Ахматова А. Нечет (1936-1946)

ОГЛАВЛЕНИЕ

I

1. Надпись на книге ("Почти что от летейской тени...")
2. "Тот город, мной любимый с детства..."
3. Пушкин ("Кто знает, что такое слава!..")
4. В парке (Девяностые годы) ("В тени елизаветинских боскетов...")
5. Ива ("А я росла в узорной тишине...")
6. Воронеж ("И город весь стоит оледенелый...")
7. "Пятнадцатилетние руки..."
8. Творчество ("Бывает так: какая-то истома...")
9. "Мне ни к чему одические рати..."
10. "И упало каменное слово..."
11. Клеопатра ("Уже целовала Антония мертвые губы...")
12. К смерти ("Ты все равно придешь - зачем же не теперь?..")
В сороковом году
13. I. Август 1940 ("Когда погребают эпоху...")
14. II. Современница ("Всегда нарядней всех, всех розовей и выше...")
15. III. To the Londoners ("Двадцать четвертую драму Шекспира...")
16. IV. "Уж я ль не знала бессонницы..."
17. "Годовщину последнюю празднуй..."
18. "Уже безумие крылом..."
19. "Одни глядятся в ласковые взоры..."
20. "Когда человек умирает..."
21. Заклинание ("Из тюремных ворот...")
22. Из цикла "Старая Москва" Третий Зачатьевский ("Переулочек, переул...")
23. "От тебя я сердце скрыла..."
24. Вроде монолога ("Так вот он - тот осенний пейзаж...")
25. "Так отлетают темные души..."
26. "Нет, это не я, это кто-то другой страдает..." .
27. Подвал памяти ("Но сущий вздор, что я живу грустя...")
Pro domo mea
28. I. "Один идет прямым путем..."
29. II. "Но я предупреждаю вас..."
30. Dante ("Он и после смерти не вернулся...")
Распятие
31. 1. "Хор ангелов великий час восславил..."
32. 2. "Магдалина билась и рыдала..."
Два стихотворения из цикла "Разрыв"
33. I. "Не недели, не месяцы - годы..."
34. II. "И, как всегда бывает в дни разрыва..."
35. Надпись на "Подорожнике" ("Совсем не тот таинственный художник...")
36. Ленинград весной 1941 ("Cadran solaire на Меншиковом доме...")
Из поэмы "1913 год"
37. I. "...Все равно подходит расплата..."
38. II. "Были святки кострами согреты..."
39. Путем всея земли

II

Ленинградский цикл
40. I. "И та, что сегодня прощается с милым..."
41. II. Первый дальнобойный в Ленинграде ("И в пестрой суете людской...")
42. III. "Птицы смерти в зените стоят..."
43. IV. Nox. Статуя "Ночь" в Летнем саду ("Ноченька!..")
44. V. 1. "Щели в саду вырыты..."
45. 2. "Постучись кулачком - я открою..."
46. VI. Победителям ("Сзади Нарвские были ворота...")
47. VII. 27 января 1944 ("И в ночи январской, беззвездной...")
48. Причитание ("Ленинградскую беду...")
49. Из эпилога ("Так под кровлей Фонтанного Дома...")
50. Без даты ("А человек, который для меня...")
Heimkehr (Вторая годовщина)
51. I. "Нет, я не выплакала их..."
52. II. "Без них меня томит и душит..."
53. Мужество ("Мы знаем, что ныне лежит на весах...")
54. "Справа раскинулись пустыри..."
55. "Опять подошли "незабвенные" даты..."
56. Освобожденная ("Чистый ветер ели колышет...")
57. "А в книгах я последнюю страницу..."
58. Памяти друга ("И в день Победы, нежный и туманный...")

III

59. "Я не была здесь лет семьсот..."
60. "...Это рысьи глаза твои, Азия..."
61. "Заснуть огорченной..."
62. "Какая есть - желаю вам другую..."
Новоселье
63. I. Хозяйка ("В этой горнице колдунья...")
64. II. Гости ("...Ты пьян... И все равно пора нах хауз...")
65. III. Измена ("Не оттого, что зеркало разбилось...")
66. IV. Гибель ("Как будто страшной песенки...")
Явление Луны
67. I. "Из перламутра и агата..."
68. II. "Как в трапезной, скамейки, стол, окно..."
69. Interieur ("Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни...")
70. Вступление к Ташкентской поэме ("Все небо в рыжих голубях...")
71. "Кто чего боится..."
Ташкентские наброски
72. I. "Все опять возвратится ко мне..."
73. II. "И в памяти, словно в узорной укладке..."
74. "Как ни стремилась к Пальмире я..."

IV

75. "День шел за днем - и то и се.."
76. "De profundis... Мое поколенье..."
Два отрывка из поэмы без названия
77. I. (На Смоленском) ("А все, кого я на земле застала...")
78. II. "А вы, мои друзья последнего призыва..."
79. Подмосковное ("Где на четырех высоких лапах...")
80. Три осени ("И я наблюдала почти без ошибки...")
81. "Наше священное ремесло..."
82. "У кладбища направо пылил пустырь..."
Царскосельские строки
83. I. "Пятым действием драмы..."
84. II. "Все души милых на высоких звездах..."
85. III. "О, горе мне - они тебя сожгли..."
86. "И увидел месяц лукавый..."
87. Памяти Александра Блока ("Он прав - опять фонарь, аптека...")
88. Надпись на портрете ("Дымное исчадье полнолунья...")
89. Предыстория ("Россия Достоевского. Луна...")
Из Ленинградских элегий
90. I. "Есть три эпохи у воспоминаний..."
91. II. "Меня, как реку..."
92. "Кого когда-то называли люди..."
Cinque
93. I. "Как у облака на краю..."
94. II. "Истлевают звуки в эфире..."
95. III. "Я не любила с давних дней..."
96. IV. "Знаешь сам, что не стану славить..."
97. V. "Не дышали мы сонными маками..."
98. ["Мы с тобою, друг мой, не разделим..."]
99. "И время прочь, и пространство прочь..."
100. "Многое еще, наверно, хочет..."
101. "Я всем прощение дарую..."

I

Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется.
Тютчев

1. Надпись на книге
М.Лозинскому

Почти от летейской тени
В тот час, как рушатся миры,
Примите этот дар весенний
В ответ на лучшие дары -
Чтоб та, над временами года,
Несокрушима и верна,
Души высокая свобода,
Что дружбою наречена,
Мне улыбнулась так же кротко,
Как тридцать лет тому назад...
И Сада Летнего решетка,
И оснеженный Ленинград
Возникли, словно в книге этой
Из мглы магических зеркал...
И над задумчивою Летой
Тростник оживший зазвучал.

29 мая 1940

2. * * *

Тот город, мной любимый с детства,
В его декабрьской тишине
Моим промотанным наследством
Сегодня показался мне.

Все, что само давалось в руки,
Что было так легко отдать:
Душевный жар, молений звуки
И первой песни благодать -

Все унеслось прозрачным дымом,
Истлело в глубине зеркал...
И вот уж о невозвратимом
Скрипач безносый заиграл.

Но с любопытством иностранки,
Плененной каждой новизной,
Глядела я, как мчатся санки,
И слушала язык родной.

И дикой свежестью и силой
Мне счастье веяло в лицо,
Как будто друг от века милый
Всходил со мною на крыльцо.

1929

3. Пушкин

Кто знает, что такое слава?
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть.

7 марта 1943
Ташкент

4. В парке
(Девяностые годы)

В тени елизаветинских боскетов
Гуляют пушкинских красавиц внучки. -
Все в скромных канотье, в тугих корсетах,
И держат зонтик сморщенные ручки.
Мопс на цепочке, в сумочке драже,
И компаньонка с Жип или Бурже.

1940

5. Ива

...и дряхлый пук дерев.
Пушкин

А я росла в узорной тишине,
В прохладной детской молодого века.
И не был мил мне голос человека,
А голос ветра был понятен мне.
Я лопухи любила и крапиву,
Но больше всех серебряную иву.
И, благодарная, она жила
Со мной всю жизнь, плакучими ветвями
Бессонницу овеивала снами.
И странно! - я ее пережила.
Там пень торчит, чужими голосами
Другие ивы что-то говорят
Под нашими, под теми небесами.
И я молчу... Как будто умер брат.

1940 18 янв.

6. Воронеж
О.М.

И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским - вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.

4 марта 1936

7. * * *

Пятнадцатилетние руки
Тот договор подписали
Среди цветочных киосков
И граммофонного треска,
Под взглядом косым и пьяным
Газовых фонарей.
А на закат наложен
Был белый траур черемух,
Что осыпался мелким,
Душистым, сухим дождем...
И облака сквозили
Кровавой Цусимской пеной,
И плавно ландо катили
Теперешних мертвецов
А нам бы тогдашний вечер
Показался бы маскарадом,
Показался бы карнавалом,
Феерией grand-gala...
От дома того - ни щепки,
Та вырублена аллея,
Давно опочили в музее
Те шляпы и башмачки.
Ты неотступен, как совесть,
Как воздух, всегда со мною -
Зачем же зовешь к ответу? -
Свидетелей знаю твоих:
То Павловского вокзала
Накаленный музыкой купол
И водопад белогривый
У Баболовского дворца.

1940

8. Творчество

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, -
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

5 ноября 1936

9. * * *

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

1940. 21 янв.

10. * * *

И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова.
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела :
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.

22 июня 1939

11. Клеопатра

I am air and fire...
Shakespeare
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Пушкин

Уже целовала Антония мертвые губы,
Уже на коленях пред Августом слезы лила.
И предали слуги. Грохочут победные трубы
Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.

И входит последний плененный ее красотою,
Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
"Тебя - как рабыню... в триумфе пошлет пред собою..."
Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.

А завтра детей закуют. О, как мало осталось
Ей дела на свете - еще с мужиком пошутить
И черную змейку, как будто прощальную жалость,
На смуглую грудь равнодушной рукой положить.

1940, 7 февр.

12. К смерти

Ты все равно придешь. Зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом,
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас затмевает.

19 августа 1939

В сороковом году

13. I

Август 1940

Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит.
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают, дело не ждет.
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке,
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже.
Как маятник, ходит луна...
Так вот - над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.

5 авг. 1940

14. II

Современница

Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,
Зачем всплываешь ты со дна погибших лет? -
И память хищная передо мной колышет
Прозрачный профиль твой за стеклами карет.

Как спорили тогда - ты ангел или птица,
Соломинкой тебя назвал поэт.
Равно на всех сквозь черные ресницы
Дарьяльских глаз струился нежный свет.

О тень! прости меня, но ясная погода,
Флобер, бессонница и поздняя сирень
Тебя, красавицу тринадцатого года,
И твой безоблачный и равнодушный день
Напомнили, а мне такого рода
Воспоминанья не к лицу. О тень!

9 авг. 1940

15. III

To the Londoners

И сделалась война на небе.
Апокал.

Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.
Сами участники чумного пира,
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Будем читать над свинцовой рекой;
Лучше сегодня голубку Джульетту
С пеньем и факелом в гроб провожать,
Лучше заглядывать в окна к Макбету,
Вместе с наемным убийцей дрожать, -
Только не эту,
не эту,
не эту,
Эту уже мы не в силах читать!

1940

16. IV

Уж я ль не знала бессонницы
Все пропасти и тропы,
Но эта как топот конницы
Под вой одичалой трубы.
Вхожу в дома опустелые,
В недавний чей-то уют.
Все тихо. Лишь тени белые
В чужих зеркалах плывут.
И что там в тумане? - Дания,
Нормандия или тут
Сама я бывала ранее,
И это переиздание
Навек забытых минут.

1940

17. * * *

Годовщину последнюю празднуй -
Ты пойми, что сегодня точь-в-точь
Нашей первой зимы - той, алмазной,
Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,
Погружается Мойка во тьму,
Свет луны как нарочно притушен,
И куда мы идем - не пойму.

В грозных айсбергах Марсово поле,
И Лебяжья лежит в хрусталях...
Чья с моею сравняется доля,
Если в сердце веселье и страх.

И трепещет, как дивная птица,
Голос твой у меня над плечом.
И внезапным согретый лучом
Снежный прах так тепло серебрится.

9-10 июля 1939

18. * * *

Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.

И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.

И не позволит ничего
Оно мне унести с собою, -
Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою:

Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.

1940. 4 мая

19. * * *

Одни глядятся в ласковые взоры,
Другие пьют до солнечных лучей,
А я всю ночь веду переговоры
С неукротимой совестью своей.

Я говорю: "Твое несу я бремя
Тяжелое, ты знаешь, сколько лет".
Но для нее не существует время,
И для нее пространства в мире нет.

И снова черный масленичный вечер,
Зловещий парк, неспешный бег коня.
И полный счастья и веселья ветер,
С небесных круч слетевший на меня.

А надо мной спокойный и двурогий
Стоит свидетель... О, туда, туда,
По древней по Подкапризовой дороге,
Где лебеди и мертвая вода.

3 ноября 1936

20. * * *

Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.

1940, 21 янв.

21. Заклинание

Из тюремных ворот,
Из заохтенских болот,
Путем нехоженым,
Лугом некошеным,
Сквозь ночной кордон,
Под пасхальный звон,
Незваный,
Несуженый, -
Приди ко мне ужинать.

1936. 15 апр.

22. Из цикла "Старая Москва"

Третий Зачатьевский

Переулочек, переул...
Горло петелькой затянул.

Тянет свежесть с Москва-реки,
В окнах теплятся огоньки.

Покосился гнилой фонарь,
С колокольни идет звонарь.

Как по левой руке - пустырь,
А по правой руке - монастырь,

А напротив - высокий клен
Красным заревом обагрен. -

А напротив высокий клен
Ночью слушает долгий стон:

Мне бы тот найти образок,
Оттого что мой близок срок,
Мне бы снова мой черный платок,
Мне бы невской воды глоток.

1940

23. * * *

От тебя я сердце скрыла,
Словно бросила в Неву...
Прирученной и бескрылой
Я в дому твоем живу.
Только ночью слышу скрипы.
Что там - в сумраках чужих ?
Шереметьевские липы...
Перекличка домовых...
Осторожно подступает,
Как журчание воды,
К уху жарко приникает
Черный шепоток беды -
И бормочет, словно дело
Ей всю ночь возится тут :
"Ты уюта захотела,
Знаешь, где он - твой уют ?"

1936

24. Вроде монолога

Так вот он - тот осенний пейзаж
Которого я так всю жизнь боялась:
И небо как пылающая бездна,
И звуки города, как с того света
Услышанные, чуждые навеки.
Как будто все, с чем я внутри себя
Всю жизнь боролась, получило жизнь
Отдельную и воплотилось в эти
Слепые стены, в этот черный сад.
.................................
А в ту минуту за плечом моим
Мой бывший дом еще следил за мною
Прищуренным, неблагосклонным оком,
Тем навсегда мне памятным окном.
Пятнадцать лет - пятнадцатью веками
Гранитными как будто притворились,
Но и сама была я как гранит:
Теперь моли, терзайся, называй
Морской царевной. Все равно. Не надо...
Но надо было мне себя уверить,
Что это все случалось много раз,
II не со мной одной - с другими тоже
И даже хуже. Нет, не хуже - лучше.
И голос мой - и это, верно, было
Всего страшней - сказал из темноты:
Пятнадцать лет назад ты песней
Встречала этот день, ты небеса,
И хоры звезд, и хоры вод молила
Приветствовать торжественную встречу
С тем, от кого сегодня ты ушла...
..................................
Так вот твоя серебряная свадьба:
Зови гостей, красуйся, торжествуй!"

1942. Март
Ташкент

25. * * *

Так отлетают темные души...
"Я буду бредить, а ты не слушай.

Зашел ты нечаянно, ненароком -
Ты никаким ведь не связан сроком,

Побудь же со мною теперь подольше.
Помнишь, мы были с тобою в Польше?

Первое утро в Варшаве... Кто ты?
Ты уж другой или третий? - "Сотый!"

А голос совсем такой, как прежде.
Знаешь, я годы жила в надежде,

Что ты вернешься, и вот - не рада.
Мне ничего на земле не надо:

Ни громов Гомера, ни Дантова дива.
Скоро я выйду на берег счастливый:

И Троя не пала, и жив Эабани,
И все потонуло в душистом тумане.

Я б задремала под ивой зеленой,
Да нет мне покоя от этого звона.

Что он? - то с гор возвращается стадо?
Только в лицо не дохнула прохлада.

Или идет священник с Дарами?
А звезды на небе, а ночь над горами...

Или сзывают народ на вече? -
"Нет, это твой последний вечер!"

1940

26. * * *

Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не смогла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари.
Ночь.

1939

27. Подвал памяти

Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Не часто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Когда спускаюсь с фонарем в подвал,
Мне кажется - опять глухой обвал
За мной по узкой лестнице грохочет.
Чадит фонарь, вернуться не могу,
Я знаю, что иду туда к врагу.
И я прошу как милости... Но там
Темно и тихо. Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник...
Я опоздала. Экая беда!
Нельзя мне показаться никуда.
Но я касаюсь живописи стен
И у камина греюсь. Что за чудо!
Сквозь эту плесень, этот чад и тлен
Сверкнули два живые изумруда.
И кот мяукнул. Ну, идем домой!

Но где мой дом и где рассудок мой?

Январь 1940

Pro domo mea

28. I

Один идет прямым путем,
Другой идет по кругу
И ждет возврата в отчий дом,
Ждет прежнюю подругу.
А я иду (за мной беда)
Не прямо и не косо.
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса.

1940

29. II

Но я предупреждаю вас,
Что живу в последний раз.
Ни ласточкой, ни кленом,
Ни тростником и ни звездой,
Ни родниковою водой,
Ни колокольным звоном -
Не стану я людей смущать
И сны чужие навещать
Неутоленным стоном.

1940

30. Dante
... mio bel San Giovanni.
Inferno

Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою.
Этот, уходя, не оглянулся,
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы.
Он из ада ей послал проклятье
И в раю не мог ее забыть, -
Но босой, в рубахе покаянной,
Со свечой зажженной не прошел
По своей Флоренции желанной,
Вероломной, низкой, долгожданной

Лето 1936
Разлив

Распятие

31. 1

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил?"
А Матери: "О, не рыдай Мене..."

32. 2

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

Два стихотворения из цикла "Разрыв"

33. I

Не недели, не месяцы - годы
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.
Больше нет ни измен, ни предательств,
И до света не слушаешь ты,
Как струится поток доказательств,
Несравненной моей правоты.

1940

34. II

И, как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебряная ива
Седым великолепием ветвей.
Нам, исступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли.

1944. 23 сент.

35. Надпись на "Подорожнике"

Совсем не тот таинственный художник,
Избороздивший Гофмановы сны,
Из той далекой и чужой весны
Мне чудится смиренный подорожник.

Он всюду рос, им город зеленел.
Он украшал широкие ступени,
И с факелом свободных песнопений
Психея возвращалась в мой придел.

А в глубине четвертого двора
Под деревом плясала детвора
В восторге от шарманки одноногой,

И била жизнь во все колокола,
А бешеная кровь меня к тебе вела
Сужденной всем, единственной дорогой.

1941. 18 янв.

36. Ленинград весной 1941

Cadran solaire на Меншиковом доме.
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод.
Как щелочка, чернеет переулок.
Садятся воробьи на провода.
У наизусть затверженных прогулок
Соленый привкус. Тоже не беда...

Из поэмы "1913 год"

37. I.

............................
Все равно подходит расплата -
Видишь там, за вьюгой крупчатой,
Театральные арапчата
Затевают опять возню.
А вокруг старый город Питер,
(Что народу бока повытер,
Как тогда народ говорил),
В гривах, в сбруях, в мучных обозах,
В размалеванных чайных розах
И под тучей вороньих крыл.
Но летит, улыбаясь мнимо,
Осиянна, непостижима,
Над Маринскою сценой прима,
И острит опоздавший сноб.
Звук оркестра, как с того света, -
Не предчувствием ли рассвета
По рядам пробежал озноб.

38. II

..........................
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью,
По Неве иль против теченья, -
Только прочь от своих могил.
На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
Оттого, что по всем дорогам,
Оттого, что ко всем порогам
Приближалась медленно тень -
Становилось темно в гостиной,
Жар не шел из пасти каминной,
И в кувшинах вяла сирень.
И всегда, в духоте морозной,
Предвоенной, блудной и грозной,
Потаенный носился гул,
Но тогда он был слышен глуше,
Он почти не тревожил души
И в сугробах невских тонул.

1940

39. ПУТЕМ ВСЕЯ ЗЕМЛИ

... и настало ему время идти путем всея земли.
Кн. Царств
... и Ангел поклялся живущим,
что времени больше не будет.
Апокал.

I

Прямо под ноги пулям,
Расталкивая года,
По январям и июлям
Я проберусь туда...
Никто не увидит ранку,
Крик не услышит мой. -
Меня - китежанку,
Позвали домой.
И гнались за мною
Сто тысяч берез,
Стеклянной стеною
Струился мороз.
У давних пожарищ
Обугленный склад.
"Вот пропуск, товарищ,
Пустите назад".
И воин спокойно
Отводит штык -
Как пышно и знойно
Тот остров возник:
И красная глина,
И яблочный сад, -
О, salve, Regina! -
Пылает закат.
..................
Тропиночка круто
Взбиралась, дрожа.
Мне надо кому-то
Здесь руку пожать...
Но хриплой шарманки
Не слушаю стон.
Не тот китежанке
Послышался звон.

II

Окопы, окопы, -
Заблудишься тут.
От старой Европы
Остался лоскут,
Где в облаке дыма
Горят города.
И вот уже Крыма
Темнеет гряда.
Я плакальщиц стаю
Веду за собой.
О, тихого края
Плащ голубой...
..................
Над мертвой медузой
Смущенно стою;
Здесь встретилась с Музой
Ей клятву даю,
Но громко смеется,
Не верит: "Тебе ль? "
По капелькам льется
Душистый апрель.

III

Вечерней порою
Сгущается мгла.
Пусть Гофман со мною
Дойдет до угла.
Он знает, как гулок
Задушенный крик
И чей в переулок
Забрался двойник.
Ведь это не шутки,
Что двадцать пять лет
Мне видится жуткий
Один силуэт.
В какой бы кровати
И где б ни спала,
Из страшных объятий
Вставала бела.
Так, значит, направо -
Вот здесь, за углом.
Спасибо...
- Канава
И маленький дом.
....................
Не знала, что месяц
Во все посвящен.
С веревочных лестниц
Срывается он,
Спокойно обходит
Покинутый дом,
Где ночь на исходе
За круглым столом
Гляделась в обломок
Разбитых зеркал
И в груде потемок
Зарезанный спал.

IV

Черемуха мимо
Прокралась, как сон.
И кто-то: Цусима!
Сказал в телефон.
Скорее, скорее...
Кончается срок:
"Варяг" и "Кореец"
Пошли на восток...
Там ласточкой реет
Старая боль,
А дальше темнеет
Форт Шаброль, -
Как прошлого века
Разрушенный склеп,
Где старый калека
Оглох и ослеп.
Суровы и хмуры,
Его сторожат
С винтовками буры.
Назад, назад!
.................
(Чистейшего звука
Высокая власть,
Как будто разлука
Натешилась всласть -
Знакомые зданья
Из смерти сквозят -
И будет свиданье
Печальней стократ
Всего, что когда-то
Случилось со мной...
Столицей распятой
Иду я домой).

V

Великую зиму
Я долго ждала,
Как белую схиму
Ее приняла.
И в легкие сани
Спокойно сажусь...
Я к вам, китежане,
До ночи вернусь.
...................
За древней стоянкой
Один переход.
Теперь с китежанкой
Никто не пойдет:
Ни брат, ни соседка,
Ни первый жених, -
Лишь хвойная ветка
Да солнечный стих,
Оброненный нищим
И поднятый мной...
В последнем жилище
Меня упокой.

1940. 10-13 марта

II

Ленинградский цикл

40. I

И та, что сегодня прощается с милым,
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит.

Июль1941

41. II

Первый дальнобойный в Ленинграде

И в пестрой суете людской.
Все изменилось вдруг,
Но это был не городской,
Да и не сельский звук.
На грома дальнего раскат
Он, правда, был похож, как брат,
Но в громе влажность есть
Высоких нежных облаков
И вожделение лугов -
Веселых ливней весть.
А этот был, как пекло, сух,
И не хотел смятенный слух
Поверить по тому,
Как расширялся он и рос,
Как равнодушно гибель нес
Ребенку моему.

1941. Сентябрь

42. III

Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград? -

Не шумите вокруг, он дышит,
Он живой еще, он все слышит,

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его бредят во сне.

И из недр его вопли: "Хлеба!"
До седьмого восходят неба.

Пусть отворят райскую дверь,
Пусть помогут ему теперь.

1941. 28 сент.
Самолет

43. IV

NOX

Статуя "Ночь" В Летнем саду

Ноченька!
В звездном покрывале,
В траурных маках, с бессонной совой,
Доченька!
Как мы тебя укрывали
Свежей садовой землей
Пусты теперь Дионисовы чаши
Заплаканы взоры любви...
Это проходят над городом нашим
Страшные сестры твои.

30 мая 1942
Ташкент

44. V

Памяти моего соседа,
ленинградского мальчика
Вали Смирнова

I

Щели в саду вырыты,
Не горят огни.
Питерские сироты,
Детоньки мои.
Под землей не дышится,
Боль сверлит висок,
Сквозь бомбежку слышится
Детский голосок.

45. 2

Постучись кулачком - я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром и зноем,
Но тебя не предам никогда.
Твоего я не слышала стона,
Хлеба ты у меня не просил.
Принеси же мне ветку клена
Или просто травинок зеленых,
Как ты прошлой весной приносил.
Принеси же мне горсточку чистой,
Нашей невской студеной воды,
И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.

1941. 23 апр.
Ташкент

46. VI

Победителям

Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть,
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла берт.
Вот о вас и напишут книжки:
"Жизнь свою за други своя",
Незатейливые парнишки -
Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки -
Внуки, братики, сыновья.

1944. 29 февр.
Ташкент

47. VII

27 января 1944

И в ночи январской, беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.

48. Причитание

Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою.
За версту я обойду
Ленинградскую беду.
Я не взглядом, не намеком,
Я не словом, не попреком,
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну.

1944
Ленинград

49. Из эпилога
Моему городу

Так под кровлей Фонтанного Дома,
Где вечерняя бродит истома
С фонарем и связкой ключей,
Я аукалась с дальним эхом,
Неуместным смущая смехом
Непробудную сонь вещей,
Где, свидетель всего на свете,
На закате и на рассвете
Смотрит в комнату старый клен
И, предвидя нашу разлуку.
Мне иссохшую черную руку
Как за помощью тянет он.
А земля под ногой гудела,
И такая звезда глядела,
В мой еще не брошенный дом,
И ждала условного звука:
Это где-то там, у Тобрука,
Это где-то здесь за углом.
Ты не первый и не последний
Темный слушатель светлых бредней,
Мне какую готовишь месть?
Ты не выпьешь, только пригубишь
Эту горечь из самой глуби -
Это вечной разлуки весть.
Положи мне руку на темя,
Пусть теперь остановится время
На тобою данных часах.
Нас несчастие не минует,
И кукушка не закукует
В опаленных наших лесах.
А не ставший моей могилой,
Ты, гранитный, кромешный, милый,
Побледнел, помертвел, затих.
Разлучение наше мнимо:
Я с тобою неразлучима,
Тень моя на стенах твоих,
Отраженье мое в каналах,
Звук шагов в Эрмитажных залах,
И на гулких сводах мостов -
И на старом Волковом Поле,
Где могу я рыдать на воле
В чаще новых твоих крестов.
.................................

1942 авг.

50. Без даты

А человек, который для меня
Теперь никто, а был моей заботой
И утешеньем самых горьких лет, -
Уже бредет как призрак по окраинам,
По закоулкам и задворкам жизни,
Тяжелый, одурманенный безумьем,
С оскалом волчьим.
Боже, Боже, Боже!
Как пред Тобой я тяжко согрешила,
Оставь мне жалость хоть...

(13 янв. 1945)

Heimkehr

(Вторая годовщина)

51. I

Нет, я не выплакала их.
Они внутри скипелись сами.
И все проходит пред глазами
Давно без них, всегда без них.

52. II

Без них меня томит и душит
Обиды и разлуки боль.
Проникла в кровь - трезвит и сушит
Их всесжигающая соль.
Но мнится мне: в сорок четвертом,
И не в июня ль первый день,
Как на шелку возникла стертом
Твоя страдальческая тень.
Еще на всем печать лежала
Великих бед, недавних гроз, -
И я свой город увидала
Сквозь радугу последних слез.

31 мая 1946

53. Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова.
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем -
Навеки!

23 февраля 1942
Ташкент

54. * * *

Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари.

Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три...

А надо всем еще галочий крик, -
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.

Это - из песни не той и не той,
Это - когда будет век золотой,

Это - когда окончится бой,
Это - когда я встречусь с тобой.

1944. 29 апр.
Ташкент

55. * * *

Опять подошли "незабвенные" даты
И нет среди них ни одной не проклятой.

И даже сегодняшний ветреный день
Преступно хранит прошлогоднюю тень,

Как тихий, но явственный стук из подполья,
И сердце на стук отзывается болью.

Я все заплатила до капли, до дна.
Я буду свободна, я буду одна...

....................................

Но ломятся в комнату липы и клены
Гудит и бесстыдствует табор зеленый

И к брюху мостов подкатила вода
И все как тогда, и все как тогда...

1945 [лето] 16 июня
Фонтанный Дом

56. Освобожденная

Чистый ветер ели колышет,
Чистый снег заметает поля.
Больше вражьего шага не слышит,
Отдыхает моя земля.

1945
Ленинград

57. * * *

А в книгах я последнюю страницу
Всегда любила больше всех других, -
Когда уже совсем не интересны
Герой и героиня, и прошло
Так много лет, что никого не жалко,
И, кажется, сам автор
Уже начало повести забыл,
И даже "вечность поседела",
Как сказано в одной прекрасной книге.
Но вот сейчас, сейчас
Все кончится, и автор снова будет
Бесповоротно одинок, а он
Еще старается быть остроумным
Или язвит, прости его, Господь! -
Прилаживая пышную концовку,
Такую, например:
"И только в двух домах
В том городе (названье неизвестно)
Остался профиль кем-то обведенный
На белоснежной извести стены,
Не женский, не мужской, но полный тайны.
И, говорят, когда лучи луны
Зеленой, жесткой, среднеазиатской -
По этим стенам в полночь пробегают,
В особенности в новогодний вечер,
То слышится какой-то легкий звук,
Причем одни его считают плачем,
Другие разбирают в нем слова.
Но это чудо всем поднадоело.
Приезжих мало, местные привыкли.
И, говорят, в одном из тех домов
Уже ковром закрыт проклятый профиль".

1943. 25 ноября
Ташкент

58. Памяти друга

И в день Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.

1945. 8 ноября

III

59. * * *

Я не была здесь лет семьсот,
Но ничего не изменилось.
Все так же льется Божья милость
С непререкаемых высот,
Все те же хоры звезд и вод,
Все так же своды неба черны,
Все тот же ветер носит зерна,
И ту же песню мать поет.
Он прочен - мой азийский дом,
И беспокоиться не надо.
Еще приду. Цвети, ограда,
Будь полон, чистый водоем.

5 мая 1944 Ташкент

60. * * *
S.
............................
Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный Термезский зной,
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.

1945

61. * * *
Г.Г.

Заснуть огорченной,
Проснуться влюбленной,
Увидеть, как красен мак.
Какая-то сила
Сегодня входила
В твое святилище, мрак!
Мангалочий дворик,
Как дым твой горек
И как твой тополь высок...
Шехерезада
Идет из сада...
Так вот ты какой, восток!

1942. Весна

62. * * *

Какая есть - желаю вам другую
Получше. Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики...
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!

[Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным...
............................]

Над Азией - весенние туманы,
И яркие до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!

Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вклинялась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих безутешная вдова.
Седой венец достался мне недаром,
И щеки, опаленные пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой - страдалице Марине,
Придется мне напиться пустотой.

И ты придешь под черной епанчою,
С зеленоватой страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица...
Но мне недолго мучиться загадкой:
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца?

24 июня 1942
Ташкент

Новоселье

63. I

Хозяйка
Е.С. Б-ой

В этой горнице колдунья
До меня жила одна:
Тень ее еще видна
Накануне полнолунья,
Тень ее еще стоит
У высокого порога,
И уклончиво и строго
На меня она глядит.
Я сама не из таких,
Кто чужим подвластен чарам,
Я сама... но, впрочем, даром
Тайн не выдаю своих.

5 авг. 1943
Ташкент

64. II

Гости

"...Ты пьян... И все равно пора нах хауз..."
Состарившийся Дон Жуан
И вновь помолодевший Фауст
Столкнулись у моих дверей
Из кабака и со свиданья.
Иль это было лишь ветвей
Под черным ветром колыханье,
Зеленой магией лучей,
Как ядом залитых, и все же
На двух знакомых мне людей
До отвращения похожих.

11 ноября 1943

65. III

Измена

Не оттого, что зеркало разбилось,
Не оттого, что ветер выл в трубе,
Не оттого, что в мысли о тебе
Уже чужое что-то просочилось, -
Не оттого, совсем не оттого
Я на пороге встретила его.

27 февраля 1944
Ташкент

66. IV

Гибель

Как будто страшной песенки
Веселенький припев
Идет по шаткой лесенке,
Разлуку одолев.
Не я к нему, а он ко мне -
И голуби в окне...
И двор в плюще,
И ты в плаще
По слову моему.
Не он ко мне, а я к нему -
Во тьму,
во тьму,
во тьму.

16 октября 1943
Ташкент

Явление Луны

67. I

Ал. К.

Из перламутра и агата,
Из задымленного стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно плыла, -
Как будто Лунная Соната
Нам сразу путь пересекла.

25 сент. 1944

68. II

Как в трапезной, скамейки, стол, окно
С огромною серебряной луною.
Мы кофе пьем и черное вино,
Мы музыкою бредим - все равно...
И зацветает ветка над стеною.
В изгнаньи сладость острая была,
Неповторимая, пожалуй, сладость.
Бессмертных роз, сухого винограда
Нам родина пристанище дала.

1945. Май

69. Interieur

Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни
Нa краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая, -
Как для обряда все. И лишь, не уставая,
Грохочет тишина, -
Из страшной черноты Рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...
..........................................
Здесь одиночество меня поймало в сети,
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.

28 марта 1944
Ташкент

70. Вступление к Ташкентской поэме

Все небо в рыжих голубях,
Решетки в окнах - дух гарема.
Как почка, набухает тема,
Мне не уехать без тебя, -
Моя Ташкентская поэма.

Но, может, вспомню на лету,
Как запылал Ташкент в цвету.
Весь белым пламенем объят,
Горяч, пахуч, замысловат,
Невероятен...

Так было в том году проклятом,
Когда опять мамзель Фифи
Хамила, как в семидесятом.
А мне переводить Лютфи,
Мне писем ждать перед закатом.

И яблони, прости их Боже,
Как от венца в любовной дрожи,
Арык на местном языке,
Сегодня пущенный, лепечет.
А я дописываю "Нечет"
Опять в предпесенней тоске.

До середины мне видна
Моя поэма. В ней прохладно,
Как в доме, где душистый мрак,
И окна заперты от зноя,
И где пока что нет героя,
Но крышу кровью залил мак...
..........................

1943. 8 ноября

71. * * *

Кто чего боится,
То с тем и случится, -
Ничего бояться не надо.
Эта песня пета,
Пета, да не эта,
А другая тоже
На нее похожа...
Боже!

Ташкент

Ташкентские наброски

72. I

Все опять возвратится ко мне:
Раскаленная ночь и томленье,
Словно Азия бредит во сне,
Халимы соловьиное пенье,
И кровавых тюльпанов цветенье.
И незримое благословенье
Ветерком шелестнет по стране.

10 дек. 1943

73. II

И в памяти, словно в узорной укладке:
Седая улыбка всезнающих уст,
Могильной чалмы благородные складки
И царственный карлик - гранатовый куст.

16 марта 1944

74. * * *

Как ни стремилась к Пальмире я
Золотоглавой,
Но суждено здесь дожить мне до
Первой розы.
Персик цветет, и фиалок дым
Черно-лиловый...
Кто мне посмеет сказать, что здесь
Злая чужбина.

18 апр. 1944
Ташкент

IV

75. * * *

День шел за днем - и то и се
Как будто бы происходило
Обыкновенно, но чрез все
Уж одиночество сквозило.
Припахивало табаком,
Мышами, сундуком открытым
И обступало ядовитым
Туманцем.

1944
Ленинград

76. * * *

De profundis... Мое поколенье
Мало меду вкусило. И вот
Только ветер гудит в отдаленьи,
Только память о мертвых поет.
Наше было не кончено дело,
Наши были часы сочтены.
До желанного водораздела,
До вершины великой весны,
До неистового цветенья
Оставалось лишь раз вздохнуть...
Две войны, мое поколенье,
Освещали твой страшный путь.

1944. 23 марта
Ташкент

Два отрывка из поэмы без названия

77. I

(На Смоленском)

А все, кого я на земле застала,
Им, века прошлого дряхлеющий посев.
Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,
Интриги и чины, балет, текущий счет...
На ветхом цоколе дворянская корона,
И ржавый ангелок сухие слезы льет.
..........................................
Восток еще лежал непознанным пространством
И громыхал вдали, как грозный вражий стан,
А с Запада несло Викторианским чванством,
Летели конфетти, и подвывал канкан...

78. II

А вы, мои друзья последнего призыва,
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена.
Да что там имена! - захлопываю святцы;
И на колени все - багровый хлынул свет,
Рядами стройными выходят ленинградцы,
Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.

1942. Авг.
Дюрмень

79. Подмосковное

Е.B. и С.В. Шервинским

Где на четырех высоких лапах
Колокольни звонкие бока
Поднялись, где в поле мятный запах,
И гуляют маки в красных шляпах,
И течет Московская река, -
Все бревенчато, дощато, гнуто...
Полноценно цедится минута
На часах песочных. - Этот сад
Всех садов и всех лесов дремучей,
И над ним, как над бездонной кручей,
Недреманное глядит из тучи
Словно много сотен лет назад.

1943. 1 сент.
Ташкент

80. Три осени

И я наблюдала почти без ошибки
Три осени в каждом году.
И первая - праздничный беспорядок
Вчерашнему лету назло,
И листья летят, словно клочья тетрадок,
И запах дымка так ладанно-сладок,
Все влажно, пестро и светло.
И первыми в танец вступают березы,
Накинув сквозной убор,
Стряхнув второпях мимолетные слезы
На соседку через забор.
Но эта бывает - чуть начата повесть -
Минута, секунда - и вот
Приходит вторая - бесстрастна, как совесть,
Мрачна, как воздушный налет.
Все кажутся сразу бледнее и старше,
Разграблен летний уют,
И труб золотых отдаленные марши
В пахучем тумане плывут...
И в волнах холодных его фимиама
Закрыта высокая твердь,
Но ветер рванул, распахнулось и прямо
Всем стало понятно - кончается драма,
И это не третья осень - а смерть.

1943. 6 ноября
Ташкент

81. * * *

Наше священное ремесло
Существует тысячи лет.
С ним и без света миру светло,
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.

1944. 25 июля
Ленинград

82. * * *

У кладбища направо пылил пустырь,
А за ним голубела река.
Ты сказал мне: "Офелия, иди в монастырь
Или замуж за дурака".
Принцы только такое всегда говорят,
Но я эту запомнила речь.
Пусть струится она сто веков подряд
Горностаевой мантией с плеч.

1909-1945

Царскосельские строки

83. I

Пятым действием драмы
Веет воздух осенний,
Каждая клумба в парке
Кажется свежей могилой.
Справлена горькая тризна,
И больше нечего делать.
Что же я медлю, словно
Скоро случится чудо.
Так тяжелую лодку долго
У пристани слабой рукою
Удерживать можно, прощаясь
С тем, кто остался на суше.

84. II

Все души милых на высоких звездах.
Как хорошо, что некого терять
И можно плакать. Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни повторять.
У берега серебряная ива

Касается сентябрьских ярких вод.
Из прошлого восставши, молчалива
Ко мне навстречу тень моя идет.

Здесь столько лир повешено на ветки,
Но и моей, как будто, место есть...
А этот дождик, солнечный и редкий,
Мне утешенье и благая весть.

85. III

И царскосельские хранительные сени.
Пушкин
О, горе мне - они тебя сожгли...
И надругались над тобой злодеи.
Здесь был фонтан, высокие аллеи,
Громада парка древнего вдали,
Заря была самой себя алее,
В апреле запах прели и земли,
И первый поцелуй.

1945. 8 ноября

86. * * *

И увидел месяц лукавый,
Притаившийся у ворот,
Как свою посмертную славу
Я меняла на вечер тот.
Теперь меня позабудут,
И книги сгниют в шкафу...
Ахматовской звать не будут
Ни улицу, ни строфу.

1946.27 янв

87. Памяти Александра Блока

Он прав - опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит...
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит,
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.

1946. 7 июня

88. Надпись на портрете

Т. В-ой

Дымное исчадье полнолунья,
Белый мрамор в сумраке аллей,
Роковая девочка, плясунья,
Лучшая из всех камей.
От таких и погибали люди.
За такой Чингиз послал посла,
И такая на кровавом блюде
Голову Крестителя несла.

1946. 15 июня

89. Предыстория

Я теперь живу не там...
Пушкин
Россия Достоевского. Луна
Почти на четверть скрыта колокольней.
Торгуют кабаки, летят пролетки,
Пятиэтажные растут "громады" -
В Гороховой, у Знаменья, под Смольным. -
Везде танцклассы, вывески менял,
А рядом: Henriette, Basile, Andre
И пышные гроба - "Шумилов-старший".
Но, впрочем, город мало изменился.
Не я одна, но и другие тоже
Заметили, что он подчас умеет
Прикинуться старинной литографьей,
Не первоклассной, но вполне пристойной,
Семидесятых, кажется, годов.
Особенно зимой, перед рассветом,
Иль в сумерки - тогда за воротами
Темнеет жесткий и прямой Литейный,
Еще не опозоренный модерном,
И визави меня живут - Некрасов
И Салтыков... Обоим по доске
Мемориальной. О, как было б страшно
Им видеть эти доски! Прохожу.
А в Старой Руссе пышные канавы,
И в садиках подгнившие беседки,
И стекла окон так черны, как прорубь,
И мнится, там такое приключилось,
Что лучше не заглядывать, - уйдем!
Не с всяким местом сговориться можно,
Чтобы оно свою открыло тайну
(А в Оптиной мне больше не бывать).
Шуршанье юбок, клетчатые пледы,
Ореховые рамы у зеркал,
Каренинской красою изумленных,
И в коридорах узких те обои,
Которыми мы любовались в детстве
Под желтой керосиновою лампой,
И тот же плюш на креслах...
Все разночинно, наспех, как-нибудь...
Отцы и деды непонятны. Земли
Заложены. И в Бадене - рулетка.
.................................
И женщина с прозрачными глазами
(Такой глубокой синевы, что море
Нельзя не вспомнить, поглядевши в них),
С редчайшим именем и белой ручкой,
И добротой, которую в наследство
Я от нее как будто получила, -
Ненужный дар моей жестокой жизни...
..................................
Страну знобит, а старый эпилептик
Все понял и на всем поставил крест.
Вот он сейчас перемешает все
И сам над первозданным беспорядком,
Как некий дух, взнесется. Полночь бьет.
Перо скрипит, и многие страницы
Семеновским припахивают Плацом.
Так вот когда мы вздумали родиться
И, безошибочно отмерив время,
Чтоб ничего не пропустить из зрелищ
Невиданных, простились с небытьем.

1940. 3 сент. Ленинград - 1943. (окт.) Ташкент

Из Ленинградских элегий

90. I

Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая - как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным,
И тело в их блаженствует тени.
Еще не замер смех, струятся слезы,
Пятно чернил не стерто со стола -
И, как печать на сердце, поцелуй,
Единственный, прощальный, незабвенный.
Но это продолжается недолго...
Уже не свод над головой, а где-то
В глухом предместье дом уединенный,
Где холодно зимой, а летом жарко,
Где есть паук и пыль на всем лежит,
Где истлевают пламенные письма,
Исподтишка меняются портреты,
Куда как на могилу ходят люди,
А возвратившись, моют руки мылом
И стряхивают беглую слезинку
С усталых век - и тяжело вздыхают...
Но тикают часы, весна сменяет
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, и не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И, задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает - мы чужие!
Мы не туда попали... Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас - и даже
Все к лучшему...

1945. 4 февр.

91. II

Нине Антоновне Ольшевской

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Тютчев

Меня, как реку,
Жестокая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь, в другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О! Как я много зрелищ пропустила.
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
О, сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня замучит...
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, что можно...
Я не в свою, увы, могилу лягу.
Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом - это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой...
................................
Но если бы оттуда посмотрела
Я на свою теперешнюю жизнь,
Я б умерла от зависти.

1945. 2 сент.

92. * * *

............................
Кого когда-то называли люди
Цаpeм в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит - и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди...

Вкусили смерть Свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима - все прошли.
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор - к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней - царственное слово.

1945

Cinque

За тебя косой воды напьюсь.
О.М.

93. I

Как у облака на краю,
Вспоминаю я речь твою,

А тебе от речи моей
Стали ночи светлее дней.

Так отторгнутые от земли,
Высоко мы, как звезды, шли.

Ни отчаянья, ни стыда
Ни теперь, ни потом, ни тогда,

Но живого и наяву,
Слышишь ты, как тебя зову.

И ту дверь, что ты приоткрыл,
Мне захлопнуть не хватит сил.

27 ноября 1945

94. II

Истлевают звуки в эфире,
И заря притворилась тьмой.
В навсегда онемевшем мире
Два лишь голоса : твой и мой.
И под ветер незримых ладог,
Сквозь почти колокольный звон,
В легкий блеск перекрестных радуг
Разговор ночной превращен.

1945. 20 дек.

95. III

Я не любила с давних дней,
Чтобы меня жалели,
А с каплей жалости твоей
Иду, как с солнцем в теле.
Вот отчего вокруг заря.
Иду я, чудеса творя,
Вот отчего !

1945. 20 дек.

96. IV

Знаешь сам, что я не стану славить
Нашей встречи горчайший день.
Что тебе на память оставить,
Тень мою - на что тебе тень?
Посвященье сожженной драмы,
От которой и пепла нет?
Или вышедший вдруг из рамы
Новогодний страшный портрет?
Или слышимый еле-еле
Звон березовых угольков,
Или то, что мне не успели
Досказать про чужую любовь?

1946. 6 янв.

97. V

Не дышали мы сонными маками,
И своей мы не знаем вины.
Под какими же звездными знаками
Мы на горе себе рождены? -
И какое кромешное варево
Поднесла нам январская тьма?
И какое незримое зарево
Нас до света сводило с ума?

1946. 11 янв.

98. * * *

[Мы с тобою, друг мой, не разделим
То, что разделить велел нам Бог,
Мы тобою скатерть не расстелем,
Не поставим на нее пирог.]
Черную и прочную разлуку
Я несу с тобою наравне.
Что ж ты плачешь? - дай мне лучше руку,
Обещай опять прийти во сне.
Мне с тобою, как горе с горою...
Мне с тобой на свете встречи нет.
[Но весенней, лунною порою
Через звезды мне пришли привет.]
Только б ты полночною порою
Через звезды мне прислал привет.

1946. 15 февр.

99. * * *

И время прочь, и пространство прочь,
Я все разглядела сквозь белую ночь -

И нарцисс в хрустале
У тебя на столе,
И сигары синий дымок.
И то зеркало, где
Как в чистой воде,
Ты сейчас отразиться мог.

И время прочь, и пространство прочь.
Только ты мне не можешь помочь.

13 июня 1946

100. * * *

Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим,
То, что бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
У меня не выяснены счеты
С пламенем, и ветром, и водой...
Оттого-то мне мои дремоты
Вдруг такие распахнут ворота
И ведут за черною звездой.

1942
Ташкент

101. * * *

Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего - в уста.

1946 апр.
Москва

OCR: Владимир Есаулов (www.darkhorse.ru)

Седьмой сборник стихотворений Анны Ахматовой. (1936-1946)

Отдельным изданием не выходил. В 1946 году рукопись с таким названием и
подзаголовком была сдана Ахматовой в издательство "Советский писатель",
из которого возвращена в 1952 году "за истечением срока архивного хранения".
Рукопись находится в РГАЛИ. В последующих транформациях авторских планов понятие
"седьмая книга" стало отождествлятся со сборником "Бег времени".

Источник:
Анна Ахматова. Собрание сочинений в 6-ти тт.Том 4.
- М.:Эллис Лак,2000, стр.234-304.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел художественная литература