Вершовский М. А другого глобуса у вас нет?

ОГЛАВЛЕНИЕ

КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ

I

Преступник: человек с хищническими инстинктами и капиталом, недостаточным для создания корпорации.
ГОВАРД СКОТТ, экономист

Не воруй. Правительство не любит конкуренции.
АНОНИМ

В Лондоне случается всего около двадцати убийств в год, и большинство из них к серьезным не относится – иногда это просто мужья, убившие своих жен.
Г.Х.ХАТЕРИЛЛ, глава Скотланд-Ярда, 1954 г.

Улицы Филадельфии вполне безопасны. Опасными их делает население.
ФРЭНК РИЦЦО, шеф полиции и впоследствии мэр Филадельфии

Я буду таким крутым мэром, что вождь гуннов Аттила будет рядом со мной выглядеть как жалкий пидор.
ФРЭНК РИЦЦО во время своей избирательной компании в 1971 году

Я никогда не видел ситуации настолько безнадежной, чтобы полицейский был не в состоянии сделать ее еще хуже.
БРЕНДАН БИЭН

Когда вокруг тебя кишат аллигаторы, трудно все время помнить, что твоя задача – осушать болото.
ДЖОРДЖ НЭППЕР, американский полицейский – о городской преступности

Каждая серия еженедельного телефильма "Майами: полиция нравов" стоит около полутора миллионов долларов. Годовой бюджет соответствующего департамента полиции в Майами 1,2 миллиона.
СТАТИСТИЧЕСКАЯ СВОДКА

Организованная преступность в Америке имеет более сорока миллиардов долларов в год, почти ничего не расходуя на канцелярские принадлежности.
ВУДИ АЛЛЕН

В Америке нет организованного преступного класса – за исключением Конгресса.
МАРК ТВЕН

Я не совершал никакого преступления. Я просто поступил вопреки закону.
ДЭВИД ДИНКИНС, мэр Нью-Йорка, отвечая на обвинения в уклонении от уплаты налогов

Банки в Техасе должны грабить только техасцы.
КАЛВЕРА, главарь мексиканской банды в фильме "Великолепная семерка"

Я граблю банки, потому что деньги лежат именно там.
БИЛЛИ САТТОН, знаменитый грабитель

Что такое ограбление банка в сравнении с основанием банка?
БЕРТОЛЬД БРЕХТ

Украсть у вора – это не воровство. Это ирония.
ЗОРРО

Я грабил богатых, ну, вроде, как Робин Гуд. Только я все оставлял себе.
БИЛЛ БЕККЕР, грабитель с тридцатилетним стажем, на суде в Балтиморе в 1995 году

Вор уважает собственность. Он просто хочет сделать эту собственность своей собственностью – чтобы еще больше ее уважать.
Г.К.ЧЕСТЕРТОН

Не носи с собой пистолет. Его приятно иметь при себе, но носить с собой пистолет нельзя. Тебя же могут арестовать.
ДЖОН ГОТТИ, один из крестных отцов мафии

Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом.
АЛЬ КАПОНЕ, знаменитый гангстер

Один адвокат может украсть больше, чем сотня людей с пистолетами.
ДОН ВИТО КОРЛЕОНЕ в романе "Крестный отец"

Вы читали, сколько тысяч – не сотен, а тысяч – студентов выпускается в год юридическими факультетами в нашей стране? Нужна чертовски развитая преступность, чтобы прокормить всю эту ораву.
УИЛЛ РОДЖЕРС, радиопередача 15 июня 1931 года

Гениальность имеет предел, но тупость в этом плане ничем не ограничена.
ЭЛБЕРТ ХАББАРД

Не пойми меня превратно, но ты слишком глуп, чтобы красть.
ЛОУРЕНС БЛОК

Сапиенти сат. В том смысле, что "умному достаточно" (а не для дураков же эта книжка писалась). И проницательный наш читатель уже догадался, что нынче речь пойдет на тему, еще со времен Конан-Дойля чрезвычайно популярную у населения. Сыщики – и воры. Полицейские – и бандиты. Стражи порядка – и того же порядка нарушители. (Хотя грань, как читатель убедится, провести бывает порой очень и очень непросто.)
Главное же, что давно уже нам не помешал бы переход к чему-то более светлому, веселому и человечному, чем мир политики. И хотя исследования доктора Кука из Глазго и показали, что политики по своему поведению к уголовникам близки, и даже чрезвычайно, но ведь и оговорка была существенной – не просто к уголовникам, но к уголовникам-психопатам. К тем, то есть, симпатичным ребятам, о которых фильмы типа "Молчания ягнят" снимаются. Мы ничего такого тут касаться не будем. Ну ее к черту, эту психопатологию. Не знаю, как вы, а я так и наелся. Больше я ее тут не трону. (Во всяком случае, до следующей книги. Дальше не обещаю.)
Тем паче, что политик – это, как мы видели, совершенно особого покроя существо. А преступник – он же что? Он же, если разобраться, почти что и мы с вами. И не надо так уж торопиться тут с возмущением, а вот возьми-ка, сердитый ты мой читатель, да и подставь вместо страшного "преступник" более казенное и спокойное "правонарушитель". Ну, теплее или как? Или до сих пор удается в зеркале эдакий возмущенно-девственный вид сохранять? Я не говорю – украл там. Или, допустим, убил. Но от налога ни в жисть не уклонился? При знаке "50" акселератор ни разу до семидесяти не придавил? Дорогу на красный свет не перебежал ни единожды? Ну-ну. Я б в таком разе у тебя адресок попросил бы, чтобы знать, где портмоне свой оставлять на хранение. Попросил бы – да вот не попрошу. Потому как ни на копейку тебе не верю. Святой ты, а как же. И взносы профсоюзные всегда вовремя платил, и на транспорте общественном зайцем ни разу не прокатился, и при слове "шпаргалка" прямо тебе кровь в лицо кидается. Ну, если ты и впрямь такой, то дальше можешь и не читать. А книжку эту, что спер, херувим ты наш, верни в библиотеку. Пусть другие пользуются. Те, что из нормальных.
Для которых и продолжу.

Честное ведь слово, компьютерные свои файлы да вырезки газетные перебирая раз за разом для этого раздела, неоднократно заходил я в тупик. То есть, вот этот вот – или еще и вон тот, преступник или не совсем чтобы? Я тут не о букве закона говорю, по которой у нас половину населения планеты если и не расстрелять, так уж пересажать точно можно. Потому что преступник-то настоящий (здесь я опять-таки не о политиках, которых с чистой душой без суда и следствия по алфавиту можно в расход) – так вот, настоящий преступник нам, народу, то есть, виден без дополнительных оптических приборов. Ну там, "руки вверх, посетители на пол, а ты, очкастый – сейф нараспашку!". Тут какие и сомнения могут быть (таковых, кстати, героев тоже повстречаем во множестве). Но есть ведь и такие, противу которых закон нахмуривается, и даже очень – а вот для себя их определить и на полочку выставить оказывается не так-то и просто.
И весьма в этом плане показательным мне случай Фердинанда Уолдо Демары представляется.

Если по букве того самого закона рассуждать, то получается Демара не кто иной, как классический мошенник. Родился наш герой в 1921 году и мошенничал понемногу с юности, прикидываясь то студентом-юристом, то молодым специалистом по части зоологии (отчего его, не имеющего никакого образования кроме элементарной школы, с превеликим удовольствием взяли преподавателем сначала в среднюю школу, а потом и в колледж в штате Мэн). Причем никаких с самого же начала коварных финансовых планов – на предмет там слямзить что-то и смыться – Фердинанд наш нимало и не имел. Дело всегда делал добросовестно, так, что и студенты, и руководство счастливы были (умудрялся ведь изучить предмет в считанные дни – и великолепно потом преподавал!). А тут она и случись, большая война. Вторая Мировая.
И как же было романтику-авантюристу в такое приключение – да не ввязаться? Но Штаты Соединенные, где он проживал, в войну вступать не торопились (даром что нынче спасителями человечества прикидываются). Тогда-то и двинул Фердинанд в соседнюю Канаду, которая, британским доминионом будучи, с Англией плечом к плечу с самого начала в бой вступила.
Там Демара, представившись канадцем, а равно и молодым врачом (и бумаги присовокупив, с немалым тщанием сработанные), получил с ходу звание лейтенанта, должность судового врача – и в качестве такового был назначен на канадский эсминец "Каюга". Пройдя в экипаже эсминца все боевые походы и проделав – с блеском! – множество хирургических операций, в том числе и очень непростых. (Соответствующими учебниками он предусмотрительно запасся и держал в каюте под рукой.)
Закончив войну с положенными наградами, Фердинанд стал подыскивать себе место в мирной жизни, снова воротившись в Штаты. Там его трудовая биография познала такие взлеты и зигзаги, что порой с трудом и верится – но все оно и проверено, и подтверждено многократно, в том числе и на суде. Работал он и заместителем начальника тюрьмы в Техасе – причем в тюрьме, где сидели самые закоренелые уголовники Америки. (Туда его взяли, как я понимаю, благодаря диплому психолога – опять-таки, сработанному на славу.) Мало того: в тюрьме этой Демара затеял серьезную программу психологической перековки преступников – и преуспел образом совершенно неслыханным, поставив на "мирные рельсы" внушительное количество тех, что совсем уж "в законе" были.
Затем с уже накопленным опытом, восторженными рекомендациями и все тем же дипломом, к которому он присовокупил диплом доктора психологии, стал Фердинанд данный предмет преподавать на психологическом факультете колледжа Гэннон в Пенсильвании. Со временем дослужившись и до поста декана этого факультета.
Ну, конечно, дело-то в полиции заведено было на него смолоду. И годами пухло, нарастая то по страничке, а то и по десятку. Пока его в конце концов не припутали окончательно – образом уже самым официальным.
Выволокли нашего героя на суд. Дело многотомное на тележке выкатили. И такой счет ему выставили, что не позавидуешь. Мошенничество, подделка документов, дезертирство (он после войны с флотом сразу завязал, никакого дембеля не дожидаясь), кража автомобилей (ну, приходилось иногда, возникали обстоятельства неожиданные), бродяжничество и сопротивление при аресте. Не считая всех тех случаев, когда выдавал себя за Бог знает кого (среди прочего – и за... монаха ордена траппистов, в котором, впрочем, действительно какую-то работу какое-то там время вел). И так оно выходило по мнению представителей закона, что сидеть ему полагалось по сумме всех подвигов – сорок семь лет.
Оно бы так и вышло, если бы до потерпевших дело не дошло (им-то на суде высказаться, как ни крути, положено). А потерпевшие дружно отказывались таковыми себя считать. Причем все, как один. И начальник тюрьмы, заявивший, что лучшего зама у него не было и никогда в жизни не случится. И коллеги-преподаватели. И, что самое главное, матросы и офицеры эсминца "Каюга", многим из которых Демара самым непосредственным образом со скальпелем в руках спас жизнь.
И вот все эти люди, которых закон потерпевшими полагал, и которые себя облагодетельствованными считали, подняли такой шум, такую компанию протеста, что власти затылок почесали... да и отпустили героического Фердинанда Уолдо Демару после всего нескольких недель отсидки. А при выходе на свободу он толпой "потерпевшего" народа и был восторженно встречен. (Те ребята с "Каюги", что на суд приехать не смогли, прислали ему огромную открытку со строками из стихотворения Бертона Брэли "Верность": "Пусть мне твердят, что лжец он, все вокруг – а он мне дорог. Он мне лучший друг". Стихи не сказать, чтобы очень качественные – но трогательные несомненно. Что есть, то есть.)
История эта и впрямь громкой была. До того даже, что чуткий на конъюнктуру Голливуд в 1960 году откликнулся фильмом, Демаре посвященным – с красноречивым названием "Великий самозванец" (где героя нашего сыграл обаятельный Тони Кертис – да уж его-то вы знаете, тот самый, из "В джазе только девушки", где он с Джеком Леммоном на пару джаз лабает и под дамочку косит; по совместительству, кстати, родной папа Джейми Ли Кертис, но на эту тему хватит, потому что хлеб у киноведов отнимать я себе целью не ставил).
И вот вам Демара, Фердинанд Уолдо. Что хотите, то и делайте. А я для себя так и не решил, на какую такую полку его пристраивать – потому что при всех закона нарушениях как-то он мне махровым уголовником не смотрится...

И что интересно и замечательно – не перевелся до сих пор такой народ, и порох в пороховницах еще очень даже имеется. Когда в июле 1996 года у самых берегов Америки разбился авиалайнер компании TWA (громкое было дело, если помните, там еще подозрения были на то, что ракетой самолет сшибли), то в первый же день спасательной операции на командном центре появился человек в военной форме. Он тут же принялся дирижировать вылетами вертолетов, координировать усилия разбросанных в море и воздухе поисковых групп – что делал, как сообщили потом свидетели, с поразительной точностью и даже артистизмом. И так бы оно, может, и продолжалось – а заодно, глядишь, и причину катастрофы удалось бы установить (которой по сей день так и не сыскали), но через двенадцать часов такой активности какой-то тип из бдительных поинтересовался: а кто, собственно, таков этот диспетчер, и отчего его в штатном расписании не имеется?
Ну и, конечно, взяли под микитки. Причем народу, который в центре работал напряженно, ситуация такая тут же вышла боком, потому что сразу же сбои начались, накладки всякие. По той простой причине, что самозванец этот, Дэвид Уильямс, работал не в пример лучше выделенных для этого срочного дела профессионалов.
А уже в октябре вкатили ему срок. За то, что выдавал себя за большую военную шишку и такой серьезной операцией взялся считай что руководить. Правда, впаяли ему, честно говоря, не особо и много – шесть месяцев всего. И потому он, видно, так легко отделался, что служивые люди, на командном том пункте бывшие, единогласно показали, что проявил он себя в сложных и напряженных условиях не просто хорошо, а прямо-таки героически.
Как выяснилось, с ним, Уильямсом, такая история случалась не впервой. До того он с успехом выдавал себя за врача, устроившись на работу в частную фирму, где занимался диагностикой и... вел семинары по повышению квалификации для врачей. Причем фирма эта отказалась присовокупить свой иск к заявлению, отписав суду, что диплом там или не диплом, а подсудимый Дэвид Уильямс, по их мнению, и врач высокопрофессиональный, и человек прекрасной души.
И вот вам, однако, власти. Вроде бы, прислушались к общественному–то мнению. Но все-таки – не орден на грудь, а полгода в каталажке...

А в том же 1996 году судили в той же Америке и еще одного человека. Стюарт Раймонд Медейрос, гражданин без специального, а равно и среднего образования, обвинялся в том, что в пятидесяти шести доказанных полицией случаях выдавал себя за адвоката, чем якобы нанес чему-то и кому-то какой-то там очень уж непоправимый ущерб.
И тут бы интересно выяснить, кому нанес и какой ущерб конкретно. Потому что играл Медейрос в адвоката не раз и не два, был личностью довольно известной в окружном суде, считался искренним и страстным воителем за права неимущего и обиженного правосудием населения (с некоторых этого населения представителей он, кстати, денег и вовсе не брал) – но самое главное, защищал в суде тридцать различных дел, из которых не проиграл НИ ОДНОГО.
За что и вкатили бедолаге четыре с половиной года. И на весь этот срок за решетку и отправили. Никаких тебе "условно" и прочих поблажек. Потому что – и впрямь опасный очень преступник. Ведь мало, что у настоящих адвокатов (которые с дипломами, виллами и "мерседесами" – гонорары-то ведь иного масштаба берут, не чета Стюарту Раймонду) хлеб отбивал, но еще и на будущее тем же набобам от юриспруденции нагадил немало. Теперь-то этому типу в "мерседесе" любой сказать может: да какой же ты, к растакой матери, адвокат, ежели человек с улицы из тридцати тридцать в лузу вогнал, а твоя статистика какая же будет, бездарь ты разъевшаяся?
И ведь будет прав сказавший такое человек. Ну, а потому – и за решетку на все четыре с половиной годочка.

А вот, скажем, израильские коллеги американских служителей правосудия к своему герою из правонарушителей отнеслись не в пример гуманнее. Некий Моти Ашкенази, вор по профессии и наркоман по призванию, орудовал в основном на пляжах тель-авивских. Да и то сказать, место для такой работы очень подходящее. Страна жаркая, лето длинное, пляжи в связи со всем этим людные – где же и работать, как не там.
И вот в недавнем 1997 году попер как-то Моти очередную сумку с пляжа, нырнул в местечко поукромнее добычу рассмотреть – и обомлел. Потому что добыча его вела себя странно и тикала образом самым угрожающим. То есть, по всем параметрам выглядела как бомба с часовым механизмом. Самой настоящей бомбой и будучи.
И тут-то Моти, поперек всех писаных и неписаных законов своей профессии двигаясь, прямо в полицию и направился. Где и сообщил, что так мол и так, свистнул я сумочку, а в ней не что иное, как обустроенная террористами бомба. И вот в Штатах вы сами видели, как они у себя с таковскими героями поступают. А в Израиле – ничего тебе подобного.
Там сам шеф полиции воришку за сумку уворованную не то что арестовывать не стал, но и поблагодарил самолично, а для всего прочего народа по всем средствам массовой информации речь двинул. Сказавши следующее: "В ту самую минуту, когда он с уверенностью опознал взрывное устройство, Моти Ашкенази продемонстрировал качества, достойные высокосознательного гражданина". И тут шеф полиции Шломо Ницав добавил, что "именно этого мы ожидаем от всех наших граждан".
Последняя фраза, кстати, загадочна несколько. Потому что – так уж оно по логике получается – господин Ницав как бы предполагает, что нормальный гражданин сумочку вполне попереть может ("именно этого мы ожидаем от всех наших граждан"). Но тут, правда, и то предполагается, что при обнаружении в ней какой-нибудь террористической гадости тот же нормальный гражданин в полицию первым делом и прибежит.
Что, как видим, добропорядочный вор и сделал. Не взирая даже на то, что, после всей истории шумной и внезапной его собственной популярности, работать ему на тех же пляжах станет, пожалуй что, и сложнее. Потому что каждый знает: с одной стороны, конечно, патриот и все такое прочее – а с другой, как ни крути, за сумочки свои держаться стоит покрепче.

Нет, не получается вот так, с ходу, автоматически сочетать "преступник" и "бессовестный". У иного преступника орган, совестью ведающий, очень даже развитым бывает (в отличие от политиков, как мы с вами уже видели – ну да о них и впрямь довольно). Причем совесть у такого уголовника порой просыпается не то, чтобы в случаях совсем уж экстремальных (как оно с Моти Ашкенази было), а в самой что ни на есть рабочей ситуации.
В 1995 году в городе Эль Кахон, что в Калифорнии, был арестован довольно–таки профессиональный домушник Джон Тэй. Ну, полиция разное на него принялась вешать, но он, во всем прочем не отпираясь и покаянно себя в грудь стуча, о последнем ограблении рассказал, полиции до той поры неизвестном. И рассказывал, что интересно, весь так-таки от стыда и покраснев.
А потому было стыдно Джону Тэю, что окно в доме, куда он проникнуть рвался, открыть беспроблемно ему не удалось – и он окно это попросту выбил. А уже в дом забравшись, содеянному ужаснулся. То есть, обворовать-то дом – тем паче в отсутствие хозяев – это по всем правилам нормально, потому что на то же он и домушник. Но еще и стекла людям бить – это уже просто свинство и совершенно ненужный для таких людей расход.
И вот так-то, стыдом да раскаянием мучаясь, положил Джон на пол под развороченное им окно пятидесятидолларовую бумажку – на текущий, то есть, ремонт. О чем арестовавшую его полицию и проинформировал.
Ну, те, конечно, в смех. Однако по адресу указанному все-таки выехали. Где и обнаружили окно выбитое, а внутри – на полу под самым окном – банкноту. В пятьдесят долларов. В точности как снедаемый стыдом домушник им и поведал.

А то вот еще другой случай – на предмет совести уголовной – в городе Шоуни, штат Канзас, произошел не так давно, в 1993 году. В дом к одной женщине ввалился грабитель – и не домушник какой, а именно грабитель. Бандит, то есть. Ввалился, присутствием хозяйки нимало не смущаясь, да еще и пистолетом размахивая.
Ну, вещами там всякими он не интересовался – видимо, не его профиль был. А с ходу потребовал сумочку наизнанку выворотить на предмет наличности. Которой оказалось не так уж много – всего-то двадцать долларов.
И тогда состоялась картина, которая у чувствительного читателя просто обязана слезы на глаза выдавить. Грабитель этот – негр, между прочим – хозяйке дома (которая, напротив, белой была) деньги вернул, извинился по полной форме и даже руку ей пожал. А потом произнес (как оно до слова в полицейских протоколах и зафиксировано): "Я не хочу, чтобы вы думали, что все темнокожие – нехорошие люди". После чего поклонился галантно – и исчез.
После такого происшествия, надо полагать, недограбленная женщина обо всех людях негритянского происхождения плохо уже думать не будет. Потому что попадаются-то ведь и впрямь хорошие. Как тот, что ее давеча навестил.

Вот, как видим, и такие случаются преступники. А то ведь нередко и так бывает, что не от хорошей жизни человек на преступление-то идет. Причем, может, разок только черту закона и переступит – и то потому, что уж очень обстоятельства допекли. Тоже вот вопрос: а таких куда и как классифицировать?
Взять для примера хоть Леону Ванатту, женщину вполне пожилую, шестидесяти шести годов. Жила она себе в Калифорнии, в городе Сан Фернандо, ежемесячно получая невеликий в общем-то чек социального страхования в местном отделении банка Транс Уорлд. (Чек и впрямь невеликий – всего-то 242 доллара. Но на очень скромное пропитание могло и хватать).
И вот в сентябре 1993 года явилась она в банк за полагающимся ей очередным чеком, а в банке чего-то там поднапутали, отчего и велели ей попозже прийти. Через денек. Однако и через денек картина повторилась. И еще через денек. Ну, может, по принципу "вас много, а мы – банк, то есть – как бы одни", хотя в условиях Америки оно не очень-то и правда.
Но деньги госпоже Ванатте нужны были позарез, поскольку жила она от сих до сих, никаких сбережений не имея. А банк ее при всем при этом футболить продолжал немилосердно. Тогда-то и решилась Леона Ванатта на действия более кардинальные.
Появившись в банке, задала она ставший традиционным вопрос ("Так где ж мои деньги?"), услышала не менее традиционный ответ ("А нету еще"), после чего и вынула из сумочки вполне рабочего вида револьвер. И курок взвела. Сказавши: "Может, теперь я свои деньги все-таки получу?"
Тут, конечно, банковские служащие принялись банкноты на стойку метать, самыми разными и многими купюрами. Но госпожа Ванатта спокойно отсчитала свое – 242 доллара, и ни центом больше – села на свой велосипед, тут же у банка припаркованный, да и уехала. А поскольку уехала она не на какую-нибудь воровскую малину, а к себе домой, то очень скоро к ней полиция и нагрянула. Предъявив обвинение – как оно можно и догадаться – в ограблении банка.И тут я с буквой закона спорить не берусь, но однако же и пожилую женщину эту не понять тоже сложно (особенно ежели из России все это оценивать).

Или вот еще в штате Нью-Джерси случай. Где позарез некоему Дэвиду Мидлтоуну надо было до дома доехать. Не так, впрочем, чтобы очень далеко, но все-таки под двести километров получалось. Денег у него при себе не оказалось ни гроша – и что в такой ситуации делать?
Дэвид, однако, выход нашел. Выбрал временно безхозный автобус (ну, может, водитель перекусить отошел или еще что), завел его, да и поехал в родные пенаты, в городок Уинслоу. Но не просто поехал, а так, как оно автобусу и положено. С остановками во всех положенных местах, подбирая всех ожидающих транспорта пассажиров и беря с них опять-таки положенную – до цента – плату за проезд. Которую Мидлтоун честно ссыпал не себе в карман, а в кассу автобуса, рядом с водительским креслом укрепленную.
А уже приехав в родной городок, подогнал свой транспорт к автобусной станции, с пассажирами распростился вежливо, да и пошел себе домой. Деньги, конечно, в кассе так и оставив.
Судили потом, конечно. Впаяли, что положено. Но руку на сердце положа – не такой уж и гангстер. И ведь не без прямой для человека нужды все это и произошло.

С другим американцем, Джеймсом Скоттом, случай посерьезнее был. Джеймс этот во время знаменитого наводнения 1993 года в одном месте реки Миссиссипи, неподалеку от своего родного города Фаулер в штате Иллинойс мешки с песком, что для укрепления берега навалены были, повытаскал – причем в количестве прямо-таки катастрофическом. Уж я не знаю, сколько там сотен или даже тысяч этих мешков он от берега отволок, а только цели своей добился. Потому как разбушевавшаяся знаменитая река образовавшуюся брешь размыла уже как следует и позатопила все вокруг к чертям собачьим. И серьезно затопила. Перекрыв и единственный мост, что в округе на 100 миль штаты Иллинойс и Миссури связывал.
Чего, как на суде выяснилось, злоумышленный мистер Скотт и добивался. Но и то выяснилось, что не из чистого желания напакостить он свою акцию диверсионную провернул. А так оно все сложилось, что жена его, миссис Скотт, отъехала ненадолго на тот берег, в штат Миссури, к маме своей, Джеймсовой теще, то есть. И тут Джеймсу такая идея здоровая пришла, что неплохо бы в женино отсутствие немножко и гульнуть в собственном-то дому, с друзьями-приятелями да с бутылочкой чего-нибудь вкусного и горячительного. Без бдительного всевидящего ока.
Ну, а поскольку на часок-другой – это, в общем, и не гулянка получалась, то озаботился Джеймс проблемой, как бы это в пару деньков превратить. Отчего идея и случилась, с блеском, как мы видели, воплощенная. Так-таки и застряла супружница на другом берегу, оставив счастливого спутника жизни с непрописанными девочками на коленях и стаканом в руке. И тут, конечно, схема та же была – судили, впаяли. Но ведь опять, согласитесь, не совсем же без нужды человек на такое дело пошел. (И вот что интересно: справился ли судья у Джеймса на предмет знания им великого русского писателя Антона Павловича Чехова? Газеты о том не сообщали, так что вполне может быть, что и не спросил).

Нет, все-таки совершенно особая это ситуация, когда нужда. Закону оно, может, и все едино, но с чисто человеческой колокольни не так все просто получается. Вот как, скажем, к такому случаю подойти, в Германии имевшем место?
Там, в городе Вальдсхут-Тинген, некий злоумышленник в течение нескольких месяцев в 1997 году аж четыре раза весьма профессионально проникал в квартиру некоего пожилого человека – в отсутствие, естественно, хозяина. И, конечно, излови его полиция – посадили бы как миленького, и плевать на мотивы.
Вот оно и хорошо получается, что не изловили. Потому что мотив, на мой взгляд, все-таки значение имеет. Ибо злоумышленник этот ни разу ни единой вещички малой из квартиры не взял, ограничиваясь всегда тем лишь, что... принимал душ. Помоется себе от души – и исчезнет. До следующего раза.
И вот я говорю: посадили бы, и к бабке не ходи. Но с другой стороны, если у человека своего помывочного помещения нет, а требования личной гигиены в силе остаются? Я лично ему то лишь в вину могу поставить, что он, взломщик этот, не только душем, но и полотенцем дедушкиным пользовался. А вот это уже нехорошо. Мог бы для такого случая и со своим всем ходить. Как приличный народ баню и посещает.

Нужда, однако, и посильнее гигиены случается. И я тут не о хлебе насущном, а о том самом, что хмурый Фрейд на первое место среди наших потребностей водрузил. (Тоже ведь мошенник, как почти и все прочие из ихнего брата – психоаналитиков. Хотя и то признать следует, что, в отличие от всех остальных, у самого папаши психоанализа здравый смысл иногда и прорезался. Сказал же он однажды задумчиво: "Знаете, иногда ведь сигара – это просто сигара" – и я лично за таковскую фразу ему многое простить готов.)
Так вот, изловили в 1997 году в Америке одного преступника страшного. До того даже громкий был преступник, что газеты его "сотовым телефонным бандитом" окрестили. А бандитизм его в том заключался, что, проникая в частные дома, воровал этот легендарный бандит всегда одни лишь телефоны – сотовые. По которым потом лихорадочно названивал в многочисленные службы телефонного секса. Накрутив за все время на счета ни в чем не повинных владельцев спертых аппаратов аж десять тысяч долларов.
То есть, конечно, таковые его подвиги кроме как преступлением назвать и нельзя. Тут и квартирные тебе кражи, и введение невинного народа в расход. И вот все оно так, но кто же скажет, что без всякой реальной нужды Томас Рош на такое дело пошел? Ведь понятно же, что припекло. В чем ему тот же Фрейд первым защитником был бы. (Как он именно по телефону наболевшую проблему разрешал – это уже вопрос другой. Чисто технический. Хотя и не сказать, чтобы совсем безынтересный.)

Во многом, кстати, аналогичный случай и в Бразилии произошел, годом всего раньше. Там после слаженной и массовой полицейской операции в городе Сан Пауло удалось отловить преступника, десятки раз вламывавшегося в различные магазины. Причем и в этом случае взломщик, Жозе Апаресидо Барбоса, не брал в магазинах этих ничегошеньки. И даже, в отличие от своего американского коллеги, самих телефонов не воровал. (Я так думаю, по причине меньшей развитости сотовых телефонных сетей в данной стране.)
Забравшись в магазин, он просто-напросто прямо с магазинного же телефона накручивал номера таких же точно служб – и получал необходимую порцию жаркого дыхания в трубку, а также стонов, всхлипов и ненормативной лексики. Но однако же ему и навсхлипывали. Некоторые магазины получили счета на суммы в десятки тысяч долларов каждый.
Причем пресс-секретарь полиции, человек южный и горячий, нужду таковую понять, как он сказал, еще мог бы. Но вот конкретный способ ее удовлетворения – ни в какую. Так и сказал: "Он извращенец. Выглядит-то он нормально, но человек, делающий такое, нормальным быть не может". Не думаю, что под ненормальностью имел он в виду именно проникновение в магазин – дело обычное и ни у кого мысли о патологии не вызывающее. (Надо сказать, бравому полицейскому крепко повезло, что он в своей Бразилии такую речь двинул. Потому что в тех же Штатах, где число судебных исков на многие миллионы исчисляется, его бы тут же припутали – там, в силу невиданно передового состояния общества, извращением уже ничто считать не дозволено. Ну, кроме разве что хоккея на траве и балета на льду).
Зато компания телефонная в бразильском городе Сан Пауло повела себя прямо–таки по-рыцарски. Раз, сказали, хоть и по указанным телефонам этот электронный секс происходил, но все-таки не на потребу же содержателей упомянутых магазинов, то уж в таком случае пусть они не платят. Раз уж так вышло. (Тогда так получается, что и фирмы эти – телефонного секса – ни шиша из этой истории не получат, потому что доход их отчисляется с оплаты, которая сперва на телефонную компанию поступает. Зря, выходит, распинались-то в трубку так жарко).

Случаются, однако, и такие, что при наличии той же нужды все-таки более традиционное ее удовлетворение в виду имеют. В 1997 году полиция города Индианолы, штат Миссиссипи, арестовала некоего молодого человека, Роджера Тауншенда – за кражу довольно-таки необычную.
В местном отделении министерства здравоохранения (а проще сказать – в горздраве) свистнул Роджер Тауншенд презервативы. Что уже смешно – но не потому что такой уж развеселый предмет, а потому что презервативы эти раздаются в таких отделениях совершенно бесплатно. (Ну, сами понимаете, эпоха СПИДа, плюс секс среди несовершеннолетних, что властями и средствами массовой информации как бы вполне и поощряется, но до беременности все же дело и те, и другие доводить не хотят. А так-то эти изделия и во многих школах выдают – тоже за бесплатно. Нимало я тут не шучу. Давно уж ситуация нешуточная.)
Тут, вроде, и вопрос: на фига ж воровать то, что и так раздают с открытой душой? И, опять-таки, отчего же за такое странное воровство – и вдруг сразу арестовывать?
Но стянул двадцатитрехлетний Роджер не презервативчик–другой, а целых ТРИ ТЫСЯЧИ. Причем ведь явно не на продажу – кто ж их у него купит, ежели в том же горздраве тебе их и так по первому требованию выложат!
И застукали-то его совершенно случайно, при уличном обыске на предмет наркотиков. Тут-то и выяснилось, что у Роджера нашего все наличные карманы битком упомянутыми резиновыми изделиями набиты были. Все, как на упаковке помечено было, из горздравовских запасников. А уж когда обыск у него в доме сделали, то все остальные тысячи и нашли. На что шеф городской полиции Кен Уинтер отреагировал весьма задумчиво: "Это одно из самых странных дел, которые мне попадались. Я уж и не знаю, что за ночку он там себе планировал..."
Да уж, видимо, ту еще ночку. Все-таки три тысячи презервативов для такого дела припасти... Понятно, что молодой, здоровый, но все-таки... Это, как вы понимаете, уже не телефонный секс. (Интересно, а при обыске своем полиция на противогаз не наткнулась? А то могло быть и так, что "терпеть не могу запаха паленой резины" – ну, этот я и пересказывать не буду, все же из текста и так ясно).

Не всегда, однако, нужду эту возникшую удовлетворяют так уж и безобидно (хотя ночку, на три тыщи презервативов рассчитанную, тоже к особо безобидным не отнести). Иногда так и просто по-негодяйски некоторые люди это проделывают.
Загорелось вот как-то Делберту Баттри (и ведь не юноша уже был, как-никак сорока семи годов) из города Лексингтон, штат Кентукки. И если бы он для такого дела – для удовлетворения насущных нужд, то есть – любые телефоны попер, хоть сотовые, хоть спутниковые, я, может, и слова худого не сказал бы. А этот Баттри дело решил очень даже и нехорошо.
Он, когда ему вот это самое приперло (а было дело в июле 1997 года), остановил пару проезжавшую – из совсем другого штата, из Индианы, родом – и под дулом пистолета их в свою машину перегрузил. А потом отвез в местечко какое-то укромное – и принялся свою потребность реализовывать. Таким, причем, образом, что не поймешь, то ли тут действительно о какой половой потребности речь шла, то ли о совершенно уж хрестоматийном садизме.
И принудил он их там, в укромном этом местечке, заниматься с ним оральным сексом. Миньетом, то есть (уж прошу прощения, но так оно на самом деле и было). И множественное число употребил я вовсе не случайно, потому что не одну только женщину он все тем же пистолетом к такому деянию принудил, но и мужа ее. А и то, видно, недостаточно сволочным ему показалось – он в процессе, одной рукой пистолет держа (с которым он как бы уже не просто мужчина, а супермен, есть такая у оружия магия), другой фотоаппаратом щелкал безостановочно, фиксируя как момент унижения этих двоих, так и собственную, по его понятиям, богатырскую удаль.
Но и тем дело не кончилось. Потому что, разрядившись от души, отвез он все ту же пару к себе домой и... заставил мужа газон ему выкосить, заросший весь. Озаботился, то есть, об эстетике.
И случай этот, из приведенного выше ряда начисто выпадающий, я для того привел, чтобы нам тоже на мотивах-то одних не зацикливаться. Ибо мотив – он еще не все. Реализация, как видим, тоже дело не последнее. И если того бразильца-бедолагу, что в магазинах к телефонной трубке рвался для снятия стресса, где-то по-хорошему и пожалеть можно, то в случае с Делбертом Баттри только и можно пожелать ему сменить Кентукки на Техас. В тамошних тюрьмах ему на практике продемонстрируют, как такие вещи и без всякого пистолета делаются запросто. С тем, что он в таком раскладе уже по другую сторону уравнения окажется, да не на разок–другой, а на годы – и хорошо бы, чтобы тех годов не менее десятка набежало. При такой педагогике я бы его, пожалуй, и газоны стричь не заставлял.

Но мы здесь все-таки не о садюгах несомненных речь ведем. Нас тут больше тот народ интересует, с которым по-человечески не всегда и не все ясно бывает. То есть, точно уже вор, грабитель и взломщик – или пока вопрос открыт? Да вы сами попробуйте такой вот хотя бы случай классифицировать.
В 1993 году в городе Мибейн, штат Северная Каролина, украли у человека собаку. Верного, то есть, пса. И тут вроде сразу напрашивается и оценка однозначная, и строгий суд. И то сказать, это же не видик какой, не телевизор, а лучший человека друг. На первый взгляд, довольно-таки подлое деяние.
Но собаку-то у него украли – а вот на ее место привязали... другую. И тоже славную животину, дружелюбную, в глаза преданно заглядывающую. Дескать, "полюби меня". Тут уже некая загадка образуется. Выходит, что тот уголовник, что собачку украл, вовсе не из чувства тоскливого одиночества это проделал. Свою-то на ее место привязал – нормальную, хорошую псинку. Конечно, могло и так быть, что с собственной-то у него нестыковка какая-то была, диссонанс какой-то психологический, – "не химия", как нынче говорят. А мимо той, может, проходил разок, да и свистнул: эй, дескать, Шарик! На что ему тот Шарик, может, весь хвостом и извилялся. Ну, а дальнейшее нам известно.
И случай такой судить не в пример сложнее предыдущего, я так думаю. Иной, конечно, может и возразить, что, мол, собаку увести – это ж все равно, что какое другое любимое существо, жену там, допустим. Что я на это отвечу? Уводят и жен. Не скажу, что хорошее это занятие, но иногда и так случается, что – любовь. Чувство, то есть. Которое если и не оправдания, то понимания некоторого требует.

Кстати, в чем-то аналогичный вариант в том же году в том же самом штате случился (в другом, правда, городе – в Кинге). Там оставшийся неизвестным злоумышленник влез втихаря в дом некоего Стива Сабо и уволок – страшно подумать – тридцать четыре комикса.
Смеяться я бы и тут не советовал. Старые и редкие комиксы – вещь сугубо коллекционная, и людей, их собирающих, пожалуй что и не меньше, чем нумизматов или филуменистов каких (а то еще и филателисты есть – этот вот, кстати помните? "Маруся, ну сколько раз тебе повторять – не сифилитик я, ФИ–ЛА–ТЕ–ЛИСТ!").
В общем, что и говорить – тридцать четыре коллекционных комикса потерять не шутка. Но – потерять ли? Штука-то в том была, что комиксы, о которых речь, грабитель этот спер, это уж без всяких сомнений, это и полиция установила. Но на их место довольно-таки честным образом положил другие. Тоже весьма редкие и вполне коллекционные. В количестве... тридцати четырех.
И вот в обеих приведенных выше историях потерпевшие стороны вполне могли претензии иметь (да по всему судя, и имели) на предмет адекватности обмена. Но и то нельзя не отметить, что мы тут слово "обмен" употребили, который, хоть и не совсем для одной из сторон добровольный, все-таки не то же самое, что банальный и уголовный "грабеж". Хотя все по той же букве – тут тебе и кража, и ограбление налицо.

Случается, кстати, и с точностью до наоборот. В том смысле, что деяние, обыденным нашим сознанием в разряд таких уж вопиющих преступлений не зачисляемое, вдруг в силу количественных параметров совершает свой качественный прыжок, приземляясь уже на сугубо уголовной территории.
Мы тут не раз упоминали: книжку из библиотеки попереть. Нет, с этим, конечно, спору у нас не будет – что нехорошо, то нехорошо. И точка. Но и опять-таки, вряд ли кто из нас за такую акцию расстрел будет требовать. За исключением, конечно, совсем уж ярых сторонников Драконта, законодателя древнегреческого, который едва ли и не за каждый проступок смертную казнь в своем своде законов ввел. На многочисленные возражения отвечая, что все мелкие преступления заслуживают этого наказания, а для крупных — большего, чем лишить человека жизни, он, как ни старался, а не нашел. Но мы-то с вами продукты века куда как более просвещенного, а посему к такому проступку относимся гораздо мягче.
В общем, книжка, или даже, скажем, две – согласитесь, явно не повод человека в кандалы заковывать. Но я же говорю, бывает и так, что количество в качество перепрыгивает образом просто-таки ошеломляющим.
Как оно в 1993 году в городе Сент-Пол, штат Миннесота, и произошло. Там полиция повязала некоего Джеральда Ла Пре – и именно за хищение, так сказать, библиотечных материалов. Книг, то есть. И вовсе не в том там было дело, что очередную вдруг кампанию власти затеяли. А просто слямзил мистер Ла Пре за десять лет довольно бурной активности – ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ томов.
Тридцать тысяч книг – это, я вам скажу, представить надо. У меня-то их всего тыщи, может, под полторы (своих, неворованных – чтобы кто чего не подумал), ан и так все жилище забито до полного безобразия. А у преступника нашего книгами был завален весь дом, чердак, подвал, гараж, один из двух автомобилей – да еще пришлось бедолаге снять и складское помещение неподалеку.
То есть, это уже, конечно, может и за рамками нашего сострадания оказаться. Хотя... На любовь-то ведь да на страсть что-то же и списывается – ну хоть в глазах-то народных. А страсть наличествовала. Как и заявил Ла Пре столпившимся журналистам: "Страсть. Страсть к книгам. Она наполняет меня больше, чем что бы то ни было еще". Вот оно и оказывается, что прямо-таки геркулесовы порой бывают страсти. У одного – на три тыщи презервативов рассчитанная, у другого – на тридцать тысяч книг...

Ну, последнее дело и впрямь в какой-то мере страстью объяснить можно. А вот как следующий случай объяснить – хоть логикой, хоть психологией?
В июне 1995 года в Торонто было совершено ограбление складского помещения, принадлежащего Джону Карадимасу, торговцу рыболовными принадлежностями. Так что вы думаете злоумышленники из того склада поперли? Если у вас в потенциальном списке блесны там всякие замелькали, удилища суперклассные, катушки всевозможные спиннинговые или, еще того лучше, электронные эхолоты – так это все мимо. Потому как приналегли грабители на один–единственный товар, утянув со склада... шестьсот тысяч обычных дождевых червей. (Наживка эта предназначалась Карадимасом на экспорт – в соседние Штаты да в далекую Европу).
Знаю, что червяковый бизнес – из вполне нормальных и уважаемых. Рыбаков в Канаде до фига, червей мало, поэтому обычно каждый просто-напросто в магазин за своей дюжиной заезжает, вместо того, чтобы гоняться за одним худым червяком с лопатой через весь свой сад-огород. Но он тогда бизнес из нормальных, когда у тебя на этот предмет целая торговая сеть налажена – ну, в общем, как в любом другом купеческом деле.
Но чтобы одному отдельно взятому индивидууму шестьсот тысяч пусть даже и очень популярных животных продать – этого я при всей моей буйной фантазии представить не в состоянии. Даже в самое бойкое место встав – на самый берег озера Онтарио или там реки имени святого Лаврентия – ну кому ж ты такую ораву всучишь? То есть, и тысячной-то доли не продашь – и это с гарантией. Что бы тебе в том складе спиннинги да блесны было не увести? Чтобы уж хоть на нормального-то вора походить?
И вот воровство оно – несомненно воровство, но все-таки на редкость идиотское. Хотя с другой стороны и не без легкого флера таинственности...

По той же части – сюрреального идиотизма – неслабо отметился и Майкл Фостер из штата Висконсин, двадцатилетний американец без определенных занятий – и без выдающихся, как мы увидим, интеллектуальных способностей. Майкл и приятель его, чуть помоложе, сидя в баре за стопочкой-другой, решили для разрядки пометать стрелы-дротики в мишень (такая забава для каждого бара в тех краях – вещь принципиально обязательная). А этот бар, где они сидели, видимо с веком не просто в ногу шел, а даже несколько впереди, потому что вместо обычной пробковой мишени была там установлена целая электронная агрегатина – с огнями бегающими, звуками фантастическими, с табло, где очки загорались, и все такое прочее. И так машина эта друзей наших ошеломила, что тут же, с места не сходя, и приняли они решение ее во что бы то ни стало слямзить. Для последующего домашнего употребления.
Сказано – сделано. Дождавшись, когда бар, наконец, закрыли, вломились наши искатели приключений в помещение (по части замков сломав, естественно, все что ломается). А уже там брать ничего не стали, но прямиком к вожделенному чуду двинулись.
Выволокли аппарат на улицу. Погрузили в свой видавший виды грузовичок – отчего бедолага просел в не слишком твердую почву по самые оси. (До сих пор, кстати, никому понять не удалось, как они это чудовище к грузовичку перли и, главное, как на тот же грузовичок его умудрились взвалить).
Ну, сел старенький грузовик начисто. И тут даже Фостеру с приятелем, не взирая на почти полное отсутствие того материала, что между ушами располагается, ясно стало, что без помощи не обойтись. Тут, к счастью, машина подвернулась. И, несмотря на то, что на крыше проезжавшего автомобиля целая армада бегущих огней красовалась (что, как известно, полицейские машины и отличает), два наших взломщика автомобиль этот тормознули не раздумывая. Сказавши двум помощникам шерифа, что так мол и так, засели мы тут в грязи – так вы, ребята, нас не дернете?
"Ребята" сначала к грузовичку подошли на предмет оценки ситуации. Глубоко ли, то есть, засел – а главное, почему. Гадать с этим делом долго не пришлось, так как искомое "почему" тут же на всеобщее обозрение в кузове и располагалось. С корнем из своего бетонного пола в баре выдранное. Ну, тут, конечно, "ребята" тех двоих и дернули, как их о том и попросили. До самого полицейского участка.

Идиотская, конечно, кража. Что тут и рассусоливать. Но все же тот хотя бы элемент имеется, что все-таки ведь для души. Все-таки не без дела предмету стоять предполагалось. Но вот чем ту ситуацию объяснить, что имела место в Балтиморе не так давно – убейте, не пойму.
Там в марте 1997 года сперли две двери. Ну, честно говоря, одна дверь-то была – но двустворчатая. Старинная, чистой бронзы, ну вы ж понимаете – почти антиквариат. А стояла эта дверь не где-нибудь, а в здании самого городского суда – ни более, ни менее. И весила, ежели обе створки считать, под 270 кило.
Проблема. Никак мне тут не проникнуть в таинственные закоулки воровской души. Согласен, стоила дверь – по антикварным, опять-таки, оценкам – что-то около тридцати тысяч долларов. Немало, скажем прямо. Но ведь куда ты ее такую продашь и кто же у себя в прихожей ее установит, когда дверь эту любой полицейский или судейский человек до запятой в лицо знает, да еще и газеты случай этот вовсю раструбили (да и не могли не раструбить – чай, обворовали не забегаловку какую, а главный городской суд). Одно лишь и остается: думать об этих ночных героях лучше, чем они того, наверное, заслуживают – и предположить, что сделали они дело свое трудоемкое из чистой лихости воровской. Тогда это да. Это уже нашей загадочной славянской душе не в пример ближе.

Но вот следующий случай и этой душе вряд ли по зубам. Вокруг которых – зубов, то есть – вся эта история и вертится.
В 1994 году на голландский город Алфен Аан де Рейн накатила волна необычных краж – не без элемента и мошенничества к тому же. Схема воровская следующим образом работала. В том или другом доме раздавался телефонный звонок, и у владельца интересовались вежливо, натуральными ли зубами он свой хлеб насущный перемалывает. И если нет, то тут же информировали протезированного клиента, как здорово ему повезло. В том, то есть, смысле, что теперь у него есть шанс за бесплатно свои зубные протезы привести в полный порядок, подправив все, что подправить требуется.
Клиенту предлагалось перед сном выставить свой жевательный аппарат в полиэтиленовом пакетике на порог – с тем, чтобы протез соответствующие службы подобрали, сделали подгонку (плевать, что в отсутствие носителя!), текущий там всякий ремонт, а к утру аккуратно положили на то же самое место. На порожек.
Ну, здесь, конечно, никто из нас удивляться не должен, что на всю эту аферу многие десятки человек купились с ходу. Тут ведь оно бессмысленно говорить, что, дескать, какая еще такая подгонка, да кто это все ночью будет делать, и вообще с чего бы вдруг. Потому что любой аргумент перед всесильным словом "халява" скукоживается и рассасывается напрочь. Что как для русского, так и, как видим, голландского языка работает с неизбежностью третьего закона Ньютона.
Так что не об этих – окончательно беззубых теперь – болванах тут речь. Но кто бы мне объяснил: что эти воры (они же и мошенники) с наворованными вожделенными протезами делать собирались – и в чей рот они их вообще предполагали совать? Ну, одежда там или обувь – это понятно. Тебе не подошло – коллега наденет. Но чужой протез – даже ежели ты себе лишние зубы в соответствующих местах повышибаешь – это мне все же плохо как-то видится.

А с одеждой или там обувью, как я уже сказал – это и напрягаться не надо. Это и логично, и, можно сказать, веками освящено. Тем более, занятие такое нередко очень даже необременительным бывает. Как вот, скажем, в отелях красть. Там ведь всю обувку постояльцы на ночь в коридор выставляют. Чтобы или служба почистила, или другой какой профессионал слямзил. Или, допустим, в исламской какой стране – очень там это удобное дело. Как оно в Турции в 1997 году случилось, когда правоверные в Сирнаке в мечеть, как приличным людям положено, отправились – а обувь, как опять-таки приличным людям полагается, снаружи оставили. Каковую кучу – все двести десять пар – какой-то пес неверный и уволок разом.
Так вот, как я и говорил: одежду с обувью увести – занятие и веками освященное, и вполне логичное. Хотя и здесь не без исключений.

Летом 1994 года в городе Уиллоуби, штат Огайо, арестовала полиция Джейми Брэдшоу, вполне еще молодого человека. В вину ему вменялось то, что в течение целых двух лет он обворовывал жильцов одних и тех же десяти многоэтажных домов, стоявших в тесном соседстве. Причем сосредотачиваясь исключительно на одежде. И даже еще более узко: на женском нижнем белье. При обыске в его доме полиция обнаружила 450 пар сами понимаете чего – все уворованные из прачечных в подвальных помещениях тех самых квартирных комплексов. (Газеты промолчали на тему того, крал ли Джейми эти трусы до стирки или же после нее – а зря, вопрос все-таки интересный.)
Этого Джейми, конечно, к ворам положительным и нормальным отнести уже сложновато. Вроде бы и одежда уворована, артикул правильный, традиционный – а с другой стороны, ни себе ведь, ни людям. В смысле, и сам не оденет, и другим вряд ли продаст. (Потому что сложно это в Америке, пусть даже и в штате Огайо – продать трусы, бывшие в употреблении).
Тут, кстати, еще одна интересная деталь имеется. Герой наш, Джейми Брэдшоу, хоть кражи свои совершал в городе Уиллоуби, но сам проживал в соседнем городке, Пейнсвиле. В котором двумя годами раньше другого такого же изловили – и тоже за кражу нижнего белья. Тот, другой, правда, только мужские трусы уворовывал – так что может, и для себя (хотя куда ж ему сотни-то пар). Да так ведь еще талантливо крал, собака, что однажды со спящего клиента втихаря трусы-то и стянул (честное слово, оно и в протоколах полицейских отмечено). То есть, с одной стороны талантище несомненный – а с другой какой-то сбой в деятельности головного мозга все-таки имеется... Хотя и так может быть, что не в порядке у них там что-то с атмосферой или водой питьевой в том городишке. Все-таки второй уже такой неординарный тип на пятнадцать всего тыщ населения за какие-то пару лет возникает.

В том же, кстати, 1994 году полиция и в еще одном штате – Иллинойс – специалиста по изъятию одежды у населения припутала. Тот прямо-таки рецидивистом оказался. Его от последней отсидки освободили условно, а он, как у них, рецидивистов, водится, тут же за старое принялся. Полиция его и повязала вместе с добром краденым. Целый, между прочим, мешок был добра-то. Полный под завязку мешок – с носками.
И предыдущий срок рецидивист этот, Джеймс Дауди, тоже не просто за кражу тянул, а именно за носки. И другой срок, до того – тоже. Да и по всем полицейским рапортам обо всех его кражах да арестах так получается, что никогда и никто его в уворовывании чего-то другого и не обвинял. Носки – и все тут. С самого, можно сказать, малолетства.
Тут с объяснением разные, конечно, варианты могут возникать. Можно и так предположить, что здесь именно стремление к максимальному профессионализму работало. То есть, не сявка я, дескать, какая-нибудь, потому как свой – и очень узкий – профиль у меня имеется. Хотя, как я уже сказал, варианты возможны.

Бывают, кстати, спецы с профилем и еще более зауженным. В недалеком 1996 году в городе Лиль во Франции в очередной раз изловила полиция тамошняя Филиппа Деланчера, закоренелого рецидивиста и человека в почтенных уже летах. И взяли его с поличным на краже бутылки анисового аперитива – настоечки, то есть, алкогольной.
И вот вроде бы бутылка всего лишь, да еще напитка весьма своеобразного (который я, однажды отпробовав, второй раз пить возьмусь разве что под угрозой расстрела). Но тем не менее месье Деланчер без всякого преувеличения в рецидивистах оказывается. Потому что арестован он был в ... пятьдесят первый раз. Причем все до единого аресты были только и исключительно за кражу все той же анисовки. В жизни он никогда ничего другого не крал – ни "Мартель" какой, ни, Боже упаси, "Смирновскую". И до того он тамошним полицейским властям знаком хорошо, что для него давным-давно персональную камеру в Лилльской тюрьме готовенькой держат. Он оттуда когда и выходит, так до первого ликеро-водочного магазина. До первой же своей вожделенной бутылочки с анисовым пойлом. А потом с душой повеселевшей – обратно на нары.

Разные, конечно, могут мнения быть насчет галереи типов, выше представленных. И я тут не о том, что сажать или не сажать, законченный там идиот или еще так, придурок, и все такое прочее. Речь о том лишь шла, что не всяк так уж ладненько в ящичек с ярлычком "преступник" (в расхожем нашем понимании этого слова) ложится. Оно, это существо криминальное, что спит и видит, как бы на закон во всем его могуществе и своеобразии покуситься, может, в каждом из нас – пусть даже и в самых потаенных закоулках души – проживает. Лихость и казачья, и разбойная самим этим словом к общему знаменателю без особых проблем приводятся.
Для меня тезис этот вот в какой истории хорошо суммируется. Жил себе в Америке, в штате Вермонт (а штат, я вам доложу, хороший, красивый, не по-американски спокойный – да вот хоть у Александра Исаича спросите), вполне добропорядочный человек, с незапятнанной трудовой и прочей биографией, по имени Виктор Шоу. И дожил он такой славной жизнью до пятидесяти шести годов. Без дураков, нескандально жил – но и незаметно. (Таким Курт Воннегут, если помните, рекомендовал на камне могильном следующую эпитафию: "Такой-то. Дата. Дата. ОН СТАРАЛСЯ").
И вот в апреле 1994 года наш мистер Шоу, едучи себе по хорошо знакомому шоссе номер 89, увидел впереди полицейскую дорожную баррикаду. Ну, знаете, как оно бывает – куча машин со сверкающими огнями, полосы с шипами выложены, чтобы гаду, которого полиция дожидается, шины напрочь проткнуть, снайперы там всякие на исходной боевой позиции, и так далее.
И тут, конечно, каждый водитель добропорядочный должен скорость сбросить резко, шепотом к засаде подъехать и инструкции для дальнейших своих действий получить – в смысле, стоять ли ему или как-то дальше двигаться, с учетом интересов всей операции.
Видимо, мысль такая и была первой из тех, что нашего Виктора Шоу посетили. (Должно было быть так, все-таки о человеке исключительной нормальности речь ведем, несмотря даже на кажущееся между этими двумя словами противоречие). И я не знаю, что там всеми уважаемый мистер Шоу с этой первой мыслью делал, а только согнулся он хищно в кресле своем водительском, глаза прищурил зловеще, акселератор до полу вдавил – и погнал на вражью засаду, на шипы, на машины да на засевших снайперов. В лобовую кавалерийскую атаку.
Дальше, конечно, ясно. Передок вдрабадан, шины в клочья, машина юзом, "руки вверх" и все, в таких ситуациях положенное. Задержали, в общем (слава Богу, не застрелили).
Обвинений, конечно, предъявили вагон и маленькую тележку. Среди прочего – управление транспортным средством в нетрезвом состоянии. Да что уж греха таить – был наш герой слегка под шофе. Не пьян, однако же, вусмерть, этого и полиция не утверждала – а вот настолько ровно, чтобы "социального контролера" своего на хрен послать.
И сколько ни выспрашивали Виктора (и полиция, и несколько позже досужие журналисты), что ж подвигло его на такое деяние неординарное – ответ всегда был один. Расплываясь в мечтательной улыбке, во всем прочем законопослушный и порядочный гражданин вежливо пояснял: "Понимаете, я столько раз видел ЭТО в кино... И вот такой случай... Я просто не мог не попробовать".
"И вот такой случай". Всмотрись в себя, дорогой ты мой читатель, поглубже всмотрись, посерьезнее, без суеты. А если супер-эго визгом заходится, протестуя против такого анализа, прими стопку, мало – две. Но всмотрись.
Не может быть, чтобы где-то в недрах собственного "я" – пусть даже очень, очень глубоко – не обнаружил ты доброго нашего знакомого Виктора Шоу, во всем прочем правильного и праведного. Который – когда "вот такой случай" – вполне способен вдруг: коршуном вцепившись в руль, акселератор в пол до отказа, и с залихватским то ли казачьим, то ли разбойным посвистом – вперед, всем чертям назло, под удивленно-испуганными взглядами увеличенных оптическими прицелами глаз. Потому что – однова живем.
Отсюда все они и проблемы – с полочками, ящичками и ярлычками.

В общем, так оно выходит, что желание это – заветную и пугающую черту преступить – не такая уж музейная редкость в любом наугад взятом человеческом организме. Причем делу этому, как и любви, буквально все возрасты покорны. С самого сопливого начиная.
В октябре 1993 несовершеннолетний гражданин Мики Спраул уселся горделиво за руль семейного автомобиля – да и поехал. Не имея никаких, кстати, водительских прав. (С другой стороны, кто ж ему их выпишет – в три-то года...)
И вот выкатился водитель трехлетний (вот ведь она вам, автоматическая коробка передач!) на большую дорогу, да и понесся куролесить. Помяв две припаркованных у обочины машины, а равно и ту, в которой за рулем сидел – и непонятно еще, как во встречный транспорт не врезавшись. Поймали, слава Богу – живого и здорового. Ты, говорят, что же, а? А дитя радостно: "А я сел и поехал – вжжжжик!"
Ну, тут вроде и не столько преступление вопиющее выходит, сколько правонарушение. Так-то оно так, да только полтора месяца спустя после поездки своей знаменательной, взял все тот же изобретательный мальчик Мики зажигалочку, чиркнул где надо колесиком, да и спалил дом, семье его принадлежавший. Дотла причем спалил. От дома головешки одни остались, а папа любознательного малыша приземлился в больнице с ожогами второй и третьей степени. И опять Мики, поблескивая глазенками с телеэкранов, с народом впечатлениями делился: "А у меня теперь дома – нетю!" Машины "нетю", дома "нетю" – считай, ничего больше "нетю". Чудом еще папа есть, на больничной койке. Но и тут ведь простор для пытливости имеется: а что, если на вот эту вот трубочку наступить? И вот эту иголочку выдернуть? И почему это папа хрипит так странно?
Согласен, несмотря на весь трагизм ситуации – все–таки не ограбление банка. Хотя кто же сказал, что детишки и на такие дела не ходят?

В 1996 году в испанском городе Миранда де Эбро четыре сестренки – старшей четырнадцать было, а младшей всего девять – таки банк и грабанули. Ну, не то, чтобы там в масках да с пистолетами – однако денег сумму взяли вполне весомую.
Вошли они все хором в Банко де Экстериор и стали с самым заинтересованным видом выспрашивать клерков об условиях взятия кредита на малый бизнес – это, понятно, те сестренки, что постарше. Ну, банковским, конечно, приятно: такая молодежь, а уже тяга к серьезной капиталистической активности. А в тот же самый момент младшая, малявка девятилетняя, за стойку нырнула – и прямиком в хранилище. Откуда так же скоренько и улизнула. Но уже на десять тысяч долларов богаче.
И что интересно – когда вся четверка бежать рванула, поймали их на улице довольно-таки и быстро. Минуты какие-то с момента ограбления всего прошли. Но поймать-то поймали – а денежки так и не сыскались. A детишки, банкноты успешно заныкав, весело в молчанку принялись играть – и что полиция им, малолеткам-то, сделать может? Да ничего. Как ничего она и не сделала.
Вот они вам и дети. Цветы жизни.

Но и на другом конце возрастного спектра энтузиазм к жизни разудалой воровской ничуть не меньше. Причем и на путь-то этот скользкий вступают порой в откровенно пенсионных летах.
В городе Монтерей, что в Мексике, заарестовала полиция в 1996 году почтенную с виду старушку восьмидесяти двух лет. Прямо скажем – за очень нехорошим делом ее арестовали. Нет, тут не то, что вы подумали. Никакой стриптизеркой или хотя бы бандершей в борделе подпольном она не работала. К сожалению, надо сказать. Уж лучше бы там.
А застукали ее на продаже наркотиков школьникам. Прямо на школьной же площадке. Обнаружив при ней и непроданных еще четырнадцать сигарет с марихуаной.
Тут я, конечно, никакой скидки на возраст не делал бы. Больно гнусное себе занятие сыскала бабулька. В свое оправдание то лишь она смогла сказать, что на улице ей с прочими торговцами конкурировать уже и физически тяжело было. Школа – оно гораздо спокойнее и приятнее, все-таки молодежь кругом.
И начала она преступную свою активность в возрасте семидесяти одного года. До того не только ничем подобным не промышляя, но и не планируя даже. А потом вдруг щелк – и развернулась какая-то пружина спиралью дурной. После чего со временем и произошла эта печальная для обеих сторон встреча поколений.

Возрастное достижение мексиканской малопочтенной сеньоры перекрыла американка Лилиан Говард, которую арестовали в совсем уж преклонные ее восемьдесят четыре года. И опять-таки за дурь. За траву, то есть. Все ту же марихуану.
Слава Богу, она ее хоть не школьникам сватала, так что здесь по-человечески скидка ей полагается. А просто притащила она эту дрянь на свидание к сыну идучи, в тюрьму Гас Харрисон в штате Мичиган. Здесь, конечно, подход наш и не таким суровым может быть. В конце концов, сама знает, в чем у ее сыночка нужда больше.

Но абсолютной рекордсменкой (я потом не раз проверял – никто не переплюнул) оказалась одна жительница израильского города Ашдод. Девяносто три года было старушенции, когда полиция взяла ее с поличным в 1997 году. Да еще с каким и поличным – не травой–дурманом бабка торговала, а самым отборным и злобным героином.
Причем возраст же ее и подвел – а точнее, хвори, с ним связанные. Глаза у долгожительницы стали сдавать, и когда полиция по наколке чьей-то к ней в дверь постучалась, бабка их за родимых клиентов и приняла – не взирая даже на то, что полицейские (тоже о количестве и качестве серого вещества стражей правопорядка кое-что история эта говорит) явились на таковскую операцию в полном своем обмундировании. (Ну, конечно, может и нравится людям форма до безумия. Пуговицы там блестят, ремни кожаные, ботинки с хрустом. Иной, я думаю, и на ночь не снимает). В общем, парней в портупеях и с пуговицами сияющими за клиентов приняв, тут же старуха принялась товар на стол метать, в упаковке самой разнообразной.
Не включилась бабка вовремя, когда самой себе сказать нужно было: стоп, дескать. Пора и на пенсион. Ей бы в таком далеко не юном возрасте о душе подумать, о вечности. А теперь что ж, поздно каяться-то. Два пути только и остались – на нары положенные да в книгу Гиннесса.

Но если возраст не в голой арифметике брать, а с прочими факторами суммарно рассматривать, я бы лично проголосовал за то, чтобы пальму первенства отдать Оливеру Томасу Остеру из Денвера, штат Колорадо. Этого в 1994 году судили аж за четыре ограбления банка.
И хотя в свои семьдесят семь лет против той же ископаемой израильской старухи он сопливый юнец получается, но в чем другом фору дал бы и ей – по полной программе.
Грабил он банки исключительно через окошки "драйв-ин" – есть такие в вечно торопливой Америке, куда подъехать можно, чтобы из машины не вылезать. И прямо из машины же клерку-кассиру заказать необходимую финансовую операцию, а потом с тем же удобством дальше в гонку вливаться – как все соотечественники вокруг.
Но Оливер этот вовсе не из спешки нервозной к такому способу прибегал – да и куда ж ему было торопиться, в таком-то возрасте. А потому лишь, что ходить он практически не мог – то есть, ноги уже ни в какую не держали. Тут, конечно, только и оставалось, что подъезжать. Но и того мало. Физиономия у него, как показали подвергшиеся его бандитским нападениям служащие, была точь-в-точь как у популярного персонажа газетных комиксов, мистера Магу. С такими же, как у этого Магу, очками со стеклами толщиной в ладонь (но, говорят, свет от темноты Оливер еще все-таки отличал).
Револьвер, который он для своего лихого разбойного дела пользовал, ржавчиной зарос так круто, что барабан зубилом разве что можно было провернуть. Причем защитник Оливера на суде на этот факт даже и не давил особо. Как в ходе слушания и полагающихся экспертиз выяснилось, этому Робин Гуду даже ежели наиновейшую пушку вручили бы, он и с ней ни черта бы не сделал, поскольку, пребывая в постоянном упадке сил, физически не смог бы нажать курок.
Но вот ведь – грабил. С упорством, достойным лучшего применения.
Хорошо еще, судья не бессердечный оказался. Посмотрел на бедолагу этого, головой покачал, да и вкатил ему срок совсем уж невеликий – для острастки больше. Всего-то год и дал. Ну, а куда ж ему круче? На него и смотреть-то жалко. Я так думаю, кассиры в тех банках, что он с наскоку да с налету брал, ему деньги тоже больше из жалости выкидывали.
Ну, это случай, прямо скажем, вопиющей и совсем уж печальной инвалидности – вкупе еще и с возрастом под восемьдесят. Потому и не может не удивлять. А вообще участие инвалидов в таковской активности – да вот хоть по части грабежа и разбоя – дело совершенно обычное.

Житель штата Массачусетс Энтони Гарафоло всю свою жизнь, можно сказать, в разбойниках проходил. Пока не выпал ему в 1990 году мрачный пиковый туз. Грабил он с положенным оружием в руках в родном штате ликеро-водочный магазин (а удобное это для работы заведение, потому что наличности всегда много), да так оно вышло, что при попытке скрыться с добычей влепили ему самому пулю в спину. В самый, то есть, позвоночник. Отчего всю нижнюю часть тела – включая, естественно, и ноги – парализовало бесповоротно.
Суд, конечно, назначили. Только если ты, читатель, решил, что об уголовном суде речь идет на предмет наказания бессовестного грабителя, то этим ты себя напрочь выдал, продемонстрировав себе и миру, какими ничтожными познаниями о самом передовом на планете государстве располагаешь.
Суд затевался – гражданский. По гражданскому же – и очень немалому – иску мистера Энтони К. Гарафоло к руководству и владельцам злополучного алкогольного магазина. На тот предмет, что в результате подлого ранения в спину у истца случилась потеря трудоспособности. (Тут бы найтись кому да спросить: в смысле, грабить, что ли, больше не сможет? Да вот не нашлось почему-то. Там, честно говоря, народ вообще к иронии сугубо отрицательное отношение имеет. Научен, видимо, народ горьким-то опытом.)
К счастью (относительному, правда) для владельцев питейного этого бизнеса, дело удалось решить полюбовно, до самого суда не доводя. Скрепя сердце, расстались они с некоторой суммой, приличной довольно, в пользу потерпевшего (я тут вот это слово пишу, и сам себе удивляюсь – почти ведь без усилий так и печатаю: "потерпевший") – и на том поставили крест.
А несколько позже и всплыло, что Гарафоло этот продувной бестией оказался, в иске наврав бессовестно. Нет, не в том смысле, что не парализовало его – это-то был бесспорный свершившийся факт – а в том, что ни на какой его трудоспособности происшествие это никак и не отразилось. Потому что приземлившись в инвалидной коляске, принялся он с прежним рвением за единственно освоенную свою профессию. Грабителя, то есть.
За что в конечном итоге и был взят под белы рученьки – на сей раз уже за ограбление не какого-то там шалмана, а солидного заведения под названием банк. Вкатился наш Гарафоло на коляске своей в Северо-Восточный Сберегательный Банк в городе Спрингфилде, штат, опять-таки, Массачузетс. Вывалил пистолет, взвел курок – и потребовал денег. И получив требуемое, лихо пропылесосил в той же коляске на улицу, где и вкатился с ходу в поджидавший его у банка пикап. Так что полиции за ним еще и гоняться пришлось по всему-то городу.

В 1996 году сразу два инвалида были арестованы в весьма удаленных друг от друга местах. В той же Америке, в Помпано Бич, штат Флорида, довольно увечный гражданин банк ограбил – но на костылях и при одной ноге (и при одном же, кстати, глазе) от полиции все-таки не ушел. Другого за тем же самым занятием арестовали во Франкфурте, в Германии, где он, без обеих ног будучи, тоже этим фактом нимало не смущался – тем паче, что руки, в которых обычно пистолет и располагается, были при нем.

И еще один претендент на книгу рекордов Гиннеса в том же году полиции американской попался. В курортном городе Провиденс, штат Род Айленд, за хранение и сбыт наркотиков была арестована Брона-Джо Кармоди. И если преступление было для Америки вполне обычным, то преступница вызывала остолбенение даже в этой стране неограниченных возможностей. Мало того, что по жилищу своему она без костылей передвигаться не могла, но еще и вынуждена была таскать за собой аппарат принудительного дыхания (что-то вроде искусственного легкого). Уж ей-то бы, казалось, лежать да дышать себе в трубочку – ан нет, покой нам только снится.

Или вот вам другой американец, Чемп Хэллет. Этот, в инвалидном кресле пребывая, совершил успешно 24 ограбления, на последнем, юбилейном, и погорев – из-за коляски же этой чертовой. Потому как погода была несоответствующая, и шины оставили четкий непрерывающийся след. По которому полиция до самой его берлоги и дошла.
Причем случился же ему прежде намек от судьбы, чтобы не играть в эти игры разбойные. Он, еще в полной подвижности будучи, влез в квартиру одну. Богатое жилище, ухоженное, с массой интересных и ценных вещей. И лишь с двумя, как выяснилось, недостатками. Первый тот, что принадлежала квартира довольно-таки крупному торговцу наркотиками – а они, как известно, народ к сентиментальности не склонный. Вторым недостатком была география, в смысле – этаж, на котором упомянутое жилище располагалось. Этаж был шестым, что, согласитесь, довольно-таки высоко. Вряд ли с этой оценкой и сам Чемп Хэллет спорил, тем более когда его из окна той самой квартиры выкидывать взялись.
Ну, а раз взялись – так и выкинули. В результате чего Чемп, чудом оставшийся жив, лишился ноги, раздробил себе таз и в результате пришел в состояние серьезной инвалидности. Что, как видим, ему ни ума не добавило, ни лихости не отняло. Все-таки двадцать пять раз с пистолетом и в коляске на дело ходить – в смысле, ездить – это достижение. Чему и само имя его подтверждением работает, будучи сокращением от гордого "чемпион".

Так что сами видите, какой зачастую нестандартный народ на рельсы беззакония становится. И оно ведь для любого демографического среза справедливо: хоть возрастного, хоть в плане состояния здоровья, а хоть и социально-имущественного.
Судя по всему, желание вот это – постоять на краю – человеку свойственно вне зависимости от размера банковского его счета и положения в обществе. Я не к тому, что богатым вроде должно бы такое быть и не к лицу. Еще как к лицу – а иначе откуда же и богатству взяться. Это сейчас всякие там Кеннеди–Бронфманы могут в аристократов играться и о наследственных состояниях толковать. Делая вид, что знать не знают и ведать не ведают, как их дедушки с прадедушками будущие облагороженные миллиарды сколачивали.
Нет, я тут, конечно же, не о том, что богатство и преступление – вещи несовместные. Не скажу, что всегда я своим отражением в зеркале доволен, но не такой уж законченный идиот оттуда на меня пялится, чтобы что-то подобное утверждать. Просто у них, богатых, традиционная преступность обычно специализирована довольно-таки узко. Она все больше по линии крупных финансовых маклей проходит. Там тебе бухгалтерия двойная, тут заем на десяток миллиончиков взял и рухнул быстренько в запланированное банкротство, там город какой из особо заторможенных на дутом проекте нагрел – ну, вам-то что объяснять, давно уже на заре капитализма живете. Но мы тут речь ведем о простой, немудреной и где-то даже первобытно-примитивной уголовщине. К которой, как оказывается, и очень даже сытое и ухоженное население склонность вполне имеет.

Чем же еще, как не дремлющим в глубинах души человеческой чудовищем, объяснить такую вот историю, как будто специально для демонстрации сомнительных идей давно почившего хмурого Фрейда разыгранную? В 1992 году в Нью-Йорке устроились два друга-приятеля у подоконника в квартире на 45-м этаже шикарного и очень дорогого здания (в квартире, одному же из них и принадлежавшей), да и стали в прохожих кусищами цемента швырять. Не кусочками, повторяю, а здоровенными блоками, иной раз и более десяти кило весом.
Полиция, понятно, среагировала быстро, в считанные минуты – все-таки центр города был. Но и этих минут хватило, чтобы одна из бетонных чушек цель свою нашла – ни в чем не повинную женщину внизу. Зацепив по касательной и только потому не убив на месте. Но – на всю жизнь парализовав.
И вот вам парочка с сорок пятого этажа: студент юриспруденции из дорогого и престижного Йельского университета (блестящий, говорят, студент – колоссальную карьеру в политике мог сделать, политики-то в основном из них, юристов, и вербуются – как вот, например, тот же Клинтон) – и сам хозяин квартиры, преуспевающий банкир с Уолл-стрит.
Психиатрическую экспертизу, конечно, провели. Да нет, нормальны оказались. (Это, может, всего страшнее и есть – такая на сегодняшний день вырисовывается норма). И ни один ведь из них в содеянном не раскаивался. Мы, сказали, развлекались как никогда в жизни, швыряя эти чушки вниз, в людишек на улице. К чему один из участников развлечения присовокупил еще: "Это, пожалуй, круче, чем банк ограбить".

То есть, имелся, стало быть, и такой вариант проведения досуга. Для поднятия тонуса. Но все-таки нашли занятие еще круче. Кокаин привычный, видимо, свою работу уже делал слабо – вот и решили таким образом "вздернуться". Играя жизнями людишек, которые для них всегда там – внизу.
И не знаю, как вам, а мне инвалид в коляске, банк берущий – пусть даже и с пистолетом в руке – не в пример симпатичнее.

Нет, есть все-таки какой-то магнетизм черный в этой уголовщине – притягивает она народ из буквально всех сфер жизни человеческой. И ведь не только там банкиры или юристы в этом плане отмечались, но даже и коронованные по всей форме особы.
Речь не о преступлениях против народа и даже не о садистских выходках, о чем мы уже вдосталь в первой части нашей книги наговорились. О гораздо более банальных тут вещах речь. Как, скажем, о воровстве.
И, опять-таки, не о воровстве державном, когда территорию какую-нибудь у другого зазевавшегося царька оттяпал или наследство какого-нибудь оппонента политического в свою пользу отписал. Я тут о воровстве наиобычнейшем, в самом что ни на есть бытовом этого слова значении.

Как вот оно, скажем, в случае знаменитого Генриха Четвертого – Наварского – было. Не может быть, чтобы этот монарх французский вам знаком не был. Ну там, Дюма, "Королева Марго" и прочие "Три мушкетера". В последнем романе его самого впрямую-то в героях нет, он там только за кадром как папа правящего Тринадцатого Людовика числится, но старые седые ветераны и в той книжке к нему, Наварцу – с глубочайшим, если помните, почтением.
Вот такой, даже нашему веку известный, король-рыцарь. Это по Дюма оно так выходит. А вот придворные и прочий народ, что с королем этим личные встречи имел, знавали за ним и другого характера подвиги. Потому как нечист был монарх на руку, и очень даже нечист – пер все, что в пределах прямой досягаемости было. Банально, то есть, крал.
И народ, с королем в силу необходимости дело имевший, старался лишнего ничего из карманов не выкладывать и сами карманы крепко застегнутыми держать. Потому что знали – при малейшей возможности что-нибудь да и уворует Его Величество, всенепременно уворует. Хоть предмет драгоценный, хоть монетку медную, а слямзит все равно, так что лучше и не рисковать.
И со словом ласковым к нему на этот счет подступались, и с укором мягким. Дескать, нехорошо ведь это, Ваше Величество. Европа, можно сказать, трепещет, а вы по карманам чужим шарите – и от какой такой, казалось бы, бедности? Но Анри на все эти уговоры только смеялся и головой согласно кивал. Знаю, говорил, вор я и есть. Это, говорил, слава еще Богу, что король. А то бы давно уж повесили.

И ведь не только с монархами прошедших веков такие безобразия случаются. Тут история короля Фарука, последнего египетского венценосца, весьма интересна может быть.
Король-то этот с короной своей не в такой уж глубокой древности расстался – в не столь и отдаленном исторически 1952 году, когда Гамаль Абдель Насер со товарищи его и с трона, и из страны попер, чтобы уже дальше строить положенную народную демократию (насчет того, выстроили они ее там или нет – это разговор не по теме, и в него я вдаваться не буду, тем паче оно самим египтянам как-то виднее). А вплоть до самого этого драматического года Его Величество Фарук тешились изрядно, ни в чем себе не отказывая.
Денег у Фарука было невпроворот – буквально, поскольку был он одним из богатейших людей в мире. Ну, и тратил, однако, с открытой душой. Тоннами, то есть. Ювелирные всякие изделия, часы, монеты коллекционные, награды спортивные (на которых потом гравировку заказывал – якобы сам он все их в честном соревновании и завоевал). И еще – женщины. До них он страшно был охоч, и за хорошенькой юбкой на край света готов был волочиться, любые ей деньги в обмен на чувство предлагая.
Автомобили очень любил. Особенно – спортивные. На которых гонял с совершенно фантастической скоростью по не столь уж совершенным египетским дорогам, с полным презрением к любого рода ограничительным знакам. А чтобы полиция по дурости или по незнанию своего монарха не тормознула или, не дай Бог, в погоню не пустилась, выкрасил он все свои машины в ярко-красный свет, монаршим указом запретив всему прочему населению иметь того же цвета автомобили. Что, кстати, вполне было удобно, потому что даже самая задубелая деревенщина в полицейской форме понимала: а, вот это наш король едет, хоть даже и с нарушениями всех ПДД. Стало быть, пусть и дальше катится к чертям собачьим, нечего с ним и связываться – пущай дуркует.
Лихой, как видите, был парень этот Фарук. Нимало, к тому же, не терпевший, чтобы в лихости его кто переплевывал. Один как-то идиот взял его да и обогнал, по шоссе едучи. На свою, понятное дело, голову. Потому как Фарук его тут же догнал и из пистолета на полном ходу негодяю шины продырявил. Что тоже, можно сказать, повезло. Потому что мог ведь и – голову.
И вот что занятно – при всем своем богатстве сказочном и фантастических грудах всевозможных сокровищ, был Его Величество Фарук ярым и завзятым вором. И не так крал, чтобы от случая к случаю, а с регулярностью просто-таки профессиональной.
Обворовывал друзей – нередко в их же домах, обворовывал народ, что ему во дворце прислуживал, обворовывал собственных министров. Обворовывал даже гостей высоких, что Египет с официальными визитами посещали. У другого Его Величества, эмира Йемена, попер прекрасной работы кинжал, камнями драгоценными украшенный. Так и уехал эмир без дорогого своего оружия. Фарук-то повздыхал для виду: есть, сказал, у нас еще негодяи воровские в Египте, хотя мы с ними, конечно, боремся.
Причем до полной иногда бессовестности у него это доходило. Как вот когда отец последнего персидского шаха, в Южной Африке будучи, вдруг помер внезапно. И тело его обратно в родной Иран для похорон пышных переправляли, а пересадка – ну, или перекладка, все-таки о теле речь – по вынужденным техническим причинам должна была в Египте состояться. Ну и пока тело своего самолета на Тегеран дожидалось, Фарук прямо из гроба внаглую стянул дорогую церемониальную саблю, да еще, не удержавшись, и пару медалей тяпнул.
А потом и из карманов приноровился тянуть – да так ловко, что даже видавшие виды профессионалы дивились. Опять-таки на друзьях да министрах тренируясь.
Этим непростым мастерством овладев, обчистил он прямо у себя во дворце на приеме не кого-нибудь, а премьера Великобритании сэра Уинстона Черчилля (которому, как мы с вами знаем, и самому палец в рот класть не стоило). Обедали они, значит, торжественно, народу за столом невпроворот, а тут Черчиллю что-то приспичило на часы глянуть. Они у него были знаменитые, еще кому-то из его предков королевой Анной подаренные. Ну, он пальцем толстым в кармашек – ан часов-то и нету. Шум поднялся неимоверный. Черчилль, от бренди и гнева раскрасневшись, в сторону монарха уже очень косо стал поглядывать, тем паче что разведке британской воровские повадки Его Величества были ведомы – а, стало быть, известны и самому пострадавшему сэру Уинстону.
Тут, конечно, и Фарук смекнул, что дело совсем погано начинает выглядеть. С видом самым решительным из-за стола поднялся и из залы обеденной вышел. А через какой-то там десяток минут возвернулся торжественно – с часами черчиллевскими в руках. Вот, сказал, как оперативно дворцовая наша полиция работает. Изловили негодяя, часы при нем должным образом обнаружив. Пришлось Черчиллю – хоть и видел он, какими белыми да толстенными нитками вся эта история шита – еще ворюгу и благодарить.
Так что догадаться несложно, что, когда Насер с прочими офицерами монарха под зад коленом из Египта попер, вряд ли так уж много народу о том горевало – что в Каире, что в далеком туманном Лондоне.

Вот и получается, что представители всех абсолютно сфер жизни человеческой в воровские да разбойные ряды вливаются. Атлеты и инвалиды, детишки и старушки, принцы и нищие. И если с принцами (королями, банкирами и прочими шишками) все-таки определенные психологические тайны имеются, то с нищими – или, мягче формулируя, малоимущими – сложностей особых пожалуй что и нет.
Очень хорошо в этом плане ситуацию объяснил Джеймс Кимбол в заключительном своем слове на суде в 1994 году. Пожилой этот человек жизнь прожил пеструю, познав и невеликие взлеты, и крутые падения – то есть, в сумме более или менее ровную, серую и придонную жизнь прожил. Пока – уже в возрасте семидесяти одного года – не сдвинул шляпу набекрень да и не пошел в банк с соответствующим огнестрельным оружием ближнего поражения. И банк этот – в городе Хатчисон, штат Канзас – самым натуральным образом взял.
А с награбленным уже не стал ни на какое дно ложиться, поскольку и так там считай что всю жизнь провел, а принялся развлекаться бурно и широко – ну, знаете, как оно бывает: шампанское, девочки, омары, креветки.
Может, и в силу этого – но поймали его довольно быстро. Через три месяца всего. Быстро поймали, быстро судили – быстро и срок впаяли. Двенадцать с половиной лет.
Дали, конечно, после объявления приговора и слово последнее сказать. Тогда-то и поднялся Джеймс Кимбол, взгляд мечтательный куда-то вдаль устремил – сквозь стены помещения судейского, на какую-то ему одному видимую и ведомую волю – и сказал: "Что бы со мной ни делали, сколько бы ни держали меня в тюрьме – даже если мне там доведется и умереть – никто, ничто и никогда не сможет отнять у меня тех моих трех месяцев ЖИЗНИ".
И лично у меня дополнительных вопросов к обвиняемому не возникает. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел художественная литература