Лукина М. Технология интервью

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 3. ИСКУССТВО ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ

§ 1. Вопрос ради ответа

§ 2. Вопросы открытые и закрытые

§ 3. Разновидности вопросов

§ 4. Вопросы, которых следует избегать

§ 1. Вопрос ради ответа

Понятно, что вопросы — не самоцель журналистского интервью. Конечно, оно проводится ради ответов. Однако они не рождаются сами по себе, их вызывает к жизни вопрос. Говорят, каков вопрос, таков и ответ. Хорошие, полные ответы зависят от удачного вопроса, плохие же, т.е. не наполненные содержанием, — от слабого и непродуманного.

Эта глава посвящена важнейшему компоненту интервью — вопросам, а также умению их задавать. Однако нельзя не учитывать, что успешное общение, как уже говорилось, включает в себя еще и умение слушать, а также пользоваться всеми возможностями невербальных форм коммуникации. Поэтому, рассматривая отдельно вопросно-ответную составляющую, надо всегда помнить о ее интеграции в более широкий круг факторов, влияющих на процесс общения в целом.

Еще одно замечание напрашивается в связи с бытующим, особенно среди непрофессионалов мнением, что беседа журналиста с героем интервью сродни обычному человеческому разговору, в который входят самые разные формы речи, в том числе вопросы и ответы. Такой точки зрения придерживаются и некоторые журналисты.

Журналист Андрей Максимов считает, что журналист лишь лучше подготовлен фактологически и психологически, чем обычный собеседник. «Один из моих постулатов состоит в том, — говорит он, — что разговоры, т.е. так, как мы с вами разговариваем, и разговоры в студии программы «Ночной полет» и на радио, разговоры в компании друзей — все эти разговоры друг от друга не отличаются»[1].

Что может быть легче для журналиста, чем интервью, утверждают они: сиди себе и спрашивай о том, что необходимо узнать. И все же профессиональное интервью отличается от повседневного вопросно-ответного диалога.

Люди задают друг другу вопросы и в обыденном разговоре, а в ответах на них получают информацию, которая в дальнейшем становится переработанным сырьем, уже свершившимся опытом собеседников. Естественно, что в последующем разговоре этот опыт учитывается и невольно перерабатывается говорящими в некие умозаключения, версии, предположения. Дальнейшие вопросы поэтому с неизбежностью содержат элементы утверждения. Вопрошающий собеседник как бы забегает в своем вопросе вперед, додумывает за своего партнера ответ. Отвечающий же подтверждает либо опровергает его мысль. Таков механизм повседневной бытовой беседы: она, с одной стороны, почти всегда ориентирована на поиск понимания, согласия, сочувствия, с другой — носит соревновательный характер. В негласной борьбе «кто кого» происходит львиная доля человеческого общения.

Прислушайтесь к разговору двух соседей, обсуждающих кражу в квартире их дома: короткий незамысловатый диалог — обычный человеческий разговор двух вполне заинтересованных лиц. В нем есть все компоненты спонтанной беседы: вопросы, сочувствие, эмоциональные предположения, версии случившегося, есть даже «новое знание» о том, как «залезли». Однако нет того, что является одним из условий профессионального общения журналиста, — целенаправленного и углубленного поиска информации, неизвестной ранее хотя бы одной из сторон.

Вот что следовало бы спросить журналисту на месте происшествия у жильцов дома, в котором произошла квартирная кража: «Кто потерпевший? Когда произошло событие? Где был сосед в момент кражи? Что видел, что слышал? Что вынесли из квартиры?» А уж потом поинтересоваться их соображениями о причинах кражи.

Но и журналисты нередко пользуются «бытовым» подходом, имея склонность заранее знать, какой поворот событий их ждет, причем задолго до того, как они приступили к своей работе. Многие заранее продумывают лиды, чтобы сэкономить драгоценное время. Чаще всего журналисты идут по этому проторенному пути, задавая собеседнику вопрос, в котором уже имеется вариант ответа. Последнему ничего не остается, как реагировать каким-то образом на предположение интервьюера. И даже если он станет все отрицать, запрограммированность ответа, его загнанность в определенные рамки все равно окажется очевидной. На «нужный» вопрос поэтому будет дан «нужный» ответ.

Полнота и объективность полученной информации зависит от нескольких условий и факторов. Во-первых, от того, как сформулирован вопрос и на что сделаны акценты. Понятно, что на два таких, казалось бы, похожих вопроса: «Какие вещи были украдены?» и «Какие вещи украдены не были?» — будут даны совершенно разные по содержанию ответы. Так же как и на вопросы, в которых слегка изменен порядок слов: «Вы что-нибудь видели, слышали в момент кражи?» и «Что вы видели, слышали в момент кражи?» На первый, закрытый вопрос, вполне вероятно, будет получен односложный ответ «да» или «нет». На второй же, открытый, собеседник по идее должен дать развернутый. Следовательно, умение так поставить вопрос, чтобы на него был получен прямой, полный и объективный ответ, — второе условие этого искусства.

Третий фактор, влияющий на результат интервью, о котором следует помнить, когда задаются вопросы, — уважение к собеседнику со всеми его (ее) человеческими слабостями. Какие страхи испытает он (она) еще до того, как интервью состоялось? Как показала практика, большинство людей не столько боятся процесса интервью, сколько не хотят быть выставленными в глупом, неприглядном свете. Они упрекают репортеров в том, что те не всегда бывают аккуратны и честны с предоставленной им информацией, а на самом деле волнуются, что подумают друзья, не будет ли стыдно за них близким.

Алла Пугачева в одной телевизионной программе пожаловалась на недостойное обхождение журналистов с фактами ее биографии, с тем, как вульгарно трактуется ее личная жизнь. «Мне-то лично плевать, что они обо мне говорят, — со свойственной ей прямотой сказала примадонна, — но у меня ведь есть внуки...».

Журналисты могут допустить и серьезные просчеты в обращении с персонами, располагающими важными сведениями. «Представляете, он (журналист) звонит мне в час ночи и просит прокомментировать вчерашнее заявление президента! — жалуется один «весьма осведомленный источник». — Конечно, я бросил трубку!» Звонок в неурочное время — показатель неуважительного отношения — обязательно вызовет негативную реакцию интервьюируемого, которая либо выразится в вялых ответах-отговорках, либо просто приведет к отказу говорить, как это и произошло с «весьма осведомленным источником». Еще один немаловажный момент, которому журналисты часто не придают большого значения, связан с многообразием человеческих индивидов и абсолютной их уникальностью. Можно ли найти «золотой» подход, приемлемый для всех? Или человеческая природа так многообразна, что нет секрета единого решения? В череде встреч с разными людьми журналисты невольно выстраивают в голове некие схематические образы, классифицируют людей по каким-то своим признакам, часто поддаваясь сложившимся в обществе стереотипам. При этом забывают, что нет людей, похожих друг на друга, и к каждому человеку нужен свой, индивидуальный подход. Без учета этого фактора журналист не будет готов к самым непредсказуемым ситуациям и может оказаться застигнутым врасплох бурной реакцией собеседника на вполне безобидный, казалось бы, вопрос.

Бережное, внимательное отношение к каждому собеседнику поможет журналистам справиться еще с одной профессиональной проблемой. Как говорить с преступником, нанесшим серьезный урон обществу, с убийцей, сутенером, совратителем несовершеннолетних, да просто с человеком, который ведет образ жизни, осуждаемый значительной частью общества? Нет сомнений, что непредвзятое отношение, спокойное, уважительное обращение и четко поставленные вопросы приведут к тому, что собеседник не замкнется в себе, не откажется давать интервью. А его ответы, в которых, возможно, найдется место и анализу причин трагедии, принесут большую социальную пользу, чем осуждение и разоблачение.

Прямой и непрямой вопрос. Журналист по роду своей деятельности должен обладать умением «прямого погружения» в ситуацию и проблему. Связанный условиями командной работы (особенно на радио и телевидении), а также в силу строгости временных ограничений, он вынужден приступать к делу без промедления, как говорят, «брать быка за рога». Начиная интервью, он, как правило, быстро переходит к сути дела, задавая вопросы напрямую, без обиняков:

«Господин президент, как вы планируете провести отпуск?»;

«В котором часу состоится стыковка двух космических аппаратов?»;

«Когда начнется следующий этап прокладки трубопровода?».

Несложно выявить целевую направленность перечисленных вопросов — они побуждают собеседника к прямому и вполне конкретному ответу:

«Я собираюсь в августе на пару недель в Сочи»;

«По графику стыковка должна состояться в пять часов утра по московскому времени»;

«Мы планируем начать работы по прокладке трубопровода в начале следующего квартала».

Прямой, т.е. ясный, прозрачный вопрос «по делу» — эффективнее непрямого, дающего собеседнику возможность уйти от ответа. Однако непрямой вопрос иногда бывает полезным для замены прямого, нелицеприятного вопроса, если вы не хотите поставить собеседника в неловкое положение. Особенно он выручает в ситуации прямого эфира. Но непрямой вопрос может и воодушевить героя на откровенные, интимные подробности своей биографии.

В книге известной американской телеведущей Барбары Уолтерс описано интервью в прямом эфире с актрисой Джуди Гарленд. Используя эффект непрямого вопроса, журналистка сумела «вытащить» свою героиню на откровенный рассказ о ее трудном детстве:

«Я попросила ее сравнить условия, в каких молодые люди сегодня работают в шоу-бизнесе, с тем временем, когда в водевилях участвовала она и ее сверстники. И в ответ услышала историю, которая заставляет меня до сих пор содрогаться, когда я вспоминаю это интервью. «Мы все начинали очень рано, — сказала она. А потом с легкой улыбкой добавила: — На подмостки меня вывела моя мать, она была сущей ведьмой. Когда у меня болел живот и я хотела остаться дома, она мне угрожала, говорила, что привяжет веревками к спинке кровати...»[2].

Прямые вопросы и конкретные ответы на них — это, конечно же, самый эффективный вариант вопросно-ответного общения. Однако он возможен только в том случае, когда ваш герой настроен на диалог и готов отвечать на вопросы. В противном случае задавать прямой вопрос не всегда представляется целесообразным.

Вряд ли вам удастся, например, получить у политика, известного своими националистическими воззрениями, прямой ответ на вопрос, считает ли он себя националистом? Правила приличия и господствующее в общественном сознании отрицательное отношение к этому явлению не позволят ему не только быть откровенным, но даже эпатировать публику утвердительным ответом. Вполне вероятна ситуация, что собеседник вместо ответа откажется продолжить с вами разговор. Однако, смягчив прямоту вопроса и перефразировав его в непрямой, например в такой: «Как вы в принципе относитесь к националистическим идеям?» — вы, с одной стороны, дадите собеседнику возможность избежать ответа на прямой вопрос, с другой, возможно, получите весьма откровенные размышления о его отношении к национализму.

К таким же недозволенным приемам относятся прямые вопросы о деньгах.

Журналистка Ольга Шаблинская в одном интервью спросила Андрея Караулова, сколько он сейчас зарабатывает:

— Сколько ТВЦ платит вам?

— Оля, такие вопросы задавать неприлично. Но платит.

— Вы тоже такие вопросы задаете, — парировала журналистка.

— Хотя бы один пример можете привести?

— Пожалуйста. «Скажите, вы вор?»

— Да... Хорошая у вас память. Почти 10 лет прошло. Такой вопрос я задал в 1993 году Диме Якубовскому. Интересным был его ответ. Дима подумал, помолчал и сказал: «Нет». Поймите, я имел абсолютное право, Дима был моим учеником. А я, тогда студент, подрабатывал в подмосковной болшевской школе № 2. За одной партой с Якубовским сидел Сережа Генералов, будущий министр энергетики...[3].

Вот еще пример. Предположим, журналист ведет расследование о психологическом здоровье военнослужащих, участвовавших в боевых операциях. Уже взято интервью у военного врача-психолога, у гражданского психолога — эксперта в кризисных ситуациях. Осталось провести опрос солдат, проходящих психологическую реабилитацию в военном госпитале. Ваша задача — докопаться до причин, вызывающих у солдат депрессию. По мнению врачей, это могут быть муки совести за убийство людей. Можно ли в этой ситуации задавать прямой вопрос вроде такого: «Вам приходилось на войне убивать людей?». Любой здравомыслящий человек скажет, что лучше использовать непрямой вопрос.

К непрямому вопросу есть смысл прибегать и в том случае, когда с собеседником непросто установить контакт, и надо сделать все возможное, чтобы интервью утратило налет формальности. К примеру, задавая вопрос хирургу после операции по пересадке сердца, лучше начать не с прямого вопроса «в лоб» о том, как прошла операция, а спросить, как он выдерживает такие нагрузки: «Шесть часов на ногах за операционным столом! Как это возможно?». Такой вариант, даже и не вопроса вообще, а выражающего восхищение эмоционального высказывания, вроде бы и не имеющего прямого отношения к сути интересующей вас информации, пригласит героя к разговору, более того — поможет расширить возможное поле беседы.

Прямой вопрос всегда предпочтительнее непрямого,

однако бывают случаи, когда непрямой вопрос

даст более эффективный результат.

Понятно, что невозможно дать рекомендации для каждого отдельного случая, с которыми сталкиваются журналисты, отправляясь на интервью, — слишком многообразны информационные поводы, различны цели и подходы, индивидуальны герои. Однако полезно ознакомиться с основными категориями вопросов и особенностями их функционирования, изучить возможности и ограничения каждой, чтобы затем в соответствии с обстоятельствами принять оптимальное решение.

§ 2. Вопросы открытые и закрытые

Вопросы делятся на две большие категории: открытые и закрытые.

Первые носят наиболее общий характер и влекут за собой ответы, не ограниченные ни формой, ни содержанием. Можно сказать, что открытые вопросы более демократичны. Примером такого вопроса может служить фраза, предлагающая собеседнику вступить в диалог: «Расскажите что-нибудь о себе...». Это можно конкретизировать: «Расскажите, пожалуйста, о вашем увлечении верховой ездой...». Однако и в таком варианте вопрос останется открытым, потому что оставляет за собеседником право выбирать, что ответить, какие расставить акценты и добавить подробности.

Приведем еще несколько примеров открытых вопросов:

«Господин министр, а каков ваш прогноз относительно состояния рынка ценных бумаг в текущем полугодии?»;

«Доктор, в чем, по вашему мнению, причина резкой вспышки этого заболевания?»;

«Господин профессор, в чем вы видите основной результат вашего эксперимента?».

У открытых вопросов есть общие черты, которые определяют их преимущества и недостатки. Вот некоторые преимущества открытого вопроса:

§ побуждает собеседника отвечать, ни в чем его не ограничивая;

§ дает собеседнику возможность добровольно передать информацию, свободно говорить о своих чувствах, комментировать события;

§ ориентирует человека на размышления, анализ своих поступков, стимулирует рождение мыслей, которые ранее, может быть, и не приходили ему в голову;

§ ставит журналиста перед необходимостью внимательно слушать и наблюдать.

А это недостатки открытых вопросов:

§ могут спровоцировать длинный ответ, поэтому не всегда применимы в условиях лимита времени;

§ способны смутить собеседника, не привыкшего отвечать на общие вопросы;

§ могут вызвать сбивчивый и сумбурный ответ, сложный для понимания;

§ таят в себе необходимость задавать уточняющие вопросы, перебивая собеседника, что может его обидеть и привести к затруднениям в ходе беседы.

Тем не менее открытые вопросы, несомненно, самый привлекательный инструмент для получения свободных, ярких и ничем не ограниченных ответов, заставляющих думать как собеседника, так и журналиста.

В отличие от открытых закрытые вопросы требуют утвердительного или отрицательного ответа. Репортеры используют их, когда нужно получить жесткую, прямую реакцию собеседника, например, подтвердить или опровергнуть факт:

«Вы думаете, эта команда выйдет в полуфинал?»;

«Господин депутат, вы проголосуете за принятие закона о земле?»;

«Вас действительно пытались шантажировать?».

Привлекательность закрытых вопросов в том, что их легко задавать и на них нетрудно отвечать. Журналист при этом полностью контролирует ход беседы. Есть у закрытых вопросов и такие преимущества:

§ позволяют репортеру получить конкретную информацию, не дожидаясь размышлений собеседника;

§ экономят драгоценное время, так как предполагают быструю реакцию и краткие ответы;

§ дают возможность «разогреть» собеседника, не требуя от него серьезной работы ума.

Между тем закрытые вопросы не стимулируют развитие диалога, так как фактически сообщают собеседнику, что интервьюер заинтересован только в подтверждении или отрицании информации — не более. Большинство закрытых вопросов биполярны, т.е. предполагают всего два предсказуемых варианта ответа — «да» или «нет», не всегда подразумевая объяснения и аргументацию. «Вы любите свою работу?» — «Да (нет)». Закрытые вопросы, поэтому нередко оказываются слишком примитивными для серьезных, мыслящих собеседников. Кроме того, они не всегда экономят время, потому что влекут за собой череду дополнительных вопросов.

Какой вопрос выбрать: открытый или закрытый? В практике межличностных коммуникаций наблюдается тенденция к упрощению форм общения. В повседневном общении с родными и друзьями, в деловых контактах мы чаще используем именно закрытые вопросы. Они конкретны, просты для понимания, не требуют долгих размышлений для ответа, вызывают почти мгновенную реакцию; их, наконец, легко задавать. Действительно, из двух возможных вопросов: «Расскажи, пожалуйста, как ты себя чувствовала во время грозы?» и «Тебе было страшно во время грозы?» — в повседневном разговоре мы, несомненно, отдадим предпочтение второму.

А в интервью? Подходит ли такая упрощенная стратегия коммуникации для данного жанра? В большинстве случаев нет. Хотя бывают исключения. Задавая вопрос своему герою, журналист, как правило, ждет от него описания ситуаций (действий, чувств и т.д.) или объяснения (поступков, желаний, предположений и т.д.). Он предпочитает также, чтобы герой интервью не механически «отработал» задание, а включился в процесс разговора интеллектуально и эмоционально, поразмышлял о спрошенном и выдал информацию сполна. Можно ли таких результатов достичь с помощью закрытых вопросов, которые в принципе не располагают ни к описанию, ни к объяснению, а предлагают завершенный, бесперспективный ответ, ответ-утверждение (отрицание)? Будет ли в ответе на закрытый вопрос содержаться объективная и непредвзятая информация, притом что в вопросе уже содержался вариант ответа? Думается, нет. Поэтому, формулируя вопрос, старайтесь ставить его в открытой форме.

В журналистском интервью открытые вопросы всегда предпочтительней закрытых.

В отличие от ответа на закрытый вопрос ответ на открытый обладает серьезными преимуществами и в процессе производства конечного информационного продукта. При подготовке материала к публикации, при его редактировании для печати или монтаже для теле- и радиоэфира очень ценными оказываются те составляющие ответа, которые возникают по мере развития мыслительного процесса собеседника.

Во-первых, в ответе на открытый вопрос в речи собеседника могут возникнуть образы и картинки.

Из интервью студентки С. с журналистом Андреем Максимовым:

— Говорят, что прямой эфир — это экстремальная ситуация.

Что вы делаете перед эфиром? Как настраиваетесь?

— У меня есть несколько примет перед эфиром. Во-первых, я всегда вступаю в студию с правой ноги, крещусь. Мой редактор мне всегда говорит: «Ни пуха ни пера», и я всегда ему отвечаю: «К черту!». Потом я непременно тру себе уши... Кстати, могу вам это порекомендовать. Это от усталости тренинг такой. Очень помогает. У меня волосы длинные, и не видно, что уши у меня красные. А так, чтобы я на кого-то кричал, — такого нет. Есть ведущие, которые специально орут, но я не такой. Я, конечно, мог бы крикнуть на своего замечательного визажиста, тем более что он ниже меня по рангу и не сможет мне ответить. Но зачем?[4]

Во-вторых, в ответе на открытый вопрос могут всплыть драматические сюжеты, истории из прошлого.

Из того же интервью:

— Как вы себя чувствовали во время своего первого эфира?

— Я отлично помню свой первый эфир, я боялся чрезвычайно. Мой первый эфир был не когда я брал интервью, а когда я открывал программу. Я говорил: «Здравствуйте! Сегодня в нашей программе вы увидите то и то...» Мне было так страшно, что я хотел уйти. Я ведь работаю на телевидении чуть более трех лет, это не такой уж большой срок. Я на самом деле мог бы и совсем уйти с телевидения и чувствовал бы себя прекрасно... А жена-то моя как волновалась! Она мне все время, когда у меня были первые эфиры, все время говорила: «Ты был просто гениальный, потрясающий...» А как потом оказалось, первые мои эфиры она вообще не смотрела...»[5].

В-третьих, ответы на открытые вопросы выигрышнее цитировать, из них проще монтировать звуковые включения для радио и видеоклипы для телесюжетов.

Ответы на открытые вопросы более обстоятельны, могут содержать в себе образ, легче поддаются цитированию.

Однако следует учесть и тот факт, что открытый вопрос иногда может поставить вашего героя в неловкое положение, просто потому, что он не в силах его понять и, значит, ответить. Например, открытый вопрос спортсмену «Какие чувства вы испытываете, когда подходите к финишу?» — может поставить вашего героя в тупик, если он не может описать свои чувства. Однако можно переформулировать вопрос, по возможности его конкретизируя и употребляя глаголы в прошедшем времени, чтобы собеседник восстановил в памяти свои ощущения: «Что пришло вам в голову (о чем вы подумали), когда вы прибежали к финишу на олимпиаде?»

Задавая открытый вопрос, учитывайте интеллектуальные возможности своего героя, его эмоциональное состояние.

И все-таки журналисты часто в своих интервью ставят вопросы в закрытой форме. И на это у них есть свои резоны. Попробуем проанализировать несколько таких случаев.

Закрытый вопрос нужен для подтверждения (отрицания) содержания вопроса.

«Вы намерены участвовать в выборах?» «Да» или «нет» — единственно возможные ответы. Важно иметь в виду, что в зависимости от ситуации интервьюируемый выберет из них для себя наиболее выгодный.

Из интервью Владимира Познера с Виктором Геращенко:

— Вы вообще держите в банке какие-либо сбережения?

— А как же.

— Рубли?

— Конечно.

Следует помнить, что на закрытый вопрос собеседник может дать наиболее выгодный или безопасный для него ответ.

Считается, что ответы на закрытые вопросы абсолютно предсказуемы. Однако бывают случаи, когда, ответив «да» или «нет», собеседник пускается в рассуждения. Большинство интервьюируемых хотят выглядеть вежливыми, хорошо воспитанными людьми, поэтому стараются «помочь» журналисту и дополняют свой односложный ответ на закрытый вопрос дальнейшими рассуждениями. Часто в этих непредсказуемых изречениях может содержаться очень ценная информация.

Из беседы Дмитрия Диброва с кинорежиссером Тиграном Кеосаяном (программа «Антропология»):

— У тебя есть любимый фильм?

— Нет. У меня их много: «Огни большого города», например, Чаплин. Первый курс. ВГИК. История зарубежного кино. Все хохочут от пуза, я сам смеюсь. А последние минут сорок молчу. Это восемьдесят четвертый год. Папа приходит со смены, с Мосфильма. И говорит: «Ты чего грустный такой?». Я говорю: «Ты знаешь, пап, я понял, что я совершенно не туда собрался. Уже все снято. Вот Чаплин. Все!». Папа говорит: «И что?». Я говорю: «И все! Что я сниму?». Он расхохотался, обнял меня, поцеловал и говорит: «Молодец! У меня такая же реакция была. Иди дальше учись!»

Ответ на закрытый вопрос может иметь самое неожиданное продолжение.

Кстати, журналисты нередко ждут такого продолжения и поощряют собеседника, делая паузу после утвердительного или отрицательного ответа на закрытый вопрос. Эта пауза как бы дает понять собеседнику: «Ну, давай, продолжай, я жду твоих размышлений...».

Однако не следует надеяться, что все интервьюируемые с легкостью откликнутся на такой молчаливый призыв продолжить разговор. Например, редко так поступают дети. Поэтому надо быть готовым и к другим ситуациям, а не полагаться на «благотворительность» своего героя.

Все чаще журналистам приходится сталкиваться с собеседниками, обученными специальным технологиям общения с прессой. В основном это люди, которым важно теми или иными путями передать свое «послание» массовой аудитории. Делается это с разными целями: для создания положительного имиджа персоны или предприятия, для продвижения тех или иных идей, для «утечки» информации. Для них закрытый вопрос в интервью — большая находка, потому что, ответив на него, далее можно говорить что угодно или произнести заранее подготовленную речь: «Как сказать... На самом деле я бы хотел сказать вот о чем...». Развитие интервью по такому сценарию окажется не столь неизбежным, если задать вопрос открытый, потому что в этом случае «ведущим» является журналист, а отвечающий — «ведомым».

Вот как одна журналистка добилась ответа на поставленный вопрос у министра по налогам и сборам Геннадия Букаева:

— Много шума вызвали планы по созданию финансовой полиции. Говорят, ее полномочия будут неограниченны. Вы поддерживаете эти планы по созданию финансовой полиции?

— Вы знаете, у меня своих проблем — начать да кончить!

Восемьдесят процентов бюджета обеспечивает наше министерство! Это такие цифры и столько проблем! А создание финансовой полиции — это проблема государства...

— Но если вас все-таки спросят, когда будет создаваться финансовая полиция, вы будете «за» или «против»?

— В принципе я думаю, что вреда не будет. Главное, чтобы это было четко регламентировано в рамках закона...[6]

Будьте готовы к тому, что после закрытого вопроса ваш собеседник может произнести заранее подготовленную речь.

Чтобы избежать возможных негативных последствий закрытого вопроса, стоит использовать комбинированный вопрос — «закрытый + открытый». Делается это таким образом: вы задаете закрытый вопрос, требующий отрицания или утверждения, а после него, без паузы, одним вопросительным местоимением или кратким вопросительным предложением его «открываете».

«Вы отказались от поста премьер-министра? Почему?»;

«Вы были свидетелем взрыва?

Как это произошло?».

Как видно из примеров, после закрытого вопроса, утвердительный ответ на который предсказуем, «вдогонку» следует открытый вопрос, который провоцирует собеседника на рефлексию, объяснение или описание события, что на самом деле и входит в информационные задачи интервью.

Как задавать открытые вопросы. Технология ведения интервью в форме открытых вопросов на самом деле очень проста, известна и всем журналистам, знакомым с законами построения событийной информации. Стоит она на шести «китах» — шести вопросительных местоимениях, которые оформляют вопросительные предложения, побуждающие собеседника к передаче определенной позитивной информации. Назовем их еще раз: кто? что? где? когда? как? почему? (в отечественной традиции нередко добавляется — зачем?). В англоязычной журналистике их для краткости называют формулой 5W + Н по первым буквам вопросов — who? what? where? when? how? why?

Самодостаточность этих вопросов для получения информации уже давно доказана, а практическая журналистика во всем мире использует принцип 5W + Н для создания новостей-сообщений, ориентированных на события.

Правда, формула шести вопросов в практике интервью, проводимых нашими журналистами, имеет тенденцию к расширению в связи с лексическими и грамматическими особенностями русского языка, в частности его богатой синонимией. Однако семантика вопросов остается неизменной.

§ В вопросе, в котором используется вопросительное местоимение кто в разных его падежах (без предлогов и с предлогами), запрашивается информация об объекте события, его участниках и действующих лицах.

«Кто присутствовал на переговорах?»;

«С кем из участников переговоров удалось найти общий язык?»;

«Кому из членов делегации пришла в голову идея подписания совместного заявления?»;

«Кого из делегатов не устроил текст совместного коммюнике?».

Если объект сообщения представляет собой неодушевленный предмет, то соответственно применяется вопросительное местоимение что и все его грамматические формы.

«Что вы увидели, когда началось солнечное затмение?»;

«Чего вам особенно недоставало во время полета в космос?».

§ Вопрос, использующий вопросительное местоимение что, на самом деле в более распространенной форме звучит: что произошло? — и выясняет, что случилось с объектом сообщения, какие действия он совершил, какие качества приобрел.

«Что вы сделали, когда почувствовали взрыв?»;

«Что произошло на самом деле с самолетом в момент катастрофы?».

§ Вопрос о неясном для спрашивающего обстоятельстве места задается при помощи наречия где. Оттенки обстоятельств происшедшего в вопросах выясняются наречиями куда и откуда.

«Где произошло крушение самолета?»;

«Куда теперь направляется ваша спасательная бригада?»;

«Откуда прилетел самолет с гуманитарной помощью пострадавшим от землетрясения?».

§ Вопрос об обстоятельстве времени оформляется с помощью наречия когда, а об оттенках этого обстоятельства — с помощью наречий с каких пор и до каких пор.

«Когда произошла авиакатастрофа?»;

«С каких пор (с какого момента, с какого времени) вы перестали доверять своим помощникам?»;

«До каких пор (до какого времени) будет работать комиссия по реституции памятников культуры?».

§ Вопрос, открывающийся наречием как, должен выяснить обстоятельства образа действия или события, а ответ — описать, как это произошло.

«Как вышло, что об этой аварии узнали только на следующий день?»;

«Как происходит солнечное затмение?»;

«Как же вам удалось освободить заложников?».

§ То, о чем спрашивает многозначный английский вопрос why, в русском языке задается двумя разными вариантами. Вопрос о целях поступков — с помощью наречия зачем (с какой целью); вопрос о причинах происшедшего — посредством наречия почему (по какой причине).

«Зачем понадобилось такое количество спасательных бригад?»;

«Почему на место происшествия вовремя не прибыла бригада врачей?»;

«Почему вы решили баллотироваться на повторный срок?».

Хотелось бы подробнее остановиться на этой группе открытых вопросов. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в отличие от предыдущих пяти вопросов, нацеленных на выяснение конкретных фактов и обстоятельств дела, вопросы «зачем?» и «почему?», выясняющие цели и причины, можно отнести к более сложному уровню, требующему вдумчивого, концептуального ответа. По своему значению они не просты для ответа, так как побуждают собеседника к размышлению, к разбору и анализу ситуации, выдвижению версий случившегося.

Кстати, «почему?» — любимый вопрос телеведущего Владимира Познера. Это отметили коллеги и объяснили такую привязанность к вопросу обостренной пытливостью журналиста:

«Президент телеакадемии, лауреат всевозможных премий и обладатель всех мыслимых-немыслимых телезваний, общается с политиками и министрами с пытливостью школьника. Не стесняется задавать простые вопросы: «А почему?» Переспрашивает, когда непонятно, а не многозначительно хмурит брови, как большинство его коллег. Это подкупает аудиторию, уставшую от терминов других телеобозревателей, которые больше всего пекутся о том, чтобы не выглядеть дураками перед маститыми собеседниками, оставляя в дураках в итоге нас с вами»[7].

Концептуальные вопросы «зачем?» и «почему?» пригодятся в ситуации жесткого лимита времени, когда невозможно осуществить серьезную подготовку и изучить материалы, потому что их на самом деле можно задавать, будучи совсем неподготовленными, что называется, «с белого листа», правда, рискуя быть дезинформированными.

Но есть у концептуальных вопросов и «подводные камни». Они особенно опасны, когда журналист сталкивается с персонами, подготовленными к общению с прессой. Для таких людей вопрос о целях их предприятия уже давно проигран, а ответ отрепетирован. Эффектный, выигрышный и на первый взгляд пригодный для цитирования. Однако вряд ли в таком ответе будет заключаться достоверная информация. Журналисту следует помнить об этом и быть готовым продолжить беседу в поисках правды.

§ 3. Разновидности вопросов

Успех интервью измеряется количеством и качеством информации, полученной за время его осуществления. Можно вести длинную беседу и записать метры пленки на диктофон, однако ценность материала окажется минимальной, потому что журналисту так и не удалось получить от собеседника достаточного объема сведений, нужных для публикации. Напротив, короткий разговор по телефону часто дает избыточный материал, которого хватит не для одной заметки. Рассмотренные технологии предлагают журналисту общие принципы подбора вопросов, приглашающих собеседника поделиться информацией с наибольшей отдачей. Побуждение собеседника к позитивному обмену информацией и есть первичная функция вопроса, которая направлена на получение информации — актуальной, полной, достоверной.

Однако вопросы имеют и широкий круг дополнительных функций, обусловленных содержанием беседы, ситуационными и субъективно-личностными факторами.

Вот хрестоматийный пример интервью во время тушения пожара жилого дома.

Прибыв на место происшествия и сориентировавшись в обстановке, репортер берет три интервью: у начальника пожарной бригады, пострадавшего жителя дома и очевидцев — опрашивает жителей этого и соседних домов. Какие вопросы он задает в каждом конкретном случае? Какие главные вопросы задать пожарному, потерпевшему, свидетелям? А второстепенные? Понадобятся ли наводящие вопросы? Или провокационные? Уместны ли будут гипотетические вопросы или можно ограничиться правилом шести открытых вопросов?

Понятно, что конкретные тактики интервью варьируются от случая к случаю, меняются от собеседника к собеседнику. На самом деле одинаковых интервью быть не может: их, как и жизненных ситуаций, великое множество. Также всегда уникальна и вопросно-ответная составляющая интервью, потому что состоит из разных комбинаций функционально разнородных вопросов. По словам Георгия Кузнецова, «хороший вопрос — вещь одноразовая». Теоретически мы не можем просчитать все комбинации вопросов, однако можно разобрать разные их варианты, различающиеся соответствующими функциональными характеристиками. А уж от профессионализма журналиста будет зависеть умение использовать все эти признаки для эффективного исполнения информационных задач.

Разновидности рассматриваемых далее вопросов, как правило, выполняют дополняющую по отношению к основным роль. Их иногда называют вопросами второго ряда, так как они помогают стимулировать беседу, а ответы на них развивают ее вширь и вглубь, наполняют вспомогательным содержанием. Вопросы, выступающие как стимул для развития беседы, равнозначны таким невербальным действиям, как кивок головы, сообщающий собеседнику: «Да, я вас понимаю», а могут иметь вполне конкретный, озвученный модальный смысл, побуждающий к ответу.

Нередко такие вопросы следуют после закрытых. Как было замечено, приемом закрытых вопросов часто пользуются неопытные журналисты. Задавая их в качестве основных, они спотыкаются на второстепенных, которые должны способствовать развитию ответов особенно скупых на слова или неразговорчивых героев. Например, на вопрос: «Вы когда-нибудь видели шаровую молнию?» — должно последовать два варианта ответа. На утвердительный репортер должен быть готовым отреагировать вопросами второго ряда: «Расскажите подробнее, что вы видели?» или «Интересно, как же она выглядит?» А далее, по ходу развития диалога, могут последовать вопросы третьего ряда: «Когда это было? Где? При каких обстоятельствах? Были ли последствия?» — до тех пор, пока картина полностью не восстановится.

Вопросы второго ряда выполняют во время интервью самые разные функции. Например, провоцируют собеседника на продолжение разговора. Или «разворачивают» разговор вширь. Углубляют его. Уточняют детали. Запрашивают аргументы. Демонстрируют заинтересованность ведущего.

В зависимости от функциональных задач второстепенные вопросы можно разделить на следующие группы.

Уточняющие вопросы. Уточняющий вопрос желательно задавать после неясного или двусмысленного ответа на основной. Если после такого ответа не сделать попытки прояснить недопонятое, не расставить все точки над «i», можно впасть в один из главных профессиональных грехов журналиста — делать до-пушения, выдвигать предположения в связи с недостатком или искажением информации.

Уточняющие вопросы можно задавать в разных формах.

1. Перефразировать сказанное собеседником, если его ответ непонятен:

«Простите, правильно ли я вас понял, господин губернатор, ваш заместитель обвиняется в коррупции?»;

«Так ли я вас понял, господин прокурор, вы добровольно слагаете с себя полномочия?»;

«Мне кажется, вы обвиняете в случившемся руководство страны. Так ли это?».

Перефразируя таким образом предыдущее высказывание своего героя, вы проводите своеобразный тест на понимание сказанного. Подтверждая или опровергая ваши сомнения, собеседник подтвердит или опровергнет и сказанное ранее, возможно, даже несколько разовьет мысль. Таким образом, он повторит то, что интересует журналиста. Поэтому из всех уточняющих вопросов этот самый надежный.

Манера переспрашивать героя, как бы сомневаясь, свойственна тележурналисту Льву Новоженову. Чтобы выглядеть более осведомленным в глазах зрителя, он повторяет сказанное собеседником, уточняет имена, фамилии, названия литературных или музыкальных произведений за гостем: «Тогда вы только поступили в этот театр, да?»; «Съемки продолжались два года, не так ли?»[8]

2. Запросить пример для иллюстрации или прояснения сказанного:

«Приведите, пожалуйста, пример, как работает ваша служба...»;

«Что-то я не совсем понимаю вас. Объясните еще раз, пожалуйста...».

Пример или иллюстрация являются очень эффективным средством уточнения неясностей. Даже в гипотетической форме они способствуют развитию беседы. Если же собеседник не в состоянии привести пример из своей практики, попробуйте прийти к нему на помощь и предложите собственный.

3. Запросить дополнительную информацию или данные:

«Вы утверждаете, что экономический спад пошел на убыль. Не могли бы вы привести конкретные цифры?»;

«Господин мэр, вы говорите, что демографическая ситуация в городе улучшается... У вас есть статистические данные на этот счет?».

Уточняющий вопрос необходим, когда на предыдущий дан неясный или двусмысленный ответ.

Развивающие вопросы. Как правило, люди не готовы дать исчерпывающие ответы на все интересующие журналиста вопросы. От смущения или боязни показаться глупыми они жмутся, заикаются, теряют дар речи. И, конечно же, в таких случаях нуждаются в помощи, иногда даже в ободрении, чтобы продолжить и развить ответ. В своей практике журналист может столкнуться с ситуацией, когда палочкой-выручалочкой окажутся простые слова: «Пожалуйста, продолжайте, это очень интересно...». Но чаще случается, что ответы на основные, особенно закрытые, вопросы оказываются чересчур краткими, нераспространенными, требующими дальнейшего развития, проработки, и тогда необходимо включить в беседу развивающие вопросы. Вот некоторые варианты их использования.

§ В вопросе, как эхо, используется предыдущее высказывание героя.

«Почему же вы так уверены в положительных результатах голосования?»;

«Вы сказали, что нет смысла выставлять свою кандидатуру. Почему?».

Такой тип вопроса поможет развить какой-либо конкретный аспект предыдущего ответа.

§ В вопросе выражается интерес к чувствам героя, его чисто человеческим переживаниям:

«Господин мэр, что вы почувствовали, когда были объявлены результаты голосования?»;

«Какие чувства вы испытали, когда увидели ваших детей после долгих лет разлуки?».

Вопрос: «Что вы чувствовали?..» — развивает эмоциональный аспект содержания разговора, подталкивает героя поделиться переживаниями.

Телеведущий Андрей Норкин в беседе с Борисом Березовским спросил об ощущениях медиамагната после допроса. И получил, надо сказать, честный ответ:

— Сразу после допроса вы сказали, что все прошло спокойно, что следователь вел себя корректно. Не было никаких неприятных ощущений?

— Не могут не возникать неприятные ощущения, когда идешь в Генеральную прокуратуру. Ощущения были не просто неприятные, а мерзкие. Тем более что это продолжается уже два года...».

Однако вопрос: «Что вы почувствовали?» — надо осторожно использовать в ситуациях освещения трагических случаев, катастроф, стихийных бедствий, особенно когда беседуешь с пострадавшими, а также их родственниками, чтобы не травмировать, не вызвать повторного шока.

§ Для развития разговора собеседнику предлагается расширить тему или включить ее в неожиданный, даже незнакомый контекст. В вопросе могут быть также использованы ссылки на разные, желательно достоверные источники.

«Вы даете концерты для российской публики, а живете в Италии. Как вам удается это совмещать?»;

«Господин министр, вы утверждаете, что не было никаких возможностей спасти подводную лодку. Но, как передали информационные агентства, иностранные спасатели были готовы приступить к спасению буквально на следующий день...».

Развивающие вопросы призваны способствовать

расширению поля беседы в сторону уточнения деталей,

эмоциональных переживаний героя, включая ее

в более широкий контекст.

Контрольные вопросы. Журналист может задавать их в ситуации, когда у него нет объективных подтверждений того, что было сказано собеседником. При этом у него нет и возможности перепроверить сообщаемую информацию, прибегнув к объективным источникам.

Опытный журналист Леонид Плешаков советует, чтобы не угодить в невидимую ловушку, задать контрольный вопрос: «Когда мой собеседник рассказывал о совершенных им подвигах, но ничем, кроме своих слов, это подтвердить не мог, я старался задать контрольные вопросы, которые сняли бы мои сомнения. Вставленные «к слову», они при всяком ощущении опасности помогают отсечь возможную ложь»[9].

Уличающие вопросы. Будучи разновидностью контрольного, вопрос уличающего характера применяется в случае явных противоречий в ответах, а также если собеседник был непоследовательным в описании, неуверенным в аргументации.

«Вы только что заявили, господин мэр, что демографическая ситуация в городе улучшилась. Но статистика говорит об обратном: смертность все еще превышает рождаемость. Вы уверены в своей правоте?».

Уличающие вопросы часто сталкивают интересы журналиста и его героя, особенно когда налицо факт сокрытия информации. В таком случае у корреспондента возникнет естественное желание резко возразить, вывести собеседника на чистую воду.

Владимир Познер не может скрыть раздражение, когда собеседник пытается оправдать поведение военных чиновников после гибели подводной лодки «Курск»: «Вы считаете, что все упреки совершенно несправедливы? Что не было игры на этом горе? Не было ни нагнетания, ни выясненных обстоятельств, скрываемых от нас?».

И тем не менее даже в этой ситуации надо воздержаться от жестких высказываний: «Вы не правы»; «Я вам не верю» — и попробовать спросить дипломатично: «Вы уверены, что это правда?»; «Вы убеждены в своей правоте?».

Но и в том случае, если журналист был безукоризненно вежливым со своим героем, он должен быть готов к тому, что уличающий вопрос может затруднить ход беседы или — в худшем случае — остановить ее. Поэтому лучше оставить этот вопрос на конец разговора или подождать момента, когда он уже не осложнит беседу.

Уличающий вопрос, заданный опытным «беседчиком» Урмасом Оттом Марису Лиепе, чуть было не сорвал интервью:

О. Вы здесь уже немножко говорили о том, что и ваши дети, сын Андрис и дочка Илзе, они тоже солисты Большого театра. Скажите, это они сами пожелали себе такой судьбы или это, если можно так сказать, тень отца?

Я формулирую вопрос неуклюже. Лиепа неверно понимает меня и наверняка обижается. Об этом свидетельствует интонация, с какой он произносит следующую фразу. Он говорит тихо, сквозь зубы. Благодарение Богу, передача практически сделана, успеваю я подумать. До конца остается минут десять. Хорошо, что меня не угораздило задать так вопрос раньше, — вся беседа могла пойти насмарку. Итак, один из драматичнейших моментов, когда я могу упрекать лишь самого себя, позади. Но уже ничего нельзя поправить.

Л. Тенью они не стали и никогда не станут[10].

Уличающий вопрос необходим, когда собеседник

искажает или скрывает информацию, когда возникает

противоречие между его словами и ранее установленными

вами фактами. Его надо использовать с осторожностью,

лучше не в прямой форме и ближе к концу разговора,

чтобы не оборвать его ход.

Количественные вопросы. Вопросы с количественным местоимением сколько служат для выяснения количественных характеристик интересующего объекта или события:

«Сколько человек родилось в течение года в нашей стране?»;

«На сколько процентов увеличилось население земного шара за один месяц?»;

«Сколько у нас в стране зарегистрировано наркоманов?».

Ответы на количественные вопросы вносят ясность и точность в разговор. Они отличаются от туманных, неопределенных рассуждений тем, что всегда заостряют, а при удачном использовании даже драматизируют сюжет.

Количественные вопросы доминируют в спортивных репортажах, интервью, взятых для бизнес-новостей и экономических обозрений. Они всегда присутствуют в беседах с экспертами, использующими для работы статистические методы.

Однако надо иметь в виду, что количественная информация имеет пределы восприятия. Во-первых, тексты, особенно теле- и радиоэфиров, нельзя перегружать цифровыми данными, их переизбыток не конкретизирует сюжет, а лишь запутывает читателя (зрителя, слушателя). Во-вторых, статистические данные воспринимаются только в сравнительных или процентных показателях. Поэтому, запрашивая статистику по интересующему вопросу, следует подготовить еще один, дополнительный, вопрос — о динамике показателей («Сравните с данными прошлого года»; «На сколько это больше (меньше), чем в прошлом квартале?» и т.п.).

В. Сколько лесных пожаров было зафиксировано в этом году?

О. Более пятисот случаев.

В. А по сравнению с прошлым годом?

О. Если сравнить с прошлогодними данными, это в полтора раза больше.

В. В чем же причина?..

Количественный вопрос конкретизирует предмет разговора и позволяет увидеть ситуацию в динамике.

Гипотетические вопросы. Это особая вопросная форма, когда спрашивающий хочет получить ответ на вопрос, что произойдет, если совершится (совершается или уже совершилось) подразумеваемое. Гипотетические вопросы побуждают собеседника заняться прогнозами, пофантазировать о перспективах объекта беседы или возможных последствиях его действий:

«Господин директор, попробуйте представить будущее вашего завода, если правительство выделит деньги на его реконструкцию?»;

«Как вы считаете, сложилась бы такая критическая ситуация, если бы помощь в район бедствия пришла вовремя?».

Такие вопросы имеют оттенок условного значения и предполагают такого же рода ответ-догадку. Поэтому многие журналисты отказываются от использования их в интервью, справедливо считая, что в журналистике нет места домыслу. Кстати, на такие вопросы часто отказываются отвечать политики и лица, принимающие решения, потому что они рискуют ответить невыгодным для себя образом.

Значит ли это, что гипотетических вопросов вообще следует избегать? Вовсе нет. Однако надо иметь в виду, что в ответ вы можете получить нулевой результат. Тем не менее надо учесть также, что есть персоны, особенно натуры творческие, которые положительно относятся к гипотетическим вопросам.

Кроме того, есть ученые, эксперты, занимающиеся экономическими, политическими, социальными прогнозами, которые по роду своей деятельности могут ответить на такой вопрос профессионально:

«Господин профессор, что произойдет, если озоновая дыра увеличится еще больше?»;

«Вы не могли бы описать последствия глобального экономического кризиса?».

Задавая гипотетический вопрос неподготовленному собеседнику,

вы рискуете получить необоснованный, некомпетентный ответ или вовсе его не получить.

Гипотетические вопросы лучше всего задавать

ученым-футурологам или экспертам,

занимающимся прогнозами в своей области.

Проективные вопросы. Заслуживают внимания и проективные вопросы, которые помогут глубже изучить характер вашего собеседника, определить потенциал его внутреннего мира:

«Если бы вы получили миллион, что бы вы сделали?»;

«Что бы вы сделали в этой ситуации, если бы были президентом страны?».

Переходные вопросы. Их еще называют «вопросы-мосты» или «вопросы-переключатели». Они служат для плавного изменения направления беседы, для перевода разговора на новую или упоминавшуюся вскользь тему:

«Господин режиссер, в начале беседы вы упомянули, как сложно было найти средства для съемок этого фильма. Давайте поговорим об экономической части производства картины. Сколько она стоила?».

Профессионально заданный переходный вопрос не должен обрывать собеседника. Не следует неожиданно переключать разговор на новую тему, к которой собеседник еще не готов. Однако, если вы видите, что разговор зашел в тупик, можно попробовать резкую смену сюжета:

«Хорошо, давайте не будем говорить о ваших неприятностях по службе и поговорим о вашей семье. Как давно вы женаты?».

Если собеседник проявляет настойчивость в передаче своего (часто заранее подготовленного) «послания», переходный вопрос может не сработать. Вот пример:

«Господин губернатор, я слышал, что ваша позиция по вопросам приватизации земли резко расходится с позицией президента. Не можете ли вы прокомментировать позицию президента?»;

«Я не знаю, что по этому поводу думает президент, а моя точка зрения вот какая...».

Переходные вопросы нужны для изменения направления беседы.

Они очень помогают, когда разговор заходит в тупик.

Однако они должны быть настолько интересны,

чтобы собеседник захотел переключиться.

В упомянутом уже интервью с Марисом Лиепой Урмас Отт удачно применил и прием переходного вопроса, чтобы сбить напряжение, завершить одну тему и приступить к следующей:

О. Скажите, что вам как актеру балета дал период обучения в Московском хореографическом училище, и как вы туда попали?

Л. Это опять счастливый случай. В Риге отдыхали в то время будущие педагоги Елена Николаевна Сергиевская и профессор Николай Иванович Тарасов... Был такой случай. Елена Николаевна спросила: «Марис, отгадайте, сколько спичек в этом спичечном коробке»? Я назвал цифру. Прошла секунда, две, три, она говорит: «Вы отгадали». Я сказал слово, которое я никогда не повторю по-русски. Я сказал: «Вы врете...». Она повторяет: «Вы отгадали». Она меня поставила на колени, говорит, извинитесь, так по-русски нельзя, тем более женщине, говорить. Я спрашиваю: «А как надо говорить»? «На всякий случай запомните, что надо говорить хотя бы "вы говорите неправду"», — отвечает она. Я это запомнил на всю жизнь. Она сказала: «А вы знаете, что я загадала? Я загадала: будете ли вы учиться в Москве или не будете учиться в Москве»? И действительно, прошел месяц, я приехал в Москву, в класс Николая Ивановича Тарасова.

О. Кстати, сколько спичек было в коробке?

Л. Не хочу врать. Не помню.[11]

Пассивные и мимические вопросы. Это фактически даже и не вопросы, а вербальное или невербальное побуждение собеседника продолжить разговор. Пассивные вопросы задаются в форме кратких выражений, которые посылают сигнал о включенности собеседника в разговор («Понимаю...»; «Да, да, конечно...»; «Правда?»). Это сигналы, воодушевляющие собеседника продолжать диалог, и поскольку они не несут оценочной окраски, этот прием оказывается особенно эффективным, когда взгляды собеседника оппозиционны вашим. Этому способствует и мимика — выражение лица, жесты, телодвижения. Однако во время эфирных интервью пассивные и мимические вопросы надо использовать умеренно.

Пассивные и мимические вопросы

стимулируют продолжение разговора.

Однако их следует избегать во время эфирных интервью.

Близкими по значению являются так называемые молчаливые, или «немые», вопросы, которые стимулируют диалог без слов, только с помощью паузы. Начинающие репортеры панически боятся образовавшихся во время беседы пустот. Их смущение действует и на собеседника. Они, конечно же, правы, но только отчасти. Тишина страшна только тогда, когда нечего спросить, но вопреки бытующим предубеждениям ее можно использовать с умом.

Во-первых, пауза, образовавшаяся во время интервью, даст собеседнику передышку и время подумать. В результате можно получить более глубокий ответ.

Во-вторых, пауза с помощью дополнительных невербальных средств, мимики, языка тела и жестов информирует собеседника о том, что диалог продолжается и журналист ждет новых подробностей.

Кроме того, собеседник может намеренно или интуитивно посылать журналисту сигналы для передышки, для обдумывания ответа. Например, когда, отклонившись в кресле, смотрит в потолок или когда произносит «э-э-э», «хм-м-м», подбирая нужные для ответа слова, формулируя мысли. В этот момент не стоит торопить собеседника, и сделать здесь паузу — беспроигрышный ход.

«Немой» вопрос дает собеседнику время на раздумья,

при этом не прерывая ход беседы.

Следите за собеседником: он сам пошлет вам сигнал для паузы.

§ 4. Вопросы, которых следует избегать

Не все используемые в повседневности формы вопросов стоит журналистам применять в своей практике. Например, слишком длинные, громоздкие, по которым сложно определить, какая, собственно, информация запрашивается. Или такие, в которых, по существу, не содержится желания спрашивать, а есть только констатация или предположение журналиста. Неопытные репортеры, стараясь вложить в свою часть диалога «глубокий смысл», задают сразу два или несколько вопросов, что также нежелательно, так как это дезориентирует собеседника в порядке ответов. Нередко журналистов подводят и «дежурные» вопросы, которые припасены на случай, если не о чем больше спрашивать.

Вот как отреагировал один известный журналист на вопрос студентки:

— Помните ли вы какой-нибудь смешной эпизод из вашей практики?

— На такие вопросы не отвечаю, — отрезал он.

— Почему же? Чем плох такой вопрос? — с недоумением спросила студентка.

— Это анкетные вопросы, на них люди больше всего не любят отвечать. Самые интересные вопросы те, которые заставляют вас думать.[12]

Есть и другие варианты неумелого подхода к подбору вопросов, которые следует знать, чтобы не усложнять и без того непростую технологию ведения беседы.

В этом параграфе будут рассмотрены наиболее характерные случаи неудачных вопросов, проанализирована функциональная и структурная составляющая ошибок, которые влияют на процесс интервью. Здесь не затрагивается содержательный аспект вопросов ввиду их бесконечного многообразия и зависимости от конкретных ситуаций.

Риторические вопросы. Выделяемые грамматикой в отдельную группу вопросительных предложений, они содержат не вопрос как таковой, а скрытое утверждение, не требующее ответа. При этом в риторическом вопросе имеются все компоненты вопросительного предложения, отличающие его от повествовательного, — специфическая интонация, особый порядок слов, наличие вопросительных частиц, что, безусловно, не может не смутить неопытного интервьюера. Другим «привлекательным» моментом риторического вопроса является эмоциональная выразительность, т.е. возможность передать через него дополнительную информацию об оттенках своих эмоций:

«Как же можно барышень, произносящих подобные монологи, серьезно обвинять за что-нибудь?» (Н. Добролюбов. Темное царство);

«Разве можно так поступать?»;

«Это ли не решение всех проблем?».

В риторических вопросах не происходит требуемого двустороннего вопросно-ответного взаимодействия между журналистом и его героем. Активной стороной оказывается журналист. Приговор выносит он, и он, а не его собеседник, ставит точку.

При этом корреспондент нарушает сразу два правила интервью: получение новой информации вообще и получение новой информации от вопрошаемой стороны. Кроме того, риторическим вопросом, по существу, прерывается ход беседы, а собеседнику ничего не остается, как развести руками и молчаливо ретироваться. Недаром риторические вопросы близки по своему значению к высказываниям, содержащим скрытое утверждение или отрицание.

В телеинтервью с министром иностранных дел Игорем Ивановым обсуждалась актуальная для текущего момента проблема напряженности, возникшей во взаимоотношениях России и Грузии. Речь, в частности, зашла о введении Россией на границе с Грузией визового режима. Министр аргументирует такое решение властей, а журналист пытается выяснить, все ли было сделано, чтобы проблему решить более мягкими мерами, и в запальчивости восклицает: «И вообще, можете ли вы себе представить, что всеми любимые люди, такие, как Кикабидзе, Брегвадзе, станут в России настоящими иностранцами!» Министр долго ищет подходящий ответ на этот риторический вопрос.

Риторические вопросы не содержат необходимого вопросительного компонента и тем самым вызывают у собеседника пассивную реакцию.

Подсказывающие (упреждающие) вопросы. Вопросы такого типа уже содержат ожидаемый ответ. В большинстве случаев их следует избегать, потому что они имеют как минимум два вредных последствия. Во-первых, подталкивают собеседника к неполноценному ответу — журналист подсказал ему возможный вариант; во-вторых, собеседник может воспринять их как манипулятивный прием («Он отвечает за меня!»):

«Господин прокурор, вы ведь заранее предполагали, что это уголовное дело не будет раскрыто?»;

«Что вы думаете по поводу ужасного выступления депутата от оппозиции?»;

«Что вы скажете об этом прекрасном фильме?».

Упреждающие вопросы могут проявляться в разных формах:

§ включать в себя избыточные слова. Например, в вопросе «Расскажите, пожалуйста, все о человеке в темном пальто, которого вы видели в день ограбления», подробность «черное пальто» исходит не от собеседника, а от журналиста;

§ содержать лимитированное количество вариантов ответа. Например, вопрос: «Вы женаты или живете один?» — предполагает лишь два возможных ответа, в то время как могут быть еще варианты: развод, жизнь в гражданском браке;

§ выключать оценочный компонент, как в случае с «ужасным выступлением депутата» или «прекрасным фильмом».

И в том, и в другом случае журналист сам дал отрицательную оценку действиям депутата и положительную оценку фильму. В такой ситуации можно ожидать и два варианта ответа. Первый: собеседник согласится, что выступление было ужасным (а фильм — прекрасным), и будет отвечать в этой, заранее предложенной конструкции. Второй: он не ответит на вопрос, а спросит журналиста: «Почему вы считаете, что его выступление ужасное (что фильм прекрасный)?». И оба варианта в равной степени будут иметь неудачный результат: либо последует неправдивый ответ, либо собеседник возьмет инициативу в свои руки.

Упреждающий вопрос может иметь оправдание только в том случае, если есть необходимость преодолеть смущение собеседника в разговоре на болезненные или смущающие его (ее) темы. Например, в разговоре с жертвой изнасилования можно задать потерпевшей такой упреждающий вопрос: «Вы потом, наверное, часто вспоминали этот кошмар?». Словом «кошмар» журналист дает оценку трагедии и морально поддерживает собеседницу в беседе на столь трудную для нее тему.

Упреждающие вопросы имеют как минимум два последствия:

могут вызвать манипулятивный эффект

или привести к формальному ответу.

Льстивые вопросы. Льстивые, апологетические вопросы, как показывает практика, только вредят. Молодые и неопытные журналисты прибегают к ним, чтобы компенсировать смущение и чувство восхищения по отношению к своему герою.

«Господин музыкант, вы самый великий исполнитель классической музыки, вы — лауреат всех возможных премий, ваше творчество вызывает восхищение у людей всех возрастов и наций и т.д., и т.п., как вам удается поддерживать такую хорошую творческую форму?»

Какую реакцию этот вопрос вызовет у собеседника?

«Да что вы, не такой уж я и великий, да будет вам! Да обычный я человек! Мне даже как-то неловко...». Он обязательно сделает попытку сбалансировать лесть словами, принижающими его достоинства. А далее есть два пути развития этого диалога: в лучшем случае «великий музыкант» продолжит ответ, а в худшем — уведет разговор в другую сторону, рассказывая про то, какой он «скромный и простой».

Вот пример преувеличенного комплиментарного вопроса, заданного в телеэфире молодой журналисткой балерине Майе Плисецкой: «Майя Михайловна, у вас слава не мировая, а уже планетарная. Вы вот как-то сказали, что вам некогда быть живой легендой. Некогда, потому что вы все время работаете, или некогда, потому что у вас такая жизнь?». Плисецкая, которой не откажешь в тщеславии, естественно, стала сглаживать чрезмерную лесть: «Да ладно вам, какая я легенда!», и ответа на вопрос так и не последовало.

Та же реакция и у человека, совершившего неординарный поступок, например спасшего ребенка во время пожара. Трудно будет добиться от него полноценной информации и подробного описания случая, если репортер обратится с такими словами: «Вы настоящий герой, вы совершили такой поступок, который достоин самых высоких наград...». Весь словесный запас, вся энергия этого человека уйдут на преодоление смущения, скромный лепет, что не герой-то он вовсе, а обычный человек, что на его месте так поступил бы каждый.

В подобном положении окажутся и ученый, и писатель, и рок-певец — словом, любой человек, чьи достоинства или поступки гиперболизированы журналистом. И каждый раз в ответном «ходе» собеседник будет стремиться сбалансировать лесть, на что уйдет драгоценное время, а новой информации так и не прибавится.

Льстивый вопрос, в котором гиперболизированы достоинства

или поступки собеседника, —

неэффективное средство развития беседы.

Льстивые вопросы не следует путать с комплиментами, к которым прибегают журналисты для «наведения мостов», формирования позитивной атмосферы беседы. Комплименты, как утверждают психологи в теории «поглаживания», необходимы для проявления одобрения, подбадривания собеседника. Без лести, «подхалимажа» они лишь стимулируют беседу, придают уверенность собеседнику.

Провокационные вопросы. Задаются они с целью разозлить собеседника, возбудить страсти, чтобы на волне вспышки эмоций получить открытый, импульсивный ответ. Фактически журналист рассчитывает на то, что собеседник потеряет над собой контроль и выложит все как «на духу». Тоже по-своему манипулятивный прием. Как он действует и какие влечет последствия?

Провоцировать можно с помощью отдельных ключевых слов, на которые «клюнет» герой, или содержанием всего вопроса.

Вот пример из интервью Дмитрия Диброва с кинорежиссером Тиграном Кеосаяном:

Д. Я, перед тем как прозвучала заставка, спросил у Тиграна: «А как он называется, твой фильм?» И выяснилось, что у него дурацкое название — «Ландыш серебристый».

К. Потрясающее название!

Д. И чем же тебе так нравится это мещанское название?[13]

Журналисты, использующие прием провокаций — очень популярный, кстати, в желтой, таблоидной прессе, а также в развлекательном теле- и радиоэфире, — верят в его действенность, в то, что такой вопрос может «раскрыть» человека, дать выход его эмоциям. По мнению многих журналистов-«провокаторов», такие вопросы «не проходят» с людьми, подготовленными к общению с прессой, но очень результативны в беседе с тем, кто этого опыта ранее не имел, и поэтому не ждет от журналистов подвоха. При этом они считают также, что риски, связанные с таким общением, стоят всех возможных последствий.

Известный радио- и телеведущий Матвей Ганапольский признался, что эфирная беседа для него — всего лишь игра, а его провокационная манера — условность, к которой он намеренно прибегает, чтобы обострить разговор: «Недавно Александра Пахмутова в беседе со мной заявила, что Николай Добронравов — лучший на земле поэт-песенник. Я парировал: дескать, для нее он лучший, потому что он ее муж... Вот тут-то и началось! Слава Богу, что к середине беседы мне все-таки удалось обменяться с Александрой Николаевной шутками, мы посмеялись и сошлись на том, что поэзия — штука сложная, а Добронравов — лучший в том смысле, что для создания текстов к музыке Пахмутовой подходит только он...».[14]

Однако начинающим журналистам следует относиться к провокационной технике интервью с опаской, потому что она может повлечь как предсказуемые, так и самые неожиданные последствия. Например, собеседник может прервать интервью, при этом унизить вас и со скандалом выпроводить из помещения. После провокации вам не подадут руки не только ваши собеседники, но и их коллеги, ваши потенциальные источники, у вас сформируется репутация скандального репортера, и т.д...

Перед использованием провокационного вопроса просчитайте все риски, с ним связанные.

Перегруженные вопросы. В вопросе каждое слово играет свою уникальную роль. Помимо того что слово несет определенный смысл и формирует содержание вопроса, с помощью множества дополнительных факторов оно может наполниться добавочными оттенками эмоционального и модального характера: удивления, сомнения, недоумения, недоверия, уверенности или неуверенности и др. К таким дополнительным факторам отнесем интонацию, логическое ударение, особое позиционирование выделяемого слова, а также специальные грамматические средства выражения, к которым относятся вопросительные частицы. Вопросительные частицы ужели, неужели, разве (кроме частицы ли, имеющей нейтральное вопросительное значение) выражают вместе с вопросом различные модальные оттенки, главным образом сомнения, неуверенности или недоверия.

Рассмотрим три вопроса, различающихся лишь вопросительными частицами:

«Было ли сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?»;

«Неужели было сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?»;

«Разве было сделано все возможное, чтобы спасти экипаж?».

Первый вопрос сформулирован с помощью частицы ли и не имеет дополнительного модального смысла — он просто побуждает собеседника дать ответ. Второй, в который входит частица неужели, помимо поставленного вопроса включает оттенок сомнения, а третий — с частицей разве — недоверия. Какой вопрос предпочтительнее? Конечно, первый, потому что он монофункционален, т.е. содержит единственное побуждение к действиям собеседника — ответить на вопрос. Два других полифункциональны: во втором случае помимо ответа на вопрос об использовании всех возможностей для спасения экипажа собеседник должен постараться развеять сомнения журналиста; а отвечая на третий, — заложить фундамент доверия. Первый вопрос рационален, второй и третий, в которых содержатся оценочные компоненты, эмоционально перенасыщены и требуют от собеседника решения сразу двух задач.

Можно привести много примеров с вопросами, в которых содержатся ненужные, избыточные слова, выражающие определенное отношение журналиста. На первый взгляд безобидное, но эти слова затрудняют ответную реакцию собеседника.

Сравните еще пары вопросов:

«Господин министр, почему за этот закон проголосовало 70 процентов депутатов?» и «Господин министр, почему за этот закон проголосовало только 70 процентов депутатов?»;

«Господин прокурор, вы считаете, что общество не узнает имена террористов?» и «Господин прокурор, вы считаете, что общество никогда не узнает имена террористов?».

Слова только и никогда существенно меняют смысл вопросов, перегружая их избыточной информацией об отношении журналиста к предмету разговора.

Два вопроса в одном. Не менее характерной ошибкой журналистов является и перегрузка, когда вместо одного задаются несколько вопросов:

«Господин профессор, расскажите, пожалуйста, о результатах вашего эксперимента. Сколько на него ушло средств?»;

«Вы видели, как взорвался самолет? В котором часу это произошло?»;

«Господин прокурор, когда вы расскажете о результатах расследования? Почему общество до сих пор не проинформировано?».

Все приведенные вопросы страдают, пожалуй, самой распространенной ошибкой интервью — болезнью перегрузки вопросов, «упаковки» двух вопросов в одном. Происходит это по ряду причин: и от желания репортера «узнать все сразу», и от спешки, и от непродуманной последовательности вопросов.

Что получится вследствие «двух вопросов в одном»? По законам восприятия лучше всего запоминается последнее изречение. Поэтому скорее всего из двух вопросов ваш герой ответит на последний. Как показала практика, так чаще всего и происходит.

Журналист: Русская поэзия традиционно тяготела к французской — от Парни до Малларме. Вы как будто этой традицией пренебрегали и в своем творчестве, особенно раннем, обращались к польской, к английской поэзии. Что привлекает вас в этих литературах? Какое значение имеет для вас русская классика? Какие поэты вам близки сейчас?

Бродский: Начну с конца — я полагаю, вы спрашиваете о русской классике. Прежде всего Баратынский и Вяземский. Как это ни странно, во всякую эпоху почему-то всегда существует только один великий поэт...[15]

Однако когда ваш герой проявляет явную заинтересованность и хорошо себя контролирует, он безусловно выберет тот вопрос из заданных двух, на который ему выгоднее отвечать.

Даже опытный интервьюер может допустить такую ошибку. В беседе с Родионом Щедриным на перегруженный двойной вопрос Урмас Отт получает соответствующий ответ.

О. Но до Московской консерватории вы еще учились в хоровом училище. Я правильно помню вашу биографию, да? Это был довольно сложный период в нашей стране — конец сороковых — начало пятидесятых годов. Тогда, я знаю, отношение к Шостаковичу и Прокофьеву было тоже неоднозначно.

Я задаю здесь на самом деле два вопроса, из которых Щедрин отвечает на один. То было время, когда в новых условиях гласности много говорилось об ужасах и страданиях периода сталинизма, в какой-то мере тема стала конъюнктурной. Хотя сейчас я бы с удовольствием отказался от второй половины заданного вопроса, в тот раз я его все же задал, чтобы ввести в беседу тему Шостаковича и Прокофьева, о которых в контексте сталинизма говорилось много, их имена даже эксплуатировались. Щедрин почему-то оставляет этот вопрос без внимания, но продолжает биографическую тему...

Щ. Я действительно до Московской консерватории учился в Московском хоровом училище, это было училище свешниковское — Свешников был основателем и организатором училища...

Нельзя перегружать вопросы избыточной информацией или ненужным эмоциональным или модальным содержанием.

Это затрудняет отвечающего.

А два вопроса в одном — одна из самых грубых журналистских ошибок.

«Глупые» вопросы. Под ними подразумеваются неуместные, неподходящие, не относящиеся к делу вопросы. К сожалению, в журналистской практике их не избежать. Всегда наряду с продуманными, содержательными, побуждающими к определенной позитивной информации неизбежны такие вопросы, от которых ваш герой только поморщится или снисходительно улыбнется. Хорошо, если интервью протекает без свидетелей, однако если оно публично, то журналисту не избежать критики в свой адрес. Ему сполна достанется и от коллег, особенно если это пресс-конференция или коллективное интервью, в котором участвуют сразу несколько журналистов.

Как глупые воспринимаются вопросы в следующих типичных ситуациях.

§ Когда неопытные репортеры выясняют банальности вроде такой: «Любите ли вы своих детей?».

§ Когда задается уточняющий вопрос, совершенно неуместный в данной ситуации. Зачем, к примеру, спрашивать Никиту Михалкова, большой ли у него опыт режиссуры. Всем и так известно, что огромный.

§ Бывают неуместными и переходные вопросы, которые прерывают мысль собеседника в самом интересном месте и рано уводят разговор в другую сторону.

§ Иногда молодые журналисты, пытаясь покрасоваться перед публикой и эпатировать ее, задают такой заумный вопрос, что его не может понять герой, и тогда ему приходится задавать встречный: «Простите, я вас не понял, что вы имели в виду?» Хорошо, если журналист найдет нужные слова для объяснения, но когда вопрос до конца ему неясен, придется принести извинения.

§ Как правило, ненужными бывают повторные вопросы. Дважды произнесенный вопрос, как бы для верности, убедительности (а вдруг не поймет, не расслышит?) — еще полбеды. Хуже, когда вопрос начинают разъяснять, не упрощая, а все более усложняя. «Господин редактор, скажите, вы когда-нибудь испытывали давление со стороны владельца газеты? Я имею в виду, вам когда-нибудь приходилось по его приказу прибегать к искажению фактов или печатать нелицеприятную информацию о его врагах?» Здесь абсолютно неуместна вторая часть вопроса, потому что собеседник знает, о чем идет речь.

§ Глупо также в вопросах морализировать просто потому, что это не входит в задачи журналиста; кроме того, это может раздражать собеседника. «Господин редактор, как же вы могли допустить публикацию такой грязной сплетни о всеми уважаемом человеке, разве это этично?»

Это звучит банально, но «глупых» вопросов лучше не задавать.

Журналистам случается получать от собеседников ехидные замечания по поводу глупых вопросов, и к этому надо быть готовым. Кстати, после такой едкой реплики можно вдогонку получить в качестве своеобразной «компенсации за причиненный ущерб» что-нибудь интересное.

Журналист: Чем стала для вас Америка после всех этих лет?

Бродский: Замечательно! Где вы научились задавать такие вопросы? Чем и была — просто продолжением пространства.[16]

Бывают редкие случаи, когда «глупый» вопрос вдруг вызовет неожиданно интересный или остроумный ответ. Это оживит разговор, придаст ему новый импульс.

Журналист Анатолий Рубинов однажды писал о камерах хранения Казанского вокзала.

— Что у вас интересного? — спросил он.

— Все...

«Разговор зашел в тупик с самого начала, — вспоминает он. — Но меня спасло одно обстоятельство и собственная наигранная глупость.

В кабинет заведующей зашла ее подруга. Это принесло некоторое облегчение, и я стал обращаться к обеим. Я задал идиотский вопрос: «А у вас находят трупы?». В результате я услышал захватывающую историю о цыганке, которая оставила в камере хранения ребенка. Малыш выспался и начал кричать. Началась суета: прибежали люди, пришла милиция. Попытались открыть дверцу — сработала сигнализация. Вокзал вспыхнул интересом и ненавистью к этой женщине. В конце концов ребенка достали — и тут же прибежала мама... Таким образом, начав разговор с глупейшего вопроса, я узнал очень много нового. Оказалось, что все люди одинаково хитры — редко кто не использует в коде года своего рождения».[17]

Примечания

[1] Материалы спецсеминара.

[2] Walters Barbara. How To Talk With Practically Anybody About Practically Anything. New York, 1970. P. 21.

[3] Шаблинская О., Караулов А. Мне нечего скрывать // Аргументы и факты. 2002. № 26.

[4] Материалы спецсеминара.

[5] Там же.

[6] Материалы спецсеминара.

[7] Костенко-Попова О., Оберемко В. Восемь личных мнений о Познере // Аргументы и факты. 2001. № 32.

[8] Материалы спецсеминара.

[9] Плешаков Л. Вопросы-ловушки, или Как проверить непроверяемое // Журналист. 2001. № 1. С. 47

[10] Omm У. С. 40.

[11] Отт У. С. 25-26.

[12] Материалы спецсеминара.

[13] Материалы спецсеминара.

[14] Головченко С. Матвей Ганапольский засыпает под Мьянму // Аргументы и факты. 2000. № 6.

[15] Бродский Иосиф. Большая книга интервью. М., 2000. С. 244.

[16] Бродский Иосиф С. 221.

[17] Материалы спецсеминара.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел журналистика