Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения

ОГЛАВЛЕНИЕ

ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА ВЫСОКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ

Глава четвертая. ПЬЕТРО ПОМПОНАЦЦИ (1462 - 1524)

Вся система Помпонацци опирается на два понятия: природа как единство и
человек как нравственное существо (см. 202, 175). В его философии
"совершается открытие нравственности, и, хотя для его мысли выполнение ее
(нравственности. - А.Л.) заповедей не в человеческих силах, все же за ней
остается заслуга этого открытия" (там же, 176).
Признавая бога в виде непознаваемой сущности и в то же время не приводя
никаких других принципов морального поведения человека, Помпонацци тем не
менее все же признавал какую-то нравственность, отличную от природного
нигилизма. Исследователь Помпонацци Э .Вайль даже считает его создателем
науки о человеческой нравственности. Но на чем в конце концов основывается у
Помпонацци эта нравственность, сказать трудно. Вероятно, Помпонацци является
тем переходным этапом в истории человеческого сознания, когда абсолют
традиционной ортодоксии уже был объявлен непознаваемым, а никаких других
принципов человеческого поведения не было еще придумано. Поэтому неясность
системы Помпонацци была исторической необходимостью для своего времени.
Обычно философия Помпонацци и трактуется как учение о так называемой
двойной истине: абсолютная истина - это божество, но оно непознаваемо и
открывается только в вере; то, что нам достоверно известно, - это
чувственный мир и те закономерности, которые мы устанавливаем в нем на
основе его всеобщего единства. В таком виде теория двойной истины, если она
и была некоторым образом свойственна Помпонацци, во всяком случае не
является открытием последнего. Ее можно найти в XIII в. у Сигера
Брабантского и еще р аньше, в XII в., у Аверроэса. Оригинальность Помпонацци
заключается не в этом.
Помпонацци, проповедуя изоляцию абсолютной истины от чувственного мира,
трактует, однако, этот последний при помощи терминов морали и,
следовательно, человеческой личности. Помпонацци хочется вместить личностное
бытие и чувственно-материальное бытие в не что цельное и нераздельное. А это
вполне соответствовало возрожденческим исканиям такой новой эстетической
предметности, которая ничем не была бы связана с абсолютно-личностным
божеством, но в то же время и не была бы только пустой и бессодержательной
чувственной текучестью. Помпонацци, сам не зная того, укреплял веру
Высокого Ренессанса в эту особую и вполне специфическую эстетическую
предметность, которая не была бы ни мифологией, ни церковной священной
историей, ни "бездушным" материализмом.
Мифология здесь не получалась потому, что та классическая мифология,
которую мы знаем в античности, возникала только в виде обожествления сил
природы. Античные боги, как это прекрасно формулировал уже Гегель,
представляют собою структурные индивидуальности, но лишенные внутренней
психологии, холодные и как бы вечно грустящие о недоступности для них
личностных глубин. Такая мифология была для Ренессанса давно преодоленным
прошлым, имевшим скорее музейное, чем жизненное значение. Однако превращать
материальный мир в откровение абсолютно-личностного божества возрожденцам
тоже не хотелось. Оставалась одна, и притом весьма замечательная, ступень
человеческого сознания - мыслить все бытие одновременно и личностно и
материально, но без впадения в теизм или в
пантеизм. Теистические и пантеистические концепции встречались в эпоху
Ренессанса нередко. Но они всегда были или непреодоленным остатком
средневекового монотеизма, или началом гибели всей основной возрожденческой
концепции.
На ряде основных деятелей искусства Высокого Ренессанса мы легко
убеждаемся в очередности для тех времен этой личностно-материальной
концепции, которую нетрудно было нам угадывать у всех рассмотренных выше
деятелей Высокого Ренессанса и которую Помпонацц и, сам не понимая того и,
может быть, даже вопреки себе, так глубоко укрепил своей теорией "двойной
истины".
Для понимания философии и эстетики Помпонацци имеет значение работа
современного итальянского автора А.Поппи (см. 187, 121 - 168), которую мы
кратко изложим.
Стремясь воссоединить человеческую synolon (цельность), расколотую
аверроистским учением, Помпонацци приходит к ошибочному, с точки зрения
А.Поппи, мнению, что душа духовна и бессмертна, лишь когда она не форма;
поскольку же она - форма, она необходимо смертна. Но для историка
философии, а значит, и эстетики здесь важны три обстоятельства.
Во-первых, Помпонацци с огромной силой акцентирует нерушимое единство
разумной души и тела у человека. Это нерушимое единство доходит здесь до
того, что если умирает тело, то, с точки зрения Помпонацци, "умирает и
интеллективная душа". С нашей точки зрения, этот монизм души и тела
чрезвычайно характерен как раз для периода Ренессанса.
Но во-вторых, "интеллективная душа", отделившись от тела, согласно
Помпонацци, все-таки не погибает в абсолютном смысле слова, а только
перестает быть принципом оформления человеческого тела. Она превращается в
то, чем она всегда и была по своему существ у, а именно лишь в один из
бесконечных моментов всеобщего и уже надындивидуального разума.
И в-третьих, материалы, приводимые у А.Поппи из трактата Помпонацци "О
бессмертии души", свидетельствуют о неясности и противоречивости философской
концепции Помпонацци. С одной стороны, он, как возрожденец, глубоко
чувствовал невозможность дробления личности на душу и тело. А с другой
стороны, обосновать бессмертие единой человеческой личности путем ссылок на
надмировую абсолютную личность он никак не мог ввиду своего глубокого отхода
от средневековой ортодоксии. Здесь едва ли было у Помпонацци учение
о "двойной истине", которое ему часто приписывается. Наоборот, человека
он хочет понять максимально личностно и максимально нераздельно в
субстанциальном смысле слова. Ему только не удается доказать вечность
человеческой личности. Но как это видно на многих других мыслителях
Ренессанса, для Ренессанса это было не так уж необычно, а часто даже и
характерно.
Что касается нас, то А.Поппи дает нам ряд весьма ценных соображений о
противоречивости и плохой продуманности у Помпонацци принципа "двойной
истины" Обычно не формулируются платонические и неоплатонические моменты в
учении Помпонацци. А они у него, несомненно, были, и заслугой А.Поппи
является явное их обнаружение. Что до внутренней противоречивости этого
принципа с платоническими тенденциями, то после всего сказанного у нас выше
такая возрожденческая противоречивость нисколько не может удивлять. Ее мы
находим даже у таких мыслителей Ренессанса, которые по своему
превосходству несравнимы с Помпонацци. Ту же противоречивость мы найдем и у
великих художников Высокого Ренессанса. Противоречивость эта есть прямое
следствие переходного характера всей культуры Ренессанса в целом.