Синявский А. Иван-дурак: очерк русской народной веры

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЯЗЫЧЕСТВО И МАГИЯ В НАРОДНОМ БЫТУ

Глава первая. ЯЗЫЧЕСКИЕ БОГИ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Если сводить язычество на Руси до принятия христианства к каким-то специальным
богам, то этот славянский Олимп, к нашему удивлению, окажется весьма скудным и мало
вразумительным. Стоит, между тем, все же обозначить как-то эти имена, о которых дошли
до нас смутные, противоречивые и не вполне достоверные сведения.
Перун — бог грозы, бог грома и молнии. Почитался покровителем военной дружины
и князя. Известно, что за малое время до крещения Руси, в 980 г., киевский князь Владимир
воздвиг на холме возле своего двора несколько идолов, в том числе деревянный идол Перу-
на, голова у которого была серебряная, а усы золотые. Тогда же идол Перуна был поставлен
в Новгороде, втором по значению городе после Киева, над рекою Волхов. В момент креще-
ния Руси эти идолы были повержены и преданы поруганию. Идол Перуна привязали к лоша-
диному хвосту, его волокли по земле и били, а потом сбросили в Днепр. Идол то тонул, то
всплывал. Жители бежали по берегу с плачем, провожая Перуна, и молили его всплыть и вы-
браться из реки, что было бы доказательством его истинности и силы. Но Перун не всплыл.
Это было решительным знаком победы христианства над язычеством.
Согласно другой летописной версии, с идолом Перуна в Новгороде произошло неко-
торое осложнение. Его сбросили в Волхов, он погрузился в воду, а потом всплыл. Тогда че-
ловек с моста метнул в него палицу. Но Перун поймал палицу и метнул ее обратно на мост,
где толпился народ, и убил несколько человек. Он же, в отместку, навел на новгородцев как
бы умственную и нравственную слепоту. С той поры, скорбно говорит летописец, новгород-
цы каждый год устраивают игрища на этом мосту и, разделившись на две партии, бьются
между собой и, случается, кого-то в этих драках убивают. Имеется в виду старинный рус-
ский обычай драться на кулачки в виде забавы. И благочестивый летописец, конечно, осуж-
дает эту вредную игру, видя в ней действие бесовской чары. Таким образом, языческий бог
Перун в позднейшей, христианской интерпретации трансформируется в черта. Но вот что
интересно: идол Перуна, оказывается, в глазах летописца и, по-видимому, не его одного, со-
всем не мертвое, бездушное дерево, но реальная сила (поэтому он может кинуть палицу и
убить) — только менее значительная, нежели у христианского Бога, одолевшего Перуна.
Позднее, в христианизированной народной культуре, положительные функции Перу-
на как бога грома и молнии были перенесены на Илью Пророка. Это функции страшные (во-
площение праведного гнева Божия) и благодетельные (дождь). Согласно народным приме-
там, на Ильин день (20 июля ст. ст.) всегда бывает гроза. Имя Перуна вычеркнуто из народ-
ной памяти. Но в Белоруссии и на Украине еще в прошлом столетии существовала идиома
«чтоб тебя перун разразил». А в наше время я сам слышал в Новгородской области, как мол-
нию называют «стрелой». Очевидно, имеется в виду смертельная стрела, которую в грозу
мечет с неба на землю воинственный и гневный Перун, слившийся с библейским Ильей Про-
роком. Это слияние, вероятно, объясняется тем, что Илья Пророк живым вознесся на небо на
огненной колеснице. Если он взят огнем, то он и проявляется огнем, в виде всепоражающей
молнии.
Перед концом света, накануне Страшного Суда, Илья Пророк вновь явится на землю
(поскольку он вознесся живым) и будет убит антихристом. Согласно другой, народной трак-
54
товке, перед концом света Илья спустится с неба и на своей колеснице трижды объедет зем-
лю, предупреждая о Страшном Суде.
В древнерусской летописи рядом с Перуном поминается Велес (или Волос), именуе-
мый «скотьим богом» — покровитель скота и богатства. Когда в 907 г. князь Олег после во-
енного похода на Царьград заключил с греками мир, то последние целовали крест, а русские
по своему обычаю «клялись своим оружием и Перуном их богом, и Волосом богом скота, и
утвердили мир»77.
Ученые связывают Велеса с первобытным культом медведя, который почитался хо-
зяином леса и всех зверей и располагался на границе человеческой и животной природы78. С
пережитками культа медведя мы встречаемся в народных сказках, где тот представлен не
только страшным и злым существом, но иногда и в положительном качестве, как тварь чело-
векообразной породы. Народное объяснение: вы только присмотритесь — у медведя такие
же ноги, как у человека79.
Медведь в сказках способен вступать в брак с женщиной и иметь сына-человека. Су-
ществует версия, что когда-то в прошлом медведь был человеком.
Уважительное и доброе отношение к медведю проявляется и в языке, когда медведя
ласково величают — Миша, Михаил Иванович, Михайло Потапыч, Михаил Топтыгин. Мед-
ведицу звали — Матреной, Аксиньей.
Отзвуки культа медведя сохранились в народных играх и праздниках — с медведем
для потехи ходили скоморохи; в карнавально-маскарадных шествиях кто-нибудь наряжался
медведем. Из «Жития протопопа Аввакума» известно, что в бытность деревенским священ-
ником ему довелось столкнуться с бродячими скоморохами, которые привели в село двух
плясовых медведей, и Аввакум их прогнал, маски и музыкальные инструменты поломал и,
обладая, очевидно, большой физической силой, одного медведя помял, а второго — отпустил
в поле. В этой скоморошьей потехе или, как ее называют, в «медвежьей комедии», Аввакум,
будучи человеком строгих и крутых церковных правил, усмотрел бесовское действо, остаток
древних языческих представлений о хозяине леса — медведе.
Медведю, как и волку, приписывали свойства оборотня, способность превращаться в
человека. В старинном «Словаре русских суеверий» о ведьме, помимо прочего, сказано:
«Также когда некоторых медведиц обдирали, то вместо медвежьего мяса под кожею находи-
ли бабу в сарафане»80. Быть может, здесь просто-напросто реализовано созвучие слов: «мед-
ведь» и «ведьма»? Между тем многие языческие божества (в том числе — у славян) носили
зооморфные признаки, восходящие к незапамятной древности, к тотемному предку и покро-
вителю рода, племени.
Впоследствии, на христианской почве, Велеса сменил (по созвучию) покровитель ско-
та св. Власий.
Дажьбог (или Даждьбог) — бог жатвы, урожая, бог солнца. Возможно — бог какой-
то части славянских племен, введенный князем Владимиром в «общерусский» пантеон. Имя
его восходит к молитвенным формулам: дай Бог, подай Боже (ср. в христианской молитве
«Отче наш»: «хлеб наш насущный даждь нам днесь»). Параллельно Даждьбогу действовал
Ярила (Ярило) — бог плодородия: от него плодоносят земля и все твари. Отсюда связь его
имени со словами, обозначающими — весну, буйное созревание хлебов, сексуальную силу.
Яр — в значении пыл, жар: «яровое поле», которое засевается весной; «бычок-яровик», «яр-
ка» (молодая корова, телка); «ярый» — сильный, быстрый… Из животных образов русского
народного эпоса исследователи сближают с Ярилой — тура (дикого быка, зубра): тур служил
символом мужской силы и сопровождался постоянным эпитетом «ярый» («яр тур»). Иногда
77 Повесть временных лет. Часть первая. Текст и перевод. — М. — Л., 1950, с. 221.
78 Вяч. Вс. Иванов, В.Н.Топоров. Славянские языковые моделирующие семиотические системы
(Древний период). — М., 1950, с. 160.
79 П.В.Шеин. Материалы по изучению быта и языка русского населения Северо-Западного края, т. II. —
СПб., 1893, с. 343.
80 М.Чулков. Словарь русских суеверий. — СПб., 1782, с. 53.
55
тура заменяет в сказке олень с золотыми рогами, добыть которого ставится задачей сказоч-
ному герою81.
Крестьянские праздники в честь Ярилы были описаны лишь в XIX веке, когда сами
крестьяне — участники этих праздников — не помнили и не могли объяснить, кто такой Я-
рила. Эти праздники в разных губерниях России, весной или ранним летом, обставлялись по-
разному… Иногда Ярила представал в виде соломенного чучела или куклы с преувеличен-
ными мужскими признаками, которую хоронили, сопровождая плачем и смехом, плясками и
песнями порой непристойного свойства. Непристойность сопряжена с фаллическим культом,
и, в целом, этот праздник Ярилы перекликается с вакханалиями во славу Диониса-Вакха и
сопровождался пьянством и распутством. Захоронение в данном случае знаменовало одно-
временно — зачатие…
Киевский пантеон замыкает женское божество — Мокошь. Она ведала специфически
женской сферой труда и хозяйства — прядением. Считалось, что когда все спят, Мокошь в
доме садится за прялку. Но пряжа ее имела и более расширительный смысл (мифологическая
параллель — мойры, парки, норны, плетущие нить жизни). Мокошь была воплощением ноч-
ного и влажного начала. В дальнейшем, с концом язычества, Мокошь на низком, бесовском
уровне превратилась в кикимору, на высоком — в Параскеву Пятницу, «бабью святую», как
ее звали на Руси, покровительницу женщин.
Имея дело с богами восточных славян, трудно не испытывать некоторого чувства до-
сады или недоумения. Слишком много белых пятен и много неразрешимых вопросов. Поче-
му, допустим, иные боги словно дублируют друг друга? Ярила, например, в чем-то уподоб-
ляется Даждьбогу, а тот в свой черед почитался сыном бога огня — Сварога и сливался со
вторым богом солнца по имени — Хорс. С другой же стороны, удивляет невыявленность об-
раза, четких функций и взаимоотношений у некоторых из этих богов. А главное, почему эти
боги так легко исчезли из памяти народной? При всем своем устойчивом двоеверии, то есть
склонности смешивать и совмещать языческие традиции с христианской религией, народ
этих высших языческих богов не запомнил, да и скорее всего не слишком крепко за них дер-
жался. От архаических дохристианских времен мало что сохранилось, поскольку письмен-
ность на Русь пришла только вместе с христианством. Так что о названных богах мы вынуж-
дены подчас лишь строить догадки по каким-то косвенным, вторичным и непроверенным
сведениям. К тому же эти имена дошли до нас главным образом в заведомо искаженной хри-
стианской интерпретации. Русская летопись, как и вся древнерусская церковная литература,
старалась по возможности не произносить имена языческих богов. Разумеется, церковь
стремилась изгладить все следы чуждой и враждебной религии, которая еще недавно была ее
конкурентом и представляла на первых порах главную опасность для зачинающегося хри-
стианства и христианского просвещения. Но, с другой стороны, это связано также с ощуще-
нием язычества как нечистой силы, которую поименно лишний раз лучше не поминать. Даже
в священных текстах (Библия, Евангелие, сочинения Отцов Церкви) русские люди, читая
вслух, старались опускать дьявольские имена — проглатывать, произнося неотчетливо или
понизив голос. Согласно древнерусским представлениям, произнесение имени влекло к реа-
лизации связанного с именем образа в самой жизни. Здесь мы сталкиваемся с парадоксаль-
ным явлением — с остатками магического (т.е. языческого) отношения к имени внутри само-
го христианства. С язычеством боролись такие же остатки язычества, невольно усвоенные
христианской культурой. Естественно, в этих условиях имена языческих богов подвергались
стиранию, зачеркиванию, а никак не выяснению их первоначальной природы.
Невыявленность русского языческого Олимпа некоторые ученые связывают с тем, что
все эти боги тоже были сравнительно поздним и новым явлением на Руси, попыткой утвер-
дить государственную религию, не имеющую глубоких корней в народной почве. Дескать,
князь Владимир сперва утвердил и воздвиг идол Перуна и другие кумиры, заимствованные у
покоренных или соседних племен, а через несколько лет срубил эти идолы, найдя более под-
81 Вяч. Вс. Иванов, В.Н.Топоров. Славянские языковые моделирующие семиотические системы, с. 131.
56
ходящую, мощную и универсальную религию в виде православия. Во всяком случае, автори-
тетный исследователь в этой области утверждал: «Не из каких памятников нельзя вывести
заключения, что боги Владимира представляли из себя какую-то систему воззрения народ-
ного на природу, и решительно ничто не роднит их ни с каким богом германских или греко-
италийских народностей, кроме очень поздних и малодостоверных мудрствований книжни-
ков»82.
Скорее всего, Перун и другие персонально оформленные боги на Руси составляли
лишь некую поверхность славянского язычества, которое не успело сложиться в стройную
мифологию, на манер античной. То есть религия славян до принятия христианства не сво-
дится к Перуну и другой номенклатуре, но имеет более древнюю и разветвленную основу.
Как что-то не вполне дооформленное Перун и другие идолы были довольно легко и сравни-
тельно безболезненно сметены христианством. И потому не сохранились в народной культу-
ре как персональные божества.
Языческая религия на восточно-славянской почве это что-то весьма аморфное и вме-
сте с тем длительное по времени. На этом длинном пути она, эволюционируя, вбирает мно-
гие божества и даже вбирает само христианство или его окрашивает. В то же время она со-
храняет за собою свой неопределенно-первобытный строй. Иными словами, эта языческая
метафизика не переходит окончательно в физику, не создает окончательных, цивилизован-
ных форм в своей текучей природе. Все усваивая, она как бы все в себе растворяет. Будь у
нас, на Руси, точно означенные Перун, Ярила, Даждьбог и т.д. — это была бы цивилизация.
Но у нас не было цивилизации на языческой основе, хотя все от начала до конца было про-
никнуто язычеством. Кое-где эта языческая река творила своих богов или пользовалась за-
имствованными, но никогда эти боги не носили окончательный характер, не застывали в ви-
де строго формализованной системы, в образах четкой мифологии. Поэтому мы точно не
знаем, где пребывает Ярила и кто такой Сварог, и в каких эти боги между собой находились
сюжетно-космогонических отношениях. Мы не знаем, кто из них был главным и у кого какая
была жена или дочь-богиня. В этом наш недостаток по сравнению со стройными религиоз-
ными системами и цивилизованной мифологией других народов. Но этот недостаток имеет
определенное преимущество — вечно текучей и живой религии.
82 Е.В.Аничков. Язычество и Древняя Русь. — СПб., 1914, с. 344.
57

Глава вторая. ДЕМОНОЛОГИЯ. ДОМОВОЙ И ЕГО СРОДНИКИ

Перепрыгнем тысячу лет. Это вынужденный прыжок, потому что основные записи
народных суеверий в России были сделаны главным образом в XIX и в начале XX века.
Только тогда появились настоящая научная этнография и фольклористика — притом в ту
пору, когда фольклор еще не угас и народная культура еще оставалась живым предметом со-
временного исследования.
Истоки этих верований лежат в древности, не менее далекой, чем те великие языче-
ские боги, которые сгинули. Однако важно учесть новый контекст — христианство. Матери-
ал, с которым предстоит иметь дело, это уже не вполне языческая, но христианизированная
народная культура, хотя и сохранившая черты язычества. Значит, вопрос о Боге и о религии
не вызывает в этой среде никаких сомнений. Религия — христианская, давно уже вошедшая
в кровь и плоть народа. В результате все остаточные, языческие представления сдвигаются
вниз. Речь пойдет не о языческих богах, в которых потихоньку продолжали верить русские
люди. Но — о полубогах, и о четвертьбогах, и меньше, которые имеют лишь относительную
силу и возбуждают двойственное отношение — страха и насмешки, почтения и презрения.
Это, в общем-то, нечистая сила, осуждаемая христианской религией, но все еще продол-
жающая вызывать, по старой памяти, некоторое почтение. Как сказано в одной деревенской
пословице: «Богу молись, а черта не гневи». Дескать, соблюдай и по отношению к черту оп-
ределенного рода условия игры — как с опасным, но неизбежным соседом. Черту нельзя по-
клоняться, но с ним подобает держаться осторожно и вести себя обдуманно, чтобы его не
раздражать.
Однако эта темная или нечистая сила далеко неоднородна по своему составу, по вхо-
дящим в нее персонам. Они различаются между собой по значению, меньшему или больше-
му, по степени злого или доброго начала, которое в них содержится, но, главным образом, —
по месту жительства и по своей профессии. Это, можно сказать, локальные существа, свя-
занные с крестьянским бытом и окружением. Каждый из них хозяин в какой-то определен-
ной области.
Они не столь значительны по своему весу, как боги, вроде Перуна. В письменных
древних источниках об этих «низших» богах почти не упоминается. Они сохранились лишь в
устной молве и в быту. Но они жили и живут очень долго, в какой-то части своей дожив до
сегодняшнего дня. Значит, это более устойчивые боги, нежели языческий Олимп восточного
славянства. И можно предполагать, это более исконные и древние, более первобытные и бо-
лее органические боги, сопровождавшие русский народ на всем протяжении его истории.
Другое преимущество этих низших богов заключается в том, что они непосредственно
прилегают к повседневной жизни человека. Они и располагаются внизу — не в небе, а на
земле, рядом с жильем крестьянина или в самом жилье. Это твари вроде кошки или собаки,
которые нюхают ежеминутно и дым, и пот, и смрад, исходящий от человека, и пропитыва-
ются этим запахом. В итоге они становятся физиологически ощутимыми. При всех смутных
представлениях о них, они более конкретны и более понятны. А это значит, они могут лучше
характеризовать и русский быт, и народную культуру, нежели небесные мироправители, рас-
терявшие свой первоначальный образ.
Начнем с Домового, как с самого близкого человеку и его жилью сверхъестественного
существа. Домовой это тайный обитатель и тайный хозяин дома. В каждой избе имеется свой
Домовой. Величают его по-разному, но чаще всего — «хозяином», а еще чаще — «дедуш-
кой». Это очень почтительное обращение. И связано оно с тем, что Домовой, по-видимому,
генетически, в далекой, первобытной древности, восходит к обожествленному предку рода, к
58
пращуру, к родоначальнику семьи. Иначе сказать, Домовой продолжает религию, связанную
с поклонением предкам, которые становятся покровителями рода, охраняющими дом и се-
мейный очаг. Поэтому Домовой и крутится обычно вокруг очага. В крестьянской избе он
живет либо на печи, либо за печью, либо под печью.
На Руси существовал обычай, указывающий на роль Домового как родоначальника
семьи и связанный со свадебным ритуалом, когда две семьи должны были породниться. Сва-
ты, заходя в дом, чтобы просватать девушку-невесту, первым долгом прикладывали руки к
печи. Тем самым они отдавали себя под покровительство чужого родового бога, Домового.
Потом невеста в знак согласия слезала с печи. А родители, благословляя ее на брак, садились
у печи. И когда новобрачная впервые входила в дом мужа, она тоже первым делом прикаса-
лась рукою к печи, и ее обводили вокруг домашнего очага. Тем самым она приобщалась к
новому роду и к новому дому. Затем делала подарки Домовому или, условно говоря, прино-
сила ему небольшие жертвы — в разных областях и губерниях России по-разному. На Ук-
раине новобрачная бросала под печь петуха. В Белоруссии — свой пояс или связку баранок.
В других местах она ставила на печь хлеб. Все это означало, что молодая жена входит в но-
вый род, становится членом новой семьи и отдает себя под охрану хозяина83.
По виду своему Домовой — это старик с седой бородой, косматый. Он весь оброс
мягким пушком. Даже подошвы ног и ладони рук у него волосатые. Об этом известно пото-
му, что иногда зимой на снегу около дома остаются его мохнатые следы. А еще он имеет
привычку ласково гладить по лицу кого-либо из членов семьи своей пушистой ладонью.
Впечатление такое, будто провели по лицу собольим мехом. Это добрый знак. Но, как суще-
ство невидимое, Домовой очень редко показывается человеку. Иногда — перед несчастьем,
предостерегая хозяев. Но хотя Домового не видят, его присутствие постоянно чувствуется в
доме. Хозяева слышат порою его тихий плач и стоны или его отрывистый голос. Слышат,
как он ходит ночью, возится за печью, гремит посудой84.
В доме он выполняет роль доброго сторожа — охраняя человека, и скотину, и птицу.
Он предупреждает об опасностях и, вообще, старается, чтобы все в доме было благополучно.
Он любит лошадей и часто по ночам навещает их на конюшне. Особенно полюбившуюся
ему лошадь он холит, чистит, подсыпает ей овса побольше, а порой заплетает у нее на хвосте
и в гриве косички. У него просят совета, какой масти следует купить лошадь, чтобы ему по-
нравилась, и Домовой отвечает. Раньше крестьяне новорожденную скотину — телят, яг-
нят — держали в избе. Когда их приносили из хлева, то совали головой в устье печи, и это
называлось особым словом — скотину «водомляют», т.е. сродняют с домом, распространяя и
на нее покровительство Домового.
Из всех низших крестьянских полубогов это — самое доброе существо. Недаром его
называли также «Доброжил» или «Доброхот». И потому никогда не путали Домового с не-
чистой силой, с чертями, и считали домовых за особую, отдельную, добрую породу.
Но Домовой не только добр. Он еще и проказлив. Он любит шутить, дурить, забав-
ляться — просто от скуки и по своему веселому нраву. Однако шутки его обычно безобидны.
По ночам он иногда щекочет или щиплется, отчего на теле спящего остаются синяки, кото-
рые не болят. Также во сне он наваливается на грудь и давит. Мне как-то поведали: если в
доме затерялась какая-то вещь, про которую известно, что она только что тут была и вдруг
куда-то запропастилась, — это игра Домового. В таких случаях следует обратиться к нему со
словами: «Домовой-домовой, поиграй, да назад отдай!» Затем, в виде наказания, надо скру-
тить из воздуха воображаемую веревку и привязать Домового — разумеется, тоже вообра-
жаемым способом — к ножке стола или стула. Через короткое время он отдаст потерянное
83 А.Бородин, А.Липавский, Д.Жохов, В.Максимов, С.Золотарев. Очерки по истории русской
литературы. — Петербург — Киев, 1913, с. 29.
84 См.: Вл. Даль. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа // Полное собрание
сочинений, т. 10. — СПб.-М., 1898. В дальнейшем: Даль…
С.В.Максимов. Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб., 1903. В дальнейшем: Максимов…
59
вами. «Привязав» Домового, эту вещь не надо искать: она сама нежданно найдется в самом
неподходящем месте или там, куда ты ее положил. Я не раз таким способом находил поте-
рянные предметы у себя дома, привязав Домового к ножке стула. Только нельзя забывать,
после того как вещь нашлась, отвязать Домового и отпустить его на свободу. В противном
случае он обидится и может отомстить за проявленное к нему неуважение — более жестоким
образом.
Проказливость и шутовство вообще отличает нижний мир сверхъестественных су-
ществ от высшего, собственно божественного мира. Бог и святые пустой игрой и дурацкими
шутками не занимались. Они либо карали человека, либо ему помогали, но вели себя серьез-
но и достойно. Возможно, проказливость низших божеств объясняется тем, что вера в них
это уже полувера. Эти существа вызывают страх и уважение, но они же возбуждают желание
их перехитрить. Они перестали быть полновластными господами. Вероятно, поэтому право-
славная церковь, нетерпимая к любым проявлениям язычества, смотрела сквозь пальцы и
сравнительно снисходительно на существование этих мелких, семейных полубогов, связан-
ных с бытом и с хозяйством русского мужика. В условиях христианской религии они поте-
ряли свою опасность и свою притягательность. Другое возможное объяснение того, что эти
некогда грозные владыки превратились в шутов и проказников, — это их слишком тесная
близость к человеческому миру в самых простейших проявлениях. Соприкоснувшись с бы-
том и сжившись с людьми, они как бы заразились юмором, который присущ народу. И пото-
му они вошли непосредственно в народную веру и стали достоянием народного искусства и
народной фантазии. Разумеется, это не религия в настоящем смысле слова, это суеверия, то
есть что-то недостоверное, ложное, связанное с игрою ума и воображения. И вместе с тем
это сама плоть искусства и жизни русского крестьянина на протяжении веков.
В образе русского Домового совмещаются черты мудрого старца, который все знает и
обо всем заботится, и маленького ребенка. Само это сочетание говорит о многом. О том, что
Домовой воплощает собою народ в его исторической давности и вечном младенчестве. Это
олицетворение дома, в котором рождается, живет, умирает и вновь рождается человек. И по-
тому Домовой привязан к дому даже более прочно, чем люди — реальные, но временные хо-
зяева и обитатели. Домовой это постоянный, от начала века и до конца, главный жилец в до-
ме. К дому, как таковому, он более привержен, чем к его постояльцам. Потому с Домовым
начинаются проблемы при всяком переезде. Если его забудут взять с собою, он останется
жить на старом пепелище, даже когда изба развалилась, несмотря на то, что любит и очень
ценит теплое жилье, печку85. Бывали случаи, когда русские переселенцы в Сибирь забывали
взять своего Домового. И потом в этом пустом, брошенном доме, по свидетельству очевид-
цев, он страшно тосковал, мучился, плакал и не мог утешиться, но сам не двигался с места.
Этнографы записали случай, который в конце прошлого века произошел в Орловской губер-
нии. Там во время пожара сгорела вся деревня. И вот осиротевшие домовые так затосковали,
что целыми ночами слышались их плач и стоны. Тогда погоревшие мужики решили прежде
всего обеспечить домовых, сколотили на скорую руку деревянные шалашики и разбросали
рядом с ними ломти хлеба, круто посолив (Домовой, как и русский мужик, любит черный
хлеб с солью). Это было временное жилье исключительно для домовых, пока не срубили но-
вые избы, куда те и переселились86.
Из этой истории видно, как важно, переезжая в новый дом, взять с собой Домового.
Ведь это добрый гений избы, который в течение десятилетий, а то и столетий, охранял до-
машний очаг. Но взять его с собою не так просто. Домовой капризничает и хочет всегда ос-
таться на старом месте. Поэтому его выманивают, уговаривают. Задобрить Домового до-
вольно легко. Ему нужно ласковое отношение и небольшие подарки в виде краюхи хлеба с
солью или разноцветные лоскутья, в которые он любит играть, или нюхательный табак, до
которого Домовой большой охотник. Или Домового заманивают просто горшком каши, с тем
чтобы он переехал в новое жилье. При этом иногда Домового засовывают в мешок и так пе-
85 Максимов, с. 36.
86 Там же, с. 37.
60
реносят в новый дом. Разумеется, это такое же воображаемое засовывание, как привязывание
Домового к ножке стола. Это некий театр с остатками магических функций и воздействий.
С тем чтобы перевезти Домового из одного дома в другой, ему в виде телеги или ко-
ляски предлагают пустой лапоть. При этом приговаривают ласково: «Хозяин-дворовой, иди
покель на спокой, не отбивайся от двора своего». Или Домового зовут на новоселье вместе с
его женой «домовихой», которая как самостоятельное лицо не фигурирует и вообще не обя-
зательна, но иногда, ради уважительного отношения к Домовому, упоминается: «Дом-
домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу — как умею награжу». Все это свиде-
тельствует о том, что старый Домовой ценится народом. И это же говорит о том, что Домо-
вой, как божество, строго локален.
В русском быту у Домового есть помощники или двойники — рангом пониже, рас-
пределенные по другим помещениям крестьянского жилья и хозяйства. Каждый из них при-
надлежит к какому-то строго определенному месту в системе домашних построек. Есть, на-
пример, отдельный «бог», который живет в деревенской бане и называется Баенник или Бан-
ник. Существуют и другие «хозяева». В овине — Овинник. На гумне — Гуменник. Все это
ответвления или вариации Домового, применительно каждый к своему месту или профессии.
По сравнению с Домовым, они второстепенны и не так обязательны, не так определенны по
своему образу и назначению. В сущности, Домовой всех их перекрывает, заменяет и объеди-
няет, как главный хозяин дома, в то время как эти «боги» воплощают лишь какие-то отдель-
ные функции домашнего обихода. Домовой — это центр, а вся прочая мелкая нечисть это
периферия по отношению к дому. И если Домовой жил в каждом доме, то не в каждой во-
лости и не в каждой деревне существовали эти отдельные, самостоятельные твари, сливав-
шиеся порой с образом Домового.
Помимо того, в отличие от Домового, они смыкались с нечистой силой. По сравнению
с Домовым, это куда более низкие, нечистые и злобные существа, которые приближаются к
бесам. Их отличие от чертей в том, что они строго прикреплены к месту и могут иногда, как
вариант Домового, сотворить что-то доброе и полезное человеку. Из этих построек и поме-
щений, второстепенных по отношению к дому, я остановлюсь только на бане, поскольку без
нее немыслим русский народный быт. Деревенская баня — маленькая избушка, расположен-
ная неподалеку от дома. Обычно у каждой семьи была своя баня, которая топится один раз в
неделю, по субботам. Все моются в субботу, накануне воскресного дня, чтобы достойно
встретить праздник. Русский человек в бане не только моется, но парится и, чтобы тело луч-
ше распарилось, схлестывает себя березовым веником. Это считается полезным, выгоняет
болезни и приносит человеку громадное удовольствие. Иногда он до того распаривается, что
зимою выскакивает нагишом из бани и катается в снегу, чтобы прийти в себя, и бежит назад
в баню. О бане на Руси сложено много шутливых поговорок и прибауток. «Баня парит, баня
правит, баня все исправит». «Коли б не баня, все бы мы пропали». «Баня все грехи смоет».
Когда окачивают водой напоследок, приговаривают: «Как с гуся вода, так с тебя худоба». О
том, что баня не только полезное дело, но и веселое развлечение (своего рода цирк), гласят
прибаутки: «Табак да кабак, баба да баня — одна забава». «Веник в бане всем начальник».
«Банный веник и царя старше» — потому что и царь парится в бане, и царя хлещут веником.
О бане имеются свидетельства — в первой русской летописи «Повести временных
лет», которая была составлена в начале XII столетия. Там, в частности, рассказывается о
предыстории Руси и приводятся ранние сведения об этой земле. Они, согласно преданию,
относятся к самому началу нашей эры — почти за тысячу лет до возникновения Руси. Эти
сведения привез в Рим один из апостолов — Андрей Первозванный, который проповедовал
христианство на южном берегу Черного моря, а затем на корабле прибыл в Корсунь — в гре-
ческую колонию Херсонес в Крыму. Тут он узнал, что неподалеку от Корсуни находится
устье Днепра, и решил отправиться вверх по реке. Далее цитирую летопись в переводе на
современный язык: «И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром
встал и сказал бывшим с ним ученикам: „Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благо-
дать Божия, будет великий город и воздвигнет Бог много церквей“. И взошел на горы эти,
61
благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы той, где впоследствии
возник Киев, и отправился по Днепру вверх. И пришел к славянам, где нынче стоит Новго-
род, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился
им… И пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: „Удивительное
видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и разожгут их до-
красна, и разденутся и будут наги… и поднимут на себя молодые прутья, и бьют себя сами, и
до того себя добьют, что едва слезут, еле живые, и тогда обольются водою студеною, и толь-
ко так оживут. И делают это всякий день, никем не мучимые, но сами себя мучат, и это со-
вершают омовенье себе, а не мученье“. Те, кто слышал об этом, удивлялись…»87
Русская баня показана глазами иноземца и похожа на комический спектакль, что со-
ответствует одновременно русскому пониманию бани. И вся Русь, в изображении апостола
Андрея (в изображении крупномасштабном), представлена двумя главными учреждения-
ми — церковные храмы, которые в будущем покроют эту страну, и бани, которые сущест-
вуют как бы изначально. Это и есть две культуры. Верх представлен церковной; а низ — на-
родной культурой и народным бытом. Наверху — святость, внизу — юмор. Кажется, в этом
небольшом летописном тексте, в одном абзаце, заснята вся Русь в ее определяющих чер-
тах — дух и плоть Руси, и фантастический характер народа, который сулит в будущем еще
большее удивление…
Итак, баня — это необходимая составляющая народного быта, которая отнюдь не
сводится к мытью, но содержит целый комплекс занятий, забав и назначений. Включая и то,
что русские бабы иногда рожали в бане, как в изолированном помещении. Так что русский
человек впервые видел мир — в бане… И в то же время баня служила пристанищем всякой
нечисти. Потому, возможно, что баня связана с сыростью, с копотью, с темнотой (а нечисть
любит темную, болотистую воду), а также потому, что в бане, парясь, народ оставлял свои
болезни и грехи, которые стекали под пол. Да и сам образ голых людей, которые скачут в го-
рячем пару и хлещут себя прутьями до полусмерти, получая в том удовольствие, возможно,
создавал картину какой-то веселой преисподней.
Но хозяин бани, играющий при ней роль банного домового, Банник, — это существо в
основном злое и опасное; русские семьи обычно мылись в бане в три очереди и никогда —
поздно вечером. В четвертую смену идти боялись. Потому что в четвертую смену в бане мо-
ются черти, лешие и сам Банник. Для этого им оставляют немного воды в кадушках и ма-
ленький кусочек мыла. Также банные веники никогда не уносят в избу. Если человек пойдет
мыться в четвертую смену, черти могут его удушить, а людям покажется, что он угорел или
запарился до смерти. Ни в коем случае не рекомендуется ночевать в бане, даже если нет дру-
гого ночлега. Но именно потому, что в бане водится нечисть, девушки ходили туда гадать.
Гадание происходило так. Девушка просовывает в двери бани голый зад. Если Банник погла-
дит ее мягкой лапой — это хорошая примета, она выйдет замуж. А если когтистой лапой — к
беде. Где-то Банник со своей мохнатой лапой похож на Домового.
Из духов, обитающих в самом доме, помимо Домового, надо упомянуть Кикимору. В
отличие от Домового, это существо злобное и чаще всего женского рода. По ночам Кикимо-
ра прядет, и, бывает, слышно, как свистит у нее веретено в руках и крутятся нити. Случается,
Кикимора портит пряжу и творит людям другие пакости — в частности, вредит домашней
птице, выстригает овец. Увидеть Кикимору с прялкой в переднем углу — дурной признак:
скоро быть покойнику в избе. Но кое-где были известны и добрые свойства за Кикиморой,
когда она оказывала покровительство старательным хозяйкам: убаюкивала по ночам детей,
перемывала посуду и делала другие мелкие услуги. А ленивых баб Кикимора ненавидит: ще-
кочет малых ребят, так что те все ночи ревут, пугает подростков. Однако в целом образ Ки-
киморы к концу прошлого века уже достаточно обезличился и стерся в народном сознании.
Потому Кикимору иногда считают женой Домового, а в Сибири существовала лесная кики-
мора — жена Лешего — лешачиха. Что это создание негативное, видно уже из того, что имя
87 Повесть временных лет, т. 1, с. 208.
62
«кикимора» стало бранным. Кикиморой называли и мрачного, неразговорчивого человека,
который не выходит из дома, и женщину, которая слишком прилежно занимается пряжей
или другой работой. Обманщика или сплетника тоже звали кикиморой.
То ли под руководством Кикиморы, то ли самостоятельно в доме действовали еще
мелкие бесовские существа. Крикса, заставляющая младенца плакать и кричать. Она пред-
ставлялась в виде махонького зверька: «и не видать, как проскочит»88. Есть еще Ночница —
стоит прикоснуться к ней рукой, человек лишается сна, слабеет и умирает (Ночница — бес-
сонница). Она в темной или в белой одежде входит неслышно в дом и садится на кровать. Да
и мало ли еще какие низшие духи обитали и обитают вокруг нас!..
88 П.В.Шеин. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края, т. II,
с. 536–537.
63

Глава третья. ЛЕШИЙ И ВОДЯНОЙ

Леший — хозяин леса, лесной дух. Чаще всего он появляется в образе рослого мужи-
ка, косматого, без шапки, цвет лица синеватый, кровь у него синяя, глаза зеленые и горят,
как угли. У Лешего нет правого уха. А волосы зачесаны (если они зачесаны) не направо, как
у людей, а — налево. Правый лапоть надет на левую ногу, а левый — на правую. Это важная
примета. Ведь нечистая сила — нечто противоположное человеку в его божественном обра-
зе. Поэтому она старается все перепутать и все переместить. Вместо добра творит зло, а пра-
вое заменяет левым. Не в одной России, но у многих народов правая сторона — это правед-
ная сторона, а левая — ложная. Правая важнее левой, и выше, и лучше. У каждого человека
позади с правой стороны стоит ангел-хранитель, а слева — черт, который нашептывает в ле-
вое ухо греховные помыслы. Правой рукой крестятся, в левую сторону плюют.
Это разделение на правое и левое было прочно усвоено русским народом и сохрани-
лось до сих пор даже в языке. Например, идиома: «Ты что, с левой ноги встал?!» Вставать с
постели надо с правой ноги. Так же как обувать полагается сначала правую ногу, а потом
уже левую. А к тому, кто по забывчивости или рассеянности начинает день с левой ноги,
привязывается черт. Другое народное выражение «Твое дело лево» — означает: твое дело
неправо, криво. В одежде «левая сторона» — изнанка. Надеть рубашку «на левую сторо-
ну» — надеть навыворот, неправильно. Даже в современном советском языке широкое рас-
пространение приобрел оборот: «левый заработок» или «работать налево».
Помимо перекошенной в левую сторону внешности, Леший способен меняться в сво-
ем облике и то вырастать до размеров самого высокого дерева в лесу, то уменьшаться ниже
травы. Ведь он само олицетворение леса как стороны, враждебной и противоположной дому.
С древнейших времен существовала оппозиция: «дом» и «лес». Все страшные и невероятные
вещи происходят в лесу, вдали от дома. Соответственно, Леший тем в основном и занимает-
ся, что пугает человека. Он кричит страшным голосом что-то нечленораздельное, свистит,
дико хохочет и хлопает в ладоши. Возможно, гулкое, перекатистое лесное эхо способствова-
ло его репутации. Он же бегает по лесу так, что трещат сучья, тревожно шумят и падают де-
ревья.
Основная каверза Лешего заключается в том, что он водит человека по лесу, заставляя
плутать и не давая выбраться. И если кто-то заблудился, то чаще всего это проделки Лешего.
Заплутавшись в лесу, человек начинает кружить и, походив вокруг да около, подчас возвра-
щается на старое место. Эти проказы Лешего несколько напоминают шутки Домового, но
только более злые, хотя обычно все-таки они не ведут к человеческой гибели и тоже являют-
ся своего рода игрой. Заставляя человека кружить по лесу, Леший переносит с места на ме-
сто дорожные знаки или сам прикидывается деревом, которое служило заблудившемуся
приметой.
В этой беде надо знать определенный народный способ, как избавиться от Лешего и
выбраться из лесу. Заблудившийся должен присесть на какую-нибудь первую попавшуюся
колоду, раздеться, выворотить наизнанку всю одежду и потом, в вывороченном виде, надеть
на себя. Также необходимо правый лапоть надеть на левую ногу, а левый — на правую. А
если дело происходит в холодную пору, то же самое нужно проделать с рукавицами. После
этого найдется дорога. Значит, человек, чтобы избавиться от Лешего, сам должен на какое-то
время уподобиться Лешему и все сделать наоборот и навыворот по сравнению с собственной
природой. В лесу он обязан на миг как бы вернуться из христианства в язычество и доказать
Лешему, что он свой, брат. Это обращение к старому божеству, про которое уже известно,
что оно нечистая сила, безусловно связано с древнейшей, первобытной идеей оборотничест-
ва. А также сопряжено с народным театром — маскарадом, который и состоял в том, прежде
64
всего, что выворачивали шубу или тулуп и надевали на себя мехом наружу. Тем самым пре-
вращались в какое-то противоположное человеку зверино-божественное существо.
Поскольку Леший хозяин леса, у него в подчинении находятся все звери и птицы. Пе-
ремещение животных из одного лесного угодья в другое (миграция) объясняется тем, что
один Леший перегоняет к другому Лешему — целыми стаями и стадами — зайцев, белок,
волков, мышей и т.д. Обычно это вызвано карточным проигрышем. Известно, что лешие —
отчаянные любители карточной игры, которую они ведут, собираясь для того иногда боль-
шими артелями. Согласно показаниям местного населения, которые были записаны этногра-
фами, в 1859 г. состоялась грандиозная карточная игра между русскими и сибирскими ле-
шими. Выиграли — русские. Продувшись, сибирские лешие гнали по тайге свой проигрыш,
в виде переселения зверей, — через Урал в районы Печоры и Мезени89. Но чаще всего один
сосед играет с другим и карточный долг отдает зайцами. Опять-таки с нечистой силой со-
пряжено игровое начало, присущее народному быту и фольклору.
Но Леший способен причинять и серьезные неприятности — правда, по вине самого
человека. Леший карает за произнесение проклятий и ругательств. В особенности это касает-
ся рожающих женщин, когда те, не в силах вынести боли, проклинают себя и ребенка. В
этом случае ребенок становится собственностью Лешего и тот его уносит, а на его место
подкладывает «лесное детище» — больное и беспокойное.
На зиму Леший чаще всего проваливается под землю, с тем чтобы вновь объявиться
весной, вместе с оживающим лесом. Но перед тем как уйти (4 октября ст. ст.), лешие неверо-
ятно скандалят — дурят и бесятся. Они учиняют между собою драки, ломают и выворачива-
ют деревья, без толку гоняют зверей из конца в конец. В это время человеку в лес лучше не
ходить.
Однако по степени причиняемого зла Леший все же не очень страшен. Он бесспорно
хуже Домового, но лучше Водяного. Об этом гласят русские поговорки: «Домовой лешему
враг». Или — в виде градации зла: «Домовой тешится, леший заводит, а водяной топит». В
этой триаде Водяной наиболее злое и опасное существо. Он ближе всего к нечистой силе. Да
и рисуется он обычно в самом омерзительном образе — в виде голого старика с зеленой бо-
родой, опутанной тиной, с одутловатым брюхом и опухшим от беспробудного пьянства ли-
цом. Иной раз водяных видели с рогами на голове, с длинными пальцами на ногах и с пере-
пончатыми лапами вместо рук. Этими лапами-ладонями они, забавляясь, звучно хлопают по
воде в какую-нибудь тихую ночь, и хлопанье далеко разносится по реке.
Водяной имеет привычку топить купающихся. Хватает своими цепкими лапами и во
мгновение ока увлекает на дно, чаще всего в омут, где обыкновенно живет. Так он поступает
с людьми, которые, войдя в воду, забыли перекреститься или купаются в неурочное время,
после захода солнца (или, что тоже не годится, в самый полдень). С особенным удовольстви-
ем он топит тех, кто не носит нательный крест или снимает его перед купаньем. Когда вы-
лавливают утопленников и находят на трупах кровоподтеки, раны, царапины и синяки, это
служит наглядным доказательством, что человек побывал в лапах у Водяного90. Но водяные
чинят и другие неприятности. У рыбаков — рвут сети. У мельников (поскольку водяные лю-
бят селиться возле водяной мельницы, под самым колесом) размывают и прорывают плоти-
ну. Оттого многие мельники вступают в тайную связь с Водяным и считаются колдунами.
Водяному приносят жертвы. В древности, по всей вероятности, это были человеческие жерт-
вы. Еще в конце прошлого века держалось поверье, что мельник, строя новую мельницу, в
виде жертвы Водяному, подстерегает и сталкивает в воду какого-нибудь запоздавшего пут-
ника. Рыбаки в виде жертвы топили чью-то чужую лошадь, бросали в воду дохлых живот-
ных, которые шли на лакомство Водяному. Рыбаки после первого улова часть улова или пер-
вую рыбу, как дань Водяному, кидали назад в воду. За это Водяной может пригнать в их сети
новый большой улов, поскольку он распоряжается рыбой так же, как Леший зверями и пти-
цами. Подводный мир Водяного иногда представляется наподобие здешнего мира. У Водя-
89 Максимов, с. 71.
90 Там же, с. 93.
65
ного хрустальные палаты, где на него работают утопленники и прислуживают ему русалки.
В старину некоторые водяные заводили собственные стада коров, которых выгоняли пастись
на берегах реки. Но все коровы у Водяного — черные. В этом качестве Водяной сближается
с образом Морского Царя, который известен у многих народов, а в русском фольклоре ярче
всего представлен былиной о новгородском купце Садко. Но Морской Царь это более могу-
чее и облагороженное существо, по сравнению с Водяным. Или Водяной — это уменьшен-
ный и локализованный в каждом местном омуте Морской Царь.
С Домовым Водяной находится в конфликте, и при случайных встречах они дерутся.
Это естественно. Домовой благоволит человеку, а Водяной чужд и враждебен всему челове-
ческому как откровенно нечистая сила, даже более злая и темная, чем Леший. Однако и с
лешими водяные не ладят и подчас вступают в драку. Эта междоусобица домовых, водяных
и леших коренится в строгой локальности подобных персонажей. Каждый из них не позволя-
ет нарушать границы своих владений.
Тем не менее между этими низшими духами существует известная связь. Они дерутся
и ссорятся, но и вступают между собою в некие отношения. Интересное свидетельство на
этот счет дает Владимир Даль. Среди его записей есть следующий эпизод, который подтвер-
ждается материалами и других этнографов.
«Однажды ребятишки купались под мельницей; когда они уже стали одеваться, то
кто-то вынырнул из-под воды, закричал: скажите дома, что Кузька помер — и нырнул. Ре-
бятишки пришли домой и повторили отцу в избе слова эти: тогда вдруг кто-то с шумом и
криком: ай, ай, ай, соскочил с печи и выбежал вон: это был домовой, а весть пришла ему о
ком-то от водяного91.
Этот забавный случай отдаленно напоминает знаменитый рассказ Плутарха о том, как
в I в. н.э. кормщик корабля, плывшего из Греции в Италию, внезапно услышал чей-то голос:
«Умер Великий Пан!» По приказу императора это событие было обнародовано и породило
разнообразные толки. Согласно толкованию христианских богословов, смерть Великого Па-
на знаменовала конец язычества и начало христианства. Возможно, эпизод с бедным Кузь-
кой, который помер, это какой-то отголосок смерти Великого Пана — на русском вульгари-
зованном мужицком уровне.
Помощницами Водяному служат русалки. Это речные девы, иногда с рыбьим хво-
стом, — мифический образ, свойственный всем европейским народам, в том числе и славя-
нам, западным и восточным. Но на Западе русалка чаще всего прекрасна и соблазнительна. В
восточной и северной России она безобразна и представляет собою злое существо, наравне с
Водяным. Русалки стремятся защекотать человека до смерти и утопить. Происходят они из
утопившихся девушек или из детей, которые умерли некрещеными и потому попали во
власть нечистой силы. Русалки иногда выходят на берег и лезут на деревья. Это важная при-
мета: деревья, по верованию древних славян, это жилище мертвых. Русалки боятся далеко
отходить от воды: если они обсохнут, то погибнут. На всякий случай у них имеется гребень,
которым они расчесывают волосы, и с волос струится вода. Иногда русалки похищают у
женщин пряжу и, раскачиваясь на древесных ветвях, ее разматывают. Все это говорит об
очень древнем происхождении русалок, которые в славянском язычестве пересекаются с бо-
гиней Мокошь. В русалке соединяется несколько кардинальных символов, которые связаны
между собой. Этот семантический или символический ряд можно представить словами: во-
да — женщина — смерть — волосы — пряжа — судьба.
Иногда самого Водяного представляют в образе русалки. В Новгородской губернии
его наблюдали «в виде голой бабы, которая, сидя на коряге, расчесывала гребнем волосы, из
которых бежала неудержимою струею вода»92. Водяной здесь превратился в русалку. Из-
вестно, что водяные никогда не умирают, переживая стадии молодости и старости в зависи-
мости от лунных фаз. Как только показалась луна, они молоды, а когда луна на ущербе,
они — старики.
91 Даль, с. 337.
92 Максимов, с. 91.
66
Персонально, как низшие божества, русалки в XIX веке начинают исчезать. В них пе-
рестают верить. Оттого-то они и сливаются иной раз с образом Водяного, который более ус-
тойчив. Русалки на Руси в прошлом столетии это как бы уже необязательная игра народной
фантазии.
Чтобы представить реальнее силу и облик Водяного, сошлюсь на собственный опыт.
Однажды мы плыли вниз по Мезени всю белую ночь напролет. Расстояния колоссальные (до
ближайшей деревни верст восемьдесят), и, пользуясь летним северным освещением, мы эко-
номили время, пустив байдарку на волю волн, по течению. Казалось, сияющий вечер все еще
продолжается, тогда как, судя по часам, перевалило далеко за полночь. Небо горело нездеш-
ним, смутным блеском. Река сверкала. Я едва подгребал, выравнивая ладью, только чтобы
она не наткнулась на какую-нибудь водяную корягу или внезапный, на острых камнях, пере-
кат. Жена спала, закутавшись в ватник. Круглосуточный путь, длительная белесоватая мгла,
не похожая ни на день, ни на темень, ее доконали. Тогда-то, уже под утро, мне довелось не
то, чтобы видеть, но слышать и осязать Водяного. Не скажу, что это было забавно или инте-
ресно. Крайне странное, острое, неприятное, мистически неприятное, в силу правдоподобия,
чувство… Впереди мне послышалось хлопанье по воде. Оно приближалось со страшной си-
лой, как если бы какая-то взбеленившаяся обезьяна бежала серединой реки по направлению
к нашей байдарке, делая гигантские, кривые скачки на пружинистой, залубеневшей поверх-
ности. Внезапно, порывом ветра в лицо, ударили клочья тумана; сбоку, с лесной протоки, по-
видимому, хлестнуло мокрым, пробирающим душу ознобом; и седой орангутанг пронесся
мимо, метрах в пяти от нас, локальным ураганом, обдав сумасшедшим топотом и брызгами
из-под ног. Возможно, впрочем, он бежал на руках. Вода кипела и пенилась у меня под вес-
лом; я еле удерживал брезентовую лодчонку, чтобы мы не опрокинулись. Ни я, ни жена пла-
вать не умеем, и потонуть было недолго…
Шлепанье его широких подошв было столь достоверным, размашистым и полновес-
ным, что жена в байдарке очнулась от сна и с удивлением спросила — что все это значит?
откуда шум?…Я подавленно молчал. Перед нами, в молочной воде, всходило парное солнце.
Позади, вверх по реке, удалялась, раскатываясь по берегам, точно дурной хохот, ликующая,
молодецкая поступь Водяного…
67

Глава четвертая. НЕЧИСТАЯ СИЛА

В собственном виде и качестве нечистая сила представлена многочисленными бесами.
Их существование санкционировано официально — христианской религией. Да и вообще,
нет оснований их реальность отрицать. Бесы не имеют локального прикрепления и строго
профессионального лица. Они причиняют всяческое зло человеку и, обитая в преисподней,
под землей, разгуливают по земле, где придется, и ищут только случая навредить людям. В
русском народном быту существует множество предосторожностей и способов уберечься от
черта, которые все не перечислить.
Строя дом, не полагалось ставить ворота на север. Потому что северная сторона с
давних времен называется полночью и сопряжена с ночным мраком, который предпочти-
тельнее чертям, нежели светлый день. Если поставить ворота на север, в дом налезет нечис-
тая сила в таком невероятном количестве, что просто выживет хозяев: придется бросить дом
и строить другой.
В деревне ведра и другие сосуды с питьевой водой всегда прикрывают крышкой или
хотя бы двумя лучинками, положенными крест-накрест, чтобы в воду не влез черт. Сущест-
вует вероятность, что вместе с водой черт проникает в человека и поселяется внутри. То
же — когда человек зевает, он должен перекрестить рот, чтобы крестным знамением загра-
дить вход нечистому духу. Имя черта стараются не произносить, чтобы не привлечь к себе
или к кому-то его внимание. Отсюда эвфемистические замены: вместо слова «черт» говорят
«шут», или «неладный», или просто «он», или «тот», или «не-наш» и т.д. Послать кого-то к
черту считалось не просто ругательством или оскорблением, но ужасным проклятием. Маль-
чишкой я подружился в деревне с соседским мальчиком. Он страшно ругался и обзывал меня
самыми непристойными, похабными словами. В конце концов, мне это надоело, и я послал
его к черту. Он дико обиделся, и я не мог понять — почему. Ведь он меня обзывал еще худ-
шими словами. До этого он смеялся, а тут говорит мрачно: «ты меня черным словом обоз-
вал!» В его понимании «черное слово» было хуже всех ругательств. Ибо в ответ на «иди к
черту» или «черт тебя возьми» черт действительно может явиться и забрать себе человека.
Мы знаем, как разнообразно, забавно, страшно и ярко изображены дьяволы в евро-
пейском искусстве Средних веков и далее. Ничего похожего мы не найдем в древнерусской
иконе. Если и приходилось иконописцу по сюжету изображать чертей, то, во-первых, они,
как правило, повернуты в профиль к зрителю, во-вторых, — сплошь замазаны и чаще всего
черной краской, так что сам облик чертей не вполне различим. Это делалось из предосто-
рожности. Чтобы черт своим мерзким видом не смущал молящегося. Крупнейший исследо-
ватель русской старины и фольклора писал о черте:
«Фантазия, скованная догматом, боязливо касается этой опасной личности и, упомя-
нув о ней вскользь, старается очистить себя молитвою. Самые изображения бесов в русских
миниатюрах до XVII столетия однообразны, скудны, незанимательны и сделаны как бы в
том намерении, чтоб не заинтересовать зрителя… Фигуры и особенно лица бесов на миниа-
тюрах древнейших русских рукописей иногда намеренно вытерты или запачканы, вероятно
потому, что читатели не могли равнодушно смотреть на эту богомерзкую погань»93.
Вред, приносимый чертями, — громаден. Это и злые шутки над человеком, и всякие
беды в быту, в хозяйстве, и, конечно, все грехи, совершаемые по наущению черта. Сущест-
вует устойчивая идиома в объяснение всякого греха или дурного поступка: «черт попутал!»
В старину это понималось не фигурально, а буквально и служило иногда оправданием дур-
ного поступка, который человек не сам совершает, а черт действует его руками. Как гласит
народная поговорка, «черт горами качает». Вот эпизод, записанный в прошлом веке.
93 Ф.Буслаев. Мои досуги. Часть 2. — М., 1886, с. 7.
68
«Жил в деревне парень хорошего нрава, смирный, одинокий, богомольный и зажи-
точный. Вдруг ни с того ни с сего начал пьянствовать и через неделю поджег свою деревню.
Поймали его мужики со спичками в руках, связали, а он встал на колени перед народом и го-
ворит:
„Простите меня, православные! И сам не ведаю, как такой грех прилучился, — и один
ли я поджигал, или кто помогал и подговаривал — сказать не могу. Помню одно, что кто-то
мне сунул в руки зажженную спичку. Я думал, что дает прикурить цыгарку, а он взял мою
руку и подвел с огнем под чужую крышу. И то был незнакомый человек, весь черный. Я от-
дернул руку, а крыша уже загорелась. Я хотел было спокаяться, а он шепнул: «побежим от
них!» …Оглянулся — половина деревни горит. Простите, православные!“
Стоит на коленях бледный, тоскливо на всех глядит и голосом жалобно молит; слеза-
ми своими иных в слезы вогнал. Кто-то вымолвил:
— Глядите на него: такие ли бывают лиходеи? — Видимое дело: черт попутал.
— Черт попутал парня! — так все и заголосили. Судили-рядили, и порешили всем ми-
ром его простить»94.
Несколько слов о наружности чертей. Как и в Европе, они хвостатые и рогатые. Но
обычно хвосты и рога прячут от человека. Для этого носят на голове красные колпаки. Кроме
того, черти востроголовые и, как правило, хромые. Они сломали себе ноги, когда Бог их ски-
нул с неба на землю.
Однако черти могут являться в любом виде, потому что они — оборотни. Они спо-
собны превращаться в свинью, собаку, лошадь, змею, волка, зайца, мышь, лягушку, из птиц
чаще всего в сороку. Но самый любимый образ, который они принимают, это черная кошка.
И поэтому, если черная кошка перейдет человеку дорогу, это самая дурная примета, предве-
щающая несчастье. А при ссоре говорят, что между такими-то людьми пробежала черная
кошка. Новобрачные, сидя за свадебным столом, переплетали ноги или ставили нога на ногу:
чтобы между ними, не дай Бог, не пробежала черная кошка95. Оборотнями могут быть и кол-
дуны и ведьмы — люди, наученные нечистой силой. Но в отличие от чертей, человеческие
оборотни бывают белого и серого цвета. Тогда как черти предпочитают черную масть. Обо-
рачиваются они и в неживые предметы — в клубок ниток, в кучу пакли, в камень, в стог се-
на. Принимают они также образ вихря. Если на дороге подымается столбом вихрь из пыли
или снега, то это — чертова свадьба, на которой черти тешатся и венчаются с ведьмами. Бро-
сить нож в этот вихрь — и нож оросится кровью.
С бесами связаны некоторые болезни. Скажем, лихорадка представлялась в виде девя-
ти (или двенадцати) крылатых сестер бесовского типа, которых нечистый по временам спус-
кает с цепей. Если одна из них пролетом поцелует человека, то обмечет ему губы, и на него
нападет трясавица — сильная дрожь, озноб. Как известно, во время лихорадки после присту-
па наступает небольшой перерыв. Это происходит потому, что сестры-лихорадки улетели
трясти другого больного, а этому дали временный покой. Пока они не вернулись, можно их
обмануть. Для этого больные мажут лицо сажей или переодеваются в чужое платье с расче-
том, что сестры-лихорадки, воротившись, не узнают человека. Также помогает скорый отъ-
езд в другое место, пока они не вернулись. Лихорадки потеряют след человека. Я сам однаж-
ды спасся таким путем от тяжелейшей малярии и выздоровел, внезапно уехав. То ли сестры-
лихорадки потеряли след, то ли это было вызвано резкой переменой климата.
В народе принято думать, что большие эпидемии, вроде чумы, холеры или тифа, про-
диктованы самим Богом для наказания людей и ради их вразумления. А индивидуальные бо-
лезни чаще всего насылаются колдунами и ведьмами с помощью нечистой силы. Душевные
заболевания всегда вызваны чертом, который поселяется в человеке. Оттого сумасшедших в
старину называли бесноватыми.
94 Максимов, с. 14.
95 П.В.Шеин. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. Т. 1,
выпуск 2. — СПб., 1900, с. 662.
69
Особый вид беснования составляли кликуши и кликушество, которое в прошлом име-
ло широкое распространение на Руси. Это особая форма истерии, которой чаще всего подда-
вались женщины. Сейчас эта болезнь мало известна, и носила она весьма странный и зага-
дочный характер, нападая обычно на молодых баб (не на девиц и не на старух). Мужчины
тоже бывали кликушами, но гораздо реже. Выражается эта болезнь в том, что в женщину
вселяется бес или несколько бесов (иногда это происходит по наговору колдуна), и та начи-
нает бессвязно выкрикивать или выкликать (отсюда и название — кликуша). Выкликает она
нечеловеческим голосом какие-нибудь непотребные слова и ругательства, лает по-собачьи,
мяукает, поет петухом, ржет как лошадь, кукует как кукушка. Бывает, что кликуша выклика-
ет на разные голоса, поскольку каждый бес орет из нее собственным голосом. На вопрос, кто
она такая, кликуша всегда говорит в мужском роде и называет имя беса или имена несколь-
ких бесов, которые в нее вселились, а также имя колдуна-чародея, который ее околдовал или,
как говорили в народе, — испортил. Кликушество порою сопровождается корчами, дикими
гримасами, женщина падает на землю и бьется, как в падучей, и с такою силой, что ее не все-
гда могут удержать шесть здоровых мужиков. Причем начинается припадок всегда по одно-
му и тому же стереотипу — в церкви, во время богослужения, перед выносом святых даров.
Объясняется это тем, что нечистый дух, вселившийся в женщину, не в силах вынести их по-
явления, начинает бунтовать, старается осквернить и нарушить благолепный ритуал самым
грубым и непристойным образом.
Несмотря на кощунственность этих сцен, русский народ к кликушам относится мягко
и сострадательно. Потому что это не человек виноват, а бес, который в него вселился и кото-
рого надобно изгнать. Кликушу не выводят из церкви за непотребное поведение, как следо-
вало бы ожидать, но ведут к Царским Вратам и дают святое причастие, поят святой водой,
читают над ней Евангелие и молитвы. Зная, что какая-то баба страдает кликушеством, ее
специально приводят в церковь, хотя известно заранее, что это будет сопровождаться оче-
редным припадком. От кликушества помогают христианские обряды, которые изгоняют чер-
та, а также специальные заговоры, которые читаются наряду с молитвами, и другие чисто
языческие способы (вроде того, например, что на бабу надевают лошадиный хомут), пыта-
ются вызнать имя колдуна, который ее испортил. Затем колдуну грозят расправой, если он не
заберет назад своего беса и, случается, расправляются с ним всей деревней. В доме к клику-
ше тоже относились ласково и освобождали от тяжелой работы, кормили лучшей едой и ста-
рались не сердить, чтобы она не выругалась «черным словом» и, таким образом, вновь не
впала бы в кликушество.
Вот как описывает одна кликуша, что с ней произошло. Она пошла к колдунье, и та
дала ей выпить немного вина: «пей, — говорит, — здоровее будешь… — а только я выпила,
и стал у меня в животе кто-то сперва аукать, а из живота в рот перешел и стал выражать пло-
хие слова, непотребно ругаться…»96 Кликушество, подобно заразной болезни, иногда пере-
кидывается с одной бабы на другую. Случалось, следом за одной кликушей принимается го-
лосить вторая, третья. Бывали своего рода эпидемии кликушества, когда сорок баб бегают по
деревне простоволосые (что считается грехом и позором — ибо сама Богоматерь и та покры-
вала волосы) и дико вопят. К истинным кликушам присоединялись мнимые, т.е. не больные
по-настоящему, а женщины, которым хотелось поинтересничать, обратить на себя внимание.
Поэтому при Петре I были приняты государственные меры, и кликуш предписывалось разы-
скивать и подвергать пытке, чтобы выяснить — настоящие они или мнимые. Раньше пыткам
подвергали колдунов, насылавших кликушество, а не самих кликуш. Но рационалистическое
государство Петра стало относиться к кликушам недоверчиво, подозрительно. Даже в сере-
дине прошлого века кое-где в русской провинции местные полицейские власти подвергали
кликуш негласно телесному наказанию и непродолжительному тюремному заключению.
Русские социологи, как правило, объясняли кликушество тяжелым положением жен-
щины в деревне. Это рациональное объяснение мне кажется не вполне состоятельным или,
96 Максимов, с. 152.
70
во всяком случае, недостаточным. Здесь, по-видимому, следует учитывать, вообще, большую
мистичность женской натуры. Тем более — в обстановке, где все пронизано чертями, где не-
чистая сила подстерегает на каждом углу, женщина охотнее вступала в соблазнительную
связь с дьяволом — реальную или воображаемую, не так уж важно. В отличие от ведьмы,
кликуша безгрешна и потому с большим основанием чувствует себя вправе бесноваться. К
тому же существует очень древняя традиция — почитание женщин-прорицательниц, кото-
рые в бреду, в состоянии одержимости высказывают какие-то тайны и пророчества, недос-
тупные прочим людям. Бесноватая женщина или кликуша это реликт языческой прорица-
тельницы, связанный, однако, уже с осознанием, что ею управляет не божественная, а нечис-
тая сила. Это психическая раздвоенность или шизофрения, сопряженная в данном случае с
народным двоеверием, с раздвоенностью между христианством и язычеством, между Богом
и чертом. Поэтому кликуш не только жалели, но как бы втайне уважали. И это же иногда
распространялось на сумасшедших вообще. Существует государственный документ XVII
века, подписанный царем Алексеем Михайловичем, где речь идет о мужике по имени Доро-
фейко, который публично кричал «государево дело». Возгласить государево слово и дело оз-
начало тогда — объявить о каком-то серьезном политическом преступлении, о государст-
венной измене, которую кричащий знает за собой или за кем-то другим и хочет кого-то изо-
бличить. При произнесении этой формулы — «за мной государево слово и дело» — такого
человека хватали и немедленно подвергали пытке, чтобы он во всем признался и никого бы
не обвинил ложно. Неизвестно, что конкретно кричал этот Дорофейко. Его тут же схватили и
предали бы самой жестокой казни, если бы не одно обстоятельство. Выяснилось, что все это
он кричал не в своем уме. В результате следует специальный приказ Государя и Царя Всея
Руси Алексея Михайловича тому начальнику, который задержал Дорофейку: Дорофейку ос-
вободить и — «чтоб он тому мужику наказанья не чинил, потому что он прост, кабы не в
своем уме; а велел бы ему жить в той же волости, где он жил наперед сего, во крестьянстве
по-прежнему». Но Дорофейко не унялся, а продолжал ходить по Москве и говорить кра-
мольные речи государственного значения. Тогда царь распорядился отправить его в мона-
стырь, но при этом позаботился, чтобы тот мужик попал «под начало старцу доброму», кото-
рый бы хорошо относился к Дорофейке и водил бы его каждый день в церковь. И чтоб «ра-
боту на него положили небольшую», а ту, к какой он способен97.
Эта забота самого царя о сумасшедшем мужике представляется нам чем-то странным.
Но, повторяю, сумасшедшие пользовались определенным покровительством на Руси. Пото-
му, во-первых, что это не они сами кричат, а это бес из них кричит. Во-вторых, эти люди,
лишенные ума, может быть, знают что-то высшее и нам недоступное.
Правда, буйных бесноватых приковывали цепью к стене, чтобы они не навредили
ближним. Но и буйных, и не буйных лечили или, во всяком случае, старались излечить. Ра-
зумеется, главным врачом и главной лечебницей в этой болезни была церковь. По-
настоящему бороться с чертом и черта изгонять можно только силою христианского Бога.
Вся христианская средневековая литература полна рассказами о сражении с чертями святых
подвижников, монахов и просто отдельных лиц. И — рассказами об исцелении бесноватых.
На русской почве об этом особенно подробно и ярко поведал протопоп Аввакум в
своем знаменитом «Житии». Его свидетельство тем интереснее для нас, что Аввакум в тече-
ние многих лет был простым священником и входил во все подробности русского народного
быта. Аввакуму на его веку приходилось не раз изгонять бесов, и он дает серию картинок на
эту тему, с подробным описанием — как это делалось.
«Как в попах еще был… была у меня в дому вдова молодая — давно уж, и имя ей за-
был! Помнится, Офимьею звали, — ходит и стряпает, и все хорошо делает. Как станем в ве-
чер начинать правило (богослужение. — А.С.), так ее бес ударит о землю, омертвеет вся, яко
камень станет, и не дышит, кажется, — ростянет ее посреди горницы, и руки и ноги, — ле-
жит, яко мертва. И я… кадилом покажу, потом крест положу ей на голову и молитвы Васи-
97 Н.Новомбергский. Слово и Дело Государевы (Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича
1649 года). — М., 1911, т. 1, с. 325–326.
71
лиевы в то время говорю (молитвы святого Василия Великого почитались особенно дейст-
венными при изгнании дьявола. — А.С.): так голова под крестом и свободна станет, баба и
заговорит; а руки и ноги и тело еще мертво и каменно. И я по руке поглажу крестом, так и
рука свободна станет; я — и по другой, и другая так же освободится; я — и по животу, так
баба и сядет. Ноги еще каменны. (Ноги и вся нижняя часть тела — это нечистая сторона, и
поэтому Аввакум сомневается, можно ли прикасаться к ногам крестом. — А.С.). Не смею ту-
да крестом гладить, — думаю, думаю, — да и ноги поглажу, баба и вся свободна станет.
Вставше, Богу помолясь, да и мне челом…»98
Живость этой картины достигается тем, что Аввакум все свои движения изображает
расчлененно, раздельно. А раздельность этих жестов — следствие неуверенности в себе, в
своих силах и трудности стоящей перед ним задачи. Аввакум не может сказать в двух сло-
вах, что вот он взял крест и тут же изгнал беса. Ведь он не святой. Но ему приходится испол-
нять роль человека, наделенного высшими полномочиями и священными обязанностями.
В той же серии исцеления бесноватых приводится другой эпизод, еще из молодости
Аввакума. Тогда он был простым попом, но уже из-за своего благочестия и религиозной рев-
ности сделался известен в кругу духовных лиц, близких царскому дому. Оттуда ему была
подарена книга св. Ефрема Сирина. И вот Аввакум тяжко согрешил: он эту священную книгу
променял на лошадь. Новоприобретенную лошадь очень полюбил брат Аввакума, 14–летний
мальчик, и так увлекся этой лошадью, что поил ее и кормил, забросив молитвенное правило.
Тогда Бог наказал и Аввакума, и его брата. Бесы начали мучить лошадь, и она стояла в ко-
нюшне еле живая. А затем, внезапно во время чтения домашней молитвы, бесы овладели
братом, и тот начал кричать и биться о землю, так что все домашние едва могли его удер-
жать.
«Аз же начах действовать над обуреваемым молитвами Великого Василия… а прочие
держали беснующегося. И егда в молитве речь дошла (следует текст молитвы. — А.С.): „аз
ти о имени Господни повелеваю, душе немый и глухий, изыди от создания сего…“ — бес же
не слушает, не идет из брата. Ох, горе мне!…Как молы (молвить) — и срам, и не смею…
Взял кадило, покадил образы и бесноватого и потом ударился о лавку, рыдав на мног час.
Восставше, ту же Васильеву речь закричал к бесу: „изыди от создания сего!“ Бес же скорчил
в кольцо брата и, сотрясши, изыде и сел на окошко; брат же быв яко мертв. Аз же покропил
его водою святою; он же, очнувшись, перстом мне на беса, седящего на окошке, показует, а
сам не говорит… Аз же покропил водою окошко, и бес сошел в жерновный угол (угол в избе,
где стоял ручной, домашний жернов. — А.С.). Брат же и там его указует. Аз же и там покро-
пил водою, бес же оттоле пошел на печь. Брат же и там указует. Аз же и там — тою же во-
дою. Брат же указал под печь, а сам перекрестился… И аз не пошел за бесом, но напоил свя-
тою водою брата во имя Господне… Бился я с бесами, что с собаками, недели с три — за
грех мой, дондеже взял книгу обратно и деньги за нея дал»99.
Бес представляется и рисуется телесно, материально. Причем, в данном случае, как
можно заметить, сам Аввакум его не видит. Но видит — очень реально — его бесноватый
брат, который указывает на беса пальцем, следя за его движениями по избе. Нечистая сила
буквально перемещается по дому. И так же буквально, физически она входит в телесный со-
став человека и из него выходит. Это не уменьшает мистичности народных представлений.
Но делает эту мистику или фантастику предметной. Быть может, она несколько наивна в та-
ком буквальном понимании. Зато она осязаема и проникает повсюду, пронизывая быт рус-
ского народа.
98 Житие протопопа Аввакума. — М., 1960, с. 116, 117.
99 Там же, с. 111.
72

Глава пятая. ДУША И ВЕЩИ

Мы представляем душу как нечто бесплотное, воздушное, материально неосязаемое.
В народном понимании это далеко не так: душа имеет образ и форму человеческого тела.
Она ест и пьет, чувствует жар и холод и живет в тесном единстве с телом. По мере того как
человек растет и взрослеет, душа тоже растет. Однако тут нет полного тождества. Скажем,
душа не буквально поглощает ту же пищу, которую ест человек, а питается духом этой пи-
щи — ее паром и запахом. Если кто-то потерял руку, или ногу, или глаз, или какой-либо дру-
гой член тела, душа эти члены сохраняет в целости. Но когда человек рождается калекой
(допустим, слепым или горбатым), душа его несет те же самые изъяны. Правда, считалось,
что в загробной жизни или после воскресения мертвых и Страшного Суда — все эти телес-
ные недостачи будут восполнены Богом и там, в будущем веке, человек явится в своем со-
вершенном облике.
Душа умершего тоже достаточно телесна. Существовал обычай: пока покойник лежит
в доме, нельзя подметать пол: на пороге можно встретить душу умершего и нечаянно ее за-
пылить и оскорбить. Души умерших представлялись одетыми в то же самое платье, в кото-
ром похоронили покойника. А те, кто подавал милостыню, будут одеты на том свете в пла-
тье, которое они роздали нищим. Похоронить человека в чужом платье рискованно: на том
свете бывшие хозяева могут пожелать вернуть платье, и тогда покойник окажется разде-
тым100.
Когда стрижешь ногти, не следует их разбрасывать или выбрасывать, но необходимо
собирать обрезки и сохранять в одном месте. После смерти они пригодятся — помогут лезть
на тот свет по какой-то крутой горе. И, соответственно, нельзя бить кошек: те из дружбы
снабдят человека когтями, когда ему, после смерти, придется лезть на небо.
Мать-старуха, рассказывали мне недавно, вернулась из бани и, сидя на кровати в ноч-
ной рубашке, расчесывает волосы. Сын замечает, что у старухи на ногах отросли громадные
ногти — очевидно, ей трудно самой стричь. Он предлагает свои услуги. Но мать отказывает-
ся. «Нет, — говорит, — сынок, не надо. Мне скоро помирать. Как же я без ногтей по горе на
небо полезу?!» А ведь богомольная старуха понимала, что тело ее сгниет в могиле вместе с
ногтями, что не в телесном же виде она перейдет на тот свет. Но, вероятно, в ее представле-
нии какие-то свойства физического тела переносятся на душу. И душа, таким образом, снаб-
жается ногтями. Это можно назвать мистическим материализмом или мистическим реализ-
мом.
Душа, переходя на тот свет, должна иметь какой-то телесный минимум. Отсюда ста-
новятся понятными некоторые старинные обычаи в простонародной среде. В случае эпиде-
мий или очень студеной зимой, когда трудно рыть могилу, иногда в одной могиле хоронили
сразу двоих покойников. Тогда слабейшему из них клали палку, чтобы он мог обороняться
от другого мертвеца. А если при рытье могилы случайно наталкивались на чей-то старый
гроб, то в яму кидали деньги, чтобы старый хозяин по-доброму принял нового жильца. В
противном случае мертвецы будут драться за свое место до конца света. С этими же пред-
ставлениями о телесном облике отлетевшей души связаны поминальные обряды. До сих пор
в день поминовения родителей православные люди идут на кладбище и разбрасывают на мо-
гилах кутью — кашу с изюмом. Эту кутью потом склевывают птицы. Но в старину думали,
что эта пища идет душам умерших. Ибо душа человека способна прилетать на землю в обра-
зе птицы. В глубокой древности на Руси вообще полагали, что птицы небесные прилетают на
землю из рая. До сих пор существует народная примета: если какая-то птичка случайно зале-
100 П.Иванов. Очерк воззрений крестьянского населения Купянского уезда на душу и на загробную
жизнь. — Харьков, 1909, с. 47.
73
тела в окно, это предвестие скорой кончины кого-то из живущих в доме. Это с того света
прилетала родная душа в образе птицы — с предупреждением о смерти.
Еще в конце прошлого века в русских деревнях существовал следующий поминаль-
ный порядок. Во время поминального обеда ставили на стол лишний прибор — для покойно-
го. Если после обеда ложка оказывалась немного влажной, это было признаком, что покой-
ный ел.
Все это, вместе взятое, — пища, приносимая умершим, деньги, которые бросали в мо-
гилу, одежда, в которую одевают покойника, — безусловно восходит к очень древним вре-
менам. Как известно по многочисленным раскопкам, знатного человека хоронили вместе с
его конем, оружием, утварью, драгоценностями, с его женой или рабыней, или несколькими
слугами, чтобы он имел на том свете все самое необходимое. Тот свет рисовался достаточно
материально. Эти обряды и обычаи известны по всему миру, в том числе и на территории
нынешней России. Сохранилась очень подробная запись похоронного обряда, которую со-
ставил арабский путешественник и писатель Ибн-Фадлан. В начале X века, в 921 г., он через
Среднюю Азию совершил путешествие в Поволжье, где располагалось тогда Болгарское
царство. Там жили разные племена и народы (болгары, хазары и т.д.), в том числе — племя
по имени русы (не нужно путать с русскими, поскольку, по всей вероятности, это были не
славяне, а тюрки). Но, очевидно, быт и некоторые обряды этих племен не слишком отлича-
лись от славянских языческих обычаев. Ибн-Фадлан лично присутствовал на погребении
знатного руса и оставил на эту тему уникальную запись.
В первую очередь семья покойного предлагала отрокам и девушкам (очевидно, его
рабам и рабыням) вопрос: «Кто умрет из вас вместе с ним?» Находилась девушка, готовая
уйти на тот свет со своим господином. Обреченная на смерть проводит время в пении и в ве-
селии. Приготовления к похоронному обряду растягиваются на много дней и составляют
своего рода торжественный праздник перехода человека в иной мир. И вот, — рассказывает
Ибн-Фадлан, — я прибыл на берег реки (по всей видимости, Волги), на которой находился
корабль покойного. Теперь этот корабль вытаскивают на берег и начинают обряжать. В се-
редине ставят шалаш и покрывают его разными тканями. Умершего руса, роскошно одетого,
извлекают из временной могилы, где он доселе находился, и сажают на скамью, установлен-
ную на корабле. Украшают цветами и плодами, ставят перед ним хлеб, лук и мясо. Появляет-
ся некая старуха, руководящая всей церемонией, — «ангел смерти». Девушка перед смертью
произносит какие-то заклятья. Ибн-Фадлан, как дотошный исследователь, просил перевести,
что говорит в этот момент девушка. «Она, — отвечал переводчик, — сказала в первый
раз: — Вот я вижу своего отца и свою мать. И сказала во второй раз: — Вот все мои умершие
родственники, сидящие. И сказала в третий раз: — Вот я вижу своего господина сидящим в
саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же меня к
нему».
Затем девушка проходит по ладоням мужчин, которые образуют как бы живой мост.
Когда она вступает на корабль, ей подносят кубок вина или какого-то хмельного зелья. Она
выпивает в знак того, что прощается с подругами. Затем ей подносят второй кубок — она
берет его и долго тянет напиток. А старуха стоит рядом и торопит войти в шалаш. Наступает
решительная минута. Девушка колеблется. Тогда старуха силой вталкивает ее в шалаш, где
сидит и ждет ее мертвый господин. Там ждут ее также двое мужчин. Они берут ее за руки и
за ноги и начинают душить веревочной петлей, а старуха вонзает ей в грудь кинжал. Стоя-
щие вокруг корабля родственники начинают в этот момент бешено бить по щитам, для того
чтобы заглушить крики жертвы… Вечером, на закате солнца, Ибн-Фадлан видел, как на бе-
регу огромной реки запылал костер. «Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось
пламя огня, и разгорелось его пылание. Всего час пылал костер — и это было добрым зна-
ком, — душа умершего быстро перешла в загробный мир. Над останками корабля насыпали
курган…»101
101 Цит. по книге: Г.А.Федоров-Давыдов. Курганы, идолы, монеты. — М, 1968, с. 57–58.
74
В этом описании древнего похоронного обряда следует выделить несколько принци-
пиальных моментов. Прежде всего — принесение человеческой жертвы. Конечно, мы при-
ходим в ужас от подобных сцен, так же как Ибн-Фадлан, который это видел впервые. Однако
для участников церемонии это было делом совершенно необходимым и вполне оправдан-
ным. Сама девушка выразила желание пойти за своим господином. Безусловно, она и раньше
видела такие церемонии и точно знала, что ее ждет. Ее заклинательные формулы — своего
рода откровение. Перед смертью ей как бы открывается загробный мир, где ждут ее души
умерших. И душа самого господина уже сидит в каком-то райском саду. Поэтому и для са-
мой девушки переход в загробный мир не так страшен.
В текстах древней Индии мы находим много доводов в пользу обычая сжигать вдову
вместе с покойником. Причем эти афоризмы произносятся устами женщин: «Жена, которая
после смерти мужа бросается в огонь, — вкушает блаженство на небесах». «Тридцать пять
миллионов волос у человека, столько же лет проживет на небе та, которая последует за сво-
им супругом». «Жена, исполнившая свой долг, спасает супруга, даже если он был виновен во
всех грехах»…
В описании Ибн-Фадлана девушка на корабль переходит по живому мосту, который
образуют сложенные руки мужчин. Интересно, что подобный же мост, сложенный из рук,
применялся до недавнего времени на некоторых деревенских праздниках, уходящих в языче-
скую старину. На проводах весны существовал обычай «вождения колоска». Роль колоска
исполняла девочка с венком на голове, украшенная цветными лентами. Парни и девушки,
взявшись за руки, становились в два ряда и по сомкнутым рукам пускали девочку. Шествие
добиралось до поля, где девочку-колосок ставили на землю и обрывали с нее ленты. Не ис-
ключено, что в прошлом это было символическим изображением жертвы, за которым в со-
всем уже глухой и недоступной нашему взору старине стоял ритуал человеческих жертво-
приношений.
Другая важная деталь в похоронах руса: покойник возносится к небу на собственном
корабле. Корабль или ладья, в которой хоронили, означает плавание по реке или через реку
смерти на тот свет. До сих пор, мы знаем, у многих народов форма гроба напоминает две по-
ложенные одна на другую лодки.
Еще одна важная деталь: перед покойником ставят цветы. Это знак его воскресения,
возрождения за гробом или будущего воплощения на земле путем инкарнации. В первобыт-
ных могильниках археологи иногда обнаруживали следы цветочной пыльцы. Или же следы
красной охры, которая, так же как цветы, знаменовала новую жизнь. Принося цветы или вен-
ки на могилу, мы следуем этому ритуалу, сами того не сознавая. Цветами мы как бы помога-
ем покойнику воскреснуть, возродиться.
В народной жизни сверхъестественное растворяется в естественном и может внезапно
проявиться в любую минуту и в любой сфере природы и быта. Все вещи — даже сделанные
руками человека — ведут собственную жизнь, скрытую от наших глаз. Поэтому они могут
принимать человекоподобный образ, могут что-то говорить или предсказывать, совершать
таинственные поступки. В одной старинной русской былине рассказывается о татарском на-
шествии на Киев («Василий Игнатьевич и Батыга»). Былина начинается со следующего всту-
пления. Мимо Киева пробегают три тура. Они видят под Киевом дивное зрелище:
Выходила девица, слезно плакала,
Она книгу читала евангелью.
Туры бегут к своей матушке — златорогой турице и рассказывают ей об этом, и та от-
вечает:
А и вы глупы туры-те, малы детушки!
Не девица выходила, слезно плакала,
А не книгу читала не евангелью, —
75
Тут плакала стена городовая,
Она сведала над Киевом невзгодушку102.
Иначе говоря, городская стена может превращаться в какое-то подобие девы, и пла-
кать, и предсказывать. Или, может быть, это выходила и плакала душа стены?
Даже самые обыкновенные предметы домашнего обихода, в которых, казалось бы, нет
ничего чудесного, способны тем не менее вести по временам таинственную жизнь. Недаром
некоторые народные загадки построены как диалог, который ведут вещи. Скажем, Чугунок
разговаривает с Кочергой, тоже имеющей дело с огнем и печью:
Черныш, загарыш, куда поехал?
Молчи, кручено-верчено, там же будешь.
Вещи шушукаются и перемигиваются в избе и весь мир полон подобным переговари-
ванием. Озимое поле спорит с Городьбой, составленной из кривых палок:
— Криво-лукаво, куда побежало?
— Зелено-кудряво, тебя стерегу.
Понятно, что в таком живом и таинственном окружении и появляется какой-нибудь
Домовой или Овинник. Ибо сами вещи несут в себе скрытую духовную и сверхъестествен-
ную энергию, которая как бы спит в них или дремлет и пробуждается время от времени. По-
тому так много народных примет, связанных с вещами. Как если бы вещи обладали каким-то
тайным знанием и заранее подавали сигналы о грозящей неприятности или несли добрую
весть. Например, просыпать соль на столе означает семейную ссору, которая скоро произой-
дет. Нельзя оставлять ключи на столе — это ведет к безденежью, — а нужно класть или ве-
шать их в стороне, в определенном месте. Нельзя здороваться, подавая руку через порог, —
это приведет к непримиримой размолвке. Разбитое зеркало — предвестие скорой смерти.
Разбитая чашка — к счастью. Уронить нечаянно ножик на пол — придет неожиданный
гость — мужчина. Уронить ложку — в гости придет женщина. И такие же сигналы подают
нам и животные, и части нашего тела, и случайные движения, и случайные встречи. Кошка
умывается — гостей зазывает. Чешется левая ладонь — хороший знак: к деньгам. Чешется
кончик носа — в рюмку смотреть: предстоит скорая выпивка. Свистеть в доме нельзя — вы-
свистывать деньги. Пойти куда-то из дому и вернуться, что-то забыв, — не будет пути.
Встретишь по дороге бабу с пустыми ведрами — не будет удачи, идешь по пустому делу.
Встретишь с полными — наоборот: дело, по которому ты идешь, будет полным. Повстречать
на дороге попа — к несчастью. А похоронную процессию — к удаче. Только, чтобы эта уда-
ча была полной, надо посмотрев на покойника, трижды сказать про себя: «тьфу, тьфу, тьфу
три раза, чур не моя зараза!»
В основе этих примет лежит — магия. В виде схемы намечу некоторые черты, прису-
щие магическому миропониманию.
Магия предполагает и исходит из того, что все естественное обладает скрытым
сверхъестественным смыслом, что между материальным и духовным (или душевным) нет
непроходимой границы.
Магия — утилитарна и, таким образом, тесно связана с бытом и с конкретными нуж-
дами народа и человека. Магия — это мистика, но не созерцательная, а прикладная. Воздей-
ствуя на сверхъестественные силы и сверхъестественные свойства вещей, магия всегда ждет
практического применения в жизни. И поэтому она так глубоко укоренилась в народном соз-
нании.
102 Былины. — М., 1954, с. 92.
76
За магическим действием или обрядом стоит метаморфоза, то есть чудесное превра-
щение одной вещи в другую, одного образа в другой. Все может стать всем. Потому что все
и является всем. В основе магии — представление о великом божественном единстве мира,
благодаря которому одна форма легко и мгновенно переходит в другую. Неслучайно во всех
великих мифах и религиях мира так явственно проступает метаморфоза. Всякое чудо — это
и есть метаморфоза. Человек превращается в животное. А бог воплощается в человеческом
образе. Вода превращается в вино. Мертвый — воскресает. Камень источает воду. Осколки
метаморфозы — это наши метафоры — в поэзии и в языке. Когда в русской народное песне
девушка метафорически уподобляется лебедю или яблоне или чему угодно — это значит, в
далеком прошлом девушка имела возможность магическим путем буквально превратиться и
в лебедя, и в яблоню. Ибо, в принципе, в мире все взаимосвязано, все взаимоподобно.
Магия — это наука, это очень точное знание о мире, а совсем не фантазия. Магия —
это связь иррационального с самым что ни на есть рациональным. Поэтому, между прочим,
магические образы, формулы и ритуалы так строго закреплены. Переходя из века в век, они
почти не меняются. Ведь всякая религия для верующего в нее — истина, притом в последней
инстанции. То же самое необходимо отнести к магической вере. И даже в большей степени,
поскольку магия связана с весьма конкретными и практическими задачами, с повседневным
опытом человека. Здесь уже нельзя ошибиться или произвольно нарушить найденное знание.
Так же, как хирург не может произвольно нарушить свое знание о расположении внутренних
органов человека. Это привело бы к величайшим несчастьям.
77

Глава шестая. ЗАГОВОРЫ И ЗАКЛИНАНИЯ

Заговоры и заклинания составляют древнейший пласт мировой культуры и непосред-
ственно связаны с магией. Они предполагают воздействие на природу, человека и вещи с
помощью определенного (чаще всего подобного) образа. И потому они так поэтичны. Но ес-
ли самым широким, точным и образным воспроизведением любой вещи является слово, зна-
чит, именно словом можно видоизменять бытие, направлять его течение в желательную сто-
рону. Даже в христианской интерпретации божественное Слово есть начало начал («В нача-
ле было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… В Нем была жизнь…» Евангелие
от Иоанна, 1:1–4). Можно сказать, в начале всех вещей было Заклинание, которое и вызвало
эти вещи на свет, сотворило из небытия.
Православный богослов и философ Павел Флоренский писал, что магическое закля-
тие — «это судьба мира, рок мира». Само слово «рок» в русском языке означает окончатель-
ный приговор и вместе с тем «изречение» (от слова «речь»). «Рок» это речь, снабженная во-
левой энергией и созидающая мир103.
Слово — вещно. Слово — это сама вещь (в ее изначальном первообразе). И слово —
всегда имя, это называние и вызывание вещи по ее собственному имени. Соответственно,
магическое заклинание строится всегда на очень точных именах и на строгих формулиров-
ках, которые не должны и не могут изменяться. Магическое заклинание это точное знание
имени, благодаря которому вещь начинает быть. Заговоров было очень много, и они сущест-
вовали на все случаи жизни. Были заговоры от отдельных, конкретных болезней и вообще от
всех болезней сразу. Заговоры от зубной боли и на то, чтобы остановить кровь, текущую из
раны. Заговоры от укуса змеи и от бешеной собаки. Заговоры от пуль, от стрел и от меча. За-
говоры любовные, привораживающие. Заговоры, защищающие от разбойников, от чертей, от
суда и от начальства. Заговоры, помогающие всякому делу — охотнику, пчеловоду, рыболо-
ву, путешествию, гаданию на картах. Встречаются самые невероятные и невообразимые за-
говоры. Например, заговор оборотня, т.е. человека, который способен превращаться в волка
и который при этом хочет, чтобы его никто не убил и не поймал, пока он будет волком. Чаще
всего заговоры строятся на переносе свойств одних явлений на другие. То есть в основе заго-
вора лежит представление, что все в мире взаимозаменимо. Приведу самый простой и корот-
кий пример — заговор, рассчитанный на доброе расположение начальников и вообще всех
людей.
Как солнышко красное всходит,
Светел месяц светит,
Радуется и веселится вся поднебесная,
Так бы и мне, рабу такому-то, радовались все начальники и
подначальники и все православные христиане, вовеки.
Аминь104.
Или сходный случай — «Заговор на укрощение гнева родимой матушки», интересный
еще тем, что рисует нам быт Древней Руси, где дети, даже будучи взрослыми, находились в
полной зависимости от родителей.
«На велик день я родился, тыном железным оградился и пошел я к своей родимой ма-
тушке. Загневилась моя родимая родушка, ломала мои кости, щипала мое тело, топтала меня
103 Павел Флоренский. Общечеловеческие корни идеализма. — Сергиев Посад, 1909, с. 22.
104 Из архива автора.
78
в ногах, пила мою кровь. Солнце ясное, звезды светлые, небо чистое, море тихое, поля жел-
тые — все вы стоите тихо и смирно; так была бы тиха и смирна моя родная матушка по вся
дни, по вся часы, в нощи и полунощи. Как пчела поноску носит, так бы родимая матушка
плодила добрые словеса за меня, своего родного сына. Как воск тает и горит от лица огня,
так бы горело и таяло сердце моей родимой матушки. Как лебедь по лебедке тоскует, так бы
моя родимая матушка тосковала по мне, своем родном сыне… Как дверь к косяку притворя-
ется, так бы мои словеса к родимой матушке притворялись, по вся дни, по вся часы, во дни и
нощи, в полдень и полночь»105.
Насколько человек ощущал себя в родстве со стихиями и со всем окружающим его
вещным миром — показывает древний заговор от меча. Он строится в виде обращения к ме-
чу как к брату: «Кован еси, брат! Сам еси оловян, а сердце твое — вощано (из воска. — А.С.),
ноги твои каменны, от земли до небес, не укуси пес отай! Оба есмя от земли! Коли усмотрю
тя очима, своего брата, тогда убоится твое сердце моих очей усмотрения»106.
Русские заговоры и заклинания подчас включают в себя какие-то элементы христиан-
ской молитвы — обращение к Господу Богу, Богоматери, святым угодникам, или содержат
формулы типа «встану я помолясь, выйду перекрестясь». Христианские добавления и напла-
стования призваны подкрепить магическую силу заклинания. А кроме того, они как бы сни-
мают с человека, произносящего заговор, подозрение и обвинение в том, что он занимается в
общем-то богопротивным делом, что, в сущности, он нарушает христианские заповеди и
возвращается в язычество, а то и связывает себя с нечистой силой. Так что молитва играет
роль алиби или носит характер формального привеска. На самом же деле заговор очень далек
от молитвы и где-то ей противоположен. Ибо молитва произносится в смирении сердца. За-
говор же предполагает обязательную силу при безошибочном произнесении. Это не просьба,
а требование. Произнося заговор, человек в чем-то уподобляется Богу и диктует миру свои
предписания. Поэтому заговор способен обходиться безо всякого Божьего имени, а порою
призывает в помощники черта. В особенности если заговор направлен во вред кому-то и пре-
следует заведомо злую цель. Тогда, произнося заклинание, человек как бы отрекается от
Христа — иногда даже буквально.
Таков «Заговор на отстуду (охлаждение, несогласие, разлад) между мужем и женою».
Начинается он с нарушения обычной заклинательной формулы. «Стану я, не благословясь,
пойду не перекрестясь, не дверьми, не воротами, а дымным окном (в избах, которые топи-
лись по-черному, было окно, через которое выходил дым. — А.С.) да подвальным бревном,
положу шапку под пяту, под пяту, не на сыру землю, не на сыру землю да в черный чобот; а
в том чоботу побегу я в темный лес, на больше озерищо, в том озерище плывет челнище, в
том челнище сидит черт с чертищей; швырну я с под пяты шапку в чертища. Что ты, черти-
ще, сидишь в челнище со своей чертищей? Сидишь ты, чертище, прочь лицом от своей чер-
тищи; поди ты, чертище, к людям в пепелище, посели, чертище, свою чертищу такому-то в
избище; а в той избище, не как ты чертище со своей чертищей, живут людища мирно, лю-
бовно, друг друга любят… Ты, чертище, вели чертище, чтоб она, чертища, распустила воло-
сища; как жила она с тобой в челнище, так жил бы такой-то со своей женой в избище. Чтоб
он ее ненавидел. Не походя, не поступя, разлилась бы его ненависть по всему сердцу, а у ней
по телу неугожество, не могла бы ему ни в чем угодить и опротивела бы ему своей красотой,
омерзела бы ему всем телом»107.
Характерны эти гиперболически-шипящие звуки, призывающие черта. Заговор закан-
чивается словами заключенного договора: «И вместо рукописи кровной отдаю тебе я слю-
ну». Очевидно, при этих словах надобно плюнуть. Но, конечно, подобные заговоры довольно
редки. Никому не хочется связываться впрямую с чертом.
105 И.Сахаров. Сказания русского народа, т. 1, книга вторая. — СПб., 1841, с. 20.
106 Ф.Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства, т. II. — СПб., 1861,
с. 45.
107 И.Сахаров. Сказания русского народа, т. 1, книга вторая, с. 33.
79
Языческо-магический характер заговора проявляется не в сделках с нечистой силой, а
чувствуется во всем содержании и формальном строе этих текстов. Человек призывает на
помощь все естественные и сверхъестественные силы природы. Если, допустим, у него болят
зубы, он просит новые зубы у зайца и у волка. Подчас, произнося заговор, человек как будто
достигает космических сил и размеров. Как говорит о себе девушка, кланяясь на все четыре
стороны: «Крепким словом заговорилась, чистыми звездами обтыкалась, темным облаком
покрылась»108.
Словесный текст в заговоре, ради отождествления слова с предметом и его магическо-
го закрепления, обладает особой ударностью, волевым напором, гипнотической силой. Слова
не просто произносятся, но как бы вдалбливаются, внушаются кому-то.
Особое значение в структуре заговора имеют заключительные формулы или, как их
называют, — закрепки. Они призваны окончательно закрепить сказанное и придать ему не-
преложную власть. Это как бы замок, которым навеки запирается текст и который никто
другой не должен отпереть. Отсюда многие закрепки так и звучат: «Ключ и замок словам
моим»; «Ключ в небе, замок в море»; «Един архангел ключ, во веки веков аминь»; «А будь
мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепчае камня Алатыря, могуче бога-
тыря». В заговоре очень часто как символ крепости упоминается этот таинственный ка-
мень — Алатырь. В языческой старине это камень, способный исцелять, сообщать человеку
мощь и крепость: перенося на него собственные свойства — камня. К этому камню когда-то
прикасались, ему поклонялись. А в заговоре на него мысленно становятся или садятся, зару-
чаясь его прочностью.
В заговоре важна точность произнесенного слова, в котором нельзя изменить ни еди-
ной буквы. Ведь сама форма здесь несет магическую силу. Поэтому заговоры нередко запи-
сывали, чтобы ничего не забыть. И сама эта запись становилась магической, и ее носили при
себе как талисман. Среди тюремно-следственных дел и «пытошных» записей XVII в. мы на-
ходим следующий документ. В нем сообщается, что у одного арестанта в рубашке было за-
шито письмо, в котором сказано, что кто этот свиток будет носить при себе и кто с этим
свитком пойдет на суд виноватым (т.е. действительно совершившим какое-то преступление),
того все равно на суде оправдают. И сказано еще: «кто с тем письмом умрет, и тот человек
избавлен будет муки вечныя»109.
Это чисто языческое отношение к заговору, вера в его непреложную силу переноси-
лась нередко и на собственно христианские молитвы и предметы. Мне довелось у одной по-
жилой крестьянки-староверки видеть тетрадь, где вперемешку были записаны заговоры, мо-
литвы и апокрифы. К изложению некоторых апокрифов были сделаны добавления и даны
ссылки на волшебные свойства этих документов. Один апокриф назывался «Сон Пресвятой
Богородицы», о котором якобы сам Господь сказал, обращаясь к Богоматери: «…Воистину
сон Твой праведен… а еще который человек сон Твой (т.е. этот список. — А.С.) в дому или в
пути в чистоте держать будет, к тому дому или к человеку ни огонь, ни сатана, ни вор и раз-
бойник, ни злой человек и нечистый дух диавол не прикоснется; в пути корысть и радость, и
от скорби и от болезни избавлен будет, и еще на водах, на морях и на реках тихое пристани-
ще, от водяного потопления сохранен будет, а еще в суде перед судьею оправдан будет, и
еще у кого жена беременная будет, начнет родить детище и Твой сон, Богородице, прочитает
или с верою послушает, то легкое рождение восприимет». А к другому апокрифу, также от
имени самого Христа, прибавлено в финале: кто эту запись будет иметь при себе — «хотя бы
на том человеке грехов было, как на небе звезд, или в море песку, или на дереве листов, то
ему все грехи отпущены будут и Царствие Небесное получит»110.
Разумеется, это не имеет ничего общего с христианской верой, а представляет собой
реликт магического отношения к слову как к заклинанию. Но простой народ не всегда разби-
рался в подобных тонкостях.
108 Там же, с. 19.
109 Н.Новомбергский. Слово и дело государевы, т. I, с. 205.
110 Архив автора.
80
Если слово заговора в силах произвести желаемый эффект, то и живописное изобра-
жение к этому способно. О магических возможностях рисунка в русском народе ходили пре-
дания и легенды. Например, рассказ о том, как Стенька Разин многократно уходил из тюрь-
мы — в записи прошлого века.
«Бывало его засадят в острог. Хорошо. Приводят Стеньку в острог. „Здорово, брат-
цы“, — крикнет он колодникам. „Здравствуй, батюшка наш, Степан Тимофеевич!“ А его уже
все знали!.. „Что здесь засиделись? На волю пора выбираться…“ — „Да как выберешься?.. —
говорят колодники, — сами собой не выберемся, разве твоими мудростями!“ — „А моими
мудростями, так пожалуй и моими!..“ Полежит так, маленько отдохнет, встанет… „Дай, —
скажет, — уголь!..“ Возьмет этот уголь, напишет тем углем на стене лодку, насажает в ту
лодку колодников, плеснет водой: река разольется от острога до самой Волги; Стенька с мо-
лодцами грянут песни — да на Волгу!…Ну и поминай как звали!»111
Рисунок здесь выполняет функцию заговора. Через подобие вещи появляется сама эта
вещь. В сущности, вся магия это искусство находить необходимые подобия и затем превра-
щать их в реальность. Таким путем лечились, в частности, многие болезни. Скажем, ячмень.
Чтобы от него избавиться, следует уколоть ячмень ячменным зерном, а потом это зерно от-
дать курице. Пользуясь родством слов (и тут ячмень, и там ячмень), болезнь переносили на
ячменное зерно, а затем от нее окончательно освобождались заставив сгинуть у курицы в
желудке. Или существовала магическая примета: если спящего человека обвести мертвой
рукой, он спит непробудным сном. Этим в старину пользовались воры. Они прихватывали с
собой руку мертвеца (еще в прошлом столетии российские воры иногда разрывали могилы) и
ею усыпляли хозяев. Все это — перенос свойств одного предмета на другой благодаря об-
разной аналогии — мертвая рука и мертвый сон.
В магии действует также закон перевода части на целое. Если хочешь кого-то извести,
достаточно достать несколько волосков человека или его след на земле, а лучше то и другое
вместе. Человек пройдет, а кто-то его выследит и вынет его след — горсточку земли из-под
ноги. Землю в мешочке подвешивают в печке, а волосы, если таковые добудешь, замазыва-
ются глиной в печной трубе. Начнет земля сохнуть, начнет глина сохнуть — и будет тот че-
ловек сохнуть или, как говорили в старину, на него нападет сухотка.
Насколько это было распространенным явлением на Руси, свидетельствует указ Бори-
са Годунова, который боялся волшебства и заставил народ присягать, что никто не будет из-
водить ни его, ни членов его семьи ведовством и колдовством, никто не станет вынимать
след царев, не станет насылать на царя никакого лиха по ветру и т.д. — с учетом и с пере-
числением всех возможностей черной магии. Эта присяга произвела на русских людей тяже-
лое впечатление. Не потому, что они не верили в магию. Присяга, к которой приводили на-
род, выдавала тайную неуверенность Бориса в божественной и земной законности его цар-
ской власти.
Однако магические слова и действия далеко не всегда принимали характер какого-то
тайного обряда, исключительного, экстраординарного случая в человеческой жизни. Магия
применялась ежедневно и настолько прочно входила в народную веру, что во многих своих
проявлениях не считалась чем-то греховным, предосудительным или даже чем-то особен-
ным. Очень часто это были нормальные меры предосторожности, которые в хозяйстве сами
собою подразумевались. Скажем, покупает крестьянин корову и ведет ее домой, на новое ме-
сто. В этом случае важно, чтобы корова быстро и спокойно прижилась на новом месте и не
убегала бы по привычке к старому хозяину, не скучала бы по прежнему дому. Для этого, со-
провождая новокупленную скотину домой, подбирают на дороге из-под ног какую-нибудь
щепочку или палочку и ею погоняют корову. А когда приведут корову во двор, эту погонял-
ку забрасывают подальше, сопровождая магический жест следующими словами: «Как ще-
почке не бывать на старом месте, как палочке о том же не тужить и не тосковать, так бы и
купленная животина не вспоминала старых хозяев и не сохла по ним»112.
111 Русское народное поэтическое творчество: Хрестоматия. — М, 1959, с. 389.
112 Там же, с. 140.
81
Перед нами самый обычный способ магического воздействия, когда подобное достигается
подобным же. Корова должна так же спокойно перейти на новое местожительство, как пере-
несли палку с одного места на другое. Важно, конечно, что этой палкой прикасались к коро-
ве, погоняя ее по дороге домой, и что палка прошла тот же путь, что и корова, и таким обра-
зом переняла какие-то коровьи признаки. Тем не менее, обыкновенная палка становится сво-
его рода волшебной палочкой, которой так часто пользуются в сказках. Только в ситуации с
коровой крестьянин этого не замечает и не видит в своих действиях ничего сказочного и
сверхъестественного. Это просто заурядная, бытовая необходимость, самая элементарная
жизнь.
82

Глава седьмая. КОЛДУНЫ И ЗНАХАРИ

В старину к простейшей магической помощи прибегало на Руси почти все население.
Но были в этой сфере и свои специалисты, занимавшие в обществе и в народном сознании
особое место и положение. Это — колдуны и колдуньи, ведуны и ведьмы, ворожеи и знаха-
ри. Все они характеризуются своей исключительностью в магическом искусстве, куда более
сложном, тонком и порою страшном, чем обычная крестьянская практика. Поэтому их мож-
но объединить, независимо от оттенков, вокруг фигуры колдуна.
Колдовство и все его варианты предполагают тесное знакомство с какой-то древней,
высшей и тайной наукой. Об этом прямо говорят и некоторые названия этих занятий. Ведь-
ма — та, которая ведает. Знахарь — тот, который знает. Короче говоря, в основе своей это —
профессиональные маги и волшебники, которых в далеком языческом прошлом называли на
Руси — волхвами. По-видимому, это жрецы славянского язычества, своего рода духовенст-
во. И вместе с тем это люди, наделенные в той или иной степени сверхъестественной силой,
способные предсказывать будущее и совершать некоторые чудеса. Оттого их также называли
кудесниками, а позднее — чародеями и колдунами. Когда-то они пользовались громадным
влиянием в обществе. Ведь колдун стоит у самых истоков магической религии. Это мудрец-
первосвященник, проводник племенной традиции — нравственной, религиозной и поэтиче-
ской, — хранитель веры, носитель тайных знаний и мистических ритуалов. Не исключено,
что колдуны в каких-то случаях играли или совмещали роль верховного правителя племени.
Это впоследствии понятие колдун стало таким одиозным. Но первоначально оно соединяло
все самое высокое в человеке. Об этом свидетельствуют даже некоторые русские былины,
хотя былины, мы знаем, испытали на себе сильное и многовековое воздействие христиан-
ской истории, резко отрицательное по отношению ко всяким волхвам. Например, былины о
Вольге, соединившем богатырскую силу с высокой образованностью и хитрой наукой маги-
ческих превращений, с искусством волшебства и оборотничества.
Похотелося Вольге да много мудростей:
Щукой рыбою ходить Вольге во синих морях,
Птицей соколом летать Вольге под оболоки,
Волком рыскати во чистых полях113.
В другой былине «Добрыня и Змей» речь идет о киевском князе Владимире, у которо-
го огненный змей похитил любимую племянницу. Владимир на выручку племянницы скли-
кает все лучшие силы своего государства:
Ай же вы мои да князи-бояре,
Сильны русские могучие богатыри,
Еще все волхи бы, все волшебники!114
Допустимо заключить, что в отдаленные времена волхвы и волшебники входили в
элиту общества, наряду с самыми прославленными воинами и государственными мужами.
Потом все изменилось, и бывшие мудрецы и пророки стали колдунами (с дурным и неприят-
ным оттенком этого слова), ушли на далекую периферию русской жизни, где влачили неле-
гальное или полулегальное существование. Бывали колдуны тайные, а бывали более или ме-
нее явные, которые зарабатывали на хлеб своей профессией. Перед лицом церкви и государ-
113 Былины. — М., 1954, с. 3.
114 Там же, с. 64.
83
ства они скрывались. Однако в народной среде (в особенности в глухих местах) они сохра-
няли за собой большой авторитет, хотя им уже приписывалась тайная связь с нечистой силой
и сопутствовала самая недобрая молва.
Колдун, каким он дошел до нас по описаниям XIX века, это человек старый или хотя
бы пожилой, с длинными седыми волосами, с нечесанной бородой, с неостриженными ног-
тями. Чаще всего — безродный и бессемейный, живущий где-то на отшибе, на краю деревни.
Появляясь на людях, колдуны внушительны и строги и производят гнетущее впечатление.
Они неразговорчивы, замкнуты, держатся всегда в стороне и ни с кем не водят дружбы, го-
ворят отрывисто, иногда грубо, а смотрят исподлобья — «волчьим взглядом».
Русские исследователи-этнографы, которые собирали и записывали эти сведения, бы-
ли, как правило, рационалистами. Они не верили в колдовство и считали колдунов наглыми
обманщиками. Саму эту мрачную внешность колдуна и его дикие манеры они трактовали
как своего рода личину или маску, как способ напустить на себя еще большую таинствен-
ность и тем самым приобрести влияние в темном народе. Я не склонен сводить эту сложную
проблему к обману и маскараду. У колдунов были свои причины чуждаться людей. Ведь
колдун был, действительно, отщепенцем в народе и в обществе, колдунов подозревали в са-
мых страшных грехах, власти их в течение многих веков преследовали и истребляли; да и
сам народ иногда прибегал к избиению или даже к сожжению колдуна, которого подозрева-
ли в чем-то особенно опасном. Естественно в этих условиях быть человеком нелюдимым и
одиноким, прибегая, чтобы защитить себя, к помощи страха.
Колдун в народном представлении почти всемогущ. Он способен погубить урожай и
напустить мор на людей и на скот. Колдун умеет оборачиваться волком и превращаться в
других зверей и птиц. Согласно народным преданиям, случалось, что рассерженный колдун
всю свадьбу, которая ехала в церковь, превращал в стаю волков, и та разбегалась по лесам и
навсегда исчезала. Разумеется, все это колдун делает посредством нечистой силы, заложив
собственную душу черту. Потому смерть колдуна тяжела и страшна. Это долгие предсмерт-
ные муки и судороги, посланные колдуну за его грехи. К тому же он не может уйти из мира,
не передав кому-нибудь свой колдовской опыт, свои магические знания. Он должен оставить
после себя другого колдуна. И вот колдун перед смертью старается кому-нибудь навязать
свою волшебную силу, иначе ему предстоит долго мучиться, да и земля его не примет, и он
будет выходить из могилы и вредить людям.
Передача колдовского наследия происходит просто: ему достаточно передать из рук в
руки какую-нибудь вещь или только притронуться, сопроводив это заклятием. Опытные лю-
ди старались ничего не брать из рук больного колдуна, даже когда он приходился им родст-
венником. И если больной колдун просил пить, ему приносили воду в ковшике, но не давали
из рук в руки, а ставили рядом, так чтобы он сам мог дотянуться. Рассказывают такой случай
(по записи XIX века). Умирает колдун, страшно мучается и не может умереть. Тогда он под-
зывает к себе какую-то девку, протягивает к ней руку и говорит: «На тебе!» Но та догада-
лась, в чем дело, и отвечает: «Отдай тому, у кого взял!» Застонал он, заскрипел зубами, по-
синел весь, глаза налились кровью. А в этот момент пришла колдуна проведать его племян-
ница. Он и к ней обращается: «На, говорит, тебе на память!» Та, спроста, ничего не понимая,
протянула руку и приняла от него пустую ладонь. Колдун захохотал и умер. А племянница
невольно стала колдуньей115.
На Руси различались колдуны добровольные и невольные (не считая тех колдунов,
которые прямо так и рождались колдунами). Невольные колдуны сами не заключали сделки
с чертом, они стали колдунами нечаянно, сами того не желая и не подозревая, на манер вот
этой племянницы, которая сдуру протянула руку кому не надо. Для невольного колдуна воз-
можно церковное покаяние и спасение. В старину случалось, что невольных колдунов отчи-
тывали священники (читали над ними молитвы, освобождая от колдовской чары), их отма-
ливали в монастырях. Но для добровольного колдуна спасения нет.
115 Максимов, с. 112.
84
Колдовство это, собственно, вид сверхъестественной энергии, которая, наподобие
электричества, пронизывает все и способна всюду проникать путем малейшего контакта. От-
сюда опасность и распространенность колдовства в Средние века, несмотря на все преграды
и противодействия со стороны Церкви, государства и самого общества. С большим основа-
нием можно предполагать, что колдовство это магическая религия, которая издавна была
присуща всему человечеству, а теперь, в условиях победившего христианства, загоняется
внутрь и делается составом души человека и, случается, преображает его в колдуна или в
ведьму, которые, может быть, действительно обладают какой-то сверхъестественной силой.
На Руси считалось, что сам взгляд колдуна или его прикосновение способны вызвать
неизлечимую болезнь или наслать на человека какое-либо несчастье. Поэтому колдуна за-
дабривали, одаривали и — в ответственных случаях, например, на свадьбу — приглашали в
дом и угощали как самого первого и почетного гостя, чтобы колдун не напортил молодым в
их будущей, новой судьбе. А также для того, чтобы он все проверил и предотвратил возмож-
ные злые чары со стороны какого-нибудь другого колдуна. А вместе с тем за колдунами при-
стально следили, на колдунов охотились, колдунов выискивали, с тем чтобы предотвратить
несчастья. Задача осложнялась и обострялась тем, что многие колдуны себя не объявляли, а
существовали скрытым образом, в виде обыкновенных мужиков и баб. Особенно — ведьмы.
Ведьмы — прямая родня колдунам, но действуют они в женском образе и более
скрытно. Они тайно сожительствуют с нечистой силой, занимаясь тем уже колдовством. Но
у ведьм на Руси, помимо общих с колдунами занятий, существовал особый, бабий промысел.
Ведьмы тайно выдаивали коров или высасывали из них молоко. Возвращается, к примеру,
вечером корова домой, после того как долго паслась где-то в лесу, а молока у коровы нет.
Значит, ее выдоила ведьма. И живет эта ведьма где-то поблизости, в виде злой и завистливой
соседки…
Для поисков и обнаружения колдунов имелись разные способы — тоже магические.
Лучший из них — «вербная свеча» — свеча из храма, которую брали в «вербное воскресе-
нье», в праздник въезда Христа в Иерусалим. Стоит посмотреть на колдуна при свете «верб-
ной свечи», как тот предстанет вверх ногами, обнаруживая свою истинную сущность, ибо
любая нечистая сила — это противоположность Божьему образу в человеке, и поэтому она
все делает наоборот и навыворот — вверх ногами.
Но колдуны иногда заходили в церковь — правда, делали это редко и неохотно, для
того чтобы спрятать свои следы и выглядеть как все прочие православные христиане. Чтобы
распознать колдуна в церкви, следует с собой захватить палочку рябины. С помощью этой
палочки сразу видно, что колдун, хотя и присутствует в Божьем храме, но на самом-то деле
стоит спиною к иконостасу. Тут его можно и обнаружить… Но из этого, увы, следует, что с
колдунами боролись колдовскими же способами…
На Руси также бывали казни, сожжения колдунов и ведьм. Правда, не с таким разма-
хом, как это происходило в Западной Европе в конце и после Средних веков, при участии
инквизиции. Но, например, в XV веке, в Пскове, во время морового поветрия сожгли живьем
12 ведьм. Конечно, Русь отличалась от Европы меньшими масштабами в охоте на колдунов,
но большей продолжительностью этих занятий. Мы и здесь, как всегда, отстали от Запада, и
преследование колдунов несколько затянулось: во всяком случае, в конце XVII века колду-
нов на Руси еще жгли. Известен случай, когда подвергли жестокой пытке, а потом сожгли
простого мужика по подозрению в том, что он напускает на людей икоту: люди рядом с ним
ни с того ни с сего начинали вдруг икать. Официальные казни колдунов практиковались и в
начале XVIII века. Пока власти не вспомнили, что Россия все-таки государство европейское,
просвещенное, и не прекратили эти преследования.
Однако простой народ продолжал верить в колдовство и по-своему расправлялся с
ведьмами и колдунами. В одном свидетельстве самого конца прошлого века, 1899 года, со-
общалось, что в деревне Орловской губернии чуть было не убили женщину, которую сочли
за ведьму. А дело было так: какая-то крестьянка, по имени Татьяна, поругалась на улице с
другой бабой и пригрозила, что ее «испортит». На эту угрозу — «испортить» — явились му-
85
жики со строгим запросом и стали требовать от Татьяны откровенного признания — ведьма
она или не ведьма. В ответ Татьяна пообещала, что превратит их всех в собак. Тогда ее нача-
ли бить и тут же решили проверить, есть ли у нее хвост. И если есть хвост — оторвать. Дело
в том, что ведьмам полагается иметь маленький хвост. Напрасно муж Татьяны, честный му-
жик, за нее вступался и уверял, что никакого хвоста у нее нет. Мужа тоже побили, хвоста у
Татьяны не нашли, но, сильно избитую, связали и отвезли в город, в тюрьму. Но в городе
сказали, что за такие дела мужикам может влететь от начальства, так как, было сказано, —
«теперь в колдунов и ведьм верить не велено». Мужики были крайне обескуражены и в итоге
порешили всем миром, что Татьяна просто-напросто околдовала начальство, и впредь по та-
ким делам лучше не обращаться в полицию, а нужно расправляться с ведьмами своим судом.
Или: в одной деревне Калужской губернии (тоже в конце прошлого века — начале
нынешнего) семилетняя девочка Саша объявила родителям, что она ведьма, и что каждую
ночь вместе со своей теткой Марьей, старой ведьмой, она летает на Лысую гору под Киев,
куда согласно народным повериям по ночам слетаются на свои сборища ведьмы и черти.
Саша рассказала, как это происходит:
«— Когда все заснут, погасят огни, тетка Марья прилетит сорокой и застрекочет. Я
выскочу, а она бросит мне сорочью шкуру, надену я ее — и полетим. На горе скинем шкуру,
разложим костры, варим зелье, чтобы людей поить. Слетается баб много: и старых, и моло-
дых. Марье весело, свищет да пляшет со всеми, а мне скучно в сторонке, потому что все
большие, а я одна маленькая»116.
Картина, как видите, весьма реалистическая. Встревоженный отец повел девочку к
священнику, чтобы тот ее исповедал и причастил. Однако семилетняя Саша от исповеди от-
казалась. Она заявила — буквально: «Ведьмы не молятся и не исповедуются!» И, войдя в
церковь, демонстративно повернулась спиной к иконостасу. По счастью, священник оказался
просвещенным и добрым человеком и сказал, что все это пустая болтовня ребенка, на кото-
рую не стоит обращать внимания. Но по деревне пошла молва, и бедную тетку Марью нача-
ли травить — подсматривать за ней, кидаться камнями — за то, что она совратила девочку. В
результате от горя тетка Марья заболела чахоткой и вскоре померла. Прошло 15 лет. Девочка
Саша выросла и теперь всех уверяет, что ее детские рассказы были просто выдумкой. Но ни-
кто ей не верит. И хотя она девка хорошая, никто на ней жениться не хочет. Еще бы — кому
захочется жениться на ведьме?
По поводу всех этих историй с ведьмами и колдунами русские этнографы прошлого и
нынешнего века утверждают, что все это плод народной фантазии и народного невежества.
Либо это какие-то истерические выдумки, вызванные желанием кому-то пригрозить или
представить себя в таинственном свете. На этот счет я не в силах дать окончательного отве-
та. По-видимому, помимо прочего, какой-то комплекс колдуна и ведьмы существует в чело-
веческом сознании или в подсознании и время от времени, при удобных обстоятельствах, у
кого-то проявляется. Поэтому колдовские традиции оказались такими живучими. Известны
случаи, когда — в прошлом столетии, во время моровой язвы — русские бабы ночью всей
деревней садились верхом на метлы и на лопаты и таким хороводом ведьм объезжали дерев-
ню. Они воспроизводили какое-то древнее магическое действо во спасение деревни, хотя и
понимали, вероятно, что уподобляются нечистой силе.
Определенно и четко стремятся отделить себя от колдунов и от нечастой силы знаха-
ри, основная специальность которых — врачевание людей и животных. По сути дела, это на-
родные врачи, и хотя в народе порой считают, что они все-таки знаются с нечистой силой,
если не прямо, то косвенно, — сами знахари это упорно отрицают. По-видимому, для этого у
них были серьезные причины и помимо страха. И внутренне, субъективно, и на самом деле
знахарь разительно отличается от колдуна.
На Руси в старину знахари не прятались, не скрывались и не напускали на себя мрач-
ную таинственность, как это свойственно колдунам. Приходящих к ним за помощью они
116 Там же, с. 140.
86
встречали приветливо, ласково и без креста и молитвы не приступали к делу. Крест у них
всегда на первом месте. Крест они опускали в воду, прежде чем читать свои заклинания. И
при этом приговаривали: «крест-креститель, крест — красота церковная, крест вселенный —
дьяволу устрашение, человеку спасение»117. Хотя знахарство это тоже, в сущности, разно-
видность колдовства, за колдовство в собственном смысле слова знахари не брались. Они
решительно отказывались от всякого злого дела — от магических слов и действий, направ-
ленных во вред другому человеку. Поэтому знахарь может помочь освободить человека от
«порчи», которую наслал какой-нибудь колдун. Но сам насылать «порчу» знахарь никогда не
станет. Знахарь охотно возьмется «снять тоску» с человека, который лишился любви или ко-
торого кто-то к себе насильственно приворожил. Но заставить кого-то полюбить знахарь не в
состоянии. Потому что это значило бы напустить «присуху» — а это грех и привилегия кол-
дунов.
И дело не только в терминах — «присуха», «снять тоску» или «приворожить». Сама
любовь, как чувство исключительное, а тем более внезапная незаконная любовь, понималась
как болезнь, которую кто-то наслал путем колдовства. Значит, кто-то испортил девку или
парня, наслав на него «присуху» — любовь в виде безумия, какой-то любовной болезни, ко-
торая иссушает человека и не дает ему покоя. Как поется в русской народной песне, где мо-
лодой человек обращается к возлюбленной девушке, упрекая ее в том, что, дескать, она ему
«раскинула печаль по плечам и пустила сухоту по животу»118. Здесь мы опять-таки имеем со-
единение естественного со сверхъестественным и телесного с душевным. Отголосок этих ма-
гических представлений мы слышим даже в современном языке: «она меня приворожила»
или «он ее заворожил».
В переводе на язык европейского, интеллектуального оккультизма, знахари занима-
лись «белой магией», а «черной магией» (вперемешку с «белой») занимались колдуны. «Бе-
лая магия», в отличие от «черной», не противопоставляет себя христианской религии, хотя и
пользуется какими-то магическими и колдовскими средствами, восходящими к языческой
древности. Но белая магия творит добро, а не зло. При этом она никогда не употребляет ма-
гию в собственную пользу.
Интересно в этой связи отметить, что русские знахари, как правило, за свою помощь
брали со своих клиентов очень мало денег. По расценкам конца XIX века — 5–10 копеек, да
и то при этом приговаривали, что берут эти копейки Богу на свечку. А подчас и вообще отка-
зывались от всякой оплаты за свои труды. Приговаривали: «дело Божеское — за что тут
брать?» Они полагали, по-видимому, что за доброе дело нельзя брать деньги и творили свое
добро почти бескорыстно — еле-еле собирая на свой прожиточный минимум.
Это представляет знахарей в очень хорошем свете. Иногда — даже в лучшем свете,
чем рисовались в глазах народа деревенские попы, взимавшие с населения обязательные по-
боры. А кроме того, знахари действительно обслуживали в России все население в качестве
единственной медицинской помощи. Вплоть до начала XVIII века знахари на Руси лечили
все сословия, включая высшие классы. И потому знахари держались так открыто и знахарей
было так много, в отличие от колдунов. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона указано, что в
настоящий момент (т.е. в конце XIX века) знахарей в России много больше, чем профессио-
нальных врачей. Можно представить, сколько же было знахарей в более отдаленные време-
на.
Знахари подчас были действительно знатоками всяких лекарственных трав и снадо-
бий и, возможно, порою в этом знании природных средств где-то и в чем-то превосходили
современную медицину. Но лечение состояло не только в лекарствах. Над всеми лекарства-
ми, а также над больными непременно произносились заговоры и заклинания. Без этого про-
изнесения лекарство само по себе не имело никакой силы. Заклинания произносились полу-
шепотом. Потому знахарей на Руси называли — шептунами. Текст заговора произносился
шепотом, а не громко, потому что предполагалось что, если это услышит непосвященный
117 Там же, с. 176.
118 Даль, с. 332.
87
человек, заговор потеряет силу. Кроме того, главная тайна излечения должна оставаться дос-
тоянием одного знахаря как человека, владеющего этой тайной и этим знанием. Понятие
тайны и понятие знания — сливались.
К этому следует прибавить, что болезни в старину рассматривались совсем не так, как
в наше время. Болезни подчас представлялись в виде олицетворенных живых существ, кото-
рые овладевают больным, наподобие злой силы. Изгнать болезнь значило ее чем-то устра-
шить или уговорить, для чего и произносились все эти заклятия и производились определен-
ного рода действия. Например, распространенная в народе болезнь под названием «утин».
Утин — сильная ломота в спине или в пояснице. Лечилась эта болезнь следующим образом.
Больного клали на порог избы животом вниз. Знахарь брал в руки тупой косарь (или ко-
сырь — большой тяжелый нож, которым щеплют лучину и скребут полы в доме) и этим ко-
сырем поколачивал спину больного, вступая при этом в переговоры с утином, спрашивая его
и выслушивая ответы. Это заговор такого рода: «Что рублю? — Утин секу. — Руби гораздо,
чтобы век не было». Иначе сказать, сопровождая массаж магическими действиями и закли-
наниями знахарь старается напугать болезнь и заставить ее покинуть больного.
Знахарство это такое же колдовство, но только с добрыми целями и намерениями.
Можно предполагать, что в отдаленные языческие времена колдуны вовсе не были злыми
людьми, какими они прослыли впоследствии, но трудились на благо общества, служа ему
верой и правдой.
В заключение перескажу историю об одном из последних колдунов, слышанную
мною на Севере, в начале 60-х годов, в глухой лесной деревушке. К этому времени колдун
уже два года как умер. А история произошла за пять лет до того. Рассказчик, веселый малый,
матерщинник, с партбилетом в кармане, все приговаривал, что не верит ни в богов, ни в чер-
тей (но все же выкинуть иконы из дома по требованию райкома воздержался — из уважения
к старухе-матери). После всех партийно-матерных атеистических отступлений я не сомне-
вался в правдивости его повествования… Тогда он был колхозным пастухом, и у него пропа-
ла корова. Трое суток он ее разыскивал, зная все эти леса как свои пять пальцев. За потерю
коровы с него взыскали бы по закону в четырехкратном размере ее стоимости, и денег таких
у него не было. Отчаявшись, решил обратиться к колдуну. «Ну, думаю, мать-перемать, если
колдун не поможет — повыкидаю из дома всех богов!..» Колдун жил один, на отшибе, в сто-
роне от деревни. Однако, зайдя к нему, пастух почему-то оробел. Стоит на пороге, молчит. А
колдун и спрашивает: «Что ж ты пришел с пустыми руками?» Парень полез было в карман.
А колдун, будто все уже знал, повторяет: «Что ж ты с пустыми руками? На что корову ста-
нешь привязывать?» Догадался. Сбегал в сельмаг, купил веревку. А колдун и говорит: «Сту-
пай теперь на такое-то болото. (А я там десять раз уже все кусточки облазил!) Но не вздумай
на тропочке, пока идешь, срезать какую-нибудь ветку. Ты рог у коровы срежешь! Присядешь
отдохнуть — помни — ты на корове сидишь! Ножик воткнешь в землю — в корову во-
ткнешь!» Денег колдун не взял. И, действительно, в том болоте завязла эта корова. Истощала
вся, не может вылезти. Мычит. «Да я ж там все кусточки… Как ее волки не задрали?…А я
все ж ни в каких богов не верю. Потому что, мать-перемать, я партийный человек…»
Что самое удивительное в этом рассказе? Не прозорливость колдуна. Случаи яснови-
дения, в конце концов, известны. А вот что: нельзя по дороге ни срезать ветку, ни воткнуть
нож в землю — все окажется коровой. Корова словно распространяется на всю природу, из
которой колдун ее извлекает, поместив и сосредоточив в вышеозначенном болоте. Как он это
сделал? Вспоминается заговор: «Умываюсь росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками,
опоясываюсь чистым и звездами…»119 И потом уже из этого вселенского, пантеистического
состояния, из воздуха, из космоса, рождается некая форма. Проще говоря, колдун сначала
вбирает в себя все, чтобы затем задержаться на какой-то искомой корове.
119 И.Сахаров. Сказания русского народа. Т. 1, книга вторая, с. 20.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология