Беркович Е. Смятение умов

или как еврейские лидеры встречали приход Гитлера к власти

Из новой книги «Сага о Прингсхаймах. Интеллигенция в эпоху диктатуры»

Кафе «Леон» на знаменитой столичной улице Курфюрстендамм располагалось в том же здании, что и популярное «Кабаре комиков», сокращенно называемое «КадеКо» («Kabarett der Komiker» - KadeKo)[1]. Кафе охотно посещали известные художники, литераторы, музыканты, в нем в начале 30-х годов двадцатого века часто устраивались собрания представителей различных еврейских организаций. Одно из таких собраний состоялось 30 января 1933 года, в день назначения нового рейхсканцлера Адольфа Гитлера.

В повестке дня стоял вопрос о проблемах еврейских ремесленников. Незадолго до начала собрание пришло сообщение, к которому многие уже были готовы: президент Гинденбург поручил сформировать новое правительство лидеру НСДАП Гитлеру.

Из всех присутствующих только раввин Ганс Трамер, представлявший сионистов, посвятил свое выступление этому событию и предсказал большие неприятности, которые ожидают евреев. Однако предостережения Трамера большинство присутствующих сочло «сгущением красок» и паникерством. Повестка дня не изменилась, собрание продолжало обсуждать насущные проблемы ремесленников, тема Гитлера больше не поднималась[2].

Известие о назначении Адольфа Гитлера рейхсканцлером евреи Германии встретили достаточно буднично и относительно спокойно. Не было никакой паники, мало кто предчувствовал наступающую беду.

Руководство «Центрального общества немецких граждан иудейской веры» («Centralverein deutscher Staatsburger judischen Glaubens»), ведущей еврейской организацией страны, выступило в тот же день с заявлением, смысл которого заключался в одной фразе: «В целом сегодня действует один лозунг: сохранять спокойствие!». Более подробно позиция руководства Общества была изложена в статье председателя правления Людвига Холендера (Ludwig Hollander), где прямо говорилось: «И в это время немецкие евреи не потеряют спокойствия, которое дает им сознание неразрывной связи со всем истинно немецким. И никакие внешние нападки, которые воспринимаются как несправедливые, не повлияют на их внутреннее отношение к Германии» [3].

Чтобы сосредоточить в своих руках всю власть в стране, Гитлеру нужно было получить большинство мест в парламенте. Новые выборы состоялись 5 марта 1933 года, после поджога рейхстага и исключения коммунистов из предвыборной борьбы. Для достижения главной цели выборов Гитлер пошел на союз с крайне правой Немецкой национальной народной партией Альфреда Гугенберга.

За три дня до выборов в рейхстаг в гамбургской еврейской газете «Израелитишес фамилиенблат» («Israelitisches Familienblatt») появилась примечательная статья под заголовком «Как мы будем голосовать 5 марта?». В ней говорилось: «Есть много евреев, которые одобряют экономическую программу сегодняшних правых, но никак не могут к ним присоединиться, так как эти партии совершенно нелогичным образом увязывают свои экономические и политические цели с борьбой против еврейства».

Несмотря на яростную кампанию в прессе, направленную против оппозиционных демократических партий, национал-социалистам не удалось получить абсолютного большинства голосов избирателей. Только благодаря временному союзу с партией Гугенберга они контролировали 340 из 647 мест в рейхстаге. Теперь путь к диктатуре Гитлера был открыт.

Некоторые еврейские организации, такие, как «Союз национал-немецких евреев» («Verband nationaldeutscher Juden»), руководимый Максом Науманом (Max Naumann), и «Имперский союз еврейских фронтовиков» («Reichsbund judischer Frontsoldaten»), возглавляемый Лео Лёвенштайном (Leo Lowenstein), сделали все же попытку присоединиться к новому порядку. Лёвенштайн даже подготовил специальное заявление на имя Гитлера, к которому приложил свои предложения, составленные в национал-социалистическом духе, в отношении евреев Германии, а также экземпляр памятной книги с именами двенадцати тысяч немецких солдат-евреев, павших на фронтах первой мировой войны.

Министерский советник Винштайн (Wienstein) ответил Лёвенштайну 14 апреля 1933 года, что рейхсканцлер поручил ему подтвердить получение письма и книги. Ответ был составлен еще в довольно вежливой форме, «с почтением», что скоро станет немыслимым в отношениях властей с евреями. Через две недели руководитель рейхсканцелярии Генрих Ламмерс (Heinrich Lammers) даже принял делегацию евреев-фронтовиков, но после этого все подобные контакты были прекращены. Власти взяли за правило не отвечать на письма еврейских организаций и игнорировать любые их обращения.

И хотя нападки властей на евреев с каждой неделей усиливались, позиция еврейских лидеров менялась мало. Они по-прежнему призывали к спокойствию и терпению. Даже после бойкота еврейских предприятий, организованного властями первого апреля 1933 года, известный раввин Йоахим Принц (Joachim Prinz) считал неразумным любые выступления против «нового порядка», который имеет целью дать людям «хлеб и работу»[4].

Несмотря на все трудности, будущей жизни немецких евреев еще ничего непосредственно не угрожало. Многие считали трудности временными и преходящими. Один из самых знаменитых историков того времени Исмар Эльбоген (Ismar Elbogen) повторял распространенное тогда выражение: «нас могут заставить голодать, но не умирать от голода»[5]. Это была трагическая ошибка: через десять лет сотни тысяч евреев будут умирать от голода в гетто и концлагерях.

Спектр отношений немецких евреев к новой власти простирался от категорического неприятия и немедленного бегства из страны до восторженного восхищения решительностью и целеустремленностью фюрера нации. Летом 1933 года профессор истории Кильского университета Феликс Якоби (Felix Jacoby) читал студентам лекцию о римском поэте Горации. В начале лекции профессор заявил: «Как еврей я нахожусь в трудном положении. Но как историк я знаю, что историческое событие нельзя рассматривать только с позиций личной перспективы. Я голосовал за Адольфа Гитлера с 1927 года и счастлив теперь, что в год подъема национального духа могу читать лекцию о поэте императора Августа. Ибо Август – единственный образ в мировой истории, с которым я могу сравнить Гитлера»[6].

Такие эксцентричные случаи были, конечно, не частыми. Но и тех, кто сразу понял, что ждет немецких евреев, и решился на эмиграцию, было тоже немного. Один из них – знаменитый писатель Лион Фейхтвангер, уехавший в поисках безопасного места в Швейцарию и писавший оттуда своему другу и коллеге-писателю Арнольду Цвейгу: «Для меня уже слишком поздно пытаться хоть что-то в Германии спасти. Для меня там все пропало»[7].

Символично, что именно 10 мая 1934 года, ровно через год после того, как на площадях Германии горели книги, Лион Фейхтвангер вместе с Генрихом Манном и рядом других литераторов основал в Париже «Немецкую библиотеку свободы», задуманную как центр запрещенной нацистами литературы[8].

Зато находились те, кто был готов ради собственной выгоды присягнуть в верности нацистам. В то время, как из Прусской академии искусств исключали Томаса Манна и других неугодных деятелей культуры, писатель Франц Верфель (Franz Werfel), еврей, живущий в Вене, решил воспользоваться моментом и пролезть в Академию. Он был готов подписать любые заверения в лояльности и телеграфировал 19 марта 1933 года в Берлин с просьбой выслать ему необходимые формуляры. Президент Академии фон Шиллингс ответил ему 8 мая категорическим отказом.

Через два дня книги Верфеля горели среди других неугодных нацистам книг на кострах новой инквизиции.

Но неугомонный писатель не успокоился. Когда летом того же года был образован «Имперский союз немецких писателей»[9], Верфель предпринял вторую попытку. В своем заявлении о приеме в члены Союза он писал: «Прошу учесть, что я являюсь чехословацким гражданином и проживаю в Вене. Хотел бы подчеркнуть, что я всегда стоял и стою в стороне от любых политических организаций и их деятельности. Как представитель немецкого меньшинства в Чехословакии, проживающий в Австрии, я подчиняюсь законам и предписаниям этих стран»[10].

Естественно, Франц Верфель не получил никакого ответа на свое заявление, а его новый роман о турецкой резне армян в 1915 году был вскоре запрещен в Германии.

Для многих евреев в начале 1933 года источником надежды было то, что формально главой государства оставался президент – престарелый маршал Пауль фон Гинденбург. Доведенные до отчаяния люди писали ему жалобы и петиции против бесчинств нацистов. Показательно письмо президенту столичной жительницы Фриды Фридман от 23 февраля: «Мой возлюбленный пал на поле боя в 1914 году. Два моих брата – Макс и Юлиус Кон, пали в 1916 и 1918 годах. Мой третий брат Вилли вернулся с войны слепым. Все они награждены Железными крестами за заслуги перед отечеством. Однако сейчас же в нашем отечестве происходит то, что на улицах открыто продаются брошюры с требованиями: «Евреи, вон!», призывами к погромам и насилию против евреев. Храбрость ли это или трусость, если в стране с 60 миллионами жителей проживает только один процент евреев?».

Бюро Гинденбурга немедленно подтвердило получение письма, и президент заверил Фриду Фридман, что он решительно стоит против всяческих эксцессов, направленных против евреев.

Письмо Фриды было направлено Гитлеру, который на полях написал: «Утверждения этой дамы – сплошное надувательство. Само собой разумеется, что никаких призывов к погромам не требуется»[11].

В 1934 году президент фон Гинденбург скончался, и Гитлер был провозглашен вождем нации – в его руках сконцентрировалась вся исполнительная и законодательная власть. Жаловаться на фюрера стало некому.

В первой половине 1933 года у некоторых (не только евреев, но и немцев) еще оставалась иллюзия, что нацистский режим продержится недолго. Кое-кто предполагал, что консервативные силы в армии не потерпят узурпации власти в руках авантюристов, военный путч тогда был еще возможен. Кто-то, как бывший канцлер Франц фон Папен, возлагал надежды на консерваторов в правительстве: «Окруженный консервативными политиками, Гитлер не сможет реализовать свои экстремистские устремления. Через два месяца мы зажмем его в угол»[12].

Гитлер не дал себя “окружить”. Напротив, он сам “окружил” своих политических противников колючей проволокой концлагерей. Но на это потребовалось время. А тогда даже такие выдающиеся мыслители, как Мартин Бубер, оставались в плену иллюзий. В письме философу и педагогу Эрнсту Симону от 14 февраля 1933 года: «Пока сегодняшняя коалиция существует, ни о какой законодательной травле евреев думать не приходится, можно говорить только об административном давлении. Антиеврейское законодательство могло бы стать реальностью только при перераспределении власти в пользу национал-социалистов. Но этого вряд ли можно ожидать»[13].

Действительность очень скоро не оставила от этих иллюзий и следа. Но смятение умов, в котором пребывала интеллигенция в условиях наступающей диктатуры, весьма показательно.

***

Насколько превратно понимали еврейские лидеры намерения и планы нацистов, красноречиво говорит следующий факт. Леопольд Ульштайн (Leopold Ullstein), младший представитель известной семьи книжных издателей, приступил к изданию обширного сборника, отражающего достижения евреев и их вклад в общегерманскую культуру. Идею горячо поддержали Лео Бек и известный банкир и общественный деятель Макс Варбург (Max Warburg). Издатель и составители наивно надеялись, что нацисты будут приятно удивлены, как много хорошего сделали для Германии те люди, которых они ненавидят и преследуют.

Работа закипела, и через год на столе издателя лежала верстка толстенного тома. Однако в декабре 1934 года издание сборника было запрещено. Решение гестапо обосновывалось так: «Беспристрастный читатель получит из книги превратное представление, что вся немецкая культура до национал-социалистической революции творилась одними евреями. Читатель получит совершенно неверное представление об их истинной деятельности, о тлетворной деятельности в немецкой культуре. К тому же пресловутые еврейские спекулянты и жулики представляются читателю в качестве жертв времени, а их грязная деятельность оправдывается и обеляется... Кроме того, евреи, которые известны как враги государства, представлены в качестве носителей немецкой культуры»[14].

Совсем иначе смотрели нацисты на еврейскую культуру для евреев. Пока Ульштайн носился со своей явно несвоевременной идеей поразить нацистов еврейскими достижениями, другой берлинский еврей Курт Зингер выступил с инициативой создать «Культурный союз немецких евреев» («Kulturbund deutscher Juden»). Курт Зингер не был новичком в общественной жизни – до прихода Гитлера к власти он работал заместителем директора государственной Берлинской оперы – и хорошо понял желания новой власти. Идея Зингера пришлась нацистам по душе: план автономной культурной деятельности евреев исключительно для евреев был сразу одобрен новыми прусскими властями и утвержден Герингом. В какой-то мере организация Зингера попала в сферу деятельности Ганса Хинкеля – «Культурный союз» должен был решать проблемы занятости более чем восьми тысяч еврейских писателей, художников, музыкантов, а также их помощников и агентов, изгнанных из культурной жизни Германии.

Внешне «Культурный союз немецких евреев» выглядел пристойно и служил благородным целям: он создавал у определенной части еврейского общества иллюзию безопасности и надежности, выполняя чисто психологическую функцию успокоения. Для тех немцев, кому не были по душе насильственные действия нацистов в отношении евреев, новый Союз тоже был защитой от возможного чувства вины и возмущения: он служил наглядным доказательством того, что изгнанным евреям дозволялось заниматься той самой деятельностью, которой они были лишены в немецком обществе.

Руководитель театральной секции «Культурного союза» области Рейн-Рур писал в издававшейся Союзом газете в конце 1933 года: «Цель нашей сцены – принести всем радость и помочь преодолеть трудности жизни, дать прикоснуться к вечным ценностям поэзии или обсудить проблемы нашего времени, но одновременно и показать зрителям легкие пьесы, мы и их не отбрасываем. Мы намерены сохранить связи с немецкой родиной и одновременно образовать связующее звено между нашим великим еврейским прошлым и нашим полным жизни будущим»[15].

Менее заметной была другая роль «Культурного союза» – это была первая еврейская организация под прямым контролем нацистских властей. В каком-то смысле, Союз выступал как предшественник многочисленных еврейских гетто на оккупированных немцами территориях: формально под автономным управлением юденратов, фактически - в условиях абсолютного диктата со стороны нацистов.

Общая растерянность и потеря ориентировки даже у лучших умов того времени ярко проявилась и в отношении к «Культурному союзу немецких евреев». Большинство интеллектуалов не увидели в нем тонкого инструмента нацистов, а, напротив, радостно приветствовали его создание, наивно думая, что это выход из «осажденного положения», в котором оказалось еврейство Германии. Литературный критик Юлиус Баб (Julius Bab) сформулировал мнение многих предельно откровенно: «Остается все же одна горькая вещь – предприятие типа гетто, которое мы добровольно взялись вести так хорошо, чтобы немцам было стыдно»[16]. Это высказывание можно понять и так, что немцам должно быть стыдно, что они так варварски обращаются с носителями столь высокой культуры.

Культурная деятельность евреев в рамках Союза стала полностью управляться ведомством Ганса Хинкеля. Именно он определял теперь, какие спектакли можно, а какие нельзя ставить евреям для еврейских же зрителей. В частности, были полностью запрещены постановки пьес немецких романтиков, а также спектаклей по мотивам древних саг и средневекового немецкого эпоса. Какое-то время можно было ставить пьесы немецкой классики, но в 1934 году был запрещен Шиллер, а через два года – Гете. Из иностранных авторов был разрешен, например, Шекспир, однако монолог Гамлета «Быть или не быть» исполнять было запрещено: слишком двусмысленно звучали бы на еврейской сцене в Третьем рейхе слова датского принца: «бичи и глум времен, презренье гордых, притесненье сильных, любви напрасной боль, закона леность, и спесь властителей, и все, что терпит достойный человек от недостойных»[17].

Само собой разумеется, произведения Рихарда Вагнера и Рихарда Штрауса исполнять евреям было нельзя, несмотря на привязанность многих еврейских музыкантов к работам этих композиторов. Логику цензуры не всегда легко понять: Бетховена запретили в 1937 году, а австрийца Моцарта разрешали исполнять вплоть до присоединения Австрии в 1938.

Несмотря на эти все разрастающиеся ограничения, результативность «Культурного союза» в Берлине, а затем и в других крупных городах Германии была впечатляющей. Активными членами союза были свыше 180 тысяч евреев. В первый же год своего существования Союз поставил 69 оперных спектаклей и 117 концертов, а с середины 1934 по середину 1935 годов – 57 опер и 358 концертов[18]. К оперному репертуару принадлежали, среди других, работы Моцарта, Оффенбаха, Верди, Йоханна Штрауса, Доницетти, Россини, Чайковского и Сен-Санса.

В принципе постановки произведений еврейских авторов на еврейских сценах не должны были бы встречать возражений у властей. Но не такова логика нацистов. В октябре 1933 года Райнер Шлёссер (Rainer Schlosser), эксперт-драматург министерства пропаганды, направил Гансу Хинкелю предложение запретить постановку пьесы Эмиля Бернхарда (Кона) (Emil Bernhard - Cohn) «Охота Бога» («Die Jagd Gottes»). Аргументация министерского эксперта могла бы обрадовать автора, если бы не была убийственной для постановки: пьеса является «утешением еврейства», «укреплением еврейских сердец». Вдобавок к этому в пьесе шла речь о надругательстве казаков над евреями, что создавало у зрителей вполне определенные аналогии с тем, что происходило ежедневно за стенами театра.

Большинство постановок, проводимых в рамках «Культурного союза», были повторением уже известных спектаклей, ибо на премьеры часто не хватало денег. Но были и запоминающиеся оригинальные действа, например, организованный франкфуртским отделением «Культурного союза» концерт в честь шестидесятилетия композитора Арнольда Шёнберга или поставленная в Кельне детская опера Поля Хиндемита «Мы строим город».

Для многих зрителей спектакли еврейского театра на берлинской улице Шарлоттенштрассе стали настоящим якорем спасения в полной опасности и неопределенности жизни. Водители городских трамваев хорошо знали эту публику. Объявляя остановку, они напоминали: «Шарлоттенштрассе. Еврейская культура – все выходят!»[19].

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Комплекс зданий на улице Курфюрстендамм (Kurfurstendamm) и площади Ленинер (Lehniner Platz), включающий КадеКо и кафе «Леон, был построен по проекту архитектора Эрика Мендельсона в 1925-1931 годах.

[2] Ball-Kaduri Kurt Jakob. Das Leben der Juden in Deutschland im Jahre 1933: Ein Zeitbericht. Frankfurt a. M. 1963.

[3] Цит. по книге Benz Wolfgang (Hrsg.). Das Exil der kleinen Leute.: Alltagserfahrung deutscher Juden in der Emigration. Munchen 1991.

[4] Один из лозунгов нацистской партии на выборах в рейхстаг.

[5] Walk Josef (Hrsg.) Das sonderrecht fur die Juden im NS-Staat. Heidelberg 1981, S. 4.

[6] Safranski Rudiger. Ein Meister aus Deutschland (см. примечание 106), S. 271.

[7] Feuchtwanger Lion, Zweig Arnold. Briefwechsel 1933-1958, Bd. 1, Frankfurt a. M. 1986, S. 22.

[8] Benz Wolfgang. Flucht aus Deutschland. Zum Exil im 20. Jahrhundert. dtv, Munchen 2001.

[9] В ноябре 1933 года «Имперский союз немецких писателей» (Reichsverband deutscher Schriftsteller) был включен в состав «Имперской камеры культуры» (Reichskulturkammer - RKK) – аналог нацистского министерства культуры.

[10] Jungk Peter Stefan. Franz Werfel: Eine Lebensgeschichte. Frankfurt a. M. 1987, S. 214.

[11] Цитируется по книге Friedlander Saul. Das Dritte Reich und die Juden (см. примечание 125).

[12] См. Беркович Евгений. Тайны виллы Хаммерштайна. В книге «Банальность добра. Герои, праведники и другие люди в истории Холокоста». Изд. «Янус-К», М. 2003

[13] Buber Martin. Briefwechsel aus sieben Jahrzehnten. Hrsg. v. Grete Schaeder, Bd.2, 1918-1938, Heidelberg 1973, S. 466.

[14] Weltsch Robert. Vorbemerkung zur zweiten Ausgabe- In: Kaznelson Siegmund (Hrsg.) Juden im deutschen Kulturbereich: Ein Sammelwerk. Berlin 1962.

[15] Duwell Kurt. Jewish Cultural Centers in Nazi Germany: Expectation and Accomplishments. In: Reinharz Jehuda. Schatzberg Walter (Hrsg.) The Jewish Response to German Culture: From the Enlightenment to the Second World War. Hanover, N.H. 1985.

[16] Geisel Eike, Broder Heinrich (Hrsg.). Premiere und Pogrom: Der judische Kulturbund 1933-1941. Berlin 1992.

[17] Перевод Владимира Набокова

[18] Levi Erik. Music in the Third Reich. New York 1994.

[19] Benz Wolfgang. Die Juden in Deutschland 1933-1945: Leben unter nationalsozialistischer Herrschaft. Munchen 1996.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история