Мечковская Н. Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий

ОГЛАВЛЕНИЕ

IV. РЕЛИГИОЗНЫЕ КНИГИ

ПРОПОВЕДЬ И ДИДАКТИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ

80. Коммуникативные функции проповеди.
Первые иудейские проповедники

В религии проповедь так же органична, как молитва. Это фундаментальный, первичный жанр религиозной коммуникации. С началом проповеди учение начинает жить в сознании некоторого с о о б щ е с т в а людей. Если Слово Бога, услышанное пророком, – это мистический "первотолчок" в зарождении религии, то проповедь, в которой пророк (наставник) доносит Божье Слово людям, – это "второй толчок", и при этом не мистический, а вполне наблюдаемый. Религия как межличностный коммуникативный процесс начинается именно с проповеди учения людям.

По отношению к Слову Бога всякая проповедь – это текст "второго порядка", слово наставника п о п о в о д у слова Бога. Цель проповеди состоит в донесении смысла слова Бога до сознания людей. Такая передача смысла представляет собой ту или иную адаптацию первичного текста (слова Бога) к возможностям человеческого разума. Адаптация может состоять в полном или частичном переводе первичного текста на более понятный язык, при этом вторичный текст может быть и расширением исходного и, напротив, его сжатием (компрессией). К расширению первичного текста приводят разного рода его толкования (включая раскрытие всякого рода следствий), далее, повторы тех или иных ключевых значений и, наконец, прибавление к тексту новой эмоционально окрашенной, убеждающей или внушающей информации. Адаптирующий эффект сжатия текста связан с тем, что во вторичном тексте оставлены только главные смыслы.

Элементы проповеди (т.е. истолкования некоторого первичного сообщения) могут быть представлены уже в Писании. Это достаточно обычное явление для "Танаха" ("Ветхого Завета"), поскольку иудейское Св. Писание представляет собой мифологизированную и с т о р и ю еврейского народа, и в историческое повествование оказались включенными не только заповеди Бога, но и связанные с ними проповеди пророка.

Так, во "Второзаконии" Моисей, передав заповеди Божий народу, затем увещевает людей исполнять заповеди – показывая, насколько они важны, как почетно то, что Бог избрал своим народом именно иудеев, и как опасно невыполнение заповедей: "Вот, я научил вас постановлениям и законам, как повелел мне Господь, Бог мой. <...> Итак, храните и исполняйте их; ибо в этом мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов, которые, услышав о всех сих постановлениях, скажут: только этот великий народ есть народ мудрый и разумный" (Втор 4, 5-6).

Ср. также эпизод, показывающий связь и соприкосновение во времени первоисточника вероучения (Писания) и вторичного источника – проповеди (включающей увещевание, перевод и толкование Писания).

Древние иудеи в V в. до н.э. возвращаются из Вавилонского плена в Иерусалим. Они восстанавливают иерусалимскую крепостную стену, и вот на ней благочестивый и ученый священник Ездра, ревнитель иудейской ортодоксии, реставратор религии Яхве, восемь дней подряд (как раз шел иудейский праздник кущей) громко читает народу "Тору". Он читает на древнееврейском языке, однако этот язык плохо понятен народу, несколько поколений которого, находясь в Вавилонском плену, уже перешли на арамейский. Поэтому другие священники здесь же переводят или пересказывают "Тору" на понятном языке, а Ездра при этом толкует непонятное. Именно эти публичные, с городской стены, чтения "Торы", перевод и толкования помогли восстановить иудаизм в после-пленном Иерусалиме. "И принес священник Ездра закон пред собрание мужчин и женщин и всех, которые могли понимать; <...> и читал из него на площади, которая перед Водяными воротами, от рассвета до полудня; <...> и уши всего народа были приклонены к книге закона. <...> Книжник Ездра стоял на деревянном возвышении, которое для него сделали. <...> И открыл Ездра книгу пред глазами всего народа, потому что он стоял выше всего народа. И когда он открыл ее, весь народ встал; <...> и читали из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное <...>; весь народ плакал, слушая слова закона" (Неем 8, 2-9).

81. "Нагорная проповедь" и раннехристианская гомилия.
Судьбы церковного красноречия

Знаменитая "Нагорная проповедь", излагающая суть христианской этики, представляет собой и параллель, и дополнение, и антитезу ветхозаветному "Декалогу" – Десяти главным заповедям иудаизма. Новая этика "Нагорной проповеди" и продолжает "Ветхий Завет" и полемизирует с ним. "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить", – говорит Иисус (Мф 5, 17). Однако ряд пассажей – это именно отрицание заповедей Ветхого Завета: "Вы слышали, что сказано древним: "не убивай; кто же убьет, подлежит суду". А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. <...> Вы слышали, что сказано: "око за око, и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду <...>" и т.д. (Мф 5, 21-40).

Если Десять заповедей "Ветхого Завета" по своей жанрово-коммуникативной природе – это "цитата", "фрагмент" из Откровения, дарованного Богом, то Новозаветная "Нагорная проповедь" Иисуса Христа – это и Откровение Бога и Проповедь Учителя (подобно тому, как Иисус Христос – это и Бог и Человек). По смысловой важности "Нагорная проповедь" – это Откровение, главные заповеди Бога, однако по жанру, по характеру коммуникации (которую воссоздает этот текст), по активности говорящего в стремлении убедить слушателей – это проповедь.

"Нагорная проповедь" позволяет представить черты раннехристианского проповедничества: вселенский и эсхатологический масштаб проповеди, ее озабоченность "последними вопросами" бытия; ее простота, естественность, искренность; ее подчеркнуто некнижный, "уличный" и сугубо устный, неученый характер ("праведность книжников и фарисеев" – это то, что последователи Иисуса должны превзойти, учит проповедь); естественная выразительность взволнованной, спорящей и убеждающей речи; ее коммуникативно-риторическая сила и искусность, скорее всего не расчетливые, а стихийные и потому тем более действенные (с обращением к выразительным образам, специальным средствам активизации внимания слушателей и побуждения их к определенным решениям и действиям).

Исторические источники свидетельствуют, что в первые века христианства проповедь была обычным сопровождением собственно службы Богу (литургии) и коллективных молебнов. Св. Иустин, один из ранних отцов церкви (II в.), следующим образом описывает воскресное собрание христиан и его компоненты – читают Писание, затем проповедь, молитвы, собственно литургия (ритуалы благодарения и причащения): "В так называемый день Солнца [т.е. в воскресенье. – Н.М .] бывает у нас собрание в одном месте всех живущих по городам и селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова дает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда, как я выше сказал, приносится хлеб, и вино, и вода; и предстоятель также воссылает молитвы и благодарения , сколько он может. Народ выражает свое согласие словом аминь , и бывает раздаяние каждому и приобщение Даров, над коими совершалось Благодарение, а небывшим они посылаются через диаконов" (цит. по работе: Мень, 1991, 34). Наставление и увещание предстоятеля подражать тем прекрасным вещам – это и есть раннехристианская проповедь. Ее называли гомилия (греч. omilia – собрание, сообщество; беседа, учение). Позже возник термин гомилетика – 'правила составления проповедей; наука о церковном красноречии'. Сохранились сведения, что практические руководства по гомилетике составлял между прочим и Ориген (185-254), знаменитый богослов и библеист.

Воскресная проповедь в средневековом западном христианстве, в особенности в крупных храмах, была достаточно обычным делом. При этом нормативные руководства для проповедников долгое время отсутствовали. Считалось, что пастырское слово о Боге не нуждается в риторических украшениях и что искренняя вера подскажет нужное слово. Отчасти такие взгляды поддерживались видимой простотой, композиционной "невыстроенностью" "Нагорной проповеди" или посланий апостола Павла. Поэтому на технику проповеди не обращалось специального внимания. Один из отцов западной церкви папа Григорий Великий в "Пастырском попечении" (ок. 591) писал: "Кого Господь наполнил, того он тотчас делает красноречивым" (цит. по работе: Гаспаров, 1986, 99). Однако с развитием европейской риторики, с ростом популярности руководств о том, как составлять письма и деловые бумаги, в XIII – XIV вв., появляются учебники и по церковному красноречию (лат. ars praedicandi – искусство проповеди).

В университетах на факультетах теологии учили так называемой "тематической" проповеди, отличая ее от гомилии как проповеди "свободной", безыскусной. В "тематической" проповеди требовалось по определенным логическим и риторическим правилам развивать "тему", заявленную в заглавии проповеди. "Темой" могла быть строка из Писания, похвала празднику или святому (в день памяти которого идет служба), толкование имени святого или вообще любого имени, рассуждение о событии, годовщина которого приходится на день службы, и т.д. Такие проповеди читались в храмах, т.е. были видом устной публичной торжественной речи, однако они готовились заранее, т.е. существовали и в письменной форме, и нередко впоследствии печатались – в качестве сочинений, представляющих самостоятельную богословско-публицистическую и эстетическую ценность. "Тематическая" проповедь (ее еще называли "университетской") несколько веков ощущалась как вершина церковно-риторической учености.

Среди знаменитых руководств по ученому церковному красноречию есть и украинская гомилетика – "Наука, албо способ зложеня казаня" (1659) Иоанникия Галятовского, ректора Киевского коллегиума, эрудита и полемиста. Он напечатал этот трактат в книге "Ключ разумения" – сборнике образцовых казаний (проповедей), предназначенных в качестве практического пособия для проповедников. Автор подробно и просто рассказывает о двух жанрах проповеди – на воскресение и на похороны. Гомилетика написана как советы опытного проповедника начинающим – о том, как выбирать и развертывать тему, как делать проповедь связной, как добиваться внимания слушателей, как, говоря о неправедном богатстве, не слишком смущать и пугать богатых, как не приводить людей в отчаяние надгробным словом и т.д. Это первая у восточных славян печатная риторика. В XVII в. она еще дважды переиздавалась в Киеве и Львове, переводилась на церковнославянский язык для Московской Руси и была настольной книгой для многих поколений священников*.

* Имеется два научных издания "Ключа разумения" Иоанникия Галятовского (вместе с гомилетикой) – факсимильное (Рим, 1975) и наборное (Киев, 1985).

Проповедь в известном смысле противостоит собственно богослужению (литургии). Если чинопоследование служб строго задано Служебником и Типиконом, то проповедь – жанр свободный, менее ответственный, менее обязательный, и поэтому предоставляющий проповеднику возможность определенного выбора содержания и способа пастырского учительного общения с верующими (выбора, разумеется, в известных границах). Новые тенденции в конфессиональной области обычно проявляются раньше всего именно в проповеди. Достаточно сказать, что вхождение народных языков в храм начиналось с проповеди, затем разрешалось чтение отрывков из Писания на народном языке, позже – новые молитвы и песнопения и только в последнюю очередь народный язык допускался в литургию (подробно см. §96).

В проповеди есть непредсказуемость и, следовательно, риск неортодоксальности. Поэтому православная и католическая церковь, особенно в прошлом, так или иначе ограничивали возможности проповедничества. Например, в православии право литургийной проповеди дано только епископам и пресвитерам (священникам), но не диаконам.

Протестанты, напротив, активно развивали проповедничество, видя в свободной проповеди возвращение к чистоте и религиозному творчеству раннехристианских времен. Отказавшись от всех таинств, кроме крещения и причащения, протестанты именно в проповеди стремились видеть своего рода новое таинство – sacramentum audibile, т.е. слышимое таинство. Косвенным образом это способствовало развитию проповеди у католиков и православных. Расцвет католической, в особенности иезуитской проповеди в эпоху контрреформации, отчасти был реакцией на успехи протестантского проповедничества, поисками "своего" противовеса тому, что привлекало христиан к протестантизму.

У православных восточных славян ученая литургийная проповедь входила в церковный обиход начиная с XVII в., преодолевая при этом значительное сопротивление консервативных клерикальных кругов. Мелетий Смотрицкий в 1629 г. писал, что еще недавно православные восклицали: "О, проклятая проповедь!" (Маслов, 1984, 65). Защита или поощрение проповеди всегда были чреваты упреком в протестантизме. Аналогичные мотивы слышны и сейчас: например, московского священника отца Георгия Кочеткова обвиняют в протестантизме прежде всего за регулярные и продолжительные проповеди.

82. Комментаторская культура иудаизма

В религиях Писания проповедь рано стала выполнять еще одну коммуникативную задачу – толковать "трудные места" священного текста. Наряду с "наставлением и увещанием" "следовать Закону" и "подражать прекрасным вещам", проповедь стала жанром, в котором складывались приемы объяснения того непонятного, что звучало в литургии. Во время ритуального чтения отрывков из Писания попутный комментарий непонятного не допускался – таков фундаментальный принцип в отношении к священному слову в религиях Писания. Другое дело проповедь – в качестве текста "второго порядка", слова наставника п о п о в о д у слова Бога (см. §80).

Проповедь в храме всегда в той или иной мере содержит толкование Писания, поскольку такова общая цель проповеди – донести смысл слова Бога до сознания людей. Однако очень скоро толкования выходят за границы того, что может вместить устное слово священника. Толкования, всякого рода комментарии к Св. Писанию становятся преобладающим типом знания вообще, а культура, в центре или в фундаменте которой находится религия Писания, развивается как к о м м е н т а т о р с к а я культура, как рефлексия по поводу главного текста культуры – Писания. При этом генетическая связь с проповедью, с наставлением в храме сказывается в характерном для такого знания привкусе дидактики, назидания. Это то знание, которое надлежит знать, которому учит конфессиональная школа.

В иудаизме разнообразные комментарии к "Торе" начинают составляться еще до канонизации "Танаха" ("Ветхого Завета") – в текстах, которые потом станут разделами и книгами "Талмуда". По своему содержанию или характеру основная масса толкований принадлежит трем областям знания (если говорить об этом в современных терминах): богословию, праву и филологии.

"Талмуд" всесторонне разрабатывает самое технику филологического и логико-филологического комментирования текста, методически определяя и демонстрируя на примерах 32 приема толкования текста. Часть приемов была связана с необходимостью устранить противоречия в интерпретации различных установлений "Торы", в том числе путем допущения непрямого, переносного, расширительного, сужающего, иносказательного и разного другого понимания слова или фразы. Таким образом, "Талмуд" и иудейская школа воспитывали готовность к небуквальному пониманию слова и учили понимать разные пласты смысла в одном слове. Понятно, что внесение в школу, в культуру таких принципов и методов понимания интенсифицирует мышление, расширяет информационные горизонты общества.

В "Талмуде" есть пассажи, напоминающие филологический разбор писательского мастерства, со своего рода мысленными экспериментами, позволяющими "взвесить" смысловую значимость отдельных элементов текста.

Вот пример таких наблюдений (в передаче Й.Телушкина). Раввины считали, что каждое слово "Торы" – от Бога, ни одно слово не напрасно. Поэтому, когда они находили слово или выражение, казавшееся не столь важным, они стремились выяснить, какую новую идею или нюанс стремится передать с их помощью Библия. Характерна дискуссия о фразе из "Бытия", касающейся Ноя: Вот житие Ноя. Ной был человек праведный, непорочный в своем поколении (Быт 6,9). Какие слова не кажутся существенными? – В своем поколении. – Почему же, спрашивают мудрецы, "Тора" включает их?

Высказывается несколько мнений. Один раввин говорит: "В своем, особенно порочном, поколении Ной был праведным и безупречным человеком, но не в других поколениях". Другой раввин возражает: "Даже если в своем поколении – то тем более в других поколениях". Замечательно, что "Талмуд" не только показывает, как по-разному люди понимают один и тот же текст, но и объясняет эти различия: дело в разном индивидуальном опыте людей. Оказывается, второй раввин стал религиозным только во взрослом возрасте, а до этого был вором, гладиатором и цирковым служителем. Он хорошо знал, как трудно быть хорошим, если происходишь из бедной и аморальной среды. В его глазах Ной, происходивший из такой аморальной среды, но ставший праведником, был куда более велик, чем если бы вырос среди праведников (Телушкин, 1992, 125-126).

Самый знаменитый и до сих пор высокоавторитетный комментатор еврейских священных книг – раби Шломо бен Ицхах, или сокращенно Раши (1040-1105), признан в иудаизме величайшим еврейским учителем средневековья. Он открыл бесплатную иудейскую школу в Труа (Франция) и стал родоначальником мощной комментаторской традиции. Его сжатый и ясный стиль до сих пор влияет на ивритоязычных авторов.

Комментарий Раши к "Торе" стал первой книгой, напечатанной на еврейском языке в 1475 г. – даже раньше самой "Торы". Знание "Торы" с комментарием Раши сделалось нормой традиционного иудейского образования и вошло в обязательное еженедельное чтение.

Сам "Талмуд" нуждается в значительно большем комментарии, чем "Тора" – прежде всего из-за сложного языка, включающего арамейские, еврейские, греческие термины, и стихийно запутанной архитектоники. Раши сделал больше всех, чтобы сделать "Талмуд" доступным для читателя. В течение 900 лет все, кто изучает и издает "Тору" и "Талмуд", пользуются его комментариями. "И если бы Раши не написал свой комментарий, объясняющий трудные арамейские слова и ведущий читателя по прихотливым и иногда запутанным логическим путям, "Талмуд" мог бы оказаться давно забытым" (Телушкин, 1992, 143-144).

Потомки Раши (два зятя и три внука) предложили свой комментарий, именуемый "Тосафот" (XII в.). Комментарий получил признание, и с тех пор "Мишну" стали издавать с двумя комментариями, которые печатаются курсивом на полях, причем для комментария Раши отводят внутренние поля, а для "Тосафота" – внешние. При этом более ранний комментарий Раши считается более авторитетным.

Третий из классических сводов комментариев к "Торе" и "Талмуду" – это "Мидраш" (еврейск. – 'истолкование, изучение'). Он составлялся раввинами в IV-XII в. и был кодифицирован в XIII в. В зависимости от темы комментария, различают "Мидраш Галаха" – толкование юридических установлений "Торы" и "Мишны", и "Мидраш Агада" – толкования этических и богословских пассажей, в том числе притчей, афоризмов, фольклорной мудрости "Торы" и "Талмуда". В кодифицированной редакции "Мидраша" отдельные комментарии расположены так, чтобы соответствовать последовательности стихов "Торы". Так было создано непрерывное, стиха за стихом, толкование всего "Пятикнижия Моисеева*.

* В филологии подобный комментарий ("строка за строкой" классического текста) остается тем жанром справочной литературы, который едва ли не выше всего ценится широкими кругами практиков. Например, комментарий Н.Л. Бродского "Евгений Онегин". Роман А.С. Пушкина" (пособие для учителя) между 1932 и 1964 гг. издавался пять раз; книга Ю.М. Лотмана "Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий" (пособие для учителя) – дважды (в 1980 и 1983 гг.).

83. Христианская экзегетика и герменевтика.
Толковые евангелия и псалтири

Термины экзегетика и герменевтика восходят к греческим словам с близким значением (хотя и далеких корней) и поэтому переводятся почти одинаково: экзегеза (от греч. exegetikos – разъясняющий) – это разъяснение, толкование; герменевтика ( от греч. hermeneutikos – разъясняющий, истолковывающий) – искусство, техника толкования классических текстов.

Иногда эти термины понимаются одинаково (например, в "Советском энциклопедическом словаре"). Иногда между ними видят различие, причем есть две основных трактовки этих различий: 1) экзегетика толкует текст с максимальным учетом конкретных исторических условий его создания, в то время как герменевтика озабочена интерпретацией исторического источника с позиций сегодняшнего дня; 2) герменевтика стремится понять текст "из него самого" – путем исчерпывающего анализа его лексики, грамматики и экспрессивно-стилистических качеств, в то время как. экзегетика – активно привлекает "внешние" данные (исторические известия, показания независимых источников и т.д.). Иногда под герменевтикой понимают фундаментальные принципы толкования, а под экзегетикой – изъяснение конкретного текста (ср. Мень, 1987, 281). Однако, разумеется, никакой одной пары терминов, впрочем, как и двух и трех, не хватит, чтобы обозначить все те аспекты и уровни понимания текста, которые различают в этом процессе современная психология и философия. Поэтому многозначное и нечеткое употребление этих терминов пока неизбежно и в общем терпимо.

В христианской традиции комментирование Св. Писания начинается уже в "Новом Завете", в частности в тех случаях, когда речь повествователя или персонажа содержит "глухую" ссылку на "Ветхий Завет", а затем евангелист дает ее развернутое толкование, при этом на полях текста со временем стали сокращенно указывать то место в Библии, к которому отсылает данный стих.

Вот Иисус в Иерусалиме изгоняет из храма торговцев и менял. "И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делайте домом торговли" (Ин 2, 16). В словах Иисуса есть аллюзия к 68-му псалму: "Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословия злословящих Тебя падают на меня" (Пс 68, 10). Но читатель может не заметить намека, поэтому евангелист раскрывает его и одновременно говорит о реакции на происходящее учеников: "При сем ученики Его вспомнили, что написано: "ревность по доме Твоем снедает Меня" (Ин 2, 17). При этом на полях стали помещать отсылку к нужному стиху 68-го псалма, а также указывать параллельные места в других библейских книгах. Например, заключительный стих в этой же главе – "И не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке; ибо Сам знал, что в человеке" (Ин 2, 25) – сопровождается тремя ссылками: Пс 7, 10; Иер 11, 20; Ин 6, 64.

Далее, толкования тех или иных стихов Писания были обычны в проповедях – и в безыскусных гомилиях ранних христиан, и в поздних ученых проповедях, которые нередко строились именно как развернутое толкование библейской сентенции (см. §81). Позже стали создавать последовательные (стих за стихом) толкования на отдельные книги Св. Писания. Первые такие толкования составляли византийские отцы церкви в IV-VI вв. Толкования требовались для проповеди и катехизации, для подготовки священников, а также и для более общих и широких задач развития богословия и всестороннего осмысления Писания. Постепенно в восточном христианстве были созданы (на греческом языке) и переведены на церковнославянский толкования на все основные книги Нового Завета, а также на некоторые книги Ветхого Завета – в первую очередь на те из них, которые читались при богослужении. В результате сложился особый тип (или жанр) канонических текстов – Толковое Евангелие, Толковая Псалтирь, Толковый Апостол. Книги этого типа включали библейский текст и толкования на него. У православных славян еще в допечатной книжности для "Псалтири" и "Песня Песней" имелось по несколько толковых версий (на церковнославянском языке), однако на некоторые книги не было толкований (в том числе для "Пятикнижия Моисеева" имелось толкование только на первые главы "Бытия", где говорилось о сотворении мира; см.: Алексеев, 1992).

В новое время в христианстве выработаны толкования на все книги Ветхого и Нового Завета. В русской традиции такие сочинения могут иметь варьирующиеся жанровые обозначения, ср.: "Откровение Господа о семи Азийских церквах (Опыт изъяснения первых трех глав Апокалипсиса)" А. Жданова, "Апокалипсис и обличаемое им лжепророчество" Н. Никольского, "Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Апокалипсиса" М. Барсова и т.п.

О стиле и характере современного толкования Писания можно судить по следующему отрывку из комментария к "Апокалипсису" (комментарий относится к словам о Книге в деснице у Сидящего на престоле, написанной внутри и отвне, запечатанной семью печатями (Откр 5,1): "Книги в древности состояли из кусков пергамента, свернутых в трубку или навитых на круглую палку. Внутрь такого свитка продевался шнурок, который связывался снаружи и прикрепляем был печатью. Иногда книга состояла из куска пергамента, который складывался в виде веера и был стянут поверх шнурком, припечатанным печатями на каждом сгибе или складе книги. В таком случае раскрытие одной печати давало возможность раскрыть и прочесть только одну часть книги. Писание производилось обыкновенно лишь на одной, внутренней, стороне пергамента, но в редких случаях писали с обеих сторон. По изъяснению св. Андрея Кесарийского и др., под книгой, виденной св. Иоанном, следует разуметь "премудрую Божию память", в которой вписаны все, а также и глубину Божественных судеб. В этой книге были, следовательно, вписаны все таинственные определения премудрого промысла Божия о спасении людей. Семь печатей означают или совершенное и всеми незнаемое утверждение книги, или же домостроительство испытующего глубины Божественного Духа, разрешить которое никто из созданных существ не может. Под книгой разумеются и пророчества, о которых Сам Христос сказал, что частью они исполнились в Евангелии (Лк 24, 44), но что остальные исполнятся в последние дни. Один из сильных Ангелов громким голосом взывал, чтобы кто-нибудь раскрыл эту книгу, сняв семь печатей ее, но никого не нашлось достойного "ни на небе, ни на земле, ни под землей", кто бы дерзнул сделать это. Это означает, что никому из сотворенных существ недоступно ведение тайн Божиих. Эту недоступность усиливает еще выражение ниже зрети ю , то есть 'даже посмотреть на нее'. Тайновидец много скорбел об этом..." и т.д. (Архиепископ Аверкий. Апокалипсис, или Откровение Святого Иоанна Богослова: История написания, правила для толкования и разбор текста. М.: Оригинал, 1991. С. 31 [сочинение 30-х гг. XX в.]).

В 1904-1912 гг. в России в качестве приложения к журналу "Странник" была опубликована 12-томная "Толковая Библия или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета" на русском языке. В 1987 г. издан репринт этого издания в 3-х томах Институтом переводов Библии в Стокгольме.

Толкования на книги Св. Писания представляют собой универсальный, многоадресный жанр богословской литературы. Они опираются на огромную подготовительную богословско-филологическую работу и во многом завершают ее.

Стилистически толкования тяготеют к той простоте, определенности и "надличности" изложения, которые присущи руководствам по догматическому богословию. Толкования демократичны и поэтому используются в устной проповеди и при катехизации. Вместе с тем толкования изучаются богословами, философами, историками духовной культуры. В целом толкования – это ответственный, репрезентативный и по-своему итоговый жанр библейской филологии.

Совокупный объем штудий по истолкованию библейских текстов огромен, их направления разнообразны, а результаты во многом определили сам профиль гуманитарного знания в христианском мире. Исследования по библейской экзегезе привели к сопутствующим выдающимся методологическим открытиям (например, такого ранга, как учение Филона Александрийского о четырех уровнях интерпретации текста); к появлению целых отраслей гуманитарного знания, неизвестных античности (например, лексикография и в особенности толковая лексикография; теория перевода; текстология).

В кругу историко-филологических исследований, связанных с определенными регионами и эпохами (такими, как европейская классическая филология, исследующая европейскую античность; как германская филология; славянская; древнеиндийская; романская; финно-угорская и т.д.), библеистика (библейская филология) является старейшей и самой разработанной дисциплиной. В силу выдающейся религиозной и культурной ценности тех памятников, которые она изучает, библейская филология превосходит все прочие филологии по количеству и качеству исследовательского труда, "вложенного" в исследование каждого источника. Успехи мировой библеистики позволили осуществить критические (научные) издания христианского Св. Писания, представляющие собой высшие достижения издательской культуры современного человечества.

84. Пятничная проповедь у мусульман.
Коран не толкуется в мечети

Правоверным мусульманам предписано молиться пять раз в день, причем не обязательно в мечети (можно и дома, в поле, в дороге). Однако раз в неделю, по пятницам, мусульмане должны молиться в мечети, и тогда произносится главная недельная проповедь (предшествующая молитве) – хутба . Пятничную, а также праздничную проповедь произносит особое духовное лицо – хатыб ; часто он же является и имамом мечети. Проповедь в значительной степени ритуализована: ее произносят в особой одежде, требуется состояние ритуальной чистоты у хатыба, исполнение близко к рецитации.

В отличие от христианства, в исламской проповеди не толкуется и не обсуждается Писание. Комментарий к Корану – это область не столько этики и дидактики, сколько права и политики. Поэтому комментирование Корана ( тафсИр ) обращено в большей мере к профессиональным знатокам Корана – богословам и юристам, чем ко всем верующим. В наше время в ряде исламских государств содержание пятничной проповеди контролируется светскими властями; иногда ее составляют непосредственно государственные чиновники (Ислам, 1983, 121).