Ермолин Е. Русская культура. Персоналистская парадигма образовательного процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1. Методологические принципы формирования культурологической образовательной парадигмы

1.1. Философские основания изучения истории русской культуры

1.1.7. Изучение категории культурного синтеза и ее производных

Культурный синтез - ключевое понятие при изучении культуры в образовательной парадигме. В сущности, история культуры, как она может изучаться и осваиваться на разных уровнях обучения, постигается именно как история утверждающих себя, диалогически взаимодействующих и постепенно сменяющих друг друга мифоритуальных культурных синтезов. Категория культурного синтеза - одна из самых сложных для изучения. Дело в том, что сам по себе культурный синтез сложносоставен, он включает в себя разные явления и процессы, сопрягая их и организуя в некое единство.

Культурный синтез реализуется в конкретной культурной ситуации и несет на себе печать сугубой конкретики. И в то же время в нем есть неочевидные глубинные аспекты. Он особым образом конкретизирует основные мифы и ритуалы культуры, определяет актуальное выражение национального характера, русской души. В основном культурный синтез представляет собой характерное единство бытия и сознания, специфически выраженную комбинацию мифов и ритуалов, идей и памятников. Синтез как своего рода срез культурной жизни включает в себя разные культурные комплексы, пребывающие в становлении и взаимодействии, выстраивающиеся в разные конфигурации и иерархии.

Простейшими элементами культурного синтеза могут считаться доминирующие в сознании понятийные комплексы , содержание которых анализирует Ю.С.Степанов. В свой объемистый «словарь русской культуры» «Константы» он включил устойчивые и постоянные понятия, которые в культуре «есть всегда», причем «в них есть неизменная и переменная части»: и такие «концепты», как хлеб, огонь и вода, слово, правда и истина,- и такие, как мещанство, Буратино... Метод Степанова состоит в накоплении и систематизации информации о содержательном объеме и способах культурного употребления тех понятий, которые он считает ключевыми для русской культуры (их «четыре-пять десятков», и «сама духовная культура всякого общества состоит в значительной степени в операциях с этими концептами»). Автор (как это до него делал и В.Н.Топоров) идет от этимологии слов, выражающих тот или иной концепт, полагая, что «этимология есть предыстория, дописьменная история концепта» , а затем анализирует индивидуальное употребление слов и делает собственные обобщающие выводы. В словаре берется концепт и характеризуется с точки зрения этимологии, ранней европейской истории, русской истории (бытования и эволюции в ней), сегодняшнего дня. Этот своеобразный подход, обоснованный автором словаря, имеет право на существование в образовательной парадигме.

Характер культурных синтезов может быть разным. Разные мифы и ритуалы синтезируются в каждом отдельном случае. Глобальными исторически специфичными синтезами были культура Киева, культура Новгорода, культура Ростово-Суздальской и Владимирской Руси, культура Московской Руси-Орды, «культура петербургского периода», советская культура... Можно утверждать, что генеральным духовным, мифоритуальным синтезом на протяжении едва ли не всей культурной истории России был синтез византийского христианства и «туземного» язычества, который весьма условно и едва ли точно именуют иногда «двоеверием». Этот синтез динамически раскрывался из века в век и дает о себе знать даже сегодня (см. 2.1).

С понятием культурного синтеза может взаимодействовать еще одно синтетическое понятие - картина мира . Картина мира - это та сторона культурного синтеза, которую мы находим в сознании человека, в этот синтез включенного. Ее формирует взгляд человека-носителя культуры на мир, на себя и свою активность, его ответы на основные вопросы бытия. Это завершенное, относительно статичное запечатление в сознании культурной динамики в тот или иной момент истории, в состав которого входят мифы и научные знания, обыденное и поэтическое сознание (И.Франк-Каменецкий). Работа духа в картине мира отливается в весьма многосоставный образ, и потому едва ли воссоздание картины в целом, во всей полноте может быть задачей образовательного процесса. Важно лишь то, что является в ней главным в обоснованном здесь ракурсе образовательного интереса к истории культуры (представления о человеке, его месте и смысле его жизни, о высших началах бытия, о красоте, смысле и цели творчества и искусства и пр.).

В пределах культурной общности есть общие черты и свойства в картине мира, возникающей у разных людей в культуре. Эту платформу общности Э.Шилз определял как «центральную зону культуры» , ее стержень, вокруг которого наслаиваются понятия и представления, средоточие верований и ценностей. Иногда полагают, что основу центральной зоны культуры составляют адаптационно-деятельностные модели (установки), позволяющие эффективно (и в то же время специфично) реагировать на опасность. Такой модельный каркас определяется как бессознательные этнические константы, включающие в себя локализацию источников зла и добра («мы-образ»), представление о способе действия, при котором добро побеждает зло. Получается, что центральная зона есть статичный «образ в себе», сам по себе не проявленный, не осознанный, выражающийся через «образы для себя» и «образы для других» - нечто вроде архетипов К.Г.Юнга.

Думается, определения такого рода все-таки упрощают реально существовавшую в России общенародную картину мира, которую едва ли можно свести к механизмам приспособительного свойства, сколько бы их и каких бы человек ни имел. Схема неполно трактует реальный порядок вещей. Нет оснований сводить картину мира и ее центральную зону только к неким формального свойства механизмам и изучать ее в этом виде, картина мира содержит и значительные смысловые емкости, «ценностные конфигурации» (пусть отчасти и факультативно).

Размышляя о сущности картины мира, С.В.Лурье утверждает: если миф в значительной степени осознается и понимается, то картина мира в сознании человека существует в основном потенциально, осознается членами общности только частично и фрагментарно, присутствует в виде разрозненных элементов, поведенческих рефлексов, автоматических реакций . Эта потенциальность тем больше, чем богаче реальная картина мира. Человек обычно просто не в состоянии актуализировать ее целиком в тот или иной момент своего существования; настолько она сложна. Это качество картины мира позволяет при ее анализе разомкнуть иногда слишком тесные рамки культурного мифа, более свободно и всесторонне раскрыть особенности культурной жизни и духовного опыта русского человека.

Наиболее глобальный уровень культурного синтеза предполагает уяснение констант (базовых концептов) русской культуры, в совокупности дающих представление о русском культурном мире (культурной суперсистеме - в интерпретации П.А.Сорокина; социокультурном мире - по А.С.Кармину) . Этот особый, специфический культурный мир обладает своей системностью, своими напряжениями и противоречиями, специфическими представлениями о мире и человеке, об условиях и предпосылках бытия, связанными с этими представлениями формами и стилем культурной жизни.

В итоге культурного синтеза в пределах истории и географии создается русский народ, русская нация . Это культурная реальность, которая является важнейшей при изучении истории русской культуры. Проблема народа и нации, их места и значимости в культурной динамике должна получить философское и культурно-историческое разрешение в пределах развиваемой концепции культурологической образовательной парадигмы.

В последнее время в социокультурных исследованиях принято считать, что понятие народа связывается с представлением об этнокультурной общности. Иными словами, народ есть физическая телесная субстанция, обладающая теми культурными качествами, о которых уже шла речь (идея, душа, миф и ритуал, способность к культурному синтезу, картина мира); причем обладание ими и является критерием принадлежности человека к народу. Последнее предположение устанавливает определенную, хотя и трудно эмпирически осязаемую границу «народного тела» . В рамках персоналистского подхода к изучению культуры в образовательном процессе необходимо подчеркнуть, что народ, взятый как целостность, создает лишь количественную массу культурной жизни, культурное же качество создается составляющими народ самобытными личностями, чей опыт и труд в культуре и важен для нас прежде всего.

Единое понимание нации в науке в настоящий момент отсутствует. Ведутся споры в основном между теми, кто определяет нацию как общность, вырастающую исторически в основном на этнической почве в связи с развитием капитализма в России в XIX веке (Э.А.Баграмов, Ж.Т.Тощенко), - и теми, кто трактует нацию как совокупность граждан государства (Г.Г.Гусейнов, Д.В.Драгунский, В.А.Тишков и др.). Для персоналистского понимания истории русской культуры и то, и другое понимание русской нации дают мало. Кажется архаичной догма о появлении русской нации и русской национальной культуры только в капиталистическую эпоху. В последнее время звучат и мнения о том, что нация в России вообще не сложилась. По этой логике, нет смысла в употреблении выражения «русская национальная культура». Но и «гражданская» трактовка понятия «нация» едва ли применима при изучении истории культуры.

Кажется наиболее обоснованной традиция истолкования в образовательном процессе русской нации как осознанной, артикулированной культурной идентичности, духовного единства , сложившегося на религиозной основе в конкретном историко-географическом ареале и определившего общность судьбы (славянофилы, Ф.М.Достоевский, В.С.Соловьев, Н.А.Бердяев и др.); хотя в ХХ веке история подвергла такое понимание серьезному испытанию. Это определение нации снимает вопрос об ее формационной прописке, позволяет акцентировать духовную основу национального самоопределения и крепко связывает названные понятия с концептом русской идеи. Есть основания для утверждений об особом характере русской нации по сравнению с западноевропейскими нациями (по логике русской идеи, русский народ осознается как «последний» народ, как духовная община, призванная вместить в себя всех православных христиан), и это необходимо учитывать в учебном процессе. Исторические координаты русской нации в связи с формированием культурологической образовательной парадигмы будут проанализированы в 2.1.

Принципиальное своеобразие культурного мира определяется спецификой интегрирующего фактора культуры, имеющего в России религиозную или квазирелигиозную природу. В конечном итоге культурная жизнь вдохновляется основополагающими идеалами, складывается во взаимодействии с основным культурным проектом. В России этот проект связан прежде всего с христианской культурной парадигмой, представляя собой специфическую реализацию христианских ценностей и смыслов. На этой базе складывается иерархия ценностей в русской культуре, формулируются ее идеалы, определяются ее горизонты. Причем эта базисность дает о себе знать и в эпоху кризиса традиционной религиозности (Х I Х-ХХ I вв.).

Анализ различных уровней духовного синтеза в русской культуре подводит к выводу о необходимости изучать историю русской культуры в современном образовательном процессе как своего рода системного единства, заставляет предполагать наличие системности в самой культуре. В 2.3 эта проблематика будет осмыслена. В целом здесь обоснован вариант систематизации культуры, опирающийся на персоналистские философские установки.

С представлением о системности культуры связано и решение вопроса о соотношении целого и частей при изучении истории культуры. Целью изучения истории русской культуры является глубокое и полное раскрытие духовного, смыслового содержания русской жизни. Это чрезвычайно богатый предмет, требующий особых способов и приемов овладения им. Изобилие культурной жизни предполагает необходимость специальных усилий для определения и усвоения ее основного содержания. Культурная целостность определяется в первую очередь спецификой культурного проекта (см. об этом ниже). Именно особенности процесса трансцендирования детерминируют различные культурные формы. Поэтому изучение истории культуры призвано выявлять и фиксировать своеобразие и целостность этих духовных первооснов культуры, характерных для той или иной конкретной культурной ситуации в эмпирическом пространстве культуры.

Логика учета и анализа культурной целостности снимает необходимость абсолютизировать отраслевой принцип освоения и изучения истории культуры, преобладавший до последнего времени в научной практике (и являвшийся, очевидно, выхолощенным, лишенным метафизического оправдания вариантом гегелевского плана описания историко-культурной эволюции), когда поочередно описывалась ситуация в разных видах искусства, науки, социальной жизни. Для настоящего момента в изучении истории культуры характерны попытки отставить, как выражался А.П.Каждан, «дескриптивно-классифицирующий метод исследования», который «историография XIX века оставила нам в наследство». Исследователь замечал: «Общество не есть механическая совокупность деревенского быта, ремесленного производства и живописи и тем более не инвентарь сохранившихся до нашего времени плодов общественного творчества. Общество - целостная функционирующая система, которая может быть понята только во взаимосвязи ее составных частей» . Похожая мысль есть у В.С.Библера: «...в современной логике различные (феноменологически фиксируемые) формы культуры - искусство, теория, нравственность, тотальность самой деятельности, смысл истории - не проецируются в какой-то одной, преимущественной форме (...) но понимаются именно в своем внеиерархическом сопряжении, общении; то есть понимаются как грани единой культуры» . Здесь вызывает возражение лишь идея о «внеиерархичности» сопряжения областей, сфер культуры. По логике излагаемого подхода, такая иерархичность, точнее избирательность, при изучении русской культуры неизбежно сохраняется, поскольку емкая духовная проблематика исторически оказывается сосредоточена в избранных, отдельных сферах культурной жизни. Именно они и становятся прежде всего предметом рассмотрения. С этим обстоятельством, как будет показано ниже, связан особый исследовательский и образовательный интерес к искусству, не предполагающий, впрочем, его обособления от «древа культуры» в целом, его абсолютизации.

Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. С.7.

Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997. С. 190-193, 220-228.

Там же. С.222-223.

С р. с формулой Августина: «народ есть множество разумных существ, объединенных согласием относительно вещей, которые они любят» (цит. по: Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. М., 1979. С. 336-337).

Каждан А.П. Византийская культура ( X-XII вв.). СПб., 1997. С.21-22.

Библер В.С. От наукоучения - к логике культуры. М., 1991. С.401.