Поликарпов В. Лекции по культурологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Лекция 2. ШКОЛЫ, НАПРАВЛЕНИЯ И ТЕОРИИ В КУЛЬТУРОЛОГИИ

Методологические основы культурологии.
Многообразие подходов и направлений в культурологии.
Культурологические теории Н. Данилевского и К. Леонтьева.
Концепции локальных культур О. Шпенглера и А. Тойнби.
Историософская теория К. Ясперса.
Концепции культуры как игры И. Хейзинги и С. Лема.
Теория суперсистем П. Сорокина.
Культурно-исторические концепиии евразийцев.
Этногенетическая теория Л. Гумилева

Актуализация проблемы сохранения духовности и культурных ценностей в конце XX столетия обусловила поворот целого ряда научных дисциплин к исследованию сущности и функционирования феномена культуры. Процесс научного осмысления такого феномена, как культура, требует использования определенных методологических основ. Иными словами, исследование культуры необходимо проводить в рамках той или иной философской мысли. Именно различие методологических основ обуславливает наличие трех подходов в исследовании и осмыслении феномена культуры, а именно: системный, деятельност-ный и ценностный (аксиологический) подходы.
Согласно отечественной научной традиции XX в., изучение культуры происходило в рамках философской мысли, стремящейся выработать целостный, системный подход к анализу культуры как социального явления. В итоге перед нами философское обоснование культуры, когда ее сущность рассматривается как универсальное свойство общества. В границах такой методологии возникло искусственное деление целостного культурного процесса на материальный и духовный уровни. Следует отметить, что исследователи стали все меньше внимания уделять материальной культуре, сосредоточивая усилия на изучении духовной стороны культуры.
Такого рода методологическая основа исследования культуры ограничила понимание сущности феномена культуры, ибо в тени остались проблемы, связанные с творческим процессом и многомерностью культуры (ведь ориентация была на результативный характер явлений культуры). Вместе с тем такой подход раскрывает социальную сущность культуры, поэтому он стал теоретической основой для дальнейших методологических поисков в ходе исследования культуры. Культура стала пониматься как нечто, что скрывается за диалектикой «материального» и «духовного», это, в свою очередь, стимулировало поиск единого истока и сути культуры.
Таким истоком стал деятельностный подход, на основе которого были созданы разнообразные модели культуры как целостной системы. В рамках этого подхода, характерного для отечественной культурологии, наибольшее распространение получили две ориентации. Для представителей первой (Н. Каган, Н. Злобин и др.) культура является процессом творческой деятельности, в ходе которого происходит и духовное обогащение общества, и самосозидание человека как субъекта культурно-исторического процесса. Здесь внимание акцентируется на том, что культура дает возможность человеку родиться второй раз (первое рождение — это биологический акт!).
Адепты второй ориентации (Э. Маркарян, В. Давидович, Ю. Жданов) усматривают в культуре специфический способ деятельности, который способствует сохранению и воспроизведению цивилизации в условиях изменчивости окружающего мира (в предыдущей лекции рассматривается подробно именно эта ориентация). Разные ориентации, существующие в рамках деятельностного подхода, дополняют друг друга и имеют общую методологическую основу — культура выводится из человеческой деятельности. Деятельностный подход к сущности культуры выступает определенной основой для исследования и локальных культур, и исторических типов культуры, а также соотношения культуры и цивилизации.
Изучение же таких сложных проблем, как культура и ценности, культура и духовная жизнь, требует иных методологических основ. Здесь уместен ценностный (аксиологический) подход — культура является функцией человеческого рода, она включает в себя те способы, при помощи которых человек утверждает свое существование в мире. Цель культурной деятельности — сохранение вида «гомо сапиенс», определяя тем самым и главную ценность — человека. Таким образом, именно человек, человеческий род выступают абсолютной культурной ценностью. Аксиологический подход к проблемам культуры обусловлен как противоположностью культуры природе, так и тем, что не все социальные явления входят в мир культуры (достаточно напомнить тенденцию к разрушению системы культурных ценностей или элемента этой системы, поэтому и говорят об «антикультуре»).
В культурологии наблюдается многообразие подходов, направлений и школ, которые из-за ограниченности объема книги придется просто перечислить. Одним из первых подходов в изучении культуры является антропологический, формирование его началось теориями ранних эволюционистов (Г. Спенсер, Э. Тайлор и Д. Морган). Последним присуща абсолютизация принципа непрерывности исторического процесса. Затем сформировался культурантропологический подход, разработанный в трудах Б. Малиновского, К. Леви-Строса, Э. Фромма, А. Кребера, Ф. Клакхона и др. В рамках этого подхода сложился ряд школ: функционализм, структурализм и пр. Так, обобщив собственные исследования племен Новой Гвинеи и Океании, Б. Малиновский вместе с Радклифф-Брауном сформулировал три основных постулата функционализма: каждая культура — это целостность (как следствие функционального единства общества); каждое общество или тип цивилизации, каждый обычай или обряд, поклонение или верование выполняют определенную жизненно важную функцию для культуры; для сохранения культурой ее целостности каждый ее элемент является незаменимым.
В современной западной культурологии широкое распространение получил социологический подход, или социология культуры. Ее представители: П. Сорокин, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, К). Ха-бермас — внесли значительный вклад в разработку проблем культурно-исторического процесса. Цель социологии культуры — применение системного подхода при анализе культуры путем ее сопоставления с другими социальными явлениями. Понятие культуры в границах этого направления охватывает не всю жизнь общества, а лишь одну из ее сторон.
Структуралистский подход в культурологии развивают К. Леви-Строс и М. Фуко. Главной проблемой культурологии Леви-Строс считал изучение процесса перехода от природы к культуре и использовал методы структурной лингвистики и теории информатики. Не менее интересен игровой подход к культуре, который излагается в трудах И. Хейзинги и С. Лема (об этом речь будет идти ниже). Получает распространение и семиотический подход, когда культура рассматривается как символическая система. Здесь известны труды Э. Кассирера, 3. Лангер, Ч. Морриса, Ю. Лотмана и др.; в них внимание акцентируется на семиотическом характере искусства во всех его разновидностях (в частности, музыки, абстрактной живописи), неинструментального знания и широкого круга развлекательной деятельности.
И наконец, существует биосферный подход к исследованию культуры, разделяемый такими учеными, как К. Лоренц, Б. Скиннер и др., и имеющий эвристический потенциал. Если рассматривать нашу планету как всеохватывающую систему, то правомерна попытка понять куль-
туру с биосферной точки зрения. Это и делает К. Лоренц, постулирующий в своей книге «По ту сторону зеркала» следующее: 1) субъектом эволюции являются целостные системы, 2) более сложные системы обладают свойствами, не сводимыми к свойствам простых систем, из которых они состоят. На этом основании им делается Попытка проследить историю эволюции систем, начиная с простых клеток и кончая сложными культурами. Иными словами, культуры (и цивилизации) являются частью биосферы, которая сама есть частица Вселенной. В рамках указанных выше подходов, которые часто переплетаются, существует разнообразие школ различного типа. Например, одни исследователи придерживаются рационализма (Н. Леви-Строс, М. Фуко, Ю. Лотман и др.), другие являются приверженцами иррационализма (К. Ясперс, К. Юнг и пр.). Иррационалистические представления о сущности культуры сформировались в «философии жизни» Ницше, Бергсона, трудах экзистенциалистов Ясперса, Сартра, Камю и др.
Интересно, что рассмотренные выше подходы и направления в культурологии используются теоретиками национально-освободительного движения и стран так называемого «третьего мира» в борьбе с концепциями европейских культурологов. Так, иррационализм, куль-тур-антропологический подход применяется в таких концепциях культурно-исторического процесса, как негритюд, индеанизм, «черное самосознание», панарабизм, патюркизм и т.д. Тот же негритюд представляет собою форму борьбы ценностно-эмоциональной культуры негров-берберов против рационально-холодной культуры Запада.
В концепции негритюда негритянская культура наделяется чертами, которые объединяют ее с природой и космическими циклами (концепция негритюда создана Л. Сенгором). Данная культура характеризуется целостностью мироощущения, развитой интуицией, а в социальном плане — утверждением справедливости и взаимопомощью. В противовес негритянской культуре, считает Л. Сенгор, культура европейцев является символом «холодного научного мышления» и всеохваты-вающего анализа. Стремясь познать и преобразовать природу, эта культура в действительности уничтожает ее. В свою очередь, развитие техники и широкое применение механических устройств приводят к нивелированию личности и, как реакция на это, к расширению жестокого индивидуализма и насилия в виде классовой борьбы и колониализма. Глубинный антигуманизм западной культуры, склонность белых к насилию и захвату чужого Л. Сенгор выводит из ее парадигмы. Отсюда недалеко до мессианизма негроафриканцев, чтобы спасти мировую цивилизацию от насилия белых.
Теперь рассмотрим основные концепции культуры, пользующиеся Значительной известностью. Прежде всего обратим внимание на книгу Н.Я. Данилевского (1822—1885) «Россия и Европа», в которой обосно-
вывается концепция многолинеиного и замкнутого развития культур. Им на богатом эмпирическом материале выдвинута теория культурно-исторических типов, оказавшей большое влияние на современную западную философию культуры. Эта теория представляет собою теорию множественности и разнокачественности человеческих культур (или цивилизаций), что противоречит европоцентристской и линейной концепции мировой культуры. Наш ученый характеризуется на Западе как основатель популярного ныне там подхода пространственно-временной локализации явлений культуры. ' Н.Я. Данилевский разделил все самобытные цивилизации на три класса: положительные, отрицательные деятели и служащие чужим целям цивилизации. К первому относятся: египетская, китайская, ассирийская, индийская, иранская, еврейская, греческая, римская, аравийская, германо-романская (европейская) и бурятская. К ним еще следует добавить не успевшие завершить своего развития мексиканскую и перуанскую цивилизации. Эти культурно-исторические типы представляют собой положительных деятелей в истории человечества, они содействовали прогрессу человеческого духа. Второй класс образуют отрицательные культурно-исторические типы (гунны, монголы, турки) которые помогают «испустить дух борющимся со смертью цивилизациям». К третьему классу относятся те начинающие развиваться цивилизации (финны и др.), коим не суждено сыграть ни созидательной, ни разрушительной роли в истории человечества, ибо они вошли в состав других цивилизаций «в качестве этнографического материала».
Согласно теории Н.Я. Данилевского, человечество отнюдь не является чем-то единым, «живым целым», оно скорее представляет собою живую стихию, отлитую в формы, аналогичные организмам. Самые крупные из этих форм и есть «культурно-исторические типы», имеющие свои линии развития. Между ними имеются общие черты и связи, выражающие общечеловеческое, которое существует только в народности. Оригинальность основной идеи Н.Я. Данилевского состоит в том, что отвергается единая нить в развитии человечества, отвергается мысль об истории как прогрессе некоего общего, или «мирового», разума, некоей общей цивилизации, которую отождествляют с европейской. Такой цивилизации просто-напросто нет, существует множество развивающихся отдельных цивилизаций, каждая из которых вносит свой вклад в общую сокровищницу человечества. И хотя эти цивилизации сменяются и исчезают, человечество живет, постоянно пользуясь этим общим сокровищем и становясь все более богатым. Вот в какой области и какой прогресс в общем ходе истории признавался нашим соотечественником.
Одним из сторонников позиции Н.Я. Данилевского был известный писатель, дипломат и историк К. Леонтьев (1831—1891). Он вошел в
культурологию как автор сборника «Восток, Россия и славянство». К. Леонтьев в общем разделял концепцию замкнутого развития культур Данилевского, но, в отличие от него, принадлежность к тому или иному культурно-историческому типу связывал не столько с национальной, сколько с религиозной конфессией. В этом К. Леонтьев предвосхитил концепцию локальных культур А. Тойнби. Так, создание русско-славянского типа культуры он, прежде всего, связывал с усилением православия и возвращением к державному византизму.
Считая, что политическая демократия враждебна сущности культуры, К. Леонтьев был ярым противником революционного движения. Одновременно он критиковал царизм, но «справа». В конце жизни выступал за объединение самодержавия с социалистическим движением; объединение усилий царизма и католической церкви в борьбе с либерально-демократическими силами Европы.
Теория Н.Я. Данилевского оказала сильное влияние на творчество немецкого мыслителя О. Шпенглера, предвосхитив многие положения его знаменитой книги «Закат Европы». В ней вынесен суровый приговор современной западной цивилизации за ее голый техницизм и отсутствие животворящих органических начал. О. Шпенглер различает возможную (как идею) и действительную (в виде тела идеи) культуру, доступную восприятию человека: поступки и настроения, религия и государство, искусство и науки, народи и города, экономические и общественные формы, языки, право, обычаи, характеры, черты лица и одежды. История, подобно жизни в ее становлении, является осуществлением возможной культуры: «Культуры суть организмы. История культуры — их биография... История культуры есть осуществление ее возможностей».
В шпенглеровской концепции культуры несоизмеримы друг с другом, ибо у каждой из них имеется свой прасимвол (душа), своя специфическая математика, свое искусство и т.д. Мировая история в целом представляет собой как бы пестрый луг, на котором растут совершенно различные прекрасные цветы, не похожие друг на друга. Вместе с тем следует отметить, что, подобно организмам, культуры имеют свои фазы развития, а именно: весну, лето, осень и зиму (цивилизация). В отношении к духовной жизни это означает, соответственно, пробуждение окутанной снами души и создание ею мощных произведений, близкое к зрелости сознание, высшая точка строго умственного творчества и угасание душевной творческой силы. Отсюда следует и гибель западной цивилизации, подчеркивается ее обреченность. Однако не очень-то известно, что в конце своей жизни О. Шпенглер пересмотрел свои взгляды относительно исчезновения западной цивилизации и пришел к выводу, что Запад возродится в будущем; буквально этот вывод звучит так: «Восход Европы».
Влияние О. Шпенглера на культурологию вышло далеко за пределы немецкой традиции, причем наиболее выдающимся исследователем, подпавшим под это влияние, был известный ученый А. Тойнби (1889—1975). В своем знаменитом 12-томном сочинении «Исследование истории» он излагает концепцию локальных культур. В методологии А. Тойнби был эмпириком, тогда как Н. Данилевский и О. Шпен-глер скорее исходили из обобщающих установок. Однако подобно всем сторонникам многолинейного развития культур, он расчленяет историю человечества на локальные цивилизации, каждая из которых является «монадою» в лейбницевском понимании этого слова. Представление о единстве человеческой цивилизации является, по его мнению, недоразумением европейской традиции, порожденной христианством.
В 12-м томе «Исследований истории» А. Тойнби перечисляет 13 развитых цивилизаций: западную, православную, исламскую, индийскую, античную, сирийскую, китайскую, цивилизацию Инда, Эгейскую, египетскую, шумеро-аккадскую, андскую, центральноамериканскую. До нашего времени сохранилось лишь 5 действующих цивилизаций: западная, исламская, китайская, индийская и православная. Каждая цивилизация проходит в своем развитии четыре стадии: возникновение, рост, надлом и распад, после чего она гибнет, а ее место занимает другая цивилизация, т.е. перед нами концепция исторического круговорота цивилизаций.
В основу цивилизации А. Тойнби положил религиозную принадлежность, а не этнические или языковые особенности. Само же развитие цивилизации обусловливается импульсами «Вызов» и «Ответ». Именно мифологема «Вызов — Ответ» играет ключевую роль в его «картине человеческих отношений». Данная концепция имеет два слоя истории — «сакральный» и «мирской». В «сакральном» слое каждый «Вызов» есть стимул к осуществлению людьми абсолютно свободного выбора между Добром и Злом, который предоставил им бог. В «мирском» слое «Вызов» — проблема, с коей сталкивается цивилизация на пути исторического развития: ухудшение природных условий (похолодание, наступление пустыни, джунглей и пр.) и изменение человеческой среды. «Ответ» на «Вызов» играет движущую силу в развитии цивилизации.
В историософии О. Шпенглера просматривается культурный релятивизм, в ней наблюдаются предпосылки нигилизма и катастрофизма. Попытку преодолеть релятивизм в культуре предпринимает немецкий мыслитель К. Ясперс (1883—1969) в своем труде «Смысл и назначение истории». В нем центральными понятиями являются «единство истории» и «единство человечества», раскрываемые концепцией «эпохи поворота» или «осевого времени». В ясперсовском понимании «осевое время» обозначает особый период мировой истории Китая, Индии и
Запада между 800 и 200 гг. до н.э. «В это время, — пишет К. Ясперс, — происходит много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цэы, возникли все направления китайской философии, мыслили Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и бесчисленное множество других. В' Индии возникли Упанишады, жил Будда; в философии — в Индии, как и в Китае, — были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, до материализма, софистики и нигилизма; в Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом, в Палестине выступали пророки — Илия, Исаия, Иеремия и Второисаия, в Греции — это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда. Все то, что связано с этими именами, возникло почти одновременно в течение немногих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от Друга».
Возникает вопрос: что общего между этими тремя географически разделенными культурными мирами? Во-первых, связывает их прежде всего возникшее новое, которое сводится к тому, что человек осознает в целом бытие, самого себя и свои границы. Другим полюсом этого осознания является постановка человеком целей и проблем, его стремление к свободе, постижение абсолютности и «ясности трансцендентальности мира». Происходит рождение осознания свободы экзистенции: появляется резкое различие между экзистенцией и трансценденцией, и прорастает и развивается индивидуальное сознание. Во-вторых, эти упомянутые культурные миры связывает впервые возникшее в истории самосознание, рефлексия о самом мышлении. В-третьих, настало время универсального разума и религии. В эту эпоху появились универсальные, фундаментальные и до сих пор используемые категории мышления и основания мировых религий. В-четвертых, наступила пора рефлексии, скептицизма, критики традиции и ее изменений. В-пятых, эпоха «осевого времени» венчает конец мифологического периода, проникнутого покоем и очевидностью основных принципов. Рациональная мысль рассматривает миф, рационализирует его, выясняет его причины, творит новые мифы, метафорически преобразуя старые. Возникает бунт в сфере морали против политеизма, стремление к монотеистической религии, происходит демифологизация. Человек ощущает свою неудовлетворенность, что делает его открытым новым неограниченным возможностям опыта, однако поставленные им проблемы остаются неразрешенными окончательно. Этой неразрешимости К. Ясперс придает универсальный, транскультурный характер. В-шестых, в эпоху «осевого времени» появляются философы как выдающиеся индивиды, для которых, несмотря на различные способы выражения, общедуховная автономия и способность рассматривать вещи на расстоянии, — бунт против людей, бога и трансцендентного мира.
Перед нами новый тип человека, способного к тончайшим абстракциям, стремящегося к свободе и счастью на земле и пытающегося достигнуть их путем взлета к идее, атараксии, медитации, саморефлексии, нирваны, Дао или Бога. У человека формируется чувство одиночества, способность отворачиваться от мира, общества. Под влиянием великих людей (аутентичного человека) народные массы изменяются, и в итоге человечество совершает скачок. На основе концепции «осевого времени» К. Ясперс показывает, что синхронно возникшие в эту эпоху цен-.ности являются фундаментальным элементом единства истории как науки и человечества, что они образуют «идеальную» ось, вокруг которой с тех пор «кружится» реальная история человечества.
Значительное место в культуре занимает ее игровой момент, что зафиксировано в поле европейской культуры. Платон говорил об игровом космосе, И. Кант — о теории эстетического «состояния игры», Шиллер подчеркивал, что человек только тогда «является человеком, когда играет», И. Хейзинга выдвинул положение, что культура — продукт «играющего человека». В своей книге «Человек играющий» он отождествляет игру и культуру на ранних стадиях истории, игровая природа ярко проявляется во многих сферах культуры в ходе их генезиса, прежде всего в поэзии, обрядах, мифах и пр. Да и сейчас в них игровой момент является значительной конституирующей величиной (на'более поздних стадиях развития культуры игра «вплетена» в нее).
В более развитых культурах еще долго сохраняются архаичные положения, в силу которых поэтическая форма отнюдь не воспринимается только как удовлетворение эстетической потребности, а выражает все, что имеет значение или жизненную ценность в бытии коллектива. Игровое поведение человека чаще всего реализуется в различного рода оргиях, мистериях, праздниках, карнавалах, фестивалях, зрелищах и т.д. В концепции И. Хейзинги схвачены вполне реальные моменты функционирования культуры. Ведь игра или только элементы игры имеют существенное значение в формировании человека как социального существа, в снижении социально-психологической напряженности в обществе, в гуманизации самого человека путем «выплескивания» дремлющих в нем разрушительных сил и тенденций. Вот почему в самых различных цивилизациях придавалось большое значение разнообразным явлениям игровой сферы культуры.
Мнение И. Хейзинги о культуре как игре оказало влияние на культурологию и принесло множество исследований ее игровых аспектов. В этом плане заслуживает внимания модель культуры как игры, выдвинутая С. Лемом, одним из тончайших мыслителей XX в. Культура имеет люфт (полосу свободы) в отношении Природы, что объясняет существование чисто культурно изменяемых форм и символов. 06 этом С. Лем пишет так: «Стохастическая модель культурогенеза пред-
полагает, что полоса свободы, которую мир оставляет в распоряжении .эволюционирующего общества, уже выполнившего долг адаптации, то .десть набор непременных заданий, заполняется комплексами поведении, поначалу случайными. Однако со временем они застывают в процессах самоорганизации и перерастают в такие структуры норм, которые формируют внутрикультурный образец «человеческой природы», навязывая ему схемы долженствований и повинностей. Человек (особенно в начале своего исторического пути) врастает в случайности, которые и решают, каков будет он и его цивилизация. Отбор альтернатив поведения — в сущности, лотерея, но это не значит, что столь же лотерейна композиция того, что получится. Иными словами, человек в исходной точке является аксиологически нейтральным существом, и станет он «чудовищным дикарем» или «невинным простаком», зависит ,от кода культуры, который различен в разных цивилизациях. ^ Согласно лемовской модели культуры как игры, различие кодов культур различных цивилизаций обусловлено тем, что культура и Природа «играют» и в разных ситуациях эта игра происходит неидентично в силу того, что каждая культура находится под воздействием той или иной комбинации ее физических, биологических и социальных детерминант. К тому же следует учитывать и то, что Природа является «аре-,ной» возмущений и неалгоритмических (непредсказуемых) измене-1ний. Именно игровой характер культуры позволяет человеку вырабатывать стратегии своего будущего поведения, чтобы выжить в мире. ^ Выдающееся место в социологии культуры занимает теория суперсистем П. Сорокина (1889—1968) — нашего соотечественника, потом подданного США, ставшего классиком мировой социологии. Центральное положение в его теории отводится проблемам социальной целостности и социальной системы. Подвергая обоснованной критике эмпирическую социологию, особенно американскую, П. Сорокин рассматривает историческую действительность как сложную иерархию культурных и социальных систем и подсистем. Основой системного подхода к обществу служит наличие объективной сферы интегрированных ценностей, значение «чисто культурных систем», носителями которых являются индивиды и общественные отношения.
П. Сорокин выдвинул теорию суперсистем, чьей основой служит определенный тип культуры, соответствующий некоему морфологическому началу. В результате тщательного изучения им античной (греко-римской) я европейской культуры за два тысячелетия выделяется два основных типа культуры — идеациональный и чувственный. Первый тип характеризуется наличием носителей культуры, основывающих свои воззрения на господствующих идеях, даже если они и примитивны; второй — доминированием в жизни осязаемых чувствами предметов. Между этими двумя основными типами обнаруживается два переходных типа. Один из них
П. Сорокин назвал идеалистическим: он представляет собой сочетание двух основных типов (примером служит Золотой век древней Греции с V по IV вв. до н.э. и Ренессанс, охватывающий ХП~Х1У вв.). Другой же представляет собой противопоставление элементов основных типов (состояние Европы в первые века н.э., когда ростки христианства противостояли все еще сильному язычеству).
Эти типы «адекватны» положениям теории культурной и социальной динамики (теории суперсистем), где фиксируется волнообразное изменение культур — от идеационального типа к смешанному и дальше к чувственному типу, а через некоторое время обратное движение.
Следовательно, повторяются центральные темы культур во всем многообразии последних. При этом П. Сорокин полагает, что его теория «волнообразного движения культур» применима к египетской, индийской и китайской культурам, в которые он делает краткие экскурсы.
Но почему же происходит изменение культур (или цивилизаций)? Согласно П. Сорокину, движение культур имманентно, оно не зависит от действия посторонних факторов, как это предполагали эволюционисты. Культуры изменяются в силу их природы — носители культуры стремятся исчерпать заложенные в ней силы и довести их до предела; тогда приходится обращаться к иным принципам и двигаться к иному типу культуры (в дальнейшем будет показано влияние космоса).
В общем оказывается, что в теории суперсистем П. Сорокина существует только два морфологических начала — идеальное и чувственное (материальное), — определяющих тип культуры и соответствующий ему тип мировоззрения. Каждая конкретная форма культурной суперсистемы (язык, мораль, искусство, философия, религия) детерминируется морфологическим началом и является замкнутой в себе. Однако П. Сорокин не только не принимает концепцию локальных культур, но и отбрасывает ее как «ненаучную». В этом коренное отличие теории суперсистем П. Сорокина от «морфологии культур» О. Шпенглера. Сорокинская суперсистема не имеет ограничений в пространстве и времени. Культура одного народа не может быть изолированной от культуры другого народа или цивилизации. Контакты между культурами всегда были и далее становятся все более интенсивными; развитие науки, искусства, морали также всегда связано со временем, т.е. с достижениями культуры в прошлом. Все суперсистемы являются фазами исторического кругооборота, причем, по П. Сорокину, на смену господствующей чувственной суперсистеме идет идеациональный тип культуры, который сможет преодолеть современный кризис западной культуры.
В последнее время «ожили» и культурно-исторические концепции евразийства, самобытного течения русской мысли, чей расцвет приходится на первую треть XX в. После 1917 г. группа русских интеллектуалов-
эмигрантов (Н.С. Трубецкой, П.Н. Сабицкий, В.Н. Ильин, М.М. Шахматов, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин и др.) стала называть себя «евразийцами» и заявила о себе программным сборником «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев». Сформулированная ими новая идеология особо подходила к проблемам культуры, истории и этнологии.
Евразийцы отчеканили геополитическую доктрину, претендующую на единственно верное истолкование этнической традиции. Основной тезис евразийства звучит следующим образом: «евразийство — это специфическая форма, тип культуры, мышления и государственной политики, издревле укоренившихся именно на пространстве огромного ев-роазиатского государства — России». Данный тезис получил обоснование при помощи множества нетрадиционных аргументов, взятых из истории Евразии.
Все рассуждения евразийцев исходят из идеи, что Россия-Евразия представляет собою уникальный географический и культурный мир. «Весь смысл и пафос наших утверждений, — писали Н. Алексеев и П. Савицкий, — сводятся к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого ее субъекта, как симфонической личности. Нам уже недостаточно того смутного культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя мы и чтим их, как наиболее нам по духу близких. Но мы решительно отвергаем существо западничества, т.е. отрицание самобытности и... самого существования нашей культуры».
Стержнем культурно-исторических концепций евразийцев выступает идея Евразии, очерчивающая границы мышления в его социальном, экономическом и политическом аспектах и акцентирующая внимание на самобытности и самодостаточности отечественной культуры. Согласно евразийскому мышлению, культура есть органическое целое, которое имеет все черты мифологемы. Это значит, что культура весьма необычна — ее географический характер определяет: во-первых, тонкое осознание органической связи общественной жизни с природой; во-вторых, материковый размах («русская широта») в отношениях с миром; в-третьих, любые исторически установившиеся формы политической жизни рассматриваются как нечто относительное. Евразиец уценит традицию, однако чувствует ее относительный характер и не мирится с ее жесткими пределами. Евразийский тип мышления не привязан (подобно западному) к каким-либо государственным и политическим рамкам, он допускает непредсказуемые социальные экспери-. менты и взрывы народной стихии. Евразийское культурное сознание ^не восприняло такие характеристики западной цивилизации, как «гер-" манский педантизм», «польский гонор», рационализм, скученность городов и экологические издержки.
Евразийский образ мышления и действия основывается не на рационализации опыта, а на вере в Абсолют, предание, вождя и т.д.; в их основе всегда лежит некая объединяющая идея. Русская культура впитала в себя православную веру из Византии (она представляет собой специфический синтез религиозных догм и обрядов с православной культурой) и туранскую (или тюркскую) этику, восприятие государственности и прав человека) основанных на беспрекословном повиновении. Именно этот сплав придал социальному целому форму соборности, духовного единства, а не механической тотальности. Именно этот синтез лежит в основе культурно-исторической преемственности и позволяет сберечь национальный потенциал, который необходим для функционирования нашего общества.
Центральным пунктом евразийских культурно-исторических концепций является идея «месторазвития», согласно которой социально-историческая среда и географическое окружение сливаются воедино. С этой точки зрения всемирная история предстает как система мест развития; причем отдельным «местам развития» присущи свои определенные формы культуры независимо от национального состава и расового происхождения народов, проживавших там. Иными словами, отдельные «места развития» становятся «культурно-постоянными», становятся носителями особенного, только им присущего типа культуры. По мнению евразийцев, всем великим державам, которые существовали на евразийских равнинах, характерен один и тот же тип военной империи. Такими были государства скифов, гуннов, монголов, татар, Московское царство и Российская Империя. Истоками русской государственности и культуры они считали Золотую Орду и Византию.
В наше время определенное созвучие с идеями евразийцев имеют исследования Л. Гумилева о влиянии географической среды на этногенез и развитие культуры. Этногенез он считает биосферным и ландшафтным явлением, проявлением наследственного признака «пассио-нарности» — органической способности людей к напряжению, жертвам ради высокой цели. Сам себя Л. Гумилев называет последним евразийцем, ибо он своими научными исследованиями подкреплял аргументы своих предшественников, внося наряду с этим и новое слово в науку.
Л. Гумилев усиливает аргументацию Н.С. Трубецкого о том, что не существует общечеловеческой культуры, подчеркивая идею евразийства о развитии национальной культуры, обращаясь к теории систем. Из нее следует, что выживает и успешно функционирует только достаточно сложная система. Общечеловеческая культура может существовать лишь при предельном упрощении, когда уничтожены все национальные культуры. Но предельное упрощение системы означает ее гибель; напротив, система, обладающая значительным чистом элементов, имеющих единые функции, жизнеспособна и перспективна в своем развитии.
Такой системе будет соответствовать культура отдельного «национального организма» (Л. Гумилев).
Соглашаясь с историко-методологическими выводами евразийцев, Л. Гумилев отмечал: «Но главного в теории этногенеза — понятия пассионарности — они не знали». Ведь в отличие от евразийской доктрины как синтеза истории и географии теория Л. Гумилева сплавляет в одно целое историю, географию и естествознание. Отсюда им делается ряд выводов, а именно: 1 ) именно пассионарные толчки определяют ритмы Евразии; 2) Евразия как единое целое является одним из центров мира, т.е. признается полицентризм культур и цивилизаций.
Теория Л. Гумилева нацелена и против национализма при сохранении национальной самобытности. В 1992 г., незадолго до смерти, он писал в своей книге «От Руси к России» следующее: «Поскольку мы на 500 лет моложе (Западной Европы. — В.П.), то, как бы мы ни изучали европейский опыт, мы не сможем сейчас добиться благосостояния и нравов, характерных для Европы. Наш возраст, наш уровень пассионарности предполагает совсем иные императивы поведения. Это вовсе не значит, что нужно с порога отвергать чужое. Изучать иной опыт можно и должно, но стоит помнить, что это именно чужой опыт». Во всяком случае, несомненно, что евразийство представляет собою такую «идею-силу» в ее гумилевском варианте, которая может спасти Россию как евразийскую державу; вот почему на нее обращают внимание и политики.

ЛИТЕРАТУРА

Данилевский НЛ. Россия и Европа. М„ 1991.
Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. М., 1993.
Лем С. Модель культуры // Вопросы философии. 1968. №9.
Лотман Ю. Культура и взрыв. М„ 1992.
Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
ТойнбиАДж. Постижение истории. М., 1991.
Хейзиига И. Ноmо Ludens. В тени завтрашнего дня. М„ 1992.
Шпенглер О. Закат Европы. М„ 1993. Т. 1.
Ясперс К. Смысл и назначение истории. М„ 1991.