Нибур Р.X. Радикальный монотеизм и западная культура

ОГЛАВЛЕНИЕ

Приложение

I. Теология в университете28

Разумеется, вопрос о месте теологии в системе гуманитарных наук, искусств и критики, будь то система иерархическая, анархическая или республиканская, всегда имел для теологов большое значение. Здесь присутствовал момент личной заинтересованности - ведь от этого зависело, будут ли они приняты интеллектуальным сообществом существующих концепций образования и систем организации обучения. Ибо нередко случалось, что эти концепции и системы то возводили теологов на престол в царстве образования, а то напрочь их изгоняли во тьму обскурантизма и предрассудков. Однако в настоящее время вопрос этот также привлек к себе внимание многих людей, не имеющих прямого отношения к теологии - в ходе их размышлений о комплексном характере нашей цивилизации, о религиозных моментах в наших политичес ких, литературных и научных традициях и, в более специальном

312

разрезе, о природе и функциях этих центров цивилизации - университетов.
И среди теологов, и среди нетеологов есть такие, кто усматривает, что университеты пребывают в великом кризисе; они видят господство одной лишь анархии в том, что было некогда, на их взгляд, гармонично прекрасным космосом образования. Они склонны ностальгически оглядываться на мифический Золотой век, когда в интеллектуальных центрах общества господствовал устойчивый порядок. В те времена, по их мнению, академические львы и ягнята жили в мире под милостивым правлением Царицы Теологии; и как все факультеты, так и все способности людей21' совместно работали на общее благо. Первенство в этой чудно упорядоченной иерархии обучения и образования всегда отдавалось тому, что его действительно заслуживало: интеллектуальные добродетели должным образом возвышались над нравственными или гражданскими; а что до поощрения первых, то абсолютным ценностям - традиционной великой троице красоты, добра и истины было отдано заслуженное превосходство над простыми фактами как объектом созерцания, над эмпирикой, будь то эмпирика естественная или историческая. Возвращение теологии независимого статуса является предметом наиболее горячего желания всех тех, кто тешит себя этими воспоминаниями о Золотом веке.
Однако те, кто верит в этот миф, часто забывают одну очень важную вещь. Не теология являлась правительницей университетов в пестрой действительности мира средневековья, а скорее - в высшей степени зримая церковь. Точно так же в мышлении Древней Греции преобладание было не за метафизикой, но за городом-государством, а современная интеллектуальная жизнь находится под контролем не естественных наук, но национальных государств и экономического утилитаризма. Забывают также и о том, что теология находилась тогда в не меньшем порабощении, чем другие области человеческих исследований и что, когда пришло великое освобождение, теология приняла участие в бунте наравне с гуманитарными и естественнонаучными дисциплинами. Так что она не отказалась от власти, которой никогда и не обладала: скорее она обозначила суверенитет, который ничто человеческое, будь то церковь, государство или наука, не могло узурпировать без наступления самых тяжких последствий.
Современный университет развился посреди сложных взаимодействий Возрождения, Реформации и национализма, религиозного пробуждения и подъема естественных наук, совре-

313

менной технологии и народных правительств. В этой осложненной разнообразными влияниями истории теология играла подчас совсем незначительную роль: иногда она становилась служанкой иных диктаторов человечества - государств, использующих церковь и школу для достижения национального примирения, или же общенародного мнения, пытавшегося вещать гласом Божьим. Будучи у них в услужении, теология подчас выполняла при них роль надсмотрщика и цензора иных дисциплин. Однако всякий раз, когда она вновь обретала свою первозданную преданность и обретала свободу служить только своему Господу, она также вносила вклад в освобождение других наук и учреждений от порабощения господству ограниченного. Другой стороной описываемого процесса было следующее явление: всякий раз, как в прошлом возникал какой-либо претендент на неограниченное господство, он прежде всего пытался купить или загнать в рабство теологию, а не преуспев в этом, - ее искоренить. Теологии, никогда не ходившей в царицах, всегда приходилось выбирать, кому служить, на чьей службе она сможет обрести собственную свободу.
В настоящее время, случается, возникает такое впечатление, что в различных человеческих сообществах - как интеллектуальных, так и политических или религиозных - нам не остается иного выбора, кроме как между безграничным плюрализмом и абсолютным, хотя и искусственным, монизмом. С одной стороны, мы можем продолжать продвигаться в направлении того, что, с теологической точки зрения, является бурно разрастающимся политеизмом; с другой же стороны, ради порядка и мира нас просят покориться какому-либо верховному господству, будь то во имя нации или дела, ценимого превыше всех остальных благ, или же движения, берущегося избавить человека от зла посредством выполнения пятилетних планов. Политеизм столь же реален в современном общепризнанно безрелигиозном обществе, как когда бы то ни было в прошлом, хотя ныне боги фигурируют под именами ценностей и сил. С чисто религиозным рвением мы служим истине ради самой истины, здоровью - ради самого здоровья, жизни - ради самой жизни, человеку - ради человека, нации - ради нации. Эти многочисленные объекты ревностного служения подвергаются дальнейшему дроблению на множество разнообразных истин, высказываемых на многих не поддающихся взаимному переводу языках, на множество отдельных людей, наций и жизней, не питающих никакого взаимного уважения. И чем больше это дробление, тем реальнее опасность (и в то же время привлекатель-

314

ность) некоей монистической организации научных исследований и ревностного поклонения. Так не следует ли нам реорганизовать этот анархический политеизм в пантеон, главенство в котором будет принадлежать наиболее привлекательной в настоящий момент ценности или же наиболее динамичной теперь силе?
Радикально монотеистическая теология, игравшая роль в ранних реформациях церквей, наций и университетов, указывает, думается, на иную альтернативу. Разумеется, в качестве теологии протеста против присвоения суверенитета любой конечной силой или против претензии какого бы то ни было человеческого голоса на то, чтобы вещать абсолютную истину, она, как можно полагать, призывает к плюрализму во всем - в школе, в церкви и внутри нации. Однако протест - это лишь отрицательная сторона положительного убеждения в том, что на самом деле существует абсолютное слово, слово Бога, что имеется абсолютная Суверенность, или, лучше будет выразиться, что блага абсолютная власть, из которой исходят и жизнь, и смерть: это есть убеждение в том, что человек, когда он в каком бы то ни было отношении прав - прав в исследовании, прав в мысли, прав в поведении, прав в убеждении - прав благодаря вере, прав в силу своей уверенности и преданности последнему слову и абсолютному Монарху. Такая теология не претендует на то, чтобы быть наукой о Боге, поскольку ей известно, что Трансцендентный Абсолют познается или признается только в актах абсолютной преданности и трансцендентной уверенности, предшествующих всякому исследованию и действию. Как известно этой теологии, преданность и уверенность этого рода не в большей степени демонстрируются в так называемых религиозных актах ума или тела, нежели в так называемых мирских поступках. По этой причине она обращает внимание на то, каким образом всякий индивид, группа или учреждение непосредственно связаны с Трансцендентным, будь то положительным образом, на основе доверия и преданности или негативным - через недоверие и неверность.
Роль, которую играли эти убеждения на политической арене - в становлении того, что мы называем демократией, снова стала предметом оживленного обсуждения. Что это значит для государства, что оно находится «под Богом»? То, что оно не пользуется абсолютным суверенитетом? Что несет непосредственную ответственность перед Трансцендентным? Что является одним среди многих учреждений, несущих сходные обязанности перед одним и тем же Единым? Что его граждане прежде всего являются гражданами иного, предшествующего по важ-

315

ности, абсолютного Сообщества? Альтернативой плюралистической демократии, в которой каждый человек - царь, а всякая группа, находится ли она в обществе в меньшинстве или большинстве, представляет собой некий высший суд, является не диктатура индивидуума, класса либо соединенной воли всего общества, но демократия, в которой соблюдается преданность абсолютному Сообществу и его Конституции, хотя никакая человеческая власть либо учреждение (включая церковь или народ) не в состоянии осуществлять представительство этой Великой Республики или делать что-нибудь еще помимо того, чтобы о ней свидетельствовать и пытаться хранить ей верность.
Возможно, теологическая идея университета в столь же малой степени осуществлена где бы то ни было в современном мире, как и радикально монотеистическая идея демократии. Однако подобно тому как последняя является составляющей в жизни многих наций, так и первая, думается, скрытым образом присутствует в деятельности многих интеллектуальных обществ. Так это, по крайней мере, видится теологу. В университете он сталкивается со многими коллегами, которые не желают либо не могут говорить на его языке, в котором наличествуют существенные элементы того, что сам он называет «жизнью в вере». Они же, не давая себе в этом отчета, практикуют абсолютную преданность; они рассчитывают на победу абсолютных истины и справедливости; они проявляют постоянное раскаяние, metanoia - в самоанализе и в стремлении к бескорыстию; как можно предполагать, их научное смирение имеет религиозный оттенок. Однако, какова бы ни была современная ситуация, некоторые из основных черт идеи такого университета все же представляются заслуживающими рассмотрения.
Прежде всего у такого университета есть свое собственное место - рядом с церковью, государством и прочими сообществами и учреждениями, причем ничему из перечисленного он не подчинен. Он несет такую же непосредственную ответственность перед Трансцендентным за выполнение своих специфических обязанностей по исследованию и обучению, как и они в их следовании законам или молениях и поклонении. На него возложена обязанность попытаться понять, что является истиной для всех людей во всем универсальном сообществе, и объявить во всеуслышание те истины, которые ему удалось понять, не лжесвидетельствуя против своих соседей, каковы бы ни были предметы их преданности или их привилегии. Помещенный внутри нации университет принадлежит не нации, но Вселен-

316

ной; будучи частью культуры, он способен только на то, чтобы встать на точку зрения, эту культуру превосходящую.
Далее, теологическая идея университета - это есть представление о некоей учебной общине, основание которой покоится на уверенности в том, что природа вещей такова, что предвзятость, ложь и обман, происходящие из личного и общественного эгоизма, в конечном счете, так сказать, перед лицом Страшного суда, неспособны взять верх над честностью и неукоснительной самодисциплиной в исследованиях и в общении.
И еще, это есть идея университета, в котором интеллектуальным добродетелям не отводится первенство перед нравственными благами характера, а также не провозглашается их независимость, но где интеллект - в своей интеллектуальной любви к полноте Божьей истины, в своей интеллектуальной уверенности в единстве в нем всех истин и в своей интеллектуальной надежде на спасение от ошибки и лжи, так же как и от неведения, - направляется на все универсальное. Как университеты, церкви и государства существуют друг подле друга, оказывая друг другу взаимные услуги и взаимно друг друга ограничивая - в виде взаимодействующих общин в одном великом сообществе, так и интеллектуальная деятельность осуществляется в постоянном взаимодействии с деятельностью гражданской и нравственной, с религиозной практикой вероизъявления, молитвы и исповеди. Действительно, были и такие времена, когда теология старалась подменить старинную аристократическую идею превосходства интеллектуальных добродетелей романтическим превознесением жизни чувства или номиналистическим, прагматическим утверждением первенства воли. Однако будучи во власти своих собственных основополагающих убеждений, она снова отвергла эти новые иерархии, признав, что вопрос состоит не в том, будет ли верховенство на стороне сердца, ума или силы, а в том, будет ли все это направлено на Абсолют, на Трансцендентное или извращено в направлении частного и ограниченного. И это, надо полагать, согласуется с опытом, поскольку сражения интеллекта за свободу велись в меньшей степени против сентиментализма и волюнтаризма, нежели против мелочности разума и интеллектуального догматизма, да и проблема воли состоит не столько в способности утвердиться в борьбе с разумом, сколько в том, чтобы научиться говорить: «Да будет по воле Твоей, а не моей». Плоха та теология, которая превращает человеческий разум в образ и подобие Бога, но и теология, которая ставит чувство, пусть даже религиозное чувство, или же нравственную волю, превыше разу-

317

ма и определяет их на службу Богу и в уподобление Богу, отличается не менее идолопоклонническим характером.
В университете, в котором находит свое выражение радикально-монотеистическая идея, различные отделения, школы и методы связаны друг с другом оказанием взаимных услуг, среди которых взаимоограничение и творческий конфликт. Теологии радикального монотеизма известно, что вторая заповедь скрытым образом присутствует в первой и ей равна. Если первая состоит в требовании от каждого человека во всяком своем действии проявлять преданность Абсолютному и Трансцендентному, то следствием отсюда является преданность всем прочим существам, происходящим из этого всеобщего Начала и Конца и снова к нему восходящим. По причине этого в универсальном обществе должна одерживать верх теория всеобщего равенства, равенства не только отдельных людей, общин и культур, но и различных порядков бытия. Материя и дух, ум и душа, природа и сверхприрода все происходят из одного источника и связаны друг с другом в одном сообществе, в котором нет ни высокого, ни низкого, ни иерархически упорядоченной цепи бытия, но каждый род бытия имеет право на благоговение, понимание и служение, и в тоже время он также является слугой остальных. И как все существа связаны друг с другом взаимозависимостью, так и студенты-исследователи22' их природы и их взаимоотношений неизбежно связаны друг с другом во взаимозависимом служении.
Во всеобщем равенстве такого университета имеется и еще одна сторона. В нем присутствует признание того, что претензия на божественность свойственна всем людям без исключения и что так или иначе все мы пытаемся изображать Бога. Проповедники, священники и теологи желают быть теократами, но то же самое по-своему делают и охранители иных традиций, а также искатели иных форм знания. Экономические объяснения истории, психологические - личности и естественнонаучные - того, каким образом произошли все вещи, занимают место бок о бок с церковными ортодоксиями. Там, где известно и признано, где понято и осознано, причем осознано с иронией и юмором, что все мы страдаем этой претенциозностью, там взаимоограничение и взаимная критика, а иногда и унижение, не отвергаются, но, пусть неохотно, приветствуются как некоторого рода взаимная услуга. Творческие конфликты предохраняют такой университет от чрезмерно гармонической и неживой упорядоченности, поскольку всякая реальная жизнь предполагает некоторые трения и даже противоречия.
В университете, всецело контролируемом такой верой, тео-

318

логия никоим образом не может быть царицей. Поскольку эта теология, основанная на уверенности в Боге и на преданности Абсолютному Сообществу, по своему характеру скорее радикально монотеистическая, чем политеистическая, то единственно, о чем она может просить, - это лишь о месте. Она входит в общество наук и дисциплин не для того, чтобы ей прислуживали, но чтобы служить самой. К роли доносчика она, разумеется, отнесется с величайшим презрением, поскольку у нее есть собственные обязанности в отношении Бога и свобода под его властью. Такая теология взирает с неудовольствием на те виды деятельности, которые сами себя именуют теологиями, однако, вместо того чтобы посвятить себя вопросу отношений человека и Бога, являются попытками самооправдания человеческой религии то ли перед лицом сообщества естественных наук, то ли общества, стремящегося к достижению национальной безопасности или индивидуального душевного равновесия. Про себя она знает, что прежде всего она - служанка Бога. Она не исходит из того предположения, что, поскольку она занимается познанием Бога, она является его основной служительницей. Напротив, она сознает, что одолевающие ее искушения претендовать на что-то более весомое, нежели роль простой служанки, возможно, проявляются сильнее, чем со стороны других наук. Однако находясь на службе у Бога, она является также прислужницей своих подруг-служанок. Она является служанкой церкви, стараясь послужить вере, которую церковь, если она действительно является церковью, старается выразить словом и делом. Теология не становится автоматически церковью: это возможно для нее не в большей степени, чем грамматике превратиться в общение или логике - в мудрость. Ее функцией является служение церкви посредством критики реально существующей религии и усилий помочь церкви понять, во что же она верит. Теология, являющаяся служанкой церкви, находящейся под Богом, является также служанкой университета и политического общества, поскольку не одна только церковь находится в царстве Божьем и поскольку вера существует и ведет свою работу не в одной только церкви. Теология в университете не берет на~себя обеспечение свободы неприсоединившихся, но это не есть утрата свободы (ею самой], поскольку все неприсоединившиеся свободны только в том, чтобы служить самим себе. Она не может отыскивать истину ради себя самой, а делает это только ради славы Божьей - отыскивает истину как отражение природы самого бытия. Поскольку она это делает, поскольку она разыскивает истину не к прославле-

319

нию церкви или вообще к прославлению чего бы то ни было помимо Трансцендентного Источника и Конца всех вещей, ее работа в университете не будет менее свободной, чем любой другой отрасли исследований Она должна была бы быть свободнее всех прочих. В качестве одной из сослуживиц, подвластных истине, теология занимает свое место в университете рядом с остальными дисциплинами, никогда от них не отделяясь и никогда не будучи от них зависимой и в то же время никогда не самоизолируясь вместе с ними от всей жизни в целом, жизни, являющейся Вселенной.
Иногда, правда, наша вера становится весьма неотчетливой. Не является ли этот мир многообразием (plunverse), в котором бесцельно бредет и безрезультатно борется человечество на своем пути к ничто? Однако затем дар веры возвращается, уверенность возрождается, или, как говорит об этом Честертон, знамя мира реет вновь. В такие моменты теология переживает второе рождение: тогда мы восстанавливаем и реорганизуем наши университеты, сплачиваем воедино наши разрозненные церкви и призываем наши государства расстаться со своими страхами и поддержать единство человечества. В такие времена теология горда своей ролью прислужницы.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология