Киященко Н. Эстетическая культура

ОГЛАВЛЕНИЕ

К.З.Акопян. Формально-структурные основания эстетической культуры

Изучение любого явления требует определенного инструментария, использование которого опиралось бы на накопленный в данной области исследований опыт, а специфика была бы обусловлена самим предметом исследования. Категориальный аппарат, составляющий необходимый теоретический инструментарий любой науки, формируется на протяжении длительного периода становления и в процессе развития данной науки.
Степень его разработанности свидетельствует об уровне исследовательских возможностей, достигнутых в данной области человеческого знания.
Очевидно, что эстетическая культура как предмет научного исследования не может быть ограничена „заботами” какой-либо одной науки в силу универсальности и полиаспектности самого предмета исследования. Термин „эстетическая культура” указывает, по меньшей мере, на две науки, которые имеют право претендовать на изучение возникающих в этой области проблем: это эстетика и культурология. При этом не нужно забывать, что и та, и другая представляют собой совокупность научных дисциплин, каждая из которых, обладая известной самостоятельностью, уделяет первостепенное внимание интересующему только ее аспекту общего предмета исследования, сохраняя в то же время теснейшую связь с ведущим направлением соответствующей отрасли теоретической мысли. Помимо того и эстетика, и культурология привлекают к процессу научного исследования целый ряд конкретных частных наук, которые, во-первых, оказывают им посильную помощь в разрешении возникающих проблем, а во-вторых, обнаруживают и непосредственную заинтересованность в осмыслении последних, ибо – если мы понимаем под культурой совокупный духовный опыт человечества – очевидно, что и история, и филология, и социология, и психология, и многие другие науки, не говоря уже о философии и этике, обнаруживают прямое отношение к изучаемым культурологией проблемам.

Возможность комплексного и полиаспектного изучения интересующих эстетическую науку вопросов представляется безусловным благом, однако в связи с этим возникает и целый ряд сложностей. И одна из них заключена в выборе научного инструментария. Каким должен быть его характер, чтоб привлеченные науки могли говорить на понятном для эстетики и культурологии языке?
В какой-то мере данная статья и является поиском в этом направлении. И логичнее всего было бы использовать то, что уже достигнуто в двух ведущих науках – в эстетике и в культурологии. Однако на пути такого прямого использования уже имеющегося встают немалые трудности.
О категориальном аппарате культурологии как об упорядоченной системе еще, пожалуй, рано говорить, так как отдельные понятия, которыми пользуется эта относительно молодая наука, пока не прошли достаточной „обкатки” для того, чтобы сложиться в самостоятельную, оригинальную структуру.
Обращаясь к эстетике – науке с богатой историей, – мы вправе были бы надеяться обнаружить здесь вполне благополучную картину и использовать в качестве основы уже имеющийся категориальный аппарат этой науки. Обращение к эстетике оправдывается и тем, что понятия, используемые этой наукой, достаточно органично могут быть применены и в культурологическом исследовании, избирающем в качестве предмета изучения совокупный духовный опыт человечества и рассматривающем его в конкретных формах. При этом форма понимается здесь не как пустая емкость, а как неразрывно связанная с содержанием сторона явления; „не форма, а отлитое по форме”, по удачному выражению французского эстетика В.Фельдмана[57].
Еще в большей степени данное замечание относится к эстетической культуре, которая, становясь предметом исследования как эстетики, так и культурологии, выдвигает на первый план анализ содержательной формы и требует выработки общепонятного научного языка.
Однако обращение по этому поводу к эстетической науке натыкается на целый ряд сложностей, не позволяющих использовать существующий уже категориальный аппарат. А первой и главной трудностью является недостаточная разработанность этой проблемы в самой эстетической науке.
Дело в том, что проблема систематизации категорий стала предметом исследовательского интереса в эстетической науке сравнительно недавно. Если в трактатах, ныне включаемых в число теоретических трудов по эстетике, мыслители далекого прошлого обращались лишь к отдельным (естественно, важнейшим) понятиям – таким, как прекрасное, возвышенное, трагическое, комическое, – то лишь в XX веке, по существу, возник устойчивый интерес к эстетическим категориям, рассматриваемым в качестве элементов некоей системы, составляющей структурный костяк эстетической науки.
Возникновению и развитию этого интереса способствовали и приращение собственно эстетического знания, внутреннее обогащение и усложнение вышедшей на новый качественный уровень эстетической науки, и революционные изменения, происшедшие в XX веке в мировой науке в целом, и сложнейшие процессы в сфере искусства, осмысление которых всегда было важнейшей задачей исследователей-эстетиков. Наконец, стала очевидной необходимость упорядочения накопленного в процессе исторического развития эстетики материала и создания научной дисциплины, отвечающей требованиям, предъявляемым в современных условиях к любой отрасли научного знания, рассчитывающей на завоевание равноправия в семье наук среди своих „сестер”. Однако нужно признать: в последнее время проблема эстетических категорий перестала быть „модной”, что вовсе не свидетельствует ни о разрешении всех связанных с ней проблем, ни об утрате ими своей актуальности.
В результате появления в XX веке целого ряда научных трудов, посвященных проблеме эстетических категорий, как в нашей стране, так и за рубежом[58], обнаружилось, что эта проблема в высшей степени многопланова и в свою очередь ставит целый ряд частных вопросов, в первую очередь следующие: 1) поиск методологических принципов отбора и систематизации основных понятий эстетики; 2) выбор, обоснование и всестороннее изучение исходной категории – или же отказ от не, то есть признание равноценности всех главных эстетических понятий; 3) разработка структуры создаваемой системы; 4) теоретически обоснованная группировка отдельных элементов этой системы, выявление и выражение через структурные связи отношений между отдельными элементами, звеньями и подсистемами целостной структуры. Рассмотрение этих вопросов и является основной задачей данной статьи. Однако, учитывая ее объем, речь здесь может идти только о наиболее общих подходах к их решению. Полученные в этих исследованиях данные должны стать питательной средой для дальнейшей разработки категориального аппарата эстетики в целом и, разумеется, основой для исследования отдельных понятий эстетики.
Совершенно очевидно, что в работе, подобной предлагаемой, невозможно, да и нет смысла подробно анализировать многочисленные теоретические взгляды на исследуемую проблему. Однако, как представляется, нельзя и обойтись без указания на наиболее интересные идеи, высказанные по этому поводу, и на определенные связи, которые излагаемая в данной статье точка зрения имеет с наиболее известными по современной эстетической литературе концепциями. При этом главное внимание будет уделено разъяснению своеобразия позиции, занимаемой автором статьи.
Очень привлекательно, с точки зрения автора, выглядит система, предложенная французским эстетиком Ш.Лало[59], в которой реализован принцип деления категорий на группы, относимые соответственно к разуму, деятельности и эмоциональности. Однако в общей оценке данной системы можно согласиться с другим французским эстетиком – Э.Сурио, который писал: „Эта в высшей степени изобретательная доктрина, чья архитектоника настолько строга, что может показаться искусственной, являет пример пренебрежения большим количеством ценностей, которые, однако, трудно признать лишь за разновидности” основных эстетических понятий[60], как это делает Ш.Лало.
Сам Э.Сурио предлагает интересную, хотя и не слишком четко разработанную систему категорий, в которую входит довольно большое количество эстетических понятий, разделенных на оригинальные по составу и названиям группы[61]. Характерной чертой всех называемых и подразумеваемых им категорий является то, что они фактически сориентированы на искусство, на анализ художественного произведения, что позволяет с большим основанием относить их, или хотя бы большинство из них, не к эстетическим категориям в широком понимании этого термина, а к категориям философии искусства.
Одним из первых из числа советских эстетиков к проблеме систематизации категории обратился Ю.Б.Борев, подразделивший эстетические категории на два рода, первый из которых „охватывает эстетические свойства действительности и искусства (прекрасное, возвышенное, безобразное, низменное, комическое и т.д.)”, а второй – главным образом – „гносеологическую сторону искусства, творческий процесс, идейно-эстетические особенности искусства (художественный образ, художественный метод и т.д.)”[62].
При безусловной привлекательности подобного подхода к классификации важнейших эстетических понятий и, при очевидной близости его к предлагаемой в данной статье точке зрения, нельзя не отметить, что в концепции Ю.Борева остались „за бортом” такие важные понятия, как, например, эстетическая деятельность, эстетическое сознание, эстетический вкус и т.п., а эстетическое познание оказалось ориентированным исключительно на искусство.
М.С.Каган писал, что „многообразие эстетических ценностей правомерно разделить на три группы: основные эстетические ценности, дополнительные и синтетические”[63]. В этой позиции привлекает методологический принцип деления понятий в соответствии с их содержанием, известное преломление которого можно обнаружить и в предлагаемом в данной статье варианте разрешения проблемы. Однако круг привлекаемых М.Каганом понятий ограничивается лишь теми, которые составляют, так сказать, эстетическую аксиологию.
Можно обнаружить некоторое сходство разрабатываемой в данной статье точки зрения и с концепцией Е.Г.Яковлева, который делит все эстетические понятия на три основные группы, отражающие: 1) объективные состояния объектов и явлений, 2) духовно-практическое освоение мира и 3) мир субъекта социальной жизни[64]. Однако имеющиеся совпадения относятся лишь к самой структуре, но не к формообразующим принципам, что позволяет говорить только о внешнем сходстве двух данных систем, в то время как существенные различия проявляются в содержательной и количественной сторонах сравниваемых систем категорий.
Если обобщить те моменты, которые вызывают чувство неудовлетворенности при анализе как названных концепций, так и целого ряда других, то можно выделить следующие основные их недостатки. Во-первых, это не обоснованное присвоение единого статуса „разнокалиберным” по своему значению, объему, роли и месту в эстетической науке понятиям. В качестве равнозначных трактуются, например, эстетическое и грациозное, прекрасное и искусство, эстетический идеал и трагическое, художественный образ и гармония и т.д. Это наблюдение, как представляется, позволяет сделать вывод о недооценке различий „удельного веса”, присущего каждой категории эстетики, или же о некорректно проведенной классификации категорий, а также и о неразработанности самого понятия „эстетическая категория”.
Во-вторых, зачастую необоснованно ограничивается количество включаемых в конструируемую схему понятий, (число их сводится к двум-шести терминам) или, напротив, исчезает достаточно четкий критерий, определяющий возможность присвоения эстетическому понятию статуса категорий. Такой подход негативно сказывается на научной строгости и эвристической эффективности создаваемых концепций.
В-третьих, во многих вариантах построения системы эстетических категорий отсутствует попытка обнаружить исходное для всей системы понятие, способное служить опорой для разработки всей конструкции. Особое удивление вызывает игнорирование категории „эстетическое”, которая в подавляющем большинстве существующих концепций попросту отсутствует, что явно не соответствует ее месту в эстетической науке (см. статью „Эстетическое и его место в культуре”).
В данной статье не ставилась задача построить окончательную схему распределения „по полочкам” категорий эстетики, которая допускала бы лишь „косметические” поправки в разработанной раз и навсегда структуре. Поэтому прежде всего автор считает необходимым вести поиск наиболее существенных принципов, использование которых было бы нацелено на разработку перспективной методологической основы формирования упорядоченного категориального аппарата, дальнейшее развитие и совершенствование которого будет зависеть от потенциальных возможностей используемых системообразующих принципов. Предлагаемый здесь эскиз системы категорий эстетики рассматривается лишь как рабочий инструмент, применение которого в эстетической науке может быть полезно на определенном этапе ее развития.
В качестве основных методологических принципов построения „работающей” и перспективной системы категорий эстетики автор данной работы предлагает следующие.
Во-первых, проблема отбора и классификации эстетических понятий остро ставит вопрос о сущности самой эстетической категории. (Этот же вопрос ставится на повестку дня, если мы ведем речь и о категориях эстетической культуры). К сожалению, эта проблема в эстетической литературе практически не получила соответствующего ее важности освещения. В силу ее сложности она заслуживает самостоятельного изучения, и в рамках данной статьи может быть предложен лишь беглый обзор этой проблемы.
Во-вторых, к пониманию сущности эстетической категории тесно примыкает вопрос, который также не входит в качестве самостоятельного предмета рассмотрения в данную статью: это вопрос о выборе исходной категории для построения системы. До сих пор не существует единой точки зрения на выбор не только исходного понятия для категориальной системы эстетики, но и основополагающей категории для всей эстетической науки в целом. Как будет показано в дальнейшем, по мнению автора, эти два понятия могут (и должны) быть сведены в одно.
Как было сказано, чаще всего подобная – исходная, основополагающая – категория отсутствует вообще. В случае же если исследователь все же останавливается на каком-либо понятии, принимая его за исходное, то этот выбор далеко не всегда выглядит достаточно обоснованным. Например, В.П.Шестаков, предлагавший в 1973 г. в качестве исходного – понятие гармонии, спустя десять лет, разработав „новую систему категорий, основанную на совершенно иных принципах классификации”[65], сам отказывается от первоначально занятой позиции и превращает понятие гармонии из исходного в одну из „модификаций” основных эстетических категорий. В качестве же исходной категории он – одним из немногих – использует „эстетическое”, правда, не давая при этом никакого толкования этому сложнейшему понятию.
А.В.Гулыга, обосновывая свою точку зрения тем, что „в качестве начала в эстетике должна быть найдена „совершенно простая категория” (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 44), которая хотя и не возникла изначально с эстетическим освоением мира, но определяет ныне его развитую структуру”, приходит к выводу, что „именно такой категорией и является категория „прекрасное”... В широком смысле слова прекрасное равнозначно эстетическому”[66].
Как представляется, приведенная позиция сочетает в себе упрощенное понимание и исходной категории (сводимой в данном случае лишь к одному – хотя и наиболее важному и „популярному” – из целого ряда однопорядковых понятий), и эстетической науки в целом, с излишне широким толкованием прекрасного. При том, что оно является одним из основных эстетических понятий, у него, на наш взгляд, нет оснований называться предельно широкой, то есть всеобъемлющей эстетической категорией, вбирающей все оттенки и цвета понятийного спектра этой науки. Спорность подобного подхода подтверждается и тем, что сам А.Гулыга говорит о широком, отождествляемом с эстетическим, и об узком понимании прекрасного, что не прибавляет ясности ни в интерпретации последнего, ни в определении эстетического как фундаментальной категории эстетики.
В-третьих, не разрешив проблемы классификации категорий, нельзя говорить о построении какой-либо обоснованной и упорядоченной в достаточной степени системы. Поэтому можно рассматривать поиск основания для отбора и группировки эстетических понятий в качестве одного из ведущих принципов.
Наконец, если идти еще дальше и говорить о классификации категорий внутри каждого отдельного уровня, каждой отдельной группы, сформированной на основе использования уже названных принципов, то необходимо провести анализ всех включаемых сюда понятий, что позволит выявить их роль и значение в эстетическом освоении действительности. В соответствии с этим любая категория должна быть помещена внутри своей группы на определенное место с учетом имеющихся между понятиями, составляющими номенклатуру данной группы, отношений координации и субординации. Благодаря такому подходу каждая группа категорий может быть построена как диалектическое единство взаимосвязанных элементов.
В связи с этим важным принципом классификации становится учет объема данного понятия. На этой основе может быть осуществлена достаточно радикальная дифференциация предельно широких (в рамках эстетической науки, конечно) понятий, имеющих потенциальную возможность быть отнесенными ко всему спектру изучаемых эстетикой явлений, и понятий более узких.
Как же могут быть реализованы изложенные принципы в самом процессе построения системы категорий эстетики?
Начнем с вопроса о статусе эстетической категории. Необходимо выделить наиболее важные характеристики категории эстетической науки. Но, как это часто бывает, попытка дать какое-либо определение явлению приводит к необходимости как бы „делать шаг назад” в поисках основы, опоры, исходного пункта. Так и в этом случае: характеристика эстетической категории, как представляется, требует хотя бы общего определения эстетики как научной дисциплины. Однако, понимая, что определение предмета эстетики в свою очередь требует специального анализа, неосуществимого в рамках подобной статьи, и что при этом в выборе искомого определения необходимо избегать набивших всем оскомину формулировок типа „эстетика есть наука об эстетическом”, ограничимся использованием некоей рабочей дефиниции без дополнительных комментариев к ней: с точки зрения автора, эстетика – это наука о практически– и духовно-творческом освоении действительности, которое осуществляется в исключительно разнообразных чувственно-эмоциональных формах при постоянном возрастании роли рационального начала и – шире – всей сферы духовного по мере достижения более высоких уровней организации данного освоения.
Нужно отметить также, что автор выделяет из эстетической науки в качестве относительно самостоятельной дисциплины всеобщую теорию искусства, предмет которой, по его мнению, находится в таком же соотношении с предметом эстетики, как категория „художественное” с категорией „эстетическое”. С точки зрения автора, эстетическое и художественное, при всей их близости и даже родственности, не тождественны и объемы их соотносятся, как две наложенные друг на друга окружности, границы которых не совпадают, оставляя в каждой из них принадлежащие только соответственно эстетическому и художественному территории. Таким образом, выделяется некая относительно самостоятельная сфера, ускользающая из-под „юрисдикции” эстетики и как составная часть художественного, включенная в предмет всеобщей теории искусства.
Сделанные замечания по поводу предмета эстетики представляются необходимыми для разговора о принципах построения системы эстетических категорий, а также о понимании специфики категории эстетической науки как своеобразного понятия.
Эстетическая категория является специфическим инструментом, без которого эстетическое освоение действительности невозможно в принципе. Однако прежде чем перейти к характеристике категории эстетической науки, необходимо подчеркнуть, что эстетика принадлежит к сфере философского знания. Следовательно, помимо специфического значения понятия самостоятельной науки эстетическая категория не может утратить своей специфики и категории философской. Поэтому характеристику эстетической категории постараемся дать в плане сопоставления ее с категорией философской.
Последняя, как принято считать, представляет собой выраженную в понятии форму осознания всеобщих способов отношения человека к миру. Категории фиксируют наиболее общие и существенные связи, свойства, присущие действительности и обнаруживаемые человеком в процессе познания окружающего его мира и самого себя. Эстетическая категория также выражается в понятии, фиксируя определенные аспекты отношения человека к миру. В то же время отличие ее от философской категории заключается в том, что если последняя является прежде всего инструментом познания действительности (хотя философская категория – инструмент не только гносеологии, но и онтологии, и феноменологии, и аксиологии), то эстетическая категория – это в первую очередь инструмент оценки, и аксиологический аспект, не подавляя онтологического, гносеологического и феноменологического, играет в этом образовании ведущую роль.
Поэтому на первый план в разнообразных эстетических понятиях, относящихся к различным группам (о которых разговор еще впереди), выходят то онтологический, то гносеологический, то аксиологический аспекты. Например, прекрасное или комическое, обладая всеми отмеченными аспектами, являются прежде всего „инструментами оценки”, по удачному выражению Э.Сурио[67]. Категория же эстетического восприятия, к примеру, прежде всего обнаруживает гносеологическую сущность, являясь инструментом особого рода познания, но не утрачивая при этом права претендовать на наличие и иных аспектов.
При том, что философская категория всегда есть результат некоего интеллектуального процесса, субъективный момент в ней практически элиминирован или стремится к нулю, что в идеале придает ей максимально возможную объективность, а философии – научную строгость. Эстетическая категория немыслима без наличия субъективного фактора, пусть даже последний будет выражен через Субъекта с большой буквы или через деиндивидуализированное понятие „человечество”. В то же время эстетика никоим образом не отказывается от своих претензий на научность и теоретическую строгость.
Как и любая философская категория, эстетическое понятие фиксирует существенное в явлении, выделяет нечто общее, присущее разнообразным феноменам, но она далеко не всегда может претендовать на высокую степень обобщения. В таких философских понятиях, как, например, „материя”, „бытие”, „сознание” и т.п., предельно элиминирован индивидуальный момент. Эстетические же категории обязательно индивидуальны. Это обусловлено, вероятно, и менее общим характером эстетики как науки по сравнению с философией. Но не только этим. Ведь, выполняя роль общих понятий, эстетические категории предназначены прежде всего для фиксации отдельного и даже единичного в действительности. Отсюда и продление многочисленных понятий, таких, как „милое”, „очаровательное”, „прелестное”, „смазливое”, „хорошенькое” и т.п., которые, правда, многими эстетиками не рассматриваются в качестве эстетических. С точки зрения автора, допускающего множественность эстетических понятий-оценок, в этом состоит еще одно существенное отличие эстетических категорий от категорий философии.
Даже такие уникальные понятия, как эстетический идеал, эстетическое чувство, эстетическое творчество и т.п., являясь результатом обобщения множества частных, единичных явлений, указывают на их отличие от „родовых” понятий идеала, чувства, творчества, своеобразный вид которых они призваны обозначить, именно благодаря их меньшей степени общности. Из таких же терминов, как приведенные выше оценочные понятия, очевидно, что степень их общности весьма низка.
В качестве промежуточного вывода можно отметить, что в связи с последним замечанием представляется гораздо более логичным признание многочисленности эстетических категорий, чем сведение их к двум-трем понятиям, что, как это очевидно, уменьшает возможности эстетики как науки о специфическом освоении действительности.
Следующее замечание заключается в том, что философская категория представляет собой сугубо рациональное образование. Эстетическая категория также обозначается определенным термином, но она в принципе неформализуема. При том, что рациональное начало играет важную роль в любом понятии вообще и в эстетическом в частности не это является наиболее существенным для понимания сути эстетической категории. Именно чувственно-эмоциональное, а еще шире – духовное наполнение понятий эстетики делает их уникальными научными образованиями.
Категории эстетики, как и философские категории вообще, суть несводимые друг к другу понятия. Они не повторяют друг друга и не могут быть „составной частью” более широкого понятия, так как „сумма” в данном случае никогда не выражается как механическое объединение отдельных элементов. Но многие из них образуют некие родственные семейства, сгруппировавшиеся вокруг какой-либо наиболее широкой категории.
Сходство философских и эстетических категорий проявляется и в том, что при всей их неоднородности и автономности между ними нет непроходимых пропастей. Они как бы перетекают друг в друга, что делает еще более важным вопрос о выявлении некоего порядка, очередности в их следовании друг за другом, диалектических взаимосвязей, между ними существующих.
Вероятно, даже такая беглая характеристика эстетических категорий как специфических научных понятий позволяет выявить некоторые своеобразные черты этого поливалентного инструмента освоения действительности. И на этой основе можно попытаться сделать следующее обобщение: эстетические категории – это специфические понятия, являющиеся результатом рационального осмысления процесса чувственно-эмоционального освоения самых различных сторон и явлений действительности и используемые для обозначения, характеристики и оценки этих феноменов, а также для атрибуции инструментария названного – специфического по форме и содержанию – типа познания действительности.
Это определение позволяет говорить об эстетической категории как об инструменте определения (обозначения), характеристики (описания), познания (прочувствования) и оценки (выражения обладающего индивидуальным характером отношения) окружающей действительности. По мысли автора, все сказанное покрывается термином „освоение”. Специфику же этому освоению придает его практически– и духовно-творческий характер, в основе чего лежит процесс чувственно-эмоционального „опредмечивания” (выражения духовного потенциала индивида в действии, поступке, слове, предмете и т.п.) и „очеловечивания” (вовлечения в круг духовных интересов индивида чувственно-эмоционально неосвоенных до сих пор объектов, явлений, процессов), подкрепленный опорой на разум.
Теперь можно перейти к вопросу о центральном понятии категориальной системы эстетики, исходном для построения этой системы.
Как уже было сказано, в имеющихся системах исходная категория либо отсутствует вообще, либо на эту роль предлагается категория, которая, возможно, и представляет собой более значительное в рамках эстетики понятие, но относится к тому же разряду эстетических терминов, что и другие наиболее устоявшиеся понятия этой науки. „Усложненный” вариант первого из приведенных положений являет, например, точка зрения Э.Сурио, который, не называя конкретное эстетическое понятие, считал, что „первой эстетической категорией является рефлексивная оценка степени осуществленности, структурируемая в единстве антитезы успешного и неудачного, завершенного и незавершенного”[68]. Во втором случае речь идет о позиции А.Гулыги, который, как уже упоминалось, принимает в качестве исходного понятия категорию „прекрасное”, отождествляемую „в широком смысле слова” с эстетическим. Не вступая в серьезную полемику с известным ученым, можно отметить, что таким образом эстетическое понимается лишь как положительная ценность, а безобразное изгоняется из эстетики вообще. В результате эта наука оказывается бессильной в освоении окружающего мира, в котором, к сожалению, – это факт, не подлежащий опровержению, – безобразное, по крайней мере на протяжении уже состоявшейся истории человечества, занимает значительное место.
Наконец, нужно отметить, что даже если „эстетическое” и фигурирует в качестве исходной категории, однако содержательный анализ и характеристика этого понятия обычно отсутствуют (с такой ситуацией мы сталкиваемся, к примеру, у В.Шестакова[69]).
Авторское понимание этой фундаментальной категории эстетики выражено в статье „Эстетическое и его место в культуре”. Здесь же хочется подчеркнуть, что автор рассматривает эстетическое как сверхкатегорию, как фундаментальное понятие, которое отвечает статусу эстетических категорий, но превосходит все остальные по своей общности, объему и содержанию. Эстетическое – это та целостность, „расщепление” которой порождает множество частных категорий, разновеликих, разнозначимых, сгруппированных и одиночных, но объединенных своим происхождением от обладающего универсальной полнотой образования, от драгоценного бриллианта, гранями которого каждое из которых является. Поэтому „эстетическое” и признается автором в качестве исходного понятия категориальной системы эстетики.
Эстетическое представляет собой фактически неисчерпаемую „емкость”, в которую уходят своими корнями и эстетическое восприятие, и эстетическое познание, и эстетическая оценка, и эстетическая культура и т.д. Используя термин „эстетическое” в качестве атрибута какой-либо научной категории, мы указываем на его непосредственную принадлежность к родовому понятию эстетики. Характеризуя, давая оценку любому явлению через безобразное, прекрасное, трагическое, ироническое, мелодраматическое и т.п., мы указываем на его эстетический характер, на универсальный источник его специфики.
Таким образом, эстетическое признается исходной и первой категорией эстетики, без которой, по мысли автора, невозможно функционирование всех остальных понятий, используемых в этой науке.
Как уже было сказано, эстетические категории в разной степени обнаруживают в качестве ведущего начала онтологический, феноменологический, гносеологический и аксиологический аспекты. Раскрытие этого положения в теоретическом исследовании представляет большую трудность. Дело в том, что автор понимает эстетическое как „серединный” уровень трехчленного образования, в котором первый – составляет сфера трансцендентального, доопытного, обнаруживаемого в фундаменте самого бытия, а третий – скрытая от рационального постижения сфера сверхопытного, трансцендентного, к фундаментальным областям бытия возвращающегося. При этом первый уровень может быть охарактеризован как предъэстетический, а последний – как сверхъэстетический.
Следовательно, эстетическое как понятие, обозначающее существенный аспект бытия и играющее фундаментальную роль в эстетике прежде всего выполняет функцию онтологической категории. С другой стороны, эстетический идеал как уходящее своей „кроной” в сферу сверхценностей идеальное образование также может претендовать на звание онтологического понятия. Наконец, с точки зрения автора, эстетическое окружает небольшая группа категорий, которые также нужно отнести к онтологическим: это гармония и дисгармония, совершенство и несовершенство. Их корни обнаруживаются в самом фундаменте мироздания, их влияние простирается на все сферы бытия. Учитывая, что эстетическое представляет собой совокупность как положительных, так и отрицательных ценностей, потенциально пребывающих в нем изначально, названные категории предполагают фактическую оценку актуального состояния этих ценностей. В то же время они сориентированы на понятие эстетического идеала в связи с его особым местом в системе категорий эстетики. Ведь любая из традиционно признанных эстетических категорий, во-первых, является выражением той или иной степени гармоничности (или дисгармоничности), а во-вторых, – проявлением некоторого уровня совершенства (или несовершенства). Поэтому эту группу категорий можно было бы назвать всеобщими категориями эстетики.
Естественно, что на „серединном” уровне, на уровне собственно эстетического онтологическая сторона отступает на далекий, глубинный план, не исчезая, однако, бесследно, так как на основе чувственно-эмоциональных контактов и на фоне работы рефлексирующей мысли возникает и определенная возможность обращения к этим глубинам при помощи таинственной интуитивной проникающей способности, чья связь с мыслью вряд ли может быть подвергнута рациональному и тем более экспериментальному анализу.
Очевидно, что важную роль на „серединном” уровне эстетического начинает играть и феноменологический аспект, но на первый план все же выходят гносеологический и, конечно же, аксиологический аспекты. Имея в виду тот факт, что в различных категориях названные аспекты проявляют себя в различной степени, то выходя на первый план, то отступая в тень, мы можем использовать в качестве организующего принципа группировки категорий доминантную роль того или иного аспекта в конкретном эстетическом понятии. Таким образом, все категории эстетики, за исключением самой категории „эстетическое”, группы всеобщих категорий эстетики, а также категории эстетического идеала, мы можем подразделить на категории эстетической аксиологии, гносеологии и феноменологии. К первой из названных должны быть отнесены категории-оценки, как-то: прекрасное, безобразное, комическое, трагическое, красивое, возвышенное, а также многочисленные дополнительные понятия, группирующиеся вокруг названных, основных понятий данной группы. Конечно, все эти категории несут в себе и описательную, и познавательную возможность, однако аксиологическая функция, выполняемая ими, значительно превосходит по своей роли их остальные возможности. Категории этой группы логично было бы назвать категориями эстетической оценки.
Понятия, отнесенные ко второй группе, могут быть названы категориями эстетического исследования. Основной особенностью категорий этой группы является их гносеологическая направленность. Это инструменты познания и прежде всего познания эстетического. Поэтому аксиологический аспект в них отступает как бы на второй план, хотя ясно, что вне и без оценки эстетическое познание утратит свою специфику.
Легко обнаруживаемой особенностью понятий этой группы является также то, что они представляют собой лишь специфический аспект гораздо более широких по содержанию категорий, находящих применение и во внеэстетических областях. Это категории эстетического вкуса, эстетической потребности, эстетического чувства, эстетической деятельности, эстетического сознания, эстетического творчества и т.п. В связи с этим своеобразием обозначающего их термина, помимо ярко выраженной познавательной ориентации, является его структура, основой которой выступает довольно широкое понятие, чей специфический характер обусловлен исключительно принадлежностью к сфере эстетического исследования.
Если же говорить об области проявления категорий, в которых преимущественно выражен феноменальный характер, то мы должны обратиться к „предметной” сфере эстетической культуры и прежде всего к искусству. Если эстетическая значимость объекта, далеко не всегда достаточно ярко выраженная, должна быть обнаружена воспринимающим его субъектом, то в области искусства и – более широко – эстетической культуры мы сталкиваемся с реализованным усилием художника, творца, созидателя придать большую эстетическую значимость продукту его творческой деятельности. На эту область распространяется действие уже названных групп общеэстетических категорий, но здесь обнаруживается и целый ряд самостоятельных понятий, обозначающих отдельные феномены, связанные с творческой деятельностью человека. Ведущей категорией здесь может быть названо уже упоминавшееся понятие „художественное”, „сопровождаемое” такими терминами, как искусство, художественный образ, художественный язык, художественная школа, вид и жанр искусства, художественный стиль и т.п. Эта группа понятий представляет категории всеобщего искусствознания, занимающие некий связующий уровень между философской наукой эстетикой и частными искусствоведческими дисциплинами.
Таким образом, мы можем обозначить четыре важнейшие группы эстетических категорий: всеобщие категории эстетики, категории эстетической оценки, категории эстетического исследования и категории всеобщего искусствознания. При этом все названные группы понятий равным образом могут быть интерпретированы как категории эстетической культуры, которую можно рассматривать как общее для культурологии и эстетики предметное поле, исследуемое эстетикой со своих, специфических позиций.
Очевидно, что каждая из названных групп обнаруживает определенные основания для внутренней организации ее состава, то есть для проведения новой классификации и группировки входящих в каждую отдельную группу понятий. Вообще вопрос о порядке расположения отдельных понятий не так прост, так как это тесно связано с раскрытием их содержания, а также с пониманием специфики существующих между ними взаимосвязей.
Прежде всего здесь нужно разделять категории в соответствии с их содержанием и объемом. Так среди категорий эстетической оценки безусловным „лидером” является прекрасное. Однако не менее масштабным объемом обладают и красивое, и безобразное, и трагическое. Последние понятия находятся в относительной тени лишь в силу того, что они зачастую не столь явно и не так просто обнаруживаются, а во-вторых, понятия негативного плана чаще всего и не стремятся обнаружить: то ли из-за присущего человеку нежелания волновать себя, то ли из-за чисто идеологической ориентации лишь на „жизнеутверждающие” явления...
В целом же ядро группы категорий эстетической оценки, представленное основными понятиями, может выглядеть следующим образом: с одной стороны – прекрасное, возвышенное и красивое, а с другой – безобразное, комическое и трагическое. Вероятно, каждая из названных категорий окружена „толпой” более узких и скромных по содержанию понятий. Например, комическое сопровождают – юмористическое, сатирическое, ироническое, гротесковое, карикатурное и т.п. С трагическим соседствуют драматическое, героическое (обнаруживающее связи и с возвышенным), мелодраматическое, ужасное и т.д.
Интересная идея, предложенная Э.Сурио, и касающаяся понятия художественного стиля, в нашей классификации отнесенного к категориям всеобщего искусствознания, также может быть использована в разработке категориального аппарата эстетики. Здесь речь идет о формировании в рамках данной группы категорий подгруппы историко-стилистических понятий, к которым, например, французский автор относит примитивизм, классику, барокко, романтизм, реализм, символизм.
Таким же образом можно было бы поступить и с другими группами категорий. Однако, не задаваясь целью обосновать содержание конкретных групп эстетических категорий, автор предпочитает ограничиться вопросом о системообразующих принципах, организующих категориальный аппарат эстетики.
Естественно, что разработка системы эстетических категорий должна включать в себя и выявление внутренней логики, в соответствии с которой могли бы быть расположены категории внутри каждой из образуемых в рамках всей системы групп. Возможность обнаружения подобной логики не вызывает сомнений. Как писал М.С.Каган, „даже самая высокая степень разветвленности эстетических оценок заключает в себе, по-видимому, некую скрытую, но достаточно строгую систему ценностных ориентаций. Трудно предположить, что многообразие эстетических ценностей – случайный и хаотический набор; значительно более основательно другое предположение: что перед нами еще очень плохо изученная, но, несомненно, закономерно организованная (вернее, закономерно исторически самоорганизовавшаяся) система эстетических ценностных отношений, которую наука и должна изучать, а не выбирать произвольно, по вкусу исследователя, некоторые эстетические ценности”[70]. Соглашаясь в принципе с приведенным высказыванием, нужно возразить против аксиологической „зашоренности” в вопросе изучения категорий эстетики.
Вероятно, остается мечтать о появлении нового Гегеля, который смог бы, выявив глубинные закономерности, выстроить непротиворечивую конструкцию, объединяющую хотя бы важнейшие эстетические понятия. Но не нужно забывать и о том, что уже достигнуто в этом вопросе. Так Э.Сурио предложил очень интересный принцип расположения эстетических категорий, который затем был заимствован и модифицирован чешским исследователем Е.Шимунеком[71].
Основная идея здесь состоит в том, что эстетические категории как бы „перетекают” одна в другую, обнаруживая существующие между ними диалектические связи. В графическом изображении структура, изобретенная французским эстетиком, выглядела бы таким образом (сам он не дает подобной схемы), см. схема 1.
Не останавливаясь на сильных или слабых сторонах данной конструкции, можно с уверенностью сказать, что использование самого принципа, положенного в основу приведенной структуры, безусловно, перспективно. И перечисленные выше основные понятия, относимые нами к группе категорий эстетической оценки, могли бы в соответствии с данным принципом расположиться следующим образом, см. схема 2.





Схема 1








Схема 2
.
Для более четкого представления о внутренних взаимосвязях существующих между всеми категориями – „претендентами” на включение в общую структуру, необходимо обозначить и отношения соподчинения, в которых находятся между собой отдельные их группы. И будет естественно, если центральное место в системе займут наиболее широкие понятия, относящиеся к эстетической онтологии, а чуть более скромное будет отведено категориям эстетической оценки, учитывая их и аксиологическую, и феноменологическую направленность, а также в силу того, что ими не исчерпывается вся сфера эстетического. Прикладная роль, выполняемая категориями эстетического исследования, отодвигает их на более „низкое” место в „табели о рангах”, однако связанные с ними ожидания приращения эстетического знания придают им значение некоего смыслового стержня, опора на который предполагает проникновение в тайны эстетического.
Несколько смещенной от центра оказывается группа категорий всеобщего искусствознания, но это отнюдь не говорит о ее периферийном значении. Скорее, исходная для этой группы категория художественного представляет собой второй центр рассматриваемой системы, так как все „надстроившиеся” над исходной категорией эстетического и сгруппировавшиеся вокруг смыслового стержня всей системы категории имеют непосредственное отношение и к этой, относительно самостоятельной, группе, находясь с ней в разнообразных взаимосвязях.
Всю эту систему венчает категория эстетического идеала, подкрепленная понятием художественного идеала, замыкающего группу категорий всеобщего искусствознания. С одной стороны, к этой категории как бы сходятся все линии, идущие от исходной категории эстетического или возникшие уже внутри самой системы. С другой – сама категория эстетического идеала возвышается над всей системой, оказывая влияние как на конструкцию в целом, так и на отдельные ее „блоки” и „детали”. Категория эстетического идеала играет роль и противоположную, и подобную той, которую выполняет эстетическое, находящееся в основе описываемой структуры. Это и противостояние, и продолжение, и завершение процесса, начатого еще в сфере трансцендентального и связанного на „серединном” уровне с исходным понятием всей системы.
И если категория „эстетическое” обнаруживает свою связь с трансцендентальным, доопытным уровнем, то категория „эстетический идеал” демонстрирует свою устремленность в область трансцендентного, к господствующим там сверхценностям.
Можно предположить, что все элементы описанной структуры – категориального аппарата эстетики – имеют непосредственное отношение к эстетической культуре, представляя собой упорядоченную совокупность инструментов описания, оценки и исследования той содержательно богатой области, которая охватывается этим понятием.
Таким образом, в основание предлагаемой системы категорий положено фундаментальное понятие „эстетическое”. Над этим основанием надстраивается структура из четырех сложных элементов, каждый из которых представляет собой группу эстетических категорий, объединенных, в результате выявления в них онтологического, аксиологического, гносеологического и феноменологического аспектов, в качестве ведущих. Такими группами становятся соответственно группы всеобщих эстетических категорий, категорий эстетической оценки, эстетического исследования и всеобщего искусствознания.
В данной статье не ставилась задача дать исчерпывающий список категорий каждой группы. Однако в качестве примеров, приводимых в тексте, был назван целый ряд понятий, отнесение которых к различным группам, вероятно, дает в целом представление о позиции автора по этому вопросу.
Наконец, вся система завершается предельно широким в рамках эстетики понятием – категорией эстетического идеала, благодаря которой перебрасывается мостик от эмпирической реальности к таинственной трансцендентности.
Преимущества предлагаемой структуры, как представляется, заключены прежде всего в том, что становится возможной четкая дифференциация важнейших понятий эстетической науки и подведение их в соответствии с присущей им специфичностью под некий общий знаменатель. Во-вторых, довольно рельефно выявляется соотношение ведущего понятия эстетической науки – категории эстетического – и качественно отличающихся друг от друга отдельных категорий и их групп. Расположение по отношению к исходному понятию особым образом сформированных групп позволяет не просто создать упорядоченную систему, но и выявить отношения соподчинения составляющих ее элементов. В-третьих, предложенные в качестве „строительных инструментов” методологические принципы могут быть использованы для дальнейшей разработки и упорядочения каждой из отдельных групп эстетических понятий. В-четвертых, данная классификация может рассматриваться как обоснование идеи отделения от собственно эстетической проблематики относительно самостоятельной сферы всеобщего искусствознания. Наконец, предложенная система, по мнению автора, может сыграть роль формально-структурной основы для разработки проблем, связанных с освоением предметного поля эстетической культуры. И, кроме того, она обнаруживает очевидные связи с философией, историей, психологией, искусствоведческими науками, а в более скрытой форме – с этикой, религиоведением и т.д.
В связи с этим нужно отметить, что проблема категорий эстетики, которая на первый взгляд носит узкий, чисто теоретический характер, имеет важное методическое и методологическое значение. Дело в том, что упорядочение категориального аппарата эстетики, безусловно, способно дать новый импульс развитию эстетической науки, повысить эффективность эстетических исследований, послужить развитию междисциплинарных связей и, как любой позитивный шаг в развитии теории, найти свой выход на практике, будь то преподавание эстетики, конкретные исследования по самым различным эстетическим проблемам или практика эстетического воспитания.