Масленникова Е. Смех и юмор в русской народной сказке

Ист.: http://www.auditorium.ru/aud/v/index.php Конференция "История в XXI веке: историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества"

Темой настоящей публикации является рассмотрение вопроса смеха и смеховой культуры в русском фольклоре. Только с прошлого столетия некоторые исследователи-этнографы обратили внимание на чрезвычайно богатый материал, предоставляемый фольклором - в сказках, в эпосе, в народных обрядовых песнях. Запись фольклора началась только с XVIII-XIX вв. Наиболее серьезным этапом в изучении фольклорных традиций стал период второй половины XIX века. В этой работе прославились такие выдающиеся деятели этнографии, истории и филологии, как Афанасьев А.Н., Аничков Е.В., Снегирев И.М., Буслаев Ф.И., Гильфердинг А.Ф., Головацкий Я.Ф., Григорьев А.Д., Гусев В.Е., Зеленин Д.К., Майков Л.О., Миллер В.Ф., Срезневский И.И., Халанский М. и другие.

Следующий этап исследования фольклора относится к середине XX века. Здесь наиболее яркими можно назвать имена Проппа В.Я., Рыбакова Б.А., Веселовского А.Н., Аникина В.П. и других. В это время славянский фольклор был изучен более детально и с более серьезным научным подходом, но в целом этому вопросу в советской историографии уделялось незначительное внимание.

Наиболее известными авторами XX века, затронувшими вопросы собственно смеховой культуры, стали А. Бергсон, М.М. Бахтин, изучавший этот вопрос на примере Франсуа Рабле и культуры средневековья и Ренессанса, Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В., изучавшие смех в Древней Руси, В.Я. Пропп, в максимальной степени осветивший эту тему в фольклоре, в том числе в русском. Кроме того, у Проппа даются указания на других авторов, которые занимались изучением явления смеха в религиозной жизни (1).

В.Я. Пропп считает, что наиболее распространенной формой смеха является насмешливый смех, который выражается в различных видах комического. Выделяя различные виды смеха по причинам, вызывающим смех, он определяет: смешное в природе - то, что в той или иной мере напоминает человека; физические недостатки человека, которые разоблачают недостатки духовного мира; комизм сходства, комизм отличий; комизм человека в обличье животного (на примерах из литературы), когда образ животного помогает ярче показать недостатки человеческого характера или поведения; то же в отношении человека и вещи; осмеяние профессий; пародирование, комическое преувеличение; посрамление воли, когда оказывается, что воля человека недостаточно сильна для реализации того или иного плана, особенно грандиозного, значительного; одурачивание; алогизмы; ложь - в качестве средства провокации смеха и многие другие виды смеха. Иначе говоря, физическая, умственная и моральная жизнь человека может стать объектом смеха в жизни (2).

Примерно также характеризует смех и его виды А. Бергсон - есть комическое формы и движения, комическое положения и речи, и комическое характера (3).

Однако, смех у многих из указанных авторов, в том числе Проппа и Бергсона - это только анализ формы, проводимый ими, больше с точки зрения лингвистики, чем сущности вопроса. У них сделана попытка выявить виды смеха по причине смеха, по тому, какие конкретные действия человека способны вызывать смех, но они изучают не глубинную его причину, а формальную, поверхностную. В то время как истинная причина кроется в глубине сознания, в менталитете народа (не зря существуют такие понятия, как английский юмор, русский, французский и т.д.). Таким образом, мы считаем, что анализ смеховой культуры, проведенный Бергсоном (в работе "Смех") и Проппом (в работе "Проблемы комизма и смеха") - несколько поверхностен, истинная же причина смеха лежит в глубине сознания, в психологических аспектах.

Смех зачастую зависит от отношения к человеку, который произносит смешную или комическую фразу или производит подобное же действие. Он не зависит от формы той или иной реплики. Одна и та же реплика может вызывать смех в исполнении одного (причем разные виды смеха - от злого и насмешливого до добродушного подтрунивания), и оставить аудиторию равнодушной - в исполнении другого. Также реакцию смеха может вызывать сама тема, то есть содержание реплики, диалога, действия, его сущностная основа. Такими темами могут быть секс, иногда (не всегда) действия правительства, чиновников, священников, упоминание о том или ином человеке и т.п. Это также показывает, что смех не зависит от формы. Здесь мы уже говорим не о литературных примерах, которые поддаются более доступной классификации, а о реальной жизни, реальном поведении людей в действительности.

В упомянутой работе В.Я. Пропп основывается на литературных примерах, и в основном, на примерах из Гоголя. В этом случае можно сказать, что Пропп анализирует не чувство юмора вообще, а только чувство юмора Гоголя. Мы не считаем, что схему подобного анализа было бы справедливо переносить на изучение исторических корней мировой смеховой культуры. В то же время в обстоятельном исследовании Проппа "Ритуальный смех в фольклоре" (по поводу сказки о Несмеяне) подробно проанализированы социальные и психологические причины смеха.

Таким образом, именно в фольклоре возможно найти ответы на поставленные вопросы о природе смеха, о его причинах и корнях. В данном случае необходимо задавать вопрос "Почему?" не в плане формы исполнения или изображения того или иного действия или фразы, а в плане понимания сути явления, почему так происходит, что человек мог или хотел этим сказать.

Примеры из русского фольклора

Язык сказки легкий, он доступен для понимания и устного усвоения. В сказке часто встречается юмористическое отношение к жизни, к проблемам, к персонажам. Можно выделить несколько видов смеха в русской народной сказке, которые встречаются в разных видах сказки. Это сказки о животных, и волшебные сказки, страшилки, бытовые, сатирические, докучные, небылицы, присказки, прибаутки, богатырские сказки и, наконец, сказки-былины. В каждом из этих видов сказки встречается свое особое отношение к смеху и к юмору. Сказки-былины, волшебные и богатырские сказки наиболее архаичны, в них в большей степени можно встретить сюжеты, берущие свое начало в славянской мифологии. Совершенно иные юмористические приемы и функции смеха в сатирических и бытовых сказках, сказках о животных и сказках-страшилках.

Так, в сказках-былинах юмор может быть направлен против врагов, противников Руси, вражеских богатырей. Как правило, для создания комического эффекта в былинах используется метод гиперболизации, преувеличения, которая служит средством уничтожения. В былине об Алеше Поповиче и Тугарине говорится:

В вышину ли он, Тугарин, трех сажень,
Промеж плечей косая сажень,
Промежду глаз калена стрела,
Конь под ним как лютый зверь,
Из хайлища пламень пышет,
Из ушей дым столбом стоит (4).

Редко все же встречаются случаи, когда под градом насмешек оказывается сам главный герой, богатырь. Но в отличие от посрамления отрицательного персонажа смех в данном случае выступает не как средство уничтожения, а как сила, пробуждающая героя к действию, когда он вынужден доказать свое положение не "шута", а богатыря. Вот как обращается мать к богатырю Добрыне Никитичу:

Я бы рада тя спородити
А талантом-участью да в Илью Муромца,
Силою во Святогора нонь богатыря,
Красотою было в Осипа Прекрасного,
Славою было в Вольгу Всеславьева,
Ай богачеством в купца Садка богатаго.
Ай богатаго купца да Новгородского,
А смелостью в Олешку во Поповича,
А походкою щапливою
Во того было Чурилушку Пленковича, -
Только вежеством в Добрынюшку Никитича:
Тыи статьи есть, да других бог не дал,
Других бог теби не дал да не пожаловал.

Результатом этой речи становится то, что Добрыня на долгие годы покидает родной дом и уходит на поле брани обретать славу и побеждать врагов (5).

Кроме того, в виде былин сохранились сатирические песни, которые имеют совершенно иное содержание - бытовое, социальной сатиры - где высмеивается супружеская неверность, разврат и греховность священников. Такие сказки, например, как сказки, собранные Киршею Даниловым, о неверной жене ("Сказка про гостя Терентиша"); или о нравах в монастырях и о разврате, творившемся там, в сказках "Из монастыря Боголюбова старец Игренищо", "Чурилья-игуменья". Былинный тип сказок наиболее древний, позже этот стиль сохранялся в виде сатирических произведений, а к XIX веку стал встречаться все реже.

На их место приходили сказки волшебные и богатырские. В этих сказках сатирическими героями могли стать Баба Яга, Змей Горыныч, другие сказочные персонажи, - христианство переделывало традиции и с помощью смеха изменяло характер образов. Так, образ Бабы Яги, как наиболее древний образ русской мифологии, из заботливой берегини, прародительницы, древнего положительного божества славянского пантеона, хранительницы рода и традиций был трансформирован в злой или комический фольклорный персонаж. Вот, например, как описывается в сказках Баба Яга:

"Взошел Иван-царевич в избушку и видит: на печи, на девятом кирпичи лежит Баба-Яга, костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюк намотаны, сама зубы точит" (6).

Трансформация образа Бабы Яги - это наиболее яркий пример того, как смех служил христианской религии, выполняя своего рода социальный заказ для придания отрицательных и комических черт древней славянской берегине.

Своеобразным видом сказок являются бытовые и сатирические сказки, в которых высмеиваются социальные явления. Бахтин отмечал, что смеховая культура народа внецерковна и внерелигиозна (7). Именно поэтому сказки чаще всего избирают мишенью своей критики чиновничество и священников.

Так, в 80-х годы XIX века в связи с кризисным положением православной церкви, в разных местах по соседству со старообрядческими приходами, крестьяне по их образцу стали пробовать подчинить сельский клир надзору со стороны сельских и волостных сходов. Они стали выносить приговоры об удалении не нравившихся им священников и о поставлении священниками мирских избранников. А вот фрагмент сказки, которая была записана в 1908 году со слов М.Я. Колотушкиной, Архангельск:

"В одном приходе не было попа. Собрались миряне попа выбирать. Выбирают из мужиков, а тут пришел мужичок Пахом. Все миряне:

- Ну, Пахом, быть тебе попом!
- Ну что же? Быть так быть! [...]

Вот поп пришел в церковь. Вошел в алтарь, надел ризы. Вышел из царских ворот и говорит:

- Слушайте, - говорит, - миряне! За что поп, за то и приход!
- Слушаем, батюшко!

Сторож подает ему кадило, угольев много, так кадило и горит. Взял поп кадило и начал махать. Махал, махал, у него уголье каленое выскочило из кадила да прямо в голенище. Ногами поп пошел стучать. Он топчет, и миряне все топчут ногами.

Уголь дальше забирается. Ничего ему не сделать, хлоп наземь, ноги кверху и лягает ногами. И все миряне хлопнулись на пол, ноги кверху, и все залягались.

Один мужичок вышел из церкви, а другой идет в церковь, и спрашивает его:

- Али уж отошла служба?
- Нет, не отошла! Топаньё-то отошло, а теперь - ляганьё!"

В этой сказке основным мотивом являются антиклерикальные настроения, до такой степени, что ее даже нельзя в полной мере назвать сказкой. В ней нет фантастических элементов, однако, нереальность ситуации, ее комическая, гротесковая гиперболизация все же ставят ее в ряд с другими сказками. Сатирические и бытовые сказки не всегда пользовались образами животных. Часто в роли сказочных персонажей выступали сами люди. Высмеивание социального устройства было свойственно всем периодам российской истории.

Также в сказках встречается отношение к смеху как к понятию - проявляющееся не во внешних формах и способах создания комического эффекта, а как отношение к социальному явлению. Ярким примером анализа подобного отношения может служить статья В.Я. Проппа "Ритуальный смех в фольклоре" на примере сказки о Несмеяне. В данном случае, в сказке проявляется отношение к смеху, как к ритуальному действию. В.Я. Пропп приходит к выводу, что Несмеяна является продолжением образа рождающейся и умирающей богини плодородия, от улыбки или смеха которой распускаются цветы и природа оживает для плодоношения.

Смех в данном случае символизирует живительную и рождающую силу природы и богини плодородия, которую "изображает" Несмеяна. На этом примере видно, что корни смеха уходят вглубь веков, и что он в древности выполнял ритуальную функцию. Бахтин М.М. предполагает, что в догосударственный период развития общества смеховые обряды стояли наравне с серьезными, были настолько же "официальны, он делает вывод о существовании "двумирности" в жизни народа, серьезного и сатирического миров, не умаляя значения ни одного, ни другого (8).

Можно отметить, что обрядовая функция сказки сохранилась, если иметь в виду именно смеховую традицию. Сказка часто сама вызывает смех, ее язык прост и доступен, это элемент развлечения, сохранение жизнеутверждающего настроя обрядов, фольклора в целом. Часто сказка воспринимается как смешная поучительная история:

"Бежала лиса по лесу увидала на дереве тетерева и говорит ему:

- Я в городе была, указ добыла - теперь птицам можно никого не бояться, гуляй себе по лугам. Нынче уж звери друг друга не трогают.
- Вот это хорошо, - говорит тетерев, - а то вот собаки бегут; кабы по-старому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего.
- Ну, мне пора, а то, может быть, собаки указа еще не слыхали".

Одним из самых употребительных и часто применяемых способов стал прием использования сказок о животных. В таком виде сказки могут использоваться все приемы, о которых говорят исследователи комического. Интересна также другая - воспитательная роль таких сказок. Сама же сказка служит именно для того, чтобы выявлять пороки общества и в наиболее яркой и доступной манере наказывать их. Здесь смех выполняет именно ту функцию, о которой упоминает А. Бергсон - это нечто вроде общественной выучки, он бичует нравы, приспосабливает к среде, исправляет и сглаживает недостатки.

Основными элементами такого рода сказок становились нормы общежития, морали, нравственности. В сказках всегда рассматриваются хитрость, доброта, смекалка, прилежание, вежливость и воспитание, готовность прийти на помощь или, напротив, лень, глупость, сварливость, злость.

В этом проявляется и психологическая роль сказки. Она помогает адаптироваться в жизни, вводит в круг общественных норм и избавляет от возможных проблем, страхов. Метод решения остается тем же - смех. Наглядным примером может служить сказка-страшилка "Пых". В этой сказке желаемый результат - избавить ребенка от страха перед злой силой, который достигается с помощью эффекта неожиданности.

Очень популярны в сказках народов мира сюжеты о противоборстве смерти, победы над ней с помощью хитрости и смекалки, и в то же время демонстрация необходимости смерти, негативный эффект ее отсутствия, что приводит к иному восприятию ее неизбежности (сказка "Солдат и Смерть" и т.п.).

Исторические и мифологические корни смеха и смеховых обрядов

Некогда смеху приписывалась способность не только повышать жизненные силы, но и пробуждать их в буквальном смысле слова. Это касалось как жизни человека, так и жизни растительной природы. Земля в античности воспринималась как женский организм, а урожай - как разрешение от бремени. Фаллические процессии античности возбуждали всеобщий смех и веселье, и этот смех и все, что было с ним связано, и чем он был вызван, должно было воздействовать на урожай. Некоторые теоретики и историки литературы к таким процессиям возводят происхождение комедии.

Концепции о живительной силе смеха прослеживаются не только в античности, но и в других ранних представлениях, относящихся к родовому строю. Древние якуты, например, поклонялись богине родов Ийесхит. Эта богиня навещает рожениц и помогает им тем, что во время родов сильно смеется. Также смех у некоторых народов был когда-то обязательным во время обряда посвящения при наступлении половой зрелости, сопровождая момент нового символического рождения посвящаемого. Смех способствовал воскрешению из мертвых, как в прямом, так и в переносном смысле. Так, в якутских обрядах после поимки животного на охоте смеялись ради возрождения убитого зверя к новой жизни и вторичной его поимке, или можно вспомнить обычай населения Сардинии убивать стариков, при этом громко смеясь. В отличие от привычного представления о "сардоническом смехе", как о жестоком и злорадном, в свете другого подхода его можно трактовать как сопровождающий переход из смерти в жизнь, то есть смех при убивании превращает смерть в новое рождение, уничтожая убийство (9).

В период бурного роста хлебов и трав молодежь устраивала игрища с громким смехом, обрядовой эротикой, песнями о любви и молодости. В основе обрядов лежат представления об умирающей и воскресающей богине плодородия, с возвращением которой на землю начинается плодоношение земли, распускаются цветы. Эти мотивы и традиции прослеживаются в русских обрядах сожжения Масленицы, проводах Русалки, сожжении Костромы и Купалы, похоронах чучела кукушки, которые тоже сопровождались веселыми празднествами, смехом, притворным плачем и гуляньями. Чучелам устраивали торжественную встречу, а затем убивали, уничтожали, сжигали в поле, за околицей или у реки. Разыгрывались настоящие похороны, которые обставлялись, однако, не трагически, а комически и завершались нередко бурным весельем. В основе и этих действ лежит "философия зерна": чучело убивали, чтобы заставить божество воскреснуть или передать свою силу земле и возродиться из нее в виде нового урожая. Чрезвычайно важно, что подобные убийства, растерзания, сжигание всегда сопровождались притворным плачем и непритворным смехом. Смех здесь оказывал живительное действие, потому что смех есть признак жизни; более того, по народным воззрениям, смех способен вызывать и возрождать жизнь (10).

Многие праздники сопровождались и посещением кладбищ, поминовением родственников. В день проводов Масленицы было прощеное воскресенье, древним был обычай посещения могил на Троицу. С обычаем этим боролись еще во времена Стоглавого собора 1551 года, на котором отмечалось:

"В троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим причитанием. И егда начнут играти скоморохи, и гудцы и перегудники, они же от плача пререставше, начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сатанинские пети..." (11).

А вот отголоски того же обычая более позднего времени - анекдот из книги Ивана Манжуры (1851-1893) "Сказки, пословицы и т.п., записанные в Екатеринославской и Харьковской губерниях". (Харьков, 1890):

"Умер муж, жена ну голосить:

- Муженек мой, родименький, ты ж, бывало, вспашешь поле и посеешь огурцов, арбузов и дынь...Дынь, дынь, дынь!.

И как дошло дело до этих "дынь", всплеснула руками и давай по хате танцевать" (12).

Заключение

Сказка стала гармоничным продолжением земледельческих традиций. В ней проявилось все многообразие культурных народных форм. Сказка выполняла как воспитательную функцию с самого детства ребенка, помогала войти человеку в круг норм и общественных порядков, гармонично развиваться в окружающей среде.

Огромную роль в выполнении этих задач играл смех, смеховая культура и обряды. На основании рассмотренных примеров можно сделать вывод о существовании нескольких форм смеховых традиций в фольклоре, в частности, в сказке.

Во-первых, это древняя обрядовая форма отношения к смеху, как к рождающему началу, живительной силе земли, которая проявлялась в сказках.

Во-вторых, это неправильное понимание архаичных обрядов и персонажей, что вело к их изображению в сказках в комическом виде, будь то самостоятельный процесс или под воздействием внешних факторов.

В-третьих, это специальная воспитательная и адаптирующая роль смеха в поучительных сказках, психологическая функция смеха.

В-пятых, социальная, высмеивающая функция смеха в сказках. Ее объектом становились социальные пороки, недостатки государственных институтов, социального устройства.

В-шестых, "патриотическая" роль смеха в былинах, высмеиванием уничтожавшая врагов и доброй насмешкой побуждающая добрых героев, богатырей к действию и к победе.

Можно сделать вывод о необходимости дальнейшего, более глубокого исследования смеховых традиций на основе современных подходов к изучению общественного сознания и при детальном анализе мифологических и традиционных установок народа.

Используемая литература

1. Азадовский М.К. История русской фольклористики. Т. 1-2. М., 1958-1963.
2. Антология мирового анекдота. От великого до смешного...Киев-М., 1994.
3. Афанасьев. А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1-3. М., 1985.
4. Бергсон А. Смех. М., 1992.
5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.
6. Гуси-лебеди. Фольклор для детей от колыбельных до былин. / Сост., вступ. ст. и комм. В.И. Калугина. М., 1990.
7. Древнерусская литература. Книга для чтения. / Сост. Е. Рогачевская. М., 1993.
8. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.-Л., 1958.
9. Кайсаров А.С., Глинка Г.А., Рыбаков Б.А. Мифы древних славян. Велесова книга. Саратов, 1993.
10. Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост., вступ. ст. и примеч. А.Ф. Некрыловой. М., 1991.
11. Методы изучения фольклора. Л., 1983.
12. Мифы и легенды Европы. Саратов, 1994.
13. Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1-2. М., 1980, 1982.
14. Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1983.
15. Пропп В.Я. Былины. Т. 1-2. М., 1958.
16. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963.
17. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. (По поводу сказки о Несмеяне). М., 1999.
18. Пропп. В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998.
19. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М., 1958.
20. Русские народные сказители. / Сост., вступ. ст., вводные тексты и комм. Т.Г. Ивановой. М., 1989.
21. Русские народные сказки. / Сост., вступ. ст. и прим. В.П. Аникина. М., 1985.
22. Сказки народов СССР. Т. 1-2. / Сост., вступ. ст. и примеч. В.П. Аникина. М., 1986.
23. Толстой Л.Н. Война и мир. Т. 1-4. М., 1947.
24. Халанский М. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава. 1885.
25. Юдин Ю.И. Интерпретация былинного сюжета. К методике обнаружения эпического подтекста // Методы изучения фольклора. Л., 1983. СС. 146-153.

Сноски

1. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. (по поводу сказки о Несмеяне). М., 1999. С. 224.
2. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. (по поводу сказки о Несмеяне). М., 1999.
3. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. (по поводу сказки о Несмеяне). М., 1999.
4. Гуси-лебеди. Фольклор для детей от колыбельных до былин. / Сост., вступ. ст. и комм. В.И. Калугина. М., 1990. С. 489.
5. Гуси-лебеди. Фольклор для детей от колыбельных до былин. / Сост., вступ. ст. и комм. В.И. Калугина. М., 1990.
6. Сказки народов СССР. Т. 1. / Сост., вступ. ст. и примеч. В.П. Аникина. М, 1986. С. 23.
7. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. С. 13.
8. Бергсон А. Смех. М., 1992. С. 24.
9. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. (по поводу сказки о Несмеяне). М., 1999. СС. 235-237.
10. Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост., вступ. ст. и примеч. А.Ф. Некрыловой. М., 1991.
11 . Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост., вступ. ст. и примеч. А.Ф. Некрыловой. М., 1991.
12. Антология мирового анекдота. От великого до смешного...Киев-М., 1994.

Масленникова Елизавета Валентиновна, бакалавр истории, (095) 268-32-97, lizbox@mail.ru