Эта книга представляет собой исследование логической структуры и объяснительной ценности так называемой ортодоксальной экономической теории. История этой док­трины простирается по крайней мере до Адама Смита. Однако я рассматриваю исто­рических предшественников не ради их самих. Моя цель — преподать читателю современную экономическую теорию. Но современная теория покрыта шрамами вче­рашних проблем, ныне разрешенных, вчерашних промахов, ныне выправленных, и не может быть полностью понята, если не рассматривать ее как наследие прошлого. Это и есть причина, в силу которой я предпочел изложение проблем в историческом ключе. Тем не менее акцент сделан на теоретическом анализе, незамутненном заниматель­ными историческими отступлениями или биографическим приукрашиванием.

Студентам часто говорят о вдохновении, черпаемом из изучения истории эконо­мической теории. Им не так часто напоминают о вдохновении, которое исследователь истории экономической мысли получает от изучения современной экономической теории. Верно, что не следует изучать современную теорию цены, не зная Адама Смита. Но не менее верно и то, что не следует читать Адама Смита до изучения современной теории цены. Между прошлым и настоящим экономическим мышлением существует взаимодействие, потому что независимо от того, излагаем ли мы их кратко или многословно, каждым поколением история экономической мысли будет перепи­сываться заново.

Изучение истории экономической теории имеет raison d'etre (право на существо­вание — фр.) в той мере, в какой оно поощряет студента к знакомству с некоторыми великими первоисточниками. Именно по этой причине я включил в текст читатель­ский путеводитель по работам Смита, Рикардо, Милля, Маркса, Маршалла, Уикстида и Викселля. Невозможно переоценить важность чтения оригинальных источников в такой науке, как экономическая. Наверное, многие из нас после прочтения коммен­тария к какой-либо великой книге возвращались к оригинальному тексту и обнару­живали, что книга содержит намного больше того, что мы были склонны от нее ожидать. Комментарии аккуратны и последовательны, а великие книги — нет. Вот почему стоит читать великие книги.

Я хочу выразить мою признательность X. Баркаи, Б. Балассе, У. Фелнеру, Т.У. Хатчисону, Р.Л. Мику и Г. Шеперду, которые прочитали часть рукописи и сделали много полезных предложений. Я также благодарен моим многочисленным аспиран­там, которые время от времени убеждали меня сойти с моего любимого конька. Далее, я должен поблагодарить мисс Маргарет Лорд за ее стилистические улучшения и миссис Э. Грэнджер за быструю перепечатку рукописи.

Я в долгу перед следующими издателями за разрешение ссылаться на работы, опубликованные ими: Harper and Brothers — J. Viner, Studies in the Theory of International Trade, copyright 1937; University of Chicago Press —AdamSmith, 1776-1926, ed. J.M. Clark, and others, copyright 1928 by the University of Chicago, and G.J. Stigler, "The Development ofUtility Theory, II", JournalofPolitical Economy, October, 1950;Harcourt, Brace and World

—J.M. Keynes, TheEconomic ConsequencesofthePeace,copyright19l9;ReviewofEconomic Studies — О. Lange, "Marxian Economics and the Modern Economic Theory", Review of Economic Studies, June, 1935; The Macmillan Company — A. Marshall, The Principles of Economics, copyright 1930, and K. Wicksell, Lectures in Political Economy, copyright 1934; and Routledge and Kegan Paul — P. Wicksteed, The Common Sense of Political Economy, copyright 1934.

Нью-Хейвен, Коннектикут

Ноябрь 1961 г.                                                                                            М.БЛАУГ

То, что я старался сделать в этой книге, настолько часто неверно воспринималось, что я полагал бы необходимым вновь заявить о моих целях. Сталкиваясь с ультрамаркси- стским тезисом, согласно которому экономическая теория данного периода является не чем иным, как отражением преобладающих исторических и политических обстоя­тельств, я задавался вопросом, не является ли диаметрально противоположный тезис — экономическая теория ради экономической теории — таким же обманчивым. Допустим, что нам удалось бы прочитать историю экономической теории, которая не содержала бы описания каких-либо событий нетеоретического характера. Будет ли она менее поучительной по сравнению с типично марксистским или квазимарксист- ским представлением? Конечно, она была бы ограниченной и неадекватной, но это типично для всех монокаузальных интерпретаций интеллектуальной истории. Совер­шенно очевидно, что многое из того, что мы сегодня считаем экономической теорией, имело свое начало в ответах интеллектуалов на основные нерешенные политические вопросы. Адам Смит и меркантилистские ограничения, Давид Рикардо и трудности обеспечения Британии продовольствием из собственных ресурсов, Кейнс и проблема массовой безработицы 1930-х годов — вот наиболее часто приводимые примеры этого. Но равно очевидно — и на этом следует настаивать, —что значительная часть истории экономической мысли сосредоточена вокруг ошибок в логике и пробелов в анализе и не имеет связи со злободневными событиями. Таким образом» не претендуя на то, что перед нами — вся история или даже большая ее часть, но полагая, что эта часть редко рассказываемая, я попытался написать историю экономического анализа, представ­ляя ее как эволюцию предшествующего анализа, продвижение вперед в желании улучшиться, усовершенствоваться — желании, которое экономисты разделяют со всеми остальными учеными. В таком подходе заключена опасность. Как говорил Френсис Бэкон свыше 300 лет назад: "Если разум человека занят предметом, который есть созерцание создания Божьего, то его работа соответствует этому предмету и им ограничивается, но если он занят сам собой, уподобляясь пауку, ткущему свою сеть, тогда работа бесконечна и порождает лишь паутину учености восхитительно тонкой работы, но не дает ничего держательного, никакой выгоды" (The Advancement of Learning. London, 1865. P. 32).

Эта книга — вся о таких "паутинахучености", но мы постоянно будем спрашивать себя: "А как насчет содержательности и выгоды?"

Как и в первом издании, мы начинаем с меркантилистов XVIII века, а не со средневековых схоластов или с Платона и Аристотеля. Без сомнения, греки внесли свой вклад в историю экономической мысли, но их экономические идеи были столь тесно связаны с их другими взглядами, что только полномасштабное изложение греческой философии и особенно греческой политической теории позволяет отдать должное этим идеям. Аналогичный анализ схоластами ростовщичества сам по себе замечателен, но объяснение средневековай католическай доктрины, которое необхо­димо для того, чтобы не допустить неправильного понимания схоластических рассуж­

дений, поглотило бы больше места, чем может быть позволено в книге такого рода. Экономическая теория как самостоятельная отрасль исследования не возникает до XVII века — возможно, потому, что экономические сделки в предшествующие столе­тия не интегрировались на национальном или даже региональном уровне, возможно, потому, что экономические системы строго ограничивались военными или политиче­скими соображениями, возможно, потому, что экономическим мотивам было позво­лено воздействовать лишь на некоторые аспекты общественного поведения. Неясно, почему до XVII века все экономические рассуждения велись ad hoc, были несистема­тическими и не признавали экономическую деятельность независимой сферой; но что это было так, опровергнуть трудно. И поскольку эта книга скорее об экономической теории, чем об экономистах, мы не будем принимать в расчет то, что можно назвать "палеонтологией" предмета.

Как и прежде, повествование доводится до нашего времени, примерно до 1960-х годов, хотя в настоящем издании больше, чем в первом, материалов по анализу деятельности, экономической динамике, теории благосостояния, моделям роста и техническим сдвигам — вопросам, которые доминировали в экономической теории в недавние годы. Раскрывая карты, следует сказать, что добавлены новые разделы в главы об Адаме Смите и Джоне Стюарте Милле, знакомящие с их взглядами на роль государственного сектора; понятие "единый налог" обсуждается ныне в некоторых деталях в главе о населении и ренте; дополнен анализ моделей роста Харрода-Домара в главе о законе Сэя; к главе о Марксе добавлен новый раздел о ленинской теории империализма; ко второй главе о Маршалле добавлен новый раздел о теории монопо­листической конкуренции; основательно пересмотрена глава о теории предельной производительности, и теперь она содержит новый раздел об инновациях и относи­тельных долях факторов; основательно переписаны главы о Вальрасе, Парето и Кей­нсе; последняя глава книги "Методологический постскриптум" расширена до эссе о перспективах экономической теории; почти каждая страница первого издания под­верглась некоторым исправлениям и, хотелось бы думать, улучшениям. Книга стала лучше, хотя читателям судить, была ли она хорошей в первом издании.

Для того чтобы побудить студентов сомневаться во всех комментариях, включая принадлежащие автору этой книги, данное издание подобно первому содержит под­робный путеводитель по семи основным работам из истории экономической мысли. Но поскольку некоторые рецензенты первого издания сочли, что путеводитель мог быть воспринят скорее как небесами посланная шпаргалка, чем как стимул для обращения к подлинникам, мне бы хотелось предостеречь читателей: путеводитель не является ни кратким изложением, ни precis (краткий курс, очерк — фр.); он представ­ляет собой беглые комментарии и в большей мере содержит то, что великие экономи­сты могли иметь в виду, чем то, что они действительно говорили. Короче говоря, он специально предназначается для того, чтобы стимулировать мысль, и студенты, кото­рые используют его в качестве суррогата оригиналов, уподобляются знатокам мароч­ных вин, которые рассматривали старые бутылки, но никогда не пробовали их содер­жимое.

Я хочу поблагодарить К. Куботу, Е. Куску и P.M. Олсена за сделанные ими конкретные предложения, которые вошли в это пересмотренное издание. Я в долгу перед мисс Р. Тауз и мисс М. Вудхолл за их безжалостное причесывание всей рукопи­си: мы были друзьями, когда начинали, но поразительно, что мы друзья до сих пор.

Лондон, Англия Январь 1968г.

Первое издание этой книги появилось в 1962 г., к тому времени история экономиче­ской мысли фактически исчезла как предмет преподавания в британских и американ­ских университетах. В примечательной статье, опубликованной в том же году под заголовком "Какова ценность истории экономической мысли?", Дональд Уинч разъяс­нял, почему большинство экономистов мало знают и еще менее питают интерес к истории их собственной отрасли знания: благодаря недавним достижениям в совре­менной экономической теории экономисты все более и более приходили к убеждению, что они готовы давать новые ответы на новые проблемы или, по крайней мере, лучше, чем раньше отвечать на старые; такая самоуверенность, естественно, снижает интерес к предшественникам и предтечам. Благодушие 60-х годов, однако, сменилось обеспо­коенностью 70-х. В настоящее время в экономической теории наблюдается всеобъем­лющее и неоднократно выраженное ощущение "кризиса". Частично это выразилось в ее неспособности охватить такие значительные современные экономические пробле­мы, как стагфляция, загрязнение окружающей среды, половая и расовая дискримина­ция на рынках труда. Следствием такой неспособности взяться за решение главных экономических проблем дня стало обращение к переживаемым бурное развитие аль­тернативным экономическим доктринам, таким, как радикальная политическая эко­номия, неомарксистская и посткейнсианская экономические теории, которые претен­дуют на то, чтобы высветить нерешенные проблемы, и при этом сначала подвергают критике, а затем и отбрасывают основное направление современной экономической теории (mainstream). Если тезис Уинча справедлив, нам следует ожидать, что текущие опасения о состоянии современной теории вызовут оживление интереса к истории экономической мысли. И действительно, признаки такого оживления появились и выражаются в половодье статей и книг по истории экономической теории в последние несколько лет; не говоря уже о возрождении курсов по истории мысли на экономиче­ских факультетах всего мира.

То, что было восстановлено, однако, не стало в полной мере той милой нашему сердцу старой историей экономической мысли, которую мы знали пятнадцать или двадцать лет назад. Одни доказывали, что мы долго представляли в ложном свете историческую эволюцию современной экономической теории: так называемая мар- жиналистская революция 1870-х годов вовсе не была крупным прорывом, который ознаменовал пришествие современной техники анализа, но, напротив, представляла собой окольный путь, отход от более плодотворной линии, восходящей к Рикардо и Марксу; отправляясь от Рикардо и Маркса, с одной стороны, и от Кейнса — с другой, можно было создать экономическую теорию, полностью отличную от восходящей к Вальрасу и Маршаллу, которая господствует сегодня в учебниках. В другом варианте современный экономический анализ может сочетаться с Марксом или Вебленом для выработки новой теории, которая должна заменить господствующую ортодоксию. Другие, не возражая против Вальраса и Маршалла, считали, что кейнсианская макро­

экономическая теория неверно трактовалась в современных учебниках и что кейнси­анская теория, какой мы ее знаем, имеет слабое сходство с экономической теорией самого Кейнса. Аргументация такого рода обнаруживает в истории экономической мысли вопросы, многие из которых долгое время считались закрытыми. Достаточно сказать, что история экономической мысли сегодня, кажется, становится ареной, на которой некоторые из этих дискуссионных вопросов будут разрешены до конца. Короче, наш предмет опять оказался на поверхности, и любая книга о нем, подобная настоящей, написанной в 1962 г., требует коренного пересмотра и модернизации.

Большинство изменений пришлось на две последние главы книги, повествующие о кейнсианской экономической теории и методологии. Действительно, эти главы полностью переписаны в свете современных дискуссий относительно неравновесной интерпретации Кейнса Клауэром-Лейонхуфвудом и дебатов о структуре научных революций среди философов науки. Я до сих пор убежден, что вопросы относительно значения экономической теории должны задаваться в конце, а не в начале изучения истории экономической мысли. Тем не менее возрастающее число методологических проблем анализируется ныне по всему тексту, и подытоживается в "Методологиче­ском постскриптуме", которым завершается книга. Кроме радикального пересмотра последних двух глав, глава 4 о Рикардо теперь сопровождается рассмотрением клас­сической книги Сраффы "Production of Commodities by Means of Commodities” (1960), которая по справедливости может быть охарактеризована как учение Рикардо в современных одеждах. Глава 7 о Марксе также местами переработана, чтобы учесть удивительное омоложение марксистской экономической теории в последние годы. Посткейнсианская теория распределения Робинсона, Калдора и Пазинетти заставила нас снова задуматься о так называемой "теории распределения на основе предельной производительности", что привело к дальнейшим изменениям в главе 11. Подобно этому нескончаемые дискуссии, которыми были заполнены журналы на протяжении последних лет, изменили наше видение австрийской теории процента на капитал, и эта новая перспектива отражается в обострении спорных вопросов, поднятых в 12-й главе. Конечным результатом является книга, сохраняющая дух первого издания, но приспособленная к теоретическим потребностям скорее 1970-х годов, чем 1960-х.

В 1962 г. библиографии по истории экономической мысли публиковались редко, и мои обширные "Рекомендации кдальнейшему чтению" в конце каждой главы, можно сказать, удовлетворяли реальные потребности. Однако появление вскоре ”History of Political Economy” — первого специального английского журнала по истории экономи­ческой мысли, а также книжных списков и извлечений из статей в ”Journal of Economic Х#егаие"вместе с опубликованным "Indexto Economic Journals "в четырнадцатитомах (охватывающих период с 1886 по 1972 г. и содержащих именной и предметный указа­тели) упростило проблему с литературой. Сегодня студенту в поисках необходимого материала для чтения было бы лучше, пропуская мои "Рекомендации", обратиться прямо к 135 страницам библиографии к работе H. W. Spiegel "The Growth ofEconomic Thought" (1971), которая содержит почти все, на что я ссылаюсь, и многое сверх того. Тем не менее я не отказываюсь от "Рекомендаций к дальнейшему чтению" в настоя­щем, третьем издании книги — отчасти потому, что читатель может пожелать узнать мои личные предпочтения относительно вспомогательной литературы, а отчасти по­тому, что "Рекомендации" служат мне в качестве сносок к тексту, представляя собой не только список того, что я рекомендовал другим, но также и круг работ, которые особенно повлияли на меня в процессе написания этой книги. Однако при пересмотре и усовершенствовании этих библиографических заметок я стал разборчивее, чем прежде, зная, что дотошные читатели имеют возможность обратиться к энциклопеди­ческому перечню книг и статей.

За прошедшие годы я получил много не очень требовательных, а скорее доброже­лательных отзывов от различных читателей, некоторые из них указывали на погреш­ности, опечатки и явные ошибки в тексте. Они слишком многочисленны для упоми­нания, но я чувствую себя в особом долгу перед Д. Хэмблином за его внимательное прочтение предыдущего издания и перед С П. Херси за подобное усердие в отношении настоящего издания.

Лондон, Англия                                                                                    МАРК БЛАУГ

Декабрь 1976г.

Меня иногда спрашивают: "Как следует читать эту книгу?" "От начала до конца" — вот мой ответ. Тем не менее он никогда не удовлетворяет читателей с раздражающей привычкой углубляться в книги, непоследовательно пролистывая главы в разных местах книги. Таким читателям я должен со всей настойчивостью заявить, что система аргументов выстраивается постепенно и что в последующих главах не требуют дока­зательства положения, обоснованные в главах предшествующих: я снабдил многочис­ленными комментариями то, что обсуждалось вначале, но не в состоянии обеспечить каждую главу всем необходимым и потому сделать независимой от остального текста. Таким образом, беспорядочный читатель дорого платит за свою привычку.

Однако для тех, кто упорствует в желании начать с середины книги, сообщаю, что естественными блоками этой работы являются главы 2—7 о классических экономи­стах, главы 8—14 о неоклассиках и главы 1, 5,15 и 16 о монетарной теории и макро­экономике. Глава 17 — последняя — стоит особняком и служит комментарием к 250-летнему теоретизированию в экономике.

Основные изменения в этом издании пришлись на последние главы книги — о количественной теории денег и кейнсианской экономической теории. Я учел возвы­шение "монетаризма" и "новую классическую макроэкономику", придавая особое значение связям между этими современными разработками и более старыми монетар­ными экономическими теориями Юма и Рикардо. Непрерывно возобновляющиеся дискуссии о том, "что в действительности имел в виду Кейнс", участились в 1970-х годах, как будто течение времени скорее осложнило, чем смягчило, проблему осмыс­ления аргументов Кейнса. Результатом этого явился значительный пересмотр главы о Кейнсе, обозначивший следующие один за другим этапы истории интерпретации Кейнса за почти 50:летней период. Я решительно сократил последнюю главу о мето­дологии, так как она дублирует более подробное обсуждение этих проблем в моей книге "The Methodology of Economics" (1980). Включена совершенно новая глава по истории теории размещения — предмета, почти полностью упущенного в книгах по истории экономической мысли, который по праву представляет большой интерес сам по себе, а также служит для объяснения возникновения современной теории урбани­зации и региональной экономики как специальных областей исследования. Сделаны незначительные вставки в более ранние главы о Рикардо и Марксе, а также весьма важные добавления в срединные главы о предельной производительности и экономи­ческой теории благосостояния, такие, как новые разделы об истории концепции пред­принимательства и современных достижениях в непрекращающейся полемике о це­нообразовании на коммунальные услуги на основе предельных издержек. И, конечно, тщательно усовершенствованы "Рекомендации к дальнейшему чтению". В добавление к таким специфическим изменениям текст в этом издании сокращен и упрощен в различных местах, где более ранние варианты оставляли желать лучшего с точки зрения ясности.