Ермолин Е. Русская культура. Персоналистская парадигма образовательного процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Методологические принципы формирования культурологической образовательной парадигмы

1.2. Эстетические основания изучения истории русской культуры

1.2.3. Изучение категории трагического в контексте истории русской культуры

Осмысление формирования трагического отношения к бытию в русской культуре дает материал для понимания специфики русской духовности, для осознания судьбы личности в русской культуре.

Трагическое в русской культуре проявляется отнюдь не повсеместно. Оно открывалось не вдруг. Культура древних Киева, Новгорода, Владимира не знает трагического. Вообще рельеф драмы в русской культуре на протяжении столетий был ослаблен по сравнению, например, с культурой Запада, где напряженно переживались страдания и смерть Иисуса Христа. На Руси страдания, во-первых, представали уже в перспективе вечности, отчего они теряли самодостаточность (в «Распятии» Дионисия Христос на кресте предстает в радостном сиянии вечности; см также тему «пламенеющего сердца» в «С or ardens » Вяч.Иванова). Во-вторых же, драма бытия, боль, зло и страдание осознавались в контексте русской культуры как условия спасения, приобщения к святости.

Испытания, страдания и боль уподобляли человека страдающему Богочеловеку, в соответствии с известной формулой «Бог терпел и нам велел». Неслучайно первыми канонизированными русскими святыми стали страстотерпцы -князья Борис и Глеб, причисленные к лику святости именно и лишь за то, что они без сопротивления приняли страдание и смерть. Этот духовный подвиг оказался значимым для русского культурного сознания . Так создается «самый парадоксальный чин русских святых» - чин страстотерпцев, умирающих в последовании Христу, при смерти прощающих своего убийцу и молящихся за него. Икона Бориса и Глеба Х IV века, хранящаяся в Третьяковской галерее, акцентирует парадоксальность, с обычной точки зрения, подвига святых братьев. На иконе изображены конные воины с пиками, способные бороться и побеждать. Но на ликах братьев отпечатались знание ими своей кончины и смиренная готовность принять ее без сопротивления. Братья держат путь не на битву с внешним врагом, а в вечность - туда, откуда благословляет их обращенный к ним ликом Иисус Христос в верхнем сегменте иконы. Они являют пример любви к врагу, который долгим эхом отзовется в веках русской истории.

Для русской культуры особенно значим нравственный аспект эстетических категорий. Зло воспринимается как чудовищная патология. Этот момент нужно раскрыть при изучении культуры в педагогическом, образовательном процессе. Разрушение братского доверия и убийство братом брата воспринимается как кризис миропорядка, как страшная травма бытия. Грех Каина, пришед на Русь, развязал гармоническую связь бытия - и своей жертвой Борис и Глеб, кажется, пытаются восстановить и удержать покидающую русский мир гармонию. Зло оказывается побеждено тем, что никто не собирается бороться с ним его собственными средствами. Все, что остается после бесчинств и авантюр от Святополка,- это невыносимый смрад, исходящий от его могилы.

Взгляд русских людей зачастую обращен в некое идеальное прошлое, в мир первозданной гармонии. Человек ищет незамутненной, эмбриональной простоты и ясности, хотел бы «отродиться» от потока истории с ее драмами и трагизмом свободного выбора и неизбежностью пришествия соблазнов.

Культурный опыт в России был довольно долго лишен трагического измерения и потому, что здесь, с одной стороны, существовал характерный для христианской церковной культуры способ избывания греха исповедью, избавлявший от необходимости искать и переживать трагический катарсис, а с другой стороны, на фоне утверждения «соборных» ценностей зачастую слабо была выявлена сознающая себя автономная личность - основной носитель трагических противоречий в культуре Модерна.

Трагическое рождается и получает огромную значимость в личностном культурном опыте русского человека Х I Х-ХХ вв. Оно открыто являет себя в художественном мире Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Чайковского, Врубеля, Булгакова, Ахматовой, Шостаковича; в философской рефлексии Бердяева, Шестова, Вяч.Иванова; в переживании трагического диссонанса между личностью и имперской властью, между душевной гармонией и хаосом исторического бытия. Трагическое раскрывается и в судьбе Петербурга, названного даже трагической скрижалью русской культуры. Мощный трагический всплеск явила эпоха рубежа Х I Х-ХХ вв., на волне эсхатологических ожиданий и чаяний; этот момент особенно актуален в современном образовательном процессе и требует типологического осмысления, учитывая актуальную культурную ситуацию.

Глубокое осмысление проблемы трагического дал Н.А.Бердяев, определивший сущность трагизма как «эмпирическую безысходность», которая указывает на непреодолимые противоречия бытия и «требует какого-то высшего, сверхэмпирического выхода». Философ подверг анализу конкретные выражения трагического: трагизм смерти, трагизм любви, трагизм жажды познания и трагизм стремления к свободе и совершенству. Трагическое чувство жизни Бердяев считает необходимым моментом личностного существования, утверждая, что «трагическая красота страдающих и вечно недовольных есть единственный достойный человека путь к блаженству праведных» .

Этот опыт становится настолько ярким и острым, он настолько многозначителен и важен для судеб культуры, что представляет предмет первоочередного интереса при изучении истории русской культуры.

См.: Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990. С.39-51.

Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х тт. Т.2. М., 1994. С.188, 209.