Липатов В. Краски времени

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЕСЛИ ЖИВОПИСЕЦ ПОЖЕЛАЕТ УВИДЕТЬ

Если исключить моего земляка Альбрехта Дюрера.., то могу поручиться -
только тебе наш век отводит первое место в живописи...
Из письма профессора
Виттенбергского университета
Кристофа Шойерля
Лукасу Кранаху

Лукас Кранах Старший (1472 - 1553) - живописец и график, внес большой
вклад в становление немецкого Ренессанса. Работал при дворе саксонского
курфюрста в Виттенберге.

По городу Виттенбергу в самом начале XVI века художник Лукас Кранах
Старший ходил уверенной походкой уважающего себя человека. Встречные
кланялись ему, и он кланялся им с достоинством. Причиной тому было не только
раннее признание мастерства живописца, но и деловая предприимчивость,
позволившая ему основать художественное предприятие, мастерскую с
многочисленными учениками. Он купил типографию для печатания своих гравюр и
книжную лавку, где их продавали; приобрел дома и земельный участок. Не
исключено, что именно поэтому бюргеры почитали бюргера Кранаха; более того,
доверяли ему посты штадткеммерера (главного финансиста) и, наконец, даже
бюргермейстера города Виттенберга.
Недурно звучит: великий художник Лукас Кранах Старший - бюргермейстер.
Но вот два автопортрета, разделенные сроком в сорок лет.
Кранах с семьей: жена и дети на первом плане придают группе спокойный,
почти идиллический характер, а поза человека в красном берете, главы семьи,
напряжена. Похоже, он ждет: что-то должно свершиться, тревожное и
неведомое...
А через сорок лет нити волос любовно выписанной бороды на темном фоне
одежды не серебрятся, они голубоваты, как ручейки утекающей жизни.
Благообразный старец, несомненно волевой и упрямый, трезво измеряющий
действительные величины происходящих событий, глядя на собеседника, не видит
его, но вопрошает себя: так ли прожиты ушедшие годы? Вряд ли знал Кранах
высказывания своего современника "безграничного" Леонардо да Винчи: "Если
живописец пожелает увидеть прекрасные вещи, уродливые вещи... или шутовские
и смешные, или поистине жалкие, то и над ними он властелин и бог". Может
быть, сомневался Кранах: все ли совершил, чтобы стать таковым, исповедовал
ли истину, когда бурные события сотрясали почти все провинции его страны - и
Швабию, и Франконию, и Тюринго-Сак-сонскую область?..
Бюргерам Кранах представлялся только обаятельным, разговорчивым,
услужливым, исключительно приятным в общении человеком.
Но монограмма Кранаха, отличительный знак художника, которым метит он
свои полотна, - крылатый змей или дракон. Случайность? Змей, очевидно, знак
мудрости; дракон - олицетворение силы.
Может быть, и в этой малости художник выразил свой истинный темперамент
и характер?
Эпоха Возрождения напитала людей жаждой приподнять завесу, скрывающую и
тайны природы, и тайны развития человеческого общества. Просвещение, надев
семимильные сапоги (семь миль для того времени - расстояние значительное),
пересекало границы немецких княжеств, сражалось с религиозным суеверием и
социальной несправедливостью. Создаются университеты, рождаются мыслители,
их называют гуманистами, ибо они просвещают, пекутся о благе других. Еще в
Вене пишет. Кранах портреты этих близких ему по духу людей и, в частности,
Куспиниана, врача, поэта, философа, общественного деятеля, придворного
историографа.
Лицо гуманиста одухотворено, в руках у него массивная книга, он
размышляет о прочитанном, об увиденном. Художнику нравятся его отрешенность,
мечтательность, желание увидеть в будущем то, о чем немногие только начинают
говорить...
Кранах рисовал гуманистов и понимал: ему выпало родиться и жить во
времена необычные, ярко проявляющие самобытную силу и науки, и каждого
человека.
Движение Реформации началось не с того момента, когда
тридцатитрехлетний преподаватель Лютер прибил на дверях Замковой церкви в
Виттенберге девяносто пять тезисов, в которых разоблачал папство и
католическую церковь, уничтожающих, подобно прожорливой саранче, зеленые
ростки рождающейся мысли.
Немецкий историк Вильгельм Циммерман на основании летописей и рассказов
очевидцев сообщает: еще в 1476 году некий Ганс Бегейм из Никласгаузена,
прозванный Иванушкой Свистуном, вдруг заговорил о новом царстве господнем,
"где не будет ни князей, ни папы, никаких господ и повинностей, где все
будут братья". Епископ Вюрцбургский велел схватить его ночью и сжечь, а
волнения стихли...
Но случай с Иванушкой Свистуном был не единственным. Уже давно
крестьянский башмак с развевающимися шнурками - в противовес рыцарскому
сапогу - утвердился на знамени восставших за свои права крестьян. Так что не
Лютер покатил первый камешек с горы.
Этот образованный богослов, вспыльчивый и самовлюбленный, своевременно
сказал: "Время молчания прошло, и время говорить настало..." Лютер дал
движению лозунг, сыграв, правда, впоследствии роль гамельиского крысолова,
который, как известно, увел детей в реку. Сравнение, может быть, не совсем
точное, но, когда началась великая Крестьянская война, ужаснувшийся Лютер
призывал убивать восставших как бешеных собак.
И тогда Томас Мюнцер, "альштедтский бес", выступил с памфлетом "Против
сытно живущей плоти виттенберг-ской" и возглавил крестьянское движение за
социальные преобразования. Томас Мюнцер был истинно крестьянским вождем и
революционером, он жил и умер, по мнению одного из историков, как юноша - не
возраст имелся в виду, хотя в день казни ему исполнилось всего двадцать
восемь лет. На портрете работы Кранаха у него усталее, зачерствелое от
борьбы лицо...
В том сложном переплете интересов (по словам Ф. Энгельса) разобраться
было непросто. Неизвестно, как относился Кранах к Мюнцеру. Каждый город жил
своим замкнутым мирком, верил своим авторитетам. Виттенберг, с одной
стороны, - университетский центр, с другой, по свидетельству современников,
там жили и "жестокие, спившиеся и прожорливые" люди. И все же: "Скажи мне,
кто твой друг?" - фраза, ставшая банальной... Кранах - друг Лютера,
прозванного "доктором Люгнером" (лжецом). Но Кранах и друг Лютера, имя
которого в первые дни Реформации стало знаменем движения.
Профессор Шойерль писал Кранаху: "Ты не сидишь сложа руки не только ни
одного дня, но даже ни одного часа". В дни Реформации Кранах не сидит сложа
руки и минуты - он одержим, он полон энергии, он борется. Бурно прорывается
наружу сила характера этого человека, которую он сознательно пометил знаком
крылатого змея.
Богатые люди приобретали его яркие полотна. Кранах прибегает к гравюре,
тогда самому демократическому виду изобразительного искусства: гравюры легко
размножить, они дешевы. Художник пишет к гравюрам нравоучительные,
злободневные, популярные тексты, по существу - печатает листовки.
"Когда Адам пахал и Ева пряла, кто был тогда дворянином?" В "Проповеди
Иоанна Крестителя" ремесленники, пастухи, солдаты, бедно одетые люди,
которым художник явно симпатизирует, жадно слушают проповедника, размышляя,
как жить дальше.
Кранах иллюстрирует "Деяния Христа и Антихриста", издеваясь над
папой, - обаятельный бюргер Кранах умеет ненавидеть.
Гуманисты проповедовали. И Кранах проповедует, выступает моралистом.
Предает анафеме продажную любовь, гордыню, жажду наживы.
Лютер друг, но истина дороже... На портретах Лютера работы Кранаха мы
видим человека, пытающегося и неумеющего, нерешительного, в чем-то даже
заурядного. И к тому же слишком уверенно и старательно демонстрирующего свое
лицо, как будто для фальшивого паспорта.
И третий портрет Лютера, твердого в своей жестокости, портрет 1525
года. В это время "виттенбергская плоть" уже торжествовала победу над
разгромленным крестьянским движением.
Нет, не был Лукас Кранах Старший революционером. Был придворным
живописцем Фридриха Саксонского.
Искусству повезло, что все эти князья, папы, дожи и прочие властители,
пуская друг другу пыль в глаза, считали признаком хорошего тона
покровительствовать поэтам, музыкантам, художникам. Разумеется, художник
платил за это парадными портретами. Но невежество покровителя позволяло ему,
красочно выписывая каждый перстенек, показывать и истинное лицо заказчика.
В Дрезденской галерее я долго стоял у портрета герцога Генриха и его
жены. Кранах - певец великолепия тканей. Но над полыхающей желто-красной
парчой и тяжелыми цепями драгоценностей я увидел холодное, жестокое лицо
человека, который отнюдь не театрально положил руку на меч. Смотришь ему в
глаза и знаешь твердо: эта рука не дрогнет, но вынет меч и убьет...
Герцогиня - не женщина, а прежде всего политик - хитрый и лукавый. Своим
портретом Кранах предупреждает человека, идущего к ней: не надейся на разум
и чувства, здесь нужно торговаться, юлить, угрожать... Вольно или невольно
Кранах показывал лицо врага. Вольно.
Злейший враг Реформации кардинал Альбрехт Бран-денбургский сидит в
дальнем углу комнаты, физиономия у него постная, недобрая, он вцепился
обеими руками в какую-то толстую книгу, очевидно, Библию. Маленькое распятие
перед ним - лишь бутафория. На втором портрете - Христос будто поверженный
перед кардиналом грешник, а кардинал еще более погрустнел, съежился от
внутренней пустоты. А если взглянуть в гордые, выразительные глаза льва,
возлежащего на переднем плане, то кардинала уже и не существует.
Кранах любил и умел передавать мгновенную нежность женского тела, он
пишет молодых матерей с детьми, иногда называет их мадоннами, а порой
забывает сделать это. На этих полотнах тоже остался след Реформации. Мадонна
с младенцем умиротворена, счастлива. Маленький человечек делает первый шаг в
любопытный ему мир. Яблоки вокруг мадонны, как нимб, олицетворение
плодоносной жизни, - младенец держит в руках румяное сочное яблоко и корку
хлеба, словно державу и скипетр. Но вот другая картина, датированная 1537
годом - годом победы реакции. Видимое спокойствие молодой матери обманчиво:
она сомневается в будущем. Ребенок не идет в мир, прижимается к матери, и ей
отпускать от себя сына не хочется.
Возмущенный "доктор Люгнер" называет Кранаха грубым художником, который
много рисует женщин и мало священнослужителей.
Как истинный мастер Возрождения, Кранах - созидатель многих миров:
людей, животных, растений. Они удивительно достоверны, создают иллюзию
действительной жизни. Вот что писал ему современник: "Ты нарисовал однажды в
Австрии на столе такую обманчивую виноградную кисть, что тотчас после твоего
ухода прилетела одна сорока и твое произведение клювом и когтями
уничтожила".
Пейзаж у него - живая часть картин, он грозен, поэтичен, задумчив,
нежен и истинно романтичен; не пейзаж, а баллада, схватка дерева с
клубящимися тучами. Пейзаж - иносказание, описание жизни, настроений,
брожения или спокойствия умов. Это тоже проповедь.
Утверждали, что у Кранаха нет активности образов Дюрера, что человек у
него - пассивный, примиренный, созерцатель. Но посмотрите на "Четырнадцать
спасителей" - не лица, а автобиографии: верующего мученика, не теряющего
надежды на прекращение своих мучений; тоскливого служащего церкви; хитрого
мужика, знающего, что, где и почем; ландскнехта, которому все равно, кого
убивать; мечтателя; хитрого царедворца; и просто человека, зеваку из
толпы...
Проходя улицами города, присутствуя на приемах в замке, пробираясь
сквозь рыночную толчею, Кранах своим "ненасытным" глазом выхватывает лицо,
подобно Леонардо да Винчи, испытывая особый интерес к характерным и
безобразным.
О Кранахе как о явлении, о большом мастере пишут разное, находят в его
поздних работах - когда Реформация пошла на убыль, а Крестьянское восстание
было разгромлено - истоки маньеризма, а некоторые именно в нем видят первого
модерниста. Называют Кранаха и милым уютным романтиком. Но посмотрите на
грозовое небо, разбивающее орудия пытки, на лицо палача в "Мучениях св.
Екатерины": экспрессия и напряженный драматизм картины развеют впечатление
уютности.
Искусствоведы говорят о влияниях "дунайской" школы, славянском,
французском, нидерландском. Наверное, все так и было. Но Кранах сознательно
и упорно возвращался к манере старонемецких мастеров, вводил элементы
готики, миниатюры - красками и линией он словно хвастался своим немецким
"я". Даже фамилию свою берет он от имени того местечка, где родился, -
Кронах, дабы не путали его с другими Зундерами, Мюллерами, Малерами и дабы
прославить начало свое: кто я и откуда есть.
Однажды в шутку художник подписался Лукас Хро-нус, что примерно
значит - известный работник, вечный во времени. Не исключено, что все- еще
он ждал своего часа, чтобы создать свое "самое-самое" полотно. Но, побродив
по пепелищу Крестьянской войны и написав ряд изящных полотен, Кранах понял,
что лучшие годы прошли... И умер.
Лукас Кранах Старший оставил на многочисленных полотнах тайну буйной
силы и светлой мягкости красок, впечатляющие образы своих современников -
людей, которых он чтил, и людей, с которыми боролся. Оставил свое понимание
жизни мятежного духа эпохи. Был великим художником волнующих времен, как
называют его сами немцы.
Отцы города Виттенберга проглядели - нет, не тому, кому следовало,
вручали они городскую печать и прочие символы власти...
Лукас Кранах Старший оставил после себя многочисленных учеников, так
называемую "саксонскую школу". Его знали, почитали. Ему следовали и
подражали. В инвентаре имущества Рембрандта мы находим книгу с гравюрами на
меди и на дереве Лукаса Кранаха...
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология