Культурология XX век. Энциклопедия.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЭГГАН (Eggan) Фредерик Рассел (р. 1906)
— амер. социальный антрополог, один из крупнейших сторонников и популяризаторов структурно-функционального подхода Радклифф-Брауна в амер. антропологии. Учился в Чикаг. ун-те, в 1931 слушал лекции Радклифф-Брауна, у к-рого затем работал ассистентом. В 1932 участвовал под руководством Л. Уайта в исследовании индейцев хопи, материалы к-рого легли в основу докт. дис. (1933). С 1933 работал в Чикаг. ун-те. В 30-е гг. провел ряд полевых исследований (исследование процессов культурного изменения на севере Филиппин, 1934-35; исследование социальной организации, а также влияние аккулыпурации на терминологию родства и модели поведения в отношениях между родственниками у чоктавов, чейенов и арапахо, 1937). Во время Второй мир. войны занимал разл. посты в гос. службах США. После войны Э. становится одной из ведущих фигур в амер. социальной антропологии. С 1948 — проф.; в 1948-52 и 1961-63 возглавлял ф-т социальной антропологии Чикаг. ун-та.
В 1950 опубликовал работу “Социальная организация зап. пуэбло”, ставшую одной из важных вех в изучении сев.-амер. индейцев. Используя сравнит, метод, Э. сопоставил социальную организацию хопи с социальной организацией других племенных групп зап. пуэбло и пришел к выводу, что в основе социальной организации разл. племен зап. пуэбло лежит общая структурная модель. На основе сопоставления зап. пуэбло с восточными, в фундаменте социальной организации к-рых обнаруживались другие структурные особенности, Э. продемонстрировал, что об-ва со сходными культурами могут иметь разную социальную организацию.
В 1953 Э. был избран президентом Амер. антропол. ассоциации; в его президентском обращении “Социальная антропология и метод контролируемого сравнения” (опубл. в 1954) предпринята попытка модернизировать сравнит, метод, традиционно используемый англ. школой социальной антропологии и восходящий к Радклифф-Брауну. Целью Э. было соединение достижений структурно-функционального подхода с истор. подходом, традиционным для амер. культурной антропологии. В отличие от Радклифф-Брауна, требовавшего воздержания от истор. спекуляций в научном исследовании об-в, Э. считал использование истор. данных в социально-антропол. исследованиях возможным и необходимым. Условием последнего должна быть перекрестная проверка используемых данных и получаемых на их основе выводов. Наиболее эффективными Э. считал фокусированные сравнит, исследования, при к-рых одновременно изучаются и сравниваются несколько географически близких, исторически связанных и типологически сходных об-в. Такой метод исследования (названный Э. “методом контролируемого сравнения”) позволял реконструировать культурную историю и выявить присущие ей закономерности.
В 1955 под редакцией Э. был издан коллективный труд “Социальная антропология сев.-амер. племен” — одна из наиболее влият. работ о социальной организа-
374
ции и системах родства индейцев Сев. Америки. В эту книгу вошли исследование Э. “Система родства чейенов и арапахо” и его очерк “Социальная антропология: методы и результаты”, в к-ром разрабатывался далее метод контролируемого сравнения, а также было блестяще продемонстрировано его практич. применение на примере исследуемых индейских об-в. Было показано, как совпадение выводов, получаемых на основе функционального и истор. анализа, значительно повышает уровень надежности и достоверности исследоват. результатов.
В 60-е гг. научная деятельность Э. почти полностью переходит в русло преподавания и популяризации структурно-функционального подхода. Административный талант Э. сыграл немаловажную роль в превращении Чикаг. ун-та в один из крупных центров антропол. науки.
Соч.: Social Anthropology of North American Tribes. Ed. by Eggan F. Chi., 1937; Social Organization of the Western Pueblos. Chi., 1950; The Cheyenne and Arapaho Kinship Systems//Social Anthropology of North American Tribes/Ed. by Eggan F. Chi., 1937; Social Anthropology and the Method of Controlled Comparison // American Anthropologist. New Series. 1954. V. 56. Part. 1; The American Indian: Perspectives for the Study of Social Change. Chi., 1966; Essays in Social Anthropology and Ethnology. Chi., 1975.
В. Г. Николаев
ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА
- древнейшая и неотъемлемая часть общей культуры человечества; содержит систему самых общих представлений о происхождении, строении и мировом порядке (слово “эзотерический”, т.е. внутренний, эсотерикос, означает тайное, сокровенное знание, в отличие от знания экзотерического, т.е. внешнего, открытого непосвященным). Внутр. закрытое знание предназначалось только для посвященных, ибо считалось, что такое общее и целостное знание об основах мира сообщает опр. власть обладающему этим знанием. Поэтому удостаиваемый такого знания должен был уметь вместить его, т.е. обладать соответствующими качествами ума, духовной зрелостью, ответственностью, и быть в состоянии достойно его нести. Существовала иерархич. система степеней посвящения, открывающая доступ ко все более внутр. знанию по мере того, как адепт проходил очередные этапы совершенствования. Позже этот смысл был фактически утрачен, как утрачен аутентичный смысл многих символов, чисел, соотношений, через к-рые в эзотерич. философии раскрывались сокровенные смыслы бытия, фундаментальные истины мира. Постепенно словом “эзотерический” стали обозначать учения мистич. характера, опирающиеся не на догмы ортодоксальных религий (христианство, ислам и др.), а наличный мистич. опыт и его истолкование. Сюда же стали относить и всякие нетрадиц. религиозно-мистич. переживания и техники достижения измененных состояний сознания.
Кроме того, и сами религии за внешним ритуальным слоем сохранили древнее эзотерич. содержание, восходящее к исходному тайному знанию об истинном устройстве мира и порядке бытия. В наше время к эзотерич. учениям в равной мере относят и сектантские ответвления известных религ. учений (суфизм, исихазм, даосская йога и т.п.), и учения, возникшие вообще вне лона традиц. конфессий, каковыми являются, напр., учения К. Кастанеды, Р. Штейнера, Д. Андреева, Г. Гурджиева и др.
Древняя система эзотерич. знаний представляла собой первую исходную познават. модель, опиравшуюся на признание единства мира, отражавшую его происхождение. Эта модель обеспечивала единство знания, исходя из утверждения принципиального подобия мира и человека в их строении, развитии, функционировании и преображении. Это делало познание возможным, осуществимым и последовательно развивающимся.
В поисках полноты в видении и объяснении мира, сегментированность к-рого не позволяет постичь причины и пути его истинного бытия, человек обращается к исходному эзотерич. знанию, чем и объясняется новая актуальность Э. к. В эзотерич. познании нейтрализованы недостатки рационально-логич. конструкций науки, субъективность искусства, некритич. мифотворчество религий, специализированность языка построения филос. систем. Особенностью эзотерич. модели мира является то, что в ней объектом становится не просто мир или просто человек, но человек как система и мир как система, образующие общую суперсистему. В этом супермультиплете запечатлевается меняющаяся мозаика взаимодействия всех сил системы и их совокупное действие отражено в каждой точке этого онтологич. объекта и одновременно познават. поля.
Объединяя все средства познания, эзотерич. философия выступает как своего рода космологич. структурализм, включая науки обо всех планах и уровнях бытия и давая организац. основу для знаний и объединения их в одно целое. Это позволяет охватить все уровни и планы мира, объясняя их причины, связи, иерархию, утверждая смысл и гармонию их сложных отношений, образующих устройство мира и определяющих его развитие. Отд. срезы бытия представлены в разработках конкр. наук т.н. герметич. (от имени легендарного основателя эзотерич. наук Гермеса Трисмегиста) цикла, включающего астрологию, нумерологию, алхимию и др.
Эзотерич. онтология основывается на отчетливо проводимой идее порядка, к-рый гносеологически обосновывается и аксиологически выстраивается как условие существования мира в качестве единого целого. Это — первое важное проникновение в культуру идеи порядка как конструктивной ценности, противостоящей хаосу и ведущей к гармонии. Позднее эта линия будет развита в идеях Вл. Соловьева, Флоренского, Тейяра де Шардена, В.И.Вернадского, научно обоснована в теории Пригожчна. Сама гармония мира при этом предстает как совершенство его выражения в организации и иерархии смыслов и значений и возможна лишь в цело-
375
стности и единстве мира, т.е. в единстве как его идеи, так и формы реализации.
Единство мира предполагает моногенизм всех его форм, исходящих из единой основы, как бы прорастающих из общего корня, обусловившего единую импульсную волну формообразования. Это определило и то, что посвященные в эзотерич. знание всегда проповедовали единобожие, и этот мотив присутствовал в том или ином замаскированном виде в сюжетах мистерий и образов богов разных культур (Ормузд, Дионис, Митра и т.д.). И даже если в экзотерич. (для публики) религиях жрецы проповедовали культы птицеголового или шакалоголового (Египет), слоноголового (Индия) богов, то в высших своих посвящениях жрецы приобщались к культу Единого Бога, символизирующего единое начало, единый принцип мира.
Т.о., Бог как неразделимая и непроявимая сущность имеет своим числом Единицу. Великая Единица может действовать в мире, проявившись через творческую Диаду. Будучи не проявлен, Бог абсолютно свободен, однако и не имеет опоры для своей деятельности. Проявившись, он приобретает форму, становящуюся отправной точкой и программой функционирования в мире. С момента своего проявления Бог двойствен. Это одновременно и Божественный Супруг и Божественная Супруга: два направления вселенского движения, две его стороны и формы (вспомним единство и взаимодополнительность сил инь и ян в вост. философиях). Творящее свойство Диады вызывает к жизни Вселенную. Это — видимое раскрытие Бога в пространстве и времени.
Проявленный мир — тройствен в своей структуре, все многообразие форм проявления укладывается в эту троичность. Сам мир — тройственность духа, души и тела Бога. В соответствии с этим существуют три плана бытия: мир природы, мир человека, мир божественный. Отражение порядка мира — в структуре и самого человека, также имеющего тело, душу, дух. Закон тройственности — закон вещей и истинный ключ жизни, он управляет строением мира и его планов. В основе же движения, эволюции лежит закон семеричности. Мир имеет семь небес; человеч. эволюция проходит на протяжении семи планетных циклов. Эволюция и жизнедеятельность человека управляется семью жизненными центрами — чакрами, каждая из к-рых, в свою очередь, соотносима с опр. уровнем бытия.
Отражение этих общих представлений наблюдается в символах всех мифол. и религ. построений. Прежде всего тройственна организация образа самих богов. В христианстве это Святая Троица, являющая три ипостаси Единого Бога. В индуизме это Тримурти, как триада главных мужских (Брама-Кришна-Шива) и женских (Сарасвати-Лакшми-Кали) божеств, при этом каждая пара, олицетворяя единство ян и инь, символизирует и опр. качество или сторону мира. Что касается магич. семерки, то она присутствует везде, где прослеживается или разворачивается организация всякого процесса движения и развития (семь гномов, семь богатырей и т.п. как отражение последовательности этапов проявления,становления).
Чтобы понять происхождение, причину и место добра и зла, духовный взор должен видеть три мира, а не один: темный мир материи и животного начала, где царит Судьба; светлый мир Духа, где царит божеств, закон и действует Провидение; и. между ними — в полутьме, но в устремленности к свету — мир человека, основанием своим погруженный в мир материальной природы, а вершинами касающийся сияющих врат божеств, мира. И только с познанием добра и зла, в их причинах и обусловленности человек может стать действительно свободным и нравственным.
Сама последовательность развертывания бытия мира, отображенная в эзотерич. модели, объясняет существование зла без сомнит. противопоставления фигуре Бога темной фигуры дьявола, к-рый непонятно кем сотворен, если следовать внешнему сюжету библейской истории. В эзотерич. модели творения на этапе воплощения Идеи в материальных формах явленного мира в процесс ее опредмечивания вкрадываются неточности и искажения первонач. замысла. Это происходит из-за грубости и негибкости материи, к-рая не может полностью и адекватно оформить исходную идею. Именно несовершенство материи становится первым источником зла, вторгшегося в мир на этапе его становления при переходе из неявленного состояния в явленное.
Включение же человека в структуру мира (а не противопоставление его как активного субъекта миру как пассивному объекту) не только дает ему ощущение своей неотрывности от него (человек не может нести миру зло, ибо сам есть его часть, форма его бытия), но и позволяет ясно и наглядно обозначить направление развития мира, а следовательно, место и предназначение человека. Понимание природы добра и зла, формы их воплощения на разных уровнях и в разных порядках мира делает человека более свободным и более сведущим в определении цели и смысла собств. жизни. Узловые моменты эзотерич. модели мира интерпретируются, обыгрываются, просматриваются во всех культурных схемах, описаниях, построениях, имеющих человечески общезначимый характер. Адекватно понять всю полноту их смысла можно часто только на основе знакомства с эзотерич. философией. Эта устойчивая модель, определяющая ощущение человеком своего нахождения и места в мире, являет ему всю меру ответственности человека за свое бытие, показывает, что суть вечные ценности, помогает преодолеть фрагментарность представлений о мире, ощущение своей случайности, маргинальности в нем. Человек — деятель мира, устрояющий его на уровне своей структуры, своей функции, своей необходимости в мире. Человек несет ответственность за ненарушение гармонии этого сложного строя связей, в к-рый он включен и к-рый живет в безусловном подсознат. знании, имманентном природе человека.
376
Лит.: Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1980; Шюре Э. Великие посвященные: Очерк эзотеризма религии. Калуга, 1914; М., 1990; Блаватская Е.П. Теософский словарь. М., 1994; Магич. кристалл: Магия глазами ученых и чародеев. М., 1994; Самохвалова В.И. Эзотерич. учение о единстве мира и его роль в культуре // Параплюс, 1995, №4.
В. И. Самохвалова
ЭЙКЕН (Eucken) Рудольф (1846-1926)
- нем. философ; изучал классич. филологию и др. историю в Гёттингене, дис. — “De Aristoteles dicendi ratione” (О методе исследования Аристотеля). В 1886 слушал лекции Тренделенбурга в Берлине, 1867-71 учитель гимназии в Хузуме, Берлине и Франкфурте. В 1871 приглашен орд. проф. в Базель. В 1874-1920 орд. проф. в Йене. В 1908 получил Нобелевскую премию по лит-ре. В 1912 читал по обмену лекции в США. С 1920, уйдя в отставку, жил лит. трудом. В 1922 выпустил совместно с китайцем Карсун Чангом кн. “Проблемы жизни в Китае и в Европе” — один из первых опытов компаративистской философии. После его смерти в Йене был создан “Эйкеновский союз” и организован “Дом Рудольфа Эйкена”.
Философия Э. прошла два этапа формирования. Ученик Г. Тейхмюллера, он воспринял от него новое понимание истории философии как истории понятий и протестантскую традицию изучения Аристотеля и аристотеликов. С к. 1880-х гг. он обращается к свободному философствованию, назвав его “новым идеализмом” и творч. активизмом, чтобы противопоставить господствующим неокантианским направлениям.
Осн. интуиция Э., все более проявляющая себя от книги к книге — переживание духовного кризиса совр. культуры, когда все прежние жизненные связи и ориентированные на них цели полностью пошатнулись. “Человечество — не все в отдельности, но гл. движители его обществ, жизни — потеряло, в первую очередь, веру в Бога, затем в разум, пребывающий в мире, начало терять веру в себя самого, как в последнее основание; в конечном счете жизнь обрела для него полную внутреннюю пустоту и бессмысленность”.
Причину кризиса Э. видит в отсутствии гармонии между миром и человеком, связанной с характерными процессами, реально возникающими в истор. действительности, к-рые стремятся обнять все существование и вознести на высшую ступень все непосредственно данное, с т.н. “синтагмами”. Ныне действуют две борющиеся синтагмы — натуралистически-механическая и интеллектуалистически-ноэматическая (натурализм и интеллектуализм). Первую надо выводить из механического понимания природы, вторую — из спекулятивной концепции познават. процесса как процесса типического. Совр. культура тесно связана с техникой и все более подчиняет силы природы нашим целям, что облегчает нашу жизнь и делает ее приятной и беззаботной. Основой жизни становятся хоз. и материальные интересы. Однако, новоевроп. обращение к видимому миру делает положение человека в нем неустойчивым. В таком мире отсутствует забота о человеке; сокровища его деятельности, хороши они или дурны, здесь не имеют никакой ценности. В этой связи жизнь человечества представляет собой эпизод лишенного остановки и смысла мирового процесса, в к-ром теряется единичный человек, как и человечество в целом.
Избавление от кризиса возможно через возвращение человека из мира и об-ва к самому себе, он должен создать внутр. жизнь из собств. духовного наследия. Понятие сверхприродной духовной жизни — центральное в философии Э. Проявляется она как действие духовных сил и, как и у Фихте, есть подлинная действительность; природа же эфемерна. Э. везде говорит лишь о культурном процессе, духовной работе и духовной жизни. Но нынешнее противоречие состоит в том, что преобладающее, сопряженное с мировидением, жизненное состояние не оставляет никакого места самостоят. внутр. жизни и внутр. миру. Чтобы спасти свою человечность, люди должны преодолеть противоречие: слепую фактичность, сцепленность и ограниченность природы; недостаточность и ущербность человеч. души, противоречивость, порожденную самим осуществлением духовной жизни на земле.
Духовная жизнь у Э. образует новую действительность покоющейся в себе внутр. жизни, поэтому с вхождением в духовную жизнь начинается новый род истории, истории в собственно человеч. смысле. Как подлинная духовная жизнь в своем корне этична, так и история начинает проникаться этич. элементом. Ведь активность эта направлена не на дело индивидуума, а на “сущностное единение в совместной жизни и творчестве”, на “совместную субстанциальную работу” и такая работа становится сущностной при действии субстанциального единства. Духовная жизнь не непосредственно деятельна в нашем сознании, она не столько “дана” сколько “задана”, является целью, признаваемой и принимаемой нами. Духовная жизнь у Э. нечто большее, чем индивидуальная трансформация души, она стремится уподобиться божеств. Абсолюту — именно в Боге духовная жизнь, возвышаясь над ограниченностью человека и мира опыта достигает полного в себе и для себя бытия. Утверждение идеи Бога означает признание безосновной глубины действительности, в к-рой человек в своей высшей жизни принимает участие. Совместное деланье духовной жизни, выявление содержания духовных движений называется у Э. “ноологич. методом”, и сознательно противопоставляется им психологическому. Это метод включения частного в целое духовной жизни. Обосновывается он учением о предметности сознания, заимствованным у Ф. Брентано. Тем самым в нашей психической жизни открывается устойчивый и неизменный мир идей.
Соч.: Die Einheit des Geisteslebens in Bewusstsein und Tat der Menschheit. Lpz., 1888; Der Kampfum einengeistigen Lebensinhalt. Lpz., 1896; Die geistigen Forderungen
377
der Gegenwart. В., 1918; Mensch und Welt. Lpz., 1923; Философия истории // Философия в систематическом изложении. СПб., 1909; Осн. проблемы совр. философии религии. СПб., 1909; Смысл и ценность жизни. X.,1911.
А. Г. Вашестов
ЭЙХЕНБАУМ Борис Михайлович (1886-1959)
- историк и теоретик лит-ры, критик. Окончил историко-филол. ф-т Петербург, ун-та (1912). Проф. Ленингр. унта (1918-49) и Гос. ин-та истории искусств (1920-31). Видный представитель рус. формальной школы.
До 1918 (время вступления в ОПОЯЗ) Э. выступал как критик эстетико-филос. направления, печатался в периодич. прессе Петербурга, преподавал в гимназии. Принятие осн. положении формалистич. науки определило поворот к “конкр. филологии”, открывшей возможности дальнейшей плодотворной научной деятельности, к первому периоду к-рой относятся труды по поэтике — книга о мелодике рус. стиха, и особенно важные новаторские работы о сказе (в частности, классич. формалистская работа “Как сделана “Шинель” Гоголя”, 1919), где явление сказа — теор. открытие, тесно связанное и с историей, и с совр. состоянием лит-ры. Одновременно выходят исследования, посвященные молодому Л. Толстому (первая книга трилогии о Толстом), Лермонтову, Ахматовой. Э. активно участвует в полемике о формальном методе, отстаивая научную ценность исследований, независимых от идеол. установок. В это же время появляются работы, посвященные теории кино и киноэстетике.
В к. 20-х-ЗО-е гг. Э., развивая теор. положения формализма и одновременно следуя своему собств. увлечению историей культуры, выдвигает концепцию “лит. быта”, направленную на последоват. изучение историко-лит. явлений в связи со своеобразной “социологией лит-ры”, отвечающей на вопрос: “Как быть писателем” в ту или иную эпоху, и связанной с тем же вопросом относительно совр. положения писателя (“О лит. быте”, 1927). Написанные в этом ключе, по-новому использующие биогр. материал книги и статьи о Л.Толстом, Лермонтове, Некрасове и др., составляют второй период развития Э. как ученого.
В поел. годы Э. много внимания уделял текстологич. работе (в большой степени историко-культурной по духу), являясь редактором и комментатором собр. соч. Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Лермонтова, Некрасова, Л. Толстого.
Существеннейшая для рус. формальной школы проблема совмещения в культурной деятельности теор. и практического (научного и худож.), весьма убедительная для Э., наложила особый отпечаток на его отношение к собств. работе. Прирожденный исследователь, талантливый педагог, автор многих оригинальных идей и подходов и замечат. мастер живого, изящного и выразит. научного изложения, Э. не мог рассматривать эти достижения как достаточные и испытывал постоянные сомнения относительно их ценности в связи с тем, что они не дополняются должным образом достижениями в области худож. практики (опыты беллетристич. и своеобр. научно-беллетристич. жанра, напр. “Мой временник”, 1929, не порождали должной перспективы). В истории рус. культуры “высокие стремления” к целостному стилю культурной деятельности, свойственные творчеству Э. — еще один вариант “победы лит-ры над наукой” (М.0. Чудакова), к-рая определила судьбу всей рус. формальной школы и явилась в культурологич. смысле доминантой ее истор. опыта.
Соч.: О поэзии. Л., 1969; О прозе. Л., 1969; О лит-ре. М., 1987.
Л. Б. Шамшин
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРФИЛОСОФИЯ
— одно из осн. направлений философии культуры 20 в. Э.к. представлена весьма несхожими мыслителями, к-рых, однако, объединяет опр. общность теор. подхода к реалиям культурно-истор. процесса. Идейные корни Э.к.— в философии жизни, феноменологии, философии романтизма.
Характер построений представителей Э.к. во многом связан с их отношением к религии. В соч. Ясперса, Марселя, Бердяева и ряда др. авторов присутствует пафос рассмотрения культурфилос. проблем в ключе обращения к религиозно-нравств. ценностям. Сартр, Камю, Арендт и иные светские теоретики, напротив, ищут их решения вне сферы традиц. религ. проблематики. Особую позицию в этом вопросе занимает Хайдеггер, чья культурфилософия не исключает обращения к теол. мыслит, ходам, но вместе с тем находится вне рамок традиц. религиозности.
Э.к. — реакция на классич. философию культуры Нового времени со свойственными ей идеями гуманизма, рационализма, субстанциально-прогрессистскими схемами истории и утопич. идеалами грядущего. Ставя под вопрос, подвергая сомнению базисные установки классич. философии культуры Нового времени, Э.к. делает это путем радикально нового взгляда на специфику человеч. бытия. Осознав особую надприродность реалий культуры, теоретики Нового времени так или иначе опирались в своих рассуждениях об этом предмете на поиск сущностных характеристик человека, определяющих его культуросозидающую способность. Все многоцветие культурно-истор. мира выводилось из этих предзаданных сущностных свойств, к-рые постулировались на фоне глобальных субстанциалистских филос. конструкций, притязавших на объяснение сути мироздания. Э.к. приносит с собою радикально иной способ культурфилос. рефлексии, отправляющийся от утверждения о фундаментальной невешности человеч. бытия, его отличии от любых феноменов естественно-природного универсума. Поэтому Э.к. решительно отвергает стандарты субстанциалистского теоретизирования, любые формы утверждения предзаданной сущности человека. Развивая тезис Канта о радикальной противоположности мира “явлении”, где человек выступает вещью среди иных вещей, и умопостигаемого мира “вещей в себе”, где реализуется ничем не предустановленная свободная активность личности, экзистенциалисты последовательно проводят тезис о неопределимости экзистенции в сущностном плане. Поскольку экзистенция реализуется в свободном решении человека, она никогда до конца не поддается объективации, и финальный вердикт по поводу того, кем является тот или иной индивид, не может быть вынесен до завершения его жизненного пути. Совершив поворот к онтологии человеч. существования, экзистенциализм рассматривает сквозь призму такового все явления природного и культурного мира. Вне зависимости от отличит. особенностей разных вариантов Э.к., все они предполагают своеобр. проекцию обнаруживаемых онтологич. констант человеч. существования на реалии культуры. Культуроцентризм экзистенциальных построений — оборотная сторона развиваемого в их рамках нового типа онтологии, потребовавшего и ранее отсутствовавших концептуальных средств выражения.
Классич. философия работала с аппаратом категорий, ориентированных на их однозначную применимость к реалиям природного и социокультурного мира. Эта традиция превалирует, начиная с сущностной метафизики античности и ср.-вековья. Экзистенциалисты развивают вариант феноменологич. онтологии: описание констант мира сознания предстает как фиксация базисных характеристик человеч. бытия. При этом возникает и потребность в создании нового, ранее отсутствовавшего концептуального аппарата для выражения содержания феноменологич. онтологии. Хайдеггер называл такого рода понятия “экзистенциалами” в отличие от традиц. филос. категорий, ориентированных на фиксацию объектно-вещных образований. В соч. нек-рых представителей Э.к. содержится отказ от любых форм системного теоретизирования. Эта программа реализуется, напр., в “конкретной философии” Марселя, считающего себя в данном вопросе верным последователем Кьеркегора и Ницше. Зачастую Э.к. апеллирует к образно-метафорич. средствам, а в лит. произведениях ее создателей находят выражение их филос. конструкции. Феноменологич. онтология рисует образ человека-творца, созидающего реалии культурно-истор. мира в созвучии со своими экзистенциальными диспозициями.
Обращаясь к анализу человеч. мира, представители Э.к. демонстрируют его становление через деятельность экзистенциального субъекта. К миру человека принадлежит все то, что входит в орбиту его непрестанного самопроектирования и обретает значение как затрагивающее его жизненные интересы. Одновременно мир складывается как принадлежащий нек-рой коллективной общности. Сходясь в том, что мир человека неотрывен от процесса его самопроектирования, разл. версии Э.к. предлагают несхожие варианты его описания. Так, Хайдеггер видит в феномене присутствия в “мире” раскрытие тотальности бытия, в то время как Сартр трактует “бытие-для-себя” экзистенциального субъекта как радикально противоположное инертной стихии “бытия-в-себе”. Религ. экзистенциализм Ясперса предусматривает неотрывность человеч. мира от горизонта божественного “всеохватывающего”, а Марсель говорит о нем в перспективе вовлеченности в “таинство бытия”.
Экзистенциальный субъект изначально историчен, находится в неумолимом потоке времени, тождествен ему. Его бытие и есть подлинное время, от к-рого производны все иные способы временной фиксации природных и истор. событий. Время мировой истории, согласно Э.к., — лишь нечто вторичное по отношению к времени человеч. бытия. Рассуждая об ипостасях времени, теоретики экзистенциализма толкуют их отнюдь неоднозначно. И если, напр., для Хайдеггера очевиден примат будущего, знаменующего движение экзистенции к своему финалу, то Сартр настоятельно утверждает главенствующую роль настоящего. Так или иначе, именно в перспективе внутренне переживаемого времени, согласно Э.к., разворачивается культуросозидающая деятельность человека.
В силу внутренне присущей ему свободы, экзистенциальный субъект находится в состоянии непрестанного выбора, самопревосхождения. Именно в этом его свойстве, реализующемся каждый раз в конкр. ситуации, коренится в конечном итоге неисчерпаемый источник культурного творчества. Хайдеггеровское движение к финальному “предстоянию”, “неантизирующее”, несущее отрицание самопроектирование Сартра, человеч. бунт Камю, “схватывание Богом” в свободном решении Марселя, устремленность к абсолюту Ясперса — разл. лики самопревосхождения человека, рисуемые Э.к. в качестве основы самообновления мира культуры, его открытости.
Интерсубъективные связи, конституирующие культурно-истор. мир, также присутствуют в фокусе внимания Э.к. При этом логически на первый план выходит тема языка и коммуникации. Прокладывая путь к дальнейшим исканиям представителей герменевтики, Хайдеггер связывает феномены понимания и интерпретации с существованием человека в “горизонте” языка, в диалоге с другими людьми, без к-рого немыслим мир культуры. В отличие от Хайдеггера, Сартр утверждает значимость аксиологич. проблематики для осознания сути интерсубъективных связей. Осуществленный им синтез марксистской теории праксиса с экзистенциальной герменевтикой ориентирован на введение индивидуального субъекта в поле межличностной коммуникации, социального действия. В плане синтеза экзистенциальной программы с марксизмом весьма примечательна и концепция Арендт, выдвигающей теорию единства труда, работы и выходящего в план коммуникативной активности, политики действия как фундаментальных условий человеч. существования. Религ. авторы строят свою теорию коммуникации не только в плоскости субъект-субъектных связей, но и диалога человека и Абсолюта. Таковы, напр., концепции экзис-
379
тенциальной коммуникации, развиваемые Ясперсом и Марселем.
Э.к. предлагает и развернутый теор. анализ проблемы отчуждения. В варианте Хайдеггера отчуждение рисуется как усредненное бытие повседневности, когда решающую роль играют формы коммуникации, ведущие к стандартному, превратному видению вещей. Сартр дает анализ феномена отчуждения в духе последоват. “проигрывания” осн. “фигур” его становления через межчеловеческие, внутригрупповые и межгрупповые отношения, а затем и в плане праксеологич. корней. Для религ. теоретиков отчуждение выглядит, говоря словами Марселя, забвением “таинства бытия”, овеществлением окружающего мира и др. людей путем поклонения инструментальному действию, несущему практич. успех. Ясперс, Марсель, Бердяев и др. религ. авторы связывают его преодоление с возрождением сакрального измерения универсума, отказом от манипуляторского отношения к миру.
Интерпретируя ход культурно-истор. развития, представители Э.к. соизмеряют его с набором тех экзистенциальных характеристик, к-рые предлагаются в границах развиваемых ими концепций. Фактически тот или иной образ экзистенциального субъекта становится идеальной мерой вершащегося в конкр. ткани культурно-истор. реалий. Культурно-истор. процесс оценивается с т.зр. реализации в нем полноты возможностей экзистенциального субъекта.
Кризис гуманизма, вдохновленной им постренессансной культуры — центр, тема Э.к., определяющая лейтмотив рассуждений ее представителей. Культурно-истор. процесс рассматривается ими в перспективе нарастающего бремени отчуждения, к-рое парадоксальным образом оказывается производным от успехов человека, триумфального покорения природы и преобразования обществ, отношений. Человек, чей потенциал был раскрепощен Ренессансом, по мысли Бердяева, становится жертвой собственных начинаний, ибо “свободная игра” его сил, не ориентированная высшей целью, ведет к их “иссяканию”. Представители Э.к. рефлективно воспроизводят реальные проблемы, поставленные на повестку дня развитием дисциплинарного об-ва периода Нового времени. Рассуждая о них, Хайдеггер приходит к платформе теор. антигуманизма, предполагающей рассмотрение гуманизма как плода европ. метафизики, приведшей к забвению бытия. В итоге своих исканий Сартр создал вариант экзистенциального гуманизма, утверждающего в качестве высшей ценности человеч. свободу. В условиях кризиса гуманистич. культурной традиции Бердяев, Марсель, Ясперс и др. религ. авторы выступают за синтез гуманизма и христианства.
Рационализм классич. новоевроп. философии культуры, утверждавшей способность разума к постижению рац. строя универсума и устроения на этой основе гармоничного об-ва, встречает реакцию отторжения со стороны Э.к. Утративший прозрачность мир “прочитывается” сквозь призму самопроектирования экзистенциального субъекта, создаваемых им многообр. интерпретаций, заключенных в языке. Э.к. способствовала становлению “герменевтич. ситуации” в зап. философии вт. пол. 20 в. Ее теоретики охотно апеллируют к генеалогич. способу деконструкции истор. традиции Ницше (Хайдеггер), герменевтич. идеям Дильтея (Хайдеггер, Сартр, Бердяев и др.), концепции праксиса Маркса (Сартр, Арендт). Опровержение рационалистич. установки представителями Э.к. находит свой выход в их взглядах на культурно-истор. процесс.
Э.к. последовательно опровергает субстанциалистский прогрессизм классич. новоевроп. философии культуры. Историзм гегелевского типа, согласно Марселю, не вызывает доверия совр. человека, к-рый в свете опыта 20 в. отчаялся узреть в конкр. ткани культурно-истор. процесса прогрессивное движение вперед и неуклонное возрастание степени свободы. В своей критике субстанциального прогрессизма глобальных историцистских схем прошлого Э.к. созвучна учениям Ницше, М. Вебера, представителей франкфуртской школы.
Концентрируясь на трагич. опыте 20 в., Э.к. ищет истоки совр. кризиса в ренессансном гуманизме, рационалистич. оптимизме эпохи Нового времени, идеалах Просвещения, упоении успехами научно-техн. разума и т.д. В поисках рецептов исцеления от бед современности ее представители зачастую обращают свой взор к античности и ср.-вековью. Традиция прошлого всегда прочитывается ими сквозь призму чаяний экзистенциального субъекта, его нескрываемой ангажированности в ситуацию современности, диктующую ценностные предпочтения. Э.к. отмечена столкновением консервативно-традиционалистского поклонения прошлому, либерального видения культурно-истор. развития и его интерпретации в леворадикальном ключе. Пристрастия ее представителей всегда подчеркнуто индивидуализированы, зависят от светского или религ. типа избираемой ими мировоззренч. платформы.
Консервативно-традиционалистские варианты Э.к. связаны с обращением к прошлому, к-рое избирается в качестве примера для настоящего, указуя на условия аутентичного существования личности в культурном контексте. В них прочитывается наиболее радикальная непримиримость к плодам Нового времени, наследию Просвещения, итогам развития человечества в 20 в. Так, идеал Хайдеггера — эпоха досократиков, к-рой было неведомо трагич. забвение бытия. Предлагая собственное генеалогич. истолкование причин совр. кризиса, он усматривает их в истории европ. метафизики, породившей гуманистич. самовозвеличение человека и новоевроп. подмену мира его картинами, находящимися на службе манипуляторски-технократич. отношения к действительности. Возрождение отношения к миру, свойственного романтикам и Рильке, видится ему панацеей от всех бед совр. человечества. Обращение к прошлому, возвеличение эпох античности и ср.-вековья отличает и наследие Марселя, хотя этот автор не склонен отбрасывать завоевания гуманизма, призывая связать их с возрождением чувства “сакрального”. Он
380
критикует “дух абстракции”, приведшей к формированию “человека массы”, не ведающего подлинных ценностей и склонного к соблазну “фанатич. сознания”. Марселевский “человек-странник” знает цену искусу манипулирования миром, любым тоталитарным соблазнам, обращающим “людей против человеческого”. Внимая традиции, он хочет быть верным подлинным ценностям, к-рые раскрыла досократич. эпоха, а в нашем столетии Валери, Клодель, Пеги и Рильке.
Отвергая новоевроп. прогрессизм, Э.к. либеральной ориентации все же несет в себе веру в возможность утверждения достоинства личности, ее фундаментальной ценности в жизни человечества. Реализуя ее, Ясперс говорит о том, что уже в “осевую эпоху”, когда совершился прорыв различных культур к объединяющей их “филос. вере”, люди начали осознавать фундаментальную ценность личностного начала. Он остро критикует ренессансный гуманизм, рационализм, дух Просвещения, Франц. революцию 18 в., нем. классич. философию, однако склонен верить в разрешимость проблем совр. человечества на основе единства науки, гуманизма и веры. В светском варианте либеральная установка весьма рельефно представлена в сочинениях Арендт. Отстаивая величие античности, знающей ценность созерцат. жизни, а в полит, плоскости — разделения частной и публичной сфер, она последовательно показывает экспансию анонимной социальности в эпоху Нового времени. Усредненный индивид массового об-ва, родившийся в границах новоевроп. нац. гос-в, по Арендт, оказался удобным материалом для тоталитарных диктатур. До предела субъективизировав мир, человек нашего столетия находится перед лицом небывалого культурного кризиса, преодоление к-рого видится амер. автору в духе признания ценности личности и ее права на активный демократич. выбор.
Леворадикальный вариант Э.к. предполагает постоянную борьбу с традицией, ее отрицание в свете уникальности каждого акта свободной личности. В сочинениях Сартра, где он представлен наиболее рельефно, содержится экзистенциально-гуманистич. императив непрестанного противостояния любым формам отчуждения, порабощения человека, подавления его свободы. На этапе синтеза экзистенциализма и марксистской теории праксиса, он пришел к неутешит. выводу о неизбывности отчуждения, обреченности активизма “групп” действия на деградацию и переход в состояние инертной “сериальности”. Но даже и это пессимистич. заключение не ведет Сартра к отказу от идеи бунта против традиции в попытке защитить свободу.
Полемика с глобальными утопиями классич. новоевроп. мысли — еще одна важная черта Э.к., в границах к-рой возникают образы грядущего, не притязающие на его детализированное описание и рисующие лишь подлежащие реализации ориентиры сознания и действия, призванные преобразить мир. Такая проекция будущего вытекает из представлений об идеальном состоянии, когда экзистенциальный субъект освободится от бремени отчуждения и обретет гармонию с миром.
Хайдеггером оно мыслится как возвращение к бытию, Марселем — как низвержение “духа абстракции” и обращение к “сакральному”, Ясперсом — как установление мирового порядка путем синтеза науки, гуманизма и веры, Арендт — как торжество ответственного полит. действия, демократич. выбора, устраняющего опасную инертность человека массы, Сартром — как бесконечное сражение за свободу, выигрываемое лишь “на промежуточном финише”.
Э.к. стала заметным явлением филос. панорамы нашего столетия, оказав влияние на становление герменевтики, неомарксизма, неопрагматизма, постструктурализма, “новой философии”, философии “новых правых”. Очевидно также ее воздействие на экзистенциальный и трансцендентальный неотомизм, персонализм, “теологию кризиса”, “теологию смерти Бога” и др. направления ре-лиг. мысли нашего столетия.
Лит.: Гайденко П.П. Экзистенциализм и проблема культуры. М., 1963; Философия. Религия. Культура. М., 1982; Проблема человека в зап. философии. М., 1988; Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993; Губман Б.Л. Зап. философия культуры XX века. Тверь, 1997; Existentialism and Phenomenology. A Guide for Research. N.Y., 1978; Habermas J. Der philosophische Diskurs der Moderne. Fr./M., 1989; Vattimo G. The End of Modernity. Camb., 1991; Copleston F. A History of Philosophy. V. VII, IX. N.Y., 1994.
Б.Л. Губман