Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты

Ваш комментарий о книге

Муратов С. ТВ - эволюция нетерпимости: История и конфликты этических представлений

ИСКУССТВО СЕБЯ ПРОИГРЫВАТЬ

Телевидение и выборы

ТВ накануне выборов - основная арена противостояния политических интересов. Это доказывает вся мировая практика.

Пока длилась «первая телевизионная война» в Чечне, наши документалисты осознавали с особой силой свою ответственность перед обществом. В этом смысле война для них стала решающим испытанием. Но не менее существенным испытанием оказались и одновременно происходившие выборы - парламентские и президентские. Телевизионный опыт предвыборных кампаний, наработанный многими странами за десятилетия, был нашей журналистике не знаком. По существу, на этот путь мы вступали несведущими новобранцами.

С точки зрения кандидата избирательная телекампания - лучший способ изложить на экране свою программу и завоевать свой электорат. С точки зрения избирателя - возможность познакомиться не только с позицией соискателя, но и с ним самим.

Освещению предвыборной кампании - в соответствии международной практикой - служат помимо ежедневных информационных рубрик два вида вещания. Во-первых, передачи, специально подготовленные на время кампании: проблемные интервью, пресс-конференции, дискуссии и дебаты - своего рода "общественные трибуны". Во-вторых, программы, создаваемые за счет самих кандидатов - платная политическая реклама. Последний вид вещания представлен в очень немногих странах, где телевидение существует на деньги рекламодателей. Большинство государств эту практику отвергает /скажем, Англия, где

169

считается зазорным уподоблять кандидатов рекламируемым продуктам/.

Телевидение может встать на сторону кандидата, оказавшись тем самым в конфронтации с его соперниками. Но может и на сторону телезрителя, посвятив себя «служению общественному благу». Интервью и дебаты, пресс-конференции и дискуссии в этом случае становятся основными рабочими жанрами, позволяющими судить о подлинных мотивах соискателя в отличие от его экранных саморекомендаций.

Все ли кандидаты вправе рассчитывать на эфирное время? Какова продолжительность этого времени? Представляется ли оно бесплатно и должно ли распределяться поровну между всеми? Существуют ли какие-либо ограничения, если время может быть куплено?

Ответы на такие вопросы содержат регламентации, принимаемые телекомпаниями самостоятельно или предписанные им на период выборов. Варианты подобного рода «правил игры» отличаются в разных странах.

Никакого представления о существовании этих правил отечественная журналистика, разумеется, не имела.

Цивилизованное вещание стремится всеми силами избегать политизации общественного сознания. Правила поведения и нормы предвыборной этики складывались в западной журналистике постепенно в борьбе со стихийной анархией /которую чем-то напоминала наш митинговый период/ и задолго до появления самого телевидения.

В знаменитом рассказе Марка Твена «Как меня выбирали губернатором» героя выдвигают независимым кандидатом. «За всю жизнь ты не совершил ни одного бесчестного поступка, - отговаривает его умудренная жизненным опытом бабушка. - Неужели ты можешь унизиться настолько, чтобы вступить в политическую борьбу?». Герой, однако, решает попробовать. И тут же встречает заметку в газете о том, как несколько лет назад он оттягал несчастный клочок земли у бедной вдовы-туземки и ее беззащитных детей. Через сутки изумленное мол-

170

чание кандидата было названо той же газетой многозначительным подтверждением обвинения. Следующий номер сообщал, как, заподозренный в краже мелких вещей у товарищей по бараку в Монтане, мистер Твен был вымазан возмущенными жертвами дегтем, вывалян в перьях и пронесен по улицам верхом на шесте. Каждый номер утренних газет кандидат теперь открывал со страхом, узнавая то, как он отравил родного дядю с целью завладеть его имуществом, то как поджег сумасшедший дом со всеми его обитателями, потому что тот портил вид из его окна.

Написанный более ста лет назад, рассказ обычно приводился советской прессой как пример того фарса, каким являются американские выборы. Никакое воображение не могло в те годы представить, что когда-то российские выборы окажутся не менее фантасмагоричными

Коронация голого короля

Отечественные практики и законодатели сумели нарушить едва ли не все нормативы международных этических кодексов. Собственно, слово «нарушить» тут можно употребить лишь условно, поскольку никаких нормативов , как уже говорилось, до этого у нас не существовало. Да и откуда было взяться подобным правилам в государстве, где телевидение столкнулось с подлинными выборами впервые?

Прежде всего Центризбирком утвердил право на платную политическую рекламу и позволил продавать эфирное время на государственных телеканалах неограниченно - в том объеме, какой в состоянии выкупить кандидат. Преимущественное право таким образом оставалось за теми, кто больше платит. /В США, где государственное телевидение отсутствует и кандидаты не могут рассчитывать на бесплатный эфир, телевидение - в соответствии с доктриной равных возможностей - обеспечивает одинаковым временем всех конкурентов, претендующих на один и тот же государственный пост. Любой из них

171

вправе приобрести себе эфирное время при условии, что подобным же временем сможет воспользоваться его соперник/.

Еще более губительным на выборах 1993 года оказалось решение Центризбиркома вообще отстранить журналистов от активного участия в передачах . Ни дискуссии, ни дебаты в эфире не допускались. Это был, по сути, запрет на профессию.

Блокам и партиям предоставили возможность использовать отведенное им вещательное время по собственному усмотрению. Большинство это время отдало, разумеется, монологам. Некоторые кандидаты появлялись в эфире со "своими" ведущими, которых зрители принимали за останкинских документалистов. Профессиональные журналисты согласились с такими рекомендациями без особого сопротивления.

Нередко подобная тактика самоустранения оправдывалась ссылками на Вольтера, как известно, заявившего о готовности отдать свою жизнь за право его противника высказать свое мнение. Более неудачного аргумента трудно себе представить. Ведь осуществись пожелание философа, у его современников появилась бы возможность сопоставить доводы «противника с мнением самого Вольтера. Ничего общего с подобным подходом принцип нашего самоустранения не имел, - журналистов лишили возможности организовать дискуссию, где мнения кандидата столкнулись бы с аргументами его оппонента.

Отказавшись от любых попыток аналитического вещания с участием неангажированных экспертов, телевидение, таким образом, открыло "зеленую улицу" для безнаказанной диффамации и безосновательных выпадов в адрес соперников. Вместо доводов конкурирующих сторон, которые побуждали бы зрителя к самостоятельным размышлениям, экран демонстрировал самодеятельные политические рекламы, угнетающе-тоскливые монологи и безудержную риторику популистов, не скупящихся на самые смелые обещания.

172

Митинговое телевидение в свое время приучило журналистов интересоваться не столько самостоятельно размышляющими героями, сколько типажностью персонажей. При таком подходе слово прежде всего получает тот, кто не страдает излишней застенчивостью, не собирается уступать микрофона ближнему, то есть, за этим словом в карман не лезет и готов покорять аудиторию уже одной экстравагантностью выступления.

Для подобного рода персонажей предвыборная телевизионная кампания - питательная среда. Конкурентная ситуация /в отличие от ритуальных спектаклей прошлого, где все статисты единодушно голосовали "за"/ дает им возможность по-настоящему развернуться. Разыгрываемый на экране фарс достигает своей кульминации. Наибольший успех в такой ситуации, разумеется, достается лишь очень талантливому популисту, обладающему артистическими даром и не боящемуся показаться кому-то шутом или хулиганом. Социальная потребность в такой фигуре существовала уже давно, но так бы и оставалась потребностью, если бы на фоне угнетающе нудных речей его оппонентов не появился этот "театр одного актера".

«После появления Жириновского в «бабочке» на московском телевидении мы получили массу одобрительных телеграмм. Такое избиратели еще не видели. И уж настоящий шквал вызвало участие Жириновского в передаче «Кто есть кто», где он был в черном полуфраке», - вспоминал координатор в избирательной кампании по выборам Президента России от ЛДП. Сценарий каждого выступления поначалу расписывался до мелочей, вплоть до первой и финальной реплик, которым придавалось особое значение. «Чистились» лексика, формулировки, прогнозировались вопросы, чтобы, как говорится, не поскользнуться на арбузной корке. Большинство ответов должны быть «автоматическими». «Мы взяли за железное правило отвечать ударом на удары. Причем ре-

173

акция на «обидчиков» была почти мгновенной, чтобы обвинения не успели «окаменеть».

Когда на телевизионной пресс-конференции «Без ретуши» /6.06.91/ корреспондент задал Жириновскому вопрос, сославшись на выступление самого кандидата, напечатанное в «Независимой газете», ответчик разом вскипел: «Граждане России, вот перед вами очередной пример фальсификации. Очередная фальшивка!» Журналист попытался что-то ему возразить. «Или я буду говорить, или корреспондент прекратит меня прерывать! Кандидат в президенты республики - я. Сидите и слушайте, что говорит кандидат в президенты республики !» Присутствующие встретили эту выходку дружным смехом.

На выборах 93 года такие персональные пресс-конференции уже не практиковались. Механизм защиты от демагогии, по сути, был заблокирован, а документалисты, таким образом, окончательно лишены возможности выполнять свой прямой журналистский долг. По существу, Жириновский прошел в парламент от партии любителей телешоу.

Несоблюдение телевидением «этики справедливости» не только способствовало поражению демократов, оно превратил это поражение в трагифарс. Будучи абсолютно уверенными в победе пропрезидентского блока, администраторы "Останкино" подготовили ночное гала-представление из Кремлевского Дворца Съездов, во время которого зрители должны были наблюдать за триумфальными итогами выборов. Церемония была задумана в лучших традициях, но ошеломляющие результаты голосования /торжественное восхождение ЛДПР/ и стремительно меняющие свое выражение лица участников заставили прервать трансляцию среди ночи. «Такое впечатление, - прокомментировал это зрелище писатель-сатирик, выступавший на соседнем канале, - будто нас пригласили на именины, а именинник умер».

174

На следующих парламентских выборах /1995/ инструкция Центризбиркома оказалась разумнее. Подчеркнув необходимость равного эфирного времени для всех кандидатов, Избирком утвердил порядок предоставления этого времени (жеребьевка). Помимо политической рекламы и монологических выступлений были признаны правомерными пресс-конференции, дискуссии и дебаты. Наученные горьким опытом журналисты приняли рабочие меморандумы, в том числе - не поощрять эпатирующие заявления, рассчитанные на скандальный успех у публики.

Зато блоки и партии встретили эти новые правила категорическим неприятием. Никаких дебатов и встреч с журналистами! Никакого участия в журналистских жанрах! Наиболее желаемой формой для кандидатов оставался все тот же испытанный монолог на камеру.

С точки зрения большинства претендентов в Думу было нарушено их святое право - изложить кандидату на экране то, что он хочет, и в той форме, в какой он хочет. Как и всем непосвященным, им представлялось, что ничего нет проще, чем выступление перед микрофоном. /Профессионалы отлично знают - нет жанра труднее. В обычной жизни люди монологами не общаются, и далеко не каждый обладает даром хотя бы среднего застольного тамады/. В их памяти были живы традиции номенклатурного телевидения с его приматом вещания над общением. Похоже, они просто-напросто не заметили того обстоятельства, что с приходом гласности эпоха монологизма кончилась. Не удивительно, что на экранах они выглядели героями "ретро" - архаичными тенями прошлого /или, если угодно, призраками будущего/.

Предвыборный спектакль, продолжавшийся в течение нескольких месяцев между соискателями парламента на экране 1995 года и названный одним из критиков «коронацией голого короля», очень быстро выявил основные роли участников, в числе которых легко угадывались докладчики, прокуроры, псевдоведущие и комедианты.

175

Апология монолога

Семь с половиной минут отводилось каждому блоку, а их было 43, или представителю блока при разовом выступлении, - в общей сумме по 43 выступления. Для участника дискуссий, дебатов и пресс-конференций семь с половиной минут - очень много. Самодеятельным ораторам, предпочитающим выступать часами, они казались исчезающе малой величиной. Возмущенный лидер «Яблока» назвал это унижением для политика, вероятно, полагая, что 43 получасовых монолога /да еще на трех государственных телеканалах/ телезрители восприняли бы с воодушевлением. Этот разговор об унижении политиков занял у лидера «Яблока» три минуты - половину отпущенного лимита. Не умея ощутить самоценность эфирного времени, кандидаты то и дело растрачивали его впустую. Драгоценные секунды уходили на их самопредставления /хотя они уже были представлены журналистами/ и на пожелания зрителям доброго утра или вечера. /Первое время после изобретения телеграфа все телеграммы начинались с обращения «Дорогой сэр» и завершались «С глубоким уважением»/.

Неестественность ситуации усугублялась и нелепостью мизансцен. .Стараясь подчеркнуть свою вежливость перед аудиторией, приглашенный в ответ на вопрос ведущего поворачивался к камере, отвернувшись от журналиста. Не удивительно, что его глаза, блуждающие между камерой и ведущим, создавали впечатление раздвоения личности.

«Тема сегодняшнего урока - с чего начинается родина, - обращалась к классу учительница в одном из политических клипов. - Что такое демократия?» - «Демократия - это власть народа», - с готовностью отличницы отвечала девочка с косичками.

Подобная эстетика декламации торжествовала и в выступлениях по типу пионерских линеек, где монологи разбивались «по голосам», а в роли пионервожатых выступали лидеры - от Геннадия Зюганова до Джуны Давиташвили. «Чем отличается социальная защита, о которой

176

вы говорите, от социальной защиты в программах соседних блоков?» - обращалась ведущая к Джуне, интересуясь за счет каких денег блок собирается выполнять свои обещания. - «Денег? - изумлялась народная целительница /она же - академик, художник, поэт, экстрасенс, писатель/ - Нам не нужны деньги. Мы идем, чтобы давать, а не брать».

Надо ли удивляться, что в дальнейшем, даже выслушав вопрос журналиста, кандидаты поспешно старались перевести свой ответ в режим монолога /«А теперь разрешите вернуться к заранее подготовленному выступлению...»/. Еще проще поступали те, кто заранее записывал монолог на видеопленку, не обременяя своим присутствием телестудию.

Временами эту интонацию рапортов и докладов прерывали религиозные проповедники. Любое большое дело необходимо начать с молитвы, объяснял лидер Общественного мусульманского движения НУР. Почти на всех выступлениях НУРА зрителям предлагалось чтение сур из корана на казахском, башкирском, татарском, узбекском и других языках. Однако в отличие от молитв, произносимых имамами наизусть, лидер блока всякий раз зачитывал свои выступления по бумажке, отчего его слова «вместо ролика мы предпочитаем прямой эфир» звучали особенно анекдотично.

Приглашение на корриду

Вторая категория выступающих - «прокуроры» - получили свои навыки в уличных баталиях и манифестациях, столь знакомым по недавней эпохе, когда толпы пикетчиков осаждали «Останкино». Бесплатно предоставленное время в эфире такими кандидатами воспринималось как приглашение на корриду, где их политическим противникам уготована роль быков.

Вопрос «что делать» уступал место вопросу «кто виноват», а прокурорские приговоры исключали дискуссии и дебаты в принципе. Поскольку объекты критики всем были давно известны, обвинительные

177

тирады то и дело повторяли друг друга, отличаясь лишь степенью агрессивности. Совпадала и логика выступлений - чем хуже нынешние властители, тем лучше тот, кто сейчас в эфире. Семиминутки ненависти, пронизанные социальной экзальтацией в духе Невзорова, разоблачали зловещие замыслы ЦРУ и подкупленных Америкой реформаторов.

«Импульсивные» тирады об окружающем мире, населенном врагами, которых постоянно следует обезвреживать, магнетически действовали на внушаемых зрителей, ждущих готовых формул. В первую очередь это касалось тактики лидера ЛДПР, чей рейтинг повышался от выступления к выступлению.

Николай Лысенко, лидер национально-республиканской партии, бичуя «кремлевских насекомых», «Гайдара-иудушку» и Конгресс русских общин /из-за обилия в нем нерусских фамилий/, выглядел на этом фоне особенно беззастенчиво. Он не скрывал, что все нерусское чуждо ему настолько, что, будучи депутатом, сам он ни разу - по принципиальным соображениям - не выехал за рубеж, где ужасно все, не исключая и женщин, ибо «русская женщина не идет ни в какое сравнение ни с хваленой француженкой, ни с лошадинообразной американкой, а тем более с представительницами Африки или Азии».

Попытки журналистов противостоять агрессивности и дезинформации лишь возбуждающе действовали на «обвинителей». «Я глубоко убежден, что после сегодняшнего моего выступления в так называемой демократической прессе раздастся поросячий визг и истеричные вопли...», - уверял Лысенко. -«Попрошу вас соблюдать корректность», - слабо пробовала возразить ведущая. - «А я попрошу меня показывать вот этой центральной камерой!»

Сами себе ведущие

178

Время от времени на экране второго канала появлялся текст из инструкции Центризбиркома о недопустимости оскорбительных и заведомо ложных высказываний, унижающих честь и достоинство конкурентов. «Извините, что мы не можем вмешаться...», - виновато объясняли зрителям журналисты, роль которых сводилась к функциям диктора.

Однако догадка о том, что доклады и митинговая лексика - не самый удачный способ покорения избирателей, навела претендентов на мысль диалогизировать свои выступления. Избегая назойливых журналистов, они научились не только сами себе задавать вопросы, но и имитировать интервью. Светлана Горячева явилась на передачу с личным интервьюером, Николай Рыжков /старший/ пригласил на эту роль народную артистку Людмилу Зайцеву, а Виктор Черномырдин - знаменитого Друзя /”Что? Где? Когда?”/. Даже малым зрителям было ясно, что такие экранные поддавки - разновидность замаскированных монологов.

Кое-кто поднялся на ступеньку выше - «сами себе ведущие». Петр Филипов /блок 89/ с микрофоном в руке комментировал уличные опросы, объясняя, как юристы могут помочь обманутым вкладчикам. Временами изображение замедлялось. Вступал музыкальный клип. Кандидат бродил по улицам с задумчивым видом в то время, как зрители продолжали слышать его внутренний голос. Эклектика достигалась полная. «Закон и порядок в России восторжествуют только в том случае, если в парламенте будут работать профессионалы», - заключал самодеятельный ведущий.

«Мы отличаемся от других кандидатов тем, что мы - профессионалы», - в свою очередь утверждал один из лидеров блока «Ассоциация адвокатов». Задачи блока он объяснял на улице первым встречным /опять-таки с микрофоном в руках/. Например, останавливал на улице пожилую даму: «За кого вы будете голосовать?» - «Мне нра-

179

виться “Ассоциация адвокатов», - говорила та. - «А вот я как раз являюсь одним из ее лидеров!» - восторженно восклицал ведущий.

По части героизации лидеров кандидатские ролики напоминали видеоздравицы эпохи застоя или сюжеты программы «Время». Но когда принцип «сами себе ведущие» осуществляют юристы, целители и генералы, то успех обеспечен лишь при условии, что они же - сами себе и зрители.

Час комедиантов

Третью категорию претендентов на экранное самовыражение составили «шутники». Партией «веселых людей, а не серьезных политиков с угрюмыми лицами» объявили себя любители пива, лидер которых являлся на передачу с цветами для женщин студии. «Для вас важнее власть или пиво?» - интересовался ведущий. - «Для нас важнее показать абсурд российских политиков. Когда побеждает тот, кто больше обещает».

С подобного рода стереотипами кандидаты пытались сражаться в меру своих способностей. Зажатые участники блока выходили к микрофону с гитарой и маленькой девочкой с белым бантом и испуганными глазами. Наиболее изобретательные затевали викторины с аудиторией /«Какой политик избивает женщин и гуляет с иностранной порнозвездой?», «Какой военный патриот три раза сдавался в плен?»/ или разыгрывали интермедии с частушками. Лингвистические эксперименты К. Борового по уровню вкуса не уступали парламентским опытам депутата В. Марычева. Оскорбленный неспособностью властей оценить его замысел /«Премьер-министр и его холуи боятся когда над ними смеются»/, Боровой упорно не хотел замечать, насколько комична на экране его собственная фигура - политика, оживляющего свои экономические доктрины плясками и «фольклором».

Борис Федоров демонстрировал книгу премьер-министра о его государственных достижениях, все страницы которой были пустыми, а

180

его неумелый сторонник по другому каналу вспоминал о злополучном генсеке, за которого приходилось не только писать предвыборные доклады, но и их озвучивать. Пикантность ситуации состояла в том, что это «воспоминание» кандидат от начала и до конца читал по бумажке, от которой не отрывал глаза.

Если политика - дело политиков...

Принцип самообслуживания, избранный кандидатами, продемонстрировал их полную неготовность к прямому эфиру и неспособность к прямому общению. За боязнью дебатов стояла боязнь оказаться несостоятельным перед «каверзными» вопросами. Закон о выборах, предоставивший кандидатам право - вопреки всем нормам международной этики - самим решать, как именно распоряжаться экранным временем, ни в коей мере с интересами зрителей не считался.

Осознававшие свою беспомощность журналисты, иногда делились своей горечью со зрителем. «Простите меня ради Бога, но я снова вынужден быть в несвойственной мне роли конферансье, - говорил на экране один из ведущих Александр Радов /РТР, 8 декабря 1995/. - Сегодня я представляю четыре блока, которые предпочли явить себя вам только на заранее записанных роликах. Я вижу в этом большую несправедливость». Хотя, объяснил он, поведение представителей блоков вполне соответствовало закону о выборах и инструкциям Центризбиркома, сама ситуация нарушала конституционные права избирателя.

Партии выбрали для себя монолог как наиболее удобную форму обращения к зрителю. Это лишало ведущего возможность задать им вопросы, которые от имени зрителя он хотел бы задать. А вопросы, которые сами депутаты включали в ролик, подгонялись под заранее заготовленные ими ответы.

Могли ли тележурналисты в такой ситуации хоть как-то отстаивать интересы зрителей? Отчасти да. Отобрав, например, наиболее

181

конструктивные из вопросов, волнующих избирателей, и допуская монологи в эфире лишь при условии, что они содержат ответы именно на такие вопросы. Телевидение могло создать группы экспертов /нечто вроде бюро проверок/, предоставив им время для ежедневного анализа выступлений, чьи авторы прибегают к инсинуациям, передержкам и псевдофактам, не говоря уже об открытом обмане.

Но, воспринимая приглашение к диалогу как покушение на свободу слова, проигрывали и демократы. Тимур Гайдар, прекрасно владеющий искусством полемики, начал в первом же ролике с монолога за кабинетным столиком при свете настольной лампы, уместного в лучшем случае для учебной аудитории , но не предвыборного экрана. Г. Явлинский с досадой встречал любой вопрос журналиста /«Вы и здесь заблуждаетесь. Странно, как много вы заблуждаетесь»/. Уверенность лидера «Яблока» в том, что интервьюер программы его партии не читал, а если читал, ничего не понял, - оказалась его врагом, куда более опасным, чем любой конкурент по выборам. Причем, когда в редких случаях он все-таки удостаивал журналиста ответом /«Ну уж если вам так не терпится...»/, то завязавшийся разговор неожиданно обнаруживал, насколько Явлинский-полемист убедительнее Явлинского-декламатора.

Настоящие дебаты прозвучали в течение всей кампании дважды на первом канале /«Один на один»/ и несколько раз на четвертом /в рамках «Героя дня»/. Это экранное действие показало, каким захватывающим может стать столкновение мнений, за считанные минуты способное выявить «кто есть кто». К сожалению, подобные примеры погоды не делали, оставаясь лишь исключениями на фоне одинаково унылых докладов, коллективных читок предвыборных тезисов, обличительных выпадов и роликов-штампов вперемежку с неуклюжими /в подавляющем большинстве/ попытками «поострить».

С удручающим постоянством наши кандидаты агитировали против самих себя и избирательной кампании в целом, словно убеждая,

182

что перед нами - не исторический выбор, определяющий судьбы нации, а парад комических /или тягостных/ эпизодов. Но если свою главную задачу - завоевать расположение избирателей - соискатели власти осуществляли столь дилетантски, то что могло заставить думать, что в государственных делах они разбираются лучше, чем в телевидении? К сожалению, очень скоро эти опасения оправдались.

Общество, которое соглашается с тем, что телевидение - дело политиков, само отдает себя в руки политиков.

Арена для боевых искусств

Казалось бы, «Один на один» - идеальное название для эфирных дебатов. Кто-то из соперников занимает место по эту сторону стола, его оппонент - по другую. Теоретически все корректно. Но если на одной стороне окажется кандидат от природы медлительный, с детства усвоивший, что перебивать - невежливо, а на другой - напористый претендент, не страдающий от избытка учтивости и готовый без конца задавать вопросы, не выслушивая ответов, - перед нами не столько столкновение позиций, сколько столкновение темпераментов.

Когда один из участников дебатов задает своему партнеру не один, не два, а сразу пять или шесть вопросов в стремительном ритме так, что его собеседник, не владеющий быстрой речью, успевает в отведенное ему время ответить лишь на один, у иного телезрителя создается впечатление, что на остальные тот ответить просто не в состоянии. Но именно эта задача и ставится собеседником - чтобы партнер не успел ответить, чтобы зритель подумал, что тому и ответить нечего.

Если же подобный разговор сопровождается благосклонными улыбками ведущего, «Один на один» на глазах аудитории превращается в «Двое на одного».

«Почему вы не защищаете права русских?», - привычно атаковал правозащитника С. Ковалева в начале дебатов Д. Рогозин, один из ру-

183

ководителей Конгресса русских общин. Тот ответил /который раз/, что не защищает права ни русских, ни чеченцев, ни немцев, поскольку он защищает права человека. Но это нисколько не помешало собеседнику вернуться к той же теме в конце передачи. - «У вас такой облик благообразного человека... На самом же деле вы не ответили ни на один вопрос. Зачем вы собираете голоса за амнистию Шамиля Басаева? Вы что, действительно считаете его добрым разбойником?»

«Не называл я никогда действия Басаева справедливыми. Я говорил: да, это, так сказать, современный Робин Гуд, не понимающий социального вреда робингудов, особенно вооруженных современным оружием...»

«Я хочу дать вам совет, Сергей Адамович, - прервал собеседник. - Если вы когда-нибудь захотите стать защитником русского народа, не думайте, что вам удастся сыграть эту роль. Такая правозащита, как ваша, должна уйти в тень России, и чем быстрее, тем лучше».

«Я совершенно не собираюсь становиться защитником русского народа...»

Оборванная на полуслове, фраза была последней, которая успела пройти в эфир. Так что все, кто включились в передачу не вначале, остались убеждены, что увидели человека, категорически выступающего против всяких прав для русских.

Две недели спустя в той же рубрике Николай Лысенко в дебатах с собеседником-мусульманином перечислил все худшее, что можно было сказать о его единоверцах. Проговорил он при этом в три раза дольше своего оппонента. А еще через несколько дней мы его увидели инициатором потасовки в Думе, вырывающим крест у священника Глеба Якунина /эту знаменитую рукопашную с удовольствием показывали по всем каналам/. Так что участие депутата в «Один на один», по существу, явилось экранной репетицией парламентской стычки.

Но все это, разумеется, мелкие эпизоды по сравнению с такими захватывающими зрелищами, где встречались противники в одном аг-

184

рессивном весе - Лебедь и Шевцов, Зюганов и Б. Федоров. Передачи превращались в тренировочную площадку для боевых искусств. Жириновский, плеснувший в Немцова стаканом сока - всего только штрих к программе.

Стиль полемики, заметил однажды Г. Померанц, важнее предмета полемики. Вот почему телезрителю все чаще начинало казаться, что телевидение существует не как инструмент общественного согласия, но исключительно как трибуна сведения политических счетов.

Пристрастность ведущего - в том, насколько он терпим к экстремистским высказываниям кандидата. Но еще хуже, когда журналист непосредственно проявляет себя в прямых высказываниях или политических ярлыках.

«Телевизионное Агентство Урала вынуждено сегодня пресечь во избежание дальнейшего греха, мерзкую провокационную вылазку из-бирательного штаба одного из кандидатов в депутаты Государственной Думы... , - так начиналась авторская предвыборная программа "Девять с половиной", показанная в начале ноября 1995 года по екатеринбургскому телеканалу АСВ. - Сразу хочется предупредить, что всякие попытки на халяву засветиться перед избирателями агентство будет не только пресекать на корню и ставить всяких околополитических зверьков на место - о таких кандидатов агентство будет вытирать ноги, а, если еще точнее, на законном основании смешивать с дерьмом».

После вступительной тирады автор передачи - учредитель и главный редактор частного Агентства И. Шеремет - выразил твердую уверенность в причастности несчастного кандидата /«совершенно ничтожного, самовлюбленного, пухлого, мелкотравчатого персонажа»/ к вымогательству 40 000 тысяч американских долларов, а также решительно заявил о готовности агентства за свой счет нанять квалифицированнейших психиатров и сесксопатологов, чтобы определить истинную половую принадлежность кандидата - действительно ли тот мужчина или, всего скорее, гермафродит. Могло показаться, что герои

185

Марка Твена /«Как меня выбирали губернатором»/ обрели вторую жизнь в российской действительности.

Нельзя, но если хочется, то можно

«Нельзя становится на сторону той или иной партии, блока или кандидата, каким бы то ни было образом проявлять свои политические симпатии или антипатии, - именно с этого пункта начиналась памятка для сотрудников НТВ. - Нельзя делать обобщения или выводы, далеко выходящие за рамки освещаемого эпизода предвыборной борьбы, а также подменять информацию о нем изложением своего понимания происходящего... Нельзя подбирать видеоряд таким образом, чтобы придать сюжету заведомо пропагандистскую направленность...».

Прекрасно сформулированные правила. Но как быстро они оказались благим пожеланием. И не только на НТВ. /На других каналах подобные предостережения и не делались/. Достаточно было бросить взгляд на экран.

К выступлению Зюганова невзначай монтировали стадо баранов /символизирующих коммунистический электорат/. Лихую «цыганочку» в исполнении лидера коммунистов, посетившего ночной клуб, сопровождали словами: «Политические события, разворачивающиеся в болевых точках страны и мира, никак не располагали к веселью». То есть пляшущий Ельцин - это сильный предвыборный ход, а пляшущий Зюганов - пир во время чумы.

Приводящая эти примеры в своей колонке /«Так победить»/ , телекритик «Известий» Ирина Петровская спросила у генерального директора ОРТ, - считает ли тот, что можно утверждать идеалы демократии недемократическими способами. «Конечно, нам вовсе не все равно, кто победит», - ответил ее собеседник. Того же мнения придерживался И. Малашенко, руководитель телекомпании НТВ, заявивший, что не вправе требовать беспристрастности и объективности от своих

186

журналистов. К тому же он согласился войти в избирательный штаб Президента в качестве советника по СМИ, даже на время не оставив свой пост в компании.

НТВ было лидером, и если уж общепризнанный лидер не считает особым грехом журналистское стремление к объективности /после нас - хоть потоп/, то что говорить о других каналах. «Тогда выборы шли на уровне идеологического рефлекса, - вспоминал четыре года спустя О. Добродеев. - С точки зрения правил игры все было соблюдено: с секундомером в руке мы учитывали эфирное время всех политических сил, всех кандидатов. И тем не менее я согласен, что интонационно симпатии-антипатии считывались».

А вот свидетельство 96 года, принадлежащее руководителю информационной службы РТР А. Нехорошеву: «Не стоит удивляться тому, что мы симпатизируем Ельцину... Формально мы выполняем инструкции Центризбиркома, как выполняют и все коллеги, и тут к нам вряд ли придерешься. А если от души...». От души, объяснял руководитель, он посылает корреспондентов на митинги Ельцина с удовольствием, а на митинги Зюганова - с тоской. «Предвыборную компанию вспоминаю, как сплошной кошмарный сон, - вторила ему Светлана Сорокина. - День начинается с одного претендента, им же заканчивается.... Отношения подковерные, кулуарные, личные или коммерческие определяют все».

«Телевидение не любит Зюганова и даже не пытается этого скрывать, - завершала И. Петровская свою предвыборную колонку. - Зюганов ненавидит телевидение и тоже откровенно. Но вот вопрос: в случае, если «все у нас получится», сумеет ли телевидение вернуться к тем демократическим принципам?»

Как в воду смотрела.

187

Когда документалист, да еще в период избирательной кампании, позволяет себе проявлять в виде исключения симпатии-антипатии, то он и сам не замечает, как исключения очень скоро становятся правилом.

Прошел год после выборов. Очередная выходка Жириновского заставила руководство НТВ отказать ему впредь от эфира. Это была единственная компания, которая какое-то время выполняла свое обещание. Но блокада оказалась не вечной. В первой половине 99 года, по мере приближения новых выборов, Жириновский оказывался все более частым гостем на всех каналах, в число которых попало и НТВ. «Жириновский - талантливый публичный политик, - оправдывал ситуацию Б. Добродеев, к тому времени уже генеральный директор компании. - Естественно, он не герой моего романа, но в силу своей внешней яркости способен привлечь внимание даже к самому сухому политическому процессу... Чтобы суп не был пресным, в него добавляют специи».

В то время, как война в Чечне объединила подавляющее число информационных служб в стремлении отстоять независимость маленькой республики и независимость самой прессы /в том числе электронной/, избирательные кампании приводили к размежеванию. И если в первом случае консолидация журналистов способствовала завершению того этапа войны, предвыборные конфликты, напротив, рождали новые.

Россия вступала в эпоху информационных войн.

Со всей очевидностью события развернулись на следующих парламентских выборах.

В.Березовский., Г.Фере. Экранный образ претендента на Российский престол. // Журналист.- 1991. - № 12

И. Петровская. Так победить. // Известия. - 1996. - 29.06

О. Добродеев. Информация - это империя без чувств. // Новая газета. - 1999. - № 10

А. Нехорошев. Можете побить меня камнями. // Аргументы и факты.- 1996.- № 21

В. Кичин. «Чернушное дело». // Общая газета. - 1996. - 8-14. 07