Раушенбах Б. Пристрастие. Они и мы

В Германию, точнее, в Баварию я попал в прошлом году на средства немецкого
Фонда обмена учеными — фонд этот государственный — и по приглашению кафедры
истории византийского искусства Мюнхенского университета. С приглашающей
стороной мы договорились, что работать я буду сам по себе, буду делать то, что
мне интересно и нужно на будущее: я стараюсь по мере возможности не отказывать
себе в удовольствии заниматься тем, чем хочу. Но, кроме того, выступлю с
несколькими докладами в университете.
Сделал три больших доклада, два по часу, а один, последний, даже на полтора
часа. Темы самые разные - проблема перспективы в искусстве и связанные с этим
древний, средневековый и современный периоды искусства, — некая помощь
искусствоведам, объяснение, почему один вид перспективы переходил в другой и
почему все способы одинаково хороши, а вовсе не так, как обычно думают: вот
сначала художники "не умели", а теперь "умеют". Художники умели всегда, и
очень хорошо умели.
Доклад для богословов с теологического факультета был посвящен понятию Троицы;
мне удалось показать, что с математической точки зрения понятие троичности
логически безупречно. Богословский факультет Мюнхенского университета
периодически, два раза в год, выпускает сборники, и этот мой доклад выходит у
них сейчас.
А третье, я бы сказал, наиболее успешное выступление, было сделано мною у
египтологов: почему в Древнем Египте так странно рисовали. Древнеегипетское
изобразительное искусство, на мой взгляд, было искусством предельного
геометрического совершенства, дальнейшее улучшение которого немыслимо. Мой
подход к этому делу оказался для египтологов довольно неожиданным, поэтому мне
и пришлось так долго говорить, необычно долго, и слушатели потом утверждали,
что все было страшно интересно. Этот доклад выходит на английском языке в
Германии, в "Геттингенских заметках", — журнале, предназначенном только для
египтологов.
Такова формальная сторона моей поездки. Кроме всего прочего я занимался
историей ракетной техники в библиотеке всемирно известного Немецкого музея, по
нашим понятиям — политехнического музея.
Естественно, денег на такую поездку, как у всякого нормального русского
академика, у меня не было, и мне оплатили три месяца пребывания в Баварии
немцы. Нам с женой хватало на кормежку и на квартиру и даже на мелкие подарки
детям. Фонд предоставил нам жилье в виде полуторакомнатной квартиры, как их
называют немцы: это сравнительно большая однокомнатная квартира со всеми
удобствами плюс микроспальня, где помещались только две постели, тумбочка и
шкаф. Подобные помещения за комнату не считают и именуют полукомнатой. Но нам
этого было вполне достаточно, жили мы в самом центре Мюнхена, пять минут
ходьбы до университета, очень удобно. И то, что мы жили, как живет простой
немецкий обыватель, то есть жена ходила по магазинам, покупала продукты,
готовила обед, а я ей помогал, — позволило нам всмотреться в те стороны быта,
которые от обычных туристов ускользают, потому что те живут в отеле, их возят
на экскурсии в автобусе, но что можно увидеть из автобуса? А мы существовали
как заурядные немецкие бюргеры, "внутри". Может быть, поэтому некоторые наши
наблюдения представляют интерес.
Первое, что приходит в голову — не в порядке важности впечатлений — и что меня
поразило, так это буквально помешанность населения на проблемах экологии.
Стремление сохранить природу, ее первозданность принимает формы совершенно
необычные, порой, казалось бы, гипертрофированные. Немцы, видимо, в силу
своего характера очень в это дело вникают. Ну, например, у нас считалось и
считается большим достижением употребление одноразовых бумажных и
пластмассовых стаканчиков, тарелочек и тому подобное, об этом много писали и
говорили, это внедряли и внедрили, наконец, и вроде бы все хорошо: наливают
вам сок в такой стаканчик, вы пьете, стаканчик выбрасываете — гигиенически
очень разумно. Так вот в Германии уже никто не пользуется одноразовыми вещами,
потому что их надо потом, как всякие отбросы, перерабатывать, а это загрязняет
окружающую среду, это удар по природе. И опять всюду перешли на стеклянные
стаканы, которые моют, на бутылки, которые полощут, на нормальные, а не
папочные тарелки. Ничего не должно уходить в природу, вредить ей — это первое,
что меня поразило и что турист, может быть, никогда не заметит.
Борьба за чистоту окружающей среды настолько въелась в сознание людей, что
когда я, например, в одной немецкой семье вспомнил, как раньше выводили жирные
пятна с одежды: нужно посыпать зубным порошком, сверху покрыть бумагой,
прижать утюгом и все в порядке, — то одна женщина страшно заволновалась: как
это интересно, как интересно! Ей говорят, ну зачем же зубной порошок, у нас
есть пшикалки, которые практически мгновенно уничтожают пятна, пш-ш-ш, потом
двадцать минут подождать, стряхнуть и чисто,— она возразила: "пшикалка портит
окружающую среду, а у Раушенбаха экологически безвредный способ чистки
платья". Представляете, женщины, домашние хозяйки заинтересованно обсуждают
экологически чистый и экологически вредный способы приведения в порядок
одежды! И я оказался в их глазах великим человеком, который вспомнил
старинный, экологически безупречный прием удаления жирных пятен.
Нарочно привожу такой пример, как бы на уровне домохозяек, потому что не
государственные деятели или люди, которым положено заниматься такими
проблемами, а все, все население помешаны на экологии. Беспрерывно об этом
говорят, беспрерывно пишут, беспрерывно протестуют "зеленые' и, надо сказать,
своего добиваются.
Второе, что меня поразило, нам может показаться очень смешным, но там вызывает
бурный общественный интерес. Должен заметить, что мне в Германии было
скучновато — у нас, если уж что-то происходит, так происходит! А я за три
месяца пребывания в Баварии видел всего одно массовое, длившееся примерно
недели две или три событие — демонстрации с плакатами, трибуны, микрофон,
антиправительственные речи, выпады в адрес руководства... Короче, впечатление
такое, что рушатся основы мироздания. И все с максимальной активностью, на
главной площади города, на Мариенплатц, где какой-то бородатый и мохнатый
человек на временной трибуне орет в микрофон, и все его слушают. О чем же
речь? Об изменении тарифа на телефоны. Причем это даже не увеличение платы,
просто решили назначать цену в зависимости от длительности разговора, и
сторонники этого метода утверждают, что так более справедливо: если человек
больше говорит, значит, ему больше платить, а тот, кто говорит мало, тому и
платить меньше. Логично. И цель не в том, чтобы содрать с населения побольше —
в среднем плата не повысится,— цель в том, чтобы разгрузить телефонные сети от
болтунов.
И вот я тоже стоял в толпе, слушал, как оратор цитирует письмо какой-то
старушки, что у нее единственное удовольствие сесть за телефон и звонить
подругам, ей уже восемьдесят, ходить трудно и одна у нее осталась радость —
потрепаться по телефону с приятельницами. Вот до чего наше правительство
довело народ, — восклицает оратор, — старушку лишают последнего удовольствия в
жизни... На фоне нашей повсеместной стрельбы мелкотравчатость подобных
страстей меня угнетала, мне казалось, что все это несерьезно, что люди
занимаются, бог знает чем. А с другой стороны, может, это хорошо, что у них
только такие события вызывают взрыв чувств?..
Еще об экологии. Не выпускают больше некоторых типов пластмассовых бутылок,
они исчезли, по-моему, все перекочевали к нам. Я собирался привезти из
Германии одно лекарство, которого у нас не достать, и решил, что куплю легкие
пластмассовые бутылочки, чтобы не тащить в дороге лишнюю стеклянную тяжесть.
Выяснилось, что переработка пластмассы роковым образом отражается на экологии,
поэтому из нее стараются ничего не делать, и мне с большим трудом удалось
разыскать в кладовке у знакомых две такие, купленные много лет назад,
бутылочки для моего лекарства.
Пластмассовые мешочки, в которых носят купленное, еще сохранились, но на них
пишется, что они предназначены для многократного пользования и, пожалуйста, из
соображений экологической культуры просим вас не выбрасывать данную авоську, а
пойти с ней за покупками второй, третий, четвертый раз. Кроме того, эти
авоськи сейчас стали платными, и каждый покупатель невольно задумается, стоит
ли тратить лишние деньги, если можно эту же авоську употребить несколько раз.
Стеклянная тара или возвращается в магазин — скажем, покупая пиво, вы платите
еще залоговую стоимость бутылки и, когда приносите ее, получаете залог
обратно, — или выбрасывается в специальные контейнеры, о чем речь пойдет
дальше. То есть все перешло на доброе старое время, на старую систему и мне
думается, в этом есть смысл. Нам говорили, что в ближайшее время будет
запрещена продажа пива и других напитков в металлических банках, и это из тех
же соображений.
Борьба за чистоту в Германии — это борьба и в экологическом смысле слова, и, я
бы сказал, в буквальном. Улицы убираются настолько идеально, что когда мне
пришлось в дождливую погоду проехать километров триста на автомашине из одного
города в другой, и мы гнали сначала по отличному шоссе, а потом по каким-то
проселкам и заштатным, но идеально асфальтированным дорогам — приехали на
место, я вышел из машины и поразился: да, она была мокрая, но не была грязная!
Проехать по нашим шоссе в дождь — значит, быть в грязи по самую крышу!
На улицах и тротуарах не видно ни окурка, ни бумажки. Какой контраст с нами,
когда мы повсеместно видим прекрасно одетых людей (они думают, что таким
образом "догнали" Европу), которые швыряют на землю пустые пачки от сигарет
“Marlboro”. Они не знают, что свинья остается свиньей, даже если ей повязать
бантик.
Жили мы в Баварии ноябрь-декабрь-январь, погода в это время около нуля, то
плюс два, то минус три, тает, подмораживает, становится скользко, значит, по
нашему обыкновению, надо тротуары посыпать песком. Но песок дает грязь. Чтобы
не было грязи, там пользуются чем-то вроде мраморной крошки, камешками
размером меньше горошины, вроде гречневой крупы; этот состав исключает всякое
поскальзывание и не образует каши, камешки остаются сами по себе. Потом их
собирают и снова рассыпают при надобности — на тротуарах стоят специальные
ящики для этих камешков, их туда ссыпают и многократно употребляют. Никому в
голову не придет нелепая мысль посыпать дорогу песком, то есть образовывать
грязь. Поэтому, надевая соответствующую обувь, по погоде, мы возвращались
домой, при входе в подъезд вытирали ноги о маленький специальный коврик, но не
для того, чтобы счистить грязь, потому что грязи не было, а чтобы стряхнуть
воду, а потом шли к себе в квартиру, и никаких грязных следов за нами не
оставалось. Я не обратил специально внимания, когда убирают улицы, очевидно,
рано утром или ночью, но делается это постоянно.
Постоянно в городе следят и за реализацией отходов. Если вам необходимо что-то
выбросить, то для этого есть много возможностей. Ну конечно, не на центральных
улицах, но достаточно посмотреть налево-направо — и увидишь огромные
бочкообразные сооружения, куда можно все кидать: отдельно пластмассу, отдельно
бумагу и картон, отдельно металл и фольгу. Но как кидать? Скажем, три такие
здоровенные бочки стоят рядом и предназначены для трех видов стекла — желтого,
белого и зеленого. Каждый сорт — в свой контейнер. Я собственными глазами
видел, как какая-то дама приехала на шикарной машине — марка не хуже
"мерседеса", - открыла багажник, вытащила оттуда бутылки и стала тщательно
рассортировывать в нужные контейнеры. У нас такое невозможно, а немцам и в
голову не придет нарушить правила. Как я понимаю, этой даме лично ничего не
нужно, но таким образом она вместе со всеми борется за экологию, за чистоту.
Одета она была великолепно, но не погнушалась приехать к мусорнику, кстати,
очень опрятному, и выбросить свои бутылки — не ради денег, не ради экономии, а
из желания видеть свой город абсолютно чистым, здоровым, экологически
сохраненным.
Может быть, это кому-то покажется смешным — то, о чем я сейчас пишу, а на
самом деле это печально, печально для нас, потому что нам до этого далеко. До
абсолютного соблюдения всех правил. В России ведь как: все считают, что
распоряжение Лужкова или кого-то из власть предержащих касается всех, кроме
меня: а-а, ерунда, мне можно, что тут особенного... Нет, если немцам будет
указано выходить из дома обязательно с правой ноги, они все будут выходить
именно с правой. Это много раз описывалось, и тем не менее, меня всегда это
поражало. Ночью нет движения ни по одной улице, у перехода стоит тетка и ждет
зеленого света. Сначала мне казалось, что это идиотизм: она же видит, что
машин нет ни справа, ни слева, ни сзади, ни спереди. Идти можно даже на руках,
не то что на ногах, но она стоит и ждет. Думал я, думал и пришел к мысли, что,
может быть, они таким образом, развивают силу воли? Своего рода принцип? Не
делать того, что можно и хочется, а делать то, что положено.
Многое, о чем я говорю, хорошо известно, иногда даже вызывало и продолжает
вызывать некоторую иронию — вспомните хотя бы "Железную волю" Лескова. У
писателя тогда была другая художественная задача, другие основания для
создания образа Гуго Пекторалиса, но смеялся он, по-моему, зря. Немецкая воля,
немецкий характер — явления весьма положительные. Тогда было иное время,
народу было немного, и отдельный человек мог испортить что-то только в
масштабах маленькой деревни, а теперь отдельный человек может испоганить целый
город и даже целую страну. В руки отдельного человека даны такие огромные
мощности, о которых раньше не подозревали, и поэтому экологическая
воспитанность, воспитанность к чистоте, воспитанность к порядку очень нужны.
Мюнхен, столица Баварии, входит сейчас в первую тройку или пятерку немецких
городов. "Столичность" чувствуется в Мюнхене и потому, что население этой
земли считает себя не немцами, а баварцами, и поэтому для них Берлин — не
столица, для них столица Мюнхен. И их мало волнуют общегерманские заботы, их
значительно больше волнует то, что скажет их премьер-министр Штойбер, который
появляется чаще на экранах мюнхенского телевидения, чем канцлер Коль, и
действительно очень много делает для своей земли. Бавария поистине независимая
страна, самая большая федеральная земля Германии с населением 12 миллионов
человек, площадью 70 000 квадратных километров, даже несколько больше. Это не
только самая крупная по площади федеральная земля, но, можно сказать, в
каком-то смысле и самая влиятельная, существенная, потому что кроме площади и
населения там огромная концентрация промышленности, производства — чего стоит
один только БМВ — Баварский автомобильный завод!
Баварцы — страшные националисты и имеют к тому основание, потому что первые
упоминания о некоем герцогстве баваров относятся к шестому веку — к шестому! —
а в двенадцатом веке в Баварии уже правит династия, продержавшаяся до 1918
года. Суверенное баварское герцогство со временем становится княжеством, а еще
позже — королевством. С шестого века — совершенно суверенное государство, в
свое время поставившее Наполеону более тридцати тысяч солдат для русского
похода, что свидетельствовало о мощи Баварии.
Имея такую богатую историю, баварцы весьма склонны считать себя особенными и
всячески подчеркивать это. По телевидению в основном идут баварские, а не
общегерманские передачи, по всей земле стоят памятники баварским историческим
деятелям - герцогам, князьям и королям. На одной из главных улиц Мюнхена
воздвигнута огромная триумфальная арка, поставленная в середине прошлого века,
и надпись на ней гласит: "Баварскому войску!' (Бавария тогда еще не входила в
Германию, Германии как таковой не было). Правда, сейчас, после войны 1939
-1945 годов, на этой арке, восстановленной после бомбежек, с другой стороны
добавлено: "Поставлена в честь победы, разрушена войной, зовет к миру". Уже
более современная формула.
Стоит один раз пройтись по Мюнхену, чтобы заметить, что баварцы и одеваются
по-своему. Не обязательно в традиционный народный костюм (это тоже делают), но
у мужчин, скажем, в ходу шляпа слегка охотничьей формы, не с лентой, а с витым
шнуром, и у некоторых за шнуром торчат перья, а кое у кого еще и какие-то
щетки, якобы символизирующие усы убитого на охоте медведя. Я встречал одного
горожанина, у которого, мало того, что перья торчали на шляпе и торчали эти
самые теоретические медвежьи усы, у него еще была прикреплена к тулье
когтистая орлиная лапа! И он, очень гордый, буквально нес на себе эту шляпу.
Иногда такой "ассортимент" крепится к шляпе овальным медальоном с изображением
любимого баварцами короля Людвига II (он царствовал в середине XIX века) — его
портреты, барельефы вы можете встретить на каждом шагу. Женщины носят красные
баварские юбки, хотя вполне могут одеваться и по-европейски, но если выйдут на
улицу в полном баварском национальном наряде, никто на них не будет пялить
глаза. Представьте, если у нас женщина наденет русский сарафан, это будет
воспринято как нечто ненормальное, а на самом-то деле что в этом плохого?
Мужчины часто, особенно летом, носят короткие кожаные штаны, гольфы и башмаки,
как в Австрии. И никто не обращает на это внимания — так принято.
Повторю, что баварцы всячески, любым способом подчеркивают и всем дают понять
свою национальную принадлежность. Если вы зайдете в книжный магазин, то можете
купить массу изданий по истории Баварии, а по истории Германии, может быть,
ничего не найдете. Еще бы, баварцам есть о чем рассказать с шестого-то века!
Столько войн, столько всяческих стычек. Один из баварских князей был даже
императором Священной Римской империи германской нации, они очень гордятся
тем, что однажды на эту роль выбрали баварца. Об этом не забывают...
На улицах Мюнхена, который во время последней войны был сильно разрушен, а
теперь тщательно восстановлен, отреставрирован и заново отстроен, вы увидите
сравнительно мало германских флагов, но очень много баварских, бело-голубых. В
официальных местах обычно висят три флага: баварский обязательно,
общегерманский и общеевропейский — синее поле и в центре круг звезд по
количеству стран, объединенных в Европейском Сообществе. Всюду, где только
можно, вводятся баварские цвета, например фирменный знак БМВ, если вы обратите
внимание, бело-голубой.
Желание сохранить этническую индивидуальность, нацию, сохранить свой народ,
свои обычаи — вот то умное, что есть в национализме. Но есть в национализме и
глупости — о них речь пойдет ниже.
Бавария, как уже говорилось, в течение многих столетий была независимой, и
только, отразив французскую агрессию в 1870 году, германские государства
объединились. Обычно считают, что тогда Германия напала на Францию, но это
неправда. Напала Франция на Пруссию, потому что Наполеону III, очень
малопопулярному правителю, нужен был внешний эффект, была нужна победа, и
Пруссия тогда вела оборонительную борьбу. Чтобы наказать агрессора, пришлось
объединиться, и это временное объединение перешло в постоянное — так в 1871
году появилась Германская империя. Для истории это совсем недавний срок, если
сравнивать с шестым веком. Бавария была независима до объединения многие сотни
лет, и если вы пойдете в бывшую королевскую резиденцию, то на стенах открытой
галереи увидите стенопись, свидетельствующую о победах и других выдающихся
деяниях этого самостоятельного государства. Стремление сохранить национальный
престиж сказалось и в том, что даже после объединения в Германию все-таки
остались отдельные баварские воинские части, хотя они и подчинялись
общегерманскому командованию.
Если сравнить баварский национализм с каким-нибудь другим, то, пожалуй, он в
некоей мере похож на западноукраинский, то есть чрезмерно подчеркнут. И
все-таки существенно отличается от украинского. Украина всегда входила в
состав России или в состав Польши, она никогда не имела государственности, а
Бавария была королевством и столетиями сохраняла суверенность.
Кроме того, русские и украинцы никогда не вели масштабных войн друг с другом,
в то время как Бавария много воевала как с соседями, так и с далекими
северными землями Германии. С северными землями был еще одни повод для вражды
— там жили протестанты, в то время как баварцы исповедуют католичество, а мы
знаем, что в Германии с XVI века бушевали религиозные войны. Между русскими и
украинцами религиозной вражды никогда не возникало, и те и другие являются
православными.
Если повстречаются русский с украинцем, и каждый будет пользоваться своим
языком, то они прекрасно поймут друг друга, в то время как баварец,
встретившись с немцем с берегов Северного моря, хотя бы фризом, скорее всего
не поймет ни слова.
Казалось бы, такая история и неидентичность должны были сделать баварский
национализм особенно агрессивно "самостийным", однако сегодня ни одному
баварцу не приходит в голову бредовая идея о суверенитете.
С моей точки зрения, суверенитет сегодня синоним слова "глупость". Баварцы
прекрасно понимают, что если они объявят о своей "независимости", то только
проиграют, и сильно проиграют. Представим себе такую нелепую ситуацию:
Бавария, имевшая более тысячелетия суверенитет и государственность, решила
снова стать абсолютно суверенной. Ну и что дальше? Во-первых, нужно будет
ввести собственную валюту, не марки же оставлять немецкие, а какой-нибудь
баварский талер или еще что-нибудь придумать; далее, нужно поставить
пограничников и таможни на всех границах, как у нас сейчас между Россией и
Украиной и другими бывшими республиками Союза. Всякий баварец понимает, что
это значит, затратить огромные средства без смысла, порвать установившиеся
хозяйственные и личные связи, вызвать экономический хаос и падение
производства, увеличить безработицу, а как результат — получить резкое падение
жизненного уровня баварцев. Поэтому, если баварцам предложить выйти сейчас из
объединенной Германии, они будут считать это идиотизмом, который может
предложить только дурак или подлец. По аналогии я считаю отделение Белоруссии,
Украины и России друг от друга просто глупостью. Разорвали то, что было
единым, и в результате все народы стали жить хуже, а то, что несколько
недалеких политиков теперь ездят на государственных машинах с государственными
флагами и именуются президентами, просто показывает их амбициозность и
безразличие к страданиям простых людей. И больше ничего.
Баварский национализм, в отличие от украинского, умный, "правильный";
очевидно, он результат отточенной за многие столетия культуры народа, большого
национального опыта. Он сохраняет то, что нужно народу, — национальную
культуру, язык, обычаи, обряды. Народ сам командует у себя промышленностью,
бюджетом, средствами массовой информации, культурой, религией, порядком. В
Баварии, например, школьные каникулы не тогда, когда в Гамбурге, потому что
"мы баварцы, мы суверенны, как хотим, так и делаем". И это их право, никто и
не возражает. Существует даже баварский орден, которым награждают за заслуги
перед Баварией. Общее у всех немецких земель — это внешняя политика, денежное
хозяйство и армия. И никаких таможенных границ. Все это выгодно людям,
благодаря этому они живут хорошо! Достаточно добиться суверенности, чтобы
катастрофически испортить жизнь населению.
Всякий национализм, который перешагнул через "баварскую черту", не
интересуется положением народа; крикуны, которые стоят во главе движения,
думают только о себе, а националистические лозунги звучат так эффектно, что
привлекают многих простодушных прежде всего демагогической трескотней.
Подчеркну еще раз, что всякий национализм не баварского типа — это всегда
ухудшение жизни народа.
Мне приходилось читать в одной научной работе, что национализм на Украине
австрийского "производства", выходец из австрийских земель, из бывшей Галиции,
которая входила в состав Австро-Венгрии. Украинцы, жившие в Галиции в прошлом
веке, естественно тянулись к России, а Австро-Венгрия всегда была в очень
плохих отношениях с Россией, постоянно опасным соседом, и австрийские
руководители "придумали" украинский национализм: зачем, мол, вам русские,
давайте, украинцы, объединяйтесь против русских. И западные украинцы купились
на этом деле. Они и сейчас продолжают отрабатывать тридцать сребреников,
полученных когда-то от австрийцев.
Мне кажется, если брать нынешнюю Россию, то ближе всего к баварской "модели"
подошел Татарстан. Автономия Татарстана в составе России именно такая, как
баварская в составе Германии. Все, что важно для Татарстана, он имеет право
делать (правда, это мое личное впечатление, подробностей я не знаю). Но в то
же время не имеет собственной валюты, собственной армии и не делает прочих
глупостей, которыми тешатся другие наши бывшие, теперь отделившиеся
республики. Он пользуется естественными преимуществами бытия в большом
социальном сообществе. Шаймиев производит впечатление тактичного, трезвого
политика, и он действительно многого добился в Татарстане! У него огромный
авторитет, умение учитывать национальные особенности народа, но не на уровне
татарского шовинизма. То есть достигнуто нужное равновесие. Редкость, что во
главе государства стоит умный человек. Может быть, благодаря таким людям у нас
что-нибудь и получится...
Наблюдая за тем, что происходит в Баварии, я понял две вещи: первое, что
развал Союза, как говорит мой друг академик Моисеев, был преступлением и, по
его словам, они никогда не получат прощения. Они — те люди, которые собрались
и развалили Союз. И второе. Побывав в Баварии, я понял, что болтовня о
суверенитете — глупость. До Баварии я этого не чувствовал, там я четко ощутил,
что это не только преступление, как считают многие, но и колоссальная дурость.
Инициаторам развала важно было в тот момент развалить Союз, а на то, что
страдает и будет страдать народ, им было наплевать.
Сразу после развала Союза я сказал, что он снова возникнет и то, что
насильственно, по дурости, разорвано, будет восстановлено естественным путем,
снизу. Но только мы потеряем на этом деле очень много времени, денег,
ресурсов, отстанем от других стран, развалим экономику, утратим мировой
престиж во многих областях науки и культуры. Но, тем не менее, все
восстановится, потому что в мире идет тенденция к сближению — объединяются
Франция с Германией, страны, о союзе которых раньше даже говорить не
приходилось; у европейского союза сейчас уже нет границ, уже можно ездить,
свободно перемещаться из одной страны в другую. Фактически Германия и Франция
становятся одним государством и, пусть с опозданием на пару лет, они введут
единую валюту. И за этим я не почувствовал в Германии абсолютно никакого
"подтекста". Думаю, и во Франции его нет. Лучше иметь друга, чем врага.
Германия, которая, как и бывшее Советское государство, состоит из разных
земель, у нас — республик, — сумела создать такую конституцию, которая дала
свободу всем землям, одновременно объединив их единой маркой, единым
промышленным пространством, внешней политикой и армией. А внутренняя политика
— дело каждой земли. И это настолько разумно, настолько удобно всем, что никто
не собирается ничего менять.
Будучи в Германии, я, естественно, продолжал "болеть" за свою страну, и,
честно говоря, иногда мне бывало очень стыдно. Впервые я стыдился своей
страны, никогда этого раньше не было; в советское время я всегда гордился — не
по Маяковскому с его краснокожим паспортом, а вот тем, что я представитель
Великой Державы. Теперь же наш развал и криминализация достигли такого уровня,
что порой я просто-напросто не знал, что отвечать людям. Был в гостях и
совершенно случайно познакомился и разговорился с молодым инженером, который
сейчас ради заработка вкалывает шофером-"дальнобойшиком" на международных
трассах. "Мне,— говорит, это сейчас выгодно, хорошо платят". "А в Россию
ездите?" — спрашиваю я его. "Нет,— отвечает,— и никогда не поеду". — "Почему?"
"Во-первых,— говорит он, — там убивают водителей, у нас уже троих убили (это
его слова, я не могу судить, насколько они соответствуют действительности), но
даже не в этом дело. Главное, что ГАИ и другие официальные структуры всюду
берут взятки, причем берут их в невероятных количествах, требуют беспрерывно.
Настоящий грабеж!" И теперь "дальнобойщикам", едущим в Россию, фирма
официально дает пятьсот марок на взятки, в которых шофер не обязан
отчитываться. Будешь, мол, давать каждому "на лапу", потому что иначе не
доедешь. Таким образом, Россия официально считается страной, которой руководят
взяточники и их пособники. Кроме денежных поборов, берут еще и натурой. Идет
проверка товаров: "Что везете?" — "Сыр".— "Ну, открывайте... Да, действительно
сыр..." Один берет головку, другой — головку, закрывают: "Езжай дальше"...
Такого срама я никогда не испытывал, мне было стыдно перед немцами за нашу
богоспасаемую Отчизну. Это ведь государственный позор.
И, тем не менее, немцы относятся к нам хорошо. Особенно любят они Горбачева,
который дал им свободу, разрушил берлинскую стену. Я нигде не почувствовал
плохого отношения к себе только потому, что я из России.
Наши, условно будем говорить, "русские немцы", приехавшие в Германию навсегда,
предки которых когда-то в далекие времена переселились в Россию, пытаются
стать немцами. У них это плохо получается. А вот дети их уже неотличимы от
настоящих немцев. Я был в семье одного такого русского немца; сам он довольно
плохо говорит по-немецки, а дети ходят в школу, одна девочка учится в
техникуме, они говорят на чистейшем современном немецком языке, и проблем у
них с этим не будет никогда и никаких. Фактически ассимиляция их — вопрос
одного поколения.
Русским немцам, которые уехали в Германию теперь уже навечно и получили
германское подданство, материально живется тяжело. Те, кто приезжал первыми,
скажем, лет десять назад, когда их "на ура" встречали, устраивались очень
хорошо и быстро. Сейчас поток едущих из России настолько велик, что их уже
невозможно "рассовать", тем более что в последние годы безработица
увеличилась. Устроиться тяжело особенно в крупных городах. Поэтому русских
немцев загоняют куда-то в провинцию, даже в деревню. Ну, если колхозник
попадет в деревню, то ничего страшного, это неплохо, а вот, скажем, журналист,
с которым я имел беседу, что ему там делать? Он не в состоянии отличить свеклу
от брюквы, так что перспектив никаких, а в школе не может преподавать, потому
что не знает языка. В конце концов, в течение трех лет он совершал всякие
"телодвижения" и попал в Мюнхен, теперь уже работает журналистом, но не на
штатной работе, а на временной, то есть не имеет постоянного заработка. Но я
считаю, что он уже хорошо устроен, хотя денег у него лишних нет.
Живи он с семьей в провинции, вполне возможно, что ему было бы легче. Потому
что крупные германские города или дорогие, или очень дорогие. Мюнхен,
например, очень дорогой город. Квартиры раза в два дороже, чем в Бонне. В
Бонне я платил бы за квартиру пятьсот марок в месяц, в Мюнхене платил тысячу.
Цены на продукты не так резко отличаются, но они тоже разные. Города, в
которых живут богатые люди, сильно бьют по карману. В Мюнхене в среднем
относительно богатое население, более состоятельное, чем в маленьком
городишке, кроме того, здесь много туристов и поэтому все дороже. Так во всей
Европе. Я как-то был в Австрии, лет десять назад, и хотел купить кашне. Стою
возле продавщицы, держу кашне в руках и сомневаюсь — брать или не брать. Она
думает, что я сомневаюсь из-за цены, что мне дорого, и спрашивает: “Куда вы
едете?” — “В Линц” — “Зайдите в Линце в наш фирменный магазин, там эта покупка
вам обойдется дешевле. В нашем городке слишком много туристов, поэтому здесь
все дороже, а Линц рабочий город, те же вещи в нашем фирменном магазине вы
получите по сходной цене...” Я колебался из-за цвета, она думала, что я
колеблюсь из-за суммы. Но что характерно: она была заинтересована продать,
пусть дешевле, пусть в другом городе, но через их фирму.
Общее впечатление от этой поездки в Баварию — благополучие, стабильность и
страшная скука. Уже в который раз меня спрашивали, не хочу ли я остаться в
Германии, и уже в который раз я отвечал: “Конечно, нет”. — “Почему?” — “Потому
что у вас скучно...” Мы привыкли к постоянным изменениям во всех областях, к
политическому мордобою, к свержению одного правительства другим, к революции,
а потом к контрреволюции — у нас все время что-то происходит. И главное: перед
нами раньше всегда стояли высокие (иногда неосуществимые) общенародные цели:
индустриализация страны, победа в войне, восстановление экономики, построение
коммунизма и т.д. А там что? Нечто мелкотравчатое: меняют телефонный тариф, и
это единственное, что будоражит умы. Конечно, жизнь складывается из мелочей,
но наши "мелочи" так гомерически не соответствуют мелочам жизни в Германии,
что при переезде вы чувствуете себя так, будто с вас сняли тяжелый пресс, и, с
одной стороны, вы вроде бы воспарили, а с другой — вам катастрофически не
хватает этих гомерических впечатлений, которыми немцы, конечно же,
интересуются, но интересуются так, как мы чем-то, происходящим, скажем, в
Южной Африке: что это, мол, у вас там происходит? То есть лично их все это не
касается, никаких опасений за собственную жизнь и благополучие у них это не
вызывает. Может быть, какие-то фирмы начинают сомневаться в надежности наших
фирм; конечно, сейчас вкладывать средства к нам опасно, потому что у нас
прогорает одно за другим, воруют у нас беспрерывно все, и никто не в силах
понять, даже высокие государственные мужи Германии, этого нашего воровства и
вранья. Если немец, к примеру, сказал, что он будет в двенадцать часов, то он
будет в двенадцать часов; если мы говорим, что будем в двенадцать, то это
ничего не значит: мы вообще можем не приехать никогда.
Каким образом средний баварец проводит свой досуг? Я бы определил так: средний
баварец ходит на работу, вечером смотрит телевизор или кино или сидит с
друзьями в пивной — пивная там имеет другой характер, нежели у нас: нашим надо
напиться, а тем посидеть-поговорить. Причем пивные не забиты народом, всегда
есть свободные столики, можно провести весь вечер с друзьями, с семьей, в
материальном смысле это дешевое развлечение доступно всем. Летом столики
выносятся в садик, и посетители пьют пиво на свежем воздухе. При этом они
хором поют известные им с детства народные баварские песни (не модные
шлягеры!). Этот обычай коренится в далеком прошлом и поэтому когда мюнхенские
городские власти постановили, что пение должно прекращаться в 11 часов вечера,
чтобы не мешать отошедшим ко сну, вспыхнуло всеобщее возмущение, почти бунт, и
решение о запрете пения в позднее время пришлось срочно отменить.
В выходные почти все куда-то едут, это зависит от того, на чем и на какие
деньги. Очень многие отправляются на конец недели в Австрию — Австрийские
Альпы рядом, до них ближе, чем до какого-нибудь другого места. На субботу и
воскресенье далеко ведь не уедешь. Но вообще они могут путешествовать куда
угодно, поскольку для них никаких границ нет ни с Францией, Италией, Англией,
ни тем более с Австрией. Австрия вообще фактически стала Германией в том
смысле, что, скажем, когда я в Австрии покупал что-нибудь в магазине и
разговаривал с продавщицей, то она по выговору понимала, что я не австриец, а
немец (конечно, ей не могло прийти в голову, что я русский), и спрашивала: как
будете платить, шиллингами или марками? В любом австрийском магазине можно
расплатиться марками, их везде принимают, а это показывает, что фактически
идет объединение двух стран.
Как можно было бы кратко подытожить полученные в Баварии впечатления? Я бы
сказал, что наиболее впечатляющей является деятельная любовь баварцев к своей
родине. Эта любовь проявляется в повышенном интересе к ее природе (здесь и
экология, и стремление к чистоте), ее истории и обычаям (сохранение этнических
особенностей в одежде, народных песнях, поведении, в восстановлении и
сохранении памятников архитектуры и т.п.), к ее будущему (всенародное
обсуждение разных проектов). Конституция Германии позволяет как в решении этих
вопросов, так и других быть Баварии совершенно суверенной и делать все, как ее
жителям будет угодно.
С другой стороны, эта самая деятельная любовь к родине, к ее благосостоянию
вот уже более 100 лет заставляет баварцев стремиться ко все более тесному (в
том числе политическому) объединению с другими немецкими землями, а в
последнее время и со всеми народами Западной Европы. Какой блестящий пример
для подражания! Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология