Липатов В. Краски времени

ОГЛАВЛЕНИЕ

МЕЛОДИИ БОЛЬШОГО ДЖОРДЖО

Природа наделила его талантом столь легким и счастливым... что многие
из тогдашних мастеров признавали в нем художника, рожденного для того, чтобы
вдохнуть жизнь в фигуры...
Вазари

Джордже Барбарелли да Кастельфранко, прозванный Джорджоне (1477 -
1501) - один из крупнейших мастеров Высокого Возрождения. Жил и работал в
Венеции.

Джорджоне очень любил жизнь - настолько, чтобы не довольствоваться
малым, а наслаждаться бытием, порою и неосторожно. Он устремляется к
любимой, заведомо зная о свирепствующей чуме, и чума не щадит его: он
погибает тридцатитрехлетним. В своих картинах-притчах Джорджоне рассказывает
о рае земном, но с какой задумчивой печалью взирают на этот рай благородные
герои его портретов. Мечтательная влюбленность, как дымка, окутывает
тревожное размышление о мире и о себе. В картинах художника словно отблески
прощального пира.
Художника прозвали Большой Джорджо. За доброту и одарение друзей
душевным теплом и яркостью дарований. Он был большим, приветливо объемлющим
многое - живопись, музыку, товарищей, словесные поединки, любовь... Его
невозможно представить метром, указующим и наставляющим, но легко -
воодушевленным, взволнованным судьбами родины и близких. Джорджоне славили
как щедрого душой человека и как превосходного живописца, за короткое время
шагнувшего от росписи свадебного сундука до "Мадонны Кастель-франко".
Постоянно испытывая "недоверие к самому себе", как признавался
Джорджоне, он был абсолютно уверен в силе своего таланта. Высокое чувство
собственного достоинства подвигало на спор с Синьорией, когда та попыталась
уменьшить плату за роспись Немецкого подворья. Помог старый учитель,
справедливый Джованни Беллини, один из арбитров, - присудил еще двадцать
дукатов. Хотя что такое сто пятьдесят дукатов? - чуть меньше давали за
лошадь, победившую в скачках...
Джорджоне спорил со скульпторами: может ли живописец, подобно им,
показать фигуру объемно? И доказал, что может, показав на картине отражение
фигуры мужчины в водной глади, вороненом панцире и зеркале. В своих
портретах он изображал людей, пришедшихся ему по нраву, благородных,
преданных избранному идеалу, исполненных глубокой задумчивости, словно
созерцающих мир с далекого островка сосредоточения и самоуглубления. Клятва
верности избранному пути, своему делу и назначению звучит в "Мужском
портрете" - предполагаемом портрете поэта Антонио Броккардо.
"О, высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть
тем, чем пожелает, и быть тем, кем захочет!" Философ Возрождения Джованни
делла Ми-рандола возглашал лозунг, которому охотно следовали и Джорджоне, и
его друзья по литературному кружку, гуманисты. Этот лозунг - далекий идеал,
ибо очевидно было интеллигентам того времени: события неумолимо и жестоко
идут своим чередом. И потому есть в портретах Джорджоне мужество
противостояния, мотив даже некой жертвенности. Он изображает человека,
который будет утверждать гуманизм даже тогда, когда жизнь возведет перед ним
неодолимую преграду.
Предполагается, что на одном из портретов изображен Лудовико Ариосто.
Он изящен и благороден. Аскетическое лицо освещено невидяще-озирающимся
взором грустных глаз. Он полуобернулся, и есть в этом движении нечто от
прощания. Любопытно сопоставить этот портрет с автопортретом Джорджоне:
красивое, полноватое лицо художника так же мечтательно, но более скорбно,
более небрежно, менее собранно. Роднит их ощутимое во взгляде и чертах лица
выражение. Только у Ариосто это понимание неизбежности происходящего, печаль
его бесконечна, но светла, а у Джорджоне - мучающее понимание несовершенства
окружающей жизни и желание вопреки всему остаться хозяином хотя бы своего
внутреннего мира.
"И что слова! - восклицал современник, земляк и знакомец Джорджоне,
поэт Пьетро Бембо. - Не в них, а в чувствах дело". В картинах Джорджоне
высокое напряжение и смятение чувств, тем более драматичное, что происходит
оно без внешней аффектации, без вскрика, без надрыва. Попытка соединить
настоящее с мечтанием о будущем, проникнуть в тайну бытия. А. В. Луначарский
находил в творчестве художника "стихию трагизма" и подлинно шекспировскую
психологию...
Джорджоне - выходец из "смиреннейшего рода" или, как еще переводят, он
"самого низкого происхождения". Смиреннейший, но не смиряющийся. Низкий
родом, но возвышенный духом. Его мечты о красоте, покое, вольной жизни - это
мечты и передовых людей времени, и мечты суконщиков, кожевенников, матросов,
мастеровых, носилыциков-"фаччино"...
Историк и философ Маккиавелли писал о жителях Венеции: "...Их нельзя
убедить, даже под страхом смерти, отказаться от имени венецианца". Какая ни
есть, а Венеция - республика. Венецианец - синоним гордости и верности.
Художник любил белокурых, стройных, гордых людей, удерживавших на своих
плечах мощь купеческой республики, водивших около трех тысяч торговых
кораблей во все известные тогда моря и океаны, оборонявших страну от
французских и имперских войск.
Джорджоне мог сказать вслед за Лудовико Ариосто:

Пусть служит, кто стремится к рабской доле,
Хоть герцогу, хоть папе, хоть царю.
Тогда как я не вижу в этом соли.
Я репу дома у себя сварю.
И, уписав с подливой без остатка,
Не хуже брюхо ублаготворю,
Чем кабаном чужим иль куропаткой.
Не надо мне парчовых одеял,
Когда и под обычным спится сладко...

Восхищаясь грацией мускулистого крылатого льва (символ республики),
художник, как и человек, "уписывающий репу", замечал в нем хищника, жадно
урчащего над добычей. Не с купцами-толстосумами, не с представителями
двухсот семейств правящей олигархии или знатными чиновниками Синьории водит
дружбу мастер, но с поэтами, музыкантами, писателями, философами. Они
мечтают о рае земном, и смятенный духом Джорджоне пишет картины, в которых
властвует безмятежно-счастливый покой как страстное проявление желаемой
свободы. Печальный рыцарь, проходя противоречивым и несправедливым миром,
воспевает гармонию отношений, чувств, поступков.
Прекрасная юная женщина - "Спящая Венера" - олицетворяет Вдохновение и
Грезу. Вы ощущаете неназойливый чарующий ритм ее позы. Венера словно парит
во сне... "В одном образе, - отмечал современник живописца, писатель из
Венеции Лодовико Дольче, - все то совершенство красоты, какое в природе едва
увидишь в тысяче". В картине художник применил "сфумато" - мягкую светотень,
но моделировал фигуру цветом. Чувствовал цвет, как нечто увлекающее своими
множественными градациями, фантастичностью самых тонких и нежных оттенков. И
в то же время цвет не своеволен, не капризен, он подчиняется линии, - но
какова эта линия, завершающаяся и вечно продолжающаяся, льющаяся, плавная!
Поток света, исчезающий, чтобы тут же возникнуть. Линию не замечаешь,
понимая, впрочем, что есть она. Александр Иванов, замечательный русский
художник, называл портреты Джорджоне горячо написанными и строго
нарисованными. Лед и пламя - таков Джорджоне.
"Спящая Венера" - дитя природы. Она лежит на травяном ковре, под
кронами пиний, вдали холмистая равнина с купами деревьев. Естествен и
поэтичен пейзаж, активно участвующий, а не условный и декоративный. Пейзаж,
написанный с любовью и поклонением, граничащим с поклонением каждой
травинке. Как бережно и нежно написан в уголке картины одинокий цветок...
"Спящая Венера" - чудесное единение человека и природы.
Горожанин Джорджоне был "природой покорен". Душа его находила
успокоение среди зеленых холмов, под сенью могучих и грациозных деревьев.

Над изумрудного волной,
В стране прекрасной и счастливой,
Где травы были свежи и нежны, -
Стоял пастух в тени лесной...

Под влиянием пасторального романа "Аркадия" своего современника поэта
Якопо Саннадзаро художник создает "Сельский концерт", где радость свидания с
природой выражена всеми любимыми им символами: музыка, любовь, дружеская
беседа... Картине чуждо резкое несогласное движение. То, что противоречит
счастью жизни, отторгается миром Джорджоне: миром величавой, свободной,
приветливой природы. Дружелюбной, а все ж владычицы: человек обращается к
ней как к Всемогуществу и Великому постоянству.
И "фантастический" город Венеция был частицей природы. Как писали
тогда, он возник благодаря "чародейственной" силе. Гёте называл ее "мечтой,
сотканной из воздуха, воды, земли и неба".
Мечта и чародейственная сила увлекали художника на широкие лестницы,
узкие улочки, на пьяццы (площади) и пьяццетты. Он плыл на гондоле по
Большому каналу, а рядом, раскрашенные, пестро-сверкающие, словно павлины,
скользили другие гондолы. Вода отражала это многоцветье, как и мягкие тона
ажурных, щеголяющих друг перед другом дворцов, соединивших в себе строгость
линий Древнего Рима, разгульную роскошь Византии и колючую угловатость
готики. Переливчатая, непостоянная, ускользающая красота удивительного
города, ныне медленно и трагически утопающего на своих 118 островках.
Город, затканный серебристыми нитями каналов, был подобен музыкальной
шкатулке. "Самодеятельные" концерты возникали повсюду. К сожалению, мы не
можем прикоснуться иглой к матовому диску и услышать известного тогда
музыканта - Большого Джорджо, чье пение и игра на лютне "почитались в те
времена божественными", как писал, вероятно, несколько преувеличивая,
Вазари. Во всяком случае, каждое праздничное собрание жаждет заполучить
именно Джорджоне.
Джорджоне создает полотно "Концерт", а в конце жизни - "Вдохновенного
певца". Поет молодой итальянец, рука на груди словно "регулирует" силу
голоса. Зрелое солнце контрастно лепит фигуру певца, тени глубоки, тона
жарки: оливково-золотистый фон, красновато-смуглый цвет кожи, темно-красная
шляпа. Песня уносит человека в мир мечты и поэзии.
Джорджоне грустит о быстротечности жизни, но жизнь его полна,
чувственна, увлекательна. Он -
Артист, искусство - его стихия, которой он всецело предан. Его картины
звучат словно прекрасные мелодии... Смысл его знаменитой "Грозы" так и не
разгадан. Что зашифровал художник в картине, изображающей яркое небо,
пронизанное молнией, ту особую звенящую предгрозовую тишину, город, античные
руины, молодую женщину с лицом "Спящей Венеры" и юношу пастуха? Не поддается
толкованию и картина "Три философа": юноша в хитоне, средних лет мужчина в
тюрбане и седобородый старец - предположительно средневековая, арабская и
современная художнику философские школы...
Картины-загадки, картины-размышления, картины-мелодии. Сотни лет
исследователи отмечают "дымча-тость" живописи Джорджоне, ее "потрясающую
подвижность". Великий колорист слушал музыку цвета и переносил ее на
полотно. "Грозу" можно "услышать" как мелодию постоянного возрождения и
обновления. Когда художник пишет "Юдифь" - молодую женщину, убившую
захватчика, он забывает о библейском сюжете. Джорджоне передает свое
настроение, свою мелодию. Перед нами не победоносная, торжествующая
мстительница, но Юдифь, словно взлетающая, свершившая задуманное и
уносящаяся ввысь со светоносным мечом-лучом. Милая девушка с темной
звездой - драгоценным камнем - на лбу. Она как сама судьба, как
предопределение. И нежность, и достоинство, и сожаление, и обаяние находим
мы в ее лице, прекрасном по всем канонам красоты XVI века: светлый лоб,
темные шелковистые брови, цвет волос, близкий к каштановому, нога длинная,
рот маленький, эффектный изгиб руки... Полузакрыла глаза и слушает, улыбаясь
уголками губ... Не наслаждается победой и не испытывает отвращения к
отрубленной голове Олоферна. Современники называли ее нежной античной музой.
Музыка картин Джорджоне, трогательно-чувственная и
безмятежно-встревоженная, выдает его состояние постоянной влюбленности. Как
зачарованный своей песнью соловей, художник пел, и пел, и пел... Яркий мир
чувств, душевную искренность, гордую поэзию живописал мастер, понимая их
недолговечную силу. Пройдет время, они исчезнут в потоке новых впечатлений,
многообразия иных дней, в ускоряющемся ритме жизни. Он спешил, этот молодой
человек с серьезным мечтательно-размышляющим лицом. Спешил запечатлеть
мгновенную вспышку радости, счастья, тревоги во "славу себе и своему
отечеству".
Искусство Джорджоне благотворно озарило все последующее развитие
живописи. Современник Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэля, Джорджоне
сумел встать вровень со знаменитыми мастерами, по праву являясь одним из
титанов Возрождения в Венеции.
Якопо Саннадзаро писал:

Таится радость в неизбывном горе:
Он, словно голубь, взмыл за облака
И принял гибель в голубом просторе, -
Но именем его уже века
Необозримое грохочет море.
А чья могила столь же велика?

Но имя его уже многие века звучит в гуле немелеющего моря человеческой
жизни. И потому, что талант его обогнал бег суетливых дней; и потому, что
молодой итальянец из городка Кастельфранко сумел своим талантом согреть и
озарить человеческую душу. Прошло пятьсот лет, а он и для нас не просто
Большой - Великий Джордже
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология