Хуземан Ф. Об образе и смысле смерти

ОГЛАВЛЕНИЕ

Проблема смерти в эпоху естествознания

Перевоплощение и судьба

На вопрос: что происходит с душой после смерти? — люди разных времен получали ответы, которые соответствовали широте или узости их мировоззрения. Для индийской культурной эпохи все определял свет древней мудрости, которая видела смерть как Майю и знала о возращении души в повторных земных жизнях. Как мы видели, это зна-
' Это свидетельствует, что мозг по отношению к памяти обладает «тормозящей» функцией С одной стороны, он способствует тому, что панорама нашей жизни не стоит перед нами постоянно и возникающие воспоминания не кажутся столь объективно пластичными, как в панораме жизни, с другой стороны, он с помощью логического мышления позволяет выбирать из потока воспоминаний

111

ние померкло только в греко-римскую эпоху, и лишь у северных народов оно продержалось несколько дольше. Как убедительно показал на огромном материале К.А. Экхарт', вера в перевоплощение первоначально была присуща всем индогерманским народам.
Как могло случиться, что такое повсеместно распространенное воззрение за относительно короткое время полностью исчезло? Это становится понятно, если вспомнить, что у германцев лишь в первом тысячелетии от Р.Х. произошел переворот в сознании. До тех пор они находились еще на той стадии сознания, когда древнее (атавистическое) ясновидение дает возможность заглянуть хотя бы в мир мертвых. «Cara'o Снорри Годи» конца IX века повествует так: Осенью того же года Торстейн отправился на рыбную ловлю. Как-то осенним вечером захотел пастух Торстейна к северу от Святой Горы погнать овец домой. Тут увидел он, что с северной стороны холм открыт. Он увидел в холме большие костры и услышал оттуда веселый шум и звуки рога. А когда внимательно прислушался, чтобы различить какие-нибудь слова, он услышал, как там приветствовали Торстейна Трескоеда и его спутников и говорили, что он скоро сядет на почетном месте против своего отца.
Это известие пастух Торстейна принес вечером госпоже Торе, жене хозяина. Она не стала поднимать из-за этого шум, но заметила, что это, может быть, предзнаменование важных событий. На следующее утро пришли мужчины с моря и сообщили, что Торстейн Трескоед утонул во время рыбной ловли.
Пастух, таким образом, ясновидчески пережил переход души своего господина в мир душ. (Не случайно именно пастух смог пережить это, поскольку связанные с природой люди дольше других сохраняют атавистические формы сознания.)
Сновидчески-примитивное сознание, сталкиваясь одновременно с римским и христианским миром, проходит при этом колоссальный процесс превращения: оно, собственно говоря, только теперь пробуждается к «дневному сознанию».
' К.А. Eckhardt: Irdische Unsterblichkeit, germanischer Glaube an die Wiederverkorperung in der Sippe. Weimar 1937.

112

(Германцы, как известно, еще во времена Тацита считали время «ночами».) И как сновидения — часто быстрее, чем нам хотелось бы, — блекнут при свете дня, так за относительно короткое время исчезает древнее видение и знание наших германских предков, едва только в их души проникает римский интеллектуализм. Лишь в немногих уединенных уголках атавистические способности сохранились до сравнительно недавнего времени.
Собственно говоря, вполне естественно, что вера в перевоплощение должна была уступить христианским представлениям. Народ сохраняет воспоминание о ней лишь в символической форме, веками надеясь, что однажды снова придет Фридрих Барбаросса, или рассказывая себе сказку о «Госпоже Метелице».
Однако сказание есть сказание, оно не претендует на истину. Такую претензию может выдвинуть только наука, которая полагает, что в форме естествознания она способна установить исключительное господство.
Но в предрассветных сумерках эпохи естествознания снова вспыхивает знание о перевоплощении. Джордано Бруно — один из первых, кто был пленен им, и он сохраняет свою веру в пламени костра. Вскоре свидетелей древней истины становится все больше: Юм, Вольтер, Фридрих Великий, Лессинг, Шиллер, Фихте, Гегель, Гёльдерлин и, наконец, Гёте и его круг высказывают эту истину (наряду со многими другими) как личное убеждение. При этом исторической традиции не придают значения. Она разве что служит источником знаний, но ни один из новых свидетелей не обращается к ней — все находят доказательство истинности этой идеи в своей собственной душе: они в состоянии понять самих себя, только когда мыслят свое становление в повторных земных жизнях.
Гёте в этом отношении пришел к весьма конкретным представлениям. Он переживает в себе возрождение греческой души. Он чувствует, как низший человек в нем умирает и возникает высший. Между прошлым и будущим он переживает себя в вечном процессе становления. Перевоплощение поэтому есть само собой разумеющееся следствие его мировоззрения: «Ведь если я до самого моего конца неутомимо деятелен, природа обязана предоставить мне другую

113

форму существования, если теперешняя не может долее вмещать мой дух».
Фихте зажигает сознание своего вечного существования огнем чистой мысли: «Только полностью просвечивающее самое себя и свободно владеющее всем своим внутренним существом пламя ясного познания гарантирует — посредством этой ясности — свое неизменное продолжение». И он настолько надежно чувствовал себя обоснованным в элементе мысли, что был уверен в «бесконечном ряду» будущих жизней.
Яснее всего предстает эта идея в сочинении Лессинга «Воспитание рода человеческого». Он понимает, что развитие челов&чества состоит не в продолжении внешних знаний и институтов, но в динамике духовно-морального становления. То, что это выражается прежде всего в развитии сознания, он еще не сумел осмыслить. Но в то время, как большинство упомянутых личностей — что вначале вполне естественно — исходят из своей собственной душевной жизни и оттуда поднимаются до идеи перевоплощения, т. е. в конечном счете остаются на эгоцентрических позициях, для Лессинга эта идея становится средством понимания развития человечества: он рассматривает отдельную личность как носителя этого развития. У Лессинга идея перевоплощения сбрасывает шелуху личной душевной жизни и выступает, живя своей собственной жизнью, доказывая свою истинность тем светом, который она излучает. Лессинг поэтому единственный среди этих мыслителей, для кого наличие перевоплощения не только убеждение, но и познание. В этом отношении он предшественник Рудольфа Штайнера, который сделал следующий решительный шаг: он разработал методы исследования сверхчувственной сущности человека; поэтому перевоплощение человека для него — не просто познанная в целом идея, но подлежащий конкретному исследованию сверхчувственный факт, т. е. знание.
Но опять-таки примечательно, каким образом Рудольф Штайнер излагает свое знание: он исходит из доступного всякому человеку способа чувственного наблюдения и оформляет мысли так, что они сами превращаются в тонкий орган восприятия для сверхчувственного мира. Взятые именно из естествознания понятия наполняются здесь более вы-

114

соким смыслом. В маленьком сочинении «Перевоплощение и карма, необходимые представления с точки зрения современного естествознания» (1903) это демонстрируется, к примеру, следующим ходом мыслей: подобно тому, как естествознание признало, что все живое может произойти только от живого, причем того же вида, так и радикальное мышление должно признать, что душевное начало может произойти только от душевного начала. Но поскольку душа человека выступает всегда в индивидуальной форме (что находит отражение в своеобразной биографии каждого человека), придется последовательно заключить, что человеческая биография может быть объяснена только из биографии, предшествующей ей.
Штайнер отдает себе отчет в том, что ведет себя в духовной области так же, «как естествоиспытатель в области внешних фактов». Но он знает, с другой стороны, что как исследователь духа он не нуждается в заимствовании понятия развития из естествознания, — напротив: «Только тот имеет внутреннее право говорить о развитии в области внешней природы, кто признает это развитие также в духовнодушевной сфере». Тем самым недвусмысленно выдвигается требование автономии духовной науки.
То, что она была для него не просто целью, но инструментом познания, он показал в последующие десятилетия, когда описал связь человека со сверхчувственными мирами и путь души через них после смерти вплоть до нового воплощения. Он показал при этом, что идея метаморфозы только здесь и обнаруживает свое полное значение, поскольку на пути от одного воплощения до другого духовно-душевное начало одной жизни становится причиной формирования тела в следующей жизни.
Наиболее существенное из почти необозримого объема указаний систематически изложено Г. Ваксмутом в его книге «Перевоплощение человека как феномен метаморфозы» (G. Wachsmuth: Die Reinkarnation als Phanomen der Metamorphose). Благодаря идее метаморфозы человеческий организм становится до определенной степени прозрачен: компактнопространственное начало понимается как выражение развертывающегося во времени духовно-душевно-телесного превращения. И если основополагающее достижение медицины со-

115

стоит в том, что она научилась видеть в отдельных симптомах выражение болезней, то будущая медицина должна научиться понимать тело со всеми его особенностями и недугами опять-таки как симптом истории развития индивидуальности. Конечно, это далекая цель! Но снова надо сказать: данные, которые приводит Рудольф Штайнер, очень конкретны, на их основе надо стараться понять взаимодействие духовного и телесного начала пациента, и тогда станет ясно, что этот путь познания для врача очень продуктивен.
В трех эпохах протекает развитие сознания европейского человечества. В древности оно жило в сновидческом групповом сознании., которое еще знало о перевоплощении, хотя и в не совсем верной форме'.
Вторая эпоха приводит к формированию ограниченного рождением и смертью личного сознания, которое утрачивает знание о перевоплощении.
Третья эпоха зарождается, когда из индивидуального сознания снова возникает знание о духовном мире и убеждение в перевоплощении. Сегодня идея перевоплощения нуждается не просто в убежденных сторонниках — она может стать познанием. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология