Сорокин П. Общедоступный учебник социологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

"Пестрое кружево" (дорожные впечатления)

Писать дорожные письма - дело вообще нелегкое, читатель! С одной стороны, быстро перелетая с места на место, трудно изучить серьезно каждый пункт остановки. Да к тому же, коли будешь серьезным, то того и гляди, что постигнет автора участь Карамзина, т.е. никто не будет читать, кроме гимназистов, а эти юноши, ежели и будут читать, то не раз пошлют "ко всем чертям" и автора, и его письма (у Карамзина, чай, частенько-таки переворачивались в гробу косточки от таких пожеланий)1*. К этому нужно прибавить и то, что "сурьезность" теперь и не в моде. Вот какие мытарства грозят "сурьезному" путешественнику!.. С другой стороны - избегая "сурьезности" - того и гляди, что впадешь в пустую болтовню.

Надоел, перестань, Христа ради, переливать из пустого в порожнее скажешь ты. И это малоутешительно... Но делать нечего. Уж коли

195

выбирать что из этих двух бед, то я выбираю последнюю... Пусть уж лучше назовут "болтуном", чем "мучителем душ и телес гимназических".

Буду болтать и плести "пестрое кружево" о том, что Бог на душу положит. Коли смешно - посмеюсь, коли грустно — погрущу, а может быть кой-где и в "сурьезность" пущусь... Да и жизнь-то сама, читатель, разве не так же многолика и разногранна? И она ведь нестройна, как "русская действительность", бессистемна, как г. Вологда, и пестра, как "шахмаченое" одеяло устюжан! Коли сама жизнь уж такова, то нам и подавно приходится быть "пеструшками". А впрочем, я предупредил тебя на всякий случай, а теперь как хочешь - дело твое, а я иду дальше...

Погода была препакостная, когда "Преподобный Зосима" (севернообщественный пароход) отчалил от вологодской пристани...

- Выехал из Питера, думал, что с удовольствием проедусь, отдохну на пароходе - а тут вон что...'хуже Питера, - жаловался знакомый студент, оказавшийся коллегой по каюте... Сиди в каюте и зевай...

Север встречал нас неласково... От нечего делать завели разговоры. Оказывается, он едет на статистические работы, производимые в Устюжском уезде земством...

Работа интересная и, безусловно, ценная... Тем охотнее я еду, что статистика в России всего лучше поставлена земством...

Нельзя было не согласиться с ним, особенно принимая во внимание лично знакомую мне постановку статистики в "Печерской экспедиции" П.И. Соколова, где значительная часть статистиков работала что называется "без всякого толку", да и со статистикой была знакома столько же, сколько я с жителями Марса. Честь и хвала земству!

Дальше пошли речи о методах статистики, о математической статистике, вспомнили "молодого Чупрова", перескочили к Петражицкому и его теории, а оттуда - к закону 9-го ноября2* ... Заспорили, а через полчаса, не окончив спора, пошли чай пить... В столовой, словно нарочно, шел разговор на ту же тему.

Сидели и "дули" пиво три фигуры. Фигуры солидные, прочные, "почвенные"... На жилетах красовались цепочки, а у каждого на пальце виднелось по золотому кольцу...

- Чего говорить, теперь народ - озорной стал. Нет для него ни законов, ни порядка, - говорила одна фигура. — Сколько возни было с нарезкой!

- Не дадим, говорят, выделиться и шабаш. Спасибо, начальство помогло, а то бы не нарезали... Да и нарезать-то хотели самую дрянь. Но шалишь, брат, против закона не пойдешь — я взял-таки свое...

- А у меня, так грозят все спалить и самого убить.

- И у меня тоже, но Бог не выдаст, свинья не съест.

- Да, озорничества теперь не оберешься, прямо-таки негодный народ стал...

Очевидно, перед нами были "приспособленные" и победители из "ставки на сильных"... Спокойно и с сознанием своего права они выносили приговор народу, опоражнивая стакан за стаканом...

Интересно было бы поглубже изучить это новое издание "Колупаевых и Разуваевых", но,... читатель, не забывайте, я ведь так - болтаю...

196

Ежели интересно, то идите к статьям покойного Коновалова в "Русском Богатстве" и "Современном мире". А насчет того, что выйдет из этого распыления деревни, - обратитесь хотя бы к статьям Ковалевского, Виноградова и др. Там все это доподлинно расписано..? пароход шел и шел... Дождь не переставал лить...

Наконец, пароход принужден был остановиться на ночь. Небезопасно было двигаться ночью при таком сумасшедшем ветре...

Другой день был серый и тихий, в стиле Левитана...

И на душе было тоже пасмурно... Внизу, в 3-м классе, в "отдельных местах" ехал народ. Те же лица, фигуры, что и раньше приходилось видеть... Та же нужда и та же забитость...

- Ой, родимый, как же мне быть-то... Ведь от Шуйскова-то до меня

15 верст, как же с котомкой-то я побреду, говорила помощнику капитана

старушка.. ? уже как хочешь, вылезай либо в Шуйском, либо на следующей

пристани. Не останавливаться же из-за тебя...

- А нельзя ли, родимый?

- Говорят тебе нельзя... Не наша воля...

И долго еще старушка упрашивала помощника, но логика жизни была неумолима... И у помощника такое симпатичное лицо, но, очевидно, тут, как и повсюду, была "не наша воля" и "нельзя"...

И много еще других сцен тут было, но... "все это было когда-то" и таким осталось и теперь...

Оживление севера, о котором теперь трубят на всех улицах и перекрестках, пока что мало заметно, исключая разве того, что почти все пароходства исчезли, а ожило и превосходно зажило только северное общество. (Фигуры "победителей" в счет нейдут.) Но поедем дальше — увидим...

Приехали утром в Устюг... Яркое солнце играло на крестах и куполах "Мироносицы", и церкви, издали белые и чистые, выстроившись в ряд, стояли, окруженные синевой неба.

Это было красиво... Красив Устюг с реки... Весь берег усеян церквами, а там, вдали, одиноко белеется Троицкий монастырь... Зелень, синева неба, белизна зданий, и румяно-золотая гладь Сухоны, вместе со звоном колоколов составляли что-то целое, стройное, успокаивающее душу...

- Эй, барин, довести штоль? - по-домашнему обращается извозчик...

- А сколько до красной горы?

- Да, положишь семь гривен...

- Много, полтинник.

- Ну ладно, садись.

Все это говорится просто и своеобразно мило..??? я и в Устюге. Город, конечно, вам известен... Я коснусь лишь того, что не сразу бросается в глаза...

Устюг, как вам известно, город древний и город купеческий... А купцы - народ "серьезный" и степенный. Поэтому и Устюг - город серьезный и степенный. Одних церквей-то сколько!.. И везде "благочиние". Правда, не так давно рухнул свод в церкви Иоанна Блаженного (к счастью, после службы), но это не в счет...

197

Раньше город был точь-в-точь таким, каким надлежало ему быть как городу купечества.

Но теперь потихоньку идет "культура"... "Север оживает". Кафтанов больше нет, а все модные костюмы, сорочки, тросточки и т.д. Если бы встретили устюжанина, то не отличили бы его по костюму от европейца. Все чин чином... По правде говоря, насчет моды он не остает почти от Питера. В Питере - узкие юбки и в Устюге тоже... В Питере - "брюки с колоколами" и в Устюге "тоже"... Если наблюдать костюмы в начале лета несколько годов, то вы видите любопытную вещь: в прошлый год все девицы носили "макинтоши", теперь - все в "новейшего фасона" жакете, в прошлом году на голове каждой "фрекен" была кэпи, теперь какой-то шлем, нечто вроде шлема Афины—Паллады. О, Устюг вообще насчет моды и "подражания" не уступает обезьянам... Культура - значит, а раз культура - то и автономия должна быть.

- Мы, устюжане, народ гордый, да так нас и прозвали, кланяться не любим, - говорили мне один устюжанин... - Да и с чего кланяться! Слава Богу, сыты, обуты, одеты,.. а больше чего и нужно...

- Да, да... Обуты, одеты и сыты, чего ж и нужно устюжанину? Разве поспать? Так спи вдоволь. Пуховики и "шахмаченые одеяла" - таких не найдешь нигде.

Захочется устюжанину совершить "променад" - места великолепные кругом... Деревни Гребешок, Богородское, Троица, Дымково — вот Елисейские поля Устюга... Начиная с апреля и кончая августом, устюжанин совершает "променады" и наслаждается на лоне природы... Народу на "променадах" (попросу на гулянках) видимо-невидимо... Балаганы с "бакалеей", самовары, прохладительные напитки, медовики и пряники — все к его услугам... Даже музыка... И лежит себе устюжанин на "лоне природы" и попивает чаек с медовиками... А коли в "животе" будет тяжеленько встанет, пройдется и опять чаек... Иногда для разнообразия кто-нибудь "по милому делу" подерется - и это хорошо.

Как во всяком благоустроенном городе есть в нем и кинематограф "Модерн"... И целых два клуба: "Всесословное собрание" (не спутайте с "генеральными штатами") и клуб приказчиков...

Уж из одного этого видно, что раз "всесословное собрание", то, значит, кастовые перегородки пали, а раз клуб приказчиков, то, значит, Устюг далеко ушел по пути прогресса, ибо Спенсер доказал, что прогресс есть дифференциация и т.д. ("Основные начала"). К слову сказать, дифференциация видна не только в этом, но и во многом другом. Напр., патриции г. Устюга не любят бывать в клубе плебеев, сиречь - прикащиков; одно и то же ремесло уже распалось здесь на ряд разновидностей, напр., читая вывески, вы видите: "крючник", "крюкопосадочный мастер" и т.д. Что же еще нужно... Конечно, одно (дифференциация) как будто не мирится с другим (всесословное), но поживите в Устюге, так увидите, как можно соединить несоединимое и объять необъятное... Ну, возьмите хоть следующее: разве нормальный человек может одинаково любить или примирить хотя бы Ибсена и Нат-Пинкертона? - Конечно, нет... А устюжанин примиряет. Ставят в "всесословном" Ибсена, он идет и хлопает, ставят "похождения" Шерлока Холмса - он идет и тоже хлопает.

198

Дают ему Толстого - он читает, дают Вербицкую3* - то же... Впрочем, тут я наврал. Судя по разговорам, Вербицкая читается нарасхват... Ведь "Ключи счастья" и устюжанину нужно знать... Вообще устюжанин читает по-своему. Два-три года тому назад он выписывал (конечно, под влиянием ссыльных) "Речь", "Русское Богатство", массу книг по общественным вопросам... Земская библиотека ломилась от книг, а черносотенной прессы в ней и духу не было. Теперь "Земщина", "Русское чтение", "Россия", "Голос Москвы", "Потешный", и... "Вестник воздухоплавания". А книг не прибыло, а убыло... Почему уж (кто его знает) книги вдруг поднялись и улетели... Только их и видели... Даже такие солидные по комплекции книги, как труды Ковалевского по первобытному праву, как курсы статистики — и те исчезли... И с чего такие "солидные" книги задурили кто его знает. Впрочем, понятно, пожалуй... Общественные вопросы теперь не в моде, а раз не в моде... и с глаз долой... А вот авиация - это "гвоздь времени", а раз гвоздь сезона, то нельзя же "культурному устюжанину быть без авиации - поэтому подавай сюда "Вестник воздухоплавания". Пусть его никто не читает, но все же он лежит, есть, а чего же еще нужно — не читать же все, что выписываешь, тут, чего доброго, и с ума сойдешь...

Коли уже заговорили о культуре, то никак нельзя не упомянуть вот о чем... Газеты в Устюге еще нет, а заменяется она объявлениями на заборе. Прочтите-ка их—и сразу видна литературность. Вот образец: "Многоуважаемым гг. заказчикам и заказчицам." "При сем имею честь довести до сведения и желая произвести в расширенном виде, воспользоваться восторженным отзывом клиентов о своем музыкальном производстве, удостоиться за доброе и элегантное и изящное выполнение работ, как за точность и аккуратность исполнением заказа. Починка, как голосовых, струнных и духовых музыкальных инструментов.

Имею честь быть с совершенным почтением Ив.Ал. Александров".

Что за прелесть одно объявление! Как ловко пущено слово "клиентов", "изящный, элегантный"! Все это напечатано в типографии и просмотрено исправником!

Север оживает, г. читатель, не шутите. И лирика для газеты бы нашлась. Напр., чем плохо такое стихотворение: "В восемь утра был затор, а по этому случаю Гущин выпил стакан чаю".

Да. Культура идет быстро. Вот например, каких-нибудь два года назад в Устюге не было освещения. Балаганный клоун, приезжавший на "Прокопьевскую", год из году повторял одну и ту же остроту: - А знаете, какое в Устюге освещение?

- Керосинное? отвечает его коллега.

- Нет.

- Газовое?

-Нет.

- Электрическое?

- Вот, вот, как темною ночью стукнутся лбами два горожанина, так сразу электрические искры и посыплются из глаз.

Теперь Устюг имеет освещение. Вздумал исправник устроить это дело

199

и живо оборудовал. Послал по купечеству городовых. — "Пусть подписываются" и... готово. Устюг осветился. Вот что из себя представляет Устюг.

Говоря серьезно, раньше он был лучше, стильнее, самобытнее... Теперь же с "культурой" - смешнее. Я вообще люблю стильность, г. читатель... По моему уж коли ты европеец с виду - так будь европейцем и по нутру, а коли нет - так и не лезь куда не надо.

А устюжанин сейчас - ни Богу свечка, ни черту кочерга, так — какаято смешная мешанина, "кот в сапогах".

Вот, например, был на кладбище: Удивительно красивое место. Хорошо бродить между могилами. Бродишь это и видишь старенькую плиту, а там и стишок: "Расцвела и вдруг увяла, Словно розовый цветок, От семьи своей отстала Как от стада голубок".

Я очень люблю такие стихи. Они стильны... Так и рисуешь себе отроковицу, которая погребена под этой скромной плитой. Одетая в розовенькое платьице, с цветочками в волосах она сама ходила не раз на могилу к дедушке и бабушке, а теперь вот и сама умерла...

Или вот еще: "Здесь покоится (имярек), родился тогда-то, умер тогда-то и существовал во времени столько-то".

Удивительно красиво это "существовал во времени", вырезанное на обветрившейся плите. А дальше стоит: "из завещ. родителя". "Мирный посетитель гроба моего, вспомни, что совершенство не приобретается на земле, ежели я не мог быть совершенно добр, то не хотел быть и злым; похвала и порицание не касаются того, кто находится в вечности, но сладкая надежда на искупителя моего сопровождает меня по гроб"...

Здесь, вероятно, лежит кто-нибудь, похожий на древних патриархов.

Имел, длинные седые волосы, нависшие на брови, из-под которых смотрят на вас серые, проницательные глаза, длинный кафтан, напоминающий одежды иудейских пророков - вот его портрет.

А вот еще: "Весть печальная постигла нас, Что дочь Софья как бы унеслась из глаз.

Увы! Куды ты милая девалась

Ты была у тетки, но там тебя не оказалось...

И скоро сердце вещее узнало о тебе

Что ты уж бедная находишься в реке.

И труп твой найден был в 9-й день на дне

Тогда как твой родитель находился вдалеке.

А теперь твой прах находится средь милых мне детей

До радостных для всех нас светлых дней...

И так, спи дитя мое до радостного дня

Пока не вострубит всеобщая труба

Тогда и я воскликну: Се аз и дети яже даде Бог

А теперь пока спокоен: Яко с нами Бог"...

Как видим, целая поэма. Даже грамматические ошибки не раздражают глаз.

200

Как-никак, а искреннее чувство ясно видно в этих словах. Вероятно, немало потрудился автор эпитафии над ней... Это образцы старого Устюга. А тут же стоят памятники и эпохи "культуры". Памятники, как памятники: холодные, формальные, с официальной надписью: здесь покоится такой-то "надворный советник", или "потомственный и почетный гражданин", - одним словом официальная надпись с перечислением всех чинов и орденов и с грамматическими ошибками. Ни тени, ни искры чувства не видно в них и ничего они не говорят уму и сердцу...

Как хотите, читатель, а я решительно предпочитаю старый, "степенный" Устюг новому "культурному"!..

А говоря вообще, если, г. читатель, побываете в Устюге, то непременно побывайте на кладбище!

Ну а об Устюге пока довольно. Поболтал, пора и перестать!

Жаркий июньский день. Воскресенье. В час дня "Яренск" отходит от Устюжской пристани и я отправляюсь на Удору для этнографических исследований.

В каюте страшно душно - нет никакой возможности работать, поэтому volens-nolens приходится идти на палубу... Приглядываюсь к публике. Пара каких-то чиновников, несколько барышень и десяток крестьян... Интересного почти ничего... Разговоры какие-то нудные, скучные... Зато природа живет вовсю. Река, залитая солнцем, вся блестит и любовно отражает в себе высокие берега, с коричнево-желтыми тонами...

Через пять часов мы в Котласе... Пересаживаемся на "Сольвычегодск"... Выхожу на пристань. Много народу. По разговору сейчас узнаю зырян. Загорелые, грязные, с своей лаконичной речью они кажутся какими-то грубыми, неотесанными дикарями... Одна девушка вижу что-то жует... Приглядываюсь и различаю кончик хвоста трески, а молодой парень, - очевидно ее брат, набивает свой рот белым хлебом. Каждый везет домой кто ружье, кто косу, кто что-нибудь другое.

- Оланныд-выланныд, кытысь бур-иезо?1 обращаюсь я к ним.

- Небдинысь2, отвечает мне пожилой зырянин.

- Все из Небдина? продолжаю я.

- Нет, есть из Палевиц, из Жешарта и из других мест.

- Те, тайно, коли, кытысь но очид?3 в свою очередь спрашивают меня...

Я отвечаю и слово за слово начинается разговор...

Оказывается, большая часть возвращается домой с пермских заводов. Суровая необходимость заставляет их уходить за несколько тысяч верст из дому. И благо, если бы была какая-нибудь польза от этого, а то ведь, проработав всю зиму, почти все возвращаются домой ни с чем.

- Хоть брюхо-то сыто, разъясняет мне мой собеседник. Г.г. различные "колонизаторы", исследовавши пять-шесть волостей, постоянно "открывают" "сотни тысяч десятин" земли в районе зырян, и

'Здравствуйте, откуда добрые люди?

^з Небдина.

^Гы, оказывается, зырянин, откуда же сам?

201

главное дело "земли свободной, незанятой якобы, поселением и вполне пригодной для земледелия".

И однако (странное дело!) зырянин за гроши идет на заводы, за гроши идет на плоты и сам бежит от "свободных тысяч десятин" в Сибирь! Мне уже не раз приходилось отмечать в статьях этот странный факт.

Объяснить его можно было бы с точки зрения колонизаторов только абсолютной глупостью или ленивостью зырян, не уимеющих брать то, что у них лежит под носом. Так оно отчасти и объяснялось различными лицами. Но, конечно, все эти "объяснения" представляют попросту абсурд и незнание дела... При более внимательном изучении окажется, что существование быстро открываемых тысяч десятин "свободной" земли находится больше в головах "открывателей", чем на самом деле... (см. об этом хотя бы мою статью "Печорская экспедиция" в №№ 8, 9 и 11 "Известий Архангельского общества". Там же приведены мнения и других знатоков дела). Не более основательными окажутся и различные речи о невежестве, непрактичности, умственной бедноте зырян и т.д. (см. ниже).

Зная, что часто при работе на заводах многие бывают задавлены деревом или ранены, перевел разговор на другую тему.

- В этом году у нас все благополучно; вот только этот паренек что-то занедужился, отвечает мне мой собеседник, указывая на высокую согнутую фигуру мужика...

Бледное, чахоточное лицо, впалые щеки и какая-то усталость бросаются мне в глаза.

- Простудился, кажись, он, и вот все и кашляет, кровью харкает.

- А дома-то он был здоров?

- Здоровый, конешно. Недавно поженился и пошел, а теперь вишь, што из него стало...

Знакомому с условиями работы на этих заводах приходится удивляться не тому, что там могут "нажить" чахотку, а тому, что еще слишком мало людей "простужаются", наживают чахотку, ревматизм и пр. Полное отсутствие каких-бы то ни было гигиенических условий, работа в продолжение всей зимы по пояс в снегу, ночевка в наскоро сделанных лесных баньках, питание гнилыми продуктами, продаваемыми заводом же втридорого, постоянные штрафы за каждую мелочь, сводящие "на нет" весь заработок человека, а иногда заставляющие его и впадать в долги, вот, кратко говоря, условия работы на пермских заводах...

К этому прибавьте еще нередко бывающие несчастные случаи при порубке леса и картина получится довольно верная.

Но...- "нужда скачет, нужда пляшет..." и делает из здоровых людей только их тени...

И каким-то грустным укором казалась мне эта согнутая, тощая и бледная фигура чахоточного, сидевшего молчаливо с опущенной головой среди шума и сутолоки котласской пристани.

- Берегись! - крикнул мне матрос, тащивший какой-то громадный куль. Несмотря на сильную жару, работа на пристани шла полным ходом.

Загорелые, вспотевшие грузчики беспрестанно проходили от сараев на

пароход и обратно.

Вот один поскользнулся и упал с мешком муки... Его коллеги хохочут...

202

- Раненько, брат, спать-то...

- Смотри, постель-то не оченно мягка, кости преломаешь. Упавший встает и снова берет свою ношу, не показывая вида, что ушибся... Нельзя, засмеют... Ломай голову, но не показывай, что ее

сломал.

Между тем пароход все стоял, да стоял... Общество не церемонится с пассажирами. Расписание у него висит на пристани, а дела до него нет никому. Пароход давно бы должен был уйти по расписанию, но... изволите ли видеть, из Архангельска должен прийти пароход, так уж заодно наш пароход прихватит пассажиров и с него. Не беда, если лишних 5-6 часов прождут пассажиры!.. Такова психология руководителей общества.

Кажись бы, и общество большое, и действует оно по-европейски, а все же наши милые пошехонские нравы нет-нет, да и дадут себя знать...

Но, наконец, ожидаемый пароход явился, пассажиры перебрались, и мы тронулись... Пассажиров и так в Котласе было много, но теперь в 3-м классе стало что-то невообразимое. Буквально нельзя было пройти, не наступив кому-нибудь на руку или на ногу... Люди были набиты, как сельди в бочке. Шум, гам, духота, люди, лежащие на полу, на дровах и наполняющие весь трюм...

Сначала зыряне не хотели было идти в трюм... Но матросы прямо схватывали "нежелающего" и попросту сбрасывали вниз...

У общества опять-таки имеется расписание числа пассажиров для каждого парохода, но... расписание-расписанием, пусть оно на здоровье висит, а делается дело помимо него.

- Вали сколько есть народу, укладывай его один на другого, как поленья, чего тут церемониться! И укладывают, и валят...

Хочется сказать обществу: Милые пошехонцы! стилизованные на европейский манер! пощадите же немножко людей! Ведь они хоть и не в котелках и без манжет, но все же созданы по "образу и подобию Божию"!

А пароход шел, да шел. Синее небо безмятежно обнимало землю, и земля молчаливая, полная сладкой неги, покоилась в его объятиях... Прибрежные кусты и луга заснули сладким сном грезы и очарования... Яркая вечерняя заря купалась в теплых и нежно-чистых струях Вычегды, а она лежала застывшая, блещущая жизнью и полная каких-то тайн... Пароход врезался в зеркальную гладь и разбивал ее, оставляя после себя волнующийся треугольник, переходящий потом в мелкую рябь...

Захваченная мной на палубу "Sociologie de l'action"4* лежала рядом. Хотелось смотреть, а не читать...

Берега вырастали и отходили назад, и вся эта картина как-то не мирилась с тем, что делалось кругом... На великой красоте и безмятежном спокойствии природы резче выделяются темные пятна человеческой жизни...

- Простите, вы, кажется, тоже зырянин? перебивает мои думы высокая девушка.

- Да...

- Так помогите вот нам перевести эту песню... Рекомендую, венгерский ученый, едущий изучать зырянский язык.

203

Знакомимся.

- Какая песня?

- Вот она.

Оказывается очень распространенный зырянской песней "Шондыбаной, оломой".

- Шонды - солнце? спрашивает меня венгерец с своеобразным акцентом.

-Да.

- А"баной"?

-Лицо.

- Лицо же ведь "бан"?

- Да, но это vocativus.

- А... А оломой?

- Vocativus от олом - жизнь...

Слово за слово, эта грустная песня зырян, спрашивающая о том, где осталась молодая, яркая, как солнце, жизнь, и отвечающая, что нигде она не осталась, а просто у нас не хватает сил и ума, чтобы жить такой жизнью, - доводится до конца...

Начинается разговор... симпатичное молодое лицо, добрые синие глаза и приятный грудной голос - таковы черты молодого ученого.

Оказывается, он командирован из Будапештского университета специально для изучения языка зырян.

- А теперь куда вы едете?

- В Устьсысольск.

- Почему же туда?

- А туда меня к Базову направил Паткошов.

Я объясняю, что Базова, вероятно, нет там, что он в Питере держит или готовится к экзамену на зрелость, и даю ему визитную карточку к A.A. Цемберу, знающему хорошо и русский, и зырянский языки и занимающемуся изучением зырян... Получаю взамен его карточку. Читаю: "Fuchs David Kafael"5*.

- Ну, а долго вы останетесь в Устьсысольске?

- Недолго... Придет товарищ, мало поучись зырянскому языку и потом поедем Мезень и Вашка...

- Мой путь тоже туда лежит. И я тоже еду, как этнограф.

- А, вот хорошо-то...

Зная русские обычаи, я справляюсь о том, если ли у него какой-нибудь "открытый лист", иначе могут быть недоразумения.

- Есть. Показывает "carte blanche" общества изучения Азии и Монголии.

- И у вас тоже?

— Нет! У меня от Императорского географического общества. Даю далее советы относительно земского билета для проезда на лошадях и др.

Дальше разговор переходит на зырян и зырянский язык.

— Зыряне мне очень нравятся. — Хороший народ. А зырянский язык удивительно богатый язык.

204

Мне оставалось только соглашаться с ним.

- Но знаете, положение его теперь неважное. Из школ сознательно или бессознательно он изгоняется. Ученики, разговаривающие на нем наказываются. В ряде школ (напр., Гамской) убавлено большинству учеников поведение только за то, что они разговаривали на родном языке.

- Почему же?

- Не знаю. Какие цели этими мерами преследуются и что хотят достигнуть...

- Не что иное, как уничтожить зырянский язык, раздается хрипловатый, низкий голос рядом со мной. Оглядываюсь и вижу священника.

- Да и давно пора, доканчивает он.

- Зачем же его уничтожать?

- А что из него толку-то, все равно он исчезает.

- Совершенно верно, батюшка, присоединяется к нему какой-то тучный и полный чиновник, стоявший тут, заложивши руки в карманы и расставивши ноги наподобие сторон равнобедренного треугольника.

- Но, позвольте, всякий язык представляет прежде всего громадную культурную ценность, над его созданием работают целые поколения людей - уже из-за одного этого язык имеет право на жизнь.

- Э, чепуха... Объясняться можно и по-русски, да и удобнее, ибо он язык целого государства.

- Но ведь зырянский язык вовсе не мешает русскому языку, напротив, только тогда русский язык можно хорошо усвоить, когда знаешь и понимаешь свой язык.

- Чепуха...

- Но ведь это же элементарное педагогическое правило.

- Чепуха...

Становилось довольно трудно спорить с "отцом", на все отвечающим словом "чепуха".

- Зырянский язык через 10-15 лет все равно вымрет, победоносно вторил "равнобедренный треугольник".

Какой контраст! С одной стороны, человек, приезжающий сюда за тысячи верст специально для изучения языка, восхищающийся им, а с другой - пара людей, живущих среди этого же народа и старающихся уничтожить его язык.

Г. Fuchs все время сидел и удивленно смотрел. Для него эта маленькая баталия была непонятна...

Ничего, г. Fuchs, поживите подольше, не таких еще чудес увидите!..

Проехали Сольвычегодск...

Ночь была теплая. Река становилась такой же спокойной, как и раньше.

Кругом везде было тихо, только наш пароход один шел и шумел...

Хотелось сидеть и сидеть на палубе...

- Удивительные у вас ночи - сказал г. Fuchs, поглядывая на часы... Если бы не часы, то можно было бы подумать, что теперь еще только вечер...

- Да. Это знаменитые северные, белые ночи... В светлых голубых сумерках отчетливо выделялись прибрежные леса и местами луга с пестрым ковром цветов...

205

"По воле летает орел молодой, Летавши по воле добычу искал"...

донеслось снизу. Чей-то грудной голос ровно и плавно рассказывал о вольных полетах молодого орла...

"Искавши добычу сам в клетку попа-а-ал"... грустно застонал он... Тишина реки, молчание прибрежного леса и общий неясный гомон вторили песне...

"Сижу за решеткой в темнице сырой, Вскормленный на воле орел мо-о-ло-д-о-ой"...

лилась песня.

Чья-то душа, такая же вольная и молодая, тосковала там внизу среди невыносимой духоты и тесноты...

"Ах ты, да милая да моя. Хорошенькая шейка. Па-а-любила ты меня Так люби ха-а-рашенько"...

перебивает песню об узнике какой-то тоскливый голос. Такая же пискливая гармоника вторит ему и песня об орле теряется среди общего шума и частушки...

Но мало-помалу шум стал стихать и публика очевидно начала засыпать... На палубе также публики убавилось и громкие разговоры сменились нежным и тихим шепотом...

Ночь постепенно все покрывала пеленой молчания...

Только один пароход не мог угомониться и, весь дрожа, продолжал брюзжать...

"Та-та, та, та, та, та" - брюзжали и плевались колеса...

Яркая заря по-прежнему купалась в струях Вычегды и она по-прежнему отражала в себе прибрежные кусты и леса...

Но вот в светло-голубой глади реки показалось одно пятно, затем другое, и третье... Пятна становились все больше и больше и их неясные очертания превращались постепенно в правильные четырехугольники... Это плыли плоты... Издали видны наклоняющиеся и выправляющиеся фигуры гребцов... Посредине горит огонек и на нем черным пятном выделяется подвешенный на тагане чайник...

- Шаба-а-ш, доносится до меня.

- А-а-а-ш, повторяет эхо.

Фигуры вздергивают весла и стоят, смотря на пароход.

- Чей лес? - спрашивает кто-то с кормы...

- 0-о-овский... доносится с плота...

И плот несется дальше...

Чем дальше едем, тем они встречаются чаще и чаще. И плывут, и плывут великие северные леса вниз, в чужие края. Целыми десятками и сотнями тысяч ежегодно падают лесные великаны, свозятся и сплавляются. Реже и реже становятся сосновые боры и еловые тайги и лесные богатства севера расхищаются и исчезают.

А.тут еще пожары, уничтожающие лес на пространстве десятков верст, буря, валящая и ломающая лесных богатырей, - все это ведет к

206

тому, что при таком "рациональном" ведении лесного хозяйства скоро будут уничтожены почти все леса севера, несмотря на их необъятность.

Реки уже быстро мелеют... Чем дальше, тем больше и больше...

- О, когда все вывезут, тогда не жди от нас добра, тогда нам жить будет нечем, тогда мы забунтуем! Говорил мне один мужичок из одной деревни...

И, пожалуй, он прав. Охота и лесной промысел до сих пор составляют главные занятия зырян, после земледелия, а кой-где и важнее земледелия.

Охота на Вычегде и Сысоле уже потеряла и теряет свое былое значение и все больше и больше падает... Убывает лес, будет падать и лесной промысел. Одним земледелием прокормиться население едва ли будет в состоянии. Всевозможные заводы пока еще только в проекте, а реализуются ли эти проекты - это еще вопрос. Если нет - тогда общая нужда и кризис...

"Эх! как в Соломбале - на рынке Да потонула крыса в крынке... Да, эх! дубинушка ухнем... Да, эх! зеленая сама пойдет... Ура! Ура" -

прервало мои размышления... Посреди реки виднелся застрявший плот и крутом люди по пояс в воде растаскивали бревна... "Ура" — было какое-то отчаянное, судорожное и в то же время придушенное...

"Да, э-э-х! дубинушка ухнем!" - подхватывали остальные. "Эх, зеленая сама пойдет! Ура-а!" — и действительно "зеленая" сама шла, но... только люди во г целыми часами стояли в воде и до изнеможения работали над этой "зеленой"... Что же! Человек любит себя тешить многим... А если уж нельзя ничем тешить, то он убаюкивает себя сказками и иллюзиями...

"Зеленая сама пойдет!" - Ничего, что целыми часами приходится стоять в холодной воде, что приходится работать до одурения и питаться черт знает чем...

"Все же зеленая сама пойдет!" Не знаю, есть ли у других народов что-нибудь вроде этого, а для нас эта дубинушка очень характерна...

Хотя дело на 1/1WO вершка не подвигается, а мы все-таки свое: "сама пойдет, идет, пойдет, да эх!"

И действительно, все у нас "само идет", но... только часто стоит на месте, а частенько... и раком пятится...

Удивительные люди!

Пароход уже оставил позади плот, а уханье и "сама пойдет" доносилось все чаще и неизвестно, долго ли еще будет идти это "сама идет"... Бывает, что оно продолжается сутки и двое.

И люди за небольшими перерывами все время возятся в воде, наживают ревматизм, простуживаются и возвращаются домой умирать...

А мотив? Обратите внимание на то, что нет в нем ни тени стона, а весь он какой-то разудалый и разухабистый...

И запевы тоже все веселые, сильные...

День почти уже начинался, яркая утренняя заря становилась все ярче и ярче, когда я сошел вниз. Повсюду распластались человеческие тела и спали тяжелым, кошмарным сном...

207

На другой день к вечеру мы подъехали к Яренску... Мне было нужно заехать по делам в Яренск, а оттуда уже на лошадях я решил ехать на Мезень и Вашку (на Удору)... На Яренской пристани пароход встречают несколько лиц и полиция... Вместе с одним учителем мы нанимаем лошадей и едем от пристани в Яренск... (3 версты).

Я довольно давно не был в Яренске, поэтому думал найти кой-какие перемены, но... выросло новое здание городского училища, земской управы, уменьшилось число политических ссыльных — вот и все, что я сразу заметил.

Переночевав у одного знакомого, я на другой день пошел по делам, кое-что разузнал и тогда перемены, происшедшие за последние годы, оказались более существенными...

Второй новостью Яренска был для меня значительный поворот курса земства направо, по крайней мере, в некоторых пунктах, а именно в деле снабжения народных читален журналами и газетами...

Раньше выписывались в народные земские библиотеки такие журналы и газеты, как "Вестник Знания", "Биржевка", "Совр. Слово" и др. Теперь выписываются "Россия", "Русское чтение", "Дружеские Речи", "Сельский Вестник", а из журналов остались только "Нива", "Родина" и "Солнышко"...

Волей или неволей совершился этот поворот - неизвестно, но факт остается фактом, хотя в других пунктах курс земства остался и прежний.

Впрочем, необходимо еще отметить то, что в земстве за последнее время значительно усилилось влияние духовенства. Результатом этого является увеличение земской субсидии на церковные школы и одно время, говорят, был даже проект передачи всех земских школ в ведение духовенства...

К числу новых явлений относится и уменьшение числа ссыльных. Раньше в Яренске их было несколько сот, теперь осталось всего 30—40 человек. За последнее время приток "новых" почти совсем прекратился и вот только за последнее время студенческие волнения выбросили кой-что и сюда...

В тот же день после полудня я выехал на Удору, намереваясь останавливаться по дороге в наиболее глухих деревеньках и селах.

Солнце ярко сияло на бледно-голубом небе, когда я выехал из Яренска. Лошади быстро неслись по ровной и широкой дороге. Кругом сосны и ковер цветов (по краю дороги). Колокольчик заливался вовсю и пел о чем-то весело и звонко... Вот и Межог - первое зырянское село. Для меня места слишком хорошо знакомые. Заехал в деревню Римья (Реми). Почти никого из мужиков нет дома - все либо на сплотке, либо на сплаве леса. Собираются старушки и малыши в дом, где я остановился. Народ все знакомый, здороваемся и начинаются разговоры.

Попили чайку и я перехожу к песням, сказкам, пословицам, обычаям и т.д. Все, что знают, с удовольствием передают...

— А вот уж насчет сказок и песен, так спроси у Павлы, — советуют мне. - Я Павлу знаю очень хорошо. Это девушка лет 11—12.

- Ну что, Павла, давай расскажи мне...

208

Стесняется, краснеет, но подходит к столу, садится и скоро начинает: "Важен олисны-вылисны гозья..."4

Тихо и плавно полилась речь, и я с восхищением смотрел на эту маленькую поэтессу с синими глазами, образно и художественно рисовавшую мне причудливые миры с богатырями, лешими, колдунами и т.д. А она забыла уже всякое стеснение, вся ушла в рисуемый ею мир и играла неподражаемо тех героев, про которых она рассказывала.

В избе стояла полная тишина. Все смолкли и только нежно и звонко лился чистый голосок Павлы.

Одна сказка сменялась другой, и после сказок пошли песни, и я удивлялся все больше и больше маленькой художнице и богатству ее знаний. До самой ночи лились рассказы и возобновились на другой день. На третий день к вечеру я выехал из Римьи.

За те два-три года, которые я не был здесь, совершились значительные перемены. Повсюду видна печать переходного времени. Рядом со стариками в холщевой рубашке и посконных штанах виднеются парни в пиджаке, шляпе, брюках навыпуск и при часах... Рядом с довольно громоздким домом красуется масса новых домиков, с балконами, с большими окнами, с резьбой, на окнах видны занавески, цветы и т.д.

И Римья стала с виду неузнаваемой. Почти совершенно исчезли старые срубы, с маленькими окнами, громоздкие и неуклюжие. Выросли новые, изящные дома с мезонинами, построенные на "городской" лад. Удивительно быстрая смена! Она объясняется большой переменчивостью зырян. Эта способность подражать - вообще характерное свойство зырян, и проявляется всюду.

Проехал Жешарт... Дорога пошла по сухому светлому бору. Тени уже охватили низы деревьев, а верхушки их еще утопали в золоте заходящего солнца. Местами попадались поля. В чистом воздухе резко и отчетливо выделялись контуры деревьев, огородов и хлебов. Нежно-зеленая краска поспевающей ржи как-то удивительно гармонировала с бледной синевой неба и с темно-зеленым плащом леса.

Лошади бегут, колокольчик позванивает и какое-то глубокое наслаждение охватывает меня; хочется долго, долго ехать и видеть эту же картину северного заката...

- А что, Александрович, обращается ко мне ямщик, видел ты, как люди летают?

- Да,видел.

- Вот бы посмотреть-то, вздыхает он, когда я объяснил ему устройство машин и самые полеты.

- А с чего это ты спросил-то?

- С чего? Разве не интересно? Мы вот тут сидим, ничего не видим, только разве што в "Ведомостях" прочтем, или кто расскажет... Хотелось бы вот и самому поглядеть, как это люди живут в других странах и какие вообще чудеса есть на свете... Интересно ведь...

Вот и там. Встречаю знакомых, кланяюсь и еду дальше...

209

''В старину жили-были муж с женой. 14.П.А. Сорокин

Солнце уже зашло, но яркая заря продолжает играть на небе. Светло настолько, что свободно можно читать и писать всю ночь. А места прямо удивительные! Горы и горы с огромной великолепной перспективой. То поднимаешься вверх, то спускаешься вниз. Воздух до удивления чист и ясен. Из зелени лугов, лесов и полей блестящей лентой выделяется внизу Вычегда...

Какое богатство цветов! Я жалел, что я не художник и удивляюсь, почему пейзажисты до сих пор пренебрегают Севером. Думается, что трудно найти где-нибудь большего богатства цветов и их комбинаций. разноцветные тона, причудливо сплетаясь между собой, представляли удивительную картину, - хотелось смотреть и не отрываться...

По дороге от Айкина перед нашей телегой вырастает силуэт мужика...

- Если увидите там лошадь, то возьмите ее, обратился он к нам. В голосе слышалось рыдание.

- Какую лошадь, в чем дело?

- Ехал я из Кожмудара и вот в том конце напали на меня пьяные мужики и стали просить водки. У них, видишь, праздник... А откуда я возьму водку? Ну и побили меня, да и лошадь отняли...

Силуэт исчез и мы двинулись дальше. Одним из темных пятен современной зырянской жизни является "ушкуйничество" в праздники. Раз праздник, то - водка (которую пьют почти исключительно по храмовым праздникам). А раз водка - то драка, превращающаяся часто в коллективную свалку. Драки бывали и раньше, но в "доброе старое время" эти драки велись "по милому делу", пускались в ход только кулаки. Теперь же не редкость - употребление ножей, топоров, поленьев и т.д. - драки. В итоге - всегда почти один или два серьезно раненых, а иногда и убитых. Это явление особенно распространено по Сысоле, около Устьсысольска, по Вычегде в с.с. Палевицы и Коквицы и постепенно распространяется и по всей Вычегде. Только Печора и в особенности Удора свободны от этих пятен...

Несомненно, эти факты — явления переходной эпохи, переживаемой теперь зырянами. Имея склонность к подражанию, зыряне познакомились с "культурой" на отхожих промыслах, переняли кое-что из "культуры"...

Лишившись старых "устоев" и старой "почвы" и не успев еще выработать новых основ, они почувствовали (как это и всегда бывает), что "все позволено". В результате такого положения дела — ушкуйничество. И вылечить от этой болезни удается, конечно, тоже не иначе, как через школы и развитие знания...

Но... в социологические тонкости некогда пускаться — едем дальше.

Дорога своротила в сторону от села, и мы выехали на Удорский волок (около 140 верст).

С какой-то радостью въезжал я в лес. Давненько уже не видал я тайги и стосковался по ней... Мало-помалу исчезли поля, огороды и дорога пошла по низинам, сырым местам, стиснутая с обеих сторон диким и глухим лесом...

Мрачно и дико. Ели, с редкими березами, стоят какие-то сумрачные и невеселые... Местами во второй половине волока они сменяются сосновыми борами...

210

Ехать приходится тихо, дорога неважная, идет по болотам и ввиду этого вся устлана деревьями.

Появились целые тучи комаров... Облепляют лицо, руки, шею... Нет спасения. Пытался было отогнать их, но видя бесполезность попытки, махнул рукой и предоставил себя в их распоряженье. В результате - за * ночь так великолепно отделали, что лицо, шея и руки все покрылись красными пятнами и опухли...

Отъехали верст 20. Догоняем Удорцев, ездивших в Яренск за мукой (почти за 200 верст). Распрягли лошадей и отдыхают. В стороне на телеге лежит баба и тут же раздается какой-то писк...

- А вишь, дорогой-то родила, объясняет коренастый, здоровый удорец с "кукилем"5 на лице. Комары-то беспокоят ребенка — вот он и пищит, спокойно добавляет он...

-Ну, а что с родившей, все благополучно?

- А чего же ей будет. Родила и ладно. Вот отдохнем и поедем... Нечего сказать! Не угодно ли — родить для моего собеседника плевое дело. "Родила и ладно"! Ничего, что в дороге, ничего, что дитя появляется и сразу же отдается во власть комарам!...

- Э, добрый человек! Мало ли што в дороге не бывает. А родить - это ничего. Оно, конешно, ребенку-то плохо от комаров, да ничего - не съедят ведь — скорее привыкнет!..

Скоро приехали в "Чуб" - первая избушка (зеленая), для перемены лошадей... Таких "зимовок" на волоку пять. Здесь можно напиться чаю, поспать, переменить лошадей и т.д.

Через 3 1/2 часа я прибыл в Яреньгу (поселок в 3 дома). Едва я успел войги в станцию, как вошел за мной парень, лет 26-27.

- Откуда будете и куда проезжаете? галантерейно начал он. Манеры и речь сразу обнаружили солдата...

- Не можете ли вы похлопотать вот насчет разных делов, продолжал он. Вот, примерно, у нас тут большое стеснение в лесе, рубить не дают, штрафуют, а лесу цельная уйма - весь даром гибнет, да и хлебам мешает он, потому замерзают они...

Я ответил, что, несмотря на мое желание помочь, я ничего не могу сделать. Известная правда была конечно в словах говорившего. Действительно, несмотря на обилие леса, на то, что страшно много гибнет его зря (от бурь, от пожаров), население все же ограничено в пользовании им. Этот факт влечет за собой намеренные поджоги со стороны населения и таким образом громадные пространства леса гибнут даром...

- Ежели нам не дают, то пусть пропадает и никому не достается! Говорили не раз мне зыряне... "А к тому же, ежели подпалишь, то паленый-то лес дешевле дают"...

Как бы странно ни казалось, но гораздо выгоднее для казны предоставить лес крестьянам даром, чем брать за него хотя бы и пониженную плату, потому что тогда само население будет гораздо бережнее обращаться с лесом...

Сноска обрезана. - B.C.

211

- А вот не можете ли вы прошеньице написать насчет того, продолжал солдат, не обратив внимания на мои слова. - Вот теперь земство проводит в Удору новые дороги, по эвтой, значит, дороге никто не будет ездить и жить нам тут будет невозможно, потому зимой дороги не будет. Так вот бы помощь што-ли какую дало бы земство для переселения...6*

- Но ведь у вас же земли и лугов - уйма, зачем же вам переселяться?

— Оно земли-то много, говорить нечего, да вот дороги-то не будет Зимой...

Я отговорился тем, что ничего не знаю и скоро уехал из Яреньги... Солдат, видимо, был делец и пользовался случаем выспросить и посоветоваться со всеми, но вместе с тем в нем как-то ясно проглядывался будущий "кулак" и "почвенный" человек...

Потому, оказалось действительно, что у него была мысль переселиться в город и открыть там "трактирчик"...

В Яреньге дали мне ямщину - молоденькую девушку.

- Вы, поди, и править не умеете, заметил я, садясь в телегу.

— Я-то? Ну-ко, садись давай, пренебрежительно заметила она. Едва я успел сесть, как она гаркнула, свистнула, и лошади полетели... В гору или под гору, не обращая внимания на тряску, она гнала лошадей во "весь мах"...

Я сидел, как мячик прыгал "семо и овамо", и боялся только того, что вот-вот наша ось полетит к черту, либо лошади свалятся с ног... Но ничего, благополучно доставила она меня на следующую зимовку. Она оказалась знаменитой на всю Удору ямщицей - Парасковьей.

— Лошади меня знают, и сами бегут, говорила она мне обратной дорогой...

А дождь все накрапывал. Одна зимовка проходила за другой и в сущности картина мало менялась... Те же леса, те же цветы по краям дороги, туча комаров и оводов, жара в зимовках, комары, лезущие в рот вместе с чаем и т.д. К вечеру я подъезжал к Буткану, первому Удорскому селенью...

Буткан — глухая деревушка...

На станции мухи, комары, клопы и грязь6.

Вошел старик — хозяин. Начались разговоры... Пригласили слепого старика сказочника Пукоева и за кипевшим самоваром полилась у нас беседа о былом и настоящем...

Прихлебывая горячий чай и закусывая "кренделями", два старика рассказывали мне о леших, водяных, о старых богатырях, о старых "чудских" преданиях и о различных современных обычаях и обрядах в области религиозных верований, семьи и обычного права... Старик хозяин оказался прекрасным охотником; 12 медведей убил он на своем веку и немало имел дела с лешими и водяными...

- Лежу это раз я на лавке в "пывсяне"7 и смотрю в окно. А дело было под вечер. Вдруг кто-то отворил дверь и цап меня за ноги... Кой черт! думаю это. Не успел оглянуться, как он потащил меня - только щека

^Теперь станция переведена уже в другой дом. ?ilGc»яя избушка.

212

"сгуркала" по полу. Опомнился, смотрю, дверь настежь открыта и никого нет... Испугался, что говорить. Схватил палку с железным наконечником, обвел черту вокруг баньки, и всю ночь не смог спать, рассказывал хозяин свои знакомства с лешим и пр. господами...

А Пукоев, слепой - как древний Гомер, плавно и художественно рисовал сказочные миры и рассказывал про древних героев: про Аатрака, про Ярана, про знаменитого юриста Балина, ходившего к самому Николаю 1-му и др...

Тихо шипел самовар, жужжали мухи и комары, а речь лилась и лилась... Прошлое воскресало в яркой и красочной речи седого Гомера — лесного поэта.

Слушать этих старых сказочников величайшее художественное наслаждение! Приходится прямо удивляться и красоте их языка, который, к сожалению, я не могу передать по-русски...

И долго шла у нас эта беседа, прерываемая питьем чая, который мы пили" до седьмого поту"...

Важгорт - село большое, бессистемное и грязное.

Здесь два двухклассных училища, больница, волостное правление и т.д. Здесь же зимой с 6 до 18 января бывает ярмарка, куда стекается почти вся Удора. Товары привозятся издалека, начиная от Архангельска и кончая Устюгом.

Как раз на другой день моего приезда ожидались целых три свадьбы. Хотя современный свадебный ритуал я уже знал, но все же воспользовался случаем и на другой день пошел в дом, где одновременно женился брат и выдавали замуж сестру. Вхожу... В доме как раз идет сватанье... Много народу... За столом сидят сваты... Здороваюсь...

- Откуда будете? спрашивает главный сват. Отвечаю...

-А, а... Так... А, что, Питер-то побольше будет Важгорта или нет? с какой-то иронией продолжает он...

- Как будто немного побольше... Я отвечаю, нарочно, по-зырянски, а он продолжает с иронией спрашивать меня по-русски... Лицо умное, энергичное и суровое...

- Зачем приехали?

Так и так, объясняю я, и вот теперь прошу позволения побыть у вас и записать ваши обычаи и порядок свадьбы. Можно?

- Конечно, можно... Да что ты стоишь? Садись давай за стол... Я отказываюсь... — Нет, отказываться нельзя, у нас уж такой обычай, ежели кто чужой придет, хозяин должен посадить его за стол и угостить чем может...

Вообще гостеприимство чрезвычайно развито среди удорцев и каждый хозяин считает своим долгом приютить и угостить всякого пришельца... Скоро состоялось "рукобитье" и начался "плач" невесты... На другой день опять тот же "плач". Моя фигура с тетрадью и карандашом в руке, с фотографическим аппаратом на боку - обращала на себя внимание зрителей...

Часть, узнав в чем дело, стараясь помочь мне различными разъяснениями.

213

А невеста продолжала плакать по родным и подружкам.

Вдруг она подходит ко мне и бух в ноги... Я смутился, сконфузился, но сообразив в чем дело, скорее вытаскиваю деньги и даю ей свадебный гостинец...

Здесь еще сохранились старинные парчовые костюмы. Мне хочется снять их.

Подхожу к девицам и вместе с знакомым мужиком начинаю просить их надеть эти костюмы, чтобы сфотографировать их.

Девицы ломаются... Но, после долгого уламыванья, идут наряжаться и через час они сняты...

Пока мы занимаемся фотографией, раздаются из невестиного дома выстрелы... один... другой... третий и повторяются снова через небольшой промежуток времени... Скоро, значит, пойдут к венцу...

Через некоторое время раздается где-то песня и на улице показывается целый "эскадрон" девушек верхом на конях... Сквозь тихо накрапывающий дождь сверкают разноцветные попоны и яркие платья всадниц. Выстроившись в ряд, они несутся по улице и песня веселая и радостная разносится по селу... Оказывается, они провожают невесту из деревни... Говор окружающей нас толпы, смех, песня девушек, выстрелы смешиваются в один жизнерадостный аккорд, представляющий странный контраст осеннему виду природы...

Современные свадебные обычаи Удоры обнаруживают ясные пережитки полиандрии, "купля и умыкание" жен - живы до сих пор, имеют кой-где следы экзогамии7* и кой-какие легенды, говорящие о снохачестве... Но распространяться здесь об этом не место...

За Важгортом идет село Чупрово с деревней Коптюгой, кончается Вологодская губа. Около Важгорта и Чирков встречаются уже оленьи стада и самоеды; владельцами же стад являются Важгортские зыряне Петровы, Бутыревы и др.

Обратная дорога уже несравненно труднее. Благодаря непрерывному дождю реки разлились, маленькие лесные ручьи - превратились в большие речки и снесли все мосты. Дорога положительно испортилась.

Лошади тихо-тихо плетутся.

Дождь надоел до тошноты... Везде серо, скучно... Сидишь в тарантасе и подпрыгиваешь то влево, то вправо. Комья грязи летят в лицо и облепляют глаза, нос, рот... Скверно... На лодке еще хуже... Брезента нет; сквозь одеяло проходит вода; пока едешь на станцию - весь обмокнешь.

Изредка чуть-чуть покажется клочок лазури.

- Никак проясняется?

- Да пора бы уж, а то и так залило все поля и луга. Радуешься каждому клочку лазури, но проходит час и снова все заволакивается тучами... Снова моросит дождь. Жаль ямщиков и лошадей...

- И чего смотрит земство, жалуются мужики...

Но с грехом пополам я снова в Кослане... Оттуда на лодке в Буткан... Мцень разлилась как в половодье... Несутся по реке бревна, деревья, коряги и масса дров... Дождь на время перестал...

214

"Экой ты Ваня, Да эх, разудалая, Ваня, головушка твоя-я-я..."

Затягивают две девушки в лодке...

Мцень бурлит и пенится... На минутку выглянуло солнце... Песня далеко несется по волнам реки... Становится радостно и весело на душе...

"Что уж далече отъезжаешь от меня? На кого ты еяокидаешь здесь меня?..."

Льется песня. Голоса чистые, звонкие...

"С кем я буду весну красную встречать, С кем я буду долгу зиму зимовать..."

Солнышко светит... весело девушкам... весело и мне... Сажусь и начинаю грести... Славно!...

Вот и Буткан. Дождь снова идет... Хотелось бы заехать в Глотово, но... дождь уж слишком опротивел... Аида на Волок! и на Вычегду!!! Снова лес... зимовки... Вот и Вычегда... Прощай славная, милая Удора!...