Ваш комментарий о книгеКогда Ляле было два с половиной
года, какой-то незнакомый спросил ее в шутку:
– Ты хотела бы быть моей
дочкой?
Она ответила ему величаво:
– Я мамина и больше никовойная.
Однажды мы гуляли с ней
по взморью, и она впервые в жизни увидела вдали пароход.
– Мама, мама, паровоз купается!
– пылко закричала она.
Милая детская речь! Никогда
не устану ей радоваться. С большим удовольствием подслушал я такой диалог:
– Мне сам папа сказал…
– Мне сама мама сказала…
– Но ведь папа самее мамы…
Папа гораздо самее.
Было приятно узнавать от
детей, что у лысого голова босиком, что от мятных лепешек во рту сквознячок,
что женщина-дворник – дворняжка.
И весело мне было услышать,
как трехлетняя спящая девочка внезапно пробормотала во сне:
– Мама, закрой мою заднюю
ногу!
И очень забавляли меня такие,
например, детские речения и возгласы, подслушанные в разное время:
– Папа, смотри, как твои брюки
нахмурились!
– Бабушка! Ты моя лучшая
любовница!
– Ой, мама, какие у тебя
толстопузые ноги!
– Наша бабуля зарезала
зимою гусей, чтоб они не простудились.
– Мама, как мне жалко лошадок,
что они не могут в носу ковырять.
– Бабушка, ты умрешь?
– Умру.
– Тебя в яму закопают?
– Закопают.
– Глубоко?
– Глубоко.
– Вот когда я буду твою швейную
машину вертеть!
Жорж разрезал лопаткой дождевого
червя пополам.
– Зачем ты это сделал?
– Червячку было скучно.
Теперь их два. Им стало веселее.
Старуха рассказала четырехлетнему
внуку о страданиях Иисуса Христа: прибили боженьку гвоздями к кресту,
а боженька, несмотря на гвозди, воскрес и вознесся.
– Надо было винтиками!
– посочувствовал внук.
Дедушка признался, что не
умеет пеленать новорожденных.
– А как же ты пеленал бабушку,
когда она была маленькая?
Девочке четырех с половиною
лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке».
– Вот глупый старик, – возмутилась
она, – просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу
новую старуху.
– Как ты смеешь драться?
– Ах, мамочка, что же мне
делать, если драка так и лезет из меня!
– Няня, что это за рай за такой?
– А это где яблоки, груши,
апельсины, черешни…
– Понимаю: рай – это компот.
– Тетя, вы за тысячу рублей
съели бы дохлую кошку?
Басом:
– Баба мылом морду моет!
– У бабы не морда, у бабы
лицо.
Пошла поглядела опять.
– Нет, все-таки немножечко
морда.
– Мама, я такая распутница!
И показала веревочку,
которую удалось ей распутать.
– Жил-был пастух, его звали
Макар. И была у него дочь Макарона.
– Ой, мама, какая прелестная
гадость!
– Ну, Нюра, довольно, не
плачь!
– Я плачу не тебе, а тете
Симе.
– Вы и шишку польете?
– Да.
– Чтобы выросли шишенята?
Окончание «ята» мы, взрослые,
присваиваем только живым существам: ягнята, поросята и проч. Но так
как для детей и неживое живо, они пользуются этим окончанием чаще, чем
мы, и от них всегда можно слышать:
– Папа, смотри, какие вагонята
хорошенькие!
Сережа двух с половиною
лет впервые увидел костер, прыщущий яркими искрами, захлопал в ладоши
и крикнул:
– Огонь и огонята! Огонь и
огонята!
Увидел картину с изображением
мадонны:
– Мадонна с мадоненком.
– Ой, дедуля, киска чихнула!
– Почему же ты, Леночка,
не сказала кошке: на здоровье?
– А кто мне скажет спасибо?
Философия искусства:
– Я так много пою, что комната
делается большая, красивая…
– В Анапе жарко, как сесть
на примус.
– Ты же видишь: я вся босая!
– Я встану так рано, что еще
поздно будет.
– Не туши огонь, а то спать
не видать!
Мурка:
– Послушай, папа, фантазительный
рассказ: жила-была лошадь, ее звали лягавая… Но потом ее переназвали,
потому что она никого не лягала…
Рисует цветы, а вокруг три
десятка точек.
– Что это? Мухи?
– Нет, запах от цветов.
– Обо что ты оцарапался?
– Об кошку.
Ночью будит усталую мать:
– Мама, мама, если добрый
лев встретит знакомую жирафу, он ее съест или нет?
– Какой ты страшный спун!
Чтобы сейчас было встато!
Лялечку побрызгали духами:
Я вся такая пахлая,
Я вся такая духлая.
И вертится у зеркала.
– Я, мамочка, красавлюсь!
– Когда же вы со мной поиграете?
Папа с работы – и сейчас же за книгу. А мама – барыня какая! – сразу стирать
начала.
Все семейство поджидало
почтальона. И вот он появился у самой калитки. Варя, двух с половиной
лет, первая заметила его.
– Почтаник, почтаник идет!
– радостно возвестила она.
Хвастают, сидя рядом на
стульчиках:
– Моя бабушка ругается
все: черт, черт, черт, черт.
– А моя бабушка все ругается:
гошподи, гошподи, гошподи, гошподи!
Юра с гордостью думал, что
у него самая толстая няня. Вдруг на прогулке в парке он встретил еще более
толстую.
– Эта тетя заднее тебя,
– укоризненно сказал он своей няне.
Замечательное детское слово
услышал я когда-то на даче под Питером в один пасмурный майский день. Я
зажег для детей костер. Издали солидно подползла двухлетняя соседская
девочка:
– Это всехный огонь?
– Всехный, всехный! Подходи,
не бойся!
Слово показалось мне таким
выразительным, что в первую минуту я, помнится, был готов пожалеть,
почему оно не сделалось «всехным», не вошло во «всехный» обиход и не вытеснило
нашего «взрослого» слова «всеобщий».
Я как вижу уличный плакат:
ВСЕХНАЯ РАБОТА НА ВСЕХНОЙ
ЗЕМЛЕ ВО ИМЯ ВСЕХНОГО СЧАСТЬЯ!
Так же велика выразительность
детского слова сердитки. Трехлетняя Таня, увидев морщинки на лбу у отца,
указала на них пальцем и сказала:
– Я не хочу, чтобы у тебя
были сердитки!
И что может быть экспрессивнее
отличного детского слова смеяние, означающего многократный и длительный
смех.
– Мне аж кисло во рту стало
от баловства, от смеяния.
Трехлетняя Ната:
– Спой мне, мама, баюльную
песню!
«Баюльная песня» (от глагола
«баюкать») – превосходное, звучное слово, более понятное детям, чем
«колыбельная песня», так как в современном быту колыбели давно уже сделались
редкостью.
Повторяю: вначале эти речения
детей казались мне просто забавными, но мало-помалу для меня, благодаря
им, уяснились многие высокие качества детского разума.
<<назад Содержание дальше >>
Ваш комментарий о книге
|