так относительно, если все поддается деконструкции, если нет никакой ясности, и нет ничего святого, что осталось от дела Бейлиса? И что оно символизирует сегодня? Несомненно, дело Бейлиса символизирует то сложное время, так непохожее на наше, которое безвозвратно ушло. Символизирует тех людей, оставшихся в нашей памяти благодаря делу Бейлиса, таких близких и уже так непохожих на нас. Дело Бейлиса символизирует конец эпохи, к которой нет возврата. Меньше, чем через год после окончания процесса с опозданием закончился XIX век и началась I Мировая Война, которая изменила все, создала новый мир, в котором мы живем. Список основных источников: В. Г. Короленко, `Мултанское жертвоприношение`, Собрание сочинений в шести томах, Москва, 1971, том 6. Дело Бейлиса, там же, 15. Михаил Эдельштейн, «Кацис, Мандельштам и этика любви», Лехаим,3(130) 2003
Комментарии (1) |
|
