Глава 5 УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ XIX в.

ОГЛАВЛЕНИЕ

5.1. Основные направления ИУМ в России XIX е.
5.2. Характеристика и достижения дворянской управленческой мысли.
5.3. Управленческие идеи революционных демократов и народников.
5.4. Обсуждение вопросов управления производством на торгово-промышленных съездах.
5.5. Учебные курсы по управлению в университетах России.
5.6. Вклад государственных деятелей России в развитие идей управления.

5.1. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИУМ В РОССИИ XIX в.

В этот период истории отечественной управленческой мысли предпринимались попытки систематизировать представления об управлении. Предметом большей части исследований по-прежнему оставалось государственное управление. В работах русских ученых XIX в. в области истории, права, управления, социологии, полити­ческой экономии, политики встречаются главы и целые разделы, содержащие исторический анализ развития управленческой мысли. Он начинается порой с анализа трактатов мыслителей Древнего мира, в которых ставились и решались вопросы организации уп­равления государственным хозяйством.
Среди русских авторов таких исследований следует отметить прежде всего Н.Н. Рождественского, И.И. Платонова, В.Н. Лешкова, И.К. Бабста, И.Е. Андреевского, Б.Н. Чичерина, Э.Н. Берендтса, А.В. Горбунова, В.В. Ивановского. Тенденции всемирной управ­ленческой мысли отражались на работах отечественных авторов в том, что в них превалировали модели полицейского управления, базирующегося на централизованном подходе с жесткой регла­ментацией большинства элементов системы управления (цели, функции, методы, кадры управления).
Тем не менее волна работ по правовой модели управления, появившихся на Западе, докатилась и до России. В результате стали появляться теоретические разработки в области правовой модели и предприниматься попытки внедрения этих разработок, прежде всего в виде совершенствования правовых основ поля управления. В России концепцию правового государства разраба­тывали М.М. Сперанский, И.И. Платонов, Н.Н. Рождественский, В.Н. Лешков, И.Е, Андреевский. В частности, в основном труде М.М. Сперанского «Записка об устройстве судебных и правитель­ственных учреждений в России» (1803) раскрыты содержание многих категорий по существу современной науки управления и их взаимосвязь (цели и принципы управления, функции и струк­туры органов управления). Вот одна из его характеристик: «Орга­низация управления вообще должна быть: 1) сообразна общему государственному закону и учреждениям; 2) основана на единстве исполнения; 3)подвержена отчету в форме и в существе дел; 4) постановлена на одном плане и во всех частях своих; 5) сооб­ражена с местными учреждениями и 6) соразмерена способам
исполнения».
Одновременно волна увлечения решением проблем государст­венного и хозяйственного управления захлестнула и все российские университеты, где в 40-х годах XIX в. были открыты специальные кафедры (разряды) на юридических факультетах по подготовке камералистов (см. об этом главу 1).
В России XIX в. среди наиболее заинтересованных в примене­нии и развитии новых управленческих идей были представители имеющих почти 200-летний опыт династий предпринимателей Прохоровых, Демидовых, Мамонтовых, Морозовых, Гучковых, Мальцевых, Рябушинских, а также В.А. Кокорев, И.Д. Сытин, С. Поляков и многие другие.
В последней четверти XIX в. в русской либерально-буржуазной и либерально-народнической среде формируется модификация концепции «правового государства» и соответствующая модель Управления «культурным государством», которая ознаменовала начало третьего этапа в развитии ИУМ. Идеологи нового направ­ления объясняли это явление тем, что даже конституционное правовое государство не оправдало ожиданий тех, кто выдвигал идею правового государства; оно не удовлетворяло новых запросов и нужд граждан государства.
Методологическими основаниями новой концепции служили исторические школы политической экономии и права, которые призывали к учету в науке влияний специфики и особенностей национальных культур, нравов, обычаев, форм правления, зако­нодательств, обусловливающих своеобразие исторической судьбы развития определенного народа. В рамках первой исторической школы развивалась прикладная экономия (Practische Economie), которую представители юридических наук считали экономичес­кой частью полицейского права. Кроме того, прикладной эконо­мии предписывалась заслуга в «освещении этического значения культурного государства как органа социальных реформ». Задачу культурного государства приверженцы этой концепции видели в «смягчении грубой борьбы за существование путем проведения в строй общественных отношений начал этики и справедливости наряду с деятельной ролью в этом направлении личной и обще­ственной самодеятельности».
Представителями нового направления в России были В.А. Голь-цев, В.Ф. Левитский, М.М. Ковалевский, Б.Н. Чичерин, Н.К. Михай­ловский, С.Н. Кривенко и др. Русские ученые этого периода в за­висимости от научных интересов разрабатывали экономические, правовые либо организационно-административные проблемы управ­ления. Они решали также методологические проблемы управления. Наиболее активно методологические проблемы управления хозяй­ством (как государственным, так и частным сектором) разраба­тывали во второй половине XIX в. представители высшей школы. В Московском университете идеи В.Н. Лешкова стал развивать его ученик В.А. Гольцев, затем И.И. Янжул, В.Ф. Дерюжинский, А.И. Чупров, И.Т. Тарасов, М.М. Ковалевский. В Петербургском уни­верситете эти проблемы исследовал И.Е. Андреевский, в Варшав­ском — ГФ. Симоненко (защитивший 2 диссертации в Московском университете) и А.В. Горбунов, в Казанском — Я.С. Степанов и В.В. Ивановский, в Харьковском — К.К. Гаттенбергер, Н.О. Купле-ваский и В.Ф. Левитский; в Киевском — Н.Х. Бунге, А.Я. Антонович, Д.И. Пихно, в Демидовском юридическом лицее (Ярославль) — Н.К. Нелидов, М.С. Шпилевский, Э.Н. Берендтс. Все эти ученые работали на юридических факультетах вузов (на кафедрах полит­экономии или отрасли права). Лишь немногие из них читали специально управленческий курс (чаще — раздел в более общем курсе по политэкономии, по государственному, полицейскому или административному праву).
Труды российских ученых и практиков в целом охватывали практически все методологические проблемы управления, а именно: понятие управления вообще и хозяйством в частности, место и роль управления экономикой в системе государственного или общественного управления, содержание управленческой деятель­ности, отрасли и функции управления хозяйством, предмет и методы учения об управлении, цели и задачи науки управления, различного рода классификации разделов учений об управлении, критические работы методологии учений об управлении западных ученых и т.д.
В целом управленческая мысль в России XIX в., особенно после реформы 1861 г., напоминала широкий поток исследова­ний, складывающийся из множества ручьев. Наиболее полными и системными были концепции представителей господствующего класса — дворян, затем представителей развивающегося класса — буржуазии и, наконец, оппонентов и тех, и других — творения идеологов крестьянства и рабочего класса. Мы дадим характерис­тику каждого из течений, а начнем с представителей дворянства.

5.2. ХАРАКТЕРИСТИКА И ДОСТИЖЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Дворянство в пореформенной России оставалось господству­ющим классом, хотя в 60-х годах XIX в. сила крепостников была надломлена: они потерпели, правда, не окончательное, но все же такое решительное поражение, что должны были «уйти со сцены». Дворянство «уходило со сцены» по-разному. Одни из них — реак­ционные дворяне — продолжали отстаивать крепостнические идеи, пытаясь любой ценой сохранить неприкосновенность помещичь­его землевладения, они связывали будущее России с успехами в развитии помещичьей организации хозяйства. Другие — либераль­ное дворянство — отличались от реакционеров несущественно. Осуществляя некоторые уступки крестьянству, выступая за огра­ничение сословных привилегий, за выборность и всесословность ряда важнейших административных органов, дворянские либералы тем не менее требовали сохранения земельной собственности у помещиков, солидаризируясь в этом со своими единомышлен­никами — реакционерами.
Казалось бы, что можно сказать о наличии прогрессивной управленческой мысли у представителей сходившего со сцены класса пореформенной России. Однако следует учесть, что для выражения своих интересов дворянство обладало большими воз­можностями, включая:
•     сохранение господствующих политических позиций;
•     обладание значительной частью материальной базы в аграр­ном по структуре общественном производстве;
•     сохранение в стране высокой доли «служилых» дворян;
•     обладание средствами идеологического воздействия на науч­ную общественность (большая часть периодической прессы и издательств, сохранение важнейших постов в научных и на­учно-технических обществах, таких, как «Вольное экономи­ческое общество», многочисленные региональные общества сельских хозяев).
В то же время специфика положения такова, что дворянство, понимая, что может лишиться привычного ему лидерства, изыски­вает все возможности для сохранения его. Все это становится условиями и причинами, которые не могли не быть источниками всякого рода научно-практических поисков и открытий дворян­ской управленческой мысли. Этих открытий было более всего, естественно, в вопросах государственного, местного управления и управления отраслями сельского хозяйства.
Кроме того, дворянство испытывало и внутрисословные про­тиворечия, прежде всего между помещиками и «служилыми» дворянами (обусловленные различиями правового положения, расхождениями во взглядах и интересах между поместным дво­рянством и терявшим связь с землей «служилым») и между теми дворянами, которые оказались втянутыми в предприниматель­скую деятельность. Это только расширяло причины зарождения дворянской управленческой мысли. Интерес к дворянской мысли с точки зрения ИУМ обусловливается и тем, что взгляды и пред­ложения дворянства по поводу организации государственного управления хозяйством, центрального и местного управления очень часто становились официальной доктриной и порождали взгляды и идеи оппонентов.
Естественно, идеологи дворянства видели будущее России в развитом помещичьем хозяйстве, т. е. «главный ответ» на глав­ный вопрос о будущем страны в принципе для них был ясен. Возникали только соответствующие «главному ответу» новые во­просы: о характере аграрной эволюции страны, о собственнике земель, о формах землевладения, о рациональной организации крупного помещичьего и мелкого крестьянского хозяйства. Дво­рянство волновали, конечно, вопросы о характере и путях разви­тия капиталистической промышленности, торговли (внутренней
и внешней), финансовой и кадровой политики, но решались они с позиции и в интересах данного класса. Однако главный вопрос для дворянства заключался в другом: как удержать то широкое дореформенное влияние на судьбы России, которым обладало дворянское сословие; как сохранить первенство в государствен­ном управлении всеми сферами российского общества: внешней и внутренней политикой, экономической, государственной служ­бой, национальными взаимоотношениями, направлениями искус­ства, образованием и т.д. Именно это вынуждало дворянство искать и предлагать, а иногда и навязывать обществу конкретные меры по совершенствованию общественного управления. Это были меры по организации старых и учреждению новых централь­ных органов управления, совершенствованию земского управления, а также большой спектр экономических мер, включающих госу­дарственный кредит и пособия, покровительственные тарифы и высокие цены (на сельхозпродукты), подготовку сельскохозяй­ственных кадров, в том числе управляющих имениями, и т. д.
Содержание и формулировки разрабатываемых дворянством мер менялись в зависимости от политических, социально-эконо­мических и других условий внутри и вне страны, но движущим мотивом по-прежнему оставалась потребность в лидерстве.
Для выражения своих требований дворяне имели больше средств, чем другие сословия. Прежде всего, это сохранившиеся Дворянские собрания, обладавшие большими правами. Они были главной трибуной. Дворянские собрания могли обращаться с хода­тайствами к самому императору, адресуя просьбу непосредственно монарху. В первые годы после реформы 1861 г. дворянство, при­знав (в результате голосования на бурных заседаниях различных Дворянских собраний) невозможным возвращение к старым по­рядкам, все же обратилось с прошением к правительству о пере­смотре «Положения о крестьянах вышедших из крепостной зави­симости» от 19 февраля 1861 г. (далее — «Положения»). Учитывая обстановку в стране и особенно начавшиеся крестьянские волне­ния, ходатайства носили умеренно-либеральный дух. В докладе министра внутренних дел П.А. Валуева они выглядели так:
•     провозглашение   принципа  обязательного   выкупа   наделов крестьянами с безусловной  выплатой   помещикам   полной выкупной суммы и немедленное разверстание угодий;
•     предоставление помещикам безусловного права переводить крестьян с барщины на оброк без их согласия и гарантия пра­вительства правильного поступления оброчных платежей;
•     предоставление владельцам барщинных имений права перево­дить своих крестьян на выкуп без предварительного перевода их на оброк;
•     законодательное подтверждение неприкосновенности поме­щичьей собственности.
В качестве средств и условий решения этих задач дворянство называло; восстановление государственного кредита и кредитных учреждений, упорядочение найма рабочей силы, ускорение стро­ительства и улучшение деятельности железных дорог, оказание помощи мелкопоместным дворянам, пересмотр сельского устава в сторону усиления мер борьбы с потравами и порубками и других правовых норм (в частности, введение всесословного, устного и гласного суда с независимыми и несменяемыми судьями; введе­ние земского самоуправления с выборными должностными лицами, которые выполняют обязанности без утверждения администрации и смешаются только по суду) и, наконец, учреждение центрального дворянского выборного представительства как совещательного органа с целью участвовать в делах общественного управления.
Как видим, в случае удовлетворения правительством просьб Дворянских собраний дворянство достигло бы цели «удержать за собой инициативу в делах преобразований, которые дворянство признаёт необходимым».
После того, как часть прошений дворянства была удовлетво­рена (были уволены либерально настроенные чиновники в цент­ральном аппарате и земствах, разрешено переводить крестьян на выкуп без предварительного перевода на оброк, разрешена рас­срочка помещичьих долгов, выплачены пособия ряду категорий помещиков и др.), дворянская мысль продолжала вырабатывать новые идеи и проекты укрепления своих позиций в государствен­ном управлении. Однако дворянство в выражении своих желаний доходило до крайностей, что подчас вызывало недовольство пра­вительства и монарха. Когда в очередной раз на московском со­брании дворянство в адрес на имя Александра II высказало ком­промиссное (для реакционеров и либералов) предложение создать центральный представительный совещательный орган из двух палат: нижней (всесословной) и верхней (дворянской), реакция монарха была отрицательной. 29 января 1865 г. на имя министра П.А. Валуева поступил высочайший рескрипт Александра II, ко­торый мы приведем почти полностью, чтобы помимо содержания проиллюстрировать стиль и формы (фразы и обороты речи), которыми император выражал свое недовольство дворянством.
«Петр Александрович... Мне не безызвестно, что во время своих совещаний Московское губернское дворянское собрание вошло в обсуждение предметов, прямому ведению его не подле­жащих, и коснулось вопросов, относящихся до изменения суще­ственных начал государственных России учреждений.
Благополучно совершившиеся... и ныне по моим указаниям еще совершающиеся преобразования достаточно свидетельствуют о моей постоянной заботливости улучшать и совершенствовать, по мере возможности и в предопределенном мною порядке (выделено нами. — Авт.) разные отрасли государственного устройства. Право вчинания до главным частям этого постепенного совершенствова­ния, принадлежит исключительно мне... (выделено нами. — Авт.) и неразрывно связано с самодержавною властью... Прошедшее, в глазах всех моих верноподданных, должно быть залогом буду­щего. Никому из них не предоставлено предупреждать мои непре­рывные о благе России попечения и предрешать вопросы о суще­ственных основаниях ее общих государственных учреждений. Ни одно сословие не имеет законного права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя, передо мною, ходатайство об общих пользах и нуждах государства. Подобные уклонения от установленного действующими узаконениями порядка могут только затруднить меня в исполнении моих предначертаний (выделено нами. — Авт.), ни в каком случае не способствуя к достижению той цели, к которой они могут быть направляемы. Я твердо уверен, что не буду встречать впредь таких затруднений со стороны русского дворянства, вековые заслуги которого перед престолом и отечеством мне всегда памятны, к которому мое доверие всегда было и ныне пребывает непоколебимым.
Поручаю вам поставить о сем в известность всех генерал-губернаторов...
Пребываю к вам благосклонный... Александр». Как видим, император заботился о будущем государства, чести и интересах всех сословий. Очевиден и мотив: страх за монарший трон. К решению важнейших политических вопросов император не хотел допускать никого. Тем не менее дворянство и в последу­ющие годы выдвигало в форме решений Дворянских собраний просьбы, прошения и ходатайства, отражающие стремление укре­пить свои позиции, и часто добивалось успехов. (Все документы, материалы, ходатайства Дворянских собраний являются источни­ками дворянской управленческой мысли).
В результате дворянство добилось многого:
•    были учреждены Государственный дворянский банк (1885), предоставлявший помещикам из потомственных дворян кредит под залог имений на льготных условиях;
•     значительные уступки были сделаны дворянству в железнодо­рожных тарифах (1889 и 1893), в результате чего помещикам был облегчен сбыт хлеба на внутренних рынках, однако расходы казны увеличились на несколько миллионов рублей;
•     в области образования дворянство добилось строгого сослов­ного отбора в учебные заведения, перевода дворянских сти­пендиатов на казенный счет, увеличения числа мест для детей потомственных дворян в кадетских корпусах;
•     по ходатайству помещиков Министерство государственных имуществ было реорганизовано в Министерство земледелия и государственных имуществ (1893), что, естественно, повы­сило внимание правительства к землевладельцам, в том числе в вопросах ведения хозяйств.
Если учесть, что росла прослойка помещиков-предпринимате­лей, то к указанным следует добавить те правительственные меры, которые были направлены на совершенствование организации управления отраслями, связанными с землей: это винокуренная, свеклосахарная, табачная промышленность, сельскохозяйственное машиностроение, отрасли добывающей промышленности.
Второй по значимости после проблемы представительства («конституционализма») на уровне государственных органов для дворянства была проблема усиления своего влияния в вопросах местного управления, а отсюда и своего представительства в соот­ветствующих органах.
После того как согласно «Положению о губернских и уездных по крестьянским делам учреждений» были созданы губернские уездные институты мировых посредников, на которых возлагалось проведение в жизнь решений «Положения» и которые в своей деятельности руководствовались особым правительственным доку­ментом, очень скоро стали проявляться отклонения от официальных документов. Дело в том, что вчерашние помешики-крепостники никак не могли смириться с тем, что они (даже в качестве мировых посредников) должны удовлетворять все законные требования крестьян. Они заставляли крестьян отрабатывать повинности, накладывали на них штрафы, продавали за недоимки имущество должников, а также устраивали массовые порки недовольных, расправлялись с ними с помощью воинских и полицейских команд. А если на мировых съездах посредников принимались неугодные дворянским предводителям решения, то они протестовали и тре­бовали от правительства предоставления права протеста против решений съезда. Массовые жалобы на поведение помещиков при­вели к перевыборам состава мировых институтов, однако и в новом составе они были представлены в основном поместным дворян­ством. Как писал В.И. Ленин, «Мировые посредники первого созыва были распущены и заменены людьми, не способными отка­зать крепостникам в объегоривании крестьян и при самом разме­жевании земли» [13. Т. 4. С. 430].
До конца XIX в. правительство принимает следующие меры, узаконенные высочайшим повелением:
•     создание института мировых судей, губернских и уездных по крестьянским делам присутствий;
•     3 Валуевские комиссии — о земствах (1864), о податной ре­форме (1871), для исследования положения сельского хозяй­ства и сельской промышленности в России (1873);
•    учреждение   специальной   правительственной   Кахановской комиссии для составления проектов местного управления и приглашение в нее сведущих людей (из крупных помещи­ков), в результате введение должности участковых земских начальников, вызванное также «затруднениями в правильном развитии благосостояния «по причине» отсутствия близкой к народу твердой правительственной власти».
Однако эти и другие подобные меры беспокойства о «кресть­янском благосостоянии» способствовали тому, что в органы крестьянского управления привлекались представители потомст­венного дворянства, усиливался помещичий гнет, существенно ухудшалось положение крестьян.
С точки зрения ИУМ каждая из принятых мер представляет собой обширный источник, ибо до своего вступления в силу, в процессе разработки того или иного документа, а также в про­цессе реализации данной меры она сопровождалась большим количеством материалов подготовительного характера (протоколы и материалы съездов сельских хозяев, заседаний комиссий), опе­ративного характера (записки в Госсовет и другие центральные органы), окончательных документов и актов (правительственные указы, государственные законы, положения, дополнения), мате­риалов, содержащих оценки хода реализации или последствий того или иного управленческого мероприятия.
Из обилия материалов по решению управленческих проблем остановимся на документах по совершенствованию земского управления. Кроме того, проанализируем методологические раз­работки одного из представителей либерального дворянства Д.И. Пихно, который в своем труде «Основания политической экономии» в некотором смысле перебросил мост между методо­логами дворянской и буржуазной управленческой мысли. И далее
351коротко остановимся на отражении отечественной управленческой мысли в трудах «Вольного экономического общества», выражав­шего интересы дворянства и занимавшегося в основном вопросами сельского хозяйства.
Земская реформа 1864 г. и дворянская мысль. Проследим за развитием дворянской управленческой мысли, направленной на утверждение руководящего положения дворянства в местном хозяйственном управлении, на примере разработки документов земской реформы.
У дворянства всегда был большой интерес к «хозяйству в об­ластях», и это естественно, ибо помещичьи хозяйства сильно зави­сели от состояния дел «местного хозяйства». В середине XIX в. объектами местного управления по традиции являлись управления земских повинностей, народное продовольствие, общественное призрение, строительство и дороги, здравоохранение, ветеринар­ная служба, почта, телеграф, «местные меры и распоряжения, относящиеся к развитию способов торговли и промышленности в губернии и уезде». Естественно, сохранялся интерес и у само­державия к местному хозяйству. Самодержавие в лице местной администрации ставило перед собой задачи местного благоустрой­ства, однако в первую очередь его интересовала государственная казна, которая пополнялась во многом за счет «сбора казенных податей» (в основном с крестьян).
Официально местное — губернское, уездное и городское — хозяйственное управление в дореформенной России XIX в. осу­ществлялось по утвержденному еще в 1775 г. Екатериной II «Учреждению о губерниях» и даже по некоторым постановлениям и законам Петровских времен. По сути, не было единого руковод­ства хозяйством на местах: «все общие для губерний и уездов хозяйственные дела или ведаются губернскими местами» (Губерн­ский комитет и особое присутствие о земских повинностях, Губернское управление, Казенная палата, Комиссии народного продовольствия, строительные и дорожные, Приказы обществен­ного призрения), «или предоставлены полициям и некоторым совещательными учреждениям, не имеющим однообразного и положительного устройства» (некоторые уездные присутствия о земских повинностях, специальные временные уездные присут­ствия по торговле и ценообразованию, уездные дорожные комис­сии, квартирные комитеты)».
Что касается центральных органов управления, то по сути все министерства ведали тем или иным делом на местах — это минис­терства финансов, внутренних дел, государственных имуществ, уделов, военное министерство, Главные управления путей сооб­щения и почт.
Местное управление совершенствовалось неоднократно, но земская реформа 1864 г. явилась наиболее подготовленным, органи­зованным мероприятием, некоторые русские историки сравнивают ее по масштабам и значимости с реформой 1861 г.
До реформы 1861 г. в условиях крепостнических отношений и натурального хозяйства так называемые общественные нужды и вопросы «общественного управления» на местах дворянскую мысль почти не волновали, так как особых проблем не было. Точнее говоря, чтобы держать «руку на пульсе», дворяне принимали учас­тие в качестве выборных во всех местных органах управления, но вмешивались лишь в решение вопросов по составлению смет, а главное — по раскладкам земских повинностей. Этого участия было достаточно, чтобы предлагать и выбирать своих кандидатов для замещения руководящих должностей на местах, устранять с помощью власти злоупотребления и неудобства, «замеченные в местном управлении», а в целом — осуществлять продворянскую политику в местном управлении.
Еще до отмены крепостного права — в 1859 г. — при Минис­терстве внутренних дел была учреждена особая комиссия, кото­рой было поручено совершенствовать местное управление и с этой целью разработать проекты положений для уездных и губернских учреждений под эгидой министерства. Причем согласно представ­лению о содержании двух групп функций местного управления было указано, что проекты должны содержать предложения, во-первых, по «устройству учреждений административно-поли­цейских» и, во-вторых, по «устройству учреждений хозяйственно-распорядительных». Что касается совершенствования собственно хозяйственного управления, то в специальном разделе постанов­ления о комиссии задача была конкретизирована так: «При уст­ройстве исполнительной и следственной полиции войти в рас­смотрение хозяйственно-распорядительного управления в уезде, которое ныне разделяется между несколькими комитетами и часто входит в состав полицейского управления. При сем рассмотрении необходимо предоставить хозяйственному учреждению в уезде большее единство, большую самостоятельность и большее доверие; причем надлежит определить степень участия каждого сословия (выделено нами. — Авт.) в хозяйственном управлении уезда». Аналогичная задача ставилась и для проектов губернских учреж­дений.
Работа комиссии, созданной в 1859 г., затянулась, в IS6I г. была осуществлена реформа, ситуация в стране резко изменилась, а главное — изменилось положение дворянства. И если до реформ дворянство без усилий управляло местными делами, то после реформ в связи со становлением новых, капиталистических отно­шений, усложнением социально-экономической структуры, изме­нением расстановки сил и другими причинами дворянство посте­пенно, но все сильнее осознавало свое новое положение. Оно все резче меняло свое отношение к вопросам местного управления, к местным органам хозяйственного управления, более активно стало выступать за усиление местного самоуправления, за реализацию тех же идей всесословного представительства, что и на уровне центральных органов страны.
Было несколько точек зрения по поводу средств, но цель дворянства была одна: утвердить в земстве свое руководящее положение, «стать во главе возникающего земства». Дворянские собрания в повестку дня своих заседаний включали разработку проектов и предложений в готовящуюся земскую реформу, стре­мясь утвердить в ней выгодные для себя положения. Большинство собраний было за усиление прав и возможностей местного само­управления с одновременной активизацией участия дворянства в органах местного управления, за слияние с земством.
Расчет был прост. «Как бы тесно и уравнительно ни было это соединение, за нами надолго еще останется огромный перевес, который приобретали положением своим, преимуществом умст­венного и явственного образования и большей или меньшей при­вычкой к собственным делам», — записано в проекте постановле­ния одного из консервативных обществ — Смоленского собрания. Однако в самом постановлении, направленном в комиссию, этих строк уже не было.
Как же развивались события, как менялись взгляды дворянства на те или иные пункты, относящиеся к хозяйственному управле­нию, в проектах-вариантах «Положения о губернских и уездных земских учреждениях», которое было утверждено 1 января 1864 г.
Этапы формирования «Положения» и предлагавшиеся вари­анты формулировок важнейших статей документа представляют двоякий интерес: во-первых, с точки принятия окончательного решения, во-вторых (что наиболее важно для нас), как источник ИУМ. Именно поэтому целесообразно привести описание про­цесса разработки «Положения» в Приложении 2.
Каковы же были в ту пору оценки реформы? Земская реформа 1864 г. специально готовилась 5 лет, и значимость ее организациии результатов оценивалась современниками очень высоко. Барон Корф в своих замечаниях писал: «Если работа эта по объему и сложности не может равняться с приготовляемыми Уставами судопроизводства или с законоположениями 19 февраля 1861 г. о крестьянах, то все же по важности в государственном отно­шении, а равно по трудности и новости встречающихся в ней вопросов едва ли много им уступает».
Особенно подчеркивалась новизна этого крупного меропри­ятия, о котором сама мысль возникла у нас так недавно... по ко­торому ни у нас в общественном мнении, ни в практике других законодательств, ни в науке не образовалось еще почти ни одного твердого убеждения или начала». Действительно, по новизне, масштабам и трудоемкости эта реформа — событие во многих отношениях уникальное, в том числе и в управленческом смысле. В результате совершенствования местного управления был осу­ществлен ряд мероприятий и преобразований. Были определены функции местного управления («виды земских дел») и их содер­жание. Аргумент выделения функций был таков: «Земскими де­лами губерний и уездов должны быть дела, которые составляют местный интерес губернии и уездов». Таких дел было выделено множество (о чем говорилось выше). Наиболее сложными оказа­лись вопросы и мероприятия, связанные с формированием новых органов земства. Взамен многочисленных органов местного управ­ления, «осуществлявших слишком усиленное участие и контроль правительственной власти в земских делах», были созданы всего 2 типа органов: Земское собрание (губернское и уездное) и Земская управа (губернская и уездная). Собраниям была предоставлена распорядительная власть, а управам — исполнительная. И те, и другие «составлялись из представителей, избранных населением уезда или губерний».
Были сформулированы новые основания и формы этого пред­ставительства. Аргументы этих преобразований также интересны: «заведование земскими делами уездов и губерний» должно быть «предоставлено самому населению уезда и губерний», «теорети­ческие начала и положения права согласуются с историческим опытом и с хозяйственными практическими соображениями: никто не может усерднее и заботливее вести хозяйственное дело, как тот, кому оно принадлежит, никто так не чувствует последствия дурных распоряжений и не несет за них такой материальной ответственности, как сам хозяин дела».
По поводу разделения властей высказывалась мысль о том, что содержание функций органов местного управления должно быть двояким. «С одной стороны, они должны отражать потребности, мнения и желания местного населения (по земским делам), уста­навливать и рассматривать общие местные интересы; с другой стороны, необходима постоянная, правильно организованная власть для исполнения общих постановлений по земским делам, для осуществления правильно и законно выраженных желаний и потребностей земства». Поэтому и созданы были «два разряда учреждений» — распорядительные и исполнительные.
Для распорядительных органов были установлены следующие требования: эти органы как выразители «всей местности и ее интересов», должны состоять из лиц, непосредственно избранных местным населением; число избранных должно быть достаточно велико (так как интересов много и чтобы можно было претендо­вать на «общественное мнение»); избранные должны «сохранять постоянную связь с местностью и обществом», которых они пред­ставляют; обновление и изменение состава органов должно зави­сеть от общества. Таким образом, деятельность этих органов имела временный характер (а не «характер и свойства присутственного места»), они «призывались к деятельности в известные сроки и в известных случаях». Им было дано название «Земские собрания».
Постоянная и непрерывная исполнительная деятельность пору­чалась создаваемым земским управам, члены которых выбирались на Земских собраниях.
В объяснительной записке Валуева было учтено пожелание дворянства (из постановлений их собраний) относительно пред­ставительства в собраниях: «При первом и совершенно новом еще опыте установления местного представительства необходимо дать некоторый перевес в составе уездных Земских собраний классу, более образованному и развитому, до известной степени пользо­вавшемуся и доселе политическими правами и уже несколько опытному в гражданской жизни».
Как собирался Валуев совместить эту предпосылку с сохране­нием правительственного влияния на политику местного управле­ния (точнее, как всякий министр, который надеется на длительность своего властвования и поэтому желает удержать существенную долю власти в местном управлении в своих руках) и насколько это ему удалось, мы проследим по одной статье — ст. 47 проекта «По­ложения» (документ № 10). Метаморфоза ст. 47 (очень короткой, но весьма содержательной) интересна с точки зрения ИУМ.
В документе № 10 статья звучала так: «Председатель уездного Земского собрания назначается из числа членов его министром внутренних дел» (выделено нами. — Авт.). Ни в одном из выше­упомянутых замечаний министров и барона Корфа на проект «Поло­жения» о статье 47 нет ни слова. Скорее всего министры и барон не хотели обижать коллегу.
В то же время почти во всех постановлениях Дворянских со­браний, полученных Валуевской комиссией, предлагалась такая редакция: «В уездных собраниях председательствует уездный пред­водитель дворянства». Валуев все-таки рискнул провести через Госсовет свою редакцию и тем самым узаконить определенную власть министра по крайней мере на уровне уезда. Однако Госсовет опять, как и во многих других случаях, прислушался к мнению Дворянских собраний (и, конечно, к личным мнениям членов Госсовета, так как по сословной принадлежности в 1863 г. почти все члены Госсовета являлись дворянами) и высказал такие аргу­менты и сомнения на общем собрании: «Предположенное ст. 47 правило может возбудить неуместные нарекания на правительство в намерении, назначением председателя (выделено нами. — Авт.) в Земские собрания, придать им значение органов своей власти». Затем Госсовет выразил-де беспокойство о положении министра: «Назначение председателей... министром внутренних дел из членов собрания неудобоисполнимо и на практике, так как при значи­тельном числе уездных собраний министр был бы поставлен часто в затруднение, и могли бы быть случаи назначений неудачных».
Ну а чтобы министр совсем не обижался, «Госсовет находит также неудобным и назначение председателя по выбору самого собрания». Из кого же остается выбор? Поскольку «и для прави­тельства, и для самого земства весьма важно, чтобы председатели уездных Земских собраний были люди вполне благонадежные, на которых можно было бы совершенно положиться», а таковым требованиям в уездах «всего более удовлетворяют уездные предво­дители дворянства», так как они «удостоены доверием местных землевладельцев, наиболее заинтересованных в делах земства» (вы­делено нами. — Авт.), то и ясно окончательное решение: «Госу­дарственный Совет полагал поставить, что в уездном Земском собрании председательствует уездный предводитель дворянства».
При обсуждении этой статьи были высказаны и другие аргу­менты, демонстрирующие отношение членов высшего правитель­ственного органа к трудящимся классам, точнее, никакого к ним отношения: Госсовет считает, что поручение предводителям дво­рянства «председательствовать в собраниях, продолжающихся всего 7 дней (ну, что предводитель успеет проявить субъективного! — Авт.), и постановляющих свои определения по большинству голосов (а их, как известно заранее, большинство у землевладельцев. — Авт.), не может быть принято с неудовлетворением или возбудить со­словный антагонизм».
Члены Госсовета не скрывали своих дворянских мотивов и в обсуждении других статей проекта «Положения», существенно влиявших на расстановку сил в местном управлении (а таких статей было не более 30 из более 300). Ясно было, что решение по ст. 47 повлекло изменения и в ряде других статей. Так, по некоторым статьям Госсовет пошел даже на то, что «отнял» некоторые права у императора в угоду дворянства. Скорее всего, император их сам уступил, когда ознакомился с запиской Валуева, выполненной по воле императора. Речь идет о «Записке Валуева Александру И по вопросу о том, какие из прав, коими пользуется ныне дворянство по заведыванию делами земства, предоставятся новым земским учреждениям и какие за тем права останутся за дворянством».
Например, на стадии подготовки проекта «Положения» ст. 56 звучала так: «В губернском Земском собрании председательствует один из местных землевладельцев, по непосредственному назна­чению Его Императорского Величества, каждый раз особо объяв­ляемому через министра внутренних дел». И на первых порах Госсовет одобрил придание значимости такого рода назначений. По мнению Госсовета, «было бы крайне неосторожно предостав­лять назначение председателей самим собранием по выбору боль­шинством голосов, так как при этом избрании того или другого лица много зависело бы от различных случайностей, оказывающих влияние на подачу голосов, минутного увлечения или происков партий». Назначение председателей по особому назначению импе­ратора как предложение было высказано и одобрено еще на засе­дании Совета Министров в 1862 г., это предполагало возможность использовать на этой должности «государственных сановников, приобретших общее уважение заслугами на поприще государствен­ной деятельности».
На заседании Госсовета выдвигается наивный контраргумент: «командирование государственных сановников и других почетных лиц из С.-Петербурга во все губернии было бы сопряжено всякий раз с большими расходами для казны». И тут же следует противо­речие: «Затем назначение таких лиц ограничилось бы некоторыми немногими случаями особой важности» (выделено нами. — Авт.). Ну а поскольку опять-таки нужны лица «благодетельные и спо­собные», «пребывающие постоянно в губернии и состоящие уже членами собраний», то выбора нет — это губернские предводители дворянства, благо они утверждаются государем. Вот так по-дво­рянски решались многие вопросы «самоуправления земства».
Кроме того, само «Положение» устанавливало такие нормы числа набираемых и условия представительства в собраниях от трех курий (земледельческой, городской и сельской), что лидерство дворянства в местном управлении было гарантировано постоянным и существенным. Оно было настолько вызывающе существенным, что владельцы торговых и промышленных предприятиий многих губерний России неоднократно обращались по этому поводу (осо­бенно в конце XIX — начале XX вв.) в Государственный совет с письмами и петициями, в которых приводились соответствующие численные обоснования.
В первые же выборы в губерниях согласно «Положению» пред­ставительство землевладельцев было значительным — 74% всех гласных, представителей торгово-промышленной буржуазии было 10,9% и крестьян — 10,6%. В начале 80-х годов среди губернских гласных дворянство уже имело 81,5%, в земских управах более половины председателей и членов также были представителями дворянства. Валуевский аргумент «неопытности и временности установления местного представительства» затянулся. В свое время В.И. Ленин приводил такие данные из журнала «Промыш­ленность и торговля» за 1913 г., подтверждающие сохранение соотношения сил в Земских собраниях по прошествии почти полувека после земской реформы (табл. 5.1).

Таким образом, «земства в России целиком были отданы в руки крепостных-помещиков». Но Ленина справедливо возмутил не столько этот факт, сколько расчеты «Кит Китычей» (представите­лей купечества) в подтверждение своих прав и выводы из них. Как было отмечено, основной функцией местного управления было управление земскими повинностями, а конкретно — их сбор. Так вот, согласно статистике за 1913 г., сумма земских сборов (раскладочных), вносимых 1-м избирательным собранием, была равна 24,5 млн руб., 2-м — 49 млн руб., а сельскими обществами — 35945,5 млн руб. Если разделить эти суммы на количество гласных, то «выходит, что дворянский ценз стоит 4,5 тыс. руб., купцовский — 38 тыс. руб., крестьянский — 14 тыс. руб.». Так, конечно, можно считать, рассматривая «неизбирательное право, как предмет купли-продажи», пишет В.И. Ленин. Но за этими числами стоит и другая информация: «На самом деле неравномерность земских сборов, конечно, вопиющая. Но вся тяжесть этой неравномерности ложится не на промышленников, а на крестьян и на рабочих... Кит Китычи этого не видят. Они хотят только, чтобы не одни дворяне имели привилегии, а — «равномерно» и купцы».
Были, правда, в России «мужицкие» губернии (например, Вятская, Пермская, Вологодская и др.), где почти не было дво­рянского землевладения, поэтому большинство в земстве при­надлежало крестьянским гласным. Но господствующие позиции, должности председателей земских управ были в руках дворян, которые и определяли политику местного управления. К. тому же земство в таких губерниях было «еще больше оплетено сетью всевозможных чиновничьих запретов, препон, ограничений и разъяснений». Тем не менее даже на введение такого рода «обез­вреженных и урезанных» земств в более чем 10 губерниях России самодержавие вместе с дворянством не шло. В итоге земская ре­форма так и не была введена во всех губерниях России. И одной из причин сопротивления самодержавия введению земств в ос­тальных губерниях России была опять-таки уступка дворянству. Доводы противников земства в Государственном совете откровенны: «дворян там нет»... А «если нет дворян-помещиков, то народ не дорос даже до чинки дорог, устройства больниц».
В итоге, конечно же, дворянство добилось того, что главные пункты пожеланий их собраний получили почти однозначное отражение в «Положении» 1864 г. Однако следует отметить, что эта реформа была буржуазной по своей сути, она стала объективно необходимым средством приспособления к потребностям капита­листического развития России. А потому она была противоре­чивой, непоследовательной и незавершенной. В ней сохранился старый «Устав о земских повинностях» и одновременно появилась новая система о выборах. И то, и другое обеспечивало льготы и преимущества дворянству и в меньшей степени учитывало мне­ние пока еще политически индифферентной торгово-промышлен­ной буржуазии, но которая постепенно начинает отстаивать свои позиции. Это, кстати, одна из причин проведения в 1890 г. второй земской реформы.
Самоуправление на местах, провозглашенное в реформе 1864 г., осталось только на словах, так как самодержавие пошло на уступки дворянству и либерально-буржуазным элементам лишь в реше­нии местных хозяйственных вопросов. Оно сохранило за собой административную власть на местах и, в частности, право отме­нять неугодные правительству решения Земских собраний и даже закрывать земства, выступающие в защиту своих прав.
Источником доходов собственно земств в 60-80-х годах были в основном сборы с недвижимого имущества: земель, домов, фаб­рично-заводских предприятий и торговых заведений. Эти доходы были невелики. Расходы же на дороги и строительство, на содер­жание гражданских управлений, тюрем, мировых судей, домов призрения и другие так называемые обязательные расходы вместе с «необязательными» («к счастью» для земств) расходами (на здраво­охранение, народное образование) росли из года в год и всегда существенно превышали доходы земств. Так что особые возмож­ности и права для управления на местах у земств по Положению 1864 г. не появились. Другими словами, многие из принципов и отправных либеральных посылок реформы, высказанные П. Ва­луевым и членами его комиссии, так и остались на уровне утопи­ческих рассуждений.
Завершая характеристику преобразований, осуществленных согласно «Положению» 1864 г., следует указать на некоторые раз­делы организационно-правовых нововведений и мероприятий. В «Положении» был специальный раздел, в котором излагались «существо, степень и пределы власти земских учреждений». Луч­шей оценкой и характеристикой «пределов власти» земств, кроме уже высказанных, была также статья «Положения», согласно которой начальнику губернии (т. е. представителю верховной административной власти в губернии) предоставлялось право в случае бездействия земских учреждений по исполнению повин­ностей «напоминать и понуждать к исполнению». В случае же «безуспешности этой меры» губернатор мог приступать с разре­шения министра внутренних дел «к непосредственным распоря­жениям на счет земства».
Кроме того, были статьи о сферах влияния собраний и управ, об организации и формах контроля, отчетности и ответственности земских учреждений, о правилах «заведования земскими имуще-ствами», «составления земских смет и раскладок», «утверждения и приведения в действие земских смет», «порядка удовлетворения земских потребностей». Указывались меры земств по строитель­ству зданий и сооружений, строительству и содержанию дороги дорожных сооружений, «меры к развитию местной торговли и промышленности».
Таковы некоторые результаты взаимовлияния реального уп­равления и дворянской управленческой мысли в пореформенной России.

5.3. УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ ИДЕИ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕМОКРАТОВ И НАРОДНИКОВ

Русские революционеры-демократы были представителями особого течения в истории мировой общественной мысли. Будучи выразителями интересов крепостного крестьянства, идеологами крестьянской революции, они развивали оригинальные управ­ленческие идеи. Поскольку идеология крестьянства была неодно­родной, то и концепции выразителей их интересов существенно отличались. В истории русского освободительного движения пореформенной России XIX в. выделяют две основные группы идеологов крестьянства. Первая группа — это революционные демократы 60-х годов и революционные народники — провозгла­шали необходимость революционной борьбы против остатков крепостничества в России. Вторая группа —это либеральные народники — выступали за различного рода либеральные меры «борьбы» с самодержавием, часто ограничиваясь «фырканьем» на создавшуюся пореформенную обстановку.
В процессе творческой деятельности представители револю­ционной демократии, являвшиеся наиболее ярыми критиками крепостничества и его остатков, а также капитализма (они часто не понимали прогрессивности его свободного развития для Рос­сии и не знали силы, которая призвана его уничтожить), затраги­вали и «управленческие» проблемы. Они глубоко разрабатывали проблемы границ капиталистического государственного хозяйства, правительственного вмешательства в экономику и регулирования экономики при капитализме, совершенствования фабричного законодательства и др. В своих чисто теоретических работах (носивших чаще всего утопический характер) они рассматривали проекты Уложений Российского государства, вопросы создания общественных капиталов, общественного кредита, проекты раз­личного рода ассоциаций (ремесленно-фабричных, скотоводчес­ких, земледельческих и др.) и соответствующие этим ассоциациям программы учебных заведений.
Рассмотрим, как освещались управленческие проблемы в тру­дах русских революционных демократов и революционных народ­ников.
Разработка управленческой проблематики в работах русских революционных демократов. Автором одного из Уложений был рус­ский революционный демократ, талантливый ученый НА. Серно-Соловьевич (1834-1866 гг.). В возрасте 24 лет он разработал под­робнейшее Уложение, содержавшее положения, относящиеся к управлению государственным хозяйством. Так, раскрывая со­держание и формы исполнительной власти государства, он писал: «§ 30. Исполнительная власть сосредоточивается: общая для всего государства — в министерствах, местная — в губернских собра­ниях и у губернаторов. § 31. Министерства суть следующие: 1) народного просвещения; 2) финансов; 3) торговли и промыш­ленности и народного благосостояния; 4) внутренних и духовных дел; 5) иностранных дел; 6) военное; 7) морское». В этом доку­менте отражена одна из первых попыток обосновать создание спе­циального государственного хозяйственного органа управления.
В своих экономических и других работах Н.А. Серно-Соловь-евич поднимал также иные вопросы, относящиеся к управленчес­кой проблематике. В статье «О мерах к умножению народного богатства и улучшению материальных условий народного труда в России» после изложения «невыгодных условий» (умственных, экономических, естественных, политических), в которые постав­лено производство в России, он предлагает ряд мер по их устра­нению. Организационно-административные меры были направлены на устранение недостатков системы опеки, жесткой централиза­ции и бюрократических форм администрации, сложной системы податей и налогов, на сокращение армии и чиновников государ­ственного аппарата. Образовательные меры включали следующее: «Обучение народа должно принять преимущественно практическо-техническое направление. Мы донельзя бедны рабочими — специалистами, машинистами, техниками. Редкий завод, редкая машина пускаются в России в ход без иностранной помощи. А между тем народ от природы чрезвычайно способен ко всем этим занятиям. Но для них недостаточно одной способности. Нужны положительные сведения. Потому учреждение различных реальных технологических школ — один из существеннейших во­просов для русской промышленности. Для них нужны хорошие преподаватели... Но сомнительно, чтоб их было много в насто­ящее время. Их надо приготовить, а изготовиться они могут только за границей. Обучение за границей может иметь две цели: теоре­тическую — для образования преподавателей и практическую — для усовершенствования различных отраслей промышленности. Другая мера, ведущая к той же цели, — сосредоточение всех спе­циальных заведений, подведомственных различным ведомствам, в Министерстве народного просвещения и преобразование их в заведения, подобные политехнической школе, только открытые. Если семь или восемь таких специальных заведений, находящихся в одном Петербурге, преобразуются в четыре или пять открытых политехнических школ в разных пунктах государства, то это без всякого увеличения расходов будет иметь весьма хорошие резуль­таты для развития всех отраслей промышленности».
Экономические меры предполагали взамен частных банков как центров кредита в буржуазном обществе создавать общественные банки. Одна из задач общественного кредита — содействовать всему городскому и сельскому населению, ремеслам, промышлен­ности, торговле.
Среди других мер также указывается «постройка железных дорог», «водворение свободы торговли», «отмена гражданских чинов» и др. По мнению Н.А. Серно-Соловьевича, благодаря при­менению последней меры «уничтожится непроизводительный и чрезвычайно обременительный для народа класс людей — чиновничество как особое сословие. На службе и содержании государства останется столько лиц, сколько существенно необхо­димо для потребностей службы».
Другой представитель революционно-демократического дви­жения А.П. Щапов (1831 — 1876) во многих своих работах выска­зывал идеи «рациональности» и «реалистичности» в управлении экономикой, базирующихся на познании и применении в прак­тике объективных «естественнонаучных закономерностей». Наи­более четко программа по реализации этих идей изложена в его труде «Реализм в применении к народной экономии» (1866). Прежде всего, по его мнению, «чтобы не расхищать даром данных нам натуральных богатств, чтобы не пользоваться ими бессознательно и безрасчетно, нам необходимо знать наши наличные средства и обладать, располагать ими не на авось, а на основании рацио­нального строго экономического плана». Из этого следует «глав­нейшая потребность образования народных масс, для которых знание природы не только сила, но и первое условие разумной деятельности».
Сформулировав эти две задачи, далее он излагает обширный план промышленного и управленческого народного образования (как первое средство) и проекты естественно-научных и экономи­ческих ассоциаций, основная цель которых — распространение знаний «в народе» (как второе средство решения сформулированных задач).
А.П. Щапов считал, что нужно начинать народное образование «с устройства школ естественно-экономических, промышленно-образовательных, технических». Параллельно с общеобразователь­ными гимназиями «нужны средние технические или промышлен­ные учебные заведения... Из них могли бы выходить технологи, машинисты, агрономы, скотоводы, фабрично-заводские мастера, управляющие». Общую идею организации таких технических или промышленных учебных заведений он описывал примерно так. «Во всех этих заведениях — общие, для всех отделов или факуль­тетов обязательные: математика, физика, главное основание химии, космография — связи с геологией, географией и краткой историей, физиология с краткой анатомией, гигиена с краткой медицинской географией и статистикой и т. п. Число и предметы естественно-экономических факультетов в разных провинциальных гимназиях могут и даже должны быть на первой поре различные, смотря по местным экономическим условиям и потребностям. В некоторых, например, средних промышленно-образовательных заведениях или гимназиях могут быть такие отделы или факультеты:
...III. Отдел или факультет фабрично-заводской. В нем при тех же общеобразовательных предметах специальные: техническая химия, учение о промышленных или фабрично-заводских продук­тах трех царств природы, и практическое применение этих знаний к различным или только к некоторым фабрично-заводским про­изводствам, смотря в особенности по местным промышленным условиям».
Далее А.П. Щапов выдвигает ряд принципов регионального распределения средних учебных заведений по стране. Очень ин­тересно и современно его замечание о методах подготовки в этих гимназиях: «Надобно, чтобы... обращаемо было особое внимание на практическое изучение той или другой отрасли промышлен­ности, например, посредством ферм, мастерских, зоологических и ботанических садов и рощ, посредством командировки с учите­лями на фабрики и заводы, на ярмарки и рынки, на промышленные выставки и т. п.».
Завершает систему высшее специальное образование: «Парал­лельно с высшими общеобразовательными заведениями — уни­верситетами и академиями — особенно необходимы и высшие специально-экономические, промышленно-образовательные заве­дения... Эти высшие промышленно-образовательные заведения, а равно и факультеты их, могут быть также разнообразны, как разнообразны различные области экономии природы, или как многоразличные главные, основные сферы, и потребности на­родного труда. Могут быть и необходимы, например, академии агрономические, скотоводческие, технологические или фабрично-заводские, механические, лесные, морские, горные, архитектур­ные или, в частности, зоолого-экономические, минерально-промышленные и т.д.».
И в этом случае подробно характеризуются варианты воз­можных факультетов в академиях, соответствующие учебные про­граммы, методы обучения и т. д. Так, предполагая возможность поступления в специальные академии из общеобразовательных средних учебных заведений, Щапов рекомендует создавать в ака­демиях «факультет обще-приготовительный» с определенным набором предметов, вводящих в специальность. Только после этого студент выбирает специализацию и соответствующий «отраслевой» факультет.
Беспокоясь об общей культуре и образовании прежде всего простого народа, А.П. Щапов предлагает всевозможные способы реализации этой задачи. Одним из таких способов он считает собственно фабрики и заводы, которые «при вполне рациональ­ном усовершенствованном устройстве и наибольшей распрост­раненности в наших промышленных классах могли бы также служить важными практическими училищами и в то же время источниками благосостояния народа... При них могли бы сверх того быть и школы для рабочих или для их детей...». На фабриках и заводах и устроенных при них школах, мастерских и лабора­ториях рабочие «приобретали бы необходимые для них техно­логические, химические и механические сведения или точные естественные познания о производительных силах экономии при­роды», практически знакомились бы с различными процессами производства, технологией производства, узнавали бы «совре­менные открытия и изобретения в области промышленности и промышленных и политико-экономических наук».
Через такие формы познания «естественного научного реализ­ма» А.П. Щапов переходит ко второму средству эффективного распространения и использования научных законов — созданию различных ассоциаций. Среди них — фабрично-заводские, хими­ческие, технологические, механические, агрономические и др.
Эти ассоциации должны формироваться из «высокоразвитых специалистов» соответствующего профиля и пропагандировать знания среди простого народа. Так, «просвещенные механические ассоциации могли бы служить благодетельным средством пропа­ганды машинного производства и механических знаний в России. Их машинные заведения могли бы сделаться лучшими и полез­нейшими училищами практической механики, подобно тому, как было в Англии». Фабрично-заводские ассоциации должны были стать средством пропаганды «новых рациональных приемов фаб­рикации», а фабрики и заводы — соответствующими училищами. Посредством такого рода ассоциаций А.П. Щапов мечтал достичь того, что «в разных фабриках и лабораториях природы будет на деле развиваться, крепнуть и распространяться новый, лучший, разумно-деловой тип поколений».
Известный революционный демократ Н.В. Шелгунов (1824— 1891), изучал вопрос о судьбе капитализма в России, им напи­саны работы по проблемам государственного вмешательства в экономику, организации государственного хозяйства. Он считал, что с точки зрения права «государство может, конечно, устраивать фабрики и заводы, заниматься сельским хозяйством; но как госу­дарственное хозяйство есть вопрос не юридический, а эконо­мический, то, очевидно, что для правильной его оценки нужно наводить справки не в римском праве, а в экономической науке». Опыт западных стран показал, что государственное (казенное) хозяйство необходимо сводить до минимума. Логика Шелгунова такова: «Если правительство вступает со своим народом в конку­ренцию или в видах государственных доходов, монополизирует производство», то в этих случаях «государство переступает свои пределы; оно ставит себя в противоречие с самим собою и создает ту разрозненность и враждебность интересов, при которых казна и казенное являются народу чем-то противодействующим».
Очень интересны его объяснения мотивации и поведения служащих (чиновников) казенных предприятий. «Частный пред­приниматель желает успеха своему предприятию, чиновник же боится неуспеха. Для чиновника важно не увеличение выгод, которое не создает ему соответственного служебного вознагражде­ния, а важны неудачи, которые могут повести к ответственности. В этом и причина, почему во всех казенных предприятиях явля­ются рутинность и робость, отсталость и медленность, неизвестные в делах частных».
Если в понимании природных явлений Шелгунов придержи­вался материалистических позиций, то его взгляды на развитие общественной жизни были идеалистичны. Он не понимал клас­совую сущность капиталистического производства, поэтому не­правильно оценивал государственную экономическую политику. Считая, что «государство имеет целью общее благо», Шелгунов утверждал, что, во-первых, законодательство и другие государ­ственные меры должны быть направлены на достижение этой цели, а, во-вторых, каждый русский образованный сознательный человек должен отыскивать такого рода средства.
Для Щелгунова, как и для других русских революционных демократов, побуждением к поиску этих средств служила прежде всего экономическая отсталость России. «Экономическая неразви­тость, отсутствие промышленности, невозможность промышленной борьбы с Европой дали у нас место развитию таких стремлений и вожделений, которые привели Россию к созданию необходимости пересмотра всех внутренних экономических условий жизни». В ра­ботах Щелгунова можно встретить рассуждения об ассоциациях как организованной мере борьбы против смитовского принципа разделения труда и в итоге мере повышения производительности общественного труда при капитализме. Если у А.П. Щапова ассо­циации по своей сути духовные, и их основная задача — распро­странение в «народе» знаний, то у Шелгунова ассоциации — это единственное средство спасения мелких производителей в борьбе с крупным капиталом. Даже в крестьянской общине он пытался применить метод ассоциаций.  «Только посредством создания ассоциаций в промышленности, сельском хозяйстве, широкого развития народного производства, в том числе за счет изменений в банковском и кредитном деле», внедрения достижений техники в промышленность и сельское хозяйство можно, по мнению Шелгунова, ликвидировать экономическую отсталость России. До конца жизни Н.В. Шелгунов верил в «артельность», в кресть­янскую социалистическую революцию, в различного рода утопи­ческие меры «улучшения народного быта».
Большинство революционных демократов 60-х годов нахо­дились под влиянием Н.Г. Чернышевского (1828-1889). Им была дана оценка границ правительственного вмешательства в эко­номическую жизнь страны в трактате «Очерки из политической экономии (по Миллю)». Н.Г. Чернышевский, как и многие его предшественники и современники, считал, что «правительствен­ное участие требуется во всех тех случаях, когда оно полезно для материального благосостояния людей». Поскольку эта деятель­ность требует денежных затрат, необходимо указать определенные экономические средства и источники. В качестве таковых он на­зывает различные виды налогов, сокращение непроизводительных расходов (военных, на администрацию) и др. Общая оценка гра­ниц правительственного вмешательства в экономику такова: «Мы совершенно признаем основательность соображений, которыми доказывает Милль, что надобно желать возможного ограничения правительственных вмешательств в экономическую жизнь, и вполне принимаем общий вывод Милля: невмешательство должно быть общим правилом, а вмешательство только исключением». Далее он приводит аргументы для обоснования этого вывода. Во-пер­вых, Милль допускает правительственное вмешательство, которое не стесняет личной свободы. «Нет никакого нарушения свободы, нет ни обременительного, ни унизительного стеснения, если пра­вительство приготовляет средства к достижению известной цели, оставляя частному лицу свободу пользоваться к тому другими средствами, какие кажутся ему лучшими... Национальный банк или правительственная фабрика могут существовать без всякой монополии частных банков и фабрик. Почта может существовать без штрафов против пересылки писем другими способами». Во-вторых, «возражение против правительственного вмешательства основывается на принципе разделения труда. Всякая новая обя­занность, принимаемая правительством, составляет новое занятие для учреждения, уже и без того слишком обремененного обязан­ностями». Выход из этого положения, вообще говоря, есть, если выполнено «необходимое условие хорошего управления», когда бы «главные правители... имели господствующий, но только общий надзор за общим ходом всех интересов, в большей или меньшей степени вверенных ответственности центральной власти», т. е. «если внутренняя организация административного механизма устроена искусно, предоставляет подчиненным и по возможности местным подчиненным не только исполнение, но в значительной степени и контроль подробностей, требует у них отчета собственно за ре­зультаты их действий, а не за самые действия, кроме того случая, когда сами действия подлежат суду; если приняты все наилучшие меры для обеспечения, чтобы назначались люди честные и спо­собные; если открыта широкая дорога повышению с низших сту­пеней административной лестницы на высшие; если с казною высшею ступенью предоставляется чиновнику все больше про­стора принимать новые меры, не дожидаясь приказания, так что мысли каждого из главных правителей могут быть сосредоточены на великих общественных интересах страны по его части. Если устроено так, правительство, наверное, не будет чрезмерно обре­менено количеством дел, какое бы количество дел ни оказалось полезно возлагать на него; но излишнее обременение останется серьезным новым неудобством в прибавок к другим неудобствам» в случае «дурной организации правительства».
В-третьих, правительство естественно ограничено в своих возможностях по привлечению в государственном аппарате и ис­пользованию знающих и заинтересованных лиц. Но даже если бы правительство «могло совмещать в себе по каждому роду дел все замечательнейшие умственные силы и практические таланты всей нации, все-таки лучше было бы оставить значительнейшую часть общественных дел в руках лиц, прямо заинтересованных ими», — считает Н.Г. Чернышевский вслед за Миллем.
И вот почему. «Деловая жизнь — существеннейший элемент практического воспитания народа». Поэтому «у народа, привык­шего ждать от правительства возмещений во всех общественных делах, ожидающего, что правительство станет делать за него все, выходящее из круга привычной рутины, — у такого народа способности развиваются лишь наполовину; в его воспитании недостает одной из главнейших сторон», а именно практической. Следовательно, правительство должно создавать как можно больше возможностей представителям всех классов — вести дела, каса­ющиеся их лично, оно должно «возбуждать людей как можно больше дел их вести добровольным сотрудничеством».
Н.Г. Чернышевский в своих оценках идет дальше. Он считает, что мерой оценки границ правительственного вмешательства в экономическую жизнь должен стать «основной принцип эконо­мической науки: не надобно делать ничего лишнего, потому что расходование сил на всякое лишнее дело или всякую лишнюю часть дела составляет напрасную растрату, от которой уменьша­ются средства для деятельности нужной и полезной... Если человек может хорошо идти без посторонней поддержки, то не надобно подсовывать ему ненужную руку помощи. По этому общему правилу не должно и правительство заниматься такими делами, которые хорошо идут без его содействия или контроля».
При этом «правительственное ведение экономических пред­приятий» на принципах экономической науки в большинстве слу­чаев осуществляется успешно. Приводится пример эффективной организации управления государственными железными дорогами в Бельгии.
Далее Н.Г. Чернышевский вместе с Д.Миллем указывает те отрасли материального производства и непроизводственной сферы, которые должны быть отнесены к государственному хозяйству, т. е. должны быть объектами государственного управления, причем допускается сосуществование частных «предприятий».
Во-первых, это воспитание и образование граждан госу­дарства. В этих сферах «правительственное вмешательство оправ­дывается тем, что дело это не принадлежит к предметам, в которых интересом и соображением потребителя достаточно обеспечивается качество товара». Причем элементарное образование должно быть доступным практически каждому, т.е. быть бесплатным или с ничтожными издержками.
Во-вторых, наряду с воспитанием молодого поколения «государству следует, насколько может оно знать и исполнять, охранять детей и несовершеннолетних от чрезмерного обремене­ния работой».
В-третьих, это те проблемы, которые решаются отдельной личностью и «полезность которых ожидается для него в отдаленном будущем». Человеку свойственно ошибаться, поэтому государство должно контролировать дела, поступки (различного рода дого­вора, долговременные обязательства, вступление в брак и т.п.), т.е. не допускать их свершения или в случае их свершения при необходимости смягчать их последствия (например, расторгать обязательства).
В-четвертых, государственное вмешательство допустимо и даже необходимо во всех тех случаях, когда частное лицо ведет (или собирается вести) некоторое дело только через поверенного. В этих случаях взамен «акционерного управления делами» пред­лагается «казенное управление», которое лучше контролируется, чем в случае его монополизации акционерным обществом, и во многих случаях организовано не хуже. К таким делам относятся: все городское хозяйство, почта, телеграф, железные дороги, мор­ской, речной и другой вид транспорта, оборонные отрасли и т. д. Здесь допустимо сосуществование частных предприятий и моно­полий, но тогда «правительство должно или установить для этого дела надлежащие условия к общей выгоде» (в том числе гаранти­рующие «хорошее исполнение дела»), или «оставить за собою такую власть над ним, чтобы общество не лишалось, по крайней мере, тех выгод, какие имеет монополия».
В-пятых, государственная опека надлюдьми престарелого, Преклонного возраста, а также различного рода пособия бедным, больным, по безработице и т.д.
Очень современны, интересны и правильны, на наш взгляд, оценки Чернышевского последствий предоставления государством гарантированных пособий. Он пишет: «При каждом пособии надобно брать во внимание два рода последствий: последствия самого пособия и последствия уверенности в том, что оно будет оказано. Последствия первого рода вообще полезны; но послед­ствия второго рода почти всегда вредны». Общее правило, если оно вообще может быть, таково: «Если пособие дается в такой форме, что положение человека, получающего пособие, не хуже того, в каком находится человек, приобретающий такое же обес­печение без пособия, то пособие вредно, когда люди вперед уве­рены, что получат его; но если оно, будучи доступно каждому, оставляет человеку сильное побуждение обойтись, если можно, без пособия, то оно почти всегда полезно. Если положение человека, получающего пособие, ничем не хуже положения работника, содержащегося своим трудом, — это система, истребляющая в са­мом корне всякое личное трудолюбие и самоуправление».
Чернышевский делает вывод: «Правительству следует брать на себя все те дела, которые нужны для общей пользы человечества или будущих поколений, или для настоящей выгоды частей обще­ства, нуждаются в посторонней помощи. Но прежде чем брать на себя такое дело, правительство всегда должно рассмотреть... что правительственною деятельностью станет исполняться оно лучше или успешнее, чем ревностью и щедростью частных лиц... Но необходимо прибавить, что в действительности правительствен­ное вмешательство не всегда может останавливаться на границе дел, по самой своей сущности требующих его. Бывают такие вре­мена и такие положения нации, что почти всякому делу, действи­тельно важному для общей пользы, полезно и необходимо бывает исполняться правительством, потому что частные люди хотя и могут, но не хотят исполнять это дело... Есть такие времена и дела, что не будет ни дорог, ни доков, ни каналов, ни приста­ней, ни работ для орошения, ни больниц, ни первоначальных, ни высших училищ, ни типографий, если не устроит их правитель­ство: публика или так бедна, что не имеет средств к тому, или так неразвита умственно, что не может оценить их пользы, или так непривычна к общему действию, что не умеет распоряжаться этими делами".
Во всех этих случаях, по мнению Чернышевского, границы и цели правительственного вмешательства в экономику необхо­димо существенно расширять.
Н.Г. Чернышевский отождествлял правительство со всякой общественной деятельностью и выдвигал предложение о малых границах правительственного вмешательства в экономическую жизнь в случае сохранения в обществе частной собственности. Однако, как писал Н.Г. Чернышевский, и в будущем социалисти­ческом обществе, к которому неизбежно придет человечество, на первых порах сохранится власть правительственных (государствен­ных) органов управления экономикой, а в дальнейшем она сойдет
на нет.
Это не противоречит его утверждению об усилении «обще­ственной деятельности" при социализме. Чернышевский был сторонником социалистической, общественной государственной собственности, управляемой властью трудящихся. Он писал: «Та форма поземельной собственности есть наилучшая для успе­хов сельского хозяйства, которая соединяет собственника, хозяина и работника в одном лице. Государственная собственность с об­щинным владением из всех форм собственности наиболее подходит к этому идеалу». При этом Чернышевский, в отличие от Герцена и других сторонников общины, считал общину лишь исходным пунктом социализма и правильно предполагал, что социализм развивается и крепнет на базе крупного машинного производства. Советские исследователи политэкономичесноготворчества Н.Г. Чер­нышевского отмечали его недостатки в обосновании социализма, его непонимание того, что только общественное производство порождает общественную собственность, хотя он во многих своих работах он говорит о единстве того и другого.
Чернышевский считал, что основа социализма может быть создана и в том случае, если есть форма общественной собствен­ности, даже при отсутствии общественного производства. Тем не менее отметим, что Чернышевскому принадлежат довольно кон­кретные, детализированные разработки форм не только общест­венной собственности, но и общественного производства. Напри­мер, им был разработан план создания «товариществ трудящихся в производстве». Именно в товариществах Чернышевский видел то средство, которое позволит всем трудящимся социалистичес­кого общества достичь самостоятельности, а также реализовать его идею «союзного производства между людьми» (т. е. социалис­тического производства) и одновременно эффективно управлять «крупным производством». Этот план с точки зрения развития всемирной управленческой мысли представляет огромный инте­рес. Материалистически развивая и исторически конкретизируя идеи западноевропейских социалистов-утопистов, план Черны­шевского, в свою очередь, послужил отправным документом для дальнейшего развития прогрессивной общественной мысли.
Н.Г. Чернышевский не просто верил в победу социализма в России, он всю свою сознательную жизнь пытался доказать ее неизбежность исходя из развития экономических основ общества. Для российского общества он искал пути и средства сокращения фазы капиталистического развития в диалектической схеме «кре­постничество — капитализм — социализм». И «товарищества тру­дящихся» были одним из таких средств. Причем при этой форме организации «союзного производства» предполагалось, по Черны­шевскому, сознательное распределение обществом всех видов общественных работ по сферам производства с учетом значимости каждой из них с точки зрения благосостояния членов общества, являющихся самостоятельными тружениками. Он постоянно раз­делял потребности общества и соответствующие им продукты на группы: «потребности материального благосостояния, потреб­ности умственной деятельности и эстетического наслаждения» и «предметы первой необходимости, предметы комфорта и пред­меты роскоши». Иными словами, эта форма организации произ­водства представляла собой основу сознательной, управляемой организации общественного, или «союзного», производства.
В своем плане Чернышевский излагает вопросы создания това­рищества, организации собственно производства в товариществе, распределения и потребления продуктов его деятельности. Он считал, что «промышленно-земледельческие товарищества» созда­ются либо самостоятельно, либо на основе выделенного государст­венной казной ссудного капитала, который «погашается постепен­ными взносами из прибыли товариществ». Главой товарищества на первых порах правительством должен назначаться «знающий и добросовестный человек», имеющий «теоретическую подготов­ленность»,
Товарищество является добровольной организацией, поэтому в него приглашаются желающие, но с согласия директора, кото­рый, по мнению Чернышевского, должен отдавать предпочтение семейным людям (над бессемейными). Товарищество должно состоять из 400-500 семейств (примерно 1500-2000 человек), это из 800—1000 взрослых работников. Выход из товарищества также осуществляется доброаольно.
Для начала деятельности товариществу потребуется здание, которое либо строится (новое), либо покупается и ремонтируется. Одно из условий: чтобы «при здании было такое количество по­лей и других угодий, какое нужно для земледелия по расчету ра­бочих сил товарищества». Это здание используется прежде всего для жилья членов товарищества, поэтому они его и проектируют. При здании должны находиться «принадлежности, которые тре­буются нравами или пользою членов товарищества»: школа, биб­лиотека, залы для театра, концертов и вечеров, больница и т. д. Устанавливаемая квартплата должна покрыть нужды на ремонт и дать «обычную прибыль для капитального строительства в дан­ном государстве».
Все необходимые и недостающие орудия и предметы труда для начала «земледелия и промыслов или фабричных дел» приобрета­ются товариществом на те же выделенные средства. Прежде чем приступить собственно к производству, Чернышевский предла­гает распределить тружеников по сферам деятельности, учитывая, с одной стороны, потребности товарищества, а с другой — руко­водствуясь принципом «кто чем хочет, тот тем и занимается». При­оритет отдается первому принципу, и в товариществе возможны случаи, когда тому или иному специалисту (например, ювелиру) не будет предоставлен материал. Первое время учет «возможного и невозможного» осуществляет директор товарищества, и от его благоразумия зависит исход проблемы. Однако возможно приме­нение и других методов. Так, в периоды посева и уборки урожая товарищество будет нуждаться в дополнительной рабочей силе. Помимо приглашения добровольцев, товарищество может исполь­зовать и методы материальной мотивации, назначая «на земле­дельческую работу такую плату, чтобы огромное большинство членов его, занимающихся обыкновенно промыслами, увидело для себя выгоду обратиться на время к земледелию».
Масштабы производства и множество организационных во­просов требуют, по мнению Чернышевского, создания распоря­дительных, исполнительных и контролирующих подразделений в товариществе. После того, как определился состав товарищества, его члены распределены по «отраслевым промыслам», в каждом «промысле» его представители выбирают административный совет, с согласия которого принимаются наиболее важные хозяйствен­ные и управленческие решения, относящиеся к этому промыслу, а «все члены товарищества выбирают общий административный совет, который постоянно контролирует директора и выбранных помощников и без согласия которого не делается в товариществе ничего важного» (выделено нами. — Авт.).
По прошествии определенного срока деятельности товарище­ства (у Чернышевского — это год) члены его узнают и дело, и друг Лруга настолько хорошо, что отпадает необходимость в том, чтобы правительство назначало директора товарищества. Полномочия прежнего директора прекращаются, а «все управление делами товарищества переходит к самому товариществу».  Из членов товарищества выбирают «своих управителей» (по типу совета директоров акционерной компании), при необходимости коррек­тируют и изменяют ранее принятый устав товарищества, сохранив в нем все лучшее, что обеспечивает достижение главной цели — организации «союзного производства» для достижения благосо­стояния всех его членов, являющихся свободными людьми и тру­дящимися в свою пользу, «а не в пользу какого-нибудь хозяина». Далее Чернышевский излагает организацию распределения прибыли, полученной товариществом. Прежде всего, сравнивая производство в товариществах с производством на частных пред­приятиях, Чернышевский справедливо считает, что поскольку члены товарищества заинтересованно участвуют в получении и распределении «прибыли от своего труда», то в их производи­тельность труда будет гораздо выше, чем на подобных по размеру частных фермах и фабриках с наемными работниками, а потому и выше прибыль. После вычетов из прибыли зарплаты и других издержек производства, у товарищества остается большая часть средств, которая делится на несколько частей. Первая часть идет на покрытие социально-бытовых нужд (ремонт и строительство новых школ, больниц и т. п.), вторая — на выплату процентов за ссудный капитал, третья — на «запасный капитал», на страхо­вание товарищества «от разных случайностей». Чернышевский говорит об организации общественного производства в будущем социалистическом обществе, поэтому он предполагает возможность кооперации товариществ, в том числе возможность создания об­щего «страхового капитала» для взаимного страхования товари­ществ. Из этой же части прибыли берутся средства для создания новых товариществ. После всех вычетов оставшаяся часть прибыли распределяется как дивиденд среди членов товарищества «каждому по числу его рабочих дней». Следует заметить, что Чернышевский, рассуждая о делении прибыли, высказывает мысль о необходи­мости учета и оценки управленческого труда, выделяя из прибыли часть вознаграждения «за труд управления делом», «за искусство управления делом».
На стадии потребления возникают дополнительные преиму­щества в организации общественного производства в социалисти­ческом обществе за счет создания общественных жилых зданий, общественных столовых, кухонь, магазинов и т.п., в которых товары, продукты и услуги будут продавать и предоставлять по оптовым, а не по розничным ценам.
Таков план Чернышевского организации общественного про­изводства, который действительно отражает его понимание пла­номерной организации производства социалистического общества. Этот план служит иллюстрацией тезиса Чернышевского о суще­ственном уменьшении правительственного вмешательства в уп­равление экономикой в будущем социалистическом обществе. Однако именно в таком варианте план вызвал негодование у не­которых французских экономистов-теоретиков, увидевших в нем посягательство на административную опеку над хозяйством: «Ужасно, ужасно! Общество ставится в азиатскую зависимость от правительства: вводится демократическая централизация, пред которой ничто нынешняя чрезмерная французская администра­тивная опека» [15. С. 44]. Чернышевский легко расправился со своими критиками, приведя массу примеров так называемой «административной опеки», против которой «во Франции реши­тельно нет возможности устоять коммерческому, промышленному, какому хотите предприятию, если администрация захочет поме­шать ему».
Чернышевский убедительно доказал, что апологетов государ­ственной власти страшит в его плане не сведение правительствен­ного вмешательства в экономику до нуля, а увеличение участия трудящихся в управлении хозяйством до максимума. Причем уже тогда Чернышевский устанавливал четкую функциональную связь между увеличением масштабов общественного производства в будущем обществе и соответствующим увеличением участия тру­дящихся в управлении. Он пишет: «Форма производительного устройства должна быть такова, чтобы в каждом предприятии был не один хозяин, а сотни хозяев и чтобы никто не касался дела, кроме хозяина, иначе сказать, чтобы всякий касающийся был Хозяином его на столько, на сколько касается», каждый участник По труду должен быть участником в праве хозяйства. Одновре­менно с обоснованием участия трудящихся на основе своей «тео­рии производства» он приводит аргументы из части «теории потребления», формулируя их в терминах современных проблем введения полного хозрасчета на предприятиях. «Точно такое же требование мы находим в условиях удовлетворительного эконо­мического расчета. Он возможен лишь тогда, когда каждому Потребителю известна точная стоимость потребляемого продукта, Качество рабочих сил, употребленных на производство; а это Может быть известно лишь хозяину производства. Следовательно, каждый потребитель продукта должен быть его хозяином-произ­водителем».
В развитии управленческой мысли не было проблемы, кото­рую бы не разрабатывали или, по крайней мере, не затронули представители наиболее передового класса России второй поло­вины XIX в. Это — границы и сферы правительственного вмеша­тельства в управление хозяйством, сочетание централизации и децентрализации в управлении, административных и экономичес­ких методов управления (Н.Г. Чернышевский, Н.В. Шелгунов), разработка методов (мер) в управлении хозяйством» (Н.Г. Черны­шевский, Н.А. Серно-Соловьевич), создание разного рода произ­водительных и творческих объединений и союзов-ассоциаций, артелей, товариществ (А.П. Щапов, Н.В. Шелгунов, Н.Г. Чер­нышевский), кадровые проблемы (Н.А. Серно-Соловьевич, А.П. Щапов) и др.
Управленческие идеи революционных демократов получили свое развитие прежде всего в работах лучших представителей рус­ского революционного народничества, к которым принадлежал и П.Л. Лавров (1823—1900). Он развил идеи Н.В. Шелгунова, Н.Г. Чернышевского и других революционных демократов. В трак­тате «Государственный элемент в будущем обществе» П.Л. Лавров глубоко и конструктивно исследовал и разработал проблему по­степенного «исчезновения» государственного элемента в будущем обществе рабочего социализма России. Он проводил не только теоретические рассуждения по этой проблеме, но сформулировал по существу программу конкретных действий, руководство для реальной деятельности по организации управления экономикой в этом обществе. Считая себя социалистом и являясь сторонни­ком крестьянского пути развития общества, ярым противником всякого рода монополий и конкуренции, он выступал против «гос­подства патологических потребностей экономической монополии и всеобщей конкуренции, прямо противоречащих задаче соли­дарности членов общества, задаче, лежащей в основе всякого понятия об общественном союзе». И монополия, и конкуренция, и религия ассоциировались у Лаврова с властью, поэтому отно­сительно «государственного элемента, относительно элемента принудительной власти одной доли общества над другой следует поставить вопрос: насколько этот элемент может быть необходим в обществе, построенном по началам рабочего социализма, или по существу нового общества, или временно, при разных фазах развития нового общества».
П.Л. Лавров, как и Н.Г. Чернышевский считал, что в любом государстве, при любой форме управления будут существовать отрасли «общественной службы», т.е. «общественной работы», которые необходимо будут выполняться, притом «их издержки будут оплачиваться обществом как государством». Эти отрасли — обеспечение «общественной безопасности (полиция и правосу­дие)», «медицинская служба», «ученые изыскания разного рода, ученые экспедиции и т. п.» (так как «никакая частная компания не станет рисковать, вознаграждая научные работы, которые мо­гут не привести ни к какому более или менее важному открытию, способному принести барыш этой компании»), почта, телеграф и т. д. Сюда же относятся «те работы, которые требуют обширного совокупного труда, комбинированных усилий большого числа рабочих; эти производства нуждаются поэтому в одном высшем руководстве, которое может быть отдано лишь в руки обществен­ной администрации».
Признавая объективную необходимость существования отрас­лей общественной службы в будущем обществе, Лавров вынужден был признать необходимость для их исполнения принудительной власти, принудительного подчинения. Однако считал, что будущее социалистическое общество будет состоять «из людей, выросших под влиянием идеи общественной солидарности в воспитании, в обычае, в литературе, в науке, в философии», поэтому «власть» его будет не принудительной, а осознанно общественной, избран­ной этими людьми. Иллюстрируя свои рассуждения на примере участия членов будущего общества в одном из союзов по добыче угля, Лавров пишет: «Каждый член общества может каждую ми­нуту оставить копи, но пока он участвует в их разработке, он нравственно обязан безусловно подчиняться свободно избранным руководителям работ. Общественное мнение тяжело обрушилось бы на него и в том случае, если бы он легкомысленно бросил работу на себя взятую и если бы вздумал не подчиняться руковод­ству лиц, поставленных в управление работами тем самым союзом, К которому он добровольно приступил.
Мне кажется, что при подобном устройстве — а в будущем устройство может быть придумано несравненно совершеннее, чем Мы в состоянии вообразить его теперь, — никакой «монополии» или «эксплуатации» быть не может. Вмешательство какой-либо государственной или общественной власти совершенно излишне». «Государственный элемент в будущем обществе, когда это обще­ство вполне проникнется началами рабочего социализма, может не только дойти до известного минимума, но может и совершенно исчезнуть».
При этом под государственной властью П.Л. Лавров понимал не современное ему государство, а «общество рабочего социализма», поскольку «между современным государством и рабочим социа­лизмом ни примирения, ни соглашения нет и быть не может».
В главе «На другой день после революции» анализируемого трактата Лавров предложил схему постепенного отмирания госу­дарственного (точнее, властного) элемента, необходимого в самом начале революции. Этот элемент некоторое время нужен для «экономического обеспечения, общественного развития и обще­ственных отношений, а также для обеспечения безопасности в обществе». Он отомрет по мере того, как общество достигнет состояния «рабочего социализма», когда все земли будут переданы «русским крестьянским общинам», средства связи и транспорта — рабочим и в итоге уничтожится эксплуатация человека человеком. Поскольку идеи об этом были высказаны до Лаврова (и он это не отрицал), то ему была известна их критика со стороны М.А. Бакунина, который в работе «Государственность и анархия» писал: «Никакой ученый не в состоянии определить даже для себя, как народ будет и должен жить на другой день социальной рево­люции. Это определится, во-первых, положением каждого народа и, во-вторых, теми стремлениями, которые в них проявятся и будут сильнее действовать, отнюдь же не руководствами и уясненными сверху и вообще никакими теориями, выдуманными накануне революции». М. Бакунин высказал свое негативное отношение к господствующему положению пролетариата после победы в соци­альной революции. А Лавров тем не менее в своем проекте сохранил властные функции за пролетариатом в решении политических и экономических вопросов, возникших сразу после революции, «ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества».
Можно предположить, что Лаврову была известна позиция К. Маркса по этому вопросу, изложенная им в «Конспекте книги Бакунина «Государственность и анархия» (1875). Маркс, в част­ности, писал: «Классовое господство рабочих над сопротивля­ющимися им прослойками старого мира должно длиться до тех пор, пока не будут уничтожены экономические основы существо­вания классов».
Но Лаврова занимали не только управленческие проблемы государства. Разрабатывая большую экономическую программу «общества рабочего социализма», ее конструктивную часть дли реализации «На другой день после революции», Лавров задумал и более детальные разработки, относящиеся к отдельным стадиям процесса социалистического общественного производства, часть которых, как мы уже видели, вошла в большую программу. Об одной такой «задумке» нам стало известно из найденных в лич­ном архиве П.Л. Лаврова рукописных автографических заметок. С одной стороны, они напоминают конспект работ каких-то авторов, а с другой — очень похожи на план будущей работы (в которой, возможно, предполагалось использовать работы этих авторов). К сожалению, эту часть архивного фонда Лаврова никому из историков управленческой мысли расшифровать пока не уда­лось, но мы склонны все-таки считать, что была задумана соб­ственная работа по экономической и управленческой тематике. По отдельным заметкам видно, что Лавров задумал разработать несколько учений. В некоторых случаях план расшифровывается. Приведем часть его заметок:
«2. Учение о потреблении».
«3. Учение о производстве:
а)  производство и техника;
б)  труд человека;
в)  пособия, доставляемые природой...
г)  производительность труда...
д)  размеры производства...
е)  организация производства». «4. Учение об обмене:
а)  явления обмена вообще;
б)  первобытный обмен;
в)  значение техники путей сообщения;
г)  рынки и формы торговли».
Наибольший интерес для управленческой науки представляет разработанный П.Л. Лавровым проект программы действий по организации экономического обеспечения народа, совершившего Крестьянско-пролетарскую революцию во главе с «социально-революционным союзом», члены которого — «убежденные и ор­ганизованные социалисты-революционеры» понимают задачи «рабочего социализма», в том числе экономические. Сама орга­низация общества «рабочего социализма» базируется на 3 прин­ципах: общественная собственность на средства производства («общего наделенного имущества»), обязательный всеобщий труд И солидарный союз всех рабочих (для установления повсеместно Нового порядка и контроля над ними, для отражения натиска внутренних и внешних врагов рабочей России).
На основе этих принципов социально-революционный союз должен разработать и представить всему народу готовую программу действий, а затем руководить ее осуществлением. Можно понять П.Л. Лаврова-народника, когда он говорит, что «главной почвой революционной деятельности в России» будет русская крестьян­ская община. Тем не менее уже в 70-х годах XIX в. (до появления группы «Освобождение труда») во главе восставших революцио­неров и представителей пролетариата он называл рабочих фабрик, заводов, угольных копий, железных дорог.
Однако как сочетается руководящая деятельность членов со­циально-революционного союза с ранее высказанным принципом Лаврова об исчезновении власти и эксплуатации в новом обще­стве? Лавров считает, что члены союза в большинстве своем — представители простого народа, в своей деятельности и влиянии на массы они не пользуются властью и принуждением, а опира­ются на доверие к ним со стороны народа. Причем указанные выше 3 принципа относятся ко всем гражданам. В частности, согласно второму принципу (обязательный всеобщий труд на об-шую пользу) члены «социально-революционного союза должны будут немедленно показать на личном примере, что руководители общественными делами должны участвовать в самых тяжелых производственных работах наравне с другими  работниками». Поскольку «труд распоряжения общими делами будет разделен» среди членов союза, у них будет возможность часть своего времени отдавать физическому труду для «производства средств существо­вания» нового общества. Лавров придавал этому принципу боль­шое значение, считая, что именно в такой форме его реализации в новом обществе будет раз и навсегда разрушена «ассоциация представителей власти и устранения от обыденного труда».
Итак, для экономического обеспечения членов нового обще­ства некоторое время можно использовать существующие («пере­шедшие») запасы продуктов питания и т. п., жилища и угодья, а сразу после революции необходимо «безостановочное произ­водство предметов обиходного потребления». Лавров считал, что члены социально-революционного союза, как самый подготовлен­ный и передовой отряд народа, свершившего революцию, должны заранее знать (это «их прямая обязанность») состояние и разме­щение запасов (мука, зерно, скот на убой и рабочий скот, орудия труда, основные предметы потребления и т. п.), жилищ и угодий всякого рода территории, на которой они работают. Одни должны по возможности собрать достоверные сведения по этим предметам и относительно ближайших территорий, где еще не произошла революция, но вполне вероятна. Им необходимо знать числен­ность и размещение по стране населения, которое должно быть обеспечено предметами первой необходимости.
В связи с этим немедленно должны быть устроены централь­ные склады для продуктов питания, одежды, рабочих орудий; «организованы общие стада и табуны под наблюдением выборных людей; должна быть организована раздача всего необходимого со складов»; составлен список всех помещений и в них размещены рабочие («по решению рабочего союза или по жребию»).
П.Л. Лавров понимал грандиозность, масштабность предсто­ящих задач и в своей экономической программе старался преду­смотреть реализацию многих управленческих функций, по крайней мере с точки зрения расширенного воспроизводства. Так, кроме указанных функций, он предусмотрел перераспределение запасов продуктов общественного производства, специфика которого в новом обществе обусловливалась неравномерным размещением и распределением наличных запасов по территории страны (с точки зрения «потребностей населения»). В силу этого для правильного обеспечения потребностей «придется немедленно перевезти хлеб из амбаров кулаков» и спекулянтов в амбары полуголодных сель­ских общин; скот с помещичьих хуторов перераспределить по общинным стадам; одежду из городских лавок — по сельским складам и т.д. «Лишь перераспределение этих предметов первой потребности, орудий труда и т. п., перераспределение, совершен­ное со знанием положения дела, местных потребностей, местных средств, и притом совершенное энергично, может явиться дейст­вительною помощью большинству населения».
Кроме того, в новом обществе необходимо было спланировать и организовать («наладить») собственно производство как средств потребления, так и средств производства. С этой целью Лавров предлагает немедленно «запахать все межи и уничтожить внешние межевые знаки» на новых общественных землях, рассчитать по­требности населения и исходя из этого произвести новую запашку («Конечно, лучше — нив»).
Исходя из рассчитанных потребностей должно быть организо­вано строительство новых жилых зданий, центральных складов, амбаров, хлевов и т. п., причем «общим трудом». «Изготовление одежды (которое, может быть, удобнее будет концентрировать в городах) должно быть тоже соображено с потребностью...» По мнению П.Л. Лаврова, производство предметов роскоши может быть приостановлено «до упрочения нового строя», а «производ­ство на фабриках предметов общего потребления» — даже расши­рено, «особенно орудий труда». Лавров ставил вопрос не просто об организации производства, а о «рациональной» его организа­ции. Он пишет: «Число участвующих в этих фабричных работах должно увеличиться, чтобы труд каждого был менее продолжите­лен; все участвующие должны немедленно составить артель для обсуждения приемов, с помощью которых работа стала бы легче и безопаснее, не уменьшая количество производимых предметов, но, б случае нужды, даже увеличивая его».
Обеспечение равномерного перераспределения и сбыта про­дуктов первой необходимости по стране потребует организации работы транспорта и других средств связи (телеграфа, почты). И это предусмотрено в программе Лаврова: «С первой же минуты распоряжение перевозочными средствами и увеличение средств сообщения должно сделаться одной из главных забот организато­ров». А поскольку «средства сообщения находились большею частью в руках государства или больших компаниях, то социально-революционному союзу нужно будет обратить особое внимание на состав рабочих транспортных общин и артелей, введя в них при необходимости членов союза».
Раскрыв содержание функций экономического обеспечения молодой республики «рабочего социализма», Лавров переходит к организации этой сферы деятельности. Причем характеристика как структуры, так и процесса организации дана им настолько подробно и ясно, что напоминает современные «методические указания», хотя речь шла лишь о «будущем» обществе совершенно новой формации.
Согласно Лаврову, часть членов революционного союза данной территории должна составить так называемый «комитет работ и продовольствия, т. е. они заранее назначаются на то, чтобы на другой день после революции посвятить свою деятельность эко­номическому обеспечению населения этой территории и распо­ряжению перевозочными ее средствами». Для организации этих работ представители комитета обладают всеми правами и сред­ствами (в том числе и информацией о запасах). Комитет делится на «земские союзы», а те — на «надлежащее число местных групп». Для выполнения большего круга работ земский союз привлекает специалистов различных отраслей — возможно, из числа лиц. сочувствующих революции и даже из «стоявших вовсе вне движе­ния», если только члены союза считают их заслуживающими доверия, честными, умными, распорядительными и знающими дело». Земский союз, представляющий собой многоотраслевой хозяйственный орган, подразделяется на отраслевые секции, «каждая из которых заведует своим специальным делом (желез­ными дорогами и телеграфами... мостами и дорогами и т.п.)». Для выполнения работ подбираются кадры из рабочего населения территории. Между комитетом и земским союзом должен быть распорядительно-координирующий орган — распорядительный
совет.
Таким образом, процедура формирования всех перечисленных органов, по Лаврову, такова: «Члены социально-революционного союза, находящиеся на данной территории, выберут из своей среды комитет работ и продовольствия, а он выберет из своей среды распорядительный совет, который сам пригласит себе помощни­ков, т. е. составит земский союз, предоставляя остальным членам комитета разделиться на местные группы». Эта схема органов управления хозяйством представлялась непостоянной с точки зрения способов и процедур формирования. П.Л. Лавров был про­тивником всякого рода власти, поэтому в его организационной концепции были предусмотрены меры, ослабляющие вначале необ­ходимую революционную власть. Так, по мере распространения и укрепления рабочей власти России на всей территории страны на собрании представителей социально-революционного союза через определенные сроки («например, 3 месяца») необходимо ста­вить вопрос о целесообразности сохранения распорядительного совета, избранного из членов комитета работ и продовольствия. Если члены союза решат, что рабочее население России уже готово «более сознательно приступить к новому строю», а это одновре­менно будет означать, что комитет работ и продовольствия охва­тил большинство сознательного рабочего населения, то процедура формирования и соответствующие взаимоотношения комитета, распорядительного совета и земского союза существенно изме­нятся. С этого момента «революционная власть распорядитель­ного совета, которая есть власть меньшинства, переходит в раци­ональное   самоуправление   большинства   рабочего   населения, составляющего комитет работ и продовольствия. Он выделяет из своей среды земский союз путем выбора для заведования общими Делами территории по экономическому обеспечению населения. Земский же союз, члены которого до сих пор были приглашаемы распорядительным советом, теперь выбирает этот распорядитель­ный совет из своей среды, для более удобного ведения дел, и может сменять его членов смотря по надобности».
Одновременно расширяется специализация комитета работ и продовольствия. «Когда социально-революционный союз охва­тит сам большинство населения и, следовательно, мало-помалу потеряет свою обособленность, само собой разумеется, и члены комитета работ и продовольствия не будут специально заниматься вопросом об экономическом обеспечении населения, но разделят свое время между разными занятиями... Пройдет поколение... всякое назначение и приглашения на должности станет излишним. Свободный выбор занятий, свободный выбор распорядителей дела самими участниками установится мало-помалу во всех отраслях работ по экономическому обеспечению населения; и незаметно из социально-революционного строя, организованного на другой день после революции с немалою долею власти в распорядитель­ных советах, изгладится эта доля власти ввиду полнейшего осуще­ствления федеративного начала рабочего социализма». В итоге в стране рабочего социализма установится такие порядок и органи­зация решения вопросов экономического обеспечения, которые по форме есть «собственно старый, традиционный, исторический орган общественной жизни русского народа. Это есть мирской сход, но получающий теперь совсем иное значение. Он обращается в «общий сход самодержавной общины», состоящей из всех рабо­чих, примкнувших к восстанию», т. е. из тех, кто принимал учас­тие в восстании, сочувствовал ему, и из числа колеблющихся, но хороших, сознательных специалистов. Когда это произойдет (а это «объединение» будет «последним актом революционной власти лиц социально-революционного союза»), то, по мнению Лаврова, «государственный элемент в распоряжениях по экономическому обеспечению населения может быть уже доведен до весьма не­большого минимума: все участвуют в распоряжениях работами и запасами; всякий подчиняется лишь решению, в котором сво­бодно участвовал; преобладание одного над другим на сходе зави­сит лишь от умственного и нравственного превосходства, а не от какого-либо экономического давления, и даже злоупотребление этого преобладания устраняется строгим взаимным контролем наиболее развитых членов общины».
П.Л. Лавров постоянно искал средства снижения государст­венно-властного элемента в обществе рабочего социализма. Его рекомендации настолько детализированы (учитывая отсутствие «экспериментальной проверки» предлагаемой модели), что прихо­дится только удивляться продуманности, завершенности и систем­ности его концепции по организации управления экономическим обеспечением будущего социалистического общества.
В заключение анализа взглядов П.Л. Лаврова приведем одно из таких средств, которое он предусмотрительно разработал и которое, по его мнению, гарантировало устранение «язв» власти и обеспечивало действительное (а не на словах) равенство всех граждан в управлении хозяйством, а вместе с тем и в управлении будущим рабоче - социалистическим обществом. Идея заключается в том, что люди в будущем обществе сознательно будут трудиться на благо общества определенное время, беря на себя как обяза­тельство, например, такое «нормальное распределение занятий: 5 ч мышечной и 7 ч мозговой работы в сутки». И это время должно распределяться по многим видам работ, принадлежащих различ­ным экономическим обществам, союзам (отраслям хозяйства).
На примере одного из граждан Лавров поясняет свою идею. Этот гражданин одновременно является членом «общества под­держки и ремонта плотин и каналов», в котором трудится по 2 ч ежедневно, «членом общества содержания улиц» в городе, и этой работой он занят 1 ч ежедневно, «членом общества изготовления оптических инструментов» (2 ч); он же член «статистического бюро, общества переводчиков и работ по высшей математике», на работу в которых употребляет в совокупности 7 ч. При этом в зависимости от личных особенностей и условий труда он может менять работы в течение дня или же по другому графику. Если, к примеру, он вступит в «общество разработки копий» углекопом, отдавая через день на это 2 ч, а в «обществе поддержки и ремонта плотин и каналов» заявляет, что будет работать там через день, то в итоге он по-прежнему отдает все свое время, на деле оставаясь свободным в выборе занятий.
Лавров сознательно предусматривает неравенство этого граж­данина в различных союзах, что только укрепляет все общество. К примеру, он простой углекоп в одном обществе, один из руко­водителей работ по изготовлению оптических инструментов и «президент союза математиков-открывателей для целой страны». И наоборот, «приглашенный председатель комитета управления копями» может быть рядовым членом в союзе сапожников, ис­полнителем в союзе химиков и т. д. «И тот, и другой отдают обще­ству все свои силы. И тот, и другой получают от общества лишь все необходимое для своего существования и развития». При этом «всякий член может быть выбран на общем собрании (выделено нами. — Авт.) в комитет управления, может быть даже выбран главным руководителем работ, если он придумал лучшую систему ведения этих работ». Конечно, для общего руководства обширными хозяйственными делами понадобится «власть, которая придавала бы им единство и цельность, которой бы подчинялись все участ­ники». Но это — власть, избранная теми, которые ей подчиняются, и существующая только до того момента, пока она необходима для рационального ведения дела.
Распределение равноправных членов социалистического об­щества по различным отраслевым союзам к тому же препятствует возникновению монополий в той или иной отрасли. Во-первых, потому, что каждый член данного общества есть в то же время член других союзов, из которых он может быть исключен за по­пытку монополизировать данную отрасль хозяйства. Но главное, потому, что «подобная мысль даже не может возникнуть в обществе, состоящем из людей, выросших под влиянием идей обществен­ной солидарности в воспитании, в обычае, в литературе, в науке, в философии».
В итоге в будущем обществе исчезнет государственная «при­нудительная» власть, а вместе с ней и «управление (принудитель­ное) человека человеком". Каждый гражданин социалистического общества будет добровольно вступать в различные отраслевые союзы и являться равноправным их членом. «Эти многочислен­ные нити, связывающие человека с обществом и существенно важные для личного развития человека, для расширения его мысли и его способностей, составят одно из важнейших ручательств в том, что ни один человек не будет иметь возможности на какой-нибудь отдельной отрасли деятельности попытаться противопо­ставить свой личный интерес интересу общему».
Изучая управленческую мысль пореформенной России, часто сталкиваешься с такими удивительными источниками развития мысли, когда, казалось бы, интересы представителей одного и того же класса должны были объединяться для борьбы с общим оппо­нентом, которых, особенно у идеологов трудящихся классов, было предостаточно. Однако время и силы уходили больше на выяснение научных отношений и поиск научной истины именно в дискус­сиях с единомышленниками и коллегами. Подчас эти дискуссии проходили в резкой форме и приводили к разрыву в дружеских отношениях, к размежеванию групп в научных обществах, к рас­колу в революционных кружках и союзах. Так поступил П.Л. Лав­ров по отношению к революционным народникам-анархистам, в свое время от Лаврова резко отошел Г. В. Плеханов, а с Плехано­вым разорвал В.И. Ленин. Конечно, в каждом подобном случае прогрессивная общественная мысль, а вместе с ней и управленчес­кая, только приобретала нечто качественно новое, продвигаясь вперед в своем развитии. Но следует подчеркнуть и другое.
Дело в том, что новые, со временем становившиеся реализу­емыми и эффективными идеи и «продвижения», в отличие от от­крытий в естественных науках, часто не могли быть проверены экспериментально. Острота и экстремальность ситуации в клас­совом капиталистическом обществе, объективное отсутствие экс­периментальной базы, личные свойства характера ученого и т. д. и т. п. — это условия, которые нельзя сбрасывать со счетов при оценке развития ИУМ. Но эти же условия нередко приводили и к распылению сил коллектива единомышленников, к выпаде­нию из него представителей, имевших до этого момента большие заслуги. Например, П.Н. Ткачев одним из первых стал рас­пространять марксистские работы и пропагандировать марксизм в России, он автор воззвания «К обществу!», неоднократно был в ссылках за участие в революционном студенческом движении. Он автор призыва: «Философы, теоретики и практические деятели должны быть по-настоящему связаны друг с другом тесными, неразрывными узами. Пока будет продолжаться их антагонизм, человечество не может подвигаться вперед». В то же время Ткачев — автор крестьянской разгульной прокламации, он вступил в поле­мику с П.Л. Лавровым, Ф. Энгельсом и даже с М.А. Бакуниным и оказался по существу в изолированном положении, находясь в эмиграции, когда ему было всего 30 лет. Конечно же, объек­тивно это была потеря для общего развития мировой обшественной мысли.
Из общей группы (довольно малочисленной в 70-х годах XIX в.) прогрессивных общественных мыслителей выпал один из предста­вителей, который до этого способствовал развитию общественной мысли.
Таким образом, в общественных науках, не имеющих экспери­ментальной базы, помимо обращения к истории как к «реальному эксперименту» (об этом речь шла в главе 1), необходимо также обеспечение специфических условий для научной деятельности, организации научной работы, создания творческого научного кли­мата. Речь идет прежде всего о режиме «научной терпимости» в научном сообществе.
В одной из работ магистра Московского университета Г.Ф. Симоненко на эту тему есть такие слова: «Научная нетерпи­мость менее всего имеет прав на свое проявление в социальных науках, так как они почти не представляют еще пока настолько вполне выясненных, проверенных и доказанных положений, чтобы кто-либо из серьезных мыслителей, занимающихся ими, мог сказать с уверенностью, не допускающей никакого сомнения, что тут истина, а тут ложь» [17].

5.4. ОБСУЖДЕНИЕ ВОПРОСОВ УПРАВЛЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВОМ НА ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННЫХ СЪЕЗДАХ

Одной из форм отражения развития управленческой мысли, прежде всего буржуазной, в России второй половины XIX в. были общеотраслевые и отраслевые съезды (как всероссийские, так и региональные), съезды научных и научно-технических обществ («Вольного экономического общества», «Русского технического общества» и др.). На съездах выступали организаторы различных производств, руководители и специалисты промышленных пред­приятий, железных дорог, почты и связи, управляющие и спе­циалисты отраслей сельского хозяйства. Наряду с учеными на съездах были широко представлены практики, хозяйственники, в докладах которых среди других вопросов рассматривались отраслевые проблемы организации и управления производством и пути их решения.
В этот период в России состоялось 3 общероссийских торгово-промышленных съезда, несколько десятков отраслевых региональ­ных съездов и съездов научно-технических обществ.
/ всероссийский съезд фабрикантов, заводчиков и лиц, интересу­ющихся отечественной промышленностью проходил с 16 мая по 16 июня 1870 г. в Петербурге. Он был организован «Русским техническим обществом» и «Обществом для содействия русской промышленности и торговле» и приурочен к Всероссийской ману­фактурной выставке. За время работы съезда состоялось 2 общих заседания, а 6 отделений съезда провели 17 заседаний. О назна­чении промышленных съездов было сказано во вступительном слоае В.И. Вешнякова и В.А. Полетики. Так, В.И. Вешняков сказал: «Промышленность почувствовала потребность в самопо­знании, в уяснении самой себе своих нужд». Среди главных средств достижения подобного «самопознания» он назвал промышленно-технические и экономические съезды, которые в отличие от России в других странах давно проводились.
Среди причин возникновения потребности в самопознании и в совместном обсуждении промышленных вопросов В.И. Веш­няков, изучив опыт развития крупных промышленных государств, назвал объективный отказ от политики и системы полицейского государства (с его жесткой регламентацией) и переход к политике свободной торговли и промышленности. Именно функциониро­вание в условиях большого числа степеней свободы довольно быстро привело к необходимости консолидации усилий промыш­ленников для решения схожих или общих проблем, централизации руководства решением некоторых из них.
В.А. Полетика сформулировал главные причины созыва всерос­сийского съезда: «Недостаток сближения между нашими промыш­ленными людьми, недостаток согласования между различными промышленными интересами, недостаток обдуманности в наших общих промышленных начинаниях давно уже чувствуется в на­шей промышленной жизни. Для того «чтобы пробудить в нашей публике большую заинтересованность к нашим промышленным вопросам, вызвать заявления со стороны промышленных деятелей и разъяснить для самих себя, как лучше направить свою дальней­шую деятельность, для существенного удовлетворения наиболее настоятельным нуждам и потребностям нашей промышленности», и был созван первый в России торгово-промышленный съезд.
Подготовительный комитет предложил съезду программу, которая, на наш взгляд, представляет интерес. Приведем 7 из 18 вопросов, поднятых на съезде:
1.    В чем выразилось влияние сооружения настоящей сети желез­ных дорог на развитие фабричной и заводской промышлен­ности? (вопрос повестки дня 1-го отделения съезда).
2.    Какими мерами можно поднять нашу горнозаводскую и меха­ническую промышленность? (2-е отделение съезда).
3.    Какое участие могут принять наши фабриканты и заводчики в собирании точных статистических сведений о промышлен­ности?
4.    Какие изменения в уставе фабричной, заводской и ремеслен­ной промышленности были бы наиболее желательны? (оба вопроса 3-го отделения).
5.    Какое влияние на промышленность имел тариф 1868 г. (4-е отделение).
6.   Каким образом можем мы усилить сбыт за границею наших фабричных и заводских произведений? (5-е отделение).
7.    В какой степени молодые люди, получившие образование в высших технических заведениях, удовлетворяют потребнос­тям промышленности? (6-е отделение).
Даже из этого неполного списка вопросов видно, насколько широким и системным был подход к решению хозяйственных проблем. Часть предложений и рекомендаций как этого, так и последующих промышленных съездов находила отражение в правительственных решениях, в Уставе о промышленности, в реальных действиях и изменениях государственного управления хозяйством страны. Однако большинство этих предложений по тем или иным причинам так и не было внедрено. Назовем одну из этих причин.
При исследовании ИУМ России XIX в. было обнаружено много фактов, подтверждающих тенденцию сближения теорети­ческих позиций идеологов двух господствующих классов. Тем не менее дворянство, пользуясь правом старшинства, правом первого и окончательного решающего голоса, тщательно взвешивало и оценивало предложения буржуазии, прежде чем претворять их в жизнь, видя в каждом из них потенциальную опасность укреп­ления позиции буржуазии. Дворянство очень неохотно уступало свои позиции. Вообще говоря, союз дворянства и буржуазии в ре­шении многих важнейших экономических вопросов был мнимый. Эти классы объединялись лишь в борьбе против общего врага — крестьянства и пролетариата, но если сталкивались их собствен­ные интересы, то дворянство никогда не уступало. Более того, некоторые представители дворянства, пользуясь верховной властью, так меняли, искажали более или менее разумные предложения буржуазии, касающиеся экономического положения страны, что невольно экономическая проблема сохранялась, а то и принимала более острый характер. Известен, к примеру, случай, когда после долгих обсуждений в буржуазной прессе и различных буржуазных предпринимательских организациях вопроса о недостатках искус­ственных мер по поддержанию курса рубля на зарубежных рынках Министерство финансов в очередной раз (в 1876 г.) предприняло такую меру, якобы в интересах промышленников, и с этой целью продало за границу 60 млн руб. золотом. Однако обогатились за счет этого только помещики-дворяне, прожигавшие за границей огромные суммы, и посредники-банкиры.
Именно об этих мерах К. Маркс писал в письме к П.Л. Лав­рову: «Русское правительство... снова сделало глупость, пытаясь в течение двух или трех недель искусственно поддерживать курс рубля на Лондонской бирже». Такой факт превосходит всякие границы. Это стоило ему около двадцати миллионов рублей, что равносильно тому, как если бы оно бросило эти деньги в Темзу.
Эта нелепая операция — искусственная поддержка курса за счет правительства — принадлежит XVIII веку. В настоящее время к ней прибегают только алхимики русских финансов. Со времени смерти Николая эти периодически повторяющиеся бессмыслен­ные манипуляции стоили России по крайней мере 120 миллионов рублей. Так может поступать лишь правительство, которое еше серьезно верит во всемогущество государства».
Другой пример. Одним из средств повышения общей эффек­тивности национальной экономики всегда считалась политика таможенных тарифов и пошлин на ввозимые и вывозимые сырье и продукты. После того как в 50-х годах XIX в. в России увеличи­лась потребность завоза машин и оборудования (особенно в связи с бурным строительством железных дорог), правительство, следуя политике фритредерства и стремясь «поднять народное благосо­стояние и наполнить казенную мошну», свело до нуля пошлину на машины и детали машин. Несмотря на многочисленные вы­ступления промышленников в печати, до 1868 г. тариф на машины не менялся. В это же время дворянская печать (во главе с «Москов­скими ведомостями» Каткова) ядовито высмеивала «патриотизм» и доводы капиталистов. В тот же период были довольно высокие пошлины на ввозимый (очень нужный стране) чугун. Пока шел спор между протекционистами и фритредерами, предприимчивые заводчики-литейщики не замедлили этим воспользоваться. По­скольку пошлина на машины была нулевой, то по сути «строить машины — это великое образовательное дело в России, было за­прещено, вследствие чего получался такой курьез: чтобы получить чугун, из-за границы для отливки целыми кораблями выписыва­лись беспошлинно машинные части, самой грубой отливки. Их ло­мали на заводе и переплавляли в требуемые чугунные предметы». Ситуация резко стала меняться после введения нового тарифа в 1868 г., результаты действия которого обсуждались на торгово-промышленном съезде.
Наиболее яркий чисто управленческий пример связан с не­однократными попытками создать единый государственный орган управления промышленностью, сельским хозяйством и торговлей. Потребность в нем возникла еще до отмены крепостного права, а после отмены проекты его содержались в программах передовых деятелей, ученых, ряда министров. Все крупные промышленные страны имели единое руководство государственным хозяйством. И только Россия не торопилась это делать, ибо, как было отмечено в предыдущей главе, национальные интересы отходили в сторону, если дворянство чувствовало усиление позиции конкурента на господство. Оно в лице большинства представителей придумы­вало различного рода отговорки, использовало старый прием затяжки и бесконечного обсуждения решения вопросов. Проблема затихала, но не исчезала совсем. В конце концов экономическая и управленческая проблемы сохранялись и часто даже обостря­лись.
Эти рассуждения приведены для того, чтобы пояснить, почему в программах российских съездов часто повторялись одни и те же стратегические вопросы, казалось бы, однажды уже кардинально решенные. Эти вопросы, в основном касающиеся кредитной, таможенной и тарифной политики, а также кадровые проблемы включались в повестку дня съездов, по нескольку дней обсужда­лись, по ним принимались решения, резолюции и рекомендации, которые направлялись в правительственные органы (в Министер­ство финансов, Министерство народного просвещения, Мини­стерство внутренних дел и т. д.). Вызывает удивление не сам факт совпадения формулировок вопроса, а тот уровень его решения, с которого начиналось обсуждение на очередном съезде. При оз­накомлении с содержанием докладов выясняется, что проблема известна участникам съезда давно, что пути ее решения в принци­пе тоже известны, но поскольку экономические и другие условия несколько изменились и решение ее не было внедрено до конца (вообще не внедрено или внедрено в искаженном виде), то на съезде вынуждены вернуться к ее обсуждению.
Вот, к примеру, резолюции I всероссийского съезда по кадро­вым вопросам:
«Для увеличения пользы, приносимой промышленности моло­дыми людьми, получившими образование в высших технических заведениях, съезд выражает желание:
а)  чтобы, не уменьшая объема теоретического образования в высших технических заведениях и держа его постоянно на уровне последних успехов в науке и технике, были усилены практические занятия обучающихся в этих заведениях молодых людей, с требо­ванием отчетливого исполнения поручаемых им работ;
б)  чтобы фабриканты, заводчики и вообще предприниматели больших промышленных предприятий не отказывали бы в приня­тии к себе на службу молодых людей, окончивших курс в высших технических заведениях и под своим наблюдением, приучая их систематически к практическим занятиям, способствовали бы окончательному образованию из них вполне знающих свое дело техников-специалистов;
в) чтобы с той же целью в концессиях на промышленные пред­приятия, выдаваемых с гарантией от правительства, поставлялось бы в условие: при начале организации технического дела — при­нимать на службу известное число молодых людей, окончивших курс в русских высших технических заведениях;
г)  чтобы реальные гимназии были поставлены в такие усло­вия, при которых бы они могли продолжить свое существование и распространяться, так как они должны доставлять главный контингент учеников, удовлетворяющих требованиям высших технических заведений».
При обсуждении кадровых вопросов были высказаны инте­ресные точки зрения на проблему подготовки инженеров и тех­ников с навыками «распорядительства». Так, известный уже в ту пору профессор Петербургского технологического института И.А. Вышнеградский (в 1888-1892 — министр финансов) отмечал, что высшее специальное учебное заведение не может дать готовых практиков: оно может подготовить специалиста, который довольно скоро становится отличным практиком; оно может сообщить специалисту много знаний, много практических сведений, но оно «не может дать ему, без всякого сомнения, ни распорядительности, которая нужна на практике — (выделено нами. — Авт.), не может дать ни других многих качеств, которые для этого необходимы и которые получаются единственно посредством того, что чело­век постоянно на деле обращает на него все свое внимание и мало-помалу, к нему приучается». И далее, предлагая меры по решению проблемы развития навыков «распорядительства», он сказал: «Весьма желательно, чтобы он (выпускник вуза. — Лет.) с самого начала на фабрике или заводе занимал не всецело ответственную должность, желательно, чтобы он сначала мог непременно усвоить себе те свойства, которые кроме теоретического образования, кроме практических знаний работ, совершенно необходимы для того, чтобы быть ответственным и взять на себя ведение дела. Сюда относится: знание местных средств, знание рынка, знание рабочих, умение с ними обращаться и многие другие знания и умения, без которых всякий самый образованный техник будет плохим распо­рядителем».
Другой участник съезда И.С. Кайгородов указал иное средство решения проблем: «для достижения практических результатов, для того, чтобы уничтожить тот недостаток практичности» студентов технических вузов, необходимо, чтобы вузы заключали договор с фабрикантами и заводчиками, согласно которому они «допускали бы студентов к делу с целью ознакомить их практически и чтобы были увеличены практические занятия; существующее же в насто­ящее время практики, 5-6 недель на заводах, очень недостаточно; при том же при настоящей практике студенты ограничиваются обыкновенно описательной стороной, между тем как с практи­ческими приемами приходится им знакомиться очень мало. Таким образом, необходимо, чтобы студенты ознакомлялись с теми заво­дами, на которых они впоследствии бы занимались, получая за это сначала небольшое вознаграждение».
Как по-современному остро звучат проблемы и как рациональ­ны предлагаемые средства их решения, сформулированные более 100 лет назад!
В программе II торгово-промышленного съезда (июль 1882 г.) среди уже 36 вопросов опять появляются кадровые вопросы, специ­ально обсуждавшиеся на VII секции «Статистика и техническое образование»:
«2. Удовлетворяют ли познания, приобретаемые в техни­ческих и коммерческих училищах, тем требованиям, которые
предъявляет наша промышленность?
3. Каким образом может быть установлена более тесная
связь между фабрикантами и заводчиками и оканчивающими
курс в технических учебных заведениях?»
Заметим: если на I съезде обсуждались проблемы только же­лезнодорожной, горнозаводской, металлической, хлопчатобумаж­ной отраслей промышленности и коммерческого флота, то на II съезде добавлены проблемы остальных отраслей фабрично-заводской и ремесленной промышленности, сельского хозяйства, артельного производства, а также торговли, почты и телеграфа. Вот пример отраслевого вопроса: «Что нужно сделать в видах раз­вития нашей кожевенной, льняной, хлопчатобумажной, шерстя­ной и шелковой промышленности?».
II торгово-промышленный съезд знаменателен для ИУМ тем, что на нем впервые была принята резолюция о желательности образования особого министерства торговли и промышленности, которое должно было заняться организацией местных органов промышленности и торговли. Предложение об этом выдвинул на общем собрании съезда Д.И. Менделеев. Основной же докладчик по этому вопросу был Л.Н. Нисселович, он сделал такие выводы: «Как центральные, так и местные учреждения должны быть осно­ваны на выборном начале; им необходимо предоставить самосто­ятельность и решающий голос; необходимо установить органи­ческую связь между центральными и местными учреждениями, и, наконец, действия их должны быть гласными». Единый «цент­рально-хозяйственный орган должен был объединить в одно орга­ническое целое все отрасли экономического управления», которые в ту пору были «децентрализованы по министерствам» и которые, по мнению докладчика, были трудно управляемы, ибо каждое из ведомств стремилось к «одностороннему соблюдению своих инте­ресов». Централизация же «установила бы дружное и энергическое его воздействие» на многомиллионную рабочую массу, которое позволило бы осуществлять контроль за «правильным отношением производства к потребностям, благосостоянию и благоустройству русской общенародной семьи».
Однако не только кадровые, но и многие другие вопросы, от­носящиеся к организации и, главное, к совершенствованию орга­низации управления производством, оставались нерешенными от съезда к съезду. Поэтому на III всероссийском торгово-промышлен­ном съезде (1896) снова решаются те же вопросы, в том числе и кадровые. Приведем два главных кадровых вопроса III съезда: «26. В каких техниках — с высшим, средним или низшим
техническим образованием — преимущественно нуждается
в настоящее время отечественная промышленность... 29. Организация курсов для взрослых рабочих».
На этом съезде почти в каждом докладе по кадрам (а их было 41) указывались недостатки руководителей производств, инженеров и техников. Наиболее концентрированно они были сформулиро­ваны в докладе инженера С. Шишкова: «Обилие поверхностных сведений, при отсутствии глубокого знания в какой-либо одной, любимой специальности. Незнакомство с коммерческой геогра­фией, жизнью и обычаями своей страны, законами русскими, принципами и важностью коммерческого счетоводства. Часто неправильный, некоммерческий взгляд на свою профессию.
Недостаток критики в своем деле, в выборе своих помощни­ков и т.д., словом, чрезмерная деловая непочатость, отсутствие элементарнейшей хозяйственной и житейской опытности.
Отсутствие инициативы и вялость; отсюда стремление к казен­ному месту, уход с прямого своего поприща в учителя, чиновники. Бесхарактерность. Непривычка к работе быстрой и «в отделку».
Очень ценными и правильными представляются меры, пред­лагавшиеся из года в год практиками и учеными, направленные на устранение недостатков в подготовке практических деятелей, руководителей, инженеров, техников-мастеров, работа которых непосредственно связана с людьми. Все докладчики критиковали существующую в вузах организацию практики и предлагали ее расширить, а главное, дополнить новой формой ознакомления с производством и приобретения навыков руководства — это «пожить и поработать на заводе" до получения диплома. Вот кри­тические слова в адрес производственной практики из доклада технолога А.Ф. Циммермана: «Каждый практикант старался озна­комиться неизменно с техникой производства и решительно не хотел обращать внимание на что-либо другое... Это невнимание ко всему, по мнению будущего техника, нетехническому весьма чувствительно отражается на нем впоследствии. Рано или поздно практикующий техник сам становится распорядителем завода, и у него начинается ряд неудач и неприятностей». Столкнувшись с практическими проблемами, ученый-инженер с ними не справля­ется или справляется с трудом, в итоге владелец заводов «узнает об организаторских и хозяйственных способностях управляющего... ученого-инженера и, спросив его: «Чему вас учат?» — предлагает ему искать новое место работы».
А вот известные нам меры по совершенствованию развития у студентов практических навыков: «Я полагал бы, что наряду с самым широким использованием каждой возможности ознакомить молодого человека, кончающего курс, с практической стороной предстоящей ему работы (командировки на фабрики, мастерские, механические и химические лаборатории и т. п.) следовало бы прежде выдачи инженерного диплома потребовать, чтобы он про­вел год на фабрике или заводе, хотя бы на небольшой должности, ради знакомства с практикой дела, с жизнью и отношениями между работающими людьми, ради выдержки».
Большой интерес вызвал доклад инженера С.А. Назарова о привлечении практиков к чтению лекций и спецкурсов. По нему была принята резолюция съезда: «Признано полезным, чтобы в высших специальных учебных заведениях, кроме чтений профес­соров, люди-практики давали некоторые дополнительные сведения».
Проследив только разработку кадровых проблем лишь на 3 всероссийских съездах, можно сделать следующие выводы. Во-первых, проблема качества подготовки руководителей производства и специалистов поднималась учеными и практи­ками на протяжении второй половины XIX в. Во-вторых, основными причинами постоянного обращения к этому вопросу были недостаточное число образованных руководителей и специ­алистов и низкая управленческая их подготовка. В-третьих, постоянно (с нарастанием остроты) отмечалась необходимость специальной подготовки будущих руководителей, что было обу­словлено, прежде всего родом их деятельности, которая подра­зумевала решение производственно-технических и социальных задач. Этот вывод, менее всего относящийся к ИУМ, а скорее к науке управления, можно даже конкретизировать, если учесть, что аналогичные вопросы поднимались практически на всех от­раслевых и региональных областных съездах, находили отражение в трудах и протоколах специальных заседаний (всероссийских и региональных, научных и научно-технических), в материалах комиссий по исследованию положения различных отраслей, на заседаниях предпринимательских организаций.
Эта точка зрения фигурирует именно в материалах отраслевых съездов и в трудах обществ. Это связано со спецификой данных материалов, как средств, оперативно отражающих реакцию уче­ных и практиков на возникающие управленческие проблемы, процесс борьбы идей и взглядов, столкновения точек зрения науки и практики, порождающих, в свою очередь, новые проблемы и вопросы. Причем связь в этой закономерности взаимная, и нам удалось найти несколько ярких примеров, подтверждающих ее действие как в одну, так и в другую сторону. Это относится к многолетним обсуждениям:
•     вопросов и нередко соответствующих изменений в органи­зации централизованного и децентрализованного управления отраслями промышленности России (горное производство, железные дороги, металлургические и металлические предпри­ятия, сахарная и винокуренная промышленность, образование);
•     экономических мер воздействия на промышленность, сельское хозяйство, транспорт, торговлю (кредиты, тарифы, пошлины, налоги, цены);
•     правовых и организационных проблем  ведения хозяйства (Устав   о   промышленности,   фабричное   законодательство, организационные структуры; функции, права и обязанности служащих и рабочих);
« информационно-статистических аспектов управления производством (нормы отчетности, органы сбора, обработки и хра­нения статистической информации, классификация отраслей и товаров);
•     элементов кадровой системы (содержание, формы и методы, сроки обучения, учебные планы и программы, контингент обу­чающихся и преподавателей) и др.
Прогресс выработки коллективной точки зрения удалось про­следить по материалам работы съездов и обществ. В отличие от современной подачи, в то время наряду с докладами стенографи­ровали и протоколировали все заседания съездов (общие собрания и в секциях или по отделениям), издавали все соответствующие документы. Так же подробно протоколировали и издавали мате­риалы заседаний комиссий обществ (в виде журналов, отчетов, занятий, трудов и др.). Доступность этих материалов, а также довольно подробная информация о такого рода мероприятиях в периодической печати в нескольких десятках журналов и газет
399способствовали тому, что большая аудитория знакомилась с ними и живо откликалась, присылая свои отклики, комментария, кри­тику. Сообщение, а иногда и некоторые доклады съездов публиковались в журналах «Русский курьер», «Русская мысль», «Ураль­ское горное обозрение», в газетах «Молва», «Русь», «Русский труд» и др. В частности, В.А. Гольцев сделал доклад на I съезде «Русского технического общества» в 1882 г. о местных торгово-промышленных советах, где изложил свои идеи о самоуправлении, о представлении интересов потребителей в этих советах («в число членов совета должны быть включены и представители нашего самоуправления, т. е. земства и города»). Через месяц журнал «Русская мысль» поместил заметку об этом докладе с комментариями, хотя труды съезда вышли позже — в 1883 г. Это обстоятельство — постоянный читательский интерес и довольно быстрая реакция периодической печати на события в научной жизни страны — необходимо помнить историку русской управленческой мысли и по возможности использовать материалы печати в качестве одного из важнейших источников ИУМ.

5.5. УЧЕБНЫЕ КУРСЫ ПО УПРАВЛЕНИЮ В УНИВЕРСИТЕТАХ РОССИИ

«Учение об управлении» В.А. Гольцева. Один из разработчиков методологических проблем — В.А. Гольцев (1850-1906) был из­вестной личностью в широких кругах московских и петербургских ученых, писателей, юристов, студентов, «маяком на бурном поли­тическом море». Придерживаясь либерально-буржуазных взгля­дов, В.А. Гольцев был одним из организаторов распространения в России народовольческой газеты «Самоуправление», издавав­шейся в 1882 г. в Женеве. К этому времени он был уже уволен из Московского университета, где еще в 1881/82 учебном году прочитал студентам юридического факультета курс «Учение об управлении».
Основной печатный материал по этому курсу — литографиро­ванное издание, подготовленное двумя студентами, — к сожале­нию, найти пока не удалось. Дело в том, что курс был напечатан небольшим тиражом, разошелся только среди студентов и слуша­телей, не был разослан в университетские и публичные библиотеки. Однако обнаруженная подробная программа курса, работы в этой области его учеников и последователей, многочисленные статьи
400
В.А. Гольцева по отдельным вопросам, рассматриваемым в спец­курсе, позволяют составить довольно ясное представление о мето­дологии, структуре и основных результатах «Учения об управлении»
В.А. Гольцева.
Научная деятельность В.А. Гольцева началась в Московском университете, в котором он учился на юридическом факультете с 1868 по 1872 г. В это время в университете преподавали такие ученые, как ИХ. Бабст (политическая экономия), В.Н. Лешков (общественное право), И.И. Янжул (финансовое право) и другие, курсы которых прослушал В.А. Гольцев. По окончании универ­ситета В.А. Гольцев представил сочинение «Об экономическом законодательстве Петра Великого».
После сдачи экзаменов он был послан в двухгодичную загран­командировку для подготовки к профессорскому званию. Гольцев учился в университетах Парижа, Гейдельберга, Вены и Лейпцига, собирал материалы для магистерской диссертации по теме «Госу­дарственное хозяйство во Франции XVII в.», слушал лекции известных ученых-экономистов и юристов — И.К. Блюнчли, К.Г.А. Книса, В.Г.Ф. Рошера и др. Наиболее сильное влияние на формирование мировоззрения В.А. Гольцева оказал знаменитый в ту пору Лоренц фон Штейн, лекции которого Гольцев слушал в Венском университете в течение осени и зимы 1876 г.
По возвращении на родину В.А. Гольцеву была предоставлена возможность защитить магистерскую диссертацию (1878), но ни одну из двух обещанных кафедр — государственного права и поли­цейского права — ему занять не удалось. После защиты он несколько лет печатался в различных газетах с научно-политическими стать­ями, резко критикуя существующую в России образовательную систему, деятельность Министерства народного просвещения и министра Д. Толстого. Это отрицательно сказалось на его поло­жении в университете. Хотя в 1881 г. он был утвержден в звании доцента, а в 1881/82 учебном году ему разрешили прочитать курс «Учение об управлении», осенью 1882 г. он был отстранен от пре­подавательской деятельности, и ему было предложено подать в отставку. До конца жизни (ноябрь 1906) В.А. Гольцев больше не был допущен к преподавательской деятельности.
Обладая талантом ученого-публициста, он много печатался в газетах и журналах по вопросам политэкономии, права, государст­венного управления и др. Став в 1885 г. фактическим редактором журнала «Русская мысль», Гольцев регулярно вел в нем разделы «Внутреннее обозрение», «Иностранное обозрение», публиковал статьи по научно-политическим и экономическим вопросам. Являясь организатором и секретарем «Московского общества юристов», он часто выступал на его заседаниях, печатался в орга­не этого общества — журнале «Юридический вестник». В общей сложности В.А. Гольцев опубликовал более 200 научных и публи­цистических статей. Анализ работ В.А. Гольцева свидетельствует, что он придерживался либеральных взглядов на организацию государственного управления в капиталистической России (обес­печение народного благосостояния), проповедуя всесослоеность выборных органов, самоуправление в земствах, конституционализм как средство и форму смягчения классовых противоречий.
Как и Л. Штейн, В.А. Гольцев придерживался теории разделе­ния властей, которая своей третьей частью — исполнительная власть — естественно выводила на управленческую деятельность. Содержанием деятельности государства идеалисты школы Штейна считали «совершенствование отдельного человека». Высший госу­дарственный принцип управления заключается в осуществлении полной гармонии всех интересов всех членов общежития. Наука, которая выставляет руководящие положения и правила для уп­равления в указанных целях, и есть учение об управлении.
В отличие от сторонников идеалистической концепции «пра­вового государства», Гольцев смотрел на содержание государствен­ной деятельности несколько шире. Он одним из первых в России сформулировал новую идеалистическую концепцию «культурного государства»  в науке государственного управления.  Он писал: «Первой и величайшею задачею государства остается, без сомне­ния, осуществление справедливости во взаимных отношениях граждан и в отношениях между ними и правительством. Но наряду с этой великою целью государственной деятельности выступает другая. Вопросы общественного благосостояния привлекают все большее и большее внимание современных ученых и государствен­ных людей... Сохраняя лучшие особенности правового государства, уважение к человеческой мысли, неприкосновенность человеческой личности, государство нашего времени берет на себя осуществле­ние таких задач благосостояния, которые непосильны отдельному гражданину или общественным союзам людей. Правовое государ­ство сменяется, таким образом, культурным государством» [18]. Гольцев считал, что «сложные задачи культурного государства определяются прежде всего законодательством страны. Законода­тельная власть устанавливает пределы и способы действия для власти исполнительной. Последняя в границах, отведенных ей законом, издает распоряжения и предписания. Эти распоряжения и предписания или служат истолкованием закона, или регулируют местные, временные нужды».
В целом Гольцев под управлением понимал разнообразную деятельность государства и организованного общества, направлен­ную на обеспечение правосудия, безопасности внутри общества и от внешних врагов и на достижение народного благосостояния. В область учения об управлении «должно входить все, что является делом не отдельной личности, а правительства, церкви, само­управления». Приступая к изложению своего учения, Гольцев на­чинает с того, что считает «нецелесообразным... удерживать для нашего предмета название «право». Юридические отношения представляют результат сложения и разложения общественных сил... Результат вчерашней экономической борьбы, определенный закон видоизменяет с завтрашнего дня экономические отноше­ния. Следствие становится причиной, причина — следствием. Научное изучение «права» поэтому возможно только в связи с изучением всей общественной жизни. Это положение, справед­ливое вообще, имеет особенно важное значение по отношению к вопросам управления. Здесь «право» следит шаг за шагом за рос­том общественных потребностей. В пределах закона непрерывно колеблется необозримое множество распоряжений, живущих только один день, только в одном пункте страны».
Именно поэтому «правом» следует заканчивать изучение обще­ственной жизни. Задачей учения об управлении, по его мнению, служит исследование культурной деятельности государства и раз­нообразных общественных союзов, изучение соответствующих «исторических изменений» в относящихся к данной деятельности правовых нормах. «Конечная цель всякого исследования подоб­ного рода состоит в раскрытии законов сосуществования и после­довательности явлений». Для решения этой задачи Гольцев счи­тает необходимым пользоваться историко-сравнительным и стати­стическим методами научного познания, суть которых заключается в «наблюдении и анализе явлений, установлении причинной связи между ними и открытии законов их сосуществования и последо­вательности».
В другой статье Гольцев писал: «Наблюдение за прошлой и современной жизнью человечества — насколько современность поддается беспристрастной и правильной оценке — освещает дорогу для будущего, вооружает нас знаниями и идеями, при помощи которых мы можем направлять историческое течение, а не быть бессильными свидетелями, невольными жертвами этого течения». Следует отметить, что В.А. Гольцев не только призывал к использованию указанных методов исследования проблем управ­ления и раскрывал их важность, назначение и суть, но и конкрет­но их реализовывал в своей научной деятельности. Так, помимо диссертационной работы о государственном хозяйстве во Фран­ции, В.А. Гольцев переводил и редактировал подобные работы, опубликованные в те же годы, что и спецкурс: «Государственное устройство Бельгии» (1881), «Государственное устройство Голландии» (1S82), «Политические идеи Бенжамена Констана» (1882), «Об ответ­ственности министров» (1883) и др.
Если учесть, что в программе спецкурса есть «Исторический обзор государственного управления на Западе и в России», не­сколько вопросов, посвященных английскому государственному управлению, французскому, германскому самоуправлению и строю общественных союзов (акционерных обществ) в этих же странах, в Соединенных Штатах, Голландии и Австрии, то становятся по­нятными системность и широта взглядов Гольцева, грандиозность задуманных им научных исследований по управлению, выбор эмпирических методов научного исследования.
Использование этих методов исследования, по мнению Голь­цева, позволяет установить устойчивые принципы управления, необходимые в реальной управленческой деятельности. «Задачу при­кладной части учения об управлении (или «искусства управления») составляет... выработка принципов в безгранично-обширной области отношений между управляющими и управляемыми».
Вопросы и идеи учебного курса В.А. Гольцев излагал и развивал в своих многочисленных научных работах, журнальных статьях, в том числе в газете «Самоуправление». Чаще всего он возвращался к проблеме самоуправления — в работах «Государство и само­управление» (1882), «Самоуправление и децентрализация» (1885) и др. Вот как, например, он разделял административную децент­рализацию (т. е. управление на местах без законодательной власти), самоуправление по Штейну и собственно самоуправление в работе «Государство и самоуправление»: «И теоретическая мысль, и исто­рический опыт указывают... на невозможность правильного едино­временного существования двух начал, одно из которых положено в основу общегосударственного управления, а другое — в основу местного самоуправления. Эти два начала непременно вступят в борьбу между собой. Крепкая центральная власть низведет само­управление на степень своего служебного органа, превратит его в замаскированную бюрократию.
Для центральной власти возникают при таком устройстве зна­чительные выгоды: многие общегосударственные потребности начинают покрываться мнимым самоуправлением, которое явля­ется в глазах населения ответственным за усиление налогов. Мест­ные представительные учреждения становятся в действительности сборщиками податей, финансовыми агентами государства, отстра­няющегося от неприятной обязанности стоять лицом к лицу с народом. Вся выгода при этом на стороне правительства, а вся ответственность — на стороне бессильного самоуправления... Понятно, что лица, которые будут занимать должности в таком самоуправлении... станут послушными орудиями администрации, так как ее усмотрением в конце концов определяется просьба и этих лиц, и самих учреждений. Наоборот, сильное самоуправле­ние естественно стремится вверх, к расширению своего принципа на весь государственный строй».
Не нужно думать, что Гольцев, опасаясь цензуры, так замаски­рованно выражал идеал будущего коммунистического общества (пусть даже утопического). Уже на следующей странице он, как верный апологет самодержавия, пишет: «Помимо представитель­ных учреждений (т. е. всесословных в его концепции самоуправ­ления. — Авт.) бывают еще две формы государственного устройства: непосредственное решение всех вопросов управления народом, вечем, и бюрократический способ управления. Что касается до первой формы, то в больших государствах нового мира она не­осуществима. Все здоровое и основательное в таком принципе осуществляется при широко развитом самоуправлении. Для слож­ных и общегосударственных дел такая система неприменима... Говорить о негодности бюрократического строя государственной жизни излишне, потому что эта негодность очевидна. Только с устранением бюрократических пут, которые связывают живое движение народа, монархическая власть получает возможность осуществить свое высокое призвание, т. е. являться носительницею справедливости, покровительницею обездоленных в исторической борьбе слоев населения».
Критики, отмечая оригинальность содержания и структуры учебного курса В.А. Гольцева, указывали на недоработанность курса, отсутствие в нем некоторых запланированных частей, недо­статочность (по объему) изложения вопросов и функций управле­ния благосостоянием, мероприятий, относящихся к хозяйственной жизни. Недостатки объяснялись новизной курса и отсутствием, к сожалению, возможности повторить его чтение в университете.
И даже в таком виде (особенно с учетом более поздних работ В.А. Гольцева) спецкурс «Учение об управлении» не только впер­вые в России охватил и исследовал систематически по существу все методологические вопросы науки управления (ее предмет, задачи и методы исследования, функции и соответствующие органы управления), но и развил взгляды представителей мировой управ­ленческой мысли.
«Учение о внутреннем управлении» В.В, Ивановского. Незави­симо от В.А. Гольцева подобный курс в 1883 г. в Казанском уни­верситете начал читать В.В. Ивановский (1854-1926). В 1878 г. В.В. Ивановский закончил юридический факультет Казанского университета. Там же защитил обе диссертации: магистерскую на тему «Опыт исследования деятельности органов земского само­управления в России» (1882) и докторскую на тему «Организация самоуправления во Франции и Пруссии» (1886). В 1886 г. он стал профессором кафедры государственного права. Два года (1883-1885) стажировался в университетах в Берлине и Вене. В 1883 г. он впервые прочитал курс «Учение о внутреннем управлении», который во многом перекликался с теоретическими взглядами Л. Штейна.
По общепринятой тогда форме В.В. Ивановский начал свое чтение со вступительной лекции, в которой изложил основное содержание, логику и структуру курса. Его научная концепция управления базируется на содержании функций государственной деятельности. Он считал, что всякое государство (с момента появ­ления первых государств, т. е., по мнению Ивановского, «не ранее конца XV в. и начала XVI в.») выполняет две задачи: «защищает личность от угрожающих ей опасностей» и «положительно содейст­вует благосостоянию личности, предпринимая для этой цели те или другие положительные меры, создавая те или другие учреждения». Если в первом случае государство действует принудительным способом, то во втором — государственная деятельность носит «поощрительный или попечительный характер». Хотя, исследуя историю становления науки о внутреннем управлении (науки о полиции), Ивановский указывает на периоды в развитии госу­дарств, когда полиция благосостояния (как часть деятельности государства) носила принудительный характер, когда «государ­ство... имело несомненное право безграничного вмешательства в частную жизнь с целью облагодетельствования граждан, с целью сделать их счастливыми во что бы то ни стало... Лишь с конца прошлого и особенно начала нынешнего столетия начинает посте­пенно проникать как в умы государственных людей, так и мысли­телей более правильное понимание задач и характера деятельности государства в сфере внутреннего управления... Стало понятным, что государство в деле народного благосостояния может и должно взять на себя роль лишь, так сказать, пособника, являться со своей деятельностью там, где есть в этом действительная необходимость, т. е. там, где частной индивидуальной или общественной деятель­ности оказывается недостаточно».
Примерно с 30-х годов XIX в. для обозначения внутренней деятельности государства начинают употребляться термины «ад­министрация» и «внутреннее управление». Точнее, «в государствах, достигших наиболее высокой ступени развития, под внутренним управлением разумеется та отрасль государственной деятельности, которая имеет целью содействие гражданам в деле удовлетворения их потребностей, в деле их развития и совершенствования, коль скоро их собственные силы для этого оказываются недостаточными».
В.В. Ивановский намерен был читать только о той сфере, кото­рая относится к государственной деятельности в положительной форме, т. е. осуществляемой в форме попечительства, создания различного рода учреждений по управлению благосостоянием, использования разнообразных организационных и других средств и мер. Пытаясь разобраться во множестве средств и форм внут­реннего управления и пользуясь историко-сравнительным мето­дом исследования, В.В. Ивановский изучил деятельность многих государств и пришел к выводу, что необходима систематизация как самих управленческих мер и форм, так и соответствующих
разделов науки.
Изучив историю различных государств, ибо «только наблюдение и изучение действительной жизни, а не какие-либо искусствен­ные построения могут дать нам понятие о природе государства», Ивановский делает следующий вывод: для разработки «удовлет­ворительной системы внутреннего управления мы должны выхо­дить... из основного понятия о благе или благосостоянии челове­ческой личности, так как последнее и составляет конечную цель государственной деятельности в сфере внутреннего управления. Определяя это понятие эмпирически, мы должны признать, что благосостояние человеческой личности заключается в наиболее полном удовлетворении ее потребностей, в их дальнейшем разви­тии и совершенствовании... Следовательно, государство содействует благосостоянию не иначе, как содействуя удовлетворению потреб­ностей личности».
Структуризация и систематизация разнообразной деятельности государства в области внутреннего управления свелась, таким обра­зом, к упорядочению «потребностей человеческой личности». Эта задача входит в круг научных задач политической экономии, счи­тает Ивановский. Она изучает эти потребности, разделяет их на группы, так или иначе их классифицирует. Согласно этой науке все потребности делятся на «две категории» — физические и ду­ховные. В связи с этим существуют и два рода государственной деятельности в сфере внутреннего управления: «Все разнообразные меры и учреждения государства так или иначе, посредственно или непосредственно, содействуют удовлетворению физических и духов­ных потребностей личности». Но поскольку это слишком общая классификация, так как «существует целая масса мер... относи­тельно которых нельзя с точностью сказать, какому роду потреб­ностей они содействуют», Ивановский продолжает ее уточнять. Он предлагает разделить уже не потребности, а собственно методы государственного управления (меры по удовлетворению потреб­ностей). Это уже иной классификатор, предполагающий знание о всевозможных методах управления. Ивановский делит все методы управления на две группы: непосредственно содействующие удов­летворению физических и духовных потребностей и опосредован­ные методы. Первые методы могут сразу быть разделены на две группы — физические и духовные, а вторые требуют дальнейшего уточнения процесса удовлетворения потребностей. Ивановский считает, что в этом процессе человек становится в те или иные отношения, во-первых, к материальному миру, так как нуждается в определенном количестве так называемых экономических благ, и, во-вторых, к другим людям, так как нуждается в их помощи. Поскольку приобретение (в необходимом количестве) экономи­ческих благ затруднительно для одного человека (а иногда даже для «целых общественных соединений»), «государство берет на себя задачу содействовать приобретению экономических благ». Функция «содействия экономическому благосостоянию личности» есть самостоятельная сфера внутреннего управления. В процессе удовлетворения потребностей, кроме того, человек, как существо социальное, становится «в известные отношения к другим людям», которые (отношения) оказывают известное влияние на характер удовлетворения этих потребностей.
В.В. Ивановский предупреждает, что наличие экономических благ не означает существование особых экономических потреб­ностей, отличных от физических и духовных. Экономическое благо­состояние — это только особое взаимоотношение с материальным миром, которое позволяет человеку удовлетворить его физические и духовные потребности. Таким образом, наличие в той или иной мере этих благ говорит о характере отношений, о степени удов­летворения потребностей,
Далее Ивановский подводит к соответствующей этим челове­ческим отношениям функции государственного управления. Он считает, что многообразные условия и ситуации, возникающие в обществе, воздействуют на личность, в результате чего человек «теряет свою самостоятельность. Между тем удовлетворение по­требностей духовной и физической жизни, совершенствование способов этого удовлетворения и дальнейшее развитие этих потреб­ностей возможны лишь при условии самостоятельности личности, при условии ее свободы».
Как и в случае с приобретением экономических благ, человек часто не в состоянии сохранить или «возвратить утраченную» самостоятельность. Это обстоятельство и порождает очередную «функцию государственной деятельности, заключающуюся в регу­лировании социальных отношений, в уничтожении зависимости личности от других подобных же личностей и общественных со­единений в воздействии на условия, порождающие эту зависи­мость, насколько такое воздействие возможно, т. с. насколько оно не противоречит законам социальной жизни».
Таким образом, предметом конструируемой им науки о внут­реннем управлении, становится разнообразная деятельность госу­дарства, направленная на решение вопросов благосостояния и представленная в виде 4 частей. Первые две отражают функции государства по непосредственному обеспечению соответственно физических и духовных потребностей. Вторые две — функции го­сударства по опосредованному обеспечению тех же потребностей: «отношения государства к экономической жизни» личности и «отношения государства к социальной жизни» личности.
Из других работ В.В. Ивановского становится понятнее, что входит в каждую из 4 функций. Это представление Ивановского о функциях государственного управления благосостоянием ото­бражено в табл. 5.2. Эти же функции являются 4 разделами науки о внутреннем управлении (по В.В. Ивановскому).
Как видим, предмет науки внутреннего управления получил вид определенной системы, приобрел определенную стройность и замкнутость. В отличие от В.А. Гольцева, В.В. Ивановский четче сформулировал цели и задачи науки внутреннего управления. Цель науки, по Ивановскому, — «отыскание тех постоянных причин, которые обусловливают государственную деятельность в сфере внутреннего управления, которые дают ей то или другое направ­ление, проникающее как во всю эту деятельность, так и отража­ющееся на отдельных ее сторонах, направленных к развитию той или другой отрасли народной жизни в частности». Ценным в этой

Объекты и функции государственного
Таблица  5.2 внутреннего управления

формулировке является указание на отыскание объективных зако­номерностей управления, однако тавтология («направление» — «направленных») и громоздкость делают ее тяжеловесной, допус­кающей множество толкований.
В более поздних работах В.В. Ивановский «упростил» предло­женную им ранее систему науки управления. Во-первых, исчез весь блок по обеспечению самостоятельности, независимости личности в регулировании социальных отношений (последние четыре функции в табл. 5.2). Во-вторых, наряду с попечительской деятельностью государства в управлении благосостоянием (которая только и признавалась им в лекции 1883 г.), он вводит также прину­дительную деятельность государства, основанную на различного рода правовых нормах (фабричное законодательство, санитарно-медицинские правовые нормы, законодательство о народном об­разования, в том числе университетские уставы и т. п.). Это заста­вило его вернуться к старому термину «полиция благосостояния», что еще в лекции, «как уже не соответствующее содержанию науки», признавалось им анахронизмом. В-третьих, управление процес­сами обеспечения экономических благ получило название «система хозяйственного управления»; было введено понятие «хозяйственное управление», уточнены перечень входящих в это понятие функ­ций (на основе изучения истории хозяйственного управления европейских государств и России) и соответствующие разделы науки о внутреннем управлении.
Под «хозяйственным управлением» Ивановский понимал госу­дарственную деятельность, направленную на обеспечение эконо­мического благосостояния личности, которое, в свою очередь, удовлетворяет его физические и духовные потребности. Объек­тивная необходимость в экономических благах, с одной стороны, и ограниченность индивидуальных возможностей в их приобрете­нии, с другой стороны, и являются теми причинами, которые порождают такого рода хозяйственную деятельность государства. Причем содержание, организация и формы этой деятельности обусловливаются «общим строем государственной и социальной жизни» и «теми законами, которые управляют явлениями экономи­ческой жизни». Как видим, В.В. Ивановский подошел довольно близко к определению термина «управление экономикой» в совре­менной нам формулировке.
Признание важности этой сферы деятельности потребовало от Ивановского даже специальной формулировки «цели науки внут­реннего управления по отношению к этой сфере государственной деятельности», которая, как и общая цель, заключается в отыска­нии и объяснении всех причин и факторов, соответственно по­рождающих хозяйственную деятельность государства и влияющих на нее. В качестве основного научного метода исследования, обес­печивающего достижение этой цели, Ивановский называет исто-рико-сравнительный метод. Однако он указывает на его недостатки, которые объясняет несовершенством самой исторической науки, неразработанностью метода, но главное — объективной «недо­статочностью числа наблюдаемых объектов, т. е. государств: при сравнительно-историческом изучении приходится иметь в виду не все государства, но лишь те, которые могут быть сравниваемы, т. е. живущие приблизительно в одинаковых естественных усло­виях». Кроме количественных и географических условий, Иванов­ский не указывает других каких-либо причин. Трудно понять, какой смысл вкладывает Ивановский в слова «приблизительно в одинаковых естественных условиях», но в связи с отсутствием специального указания на «социально-экономические условия», на «конкретно-исторический период» его методологическая оценка возможностей историко-сравнительного метода не может считаться правильной.
Наряду с этим методом в работах В.В. Ивановского можно встретить реальное использование методов наблюдения и описа­ния явлений, индуктивного и дедуктивного методов, рассуждения об опыте как об «искусственном воспроизведении сложных явле­ний, или искусственном установлении взаимодействий между явлениями», в силу сложности которых в социальной жизни воз­можности опыта в науке управления, по мнению Ивановского, ограничены.
Однако главной заслугой Ивановского все же являются его достижения в области развития структуры науки о внутреннем управлении, уточнения и дополнения ее разделов.
Так, В.В. Ивановский, развивая идеи, изложенные в вводной лекции учебного курса по административному праву конца XIX -начала XX в., предложил уже иную структуру раздела «хозяйствен­ное управление» науки о внутреннем управлении, как следствие выделенных им функций хозяйственного управления европей­ских государств. Выделяя по-прежнему две части: общие меры и отраслевые меры содействия экономическому благосостоянию, он уточняет и ту, и другую часть.
К общим мерам (а из контекста становится понятным, что речь во многих случаях идет об объектных функциях государственного хозяйственного управления) он относит:
•     обеспечение «безопасности собственности» (чтобы «каждый мог пользоваться плодами своего труда»);
•     постоянное совершенствование податной системы (с целью уравнительности, необременительности налогов);
•     совершенствование административных и судебных учреждений («недостаток честности и способности в судьях и администра­торах, медленность, хлопотливость и убыточность делопроиз­водства ложатся тяжелым налогом на лиц, имеющих необходи­мость обращаться в суды; ввиду этого улучшение администрации и судопроизводства есть мера, содействующая экономическому благосостоянию»);
•     совершенствование паспортной системы (в том числе «унич­тожение паспортных сборов и снятие ограничений по трудо­устройству»);
•     совершенствование управления транспортом, почтой и связью (как «мера, содействующая в особенности обмену экономичес­ких благ и косвенным образом влияющая на производство»);
•     совершенствование системы мер и весов (как мера, «облегча­ющая переход экономических благ от одних лиц к другим»);
•     совершенствование денежной системы («имеющее ту же цель»);
- совершенствование кредитной системы (в том числе облегче­ние условий приобретения кредита как средства расширения производства и улучшения «обращения экономических благ»);
•     совершенствование системы страхования («способствующее сохранению ценности экономических благ»).
Для построения системы отраслевых мер В.В. Ивановский пользуется известным ему делением всех отраслей промышленности на 4 группы: отрасли добывающие (горное дело, рыбный промы­сел и др.), сельскохозяйственные (земледелие, скотоводство и др.), обрабатывающие (ремесленная, заводская и фабричная промыш­ленности) и торговля. Классификация эта условна, так как имеет много пересечений (особенно условия выделения группы сельско­хозяйственных отраслей).
Каково же общее содержание содействия экономическому благосостоянию, по Ивановскому? Он считает, что государство осуществляет либо положительные меры — поощряет тот или дру­гой вид производства, создает условия увеличения производства и повышения качества продуктов производства, либо отрицатель­ные меры — устраняет экономические препятствия для занятия теми или другими промыслами (т. е. предоставляет равные права каждому для занятия тем или иным видом хозяйственной деятель­ности, «устраняет привилегии и монополии», ослабляет прежнюю полицейскую регламентацию производственной деятельности). Напомним: весь этот большой набор мер (функций) хозяйственного управления явился результатом изучения Ивановским конкретно-исторической хозяйственной деятельности различных государств.
В то же время он пишет, что существует ряд мер содействия экономическому благосостоянию, «которые могут быть указаны также с чисто теоретической точки зрения, — таково, например, образование учебных заведений для усовершенствования и распре­деления разного рода технических знаний, содействие учреждению образцовых ферм, поощрение съездов представителей разных отрас­лей труда, содействие образованию выставок продуктов различных отраслей труда и т. п.»
Проиллюстрируем содержание отраслевых мер на примере госу­дарственного воздействия на фабрично-заводскую промышленность.
Меры государственного воздействия
на фабрично-заводскую промышленность
(функции государственного управления отраслями
фабрично-заводской промышленности)
1. Меры обеспечения собственно развитии фабрично-заводской про­мышленности
1.1. Устранение юридических и экономических препятствий для жела­ющих заниматься этой промышленностью (уничтожение привилегий и монополий, уменьшение числа производственных регламентации).
1.2.  Предоставление фабрикантам различных льгот и преимуществ (возведение фабрикантов в высшие сословии, освобождение их от общей подсудности по гражданским делам; предоставление им льгот по уплате податей и разного рода сборов, установление покровитель­ственных таможенных тарифов).
1.3.  Распространение научно-технических знаний и сведений (создание просветительных обществ, организация съездов торгово-промышлен­ных фабрикантов и заводчиков, промышленно-технических музеев, выставок (национальных, местных и международных), чтение публич­ных лекций, издание научно-технических периодических публикаций); открытие  политехнических  институтов,  политехникумов,  городских и реальных училищ).
1.4.  Содействие расширению изобретений и открытий {выдача приви­легий на новые открытия и изобретения).
2. Меры предупреждения опасностей в связи с фабрично-заводским производством
2.1.  Экономические меры (запрещение строительства фабрик и заво­дов, требующих большого количества топлива; контроль за производ­ством некоторых предметов с цепью предупреждения возможного обмана потребителей, в частности установление пробы {правитепь-ственного клейма) на золотых и серебряных изделиях).
2.2.  Противопожарные меры {выбор места строительства и соблюде­ние норм при строительстве новых фабрик и заводов, соблюдение норм эксплуатации фабрик и заводов).
2.3.   Санитарные меры относительно чистоты воздуха, загрязнения рек, установки и нормы работы станков и машин, организации вред­ных производств, в том числе вредных продуктов; выплата пособий за производственные травмы, устройство больниц, содержание фаб­ричных врачей и т. п.
2.4.   Уголовные меры (государственный контроль за производством оружия, ядовитых веществ).
3. Меры, регулирующие отношения между фабрикантами и рабочими
3.1.  Фабричное законодательство, регулирующее условия заключе­ния, продолжительность и расторжение рабочего контракта, условия заработной платы, условия женского и детского труда, продолжительность и распорядок рабочего дня.
3.2.  Органы фабричной юстиции: фабричная инспекция, фабричные суды, добровольные суды.
Таким образом, В.В. Ивановский существенно расширил представление об элементах внутреннего управления, свел их в определенную систему, уточнил предмет, цели и задачи науки о внутреннем управлении, сформулировал множество методов и функций управления и раскрыл их содержание, уточнил форму­лировки и реально использовал ряд методов научного исследова­ния объектов внутреннего управления.
«Организация производства» Д.И. Пихно. Остановимся еще на одном представителе высшей школы, разработчике проблем управления производством — это профессор Киевского универ­ситета Д.И. Пихно (1853—1913). Д.И. Пихно пытался разобраться в тенденциях развития экономики России; признавая капиталис­тическое направление, он публиковал в «Киевлянине» и отдельно статьи с призывами об объединении «хозяйственных усилий» по­мещиков, о перестройке помещичьих хозяйств на коммерческую ногу и необходимости приспособления их к условиям рыночной конкуренции, о рациональной организации «капиталистического помещичьего хозяйства», о государственном вмешательстве в уп­равление отраслями хозяйства, в процесс создания монополий. Многие статьи получили научное обобщение в его крупных рабо­тах и в двух выпусках учебного курса «Основания политической экономии» (1890 и 1899). Для ИУМ он интересен тем, что был автором одного из первых учений «Организация производства», методологически построенного на своих представлениях о поли­тической экономии (о ее предмете, методах исследования, осно­ваниях и составных частях) и составляющего часть его большого учебного курса по политической экономии.
Д.И. Пихно родился 1 января 1853 г. в многодетной семье. Отец его происходил из крестьян-хуторян (был даже такой в свое время Пихнов хутор в Киевской губернии). Вслед за старшим братом и по его прошению Д. Пихно был принят в Киевскую гимназию (в 1862). По бедности он был освобожден от платы, а с 5-го класса (1866) стал давать уроки. Гимназию окончил в 16 лет, но по воз­расту не был принят в университет. Этот год он преподавал детям К.Д. Ушинского, который несомненно оказал влияние на моло­дого Пихно. В 1870 г. Пихно поступил на юридический факультет Киевского университета, где стал специализироваться по граждан­скому праву. Университет закончил в 1874 г., защитив с золотой Медалью выпускное научное сочинение «Исторический очерк мер гражданских взысканий по русскому праву». Это была его первая публикация. Но уже в последние годы учебы в университете под влиянием   профессора   Н.Х.   Бунге   (в   1881 — 1886   —   министр финансов) он увлекся проблемами политэкономии и полицей­ского права. Перу Н.Х. Бунге принадлежат многие курсы по обоим предметам.
Увлечение было настолько сильным, что к магистерскому экза­мену Д.И. Пихно стал готовиться именно по этим двум предметам. В 1876 г. он защитил свою первую диссертацию на тему «Коммер­ческие операции Государственного банка» на звание магистра полицейского права. С января 1877 г. Д.И. Пихно, приват-доцент Киевского университета, начал читать лекции по политической экономии и статистике. С этого же года он публикуется в газете «Киевлянин», а после смерти ее основателя В.Я. Шульгина с 1878 г становится редактором газеты.
Д.И. Пихно занимался и практическими экономическими проблемами. В 1879-1880 гг. он является членом Киевской под­комиссии по исследованию железнодорожного дела в России. С 1885 по 1888 гг. по приглашению и распоряжению министра финансов Н.Х. Бунге назначен вначале чиновником особых пору­чений по Министерству финансов, а затем членом от этого минис­терства в Совете министра путей сообщения. В эти годы под его руководством были осуществлены операции по выкупу и пере­даче в казну ряда частных дорог, злоупотреблявших полученными от правительства гарантиями. Когда Бунге был сменен Вышне-градским, разногласия с последним заставили Пихно покинуть Петербург. Некоторое время он занимался сбором материалов (в стране и за рубежом) для докторской диссертации на тему «Железнодорожные тарифы», а после ее защиты 1888 г. он вернулся на кафедру политэкономии Киевского университета и опять воз­главил газету «Киевлянин». Практически в каждом номере газеты он публиковал статьи на экономические темы (в виде передовиц или в разделе «часть неофициальная»). В 1890 г. был издан пер­вый, а в 1899 г. — второй выпуск его лекций по политической экономии, в которых и содержится большой раздел «Организация производства». Последние годы своей жизни Д.И. Пихно активно занимался государственной деятельностью. С 1907 г. — он член Государственного совета России.
Чтобы оценить место и роль его учения об управлении произ­водством в общем курсе, изложим логику и приведем структуру, а также основные определения и категории, введенные в общем курсе политэкономии. Д.И. Пихно рассматривает общественное воспроизводство как процесс, состоящий из 4 стадий — произ­водство, распределение, обмен и потребление, осуществляемых для удовлетворения человеческих потребностей (физических и ду­ховных). После того как сформулировано понятие потребности, выявлены источники потребностей в их историческом развитии, дана классификация потребностей и их «хозяйственное значение», Д.И. Пихно приступает к исследованию собственно производства. Именно в этой части, в отличие от многих известных курсов политической экономии дореформенной России XIX в., после характеристики производительных сил, факторов производства, он подробно рассматривает вопросы организации производства: причины возникновения совместного труда, процессы разделения труда и организации разделенного труда, размеры и формы пред­приятий, функции предпринимателей и др. Далее Д.И. Пихно анализирует процесс распределения, разрабатывает «систему рас­пределения» и дает характеристику элементов этой системы (рас­сматриваются понятия: «ценность», «рынок», «формы и орудия обмена», «средства сообщения», «торговля» и др.).
Приведем основные определения из общего учебного курса Д.И. Пихно. Под политической экономией, или наукой о народ­ном хозяйстве, Пихно понимает науку, которая «изучает хозяйст­венные явления в народной жизни и внутренние законы, которым подчинены эти явления». В свою очередь хозяйство — это «дея­тельность людей, имеющая целью удовлетворение потребностей материальными средствами». Эта деятельность состоит из следу­ющих средств и процессов: во-первых, собственно хозяйственная деятельность (совокупность процессов, посредством которых чело­век достигает различных хозяйственных целей); во-вторых, органи­зация этой деятельности («разнообразные сочетания участвующих в хозяйственной деятельности факторов»); и, в-третьих, совокуп­ность материальных средств (и как факторы, и как результаты хозяйственной деятельности). Введенные им категории — «цель», «потребности», «средства-факторы», «результаты» — потребовали своего содержательного упорядочения. И в этом упорядочении Пихно придерживается, на наш взгляд, вполне разумного подхода с точки зрения постановки экономических задач, выделяя катего­рию «средство». Он пишет: «Отличительным признаком хозяйст­венной деятельности является не столько ее цель — удовлетво­рение потребностей», поскольку всякая деятельность (и научная, и художественная, и др.) имеет ту же природу, и «не род потреб­ностей», так как физическая и духовная потребности удовлет­воряются несколькими видами деятельности, а «те средства, которыми хозяйственная деятельность достигает указанной цели», а именно материальные средства. Поэтому «задача хозяйственной деятельности состоит в доставлении материальных средств для удовлетворения всех потребностей». В чем же заключаются мате­риальные средства (т. е. полезности, если они природные, или «ценности, как превращенные полезности в результате затрат определенного рода усилий»)? Они заключаются, по Пихно: «1) в вещах, 2) полезных силах природы, 3) действиях человека или услугах и 4) отношениях человека к другим людям, вещам и силам».
Поскольку все члены общества (и занятые в производстве, и не занятые) удовлетворяют свои потребности, значит, с «хозяй­ственной деятельностью имеют соприкосновение все члены и классы общества, все общественные союзы и учреждения, словом, весь народ; хозяйственные отношения проникают всю народную жизнь, составляя особую весьма важную и обширную область этой жизни — хозяйственную, или экономическую».
Как видим, введя ключевую категорию «материальные средства», Пихно пытается выйти на самый высокий уровень обобщения. Тот же принцип движения от частного к общему он применяет для обобщений другого рода. Через «хозяйственную деятельность» он вводит несколько новых понятий. Так, если хозяйственная деятельность осуществляется отдельным человеком (т. е. ради удов­летворения «целей личного благосостояния, или, говоря иначе, частных интересов»), то это есть частное хозяйство. Возможны обобщения в рамках частного хозяйства за счет субъекта: субъект частного хозяйства — это либо одно лицо, либо семья и род (кров­ные союзы), либо «частно-хозяйственные союзы многих лиц (про­мышленные и торговые общества и товарищества)». Все это — субъекты частного хозяйства.
Одновременно человек является членом разных общественных союзов (или общественных учреждений), осуществляющих деятель­ность по удовлетворению общественных интересов. Они созда­ются для решения задач, невыполнимых или трудно выполнимых (на высоком уровне качества) отдельной личностью. Эти союзы (и учреждения) обладают материальными средствами и осущест­вляют хозяйственную деятельность, т. е. имеют так называемое общественное хозяйство, которое служит общественному союзу ради общественной цели для удовлетворения общественных ин­тересов. Сколько существует общественных союзов, столько же есть и общественных хозяйств — это, например, государственное хозяйство, земское хозяйство, городское хозяйство, хозяйство сельской общины, хозяйство ученых обществ, благотворительных обществ, хозяйство учебных заведений, больниц и т. д.
Пихно завершает раздел о видах хозяйства рассуждениями о взаимосвязи частных и общественных хозяйств, об их взаимо­обусловленности, об их, как он говорит, органической связи при сохранении индивидуальных черт. Так, частное хозяйство есть орган более обширных хозяйственных сфер; общественные хозяй­ства, в свою очередь, служат частным хозяйствам (в деле обеспе­чения безопасности, организации отраслей непроизводственной сферы). «Совокупность таких органически связанных частных и общественных хозяйств целого народа составляет народное хозяйство", — пишет Пихно.
Следующий шаг обобщения осуществляется в связи с наличием большого количества государств. Это обстоятельство порождает международные хозяйственные отношения, с этой точки зрения отдельные народные хозяйства представляются звеньями мировой хозяйственной цепи, а совокупность находящихся между собой в постоянных отношениях народных хозяйств, по мнению Пихно, скорее абстрактная организация, чем реальная. Тем не менее от­дельные примеры мировых коопераций (например, несколько почтовых и телеграфных союзов) позволяют надеяться на расши­рение реалистичности этого хозяйства. Другими словами, понятие «мировое хозяйство» не есть чистая абстракция, так как служит, во-первых, для различения отдельных национальных хозяйств, а во-вторых, «для ясного понимания многих хозяйственных явле­ний, зависящих от движения и соотношения хозяйственных сил не в одной какой-либо стране, а в целом цивилизованном мире (направление производства, установление цен и прочее под вли­янием международного соперничества). Значение понимаемого в этом смысле мирового хозяйства возрастает вместе с развитием международных хозяйственных сношений и вообще культурного международного общения».
Проследим далее развитие мыслей Пихно о политэкономических основах учения «Организация производства». Пихно предлагает осуществлять содержательное изучение хозяйственной деятельности с трех сторон (в трех аспектах): «технической, экономической и общественной».
Технический подход обусловлен наличием и необходимостью использовать во всякой хозяйственной деятельности различного рода естественные силы — механические, химические, физиоло­гические и др. Изучение действия этих сил, их сочетаний, а также поиск комбинаций сил для достижения некоей цели «составляют предмет техники в обширном смысле слова». На основе много­численных опытов, теорий и результатов прикладного искусства
419(он называет, например, строительное искусство, ткацкое искус­ство, агрономию) техника учит «как удобрять и пахать землю, производить посев, ткать холст или сукно и т. д.». Пихно считает, что техника исследует хозяйственные процессы, как проявления естественных сил и безотносительно к человеческим потребнос­тям и усилиям: «техника решает вопрос о средствах, но не оцени­вает ни цели данного хозяйственного процесса, ни соотношения между усилиями человека и полученным результатом».
Экономический подход связан с двумя проявлениями челове­ческого фактора в хозяйственной деятельности — это затраты человеческих сил и достижение полезных результатов. В «сообра­жении и оценке отношений» между ними и состоит «экономи­ческая сторона, или экономика хозяйственной деятельности». Причем оценка опирается на «экономический принцип, требу­ющий достижения возможно большей суммы благ посредством возможно меньшего количества затрат». Пихно этот принцип выра­жает так: «Пользоваться всеми доступными производительными силами и извлекать из них все благо, которое они могут дать, и в то же время тратить эти силы в наименьших количествах (наиболее бережливо) при осуществлении каждой отдельной хозяйственной задачи».
И наконец, общественная природа хозяйственной деятельности связана с взаимосвязанностью и взаимообусловленностью общест­венных и частных процессов: «Будучи сама общественным явле­нием, хозяйственная деятельность, с одной стороны, подвергается воздействию других областей общественной жизни (влияние госу­дарственного строя, частного и публичного права, морали, образо­вания и пр.), а с другой — оказывает на все области общественного быта огромное влияние».
Раскрыв суть трех граней хозяйственной деятельности, Пихно уточняет предмет политэкономии, раскрывает две необходимые характеристики экономического закона (логическую и истори­ческую), характеризует место экономической науки (здесь при­сутствуют только метод единичных и конкретных наблюдений, статистический метод, исторический метод и дедукция).
Следующий шаг научного исследования Пихно — это искусст­венное, но осознанное разделение экономической науки (в широком смысле слова) на три части: политическая экономия (общая или теоретическая часть, излагающая общие принципы); «экономичес­кая политика и наука государственного благоустройства, которая заключает в себе более подробный анализ различных отраслей хозяйственной деятельности с указанием государственных мер, со­действующих народному благосостоянию»; государственные финансы (т. е. наука о хозяйстве собственно государства и его органов).
Второй элемент системы ближе всего к науке государственного управления в современном понимании. Однако Пихно считает, что вся «практическая хозяйственная деятельность частных лиц и различных союзов и учреждений, а также меры воздействия госу­дарства на эту деятельность, носящие название государственной экономической политики, составляют область хозяйственного искусства».
Причем «искусство, как умение ставить те или иные практи­ческие задачи, находить сочетания условий для их осуществления и выполнять эти задачи наиболее пригодными средствами» ОН отличает от «науки, исследующей содержание и законы тех или иных явлений». В определении искусства коротко раскрыты по существу все этапы процесса принятия и реализации решения. Однако то, что Пихно видит во втором элементе своей системы только искусство и не видит ничего закономерного, собственно научного, сильно обедняет его учение. Похоже, что Пихно было необходимо размежеваться с теми учеными, которые утверждали, что «цель политической экономии чисто практическая и состоит в изыскании такой организации хозяйства и таких законов и уч­реждений, которые наиболее способствуют увеличению народного бл а го состояния».
Он прав, когда говорит, что нельзя превращать политэкономию в «сборник рецептов, не имеющих солидной основы и ценности», но, отвергнув без объяснений известные ему (судя по списку предлага­емой литературы) учения об управлении Л. Штейна, Ж.Г. Курсель-Сенеля и других западных ученых, он существенно обеднил их разработки, увидев и соответственно оставив только область хозяй­ственного искусства в «науке государственного благоустройства». Из дальнейшего текста видно, что Пихно тем не менее сохраняет за политэкономией право аккумулировать в себе всю науку о на­родном хозяйстве. Он пишет: «Имея в виду теоретические цели — изучение хозяйственных явлений — политическая экономия оказы­вает хозяйственной практике многостороннее содействие, которое выражается, во-первых, в том, что политическая экономия дает систематические знания о народном хозяйстве, т. е. твердую науч­ную почву для практических комбинаций; во-вторых, она может на основании научных данных оценивать вероятное влияние практических мероприятий в области частного и общественного хозяйства, например, влияние той или иной организации произ­водства, распределение и потребление, влияние законодательства и административных мероприятий правительства и др.». Как ви­дим, Пихно был близок к тому, чтобы выделить самостоятельный предмет новой науки (ставший впоследствии предметом науки управления), но пока сохранял это право за политэкономией.
В терминах современной науки управления учение об органи­зации производства Пихно — это попытка разработать теорети­ческие вопросы, связанные с объектной функцией управления — «управление собственно производством». Для простоты анализа он разделяет проблему на два составляющих вопроса:
1)  сотрудничество и его виды;
2)  предприятия и его формы.
Сотрудничество — объективно необходимую стадию в непре­рывно развивающемся хозяйственном мире — Пихно условно делит на два вида (по форме «конкретного проявления», как он пишет, хотя при анализе текста видно, что он пытался содержатель­но обосновать выделение этих видов). Итак, первый вид — это соединение труда (или простое сотрудничество), т. е. такая организация труда, когда люди оказывают друг другу помощь, зани­маясь одной и той же работой. Формы проявления: а) простое соединение однородных механических сил нескольких людей для взаимной помощи, например, при передвижении тяжестей, тяги, давлении и т. п.; б) соединение однородной деятельности несколь­ких лиц (или групп) различной силы и (или) направлений. В этом случае важно, что установление соразмерности, а также органи­зация и регулирование общей деятельности принадлежат одному управляющему органу. Примеры: деятельность военного отряда, охотнических и рыболовецких отрядов, пожарных команд, сель­скохозяйственных бригад, бригад каменщиков, плотников, гор­няков и т.д. Он не отрицает, что в этом случае почти всегда присутствует и разделение труда. Преимущества этой формы орга­низации труда — возможность выполнения работ, превышающих силы одного человека; повышение производительности труда, превышающее сумму отдельных результатов в силу проявления особого качества «суммы»; возможность противодействовать разрушительным силам природы (например, при строительстве дорог, очистке рек, полей, лесов, осушении болот и т. д.); возмож­ность выполнения оперативных сезонных работ; экономия ресур­сов (опять же в силу качества «суммы»). Особенно интересны три последних  преимущества:   простое  сотрудничество  возбуждает соревнование, что повышает интенсивность труда; позволяет упо­треблять приемы, недоступные для одного человека (живая цепь из рабочих, передающих предметы) и «более важное значение для улучшения технических приемов и достижения экономии в труде имеет то обстоятельство, что соединение многих работников для общей работы дает возможность организовать более совершенную администрацию, т. е. управление и контроль».
Поскольку Пихно задается целью измерять и оценивать результаты хозяйственной деятельности, то для простого сотрудничества это возможно в случае, «если работа доступна не только совокуп­ности работников, но и каждому из них порознь».
Второй вид — это сложное сотрудничество, или разделение труда в процессе частного и общественного хозяйствования. Суть его, по Пихно, в том, что «отдельные лица занимаются не всеми разнообразными работами, требующимися для удовлетво­рения их потребностей, а избирают одну какую-нибудь отрасль деятельности или даже одну или несколько операций в известной отрасли хозяйства. Таким образом возникает специализация труда... Сложное сотрудничество охватывает не только группы населения, живущие по соседству и знающие друг друга, но сплошь и рядом в нем участвуют производители, принадлежащие к раз­личным народностям, говорящие на разных языках, живущие в разных государствах, и разных частях света».
Последующие рассуждения Пихно имеют также констатир­ющий характер. Предприятие он определяет как «соединение производительных сил ради той или иной хозяйственной цели, представляющее общественную хозяйственную единицу»; пред­принимателя — как лицо (соединение лиц, юридическое лицо), которое организует предприятие, руководит им, пользуется его результатами и несет ответственность. Далее он констатирует: «Право собственности на весь капитал предприятия или на из­вестную часть его составляет обыкновенное, но не безусловно необходимое условие предпринимательской деятельности».
В заключении курса Пихно приводит несколько классификаций предприятий:
•     простые («осуществляющие лишь один какой-либо простейший вид хозяйственной деятельности») и сложные («обнимающие несколько отраслей хозяйства» и состоящие из нескольких простых);
•     частные и общественные (по субъекту «предпринимателя»);
•     мелкие, средние и крупные (по капиталу, по соотношению управленческих и производственных функций, выполняемых предпринимателем). Например, "в крупных предприятиях пред­приниматель не может даже исполнять всех функций надзора и руководства, ему принадлежат лишь общие важнейшие рас­поряжения, приводимые в исполнение административным персоналом его помощников»);
« предприятия «домашней», кустарной, ремесленной, мануфактурной и фабричной промышленности («по техническим способам производства»);
• единоличные и коллективные (товарищества) (по числу предпринимателей).
Каждый класс он коротко охарактеризовал. В целом, учение Д.И. Пихно «Организация производства» как раздел науки управления интересно прежде всего тем, что впервые в отечественной ИУМ была поставлена такого рода научная задача. Хотя постановка, а главное, решение этой проблемы звучат несколько противоречиво для идеолога дворянства. Пихно по своим взглядам относился скорее к либеральному дворянству, проповедовал капиталистический путь развития в сельском хозяйстве и соглашался с таковым в развитии экономики России. Кроме того, не надо забывать, что учебный курс был написан в конце 80-х годов, т. е. после его практической работы в правительственных хозяйственных органах и изучения реальных процес­сов и изменений, происходящих в структуре экономики страны. Пихно и в учебном курсе, и в отдельной монографии «Торгово-промышленные стачки» стал к тому же доказывать экономическую устойчивость крупных предприятий (по сравнению со средними и мелкими), уделял много внимания процессу создания капитали­стических монополий и влиянию растущего монополистического капитализма на экономическую политику страны.

5.6. ВКЛАД ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ РОССИИ В РАЗВИТИЕ ИДЕЙ УПРАВЛЕНИЯ

Проект И.А. Вышнеградского по подготовке управленческих кадров. С точки зрения ИУМ интересно проследить, как отреаги­ровало «реальное управление», официальные правительственные органы на кадровые проблемы, поднятые на двух съездах 1882 г. и нашедшие затем отражение в периодике, в материалах комиссии по техническому образованию «Русского технического общества». После долгих ожиданий русская педагогическая и научная интел­лигенция добилась создания специального отделения ученого комитета по техническому и профессиональному образованию Министерства народного просвещения. 13 января 1884 г. на это отделение была возложена задача подготовить проект реформы по техническому и профессиональному образованию. Эта попытка была не первая. Так, 21 февраля 1878 г. подготовка такой реформы высочайшим повелением была поручена Министерству финансов, которому до 1881 г. принадлежала большая часть технических вузов. Но с 1881 г. «все заботы об организации промышленного образования» в России были возложены на Министерство народ­ного просвещения.
Осенью 1884 г. проект реформ был подготовлен и передан на рассмотрение министерствам и ведомствам, а в 1886 г исправлен­ный с учетом замечаний передан на рассмотрение в Государствен­ный совет. Он назывался «Проект общего нормального плана промышленного образования». Хотя автор его не указан, многие русские историки образования в России считали, что им был И.А. Вышнеградский. Еще в 1870 г. докладом о совершенство­вании высшего технического образования в России он открыл заседание 6-го отделения I торгово-промышленного съезда. Как писал историк И.Н. Максин в работе «Очерк развития промышлен­ного образования в России» (1909), «главная и исключительная заслуга в проведении настоящей системы образования, составив­шей эпоху в истории народного просвещения в России, принад­лежит... Ивану Алексеевичу Вышнеградскому, автору «Общего нор­мального плана промышленного образования». Возможно, работа в правительственных кругах была причиной такой скромности. Опыт практической реализации многих предложений, изложенных в «Проекте», у И.А. Вышнеградского был. Он был известен не только как ученый, автор многих научных результатов по матема­тике и механике, как педагог-профессор Артиллерийской акаде­мии и Петербургского практического технологического института (1862-1875), но и как организатор высшего образования. С 1875 г., когда он был назначен директором технологического института (кстати, впервые директором института стал представитель учеб­ного персонала), в институте по его инициативе произошли многие изменения: на первых двух курсах введены еженедельные консультации (репетиции) по главным предметам, изменены учеб­ные планы и программы с учетом накопившегося опыта, анализа работы выпускников и новых потребностей в кадрах, увеличены в 1,5 раза стипендии (до 360 рублей), начали издаваться «Известия технологического института» и т.д.
В 1884 г. Вышнеградский он был назначен членом Совета министра народного просвещения, принимал участие в разработке нового университетского устава. В 1886 г. он стал членом Государ­ственного совета (по департаменту государственной экономии), а с 1 января 1887 г. — министром финансов.
«Проект» Вышнеградского представляет собой своего рода всплеск в ИУМ (по крайней мере, в разработке кадровых про­блем), поэтому заслуживает особого внимания. Поражают прежде всего системность и комплексность содержания этого документа.
В начале «Проекта» формулируются требования к разрабаты­ваемому плану. Во-первых, он должен быть надлежащим образом согласован с нуждами промышленности. «Промышленное обра­зование должно подготовлять к промышленной деятельности лиц, действительно для нее пригодных, вооруженных необходимыми знаниями и умениями в такой степени, чтобы они без особых затруднений, после не чрезмерно продолжительных практических занятий по выходу из школы, могли становиться полезными дея­телями в соответственных родах и на соответственных ступенях промышленного поприща». План должен быть уникальным в каж­дой из своих 5 частей в соответствии с 5 иерархическими уров­нями структуры управленческих и производственных кадров (о них речь ниже). Как план специального образования, он должен быть согласован с «системой соответствующих степеней общего обра­зования», продолжая и завершая соответствующее общее образо­вание. Он должен готовить специалиста только к практической деятельности определенной ступени и не рассматриваться на каж­дом из 5 этапов как ступень перехода «в школу, служащую для приготовления деятелей высшего разряда. Опыт показывает, что школы, преследующие две эти цели, не достигают ни одной». И наконец, «план промышленного образования должен по воз­можности заключать в себе, или, по крайней мере, не исключать из себя, довольно многочисленные существующие уже технические и ремесленные учебные заведения», устраняя в них обнаруженные недостатки.
Далее в плане приведены 5 категорий («степеней») управлен­ческих и промышленных кадров, в которых нуждается промыш­ленность и для которых подготовлен этот план.
1. Инженеры, обладающие опытом, «научным и техническим образованием, способные совершенствовать производство на ос­нове новейших отечественных и зарубежных научных достижений, готовые вести успешную борьбу между различными промышлен­ными учреждениями как в смысле повышения достижения изделий, так и в направлении удешевления их производства». Вышнеград­ский считал, что если таких инженеров в стране не будет, «то страна будет осуждена или на застой и постепенное падение своей про­мышленности или же на постоянную зависимость от иностранцев».
2.   «Коммерчески образованные руководители промышлен­ного дела, которые, понимая его техническую сущность, могли бы вести самостоятельно собственно торговую сторону промышлен­ного предприятия, действующего даже в самых обширных разме­рах, и которые имели бы достаточные технические познания», чтобы обсуждать с инженерами технические совершенствования.
3. Техники, ближайшие помощники инженеров, которые долж­ны обладать сведениями, «необходимыми как для основательного и правильного ведения производства», так и для исполнения проектно-изыскательских работ.
4.   Мастера, которые «отлично знают техническую сторону отрасли производства, могут руководить рабочими и владеют не­обходимыми сведениями для того, чтобы с успехом направить деятельность своей мастерской к достижению наилучшего про­мышленного результата».
5.  Рабочие, которые под руководством мастера «с надлежащей точностью и аккуратностью исполняют поручаемые им работы. Очень важно в рабочих общее развитие, нравственный уровень, сознательное отношение к работе».
В плане уточняются требования к каждой группе кадров; оце­нивается существующая организация подготовки; указываются недостатки каждой из 5 групп; подробно излагаются содержание обучения, учебных планов программ обучения, формы и сроки обучения; приводятся расчеты затрат на организацию обучения по каждой группе кадров, перечень необходимых новых институ­тов, реальных и ремесленных училищ, школ-мастерских и их тер­риториальное распределение по России. Автор «Проекта» при изложении новых предложений сравнивает их с существующим положением в обсуждаемом вопросе, пытаясь найти максималь­ные возможности безболезненного перехода от старой к новой организации. В расчетах затрат автор приводит подробные статьи расходов — от оборудования заведения до зарплаты учебно-пре­подавательского и вспомогательного персонала.
«Проект» был утвержден Государственным советом лишь в марте 1888 г. в виде «Положения о промышленных училищах» со мно­гими поправками, дополнениями, а главное — с существенными изменениями, нарушившими его стройность, цельность, системность и комплексность. В «Положении» речь шла только о 3 последних категориях кадров, предполагалось открытие существенно мень­шего числа учебных заведений даже для этих категорий кадров. Затем многие заведения создавались совместно и в основном в московском и петербургском учебных округах, учебные программы и планы были сильно изменены. В итоге «Проект» так и остался проектом.
Развитие взглядов С.Ю. Витте на государственное вмешатель­ство в управление хозяйством страны. Как-то профессор Гарвард­ского университета М. Портер сказал: «Роль государства должна заключаться в том, чтобы «подталкивать" отечественную промыш­ленность и побуждать ее к развитию, а не предлагать «помощь», позволяющую промышленности не развиваться». Этот призыв был популярен во многих странах во все времена. В частности, в Рос­сии конца XIX — начала XX в., когда решался главный стратеги­ческий вопрос — следует ли России оставаться земледельческой, аграрной или она должна стать промышленно развитой страной, тут же вставал вопрос об участии государства в этом переходном процессе, о сферах, средствах и формах вмешательства в управле­ние промышленной страной, о поддержке промышленного пред­принимательства в стране и т. д. Следует сразу отметить, что в эти годы русское правительство удачно совмещало прямые и косвен­ные методы управления хозяйством, развивая государственный промышленный сектор и оказывая постоянную помощь и под­держку промышленному предпринимательству в решении право­вых, финансовых, организационных и других вопросов. Активное начало этому процессу было положено реформами 60-х и 80-х го­дов XIX в., эффективной деятельностью многих реформаторских комиссий, реализацией идей государственного вмешательства в управление хозяйством страны видных государственных деятелей, практиков и ученых той эпохи — П.А. Валуева, М.Х. Рейтерна, Н.Х. Бунге, А.И. Чупрова, И.А. Вышнеградского, И.И. Янжула, Д.И. Менделеева, И.В. Вернадского, М.М. Ковалевского и др.
Наиболее яркой фигурой, стоявшей во главе процесса станов­ления системы государственного управления хозяйством страны и в первую очередь бурного развития производительных сил и про­мышленного сословия в России, был СЮ. Витте. После смерти СЮ. Витте в журнале «Исторический вестник» {1915. Т. 140, № 7) вышла статья Б.Б. Глинского, в которой автор писал: «Эпоха столь богатая мероприятиями, что, просматривая перечень их, удивля­ешься, как могло хватить инициативы и нервной силы одного руководящего человека для их осуществления. Как бы ни оценивать значение С. Витте для судеб нашей страны, необходимо отметить, что те годы, когда он стоял во главе русских финансов и направ­лял экономическую политику России, были временем необык­новенно напряженного творчества... русские государственные финансы пришли в небывало блестящее состояние. Хронические дефициты 80-х годов сменились огромным превышением доходов над расходами», а Россия совершила невиданный ни до Витте, ни после него прогрессивный скачок в своем экономическом, особенно в промышленном переустройстве и развитии.
Начало формирования политики активного государственного вмешательства в управление хозяйством страны было положено еще предшественниками СЮ. Витте на посту министра финан­сов — М.Х. Рейтерном и особенно Н.Х. Бунге. Объективными причинами чаще всего были политическая ситуация в стране, финансово-экономические обстоятельства, трудности, с которыми сталкивалось частное предпринимательство и которые приводили страну к серьезным проблемам (кризисы, неурожаи, голод, войны
и т. п.)-
М. Рейтерн уже в 70-е годы XIX в. под влиянием разразивше­гося биржевого краха предложил в качестве стратегии правитель­ственной политики «искусственное сдерживание конкуренции», а в качестве конкретных мер — широкое использование государ­ственных средств регулирования курса рубля и ценных бумаг с целью борьбы с биржевой спекуляцией. В итоге стало формиро­ваться отношение правительства к проблемам частного предпри­нимательства, наметился поворот в политике властей к строгому протекционизму, возникла практика поддержки правительством крупных («солидных») предприятий и банков, в том числе за счет выдачи из государственного банка неуставных ссуд.
Профессор Н.Х. Бунге придерживался либерально-буржуазных взглядов, опираясь на опыт передовых западных европейских стран и США. Он признавал, что ведущими факторами в эконо­мической жизни и лучшими способами достижения экономичес­кого благосостояния народа являются хозяйственная свобода, конкуренция, спрос и предложение. В качестве регулятора эф­фективного взаимодействия государства и предпринимательства и поддержки последнего он предлагал «издание законов, приме­ненных к современному развитию хозяйства».
В январе 1887 г. Министерство финансов возглавил И.А. Выш-неградский, а ему на смену (в связи с болезнью) в августе 1892 г. в качестве управляющего Министерством финансов пришел СЮ. Витте. Они оба отошли от либеральных «предприниматель­ских» идей Н.Х. Бунге и постарались максимально приспособить экономическую политику к общеполитической доктрине царство­вания Александра III, что выразилось в отстаивании и реализации консервативных начал в аграрной политике (80-90-е), в усилении государственного вмешательства в хозяйственную жизнь страны. В целом экономическая политика СЮ. Витте базировалась на двух основах: запретительный протекционизм и привлечение ино­странных капиталов. Наиболее известной реализацией политики протекционизма были тарифная политика и тарифное законода­тельство, разработанные И.А. Вышнеградским и осуществленные СЮ. Витте. Вначале была внедрена система государственного регулирования хлебных тарифов (1889), а затем — таможенный тариф (1891). В 1893-1897 гг. резко усилилась роль государства в регулировании хлебной торговли.
Если протекционизм не был оригинальным средством, а по существу представлял собой продолжение идей И.А. Вышнеградского, то вторая основа потребовала от Витте резких изменений его взглядов, чему способствовало успешное проведение разрабо­танной им денежной реформы. Если еще в конце 1893 г. Витте весьма осторожно отзывается о привлечении в страну иностранных капиталов, высказывая опасение, что «русская предприимчивость», несмотря на «таможенное ограждение», «оказывается иногда не в силах одолеть у себя соперничества иностранной предприимчи­вости», то уже к концу 90-х гг. он выступает за неограниченное привлечение иностранных капиталов.
В марте 1899 г. на совещании министров под председательством царя обсуждался доклад СЮ. Витте «О необходимости установить и затем неуклонно придерживаться определенной программы торгово-промышленной политики империи», содержавший его взгляды на перспективы экономического развития России. В док­ладе утверждалось, что упомянутая политика должна проводиться «по определенному плану, со строгой последовательностью и сис­тематичностью», ибо именно в результате твердой торгово-про­мышленной политики может быть решена «коренная не только экономическая, но и политическая задача» — создание собствен­ной национальной промышленности. В «образовании вполне не­зависимой национальной промышленности» Витте остроумно связал оба начала этой политики. Не отрицая наличия огромных финансовых трудностей у населения страны, возникших в связи с введением таможенного тарифа 1891 г., одновременно подчер­кивая низкое качество отечественной продукции, особенно в отрас­лях промышленности, и общую слабую развитость национальной промышленности, Витте видел решение всех проблем в «капита­лах, знаниях и предприимчивости», прежде всего в капиталах, ибо без них «нет и знаний, и нет предприимчивости». Россия бедна капиталами — значит, надо искать их за границей.
В связи с этим Витте доложил царю о торгово-промышленной политике правительства за 1891 — 1899 гг., которая представляла собой «последовательно продуманную систему, все части коей неразрывно связаны одна с другой».
Витте настаивал на сохранении таможенного тарифа 1891 г., а также на том, чтобы «по крайней мере до 1904 г.» не произво­дилось никаких «стеснений притоку иностранных капиталов ни путем издания новых законов или распространительного толкова­ния существующих, ни особенно путем административных распо­ряжений» [«Кризис самодержавия в России». С. 36-37].
В докладе 1899 г. СЮ. Витте критично оценивал достижения России, признавая ее сравнительно земледельческой страной. В связи с этим он писал: «При сложившемся ныне строе полити­ческих и экономических международных отношений земледель­ческая страна, не имеющая своей собственной промышленности, достаточно развитой, чтобы удовлетворить главным потребностям населения продуктами отечественного труда, не может почитать свою мощь непоколебимой; без своей собственной промышлен­ности она не может достигнуть настоящей экономической неза­висимости, а опыт всех народов наглядно показывает, что только хозяйственно самостоятельные народы оказываются в силе про­являть в полной мере и свое политическое могущество. Англия, Германия, Соединенные Штаты, прежде чем стать влиятельными державами в международной политике, напряженными усилиями и всесторонней системой мероприятий насаждали и развивали у себя промышленность».
К началу XX в. политика Витте приняла достаточно конкретный и целенаправленный характер: в течение примерно 10 лет догнать более развитые в промышленном отношении страны Европы, занять прочные позиции на рынках стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Средства предлагались те же: таможенная защита русской промышленности и поощрение русского вывоза; привлечение иностранных капиталов; накопление внутренних ресурсов с помощью косвенного налогообложения, казенной вин­ной монополии и казенных железных дорог.
В контексте развития государственного регулирования хозяй­ством страны отметим заслуги СЮ. Витте в создании государ­ственной системы коммерческого и технического образования.
Как писал Б. Глинский, «среди средств, двигающих промышлен­ность и торговлю, Сергей Юльевич особо высоко ставил техничес­кое, промышленно-художественное и коммерческое образование. Это первостепенной государственной важности дело он сумел поставить на прочный фундамент, отстранив от него всякие следы «духовно-консерваторской опеки» и открыв в этом деле широкий простор для частной инициативы». Под эгидой департамента тор­говли Министерства финансов он открыл большое количество учебных заведений. Вначале он провел через Госсовет «Положение о коммерческом образовании», с целью инициирования актив­ности российских промышленников и предпринимателей в учреж­дении и управлении коммерческими училищами. Благодаря этому они довольно охотно начали «давать средства на устройство и поддержание своих коммерческих училищ», и в итоге за 4—5 лет практически без затрат государственных средств были открыты 73 коммерческих училища, реорганизовано Строгановское учи­лище технического рисования и учреждено несколько промышленно-художественных училищ. В заслугу С.Ю. Витте следует поставить и закон 1897 г. о сельских ремесленных учебных мастерских — «деревенских технологических институтах», как он их называл.
Развив сеть среднего коммерческого образования, Витте начал кампанию по учреждению первых в России коммерческих и технических высших учебных заведений, «которые содержали бы в себе различные отделения человеческих знаний, но имели бы организацию не технических школ, а университетов». Под его руководством был разработан и принят Госсоветом Устав Санкт-Петербургского политехнического института, а затем был открыт этот и еще два политехнических института (в Киеве и Варшаве) с экономическим и техническим отделениями.
Таковы основные направления развития управленческой мысли в России XIX в.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.    Какие   идеи   управления   содержались  в   проектах   и   реформах М.М. Сперанского?
2.    Что послужило причиной открытия первых университетских про­грамм подготовки предпринимателей и управленцев в России е XIX в.?

3.    Какие управленческие проблемы решала дворянская управленчес­кая мысль?
4.    В чем главные идеи управления, содержащиеся в трудах русских народников?
5.    Какие вопросы управления общественным производством рассмат­ривались в работах русских социал-демократов?
6.    Что волновало российскую буржуазию в области управления {по материалам торгово-промышленных и отраслевых съездов)?
7.    Дайте характеристику основных учебных курсов по управлению пре­подавателей российских университетов конца XIX в.
8.    Каковы главные идеи системы подготовки кадров управления со­гласно проекту И.А. Вышнеградского?
9.    Дайте характеристику управленческих идей российских предприни­мателей XIX в.
10.  В чем заслуга СЮ. Витте в развитии отечественной управленческой мысли?
11.  Какова взаимосвязь во взглядах представителей различных классов и сословий в России XIX в.?

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Маршев В.И. История управленческой мысли. — М.: МГИАИ, 1987.
2.  Труды международных конференций по истории управленческой мысли (1996, 1998, 2000-2003 гг.). — М.: МГУ-ТЕИС, 1998-2003.
3. История предпринимательства в России. В 2 кн. — М.: РОССПЭН, 2000.
4.  Сметанин СИ. История предпринимательства в России. — М.: Папеотип, 2002.
5. Барышников М.Н. Деловой мир России. — СПб.: Искусство—СПб., 1998.
6.  Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. — М., 1996.
7.  Щеглов Н.П. О пользе соединения с земледелием мануфактурной и заводской промышленности. — СПб., 1829.
8.  Тиме И.А. Основы машиностроения. Организация машиностро­ительных фабрик в техническом и экономическом отношениях и произ­водство механических работ: В 2 т. — М., 1883-1885.
9.  Труды торгово-промышленного съезда, созванного «Обществом Для содействия русской промышленности и торговле" в Москве, в июле 1882 г. - СПб., 1883.
10. Труды Комиссии для осмотра фабрик и заводов. Изд. «Общества Для содействия русской промышленности и торговли». — СПб., 1872.
11. «Промышленность». Журнал мануфактур и торговли. — СПб., ]86| и последующие годы.
12. Журнал «Техническое и коммерческое образование». — СПб., (892 и далее.
13. Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. — М.: Политиздат, 1975—1983.
14.  Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. — М.: Правда, 1974.
15.  Чернышевский И.Г. Избранные экономические произведения. Т. III. Ч. 2. - М., 1949.
16.  Лавров П.Л. Государственный элемент в будущем обществе. — Лондон, 1876.
17.  Симоненко Г.Ф. Общество, государство и право с точки зрения законов народного хозяйства. Магистерская диссертация: В 2 т. — М, 1870-1872.
18.  Гольцев В.А. Учение об управлении (задачи и методы) // Юриди­ческий вестник. — СПб., 1880. № 6. С. 270.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент