Перед вами критическое исследование теорий прошлого; оно сосредоточено на теоре­тическом анализе наследия ведущих экономистов и оставляет в стороне их жизнь, интеллектуальное развитие, их предшественников и их эпигонов. Критика предпола­гает наличие критериев оценки, и мои критерии — это мерки современной экономи­ческой теории. Вряд ли об этом стоило бы говорить, если бы не тот факт, что некоторые авторы работ по истории экономической мысли предлагали оценивать прошлые тео­рии по их собственным меркам. Буквально говоря, это невозможное мероприятие, так как оно подразумевает, что мы можем стереть из нашей памяти знания современной экономики. Однако они хотели сказать, что идеи следует взвешивать благожелатель­но и в контексте их собственной эпохи, чтобы история экономической мысли не выродилась в скучное упражнение во всезнании. Опасность высокомерного отноше­ния к авторам прошлого, конечно, реальна, но таково уж почитание предков. Дейст­вительно, всегда существует два вида опасности при оценке работ ранних авторов: одна — видеть только их ошибки и недостатки без учета таких объективных ограни­чений, как состояние анализа, с которого им пришлось начинать, и исторические условия, в которых им довелось работать; другая опасность — возвеличивать их достоинства в стремлении открыть идеи, опередившие их время, а часто и их собствен­ные намерения. Изложим это несколько иначе: существует анахронический грех оценки прошлых авторов критериями современной теории, но существует также и то, что Самуэльсон однажды назвал "изощренным анахроническим грехом непризнания адекватного содержания в работах старых авторов из-за того, что они не используют терминологии и обозначений нынешнего времени". В качестве примера первого слу­чая можно привести реакцию Лигу на просьбу отрецензировать работу "Теории ценности до Адама Смита": "Эти исследования антиквариата — невелика приманка для того, кому и современные исследования трудно читать, тем более тратить время на изучение решений, предложенных столетия назад и, как всем известно, неадекват­ных". В качестве примера последнего случая возьмите первую страницу любой док­торской диссертации по работам забытых предшественников.

Конфликт между теми, кто рассматривает раннее экономическое учение как просто "неверные мнения умерших людей", и теми, кто усматривает в нем хранилище ряда проницательных предвидений, простирается далеко за пределы экономики. Это — основополагающее разделение в подходе к истории мысли вообще. При небольшой подготовке по немецкой философии этот конфликт можно представить в виде двух полярных противоположностей — абсолютизма и релятивизма. Релятивист рассмат­ривает каждую отдельную теорию, выдвинутую в прошлые эпохи, как более или менее точное отражение тогдашних условий — каждая теория в принципе равно оправданна в своем собственном контексте; абсолютист же следит только за строго интеллектуальным развитием предмета, которое он рассматривает как неуклонный прогресс от ошибки к истине. Релятивисты не могут классифицировать теории раз­личных периодов в терминах "лучше" или "хуже"; абсолютисты не могут удержаться,

3 — «Экономическая мысль»

чтобы не делать этого. Сегодня, конечно, мало кто из комментаторов придерживается какой-нибудь из этих позиций в столь крайней форме, но почти каждого историка по экономической мысли можно отнести к тому или иному полюсу своеобразного конти­нуума подходов к теориям прошлого.

Любую из двух точек зрения можно дробить и дальше. Один вариант релятивист­ской позиции, например, заключается в том, что идеи экономистов суть не что иное, как разумное обоснование классовых или групповых итересов или, сделаем еще шаг вперед, подобие аргументированных выступлений прокуроров и защитников, пресле­дующих на деле своекорыстные цели.

Такова доктрина "идеологии" или "ложного сознания", которая в своей марксист­ской форме навсегда отождествляет идеологическое предубеждение с апологетиче­ским намерением, хотя оба они никоим образом не равнозначны. Первое издание работы Э. Ролла "История экономической мысли" (1939) совершенным образом под­тверждает этот подход, хотя в более поздних изданиях автор не идет дальше заявле­ний о том, что изменения в экономических институтах оказали "огромное влияние" (голословное утверждение!) и на экономическое мышление. Релятивизм доводится до крайности в работе В. Старка "История в своей соотнесенности с социальным разви­тием" (1944), которая рассматривает теории как немногим более чем зеркальное отражение своего мира. Например, нас просят поверить, что Рикардо имел основания отстаивать трудовую теорию ценности в 1817 г., потому что в то время основной капитал использовался мало, но когда три года спустя он смягчил эту теорию, он просто "уступил победному маршу механизации" [1]. Особенно неубедительную версию релятивистской интерпретации можно найти в исследовании J1. Роджина "Смысл и истинность экономической теории" (1956)

При оценке справедливости экономической теории релятивистам всегда прихо­дится игнорировать условия внутренней связности круга вопросов, внутри которого эта теория может иметь смысл, и сосредоточивать внимание только на соответствии ее с исторической и политической обстановкой. Но Роджин идет дальше и утверждает, что объективное значение определенной экономической теории кроется в ее рекомен­дациях по практической политике; что еще хуже, так это то, что он, кажется, имеет в виду не логические следствия из теории, приложимые к политическим проблемам своего времени, а скорее политические следствия, как они представляются экономи­сту XX века, пишущему под влиянием Великой депрессии. Порочность такого подхода в целом видна из того, что редко экономические теории разрабатываются для дости­жения конкретных политических выводов — напротив, вновь и вновь экономисты рекомендовали и рекомендуют диаметрально противоположные политические меры, ссылаясь на авторитет одной и той же теории.

В своих умеренных версиях релятивистское разъяснение может привести к дейст­вительно ценному сплаву истории экономической мысли с историей политической и моральной философии на фоне экономической и политической истории. Одним из лучших примеров такого широкого подхода являются лекционные заметки В.К. Мит­челла "О видах экономической теории" (1949), где концепция "перехода идей одна в другую и развития этих идей последующими поколениями Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент