Шувалов П. Венедская слабость и антская сила: образ ранних славян в позднеантичных источниках

Проблемы античной истории
Сборник научных статей к 70-летию со дня рождения проф. Э.Д. Фролова.
Под редакцией д-ра ист. наук А.Ю. Дворниченко.
СПб., 2003. ISBN 5-288-03180-0

О ранних славянах мы имеем весьма подробные источники, однако большинство из них описывает славян тогда, когда славяне соседствуют еще с балканскими провинциями восточно-римской империи. Обстоятельства же появления славян у границ империи от нас скрыты. Дело в том, что рубеж между славянской праисторией и историей, т.е. между периодом плохо и периодом, хорошо освященным в письменных источниках, проходит по тому времени, когда славяне уже слишком сильно беспокоят территорию империи. Ранние славяне, как и многие другие варвары, проникают к нижнедунайской границе империи как бы тихо, не засвечиваясь в дошедших до нас письменных источниках. Тем не менее ясно, что в этом позднем периоде славянской праистории кроются корни многих особенностей последующей истории ранних славян.2

К этому времени, как я попытаюсь показать ниже, восходят также и странные устойчивые представления о какой-то особенной невоинственности или невооруженности славян. Воздействие таких представлений

353

ощущается практически на всех текстах VI-VII вв. (см., напр. этнографический экскурс Прокопия Кесарийского, раздел о славянах у Псевдо-Маврикия). Попробуем же разобрать наиболее ранние свидетельства этих представлений, содержащиеся в тексте "Гетики" Иордана (сост. в 551 г.), перелагающем текст "Готской истории" Кассиодора (сост. к 533 г.). Кассиодор же, по его собственным утверждениям (Cassiod. apud Iord. Get.), учитывал только те свидетельства готской эпической традиции, которые находили себе подтверждение в сочинениях его предшественников, в частности в тексте писавшего по-гречески Аблабия (нач. VI в.). Аблабий использовал, кроме сочинений Приска, Дексипа и Диона Хризостома, также и какие-то книги по истории готов, написанные на готском языке.3 В основе последних, несомненно лежали готские эпические предания. Итак, интересующие нас свидетельства восходят к эпической традиции и, следовательно, не могут быть проанализированы привычными для историков методами. Между текстом нашего источника и древней реальностью стояли эпические образы, развивавшиеся по особым фольклорным законам и существовашие в особом эпическом пространстве.

Показателен сюжет из так называемой саги о готском короле Винитарии (Jord. Get. 246-249), повествующей о войне Винитария с антами и казни их короля (rex) Боза с сыновьями и семьюдесятью первенствующими антами для наведения ужаса (exemplum terroris - Jord. Get. 247) в последней трети IV в. Инициатором войны был Винитарий: война эта ему, по версии Кассиодора (в передаче Иордана), была нужна для того, чтобы продемонстрировать свою доблесть после долгого времени пребывания его народа под властью гуннов (aegre ferens Hunnorum imperio virtute subjacere... suaque dum nititur ostendere virtute... - Jord. Get. 247). Следовательно, Винитарию в этой войне была важна, в первую очередь, победа, а не выбор врага. А поскольку возмутителем спокойствия был сам Винитарий, то врага Винитарий выбрал сам, и притом наиболее подходящего. Выбирать же он мог из большого списка. Действительно, среди кандидатов могли быть и другие группы готов (напр. готы Гезимунда - Jord. Get.248), и аланы, и сами гунны, не говоря уже о более далеких соседях (вандалы, гепиды и т.д.). Враг должен был быть выбран для этой битвы не очень сильный (чтобы наверняка), но и не захудалый (чтобы котировался). Значит,

354

с точки зрения Винитария (точнее: с точки зрения этой готской саги), анты обладали к этому моменту некоторым и достаточно высоким военным престижем, что, впрочем, и подтверждается ходом событий: в первом сражении анты разбили-таки Винитария, уступив ему, однако, позже (Jord. Get. 247). Победа эта была столь внушительна, что дала Винитарию и его готам свободу (Jord. Get. 248: libertas) от гуннов, так что вождь гуннов Баламбер был вынужден для восстановления своего престижа и власти начать трудную войну против Винитария. Вряд ли такой поворот событий свидетельствует о каком-то союзе гуннов с антами, как считают некоторые исследователи. Скорее, здесь отражена эпическая (а может быть, и реальная) шкала политического веса тогдашних народов и их правителей (что-то наподобие знаменитых тул англо-саксонского "Видсида").4 Принимать же предположение А. Н. Анфертьева,5 что анты в данном эпическом контексте уже мыслились как какие-то великаны, а не как реальный народ, на мой взгляд, не обязательно.

Зато о венетах наш источник повествует иначе. Во-первых, венеты упомянуты в иордановом описании Скифии (Jord. Get. 34), где после упоминания гепидов и связанного с гепидами описания рек и границ траяновой Дакии, окруженной венцом Альп-Карпат (Jord. Get. 33 и начало 34), Иордан (Кассиодор) сообщает, что к северу от этих Альп, начиная от устья Вислы, на огромных пространствах расселен многочисленный народ венетов. После этого следует, по остроумному наблюдению Моммзена, вставка то ли Кассиодора в текст его источника, то ли Иордана в текст Кассиодора (Jord. Get. 34-35: quorum nomina ... ab invicem absunt). Основной текст, в который была осуществлена эта интерполяция, продолжается дальше (Jord. Get. 36) упоминанием Океана, видивариев и эстов. О том, кому мог принадлежать этот основной текст, судить трудно, но важно, что в нем основная черта венетов - их многочисленность: об этом прямо cказано в источнике (Jord. Get.34: natio populosa), и, кроме того, указаны границы огромной занимаемой ими территории (от Моравских Ворот по бассейну Вислы на север6 - Jord. Get.34.). Важно, что эта территория

355

очерчена иначе у этих венетов здесь (§ 34), чем очерчивается ниже территория склавинов и антов (§ 35), так что это свидетельство о многочисленности венетов явно независимо от традиции о склавинах и антах. При этом в нем явно есть и отражение какого-то устойчивого образа многолюдности венетов, и конкретные реальные (с точки зрения автора текста) данные о величине их территории.

Во-вторых, в нить повествования так нзываемой саги о Германарихе (Jord. Get. 116-130) вплетен сюжет войны Германариха с венетами (Jord. Get. 119), следующий за описанием подчинения Германарихом герулов (Jord. Get. 117-118). Не вдаваясь в смысл этих походов Германариха, отмечу лишь одно важное обстоятельство. Здесь венеты презренны своей невооруженностью, но при этом сильны своей численностью (quamvis armis despecti, sed numerositate pollentes). Однако и эта сторона "робких, слабых и невоинственных" (inbelles !) венетов ничего не значит (nihil valet multitudo inbellium), в особенности (praesertim ubi) когда против них выступает хорошо вооруженное войско с божьей помощью. Они пытаются сначала противостоять готам, однако оказываются, несмотря на свою многочисленность, бессильными против воли бога (Одина?), покровительствующего Германариху, и против готского войска.

Оба эти пассажа о венетах связаны упоминанием рядом с венетами эстов, Океана и гуннов (Jord. Get. 36-37; 120-121). В обоих пассажах венеты многочисленны. Во втором - эта многочисленность является единственным качеством, которое могло бы как-то еще скомпенсировать их неприспособленность к войне. Впрочем, ясно, что в данном случае эта слабость венетов явно не мыслится как следствие их, допустим, легкого вооружения. Действительно, только что (Jord. Get. 118) речь шла о легком вооружении герулов, однако герулы тем не менее не презренны. Презренны только венеты.

Итак, в тексте Иордана вырисовывается совершенно различное отношение к антам и венетам. Анты котируются и, видимо, являются серьезным военным противником, - с венетами же связано какое-то, видимо, широко распространенное мнение об их военной беспомощности,

356

невооруженности и слабости, даже в случае серьезного численного превосходства с их стороны. И при этом в том же источнике говорится, что анты и венеты (наряду со склавинами) происходят от одного корня! Это утверждение так или иначе напоминает знаменитое место у Прокопия Кесарийского о крайней схожести антов и склавинов, в результате чего возникает соблазн распространить эту схожесть и на венетов, неизвестных Прокопию. Получается, что столь схожие народы оказываются кардинально различными: одни доблестны, другие невоинственны. Чем же это различие можно объяснить? Рассмотрим возможные источники текста Иордана о венетах и антах.

Анты в рассмотренном пассаже несомненно происходят из готской эпической традиции. Без темы военного престижа антов нить саги о Винитарии разрывается. Следовательно, анты в этой саге исконны и не принадлежат к позднейшей интерполяции.

Пассаж с венетами и Германарихом также, скорее всего, происходит из текста готского предания. Венеты же в описании Скифии заслуживают особого внимания. Основной текст этого описания Скифии явно воспроизводит какую-то карту.7 Не буду здесь вдаваться в ее характеристику, укажу лишь, что, на мой взгляд, ее описание попало в текст Кассиодора через посредство какого-то специального описания всей(!) евразийской Скифии (после?)-аттиловского времени (может быть, это Приск?). Трудно решить, было ли имя венетов на этой карте. С одной стороны, венеты в нашем описании карты трагически одиноки на территории к северу от Карпат, в то время как на карте, скорее всего, там была бы еще масса других названий (вандалы, лугии, бургунды и т. д.). С другой стороны, они очень прочно связаны с географическим описанием. Для нас же важно, что в любом случае автор (Приск, Аблабий, Кассиодор?) явно выделил здесь венетов особо. Тема же многочисленности венетов, скорее, восходит не к карте, а является посторонним дополнением, взятым из какого-то иного источника. При этом, если какие-то венеты уже и были ранее на этой карте, то их наш автор успешно отождествил с другими известными ему венетами, знаменитыми своей многочисленностью. Прав А. Н. Анфертьев, что венеты карты могут восходить к воинственным венетам Тацита (Tac. Germ. 46, 2), или, по крайней мере, на нашем тексте чувствуется вляние образа тацитовских венетов. Однако тацитовское описание принципиально(!) отличается от иордановского: там

357

венеты не слабы, не презренны и не многочисленны. Следовательно, "многочисленные и презренные венеты" должны иметь иной источник. Не тот же ли это источник, что и источник венетов Германариха? Действительно, может быть, и здесь мы также имеем влияние той же готской эпической традиции: и здесь, и там просматривается явно один и тот же образ неких многочисленных, но презренных своей слабостью *wini?фs, ?вязанных в обоих случаях с эстиями, Океаном и гуннами.

Представляется возможным предложить следующую гипотезу. В восточно-германской (готской, в первую очередь) среде V в. существовали устойчивые легендарные образы слабых венетов и сильных антов. Эти образы были связаны с реальными соседями готов: с реальными антами и, может быть, с какой-то частью будущих склавинов. Затем, когда античный мир впервые познакомился вплотную с этими раннеславянскими народами, то, естественно, в среде греко-римской политической элиты возник интерес к новым соседям. Поскольку прямую информацию в таких случаях бывает трудно получить по причине неналаженности контактов, то в дело вступает культура-переводчик. Эту роль, естественно, в начале VI в. исполнили готы, составлявшие основу военной элиты на дунайском пограничье империи. В результате в греко-латинском мире укореняются два не связанных между собою образа: слабых венетов и сильных антов. Это мы и видим в тексте Иордана (например, во вставке то ли Кассиодора, то ли Иордана - Jord. Get.35: Antes vero, qui sunt eorum fortissimi...). Следует заметить, что этой готской эпической традиции не свойственно воспринимать антов и склавинов как одно целое. Последних она, видимо, вообще не знает: место склавинов в ней занимают венеты. Исток же распространенного в поздней античности представления о близости антов к склавинам явно иной: может быть, это сами славяне? или гунны?

Любопытны, однако, политические последствия таких представлений древних о венетах и антах. Эти образы явно очень сильно повлияли на реальную политику империи последующих десятилетий. Они, видимо, глубоко проникли в менталитет военно-политической элиты империи. Сила антов - общее место в историографии VI в. (см., например, о присущей антам доблести (Procop. Caes. bell. VII, 22, 5) и о том, что анты принадлежат к числу лучших и отборных варваров-наемников (Procop. Caes. bell. VII, 18, 29). Поэтому-то Юстиниан, видимо находясь под влиянием этого образа, и стремился заключить союз с сильными антами, и, может быть, заключил его в конце концов (Procop. bell. VII, 14, 32-33).

358

Образ же склавинов формировался в сознании имперской военно-политической элиты под сильным влияием готской традиции о презренных венетах, единственной сильной стороной которых была их многочисленность. Ясно, что не в традиции римской армии было уделять большое внимание фактору многочисленности врага. Поэтому-то и опасность со стороны склавинов (читай: венетов, с точки зрения готской традиции) Юстиниан явно недооценил, не позаботившись заранее о нейтрализации этой опасности. И вот, как только войско империи во время войны с готами в Италии начинает испытывать трудности, склавины переходят к глубоким разбойничьим рейдам на Балканы. Это вызывает не только какой-то странный паралич оборонительной системы империи на Балканах, но также и взбудораживает общественое мнение. Последнее нам известно по патетическому отношению Прокопия Кесарийского к этим склавинским рейдам. Но почему же оборона Балкан оказалась столь беспомощной, а склавины столь кровожадными (по Прокопию, по крайней мере)? Напрашивается очевидное объяснение: в Константинополе недооценили реальный военный потенциал склавинов, из-за того, что в среде военной элиты VI в. господствовал эпический по своему происхождению образ слабых венетов, отождествлявшихся с реальными склавинами.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Это часть большой работы вополненной в рамках гранта № 841/1998 Research Support Scheme of the Open Society Support Foundation.
2. Начальной истории славян посвящена обширная библиография. Отошлю читателя к некоторым работам, суммирующим результаты исследований на сегодняшний день: Свод древнейших письменных известий о славянах / Под ред. Л. А. Гиндин, Г. Г. Литаврин. Т.1. М., 1991; Щукин М. Б. Рождение славян // Стратум: стуктуры и катастрофы: Сборник символической индоевропейской истории. СПб. 1997. С. 110-147. Шувалов П. В. Проникновение славян на Балканы // Основы балканского языкознания, языки балканского региона, ч. 2 (славянские языки) / Под ред.: А. В. Десницкой, Н. И. Толстого. СПб., 1998. С. 5-28
3. Анфертьев А. Н. Иордан // Свод древнейших письменных известий о славянах. С. 100.
4. Шувалов П. В. Структура "Видсида" и эпическое время // Ладога и эпоха викингов. IV чтения памяти Анны Мачинской. Ст. Ладога 21-23 дек. 1998. СПб. С. 25-30.
5. Анфертьев А. Н. Иордан // Свод древнейших письменных известий о славянах. С. 159, комм. 254.
6. Не отголосок ли это старого янтарного пути? - Действительно, Кассиодор (Аблабий?) описал здесь карту, на которой были изображены, как значимые ориентиры, Карпаты и истоки Вислы. Там же, возможно, был обозначен и старый янтарный путь на север к низовьям Вислы. Однако описание венетов в этом месте (§ 34) не носит чисто картографического характера. При чтении этого отрывка трудно подавить ощущение того, что Кассиодор (Аблабий?) наложил здесь на данные карты дополнительную информацию, полученную, может быть, от современных ему информаторов. В частности, это касается темы многочисленности венетов. Таким образом, за текстом Иордана проступает присутствие реальных "венетов" на древнем янтарном пути уже во второй половине V - начале VI в. См. также: Шувалов П. В. Славяне и германцы в Среднем Подунавье в 488/489-566/568 гг. // Славяне. Этногенез и этническая история (междисциплинарные исследования). Л., 1989. С. 115-120.
7. См. разработки А. Н.Анфертьева (Анфертьев А. Н. Иордан // Свод древнейших письменных известий о славянах).